Ладно, буду ждать дома и учить уроки, как прилежная девочка. Но тогда ты мне кое-что пообещай.
— Допустим, — в этом ей Влад отказать не мог.
— В следующую такую поездку возьмёшь меня с собой, — безапелляционно заявила Анка.
— Если отец разрешит, — буркнул Годяну, повернулся и прошёл несколько шагов, как вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. — Так, погоди-ка, ты откуда знаешь, кто я?
— Я дура что ли? — недовольно вскинула бровь Анка.
— Действительно, это же так много объясняет, — фыркнул Влад. — Только никому, раз уж прочие не так умны, ладно? Моя сущность — это не то, чем стоит светить.
— Замётано, — девушка поправила сумку, повела худым плечом. — Ладно, бывай, я на курсы уже опаздываю, а ты на рейс. Если надо будет, позвонишь или напишешь, я помогу. Удачи, Влад, и доброго пути, — она ненадолго задумалась. — И привези мне что-нибудь оттуда, пожалуйста. Желательно, съедобное.
— Вымогательница, — Годяну расхохотался. — А как иначе, спрашивается. Ты мне столько лет возила кофе, что я просто обязан подарить что-то в ответ.
— Ох уж эти правоотношения, — Анка ухмыльнулась и, как только загорелся зелёный свет, побежала по пешеходному переходу вперёд, не оборачиваясь на Влада.
Тот устало махнул ей вслед, отвернулся, выглядывая нужный автобус.
Самолёт гудел громко и раздражающе. Годяну прибавил звук в наушниках, закрывая глаза, порадовался, что сидит как можно дальше от турбин. Ему надо было подумать.
Влад вновь вернулся мыслями к возникшему из ниоткуда воспоминанию, как-то воровато огляделся и достал из кармана значок. Филин на нём точь-в-точь походил на филина с рисунка. Значит, известный художник имел к обществу «Цитесиан» самое прямое отношение. Состоял там.
Годяну нахмурился. Сколько он помнил, совы и прочие им подобные птицы на картинах Босха обозначали грех. Цитесиан под это понятие вряд ли попадал, раз он им занимался. Значит, в данном случае изображение значило что-то ещё. Но что?
Этот вопрос стоило приберечь до центра, посвященного, собственно, художнику, там он мог решиться. Но был и другой, гораздо более важный: как с этой всей чертовщиной был связан он, Влад. Он не помнил ровным счётом ничего о подобных организациях и до недавнего времени считал, что века до восемнадцатого просто жил в Валахии и не занимался ничем важным, а потому попросту забыл это за полной ненадобностью.
Теперь же выяснялось, что это совсем не так.
Итак, к нему вернулась частичка прошлого. Ну и пусть. Разве что настоящее стало немного нечётким, и Влад в который раз ощутил, что ещё вчера забыл что-то важное, что так нравилось ему, что было так привычно, что он никогда толком не раздумывал над этим.
Годяну сменил трек и снова вернулся к Яну Мартеллу и его странной смерти. Значит, яд. Что ж, это вполне было в духе его австрийского врага, неплохо знавшего эту науку Борджиа и Медичи. Теперь нужно было связать воедино три факта: убийство, воспоминание и послание. И если послание и убийство сочетались просто прекрасно, то с воспоминанием всё было многим хуже — Влад понятия не имел, к чему оно относится, и что вообще могло быть. Он, по сути, даже не мог быть уверен, что филин был нарисован специально для значка, ведь прямых доказательств к тому не было.
Как же это всё, чёрт подери, было сложно. Годяну чувствовал, что сейчас не может с этим нормально разобраться, уж слишком много на него враз навалилось. Ему нужно было хорошенько настроиться и вновь наловчиться решать действительно сложные загадки — все дела, над которыми он работал в участке, было вполне себе просты и не требовали ничего, кроме сбора доказательств.
А здесь не было даже условия. Только вопрос, много вопросов: что происходит? Кто убил Яна Мартелла? Что такое «Цитесиан»? Кто здесь всем верховодит?
Почему именно сейчас, когда Влад наконец смог укрыться в своём уютном мирке, всё и началось?
Кто же он всё-таки такой?
Он летел искать ответы.
Он летел искать себя, уж если на то пошло.
Аэропорт Схипхол Владу понравился. Он был почище и поновее своего собрата в Бухаресте. Вполне себе неплохо для начала. Но вот остальное было гораздо менее забавно: всё-таки центр Иеронима Босха являлся единственной зацепкой. Если Годяну ничего не найдёт там, то вновь окажется в начале своего логического пути.
Паршиво.
Годяну огляделся в поисках указателей. Он предпочитал метро, там всегда можно было затеряться, если что, а ему сейчас как раз требовалось именно это. Влад полагал, что как только он пересёк границу, то за ним тут же установили слежку — он ведь не последовал вежливой, но слишком настоятельной рекомендации не во что не лезть.
— Прошу прощения, — вампир вздрогнул и обернулся, на всякий случай выпуская клыки. Перед ним стоял среднего роста светловолосый коротко стриженный юноша и печально хмурился, поглядывая не очень дружелюбно и исподлобья. — Прошу прощения, вы Влад Годяну?
Тот ответил не сразу, вглядываясь в лицо незнакомца и опасаясь попасться в уже заранее заготовленную ловушку таинственного врага. Мало ли кто мог послать этого человека, а ведь знакомых в Нидерландах у Влада не было.
— Ох ради Бога, только не опять… — юноша тяжело вздохнул. — Простите, обознался. Отец просил, если с ним что случится, встретить человека, по описанию очень похожего на вас, даже имя написал. Правда, простите, я сам не вижу, кого спрашиваю.
— А что с вашим отцом? — уточнил вдруг Годяну, в его голове назрела вполне логичная догадка о личности собеседника.
— Его убили вчера, — глухо ответил тот, опуская взгляд. — У меня больше нет родителей.
— Да, я Влад Годяну, комиссар, — Влад ободряюще похлопал его по плечу. Ну конечно, сын. Мартелл, при всей своей рассеянности, видимо, кое-что всё-таки предвидел и заранее оставил вместо себя хоть кого-то, способного знать то же, что и он сам.
— Конрад Мартелл, студент, будем знакомы, — Конрад протянул ему руку. — Отец сказал, вам понадобится моя помощь, когда вы прилетите сюда. Он говорил, что если всё сработает правильно, то вы обязательно появитесь в Амстердаме. И это случилось, — он немного помолчал, затем всё же робко спросил:
— Вы ведь знали его хоть немного?
— Да, знал, он действительно тем или иным образом передал мне важное послание, которое нам ещё предстоит расшифровать. Я действительно хочу понять, кто его убил, и наказать преступника, потому что это моя работа. Это мой долг, — Годяну говорил серьёзно и чётко, сведя густые брови к переносице.
— В таком случае, я с вами, — Конрад шмыгнул носом. — Перейдём на ты?
— Вполне, — Влад огляделся. — Ты знаешь, что такое «Цитесиан»?
— Впервые слышу, — совершенно искренне отвечал Мартелл.
Поиски. Первый тупик
Годяну недолюбливал вычурные выражения вроде «висеть на волоске», «ходить по грани» и всё в таком роде, но сейчас именно они как нельзя лучше описывали ситуацию. Его самая большая надежда всё-таки сорвалась. Влад, в сущности, был уверен, что воспоминание, указавшее ему на Босха, было выбрано не просто так, и он бы получил хоть какую-нибудь подсказку по прибытии, но увы. Конрад Мартелл оказался точно так же не сведущ, как и он сам.
Они сидели в кафе в Музейном квартале и бессмысленно разглядывали пирожные в витрине. Аккуратная глазурь изображала ту или иную известную голландскую картину, отчего искусствоведу Конраду становилось не по себе, а разумному эгоисту Владу — смешно. Современный человек мог сделать рекламу на чём угодно. Даже на испечённом тесте.
Мартелл вяло делил свой кусок клубничного чизкейка на небольшие кусочки и с некоторым непониманием косился на тот, что принадлежал Годяну — совершенно нетронутый.
— Ты есть-то будешь? — всё-таки уточнил он после недолгих раздумий.
— О, — Влад отвлёкся от размышлений и слабо кивнул. — Да, конечно, спасибо.
— Что–то случилось? — уточнил Конрад, отпив немного кофе. — Ты сидишь мрачный с тех самых пор, как я сказал, что ничего не знаю.
— Это ты верно заметил, — Влад нахмурился, отправил в рот немного торта, медленно прожевал. — Когда я сюда прибыл, то надеялся, что найду человека, который хоть немного посвящён в дела покойного домнуле Мартелла. Однако ты тоже ничего не знаешь.
— Тут ты прав. Я думал, что отец просто состоит в обществе учёных, интересующихся Возрождением, которое даже не общество, а так, посиделки в библиотеке и схоластические разговоры. Я никогда не спрашивал про то, куда он ходил, мы это не обсуждали. Но теперь мой отец убит, убит жестоко и страшно. Это значит, что дело всё же не ограничилось просто уютными креслами и печеньем, — Мартелл произнёс это очень взволнованно и почти что шёпотом, будто бы их могли подслушать.
— Ты хваткий малый, толк из тебя определённо выйдет, — похвалил его Годяну, впрочем, не отвлекаясь от собственных логических цепочек.
— Есть кое-что… — неуверенно начал Конрад, пропустив похвалу мимо ушей. — Мне сегодня пришло… письмо, — он порылся в рюкзаке и чуть погодя протянул Владу сложенный вчетверо лист бумаги. — Это папин почерк, сомнений нет. Он продублировал свою просьбу найти и встретить тебя, а также упомянул какие-то свои записи. Я проверил, они и впрямь лежат дома. Я взял их с собой на случай чего. Вот, — на стол лег толстый ежедневник с точной такой же совой, как и на значке. — Эти совы у нас дома были повсюду. А на том, что ты мне показывал — филин, кажется, я не разбираюсь в птицах. Суть одна: папе была очень важна эта символика.
— Ну-ка, — Влад забрал у него обе вещи. — Это уже лучше, чем ничего, знаешь ли.
— Хотел бы я в это верить, сам посмотри, — Конрад откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Пусто, — констатировал Годяну после недолгого перелистывания страниц. — Ну, кроме первого листа, конечно. Там просто набор букв и ничего больше, представляешь? Может, пара цифр.
— Действительно странно, — он вопросительно вскинул бровь, припоминая несколько основных методов шифровки. — Скажем так, на первый взгляд, на ум ничего не идёт. А потому предлагаю для начала воспользоваться более явной подсказкой. Совой, то есть. Ну или филином, какая разница, я тоже не птичник.
— А мне кажется, мы это уже использовали… Во всяких умных шоу нельзя использовать одну подсказку два раза! — заметил Конрад, причём вполне резонно.
— А почему же два? — удивился Влад, наконец разделавшись с тортом.
— Ну как сказать… Значок и воспоминание привели тебя сюда, — пожал плечами Мартелл. — Разве нет?
— Верно. Но это два разных ключа, раз уж на то пошло, — покачал головой Годяну. — Или…
— Да нет же, смотри! — воодушевлённо начал Конрад, впервые за всё время по-настоящему улыбнувшись. — Сова заставила тебя вспомнить Босха, а Босх направил сюда, в Нидерланды. Вот оно как.
— Ну нет, воспоминание явно дороже всего лишь направления. В Голландии множество городов, почему именно Амстердам, а не Роттердам, например? — парировал Влад, закалённый долгими спорами с начальником.
— Так арт-центр находится в Хертогенбосе, это, считай, другой конец страны, — Мартелл вздохнул и покачал головой. — Ничего-то ты, Влад Годяну, не знаешь, а я два курса уже окончил.
— Прибереги сарказм для более безнадёжных ситуаций, — беззлобно отозвался тот. — Ну-с, едем туда?
— Опять двадцать пять… Я же сказал, что это другой конец страны, это же билеты, это же заметное перемещение. Тут нас поймает кто угодно, только срок дай. Влад, если туда и ехать, то на машине, а это проблематично, знаешь ли… Я водить не умею, да и транспорту лет двадцать, наверное, — слова Конрада были крайне весомы, но Влад всю жизнь слыл чересчур упрямым, а потому готов был отстаивать свою точку зрения до конца.
— Зато я умею. И вообще, прекрати-ка ныть. Страна у вас маленькая, умный сайт Гугл показывает всего лишь час езды, ну два, с учётом автомобильных проблем. Доедем с ветерком, разговоров больше, — продолжал он.
— Наживём мы себе бед, — пробурчал Мартелл. — Ну бог с тобой, едем.
— Битлз? Я тоже слушаю, — Конрад отложил телефон в сторону и прикрыл глаза. — Хоть что-то хорошее за последние дни.
— Мне правда жаль, — Влад мягко посмотрел на него, ненадолго отвлекаясь от дороги. — Ты очень хорошо держишься, молодец. Переживём, как бы горько это не звучало.
— Если бы не ты, я бы, наверное, сейчас бы заперся у себя и рыдал. Но я занят и не могу тратить время на слёзы и траур, — Мартелл глубоко вдохнул и твёрдо продолжил: — Отец бы не хотел, если честно.
— Это правильно. Когда-то я себя так же утешал. Когда-то очень давно… — Годяну не договорил, лишь печально нахмурился. — Впрочем, что было, то прошло. Таков закон вечной жизни: брать и отдавать. Быть всегда молодым, просто быть, открывать мир, а взамен терять всех, кто тебе дорог. За всё хорошее надо платить, и вампиры это понимают как нельзя лучше, Конрад. Это непростой выбор, но я всё же сделал его. Я знал, на что шёл. Я оплакал своих мёртвых и больше не скорблю, потому что это было бы глупо с моей стороны, раз уж я сам на это решился.
— Не спорю, — Конрад вскинул голову и посмотрел на Влада, желая что-то спросить.
— Почему ты выбрал этот путь? — всё же поинтересовался он. — Что тебя на это толкнуло?
— Это непросто объяснить, но я попробую. Дело в том, что… я всегда хотел видеть и знать больше, чем мог, мой ум… понимание… не умещались в тех рамках, в которые я был загнан, я хотел мыслить многим шире, но родная деревня ничего подобного позволить не могла. Я родился в семье пастуха, как-то вышел с козами на луг, а меня окликнул захожий человек. Он спросил дорогу, мы разговорились… То был вампир, как потом оказалось. Я отправился вместе с ним, — Годяну говорил медленно, тщательно вспоминая, что с ним происходило, и надеясь, что сможет уловить что-то, что не получалось раньше. — Я многое забыл из того, что тогда происходило, но сейчас оно возвращается обратно. Я не слишком уверен, что до конца понимаю причины и последствия, но я знаю, что мне это нужно. Именно теперь, когда я ненароком оказался меж двух огней.
— О каких огнях ты говоришь? Ты же не думаешь, что отца убили в рамках какой-то теневой войны? — взволнованно спросил Конрад, тут же отвлёкшись от собственных грустных размышлений.
— Именно что думаю. Я получил письмо с угрозой и, быть может, даже догадываюсь, кто его отправил. Здесь действительно схлестнулись два могущественных общества, и они открыли охоту, — серьёзно ответил Влад.
— На кого? — уточнил испуганный Мартелл.
— На меня, — мрачно, но вполне спокойно ответил комиссар Годяну.
Рафаэль Вагнер стоял у приоткрытого окна и смотрел, как туристы заядло фотографируют кафедральный собор святого Стефана. Впрочем, как и всегда: эта достопримечательности была особенно любима гостями Вены.
— Допустим, — в этом ей Влад отказать не мог.
— В следующую такую поездку возьмёшь меня с собой, — безапелляционно заявила Анка.
— Если отец разрешит, — буркнул Годяну, повернулся и прошёл несколько шагов, как вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. — Так, погоди-ка, ты откуда знаешь, кто я?
— Я дура что ли? — недовольно вскинула бровь Анка.
— Действительно, это же так много объясняет, — фыркнул Влад. — Только никому, раз уж прочие не так умны, ладно? Моя сущность — это не то, чем стоит светить.
— Замётано, — девушка поправила сумку, повела худым плечом. — Ладно, бывай, я на курсы уже опаздываю, а ты на рейс. Если надо будет, позвонишь или напишешь, я помогу. Удачи, Влад, и доброго пути, — она ненадолго задумалась. — И привези мне что-нибудь оттуда, пожалуйста. Желательно, съедобное.
— Вымогательница, — Годяну расхохотался. — А как иначе, спрашивается. Ты мне столько лет возила кофе, что я просто обязан подарить что-то в ответ.
— Ох уж эти правоотношения, — Анка ухмыльнулась и, как только загорелся зелёный свет, побежала по пешеходному переходу вперёд, не оборачиваясь на Влада.
Тот устало махнул ей вслед, отвернулся, выглядывая нужный автобус.
***
Самолёт гудел громко и раздражающе. Годяну прибавил звук в наушниках, закрывая глаза, порадовался, что сидит как можно дальше от турбин. Ему надо было подумать.
Влад вновь вернулся мыслями к возникшему из ниоткуда воспоминанию, как-то воровато огляделся и достал из кармана значок. Филин на нём точь-в-точь походил на филина с рисунка. Значит, известный художник имел к обществу «Цитесиан» самое прямое отношение. Состоял там.
Годяну нахмурился. Сколько он помнил, совы и прочие им подобные птицы на картинах Босха обозначали грех. Цитесиан под это понятие вряд ли попадал, раз он им занимался. Значит, в данном случае изображение значило что-то ещё. Но что?
Этот вопрос стоило приберечь до центра, посвященного, собственно, художнику, там он мог решиться. Но был и другой, гораздо более важный: как с этой всей чертовщиной был связан он, Влад. Он не помнил ровным счётом ничего о подобных организациях и до недавнего времени считал, что века до восемнадцатого просто жил в Валахии и не занимался ничем важным, а потому попросту забыл это за полной ненадобностью.
Теперь же выяснялось, что это совсем не так.
Итак, к нему вернулась частичка прошлого. Ну и пусть. Разве что настоящее стало немного нечётким, и Влад в который раз ощутил, что ещё вчера забыл что-то важное, что так нравилось ему, что было так привычно, что он никогда толком не раздумывал над этим.
Годяну сменил трек и снова вернулся к Яну Мартеллу и его странной смерти. Значит, яд. Что ж, это вполне было в духе его австрийского врага, неплохо знавшего эту науку Борджиа и Медичи. Теперь нужно было связать воедино три факта: убийство, воспоминание и послание. И если послание и убийство сочетались просто прекрасно, то с воспоминанием всё было многим хуже — Влад понятия не имел, к чему оно относится, и что вообще могло быть. Он, по сути, даже не мог быть уверен, что филин был нарисован специально для значка, ведь прямых доказательств к тому не было.
Как же это всё, чёрт подери, было сложно. Годяну чувствовал, что сейчас не может с этим нормально разобраться, уж слишком много на него враз навалилось. Ему нужно было хорошенько настроиться и вновь наловчиться решать действительно сложные загадки — все дела, над которыми он работал в участке, было вполне себе просты и не требовали ничего, кроме сбора доказательств.
А здесь не было даже условия. Только вопрос, много вопросов: что происходит? Кто убил Яна Мартелла? Что такое «Цитесиан»? Кто здесь всем верховодит?
Почему именно сейчас, когда Влад наконец смог укрыться в своём уютном мирке, всё и началось?
Кто же он всё-таки такой?
Он летел искать ответы.
Он летел искать себя, уж если на то пошло.
***
Аэропорт Схипхол Владу понравился. Он был почище и поновее своего собрата в Бухаресте. Вполне себе неплохо для начала. Но вот остальное было гораздо менее забавно: всё-таки центр Иеронима Босха являлся единственной зацепкой. Если Годяну ничего не найдёт там, то вновь окажется в начале своего логического пути.
Паршиво.
Годяну огляделся в поисках указателей. Он предпочитал метро, там всегда можно было затеряться, если что, а ему сейчас как раз требовалось именно это. Влад полагал, что как только он пересёк границу, то за ним тут же установили слежку — он ведь не последовал вежливой, но слишком настоятельной рекомендации не во что не лезть.
— Прошу прощения, — вампир вздрогнул и обернулся, на всякий случай выпуская клыки. Перед ним стоял среднего роста светловолосый коротко стриженный юноша и печально хмурился, поглядывая не очень дружелюбно и исподлобья. — Прошу прощения, вы Влад Годяну?
Тот ответил не сразу, вглядываясь в лицо незнакомца и опасаясь попасться в уже заранее заготовленную ловушку таинственного врага. Мало ли кто мог послать этого человека, а ведь знакомых в Нидерландах у Влада не было.
— Ох ради Бога, только не опять… — юноша тяжело вздохнул. — Простите, обознался. Отец просил, если с ним что случится, встретить человека, по описанию очень похожего на вас, даже имя написал. Правда, простите, я сам не вижу, кого спрашиваю.
— А что с вашим отцом? — уточнил вдруг Годяну, в его голове назрела вполне логичная догадка о личности собеседника.
— Его убили вчера, — глухо ответил тот, опуская взгляд. — У меня больше нет родителей.
— Да, я Влад Годяну, комиссар, — Влад ободряюще похлопал его по плечу. Ну конечно, сын. Мартелл, при всей своей рассеянности, видимо, кое-что всё-таки предвидел и заранее оставил вместо себя хоть кого-то, способного знать то же, что и он сам.
— Конрад Мартелл, студент, будем знакомы, — Конрад протянул ему руку. — Отец сказал, вам понадобится моя помощь, когда вы прилетите сюда. Он говорил, что если всё сработает правильно, то вы обязательно появитесь в Амстердаме. И это случилось, — он немного помолчал, затем всё же робко спросил:
— Вы ведь знали его хоть немного?
— Да, знал, он действительно тем или иным образом передал мне важное послание, которое нам ещё предстоит расшифровать. Я действительно хочу понять, кто его убил, и наказать преступника, потому что это моя работа. Это мой долг, — Годяну говорил серьёзно и чётко, сведя густые брови к переносице.
— В таком случае, я с вами, — Конрад шмыгнул носом. — Перейдём на ты?
— Вполне, — Влад огляделся. — Ты знаешь, что такое «Цитесиан»?
— Впервые слышу, — совершенно искренне отвечал Мартелл.
Поиски. Первый тупик
Годяну недолюбливал вычурные выражения вроде «висеть на волоске», «ходить по грани» и всё в таком роде, но сейчас именно они как нельзя лучше описывали ситуацию. Его самая большая надежда всё-таки сорвалась. Влад, в сущности, был уверен, что воспоминание, указавшее ему на Босха, было выбрано не просто так, и он бы получил хоть какую-нибудь подсказку по прибытии, но увы. Конрад Мартелл оказался точно так же не сведущ, как и он сам.
Они сидели в кафе в Музейном квартале и бессмысленно разглядывали пирожные в витрине. Аккуратная глазурь изображала ту или иную известную голландскую картину, отчего искусствоведу Конраду становилось не по себе, а разумному эгоисту Владу — смешно. Современный человек мог сделать рекламу на чём угодно. Даже на испечённом тесте.
Мартелл вяло делил свой кусок клубничного чизкейка на небольшие кусочки и с некоторым непониманием косился на тот, что принадлежал Годяну — совершенно нетронутый.
— Ты есть-то будешь? — всё-таки уточнил он после недолгих раздумий.
— О, — Влад отвлёкся от размышлений и слабо кивнул. — Да, конечно, спасибо.
— Что–то случилось? — уточнил Конрад, отпив немного кофе. — Ты сидишь мрачный с тех самых пор, как я сказал, что ничего не знаю.
— Это ты верно заметил, — Влад нахмурился, отправил в рот немного торта, медленно прожевал. — Когда я сюда прибыл, то надеялся, что найду человека, который хоть немного посвящён в дела покойного домнуле Мартелла. Однако ты тоже ничего не знаешь.
— Тут ты прав. Я думал, что отец просто состоит в обществе учёных, интересующихся Возрождением, которое даже не общество, а так, посиделки в библиотеке и схоластические разговоры. Я никогда не спрашивал про то, куда он ходил, мы это не обсуждали. Но теперь мой отец убит, убит жестоко и страшно. Это значит, что дело всё же не ограничилось просто уютными креслами и печеньем, — Мартелл произнёс это очень взволнованно и почти что шёпотом, будто бы их могли подслушать.
— Ты хваткий малый, толк из тебя определённо выйдет, — похвалил его Годяну, впрочем, не отвлекаясь от собственных логических цепочек.
— Есть кое-что… — неуверенно начал Конрад, пропустив похвалу мимо ушей. — Мне сегодня пришло… письмо, — он порылся в рюкзаке и чуть погодя протянул Владу сложенный вчетверо лист бумаги. — Это папин почерк, сомнений нет. Он продублировал свою просьбу найти и встретить тебя, а также упомянул какие-то свои записи. Я проверил, они и впрямь лежат дома. Я взял их с собой на случай чего. Вот, — на стол лег толстый ежедневник с точной такой же совой, как и на значке. — Эти совы у нас дома были повсюду. А на том, что ты мне показывал — филин, кажется, я не разбираюсь в птицах. Суть одна: папе была очень важна эта символика.
— Ну-ка, — Влад забрал у него обе вещи. — Это уже лучше, чем ничего, знаешь ли.
— Хотел бы я в это верить, сам посмотри, — Конрад откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Пусто, — констатировал Годяну после недолгого перелистывания страниц. — Ну, кроме первого листа, конечно. Там просто набор букв и ничего больше, представляешь? Может, пара цифр.
— Действительно странно, — он вопросительно вскинул бровь, припоминая несколько основных методов шифровки. — Скажем так, на первый взгляд, на ум ничего не идёт. А потому предлагаю для начала воспользоваться более явной подсказкой. Совой, то есть. Ну или филином, какая разница, я тоже не птичник.
— А мне кажется, мы это уже использовали… Во всяких умных шоу нельзя использовать одну подсказку два раза! — заметил Конрад, причём вполне резонно.
— А почему же два? — удивился Влад, наконец разделавшись с тортом.
— Ну как сказать… Значок и воспоминание привели тебя сюда, — пожал плечами Мартелл. — Разве нет?
— Верно. Но это два разных ключа, раз уж на то пошло, — покачал головой Годяну. — Или…
— Да нет же, смотри! — воодушевлённо начал Конрад, впервые за всё время по-настоящему улыбнувшись. — Сова заставила тебя вспомнить Босха, а Босх направил сюда, в Нидерланды. Вот оно как.
— Ну нет, воспоминание явно дороже всего лишь направления. В Голландии множество городов, почему именно Амстердам, а не Роттердам, например? — парировал Влад, закалённый долгими спорами с начальником.
— Так арт-центр находится в Хертогенбосе, это, считай, другой конец страны, — Мартелл вздохнул и покачал головой. — Ничего-то ты, Влад Годяну, не знаешь, а я два курса уже окончил.
— Прибереги сарказм для более безнадёжных ситуаций, — беззлобно отозвался тот. — Ну-с, едем туда?
— Опять двадцать пять… Я же сказал, что это другой конец страны, это же билеты, это же заметное перемещение. Тут нас поймает кто угодно, только срок дай. Влад, если туда и ехать, то на машине, а это проблематично, знаешь ли… Я водить не умею, да и транспорту лет двадцать, наверное, — слова Конрада были крайне весомы, но Влад всю жизнь слыл чересчур упрямым, а потому готов был отстаивать свою точку зрения до конца.
— Зато я умею. И вообще, прекрати-ка ныть. Страна у вас маленькая, умный сайт Гугл показывает всего лишь час езды, ну два, с учётом автомобильных проблем. Доедем с ветерком, разговоров больше, — продолжал он.
— Наживём мы себе бед, — пробурчал Мартелл. — Ну бог с тобой, едем.
***
— Битлз? Я тоже слушаю, — Конрад отложил телефон в сторону и прикрыл глаза. — Хоть что-то хорошее за последние дни.
— Мне правда жаль, — Влад мягко посмотрел на него, ненадолго отвлекаясь от дороги. — Ты очень хорошо держишься, молодец. Переживём, как бы горько это не звучало.
— Если бы не ты, я бы, наверное, сейчас бы заперся у себя и рыдал. Но я занят и не могу тратить время на слёзы и траур, — Мартелл глубоко вдохнул и твёрдо продолжил: — Отец бы не хотел, если честно.
— Это правильно. Когда-то я себя так же утешал. Когда-то очень давно… — Годяну не договорил, лишь печально нахмурился. — Впрочем, что было, то прошло. Таков закон вечной жизни: брать и отдавать. Быть всегда молодым, просто быть, открывать мир, а взамен терять всех, кто тебе дорог. За всё хорошее надо платить, и вампиры это понимают как нельзя лучше, Конрад. Это непростой выбор, но я всё же сделал его. Я знал, на что шёл. Я оплакал своих мёртвых и больше не скорблю, потому что это было бы глупо с моей стороны, раз уж я сам на это решился.
— Не спорю, — Конрад вскинул голову и посмотрел на Влада, желая что-то спросить.
— Почему ты выбрал этот путь? — всё же поинтересовался он. — Что тебя на это толкнуло?
— Это непросто объяснить, но я попробую. Дело в том, что… я всегда хотел видеть и знать больше, чем мог, мой ум… понимание… не умещались в тех рамках, в которые я был загнан, я хотел мыслить многим шире, но родная деревня ничего подобного позволить не могла. Я родился в семье пастуха, как-то вышел с козами на луг, а меня окликнул захожий человек. Он спросил дорогу, мы разговорились… То был вампир, как потом оказалось. Я отправился вместе с ним, — Годяну говорил медленно, тщательно вспоминая, что с ним происходило, и надеясь, что сможет уловить что-то, что не получалось раньше. — Я многое забыл из того, что тогда происходило, но сейчас оно возвращается обратно. Я не слишком уверен, что до конца понимаю причины и последствия, но я знаю, что мне это нужно. Именно теперь, когда я ненароком оказался меж двух огней.
— О каких огнях ты говоришь? Ты же не думаешь, что отца убили в рамках какой-то теневой войны? — взволнованно спросил Конрад, тут же отвлёкшись от собственных грустных размышлений.
— Именно что думаю. Я получил письмо с угрозой и, быть может, даже догадываюсь, кто его отправил. Здесь действительно схлестнулись два могущественных общества, и они открыли охоту, — серьёзно ответил Влад.
— На кого? — уточнил испуганный Мартелл.
— На меня, — мрачно, но вполне спокойно ответил комиссар Годяну.
***
Рафаэль Вагнер стоял у приоткрытого окна и смотрел, как туристы заядло фотографируют кафедральный собор святого Стефана. Впрочем, как и всегда: эта достопримечательности была особенно любима гостями Вены.
