Вот проснулся так посреди ночи, а за окнами твой почивший родственник стоит и через закрытые шторы на тебя темными провалами глаз смотрит. Причем, шторки плотные, свет вообще не пропускают, от бессонницы тебе их советовали, а все равно знаешь, что там он. Смотрит. На тебя.
Взрослые мужики после такого начинают страдать недержанием, причем, не только словесным. Женщины в этом плане по выносливей, особенно замужние. Ну да, они–то точно знают, где лежит самая приятная на ощупь сковородка и где хранятся грязные носки мужа (ядерное оружие практически, если судить по запаху, правда не понятно, почему их до сих пор не запретила конвенция по правам человека, но сия тайна не в нашей компетенции, увы).
И вот, когда к тебе являются двое из ларца, одна из которых – эффектная, молодая девушка с горящими зеленым огнем глазами, а второй – Стужев, и говорят: здравствуйте, мы здесь что бы спасти вас от буйных приведений, заодно памперсы для взрослых принесли, берите, пользуйтесь, не благодарите и да, кстати, где у вас любимые занавески вашей бабушки, нужно позарез.
Да, нам отдали те несчастные шторки, к которым прицепился призрак бабушки и мы их сожгли, чем спасли всю семью от нервного истощения. Нам вообще очень многое отдавали, даже то, что мы не просили. К примеру – деньги. А учитывая, что мы оба временно не работаем… Ну да, мы от денег отказались. Потому что нельзя наживаться на чужой беде.
– Нет, потому что мы идиоты, – любил повторять Макс, вздыхая по упущенной выгоде.
– Зато мы можем считаться хорошими людьми, – парировала я.
– Хорошими идиотами, – покладисто соглашался мой напарник и в такие моменты бесил еще сильнее.
Правда меня больше беспокоило, когда его кидало в апатию, нежели когда он разводил бешеную активность. Накатывало на него внезапно и я боялась, что однажды посреди схватки с каким–нибудь опасным упырем Стужев вот так пригорюнится, сядет попой на пока еще теплую земельку и начнет рассуждать о своих ошибках. А упыри хоть и мертвые, и злые, но когда–то были людьми. Они могут сжалится и избавить напарника от мук совести, скажем, с помощью отрыва головы от шеи. Что, как вы понимаете, меня не устраивало по целому ряду причин. Но пока, тьфу–тьфу–тьфу, таких эксцессов у нас не было. Так что если Стужев занят делом, то пусть так. Сказки, так сказки. Двенадцать монстров за три дня…
Кстати, вернемся к описанию наших трудовых будней. И раз уж речь зашла про упыря. Три! Три штуки этой нечисти. Они вылезли на нашу грешную землю с разницей в пару часов, пока мы их караулили на кладбище, то чуть не поубивали друг друга.
– Отстать от моей книги! Это важно, там ответы! – и орала эту глупость не я. А Макс.
– Нет там ничего, задрал уже ее по сто пятьдесят девятому разу читать! У тебя мозги кипят, я вижу пар из ушей!
– У тебя он тоже идет. И книга не причем!
Тут дело в чем. Погоды нынче стояли настолько жаркие, что словосочетание «бабье лето» заиграла новыми красками для отдельно взятых сибиряков. Ну у нас как. Первого сентября, ровно в ноль–ноль часов начинается осень (это если мы себя весь год хорошо вели, слушались хранителей правопорядка, вовремя вставали на работу и не грубили страшим, если – нет то фиг вам, а не лето). Осень это когда грязь, холод и стены дождя воспринимаются, как вполне себе подходящая погода для прогулок. Бывает еще хуже. Поверьте мне. А сейчас уже две недели стоит сентябрь и… жара. Причем, не просто тепло. Температура днем под сорок, что вообще, наверное, ненормально для нашего климата. Ночи были жаркие и душные, располагающие прибить не в меру деятельного напарника. Видимо, глобальное потепление все–таки решило, что оно таки существует и дало о себе знать в странах, где кроме приятной прохлады (или полного Карачуна) отродясь ничего другого не водилось. Вокруг города полыхали пожары, ветер гнал дым прямо на нас. Небо круглосуточно было заволочено темным и едким смогом. И дышать было практически нечем. Все дружно завидовали ихтиандру из известной книжки и старались отрастить жабры. Хотя умудренные жизнь люди говорили, что даже тогда дышать все равно будет нечем, потому что еще не понятно что фабрики выливают в воду. Ну собственно по этому я и пыталась очистить воздух в комнате… как вы знаете, мой успех трудно описать приличными словами, разве что вот такими – что за жуть я нафигачила?
Вы же еще помните, что и монстров было двенадцать, а я пока рассказала про восьмерых? Так вот, пока мы караулили упырей и пытались друг друга не убить, к нам привязался еще один субъект. Я все же склоняюсь к мысли, что это была очень одичавшая шишига.
– С такой мордой? – парировал Стужев, отпихивая ногой лохматую, агрессивную и неподдающуюся идентификации нежить. Та не сдавалась, перла напролом, бешено размахивая толстенными руками и пытаясь присосаться к нашему энергетическому полю. – Точно очередной мутант, смесь лешего с… не знаю… трактором!
Но тут, прямо в разгар столь занимательного времяпрепровождения, а мы с Максом перестали ругаться, пытаясь отцепится от назойливого существа, появился призрачный хозяин кладбища. Он махнул рукой и монстрика буквально сжало в лепешку, существо печально завыло и провалилось прямо сквозь землю. Хозяин кладбища, расплывчатая фигура на которой невозможно было сконцентрировать взгляд, немного постоял рядом с нами, а затем сказал:
– Даже мне вас жаль, – и исчез. Короче, настроение в эти дни было у нас обоих не ахти. Еще мы поймали зеркального двойника, их кстати, последнее время стало подозрительно мало. И на Обском водохранилище обезвредили нескольких русалок. Те зачем–то выперлись на сушу, хотя не русальная неделя... Знать не хочу, что в том водохранилище происходит на подводных глубинах.
Ну и вот. Ночью я отбелила себе комнату, а теперь наводочка. Но Макс сегодня выглядел чуть лучше, чем вчера, так что трудотерапия дает свои плоды и нечего жаловаться, размазня! Потом поспишь! Быстренько одевшись в вещи соответствующие погодным условиям (плюс тридцать пять), мы потопали на дело.
– Что хоть известно–то, а Макс, Макс! – мне пришлось очень аккуратно отработать на напарнике тычек под ребра. Мы уже уселись в такси и я честно ждала, когда он заговорит сам. Целых сто пятьдесят семь секунд ждала (да, я считала), но Макс флегматично уставился в окно и молчал. Апатия вернулась, ну здорово, конечно. Напарник слишком далеко отъезжал в свои мысли и я уже не стеснялась применять весь свой арсенал для привлечения внимания.
– А... Да там призрак. Очередной. Тетка какая–то гоняется за своей родственницей, спать по ночам не дает, требует все чего–то и кажется, подожгла поликлинику...
– А сейчас вот соберись, Стужев и выдай мне подробности, – пришлось повторить тычек, так что бы попасть ровно в тоже самое место. Таксист даже не удивился моему поведению. Видимо, уже нас возил. – В конце концов, ты не боишься, что если упустишь хоть кроху информации, то нас порвут на куски?
– Ну чего тебе не имется–то! – возмущенно потер свои ребра напарник, явно преувеличивая мою способность доставить собеседнику дискомфорт. – В любом случае, единственное, чего мне стоит опасаться во время сражения с нечистью, что ты слишком сильно себя накрутишь, психанешь, и порешишь меня вместо какого–нибудь вурдалака.
– Не вместо, а вместе с каким–нибудь вурдалаком, Стужев. Я ж профессионал, – парировала я. – И вообще, что там у тебя за фантазии такие.
– У меня не фантазии, а инстинкт самосохранения. А ты его все время провоцируешь.
Я обиделась после этих его слов и перестала разговаривать всю оставшуюся поездку на такси.
Видите ли я у него инстинкт самосохранения, блин, провоцирую. А инстинкта самовозгорания в опциях выбора не предусмотрено? Или самозатыкания? Я вообще–то взрослая, местами симпатичная, очень редкими местами даже добрая и обаятельная девушка в самом расцвете сил. Я могу аки приличная амазонка умучить до смерти любую нечисть, не прибегая к холодному и огнестрельному оружию. А в своем напарнике, с которым я пару раз даже целовалась, пробуждается только инстинкт самосохранения. Как будто других инстинктов у него нет. Обидно, да!
Через пару минут Стужев устыдился. Даже попытался заговорить. Но я демонстративно залезла в телефон (жаль, буквально так сделать нельзя, сколько ненужных споров удалось бы избежать). В первые дни после происшествия с Виктором Петровичем мой напарник был прям лапочкой, ни слова грубого, ни шуточки дурацкой. Сколько времени мне пришлось угробить на то, что б он снова стал вести себя, как нормальный Стужев и перестал пугать меня свой вежливостью. Ну да, вы правильно подумали. Дура я. Теперь не жалуйся!
Я выдохнула и все–таки занялась более полезной деятельностью – стала рыться в интернете, надеясь выудить из всемирной сети информацию о поджоге женской консультации. Но или я теряю былой навык или это событие миновало новости стороной. Хотя мне попалось пару статей о участившихся попытках выкупить еще не рожденных детей у рожениц. Что–то совсем недоброе происходит в моем городе. Кроме того, три случая странной пропажи уже более взрослых детей пяти–семи лет. Причем, очевидцы клянутся, что пропавших уводили с детских площадок, когда народу там было довольно много. Еще не понятней, что детей после находили на каких–то пустырях, довольно далеко от места пропажи, но с малышами все было в порядке. Никаких следов насилия. Более того, они даже не были слишком напуганы.
Короче, я ничего не понимала в этом деле, Стужев молчал, я расстроилась, обиделась, вылезла из такси, когда мы приехали в какой–то двор и гордо, не став дожидаться Макса, затопала в направлении ближайшей поликлиники.
– Нам в другую сторону, Колумб ты мой в юбке, – окликнул меня Стужев. Ну да, сегодня я в платье, жарко ж, но что обзываться?
– Я скорее Ван Хельсинг. Как между прочим и ты! И не сыпь мне соль на женское счастье. Когда я в последний раз могла позволить себе юбку? – не сбавляя планку собственного достоинства в движениях и голосе, ответила я, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и теперь уже точно зашагала в правильном направлении. – Эм, Стужев, речь вроде про больницу шла, нафига мы на детскую площадку поперлись?
– А в консультации нам делать нечего, дело–то не в месте, а в несчастной девушке, за которой гоняется какая–то сущность, причем, меняя наружность, – соизволил объяснить мне напарник.
– Но может быть стоит наведаться в медучереждение, обычно призраки не настолько наглые, что б идти за девушкой к гинекологу.
– Туда уже наведалась Стефа. Потерпевшая ее родственница и как я понял, там не призрак. Ну или не совсем обычный призрак. У нас в последние время много мутантов развелось. Так это существо ее и днем и ночью преследует. Причем, днем огнем балуется. А вот ночью ругаться лезет.
– Ругаться?
– Требует что–то, Стефа неразборчиво сказала. А вот они. Ты сама что нужно спроси.
Девушка стояла возле подъезда и отказывалась заходить туда. На вид ей было лет двадцать, красивая, с пшеничными волосами и кажется, на восьмом месяце беременности. Рядом с ней активно жестикулируя, стояла Стефа. Между ними наблюдалось определенное сходство.
– Да нельзя тебе на такой жаре! – увещевала Стефа. – Себя не бережешь, о ребенке подумай!
– Я о нем и думаю, – к моему удивлению, голос у девушки был довольно глубокий и чуть с хрипотцой. Это рьяно резонировало со всей остальной внешностью. – Они мне в квартире прохода не дают. Я только в спальне и укрыться могу.
– Так там и посидим.
– Ну знаешь ли, мне иногда и в туалет надо. А в коридоре это… – девушка изобразило нечто прямоугольное и зловещее.
– Здравствуйте… мы видимо к вам? – тактично перебила я, пока одна вторую не довела до солнечного удара, а вторая первую до преждевременных родов. Стефа так нам обрадовалась, что выпалила все сразу и одним словом.
– Точноковенэтоонизадолбалисобаки!
– Эм… – видя наше замешательство, беременная девушка протянула руку и представилась.
– Я – Ася, – мы тоже представились, оказывается Стефа уже все уши двоюродной сестре про нас прожужжала (как мы выяснили, когда Стужев со всей своей деликатностью прямо в лоб спросил кто тут кто). По тому мы предложили ей рассказать чуть более подробно, что происходит в ее доме.
– Это существо такое темное. На лице капюшон глубокий, парит над полом и такое… как прозрачное.
Мы со Стужевым покивали. Знаем мы одних любителей капюшонов.
– Ночью просто, как бестелесное такое нечто, на мозги капает – отдай ребенка, отдай. Он станет сосудом для их верхнего.
– Верховного? – переспросила я. Макс подозрительно свел брови на переносице и чуть слышно похрюкивал, применяя новый эпитет к нашему врагу.
– Ну может быть. Это приведение говорит, что скоро настанет конец света и выжить нам позволят, только если я дам согласие за себя и за него.
– Конец света?
– Да, уже вот–вот. Ну я, естественно, ее послала. Но эта овца упрямая, как баран. Каждую ночь является. А позавчера и днем за мной бродить стала. Причем, по улицам. Одежду сменила и ходит, на мозги капает: «не смей ребеночка отдавать, мой он. Ему со мной хорошо будет». Дурдом короче.
Мы солидарно покивали.
– А отец где?
– Да у него командировка. Должен скоро вернутся. Но так вообще не возможно. Вчера эта пакость прямо за мной в женскую консультацию поперлась и подожгла там стену.
– Так, ладно. Вы идете, посидите на лавочке, мы пока квартиру проверим, – решили мы с Максом. Как мы оба и ожидали проверка не показала признаков присутствия призраков, сущностей и прочей нечисти. А возле небольшого зеркальца в коридоре свеча стала щелкать. Решение было простым, дождаться колдуна, когда он опять припрется к Асе и попытаться его обезвредить. В идеале проследить откуда могла идти фантомная трансляция. Думаю, в моей книге такой приемчик есть.
В кой–то веке наши с Максом планы совпадали и мы даже почти без ругани спустились вниз к девушкам, что бы рассказать план. Но подходя к детской площадке, возле которой на лавочке в тени расположились Стефа с Асей, мы поняли что что–то не так. Под этим не хитрым эпитетом я подразумеваю, что все находящиеся тут взрослые, животные и Стражи недоуменно таращились на то, как посреди толпы детей зависла слишком яркая женщина.
Ну как женщина… Это была парящая в воздухе женская фигура. На ней болталось бледно–желтое платье. Оно развевалось на непонято откуда взявшемся ветре. На концах длиннющего подола вспыхивали искры пламени. К нам этот силуэт (крайне яркий и просто пылавший жаром) стоял спиной и я испытала приступ неконтролируемый зависти к длине и густоте ниспадающих на спину волос карамельного цвета. Если я хотя бы подумаю в такое покраситься, то рискую лишиться большой части и без того не сильно роскошной шевелюры.
Все–таки справившись с собой я перевела взгляд с силуэта на людей. Воздух вокруг мадам напоминал марево, настолько был горячим. Дети, игравшие здесь, замерли и уставились на странную тетеньку. Та же чуть заметно вертела головой, плавно склоняясь из стороны в сторону. Дети ее интересовали, но не так сильно, как другой субъект. Ася.
– Иди ко мне… иди, милая… твой малыш будет мне дорог… – мелодичным голосом пропел яркий силуэт женщины, она потянула руки к девушкам, маня их к себе. Стефа выглядела озадаченной. Конечно, она же не про все виды нечисти в курсе. Даже азы прям не очень прошла, а туда же, в самое пекло лезет.
Взрослые мужики после такого начинают страдать недержанием, причем, не только словесным. Женщины в этом плане по выносливей, особенно замужние. Ну да, они–то точно знают, где лежит самая приятная на ощупь сковородка и где хранятся грязные носки мужа (ядерное оружие практически, если судить по запаху, правда не понятно, почему их до сих пор не запретила конвенция по правам человека, но сия тайна не в нашей компетенции, увы).
И вот, когда к тебе являются двое из ларца, одна из которых – эффектная, молодая девушка с горящими зеленым огнем глазами, а второй – Стужев, и говорят: здравствуйте, мы здесь что бы спасти вас от буйных приведений, заодно памперсы для взрослых принесли, берите, пользуйтесь, не благодарите и да, кстати, где у вас любимые занавески вашей бабушки, нужно позарез.
Да, нам отдали те несчастные шторки, к которым прицепился призрак бабушки и мы их сожгли, чем спасли всю семью от нервного истощения. Нам вообще очень многое отдавали, даже то, что мы не просили. К примеру – деньги. А учитывая, что мы оба временно не работаем… Ну да, мы от денег отказались. Потому что нельзя наживаться на чужой беде.
– Нет, потому что мы идиоты, – любил повторять Макс, вздыхая по упущенной выгоде.
– Зато мы можем считаться хорошими людьми, – парировала я.
– Хорошими идиотами, – покладисто соглашался мой напарник и в такие моменты бесил еще сильнее.
Правда меня больше беспокоило, когда его кидало в апатию, нежели когда он разводил бешеную активность. Накатывало на него внезапно и я боялась, что однажды посреди схватки с каким–нибудь опасным упырем Стужев вот так пригорюнится, сядет попой на пока еще теплую земельку и начнет рассуждать о своих ошибках. А упыри хоть и мертвые, и злые, но когда–то были людьми. Они могут сжалится и избавить напарника от мук совести, скажем, с помощью отрыва головы от шеи. Что, как вы понимаете, меня не устраивало по целому ряду причин. Но пока, тьфу–тьфу–тьфу, таких эксцессов у нас не было. Так что если Стужев занят делом, то пусть так. Сказки, так сказки. Двенадцать монстров за три дня…
Кстати, вернемся к описанию наших трудовых будней. И раз уж речь зашла про упыря. Три! Три штуки этой нечисти. Они вылезли на нашу грешную землю с разницей в пару часов, пока мы их караулили на кладбище, то чуть не поубивали друг друга.
– Отстать от моей книги! Это важно, там ответы! – и орала эту глупость не я. А Макс.
– Нет там ничего, задрал уже ее по сто пятьдесят девятому разу читать! У тебя мозги кипят, я вижу пар из ушей!
– У тебя он тоже идет. И книга не причем!
Тут дело в чем. Погоды нынче стояли настолько жаркие, что словосочетание «бабье лето» заиграла новыми красками для отдельно взятых сибиряков. Ну у нас как. Первого сентября, ровно в ноль–ноль часов начинается осень (это если мы себя весь год хорошо вели, слушались хранителей правопорядка, вовремя вставали на работу и не грубили страшим, если – нет то фиг вам, а не лето). Осень это когда грязь, холод и стены дождя воспринимаются, как вполне себе подходящая погода для прогулок. Бывает еще хуже. Поверьте мне. А сейчас уже две недели стоит сентябрь и… жара. Причем, не просто тепло. Температура днем под сорок, что вообще, наверное, ненормально для нашего климата. Ночи были жаркие и душные, располагающие прибить не в меру деятельного напарника. Видимо, глобальное потепление все–таки решило, что оно таки существует и дало о себе знать в странах, где кроме приятной прохлады (или полного Карачуна) отродясь ничего другого не водилось. Вокруг города полыхали пожары, ветер гнал дым прямо на нас. Небо круглосуточно было заволочено темным и едким смогом. И дышать было практически нечем. Все дружно завидовали ихтиандру из известной книжки и старались отрастить жабры. Хотя умудренные жизнь люди говорили, что даже тогда дышать все равно будет нечем, потому что еще не понятно что фабрики выливают в воду. Ну собственно по этому я и пыталась очистить воздух в комнате… как вы знаете, мой успех трудно описать приличными словами, разве что вот такими – что за жуть я нафигачила?
Вы же еще помните, что и монстров было двенадцать, а я пока рассказала про восьмерых? Так вот, пока мы караулили упырей и пытались друг друга не убить, к нам привязался еще один субъект. Я все же склоняюсь к мысли, что это была очень одичавшая шишига.
– С такой мордой? – парировал Стужев, отпихивая ногой лохматую, агрессивную и неподдающуюся идентификации нежить. Та не сдавалась, перла напролом, бешено размахивая толстенными руками и пытаясь присосаться к нашему энергетическому полю. – Точно очередной мутант, смесь лешего с… не знаю… трактором!
Но тут, прямо в разгар столь занимательного времяпрепровождения, а мы с Максом перестали ругаться, пытаясь отцепится от назойливого существа, появился призрачный хозяин кладбища. Он махнул рукой и монстрика буквально сжало в лепешку, существо печально завыло и провалилось прямо сквозь землю. Хозяин кладбища, расплывчатая фигура на которой невозможно было сконцентрировать взгляд, немного постоял рядом с нами, а затем сказал:
– Даже мне вас жаль, – и исчез. Короче, настроение в эти дни было у нас обоих не ахти. Еще мы поймали зеркального двойника, их кстати, последнее время стало подозрительно мало. И на Обском водохранилище обезвредили нескольких русалок. Те зачем–то выперлись на сушу, хотя не русальная неделя... Знать не хочу, что в том водохранилище происходит на подводных глубинах.
Ну и вот. Ночью я отбелила себе комнату, а теперь наводочка. Но Макс сегодня выглядел чуть лучше, чем вчера, так что трудотерапия дает свои плоды и нечего жаловаться, размазня! Потом поспишь! Быстренько одевшись в вещи соответствующие погодным условиям (плюс тридцать пять), мы потопали на дело.
– Что хоть известно–то, а Макс, Макс! – мне пришлось очень аккуратно отработать на напарнике тычек под ребра. Мы уже уселись в такси и я честно ждала, когда он заговорит сам. Целых сто пятьдесят семь секунд ждала (да, я считала), но Макс флегматично уставился в окно и молчал. Апатия вернулась, ну здорово, конечно. Напарник слишком далеко отъезжал в свои мысли и я уже не стеснялась применять весь свой арсенал для привлечения внимания.
– А... Да там призрак. Очередной. Тетка какая–то гоняется за своей родственницей, спать по ночам не дает, требует все чего–то и кажется, подожгла поликлинику...
– А сейчас вот соберись, Стужев и выдай мне подробности, – пришлось повторить тычек, так что бы попасть ровно в тоже самое место. Таксист даже не удивился моему поведению. Видимо, уже нас возил. – В конце концов, ты не боишься, что если упустишь хоть кроху информации, то нас порвут на куски?
– Ну чего тебе не имется–то! – возмущенно потер свои ребра напарник, явно преувеличивая мою способность доставить собеседнику дискомфорт. – В любом случае, единственное, чего мне стоит опасаться во время сражения с нечистью, что ты слишком сильно себя накрутишь, психанешь, и порешишь меня вместо какого–нибудь вурдалака.
– Не вместо, а вместе с каким–нибудь вурдалаком, Стужев. Я ж профессионал, – парировала я. – И вообще, что там у тебя за фантазии такие.
– У меня не фантазии, а инстинкт самосохранения. А ты его все время провоцируешь.
Я обиделась после этих его слов и перестала разговаривать всю оставшуюся поездку на такси.
Видите ли я у него инстинкт самосохранения, блин, провоцирую. А инстинкта самовозгорания в опциях выбора не предусмотрено? Или самозатыкания? Я вообще–то взрослая, местами симпатичная, очень редкими местами даже добрая и обаятельная девушка в самом расцвете сил. Я могу аки приличная амазонка умучить до смерти любую нечисть, не прибегая к холодному и огнестрельному оружию. А в своем напарнике, с которым я пару раз даже целовалась, пробуждается только инстинкт самосохранения. Как будто других инстинктов у него нет. Обидно, да!
Через пару минут Стужев устыдился. Даже попытался заговорить. Но я демонстративно залезла в телефон (жаль, буквально так сделать нельзя, сколько ненужных споров удалось бы избежать). В первые дни после происшествия с Виктором Петровичем мой напарник был прям лапочкой, ни слова грубого, ни шуточки дурацкой. Сколько времени мне пришлось угробить на то, что б он снова стал вести себя, как нормальный Стужев и перестал пугать меня свой вежливостью. Ну да, вы правильно подумали. Дура я. Теперь не жалуйся!
Я выдохнула и все–таки занялась более полезной деятельностью – стала рыться в интернете, надеясь выудить из всемирной сети информацию о поджоге женской консультации. Но или я теряю былой навык или это событие миновало новости стороной. Хотя мне попалось пару статей о участившихся попытках выкупить еще не рожденных детей у рожениц. Что–то совсем недоброе происходит в моем городе. Кроме того, три случая странной пропажи уже более взрослых детей пяти–семи лет. Причем, очевидцы клянутся, что пропавших уводили с детских площадок, когда народу там было довольно много. Еще не понятней, что детей после находили на каких–то пустырях, довольно далеко от места пропажи, но с малышами все было в порядке. Никаких следов насилия. Более того, они даже не были слишком напуганы.
Короче, я ничего не понимала в этом деле, Стужев молчал, я расстроилась, обиделась, вылезла из такси, когда мы приехали в какой–то двор и гордо, не став дожидаться Макса, затопала в направлении ближайшей поликлиники.
– Нам в другую сторону, Колумб ты мой в юбке, – окликнул меня Стужев. Ну да, сегодня я в платье, жарко ж, но что обзываться?
– Я скорее Ван Хельсинг. Как между прочим и ты! И не сыпь мне соль на женское счастье. Когда я в последний раз могла позволить себе юбку? – не сбавляя планку собственного достоинства в движениях и голосе, ответила я, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и теперь уже точно зашагала в правильном направлении. – Эм, Стужев, речь вроде про больницу шла, нафига мы на детскую площадку поперлись?
– А в консультации нам делать нечего, дело–то не в месте, а в несчастной девушке, за которой гоняется какая–то сущность, причем, меняя наружность, – соизволил объяснить мне напарник.
– Но может быть стоит наведаться в медучереждение, обычно призраки не настолько наглые, что б идти за девушкой к гинекологу.
– Туда уже наведалась Стефа. Потерпевшая ее родственница и как я понял, там не призрак. Ну или не совсем обычный призрак. У нас в последние время много мутантов развелось. Так это существо ее и днем и ночью преследует. Причем, днем огнем балуется. А вот ночью ругаться лезет.
– Ругаться?
– Требует что–то, Стефа неразборчиво сказала. А вот они. Ты сама что нужно спроси.
Девушка стояла возле подъезда и отказывалась заходить туда. На вид ей было лет двадцать, красивая, с пшеничными волосами и кажется, на восьмом месяце беременности. Рядом с ней активно жестикулируя, стояла Стефа. Между ними наблюдалось определенное сходство.
– Да нельзя тебе на такой жаре! – увещевала Стефа. – Себя не бережешь, о ребенке подумай!
– Я о нем и думаю, – к моему удивлению, голос у девушки был довольно глубокий и чуть с хрипотцой. Это рьяно резонировало со всей остальной внешностью. – Они мне в квартире прохода не дают. Я только в спальне и укрыться могу.
– Так там и посидим.
– Ну знаешь ли, мне иногда и в туалет надо. А в коридоре это… – девушка изобразило нечто прямоугольное и зловещее.
– Здравствуйте… мы видимо к вам? – тактично перебила я, пока одна вторую не довела до солнечного удара, а вторая первую до преждевременных родов. Стефа так нам обрадовалась, что выпалила все сразу и одним словом.
– Точноковенэтоонизадолбалисобаки!
– Эм… – видя наше замешательство, беременная девушка протянула руку и представилась.
– Я – Ася, – мы тоже представились, оказывается Стефа уже все уши двоюродной сестре про нас прожужжала (как мы выяснили, когда Стужев со всей своей деликатностью прямо в лоб спросил кто тут кто). По тому мы предложили ей рассказать чуть более подробно, что происходит в ее доме.
– Это существо такое темное. На лице капюшон глубокий, парит над полом и такое… как прозрачное.
Мы со Стужевым покивали. Знаем мы одних любителей капюшонов.
– Ночью просто, как бестелесное такое нечто, на мозги капает – отдай ребенка, отдай. Он станет сосудом для их верхнего.
– Верховного? – переспросила я. Макс подозрительно свел брови на переносице и чуть слышно похрюкивал, применяя новый эпитет к нашему врагу.
– Ну может быть. Это приведение говорит, что скоро настанет конец света и выжить нам позволят, только если я дам согласие за себя и за него.
– Конец света?
– Да, уже вот–вот. Ну я, естественно, ее послала. Но эта овца упрямая, как баран. Каждую ночь является. А позавчера и днем за мной бродить стала. Причем, по улицам. Одежду сменила и ходит, на мозги капает: «не смей ребеночка отдавать, мой он. Ему со мной хорошо будет». Дурдом короче.
Мы солидарно покивали.
– А отец где?
– Да у него командировка. Должен скоро вернутся. Но так вообще не возможно. Вчера эта пакость прямо за мной в женскую консультацию поперлась и подожгла там стену.
– Так, ладно. Вы идете, посидите на лавочке, мы пока квартиру проверим, – решили мы с Максом. Как мы оба и ожидали проверка не показала признаков присутствия призраков, сущностей и прочей нечисти. А возле небольшого зеркальца в коридоре свеча стала щелкать. Решение было простым, дождаться колдуна, когда он опять припрется к Асе и попытаться его обезвредить. В идеале проследить откуда могла идти фантомная трансляция. Думаю, в моей книге такой приемчик есть.
В кой–то веке наши с Максом планы совпадали и мы даже почти без ругани спустились вниз к девушкам, что бы рассказать план. Но подходя к детской площадке, возле которой на лавочке в тени расположились Стефа с Асей, мы поняли что что–то не так. Под этим не хитрым эпитетом я подразумеваю, что все находящиеся тут взрослые, животные и Стражи недоуменно таращились на то, как посреди толпы детей зависла слишком яркая женщина.
Ну как женщина… Это была парящая в воздухе женская фигура. На ней болталось бледно–желтое платье. Оно развевалось на непонято откуда взявшемся ветре. На концах длиннющего подола вспыхивали искры пламени. К нам этот силуэт (крайне яркий и просто пылавший жаром) стоял спиной и я испытала приступ неконтролируемый зависти к длине и густоте ниспадающих на спину волос карамельного цвета. Если я хотя бы подумаю в такое покраситься, то рискую лишиться большой части и без того не сильно роскошной шевелюры.
Все–таки справившись с собой я перевела взгляд с силуэта на людей. Воздух вокруг мадам напоминал марево, настолько был горячим. Дети, игравшие здесь, замерли и уставились на странную тетеньку. Та же чуть заметно вертела головой, плавно склоняясь из стороны в сторону. Дети ее интересовали, но не так сильно, как другой субъект. Ася.
– Иди ко мне… иди, милая… твой малыш будет мне дорог… – мелодичным голосом пропел яркий силуэт женщины, она потянула руки к девушкам, маня их к себе. Стефа выглядела озадаченной. Конечно, она же не про все виды нечисти в курсе. Даже азы прям не очень прошла, а туда же, в самое пекло лезет.
