-Но разве здесь остался хоть кто-то… живой? – нерешительно спросила Эмме, глядя на то, как ведьмы, азартно притопывая каблуками башмаков, кружатся на месте.
-Там, откуда ушли люди, куда больше жизни, чем в местах, где все пропитано людским духом, - ответила Тройоль. – Без людей жить гораздо привольнее что в лесах, что в городах! Как только в стенах и половицах заржавеет последний железный гвоздь – людское жилье отходит по наследству кое-кому другому. Верно я говорю, добрый хозяин?..
Под грудой закопченных камней что-то заскреблось, а затем в дальнем темном углу, скрытом обломками досок и балок, жалобно заплакал ребенок – но ведьма вновь пренебрежительно отмахнулась.
-Нет уж, над нами подшутить не удастся! Это у людишек душа уходит в пятки от твоих проказ, а мы в своих лесах повидали немало чудес. Говорим тебе, добрый хозяин: мы ведьмы старого лесного рода, мы пришли с миром. Должно быть, здесь давно не видали никого из нашего племени, и, положа руки на наши черные сердца, скажем, что мы оказали великую честь этому дому, нанеся свой первый визит именно сюда. Уж мы бы не оставили кого-либо из городских господ сидеть одиноко на кочке, занеси вас судьба в наши болота. Разве в городах совсем позабыли о приличиях и долге вежливости? Соседство с людьми испортило вас напрочь, вот что я скажу!
Невидимое существо, которого ведьма назвала добрым хозяином, обиженно расфыркалось, бесшумно перемещаясь из одного угла в другой, и Эмме показалось, что она различила мечущуюся стремительную тень – то напоминающую гоблина из медоварни, то четвероногую, словно дикий зверь.
-Ведьмы! – зашипел голос откуда-то из груды заплесневелого сора. – Еще бы мне не знать ведьм! Пришли с миром? Так я вам и поверил! Ноге ведьминской больше не ступать в этом доме! Ваше племя изрядно наследило тут своими темными кознями. В иные полнолуния я до сих пор чую, как смердит по углам чарами…
-Говоришь, здесь бывали наши сестры? – с нескрываемым сомнением переспросила Тройоль, не ждавшая столь нелюбезного ответа.
-Сестры, бабки или свояченицы – какая мне разница? – огрызнулось невидимое существо. – Они были злы – ух как они были злы! – и вели себя так, будто они здесь хозяйки… Гордые ведьмы! Ведьмы-зазнайки! Ведьмы-Мы-Приходим-Когда-Захотим! Ведьмы-Мы-Не-Нуждаемся-В-Приглашениях! Вот что это были за ведьмы!.. Точь-в-точь как вы! Не вам говорить о хороших манерах!..
-Ох, простите! – торопливо произнесла Эмме, видя, что тетушки, задетые за живое, вот-вот вспылят и подтвердят тем самым худшие предположения хозяина. – Вы нас и в самом деле не звали, и мы, должно быть, отвлекли вас от очень важных домашних дел. Но мы другие ведьмы, честное слово. Мы ведьмы-которые-хотят-задать-всего-пару-вопросов! – и только произнеся это вслух, она поняла, что не задумалась даже на миг прежде чем причислить себя к ведьминскому роду.
Что-то в ее словах заставило негостеприимного хозяина встревожено заурчать – и беспокойство это передалось тетушкам: глаза их едва заметно засветились в полумраке хищными щелочками. Но урчание сменилось тишиной, а затем над грудой мусора показались острые черные ушки, чуть ниже которых мерцали две желтые черточки – поперечные тонкие зрачки.
-Погоди-ка, - промолвило существо удивленно. – Я тебя знаю!..
Глава 50
Гнев у колдуньи немного прошел, и она сказала ему:
- Если это правда, что ты говоришь, то я позволю тебе набрать рапунцеля столько, сколько ты пожелаешь, но при одном условии: ты должен будешь отдать мне ребенка, который родится у твоей жены. Ему будет у меня хорошо, я буду о нем заботиться, как мать родная.
И он со страху согласился на все. Когда жене пришло время рожать и она родила дочку, явилась тотчас колдунья, назвала дитя Рапунцель и забрала его с собой.
«Рапунцель», сказки братьев Гримм
Хоть Эмме всю жизнь надеялась услышать эти слова, на деле она оказалась к ним вовсе не готова. Дыхание у нее перехватило, в ушах зашумело, и за оглушительным биением своего сердца она едва слышала вкрадчивые голоса ведьм.
-С чего ты взял, что видел ее раньше?
-Где ты ее встречал?
-Она бывала в этом доме?..
И, наконец, Эмме расслышала свой собственный голос – ломкий, срывающийся:
-Ты знаешь, кто я?
Существо, опасливо прижимая ушки к голове, покрытой короткой глянцевой шерсткой, зашипело, показывая, что ему не нравятся эти расспросы.
-Это и тогда меня не касалось, а сейчас и подавно перестало быть моим делом! – ворчливо отозвалось оно, однако что-то в его повадках неуловимо изменилось, указывая на то, что разговор можно продолжить.
-Но раз уж вы сами сказали, что знаете меня, - Эмме, понявшая, что хозяину дома не нравится излишняя напористость гостей, заговорила ласково и просяще. – А я вот вас, признаться, совсем не помню, и мне от этого неловко…
-С чего бы тебе меня помнить, - существо издало гортанный звук, в котором без труда угадывалось пренебрежение. – Весу тогда тебе было не больше, чем в кочане капусты, а ума – и того меньше.
От волнения Эммелин сначала показалось, что эти слова – простая издевка, однако хитрые улыбки, которыми обменялись ведьмы, подсказали ей, что здесь вовсе не из-за чего горячиться.
-Я была младенцем! – воскликнула она. – Вот что это значит! Кто приносил меня в этот дом? Пенуик? Или, быть может… - она запнулась, не в силах произнести самое простое в мире слово – «мама».
-Нет-нет-нет! – сварливо забормотал хозяин дома, пятясь и вжимаясь в темный закуток. – Ничего не знаю, ничего не помню! Разве что твой писк – о, его я сразу вспомнил, как ты заговорила! Да и кто бы подпустил меня к тебе? Признаться, мне было очень любопытно, отчего с тобой столько шума и возни… Что там вопит день-деньской в колыбели? Точно ли человеческий детеныш – или нечто иное? Отчего пришлые ведьмы из дальних пределов, пахнущие морской солью и торфяными болотами, стянулись к этому дому, как будто их кто-то сюда звал?.. Уж точно не я! Никогда не водил дружбы с ведьмами – даже с теми, что жили давно по соседству!.. Одна за другой, одна за другой… Ночи напролет они сидели здесь, напевая колыбельные, от которых шел мороз по коже. Месть и смерть, месть и смерть – вот о чем всегда говорилось в их песнях! Нам, исконным обитателям этих стен, оставалось только прятаться в подполе, жаться в самых темных углах, и ждать, когда получится от тебя избавиться – и от ведьм заодно.
-Пришлые ведьмы? – быстро переспросила Гуссильда. – Лесные, вроде нас?
-Как будто вы пришли бы сюда с расспросами, будь это ваши сестры из чащобы, - вновь в голосе существа зазвучала насмешка. – Раз вы ничего о том не знаете, стало быть, то были другие ведьмы, куда горделивее, родовитее и злее, чем вы. Слыхали о таких?
-Слыхали, - видя, что без ответа не будет продолжения беседы, коротко ответила Тройоль, и ее обычно улыбчивое лицо помрачнело. - Когда-то мы были одной крови, но они выбрали для себя особую судьбу. Были принуждены выбрать…
-Почему бы вам не пойти к ним и не спросить, что они тогда забыли в моем доме? – окрысилось существо, но, вопреки собственному же тону, умостилось среди сора поудобнее, вместо того, чтобы уйти, оставив последнее слово за собой. – Вместо того, чтобы беспокоить меня попусту и напоминать о тех темных злых временах? – и оно сощурило желтые глаза точно так же лукаво, как это делали сами ведьмы. Эмме сообразила, что наблюдает сейчас за своеобразным ритуалом примирения: правда за правду, доверие в обмен на доверие, равные роли собеседников; желаешь ответа – готов будь и сам отвечать.
-Связи между нами истончились и исчезли, - нехотя ответила Тройоль после того, как Гуссильда сдержанно кивнула ей, словно говоря: «Придется разоткровенничаться, ничего не попишешь».
-Старая война разделила наше племя, - прибавила к этому Гуссильда, перебирая когтистыми пальцами в воздухе, как будто даже среди этих скупых слов одно могло оказаться лишним и его следовало поймать, прежде чем станет слишком поздно. – Кто-то посчитал, что после поражения трусостью было сбежать. А кто-то – что куда большей трусостью было остаться. Но были и те, кто упрекал в бездействии и первых, и вторых, - и она покосилась на Эмме, проверяя, что она поняла из этих уклончивых объяснений.
-Ведьмовские дрязги, - скривился хозяин дома, впрочем, не скрывая, что отвращение это деланное, любопытство удовлетворено и разговор можно продолжить. – Знать друг друга не желаете, однако ходите по следу друг у друга и вынюхиваете, - тут он метнул косой быстрый взгляд на Эммелин. – Зря ты с ними связалась! Предыдущие едва согласились тебя отпустить, эти и подавно не оставят в покое.
-Что вы помните о том времени? – отбросив всякую осторожность, выпалила Эмме. – Я была совсем мала… Кто не желал меня отпускать? Кто принес сюда? Те пришлые ведьмы?
-Нет, они появились немногим позже, - был ответ. – Тебя в этот дом принес человек, служивший им. Жилец, тихий и нескладный, как паук-косиног. Все в жизни у него не ладилось, вот и продал ведьмам свою душу, от жадности растеряв остаток ума. Раньше он лечил других людей… Не слишком умело, многие считали, что лучше уж умереть своей смертью, чем звать его к себе. Ему пообещали щедрую награду и иную жизнь – не нужно было слышать каждое слово того уговора, чтобы догадаться. Как-то ночью ему было сказано – иди. Он пошел, хоть весь трясся от страха. А вернулся с тобой на руках. Ты пищала весь день, ведь докторишка ничуть не умел обращаться с детенышами своего племени. Прочие жильцы ворчали и говорили, что проклятый шарлатан украл младенца для медицинских опытов, о которых обычным людям и помыслить страшно. Но с наступлением темноты откуда-то из болотного тумана позади дома появлялась одна из ведьм, брала тебя на руки – и ты затихала, пока звучали ее песни. А прочие жильцы себя не помнили от тоски всю ночь и не могли дождаться, когда наступит рассвет.
-Они просто… пели? – недоверчиво переспросила Эмме.
-И колдовали, - с готовностью отозвалось существо. – Но в чем заключалось колдовство, ни мне, ни другим моим сородичам было невдомек – ведьмы безжалостно гнали нашего брата, стоило нам только шмыгнуть в сторону детской колыбели. Оплетали ее защитными чарами, когда уходили… А они пребольно щелкали по носу и опаляли шерстку! Принести в мой дом диковину – и не дать мне на нее взглянуть!.. Как грубо! Любезные ведьмы, хорошо воспитанные ведьмы! Как же! – оно уязвленно фыркнуло, вновь вспомнив былую обиду.
-Мы не такие, - торопливо заверила его Эммелин, видя, что с ней хозяин дома говорит охотнее всего. – В следующий раз мы придем в гости, захватив с собой пирог, и обязательно постучимся у входа.
-Колдовство не испортило тебя полностью, - заметило существо одобрительно. – Хотя, кто знает, что за заклятие они на тебя наложили! Быть может, одарили тем, чем сами не наделены!..
Гуссильда с Тройоль зашептались, и Эмме без труда догадалась, что они напоминают друг другу, как жглись и кусались чары, когда ведьмы попытались развеять их на прошлогоднем весеннем шабаше.
-Так чего же хотели те ведьмы? – вслух спросила она, пытаясь составить воедино все неясные образы прошлого, описанные хозяином дома. – Забрать меня? Околдовать?..
-Об этом доподлинно знал разве что их слуга, человечишка, - ответило существо после недолгой задумчивости. – По их указаниям он писал письма, по их указаниям ждал ответов, а затем снялся с места и уехал из города, прихватив тебя с собой. А когда вернулся, то долго здесь не пробыл: в его карманах зазвенело золото, взгляд стал вовсе пустым, и вскоре он исчез.
-Ведьмы его… убили? – дрогнувшим голосом промолвила Эмме.
-С чего бы? – удивилось существо. – Он верно им послужил, выполнил все приказы, держал рот на замке. Ведьмы были злы, но не вероломны. Он получил все, что ему причиталось, но, сдается, счастья это ему не принесло.
-Но где же его тогда искать?!
-Как где? – хозяин дома ухмыльнулся, показав мелкие острые зубы. – Уж не здесь, на нищенских окраинах! Тебе и твоим спутницам нужно идти в Верхний город, в самые богатые кварталы, и там водить носом, чтобы понять, где разит колдовством. Вонь от ведьминского золота так просто не выветрится! Все, что было на него куплено, вы узнаете по запаху морской соли и торфяных болот. Ищите место, которого люди сторонятся, сами не зная, отчего, спрашивайте о человечишке, похожем на длинноногого нескладного паука – такие не переменятся и за тридцать лет, что уж говорить о пятнадцати!
Едва он это сказал, как в горле у Эммелин запершило, как будто воздух наполнился сухой торфяной пылью, и запах затхлости, к которому она, казалось, привыкла, неуловимо изменился, наполнившись нотками болота, перегнивших листьев и мха – и чего-то иного, с чем ее нос не был еще знаком.
-Ага, почуяла! – довольно воскликнул хозяин. – Все никак не уходит, сколько славной доброй плесени я здесь не разводил, сколько городского сора из сточных канав не приносил!
Тетушки-ведьмы издали согласные возгласы, усердно кивая, хоть их никто не спрашивал. Должно быть, при обсуждении общих вопросов колдовства держать в уме прежние распри и обиды не считалось разумным. Теперь они выглядели одновременно встревоженными и довольными: новости хоть и показались им опасными, однако, вне всякого сомнения, могли принести пользу – с их особой ведьминской точки зрения, разумеется.
А вот Эмме не могла скрыть своего разочарования услышанным - настолько мало оно ей дало. Еще и тетушки-ведьмы по большей части молчали, жадно ловя каждое слово – но сами ничего не спрашивали, словно опасаясь спугнуть что-то чуткое и юркое, как испуганная мышь. И это в то время, когда девушка так нуждалась в их направляющей помощи!..
-И вы совсем-совсем больше ничего не помните? – с угасающей надеждой спросила она.
-А что ты хотела бы услышать? – тут же ответило существо вопросом на вопрос, показывая, что вовсе не считает беседу завершенной. – Сдается мне, ты сама не знаешь, какую правду ищешь!
-Я… я… - Эмме, немного воспрянув духом, запнулась, собираясь с мыслями. – Нет, я знаю! Я знаю, что мне нужно понять, почему те ведьмы наложили на меня заклятие! Оно что-то скрывает, чтобы меня сберечь, но…
-Вот уж ничего подобного! – хозяин дома захихикал. – С чего ты взяла, что оно тебе бережет? Твои ведьмы напели, что оно создано тебе на пользу? И ты поверила?
-Нет, не они, - Эмме невольно бросила на тетушек виноватый взгляд. – Мне никто ничего не говорил, я сама так подумала. Ведь оно что-то скрывает. А те… те, кто желает мне зла, хотят его разрушить и посмотреть, что прячется под ним! Мне и самой интересно узнать, кто я есть на самом деле. Но что, если я вместе с ними лишусь и защиты?
-В тех песнях, что пели те ведьмы, не было ни слова о защите, так и знай, - оборвал ее взволнованную речь хозяин. – Говорю же, они были злы, а мысли их были черны!
-Их колдовство было недобрым? – недоверчиво спросила Эммелин, про себя удивляясь, отчего до сих пор гнала от себя эту простую и очевидную мысль. – Они желали мне навредить?!
-Прежде всего они желали тебя убить, - промолвило существо, настороженно поведя головой из стороны в сторону, как будто опасаясь, что эти слова подслушают чужие уши.
