Торопливо я взбежала по каменным ступеням и, оглянувшись напоследок, подумала: «Все-таки я еще вернусь в подземелье! Это был не последний раз». Хоть тревога и заставляла меня вздрагивать от каждого шороха, но уныние и тоска отступили, и я решила, что поступила правильно сегодня ночью.
Вернувшись в свою комнату, в кровать я забралась не сразу, хоть глаза давно чесались и горели от недосыпа. При свете догорающей лампы я швыряла в сумку свои немногочисленные ценности – все медяки, припрятанные за вывалившимся камнем в стене, все браслеты, все кольца – и даже то изящное серебряное, что подарила мне госпожа Вейдена. Совсем не так я надеялась распорядиться этими сбережениями, однако с той поры, как призналась себе, что хочу освободить Рекхе, сожалений не испытывала.
Положив сумку под подушку, впервые за несколько дней я заснула, не мучаясь тягостными размышлениями, – не успела подумать, что нужно изобрести предлог для того, чтобы завтра поутру отправиться в город, как тут же провалилась в глубокий сон. Это было и к добру, и к худу – проснулась я в хорошем настроении, однако безо всякого плана действий. Хвала богам, дядюшка быстро позавтракал, не заводя постылого разговора о неудаче с Кориусами, и сразу же направился засвидетельствовать свое почтение госпоже Вейдене. Обычно это оборачивалось долгими светскими беседами, во время которых дядя Абсалом щупал пульс у всех фрейлин по очереди и заверял каждую, что здоровья ей хватит, чтоб дожить до Страшного Судилища, ежели не забывать об отваре пустырника перед сном и теплой грелке на живот после каждого приема пищи.
– Харль, дружище! – преувеличенно весело обратилась я к юному Лорнасу, чувствовавшему себя в нашей лаборатории куда уютнее, чем в собственных покоях, ведь здесь не водилось строгих учителей и пучка розог. – Раз уж ты здесь, то наверняка тебе не составит труда приглядеть за нашими делами. Мне нужно отлучиться на часок-другой, так что говори всем, будто кто-то меня позвал помочь, но ты не расслышал куда я пошла… Да что мне тебя учить – сам придумаешь, как половчее объяснить!
– Пустая твоя затея! – со знающим видом отозвался Харль, и слова эти заставили меня на мгновение похолодеть. – Уже все во дворце знают, что помолвка твоя с Кориусом расторгнута! Теперь сколько ни верти перед ним хвостом – ничего исправить не получится. Мике зол на тебя необычайно – ведь то был кинжал, который достался ему от деда. Поговаривают, им когда-то предок Кориусов защитил герцога Таммельнского от наемного убийцы, и с тех пор у каждого господина Таммельна нет более доверенных лиц, чем Кориусы. А клинок тот – символ верной службы дому герцога. И надо же тебе было его не уберечь! Дурной знак! Теперь все шепчутся, что управляющий вскоре попадет в немилость…
Уж не знаю, на что надеялся Харль, сообщив мне все это, однако я лишь выдохнула облегченно, поняв, что он говорит вовсе не о моих намерениях выменять золотую монету. Напоминание об украденном оружии пришлось весьма кстати – я сообразила, что могу присовокупить его к моим жалким ценностям, и, вернувшись в комнату, достала клинок из-под тюфяка. Харль недоуменно следил за моими перемещениями, но вряд ли даже у него хватило бы воображения на то, чтобы догадаться о сути моего тайного замысла.
– Всего пару часов, Харль! – умоляюще повторила я и торопливо скрылась за дверью.
Невезение прилипло ко мне в тот день, словно сор к подошве. Вначале я едва не столкнулась с одним из наемников господина Огасто – он с потерянным видом блуждал по хозяйственному подворью, глядя перед собой пустым взглядом. Теперь, когда я знала, что охранники заколдованы, их посеревшие безжизненные лица вызывали у меня еще больший страх, чем ранее. «Их сознание давно мертво!» – вспомнила я слова демона, и мне показалось, что я вижу покойника, поднявшегося из могилы. Так оно и было, если разобраться, – его телом управляли злые чары, и, если бы они исчезли, – этот человек наверняка тотчас бы погиб.
Не только у меня охранник вызывал ужас – я увидела, как несколько служанок жмутся у двери, не решаясь выйти во двор, пока там бродит живой мертвец. Слуга, шедший к кухне со стороны ворот, тут же повернул назад, завидев зловещую фигуру, чьи движения порой напоминали конвульсивные подергивания человека, видящего во сне что-то кошмарное.
– Ну же, мертвая твоя башка, – раздраженно бормотала я, выглядывая из-за угла. – Отправляйся в подземелье да пей свое вино, если оно тебе хоть немного помогает! Не повезло тебе повстречаться с мерзкой ведьмой, убившей твой разум, но ты, бедняга, все равно уже ничего понимаешь… Вот уж кто заслужил очутиться в каменном мешке на веки вечные, так это колдунья, сотворившая с тобой эдакое…
Словно услышав мои тихие напутствия, наемник направился к старому крылу, на котором словно лежала невидимая печать всяческих несчастий и зла – по крайне мере, стоило мне посмотреть в ту сторону, как в груди поселилась щемящая боль. Мне на минуту стало любопытно, чувствуют ли черные чары остальные обитатели дворца, однако спрашивать было бессмысленно: наверняка все они пребывали в уверенности, что это происходит из-за присутствия там демона. Я же точно знала, что близость Рекхе порождала совсем другие чувства, – он внушал страх, отвращение, злость, но то были естественные ощущения, не оседавшие на душе темной липкой пеленой, в которой я без сомнений опознала отголоски черной магии.
Впрочем, тратить время на подобные рассуждения было глупо. Я направилась к воротам, едва удерживаясь от того, чтобы не бежать, – уж это точно привлекло бы чье-нибудь внимание.
Привратник, увлеченный разговором с каким-то своим приятелем, не смотрел в мою сторону, и мне подумалось, что уж тут-то никаких проволочек не предвидится, как вдруг голос, от звучания которого мои колени подогнулись, произнес:
– Племянница лекаря! Ты опять отправляешься на поиск неприятностей?
Я резко повернулась, краснея и бледнея попеременно. Господин Огасто, вновь верхом на своем прекрасном коне, приближался к воротам. Походило на то, что он собирался как обычно в одиночку прогуляться по окрестностям. Невольно я отметила, как посвежело его красивое лицо, – неудивительно, что дядюшка Абсалом так возгордился! Его Светлость выглядел совершенно здоровым – лучшее свидетельство того, что придворный лекарь потрудился на совесть. Блестящие живые глаза герцога пристально смотрели на меня безо всякой неприязни, словно при последнем нашем разговоре он не прогнал меня восвояси. Быть может, он и не помнил об этом случае?
– Ваша Светлость… – промямлила я, растерявшись едва ли не сильнее, чем во время первого разговора с Рекхе. – Доброго вам утра…
– Куда ты идешь, Фейн? – прямо спросил герцог, остановив коня рядом со мной. – Кажется, я говорил, чтобы ты одна не покидала дворец. У тебя короткая память? Или ты не принимаешь во внимание мои приказы?
Мне оставалось разве что открывать и закрывать рот, как рыбе, выброшенной на берег, – в присутствии господина Огасто я теряла последний ум. Соврать другим мне никогда не составляло труда, тут же язык отнялся, точно его ужалила пчела.
– Ну же, Фейн! – Его Светлость повысил голос. – Ты опять собралась куда-то, не поставив в известность своего дядю, не так ли? Если я прикажу найти его – скажет ли он, что ты сейчас выполняешь его просьбу?
– Ваша Светлость, я просто… просто…– жалко проблеяла я, совсем пав духом. В голове было пусто, как в дырявом ведре, и ни одного годного объяснения, зачем мне нужно прогуляться по городу, я не находила.
– Эй, Филиберт! – еще громче крикнул господин Огасто, и обеспокоенный привратник, с опаской прислушивающийся к нашей беседе, со всех ног бросился к своему господину.
– Что угодно Вашей Светлости? – запыхавшись, торопливо спросил он.
– Знаешь племянницу моего лекаря? – господи Огасто кивнул в мою сторону, хоть этого и не требовалось, – привратник тут же принялся заверять Его Светлость, что не спутает меня ни с кем другим.
– Проследи за тем, чтобы она не выходила одна в город! – продолжил герцог, тон которого не был злым или суровым, однако отбивал всякое желание спорить. – Покидать дворец она может в сопровождении своего дядюшки или иного достойного человека из числа дворни, и никак иначе.
– Будет исполнено, Ваша Светлость, – тут же отозвался Филиберт.
Я не могла скрыть своего огорчения, но господин Огасто покровительственно улыбнулся, увидев кислое выражение моего лица.
– Ты слишком бесстрашна, рыжая девочка, – сказал он мне, и от теплоты, звучащей в его голосе, сердце едва не разорвалось от сладкой муки. – Жаль, что о тебе некому позаботиться как следует. Что ж, надеюсь, хоть от одной беды я тебя уберег.
«Ох, но я же просто пытаюсь помочь вам! Отчего вы не чувствуете, что все это – ради вас?» – мысленно вскричала я, а вслух упавшим голосом поблагодарила господина Огасто за доброту и заверила, что не желала его огорчать своим непослушанием. О чарах заводить разговор не имело никакого смысла – во всем Таммельне о колдовстве знали я, демон да домовой дух с его крысами, и вряд ли слова, исходящие от кого-либо из нас, показались бы господину Огасто достойными доверия. Мне оставалось только проводить взглядом Его Светлость и пробормотать: «Да ухожу я, ухожу!» в ответ на ворчание привратника.
Порядком приуныв, я побрела обратно к кухне, размышляя, как бы перебраться через высокий забор, огораживающий двор и сад при дворце. Около старого крыла ограда давно начала рушиться, ее оплел девичий виноград, да и ветви деревьев, растущих у стены, могли помочь мне… Но приближаться к той части дворца я боялась – слишком велик был риск попасться на глаза кому-нибудь из наемников, охранявших подземную тюрьму. Мне пришло в голову, что стоит расспросить Харля о лазейках, которыми можно было бы воспользоваться для побега, но отчего-то мне слабо верилось в успех этого предприятия: мальчишки давно и след бы простыл, знай он, как сбежать из дворца…
Уйдя со двора, я бродила взад-вперед по заброшенной открытой галерее, где раньше находился небольшой сад, сейчас же от былого великолепия здесь остались битые кадки да ряд пересохших фонтанчиков. Слуги редко заглядывали сюда, и я надеялась, что в тишине мне удастся придумать что-то толковое. Однако одиночество не очень-то помогло мне – я попеременно пинала ногой мелкий мусор и бессмысленно таращилась в замковый двор, опершись на перила. В конце концов я приметила внизу Мике, с достоинством шествовавшего к главным воротам. Сначала вид его фигуры, затянутой в строгий черный костюм, заставил меня скривиться, но после недолгих раздумий я довольно ухмыльнулась, сообразив, как использовать эту встречу себе на пользу.
– Эй, зануда! – окликнула я его с наглым видом, перегнувшись через перила. Отчего-то при виде своего бывшего жениха меня тянуло вести себя еще грубее, чем обыкновенно. Должно быть, меня все-таки задевало то, что Кориусы сочли племянницу лекаря слишком низкородной и дурно воспитанной, но вместо того, чтобы исправить это впечатление, я решила его усугубить.
От неожиданности Мике едва не споткнулся, затем принялся вертеть головой и наконец увидел меня.
– Это ты мне? – в голосе его смешались недоверие и обида.
– Ну а кому ж еще? – хмыкнула я. – Ты же у нас ученый господин, а они все зануды как на подбор.
– Я не желаю выслушивать оскорбления от какой-то глупой полуграмотной девчонки, бродяжничавшей по всем окрестным торжищам! – оскорбленно заявил Кориус-младший, но я добродушно отмахнулась, показывая, что его слова ничуть меня не обижают, – да и с чего бы мне обижаться на сущую правду?..
– У меня к тебе есть дело, зануда, – сказала я, свесиввшись пониже, чтобы эта часть разговора не дошла до случайных ушей.
– А у меня с тобой более нет общих дел! – вспылил Мике, и его нежные щеки заметно порозовели.
– Зря ты так думаешь, – подмигнула я, состроив самую похабную рожу, на которую была способна. – Посмотри-ка, что у меня есть!
И я достала из сумки кинжал, подняв так, чтобы Мике мог хорошо его разглядеть.
– Так это ты его украла! – задохнулся от возмущения юноша.
– Я, – не стала отрицать очевидного. – Но отдам его тебе, если ты скажешь привратнику Филиберту, что я сопровождаю тебя в город по важному делу, – тут я заметила, что Мике подался вперед, явно собираясь попросту отнять у меня клинок, и предостерегающе подняла палец. – Но-но, не вздумай забрать его силой! Пока ты взберешься сюда – меня и след простынет, а твой нож я выброшу в какую-нибудь дыру, так что никто его уже не сможет найти!
– Да я… я… – Мике начал заикаться от злости.
– А если ты скажешь, что кинжал украла я, – мой тон стал приторно-сладким, – то я заявлю в ответ, что ты наговариваешь на меня из-за того, что не хочешь на мне жениться! Бедная Фейн пришла попросить прощения за свое плохое поведение, – тут я заговорила омерзительно плаксиво, – а ты ее прогнал и оболгал, жестокий и высокомерный Мике Кориус! Госпожа Вейдена от чистого сердца желала нас поженить, а ты делаешь все, чтобы ее огорчить!..
– Фейнелла, ты самая гадкая девчонка, которую я когда-либо знал! – выпалил он, поняв, к чему я клоню.
– Проведи меня в город – и я никогда больше с тобой не заговорю, – вкрадчиво произнесла я. – Да еще и кинжал снова окажется у тебя. Слышала, эта зубочистка очень важна для всех Кориусов... Сам подумай, разве я так много прошу за твой клинок? Нет, ты, конечно, можешь выкупить его у меня за деньги, но я потребую за него не меньше золотой кроны…
– Ничего себе! – охнул Мике, вытаращившись на меня с возмущением и злостью. – Да ты жадна, как распоследний гном!
– Вовсе нет, – ухмыльнулась ехидно, – если я пройду через ворота, это не будет стоить тебе ни скойца.
Как я и предполагала, Кориус-младший не отличался решительностью, и мои уговоры пополам с угрозами возымели на него действие. Будь он человеком иного склада характера, то непременно поймал бы меня за косу и потащил к своему отцу, по дороге так излупив ремнем, что я бы призналась в краже с самого порога. Однако Мике был робким домашним мальчиком, не привыкшим к наглым и грубым замашкам, обычным для ярмарок и дешевых харчевен, и мне удалось заморочить ему голову.
– Ладно, – согласился он, понуро склонив голову. – Я проведу тебя через ворота.
– Клянешься добрым именем своей семьи? – мой сощуренный взгляд заставил его помрачнеть еще сильнее. – Если ты, получив нож, тут же побежишь жаловаться своему батюшке, то я скажу, что ты, растяпа, попросту потерял его, затем нашел, но вину хочешь переложить на кого-то другого.
Мике побагровел, услышав слово «растяпа», – видимо, именно так назвал его отец, узнав, что кинжал украли. Он был из тех людей, что боятся бурных ссор и споров, поэтому картина, обрисованная мной, привела его в ужас: вряд ли он смог потягаться со мной в искусстве убедительных и громких речей.
– Клянусь, – нехотя произнес он.
– Вот и славно! – воскликнула я и спустя несколько мгновений уже перепрыгивала через ступеньки, быстро спускаясь по старой лестнице.
– Ты воровка и обманщица, – с презрением и обидой сказал мне Мике, когда я очутилась рядом с ним. – И стыда у тебя нет ни капли!
– Правда же, замечательно, что при всем этом тебе не нужно на мне жениться? – легкомысленно отозвалась я и тут же безо всякого перехода спросила: –А что у тебя за дела в городе?
Вернувшись в свою комнату, в кровать я забралась не сразу, хоть глаза давно чесались и горели от недосыпа. При свете догорающей лампы я швыряла в сумку свои немногочисленные ценности – все медяки, припрятанные за вывалившимся камнем в стене, все браслеты, все кольца – и даже то изящное серебряное, что подарила мне госпожа Вейдена. Совсем не так я надеялась распорядиться этими сбережениями, однако с той поры, как призналась себе, что хочу освободить Рекхе, сожалений не испытывала.
Положив сумку под подушку, впервые за несколько дней я заснула, не мучаясь тягостными размышлениями, – не успела подумать, что нужно изобрести предлог для того, чтобы завтра поутру отправиться в город, как тут же провалилась в глубокий сон. Это было и к добру, и к худу – проснулась я в хорошем настроении, однако безо всякого плана действий. Хвала богам, дядюшка быстро позавтракал, не заводя постылого разговора о неудаче с Кориусами, и сразу же направился засвидетельствовать свое почтение госпоже Вейдене. Обычно это оборачивалось долгими светскими беседами, во время которых дядя Абсалом щупал пульс у всех фрейлин по очереди и заверял каждую, что здоровья ей хватит, чтоб дожить до Страшного Судилища, ежели не забывать об отваре пустырника перед сном и теплой грелке на живот после каждого приема пищи.
– Харль, дружище! – преувеличенно весело обратилась я к юному Лорнасу, чувствовавшему себя в нашей лаборатории куда уютнее, чем в собственных покоях, ведь здесь не водилось строгих учителей и пучка розог. – Раз уж ты здесь, то наверняка тебе не составит труда приглядеть за нашими делами. Мне нужно отлучиться на часок-другой, так что говори всем, будто кто-то меня позвал помочь, но ты не расслышал куда я пошла… Да что мне тебя учить – сам придумаешь, как половчее объяснить!
– Пустая твоя затея! – со знающим видом отозвался Харль, и слова эти заставили меня на мгновение похолодеть. – Уже все во дворце знают, что помолвка твоя с Кориусом расторгнута! Теперь сколько ни верти перед ним хвостом – ничего исправить не получится. Мике зол на тебя необычайно – ведь то был кинжал, который достался ему от деда. Поговаривают, им когда-то предок Кориусов защитил герцога Таммельнского от наемного убийцы, и с тех пор у каждого господина Таммельна нет более доверенных лиц, чем Кориусы. А клинок тот – символ верной службы дому герцога. И надо же тебе было его не уберечь! Дурной знак! Теперь все шепчутся, что управляющий вскоре попадет в немилость…
Уж не знаю, на что надеялся Харль, сообщив мне все это, однако я лишь выдохнула облегченно, поняв, что он говорит вовсе не о моих намерениях выменять золотую монету. Напоминание об украденном оружии пришлось весьма кстати – я сообразила, что могу присовокупить его к моим жалким ценностям, и, вернувшись в комнату, достала клинок из-под тюфяка. Харль недоуменно следил за моими перемещениями, но вряд ли даже у него хватило бы воображения на то, чтобы догадаться о сути моего тайного замысла.
– Всего пару часов, Харль! – умоляюще повторила я и торопливо скрылась за дверью.
Прода -17-
Невезение прилипло ко мне в тот день, словно сор к подошве. Вначале я едва не столкнулась с одним из наемников господина Огасто – он с потерянным видом блуждал по хозяйственному подворью, глядя перед собой пустым взглядом. Теперь, когда я знала, что охранники заколдованы, их посеревшие безжизненные лица вызывали у меня еще больший страх, чем ранее. «Их сознание давно мертво!» – вспомнила я слова демона, и мне показалось, что я вижу покойника, поднявшегося из могилы. Так оно и было, если разобраться, – его телом управляли злые чары, и, если бы они исчезли, – этот человек наверняка тотчас бы погиб.
Не только у меня охранник вызывал ужас – я увидела, как несколько служанок жмутся у двери, не решаясь выйти во двор, пока там бродит живой мертвец. Слуга, шедший к кухне со стороны ворот, тут же повернул назад, завидев зловещую фигуру, чьи движения порой напоминали конвульсивные подергивания человека, видящего во сне что-то кошмарное.
– Ну же, мертвая твоя башка, – раздраженно бормотала я, выглядывая из-за угла. – Отправляйся в подземелье да пей свое вино, если оно тебе хоть немного помогает! Не повезло тебе повстречаться с мерзкой ведьмой, убившей твой разум, но ты, бедняга, все равно уже ничего понимаешь… Вот уж кто заслужил очутиться в каменном мешке на веки вечные, так это колдунья, сотворившая с тобой эдакое…
Словно услышав мои тихие напутствия, наемник направился к старому крылу, на котором словно лежала невидимая печать всяческих несчастий и зла – по крайне мере, стоило мне посмотреть в ту сторону, как в груди поселилась щемящая боль. Мне на минуту стало любопытно, чувствуют ли черные чары остальные обитатели дворца, однако спрашивать было бессмысленно: наверняка все они пребывали в уверенности, что это происходит из-за присутствия там демона. Я же точно знала, что близость Рекхе порождала совсем другие чувства, – он внушал страх, отвращение, злость, но то были естественные ощущения, не оседавшие на душе темной липкой пеленой, в которой я без сомнений опознала отголоски черной магии.
Впрочем, тратить время на подобные рассуждения было глупо. Я направилась к воротам, едва удерживаясь от того, чтобы не бежать, – уж это точно привлекло бы чье-нибудь внимание.
Привратник, увлеченный разговором с каким-то своим приятелем, не смотрел в мою сторону, и мне подумалось, что уж тут-то никаких проволочек не предвидится, как вдруг голос, от звучания которого мои колени подогнулись, произнес:
– Племянница лекаря! Ты опять отправляешься на поиск неприятностей?
Я резко повернулась, краснея и бледнея попеременно. Господин Огасто, вновь верхом на своем прекрасном коне, приближался к воротам. Походило на то, что он собирался как обычно в одиночку прогуляться по окрестностям. Невольно я отметила, как посвежело его красивое лицо, – неудивительно, что дядюшка Абсалом так возгордился! Его Светлость выглядел совершенно здоровым – лучшее свидетельство того, что придворный лекарь потрудился на совесть. Блестящие живые глаза герцога пристально смотрели на меня безо всякой неприязни, словно при последнем нашем разговоре он не прогнал меня восвояси. Быть может, он и не помнил об этом случае?
– Ваша Светлость… – промямлила я, растерявшись едва ли не сильнее, чем во время первого разговора с Рекхе. – Доброго вам утра…
– Куда ты идешь, Фейн? – прямо спросил герцог, остановив коня рядом со мной. – Кажется, я говорил, чтобы ты одна не покидала дворец. У тебя короткая память? Или ты не принимаешь во внимание мои приказы?
Мне оставалось разве что открывать и закрывать рот, как рыбе, выброшенной на берег, – в присутствии господина Огасто я теряла последний ум. Соврать другим мне никогда не составляло труда, тут же язык отнялся, точно его ужалила пчела.
– Ну же, Фейн! – Его Светлость повысил голос. – Ты опять собралась куда-то, не поставив в известность своего дядю, не так ли? Если я прикажу найти его – скажет ли он, что ты сейчас выполняешь его просьбу?
– Ваша Светлость, я просто… просто…– жалко проблеяла я, совсем пав духом. В голове было пусто, как в дырявом ведре, и ни одного годного объяснения, зачем мне нужно прогуляться по городу, я не находила.
– Эй, Филиберт! – еще громче крикнул господин Огасто, и обеспокоенный привратник, с опаской прислушивающийся к нашей беседе, со всех ног бросился к своему господину.
– Что угодно Вашей Светлости? – запыхавшись, торопливо спросил он.
– Знаешь племянницу моего лекаря? – господи Огасто кивнул в мою сторону, хоть этого и не требовалось, – привратник тут же принялся заверять Его Светлость, что не спутает меня ни с кем другим.
– Проследи за тем, чтобы она не выходила одна в город! – продолжил герцог, тон которого не был злым или суровым, однако отбивал всякое желание спорить. – Покидать дворец она может в сопровождении своего дядюшки или иного достойного человека из числа дворни, и никак иначе.
– Будет исполнено, Ваша Светлость, – тут же отозвался Филиберт.
Я не могла скрыть своего огорчения, но господин Огасто покровительственно улыбнулся, увидев кислое выражение моего лица.
– Ты слишком бесстрашна, рыжая девочка, – сказал он мне, и от теплоты, звучащей в его голосе, сердце едва не разорвалось от сладкой муки. – Жаль, что о тебе некому позаботиться как следует. Что ж, надеюсь, хоть от одной беды я тебя уберег.
«Ох, но я же просто пытаюсь помочь вам! Отчего вы не чувствуете, что все это – ради вас?» – мысленно вскричала я, а вслух упавшим голосом поблагодарила господина Огасто за доброту и заверила, что не желала его огорчать своим непослушанием. О чарах заводить разговор не имело никакого смысла – во всем Таммельне о колдовстве знали я, демон да домовой дух с его крысами, и вряд ли слова, исходящие от кого-либо из нас, показались бы господину Огасто достойными доверия. Мне оставалось только проводить взглядом Его Светлость и пробормотать: «Да ухожу я, ухожу!» в ответ на ворчание привратника.
Порядком приуныв, я побрела обратно к кухне, размышляя, как бы перебраться через высокий забор, огораживающий двор и сад при дворце. Около старого крыла ограда давно начала рушиться, ее оплел девичий виноград, да и ветви деревьев, растущих у стены, могли помочь мне… Но приближаться к той части дворца я боялась – слишком велик был риск попасться на глаза кому-нибудь из наемников, охранявших подземную тюрьму. Мне пришло в голову, что стоит расспросить Харля о лазейках, которыми можно было бы воспользоваться для побега, но отчего-то мне слабо верилось в успех этого предприятия: мальчишки давно и след бы простыл, знай он, как сбежать из дворца…
Уйдя со двора, я бродила взад-вперед по заброшенной открытой галерее, где раньше находился небольшой сад, сейчас же от былого великолепия здесь остались битые кадки да ряд пересохших фонтанчиков. Слуги редко заглядывали сюда, и я надеялась, что в тишине мне удастся придумать что-то толковое. Однако одиночество не очень-то помогло мне – я попеременно пинала ногой мелкий мусор и бессмысленно таращилась в замковый двор, опершись на перила. В конце концов я приметила внизу Мике, с достоинством шествовавшего к главным воротам. Сначала вид его фигуры, затянутой в строгий черный костюм, заставил меня скривиться, но после недолгих раздумий я довольно ухмыльнулась, сообразив, как использовать эту встречу себе на пользу.
– Эй, зануда! – окликнула я его с наглым видом, перегнувшись через перила. Отчего-то при виде своего бывшего жениха меня тянуло вести себя еще грубее, чем обыкновенно. Должно быть, меня все-таки задевало то, что Кориусы сочли племянницу лекаря слишком низкородной и дурно воспитанной, но вместо того, чтобы исправить это впечатление, я решила его усугубить.
От неожиданности Мике едва не споткнулся, затем принялся вертеть головой и наконец увидел меня.
– Это ты мне? – в голосе его смешались недоверие и обида.
– Ну а кому ж еще? – хмыкнула я. – Ты же у нас ученый господин, а они все зануды как на подбор.
– Я не желаю выслушивать оскорбления от какой-то глупой полуграмотной девчонки, бродяжничавшей по всем окрестным торжищам! – оскорбленно заявил Кориус-младший, но я добродушно отмахнулась, показывая, что его слова ничуть меня не обижают, – да и с чего бы мне обижаться на сущую правду?..
– У меня к тебе есть дело, зануда, – сказала я, свесиввшись пониже, чтобы эта часть разговора не дошла до случайных ушей.
– А у меня с тобой более нет общих дел! – вспылил Мике, и его нежные щеки заметно порозовели.
– Зря ты так думаешь, – подмигнула я, состроив самую похабную рожу, на которую была способна. – Посмотри-ка, что у меня есть!
И я достала из сумки кинжал, подняв так, чтобы Мике мог хорошо его разглядеть.
– Так это ты его украла! – задохнулся от возмущения юноша.
– Я, – не стала отрицать очевидного. – Но отдам его тебе, если ты скажешь привратнику Филиберту, что я сопровождаю тебя в город по важному делу, – тут я заметила, что Мике подался вперед, явно собираясь попросту отнять у меня клинок, и предостерегающе подняла палец. – Но-но, не вздумай забрать его силой! Пока ты взберешься сюда – меня и след простынет, а твой нож я выброшу в какую-нибудь дыру, так что никто его уже не сможет найти!
– Да я… я… – Мике начал заикаться от злости.
– А если ты скажешь, что кинжал украла я, – мой тон стал приторно-сладким, – то я заявлю в ответ, что ты наговариваешь на меня из-за того, что не хочешь на мне жениться! Бедная Фейн пришла попросить прощения за свое плохое поведение, – тут я заговорила омерзительно плаксиво, – а ты ее прогнал и оболгал, жестокий и высокомерный Мике Кориус! Госпожа Вейдена от чистого сердца желала нас поженить, а ты делаешь все, чтобы ее огорчить!..
– Фейнелла, ты самая гадкая девчонка, которую я когда-либо знал! – выпалил он, поняв, к чему я клоню.
– Проведи меня в город – и я никогда больше с тобой не заговорю, – вкрадчиво произнесла я. – Да еще и кинжал снова окажется у тебя. Слышала, эта зубочистка очень важна для всех Кориусов... Сам подумай, разве я так много прошу за твой клинок? Нет, ты, конечно, можешь выкупить его у меня за деньги, но я потребую за него не меньше золотой кроны…
– Ничего себе! – охнул Мике, вытаращившись на меня с возмущением и злостью. – Да ты жадна, как распоследний гном!
– Вовсе нет, – ухмыльнулась ехидно, – если я пройду через ворота, это не будет стоить тебе ни скойца.
Как я и предполагала, Кориус-младший не отличался решительностью, и мои уговоры пополам с угрозами возымели на него действие. Будь он человеком иного склада характера, то непременно поймал бы меня за косу и потащил к своему отцу, по дороге так излупив ремнем, что я бы призналась в краже с самого порога. Однако Мике был робким домашним мальчиком, не привыкшим к наглым и грубым замашкам, обычным для ярмарок и дешевых харчевен, и мне удалось заморочить ему голову.
– Ладно, – согласился он, понуро склонив голову. – Я проведу тебя через ворота.
– Клянешься добрым именем своей семьи? – мой сощуренный взгляд заставил его помрачнеть еще сильнее. – Если ты, получив нож, тут же побежишь жаловаться своему батюшке, то я скажу, что ты, растяпа, попросту потерял его, затем нашел, но вину хочешь переложить на кого-то другого.
Мике побагровел, услышав слово «растяпа», – видимо, именно так назвал его отец, узнав, что кинжал украли. Он был из тех людей, что боятся бурных ссор и споров, поэтому картина, обрисованная мной, привела его в ужас: вряд ли он смог потягаться со мной в искусстве убедительных и громких речей.
– Клянусь, – нехотя произнес он.
– Вот и славно! – воскликнула я и спустя несколько мгновений уже перепрыгивала через ступеньки, быстро спускаясь по старой лестнице.
– Ты воровка и обманщица, – с презрением и обидой сказал мне Мике, когда я очутилась рядом с ним. – И стыда у тебя нет ни капли!
– Правда же, замечательно, что при всем этом тебе не нужно на мне жениться? – легкомысленно отозвалась я и тут же безо всякого перехода спросила: –А что у тебя за дела в городе?
