Внутренней силы человека не хватает, чтобы совладать с магией. Проклят тот день, когда люди поняли, что могут перенять колдовские умения у духов. Ведьма нарушила тайные законы, приведя сюда демона. Нужно, чтобы она расплатилась за это. Ты не сумеешь ее одолеть в одиночку, – тут он молчал особенно долго, покачивая своей обтянутой голой кожей страшной головой. – Но самая крошечная пылинка порой сдвигает чашу весов. Я обещаю, что ты не умрешь.
– Благодарю вас, – едва слышно прошептала я. Запоздало я сообразила, что от страха все это время почти не дышала.
– Сделка! – громко объявил хранитель подземелий, протягивая мне свою ужасную руку.
– Сделка! – повторила я, чувствуя, как горло сдавливает невидимая петля.
И стоило мне коснуться кончиков пальцев древнего духа, как он с внезапной силой схватил меня за шиворот, точно паршивого кота, и быстрее молнии утащил в колодец. Я не успела даже вскрикнуть, как очутилась в кромешной тьме, пахнущей болотной водой и мертвечиной.
Господин подземелий небрежно бросил меня куда-то вниз, на скользкие камни, между которыми стояла вода, – я почувствовала, как промокает моя одежда. Мне хотелось кричать изо всех сил, но я понимала, насколько бессмысленна эта затея: в старом лабиринте никто не услышал бы моих воплей и не пришел бы на помощь. Да и к тому же я сама позволила сделать с собой все это. Мне оставалось негромко всхлипывать и дрожать, ожидая своей участи.
– Дай мне руку, – раздался тихий голос духа, и я послушно протянула вперед свою руку, ничего не различая в темноте.
– Ты пожалела темное злое существо, – моего запястья коснулось что-то холодное. – Я знаю, ты могла бы просто дать ему умереть. Но ты решила выпустить демона – и из-за этого я возьму двойную плату.
– Я согласна, – пропищала я, уже не понимая толком, что со мной происходит.
Резкая боль заставила меня вскрикнуть – что-то острое полоснуло по руке, и я попыталась высвободиться, позабыв обо всем на свете. Но цепкие пальцы хранителя держали меня крепче любых оков. Вскоре слабость и оцепенение охватили меня, и я перестала трепыхаться, безвольно уронив голову на камни.
Все остальное запомнилось, словно бессвязный странный сон. Что-то ощущалось ясно, что-то тонуло во тьме. Чары господина подземелий залечили рану на моем запястье, и впоследствии сам дядюшка Абсалом не смог найти следов порезов на моей коже. Я же почувствовала лишь странный удар куда-то по дых, от которого все мое тело содрогнулось, а перед глазами вспыхнули искры, но слабость не позволила мне ощупать себя – я продолжала лежать на камнях, пока подземный дух вновь не поднял меня. Обращался со мной он без всякой деликатности: выбираясь из колодца, просто швырнул мое тело на пол, так что я разбила лоб и едва не вывихнула руку.
Свет, исходящий от фонаря, придал мне сил – я попыталась было встать, но господин подземелий вновь грубо сгреб меня и, прихватив с собой фонарь, направился по одному из коридоров, без усилия перекинув мое тело через плечо. Двигался он плавно, тихо, словно плыл по воде. Я смогла разобрать, что он несколько изменился внешне – стал куда выше, на плоском страшном лице проявились черты, схожие с человеческими, а руки, особенно сильно меня пугавшие, перестали напоминать кости, обтянутые кожей. С каждым шагом в движениях его чувствовалось все больше силы, и мертвецкий холод его тела сменился слабым теплом.
Из-за приступов дурноты я не могла сказать, как долго мы брели по коридорам: глаза сами по себе закрывались, и я проваливалась в беспамятство.
– Мы пришли, – наконец сказал господин подземелий, и я вновь очутилась на полу, теперь пребольно ударившись спиной.
– Ты не удержишься в сознании, когда я буду колдовать, – мне казалось, что теперь он в два раза выше обычного человека. – Мои чары будут отзываться в тебе еще долгое время. Вынести эту тяжесть тебе будет непросто. Но если ты хочешь что-то спросить у демона, тебе придется вытерпеть боль.
С этими словами он повернулся к глухой стене и звонко ударил огромной ладонью по камню. Мне показалось, что мои внутренности рвут чьи-то острые зубы, а глаза лопнули, и горячая кровь течет по щекам. Ни крикнуть, ни застонать уже не было сил, и я подумала, что лучше бы проклятый подземный дух выцедил мою кровь до последней капли и бросил тело в своем вонючем колодце.
Когда я очнулась, мне на мгновение показалось, что мое пожелание исполнилось: перед глазами у меня стояла непроницаемая тьма, а в нос било зловоние.
– Спрашивай у темной твари, что хотела! – услышала я голос древнего хранителя и сообразила, что мы очутились в том самом каменном мешке, где так долго ждал своей смерти Рекхе. Мучительная боль не отпускала, скручивала внутренности в тугой жгут, но я понимала, что второй возможности у меня не будет. Я скорчилась на полу, обхватив руками живот, и изо всех сил пыталась отрешиться от боли хотя бы на несколько секунд.
– Демон, ты будешь свободен, – с трудом произнесла я, ничего не видя перед собой. – Я заплатила за то, чтобы ты мог уйти. Скажи мне, что ты знаешь о прошлом господина Огасто?
– Я не просил тебя об этом! – сдавленно прорычал Рекхе откуда-то из темноты.
– Ты просил у меня нож… – я тряслась, но продолжала говорить. – Я дам тебе его, и ты сможешь сделать с ним все что пожелаешь, после того, как уйдешь. Я не… не смогла дать его для того, чтобы ты сдох в этой дыре. Но теперь выполняю свою часть уговора. Скажи мне то, что я хочу знать!
– Скажи человеку то, что он просит, темная тварь, и уходи, – подал вдруг голос подземный дух. – Убирайся из моих владений. Я не желаю, чтобы твоя проклятая кровь пропитала камни моего дворца.
– Какое мне дело до твоих желаний, древнее дряхлое создание? – неожиданно зло огрызнулся Рекхе. – Подавись ими! Я знаю, что ты хотел меня прикончить все то время, что я гнил здесь, но боялся, что я сумею свернуть тебе шею первым. Жалкий трусливый дух! Я бы не стал сопротивляться, ты зря боялся. Об одной смерти я и просил все это время. Перед глупой девчонкой, возомнившей себя моей спасительницей, у меня нет никакого долга!
– Ты не желал свободы, демон? – голос старого хранителя напоминал шипение змеи.
– Зачем мне свобода? – почти крикнул узник. – Я навлек позор на свой дом и не посмею просить о прощении. И даже если бы меня простили – влачить существование калеки? Это тело уже нельзя исцелить… Так какая мне разница, где умереть?
– Тогда возьми нож, который тебе принес глупый человек. Уходи и убей себя, как собирался. Но выполни свое обещание.
– Я не уйду.
– Значит, человек зря щедро оплатил мне твою свободу? – спросил господин подземелий, и мне внезапно показалось, что он не так уж равнодушен к моей судьбе. – Ты знаешь, чем обернется для него эта жертва. Еще долго ему придется страдать.
– Пусть раскаивается хоть до самой смерти и винит свою глупость, – отрезал взбешенный демон.
– Человек глуп, однако собирается бороться со злом. Хотя мог бы остаться в стороне, – промолвил старый дух. – Ты умен и имеешь повод для мести. Но желаешь умереть.
– Месть? – Рекхе, казалось, обезумел. – Ты говоришь мне о мести, выживший из ума дух? Неужели ты думаешь, что я не хотел бы отомстить? Ничего другого я не пожелал бы! Но я уничтожен! Я бессильнее слепого червя! Как я смогу отомстить? Не насмехайся надо мной, старик, иначе, клянусь своей проклятой жизнью, которая все никак не закончится, я все-таки попытаюсь тебя удавить.
– Не лги мне, демон, – господин подземелий становился все бесстрастнее. – У тебя есть выход.
– Его нет, – прорычал Рекхе. – То, что ты называешь выходом, – невозможно.
– Как знать, – подземный дух не посчитал нужным спорить далее. – Однако ты уйдешь отсюда. И поступишь после этого так, как сочтешь нужным. Но перед этим скажешь человеку то, что обещал. Я немногое знаю о вашем роде, но неблагодарность не в почете и у темных созданий.
Демон лишь коротко и угрюмо огрызался в ответ, но я обессилела от боли и меня покинула последняя отчаянная надежда. Тонко и жалобно я застонала, надеясь, что милосердное беспамятство вот-вот придет, но не успела ощутить падение в бездонную пропасть, как почувствовала, что меня трясут, точно дерево, увешанное спелыми плодами.
– Глупая Фейн! – словно издали я услышала голос Рекхе. – Ну же, ты слышишь меня?
Я сумела разлепить губы и что-то пробормотать в ответ.
– Запомни мои слова хорошенько, если и впрямь собираешься разгадать тайну своего господина, – демон говорил торопливо. – Ты спрашивала, что за человек может знать, откуда пришел Огасто. Так вот: в ту пору, когда я попал к нему в плен, рядом с ним была не одна лишь чародейка. Везде и всюду его сопровождала женщина, которую он звал сестрой. Они и впрямь были одной крови, я чуял это. Она не мертва, я знаю это – Огасто упоминал о ней, когда приходил вести со мной беседы, и говорил, как о живой. Узнай, куда он спрятал ее, и ты получишь ниточку, ведущую в его тайное прошлое.
– Спасибо тебе, – с трудом пробормотала я, чувствуя, как нарастает боль где-то глубоко внутри меня.
– Это я должен сказать тебе спасибо, глупая девочка, – ответил демон неожиданно мягко, и волна боли окончательно погасила мой разум – подземный дух вновь начал творить свои чары.
Когда я очнулась, в глаза мне бил яркий солнечный свет, а лицо освежал теплый летний ветер, несущий ароматы полей, над которыми недавно пролился дождь. Я узнала свою комнату и заплакала от радости, подумав, что все произошедшее было кошмарным сном.
Дядя Абсалом, услышав мои всхлипывания, тут же появился в моей комнате, и я увидела, что его лоб прорезала глубокая морщина, которой раньше я не замечала.
– Что же ты наделала, Фейн? – спросил он так встревоженно и горестно, что я похолодела. – Куда ты ходила этой ночью? Я сбился с ног, пытаясь тебя отыскать… Страшная гроза бушевала всю ночь, а тебя нигде не было видно! Под утро тебя нашли в старой башне, ты была холодна как лед и едва дышала. Все лицо твое было в крови, а на теле сплошные синяки!
– Я ничего не помню, дядюшка, – пробормотала я, смутившись и испугавшись.
– Это все проклятая нечисть, ее полно в старых дворцах и замках, – дядя Абсалом сокрушенно качал головой. – Наверняка ты повстречала домового духа, и он заставил тебя плясать всю ночь, пока ты не упала замертво! Сколько раз я говорил тебе, чтобы почтительнее относилась к старым обычаям и жертвовала хранителю дворца хотя бы пару медяков. Эти существа памятливы как ростовщики, и наверняка у местного домового имелся на тебя зуб… Как же тебя теперь на ноги поставить?..
– Это всего-то обычное недомогание, дядя, – я попыталась улыбнуться. – Скоро все пройдет!
– Пройдет? – дядюшка Абсалом всплеснул руками. – Посмотри на свои косы, Фейн!
– А что с моими косами? – я потянулась к волосам, отметив с досадой, что столь простое движение дается мне с большим усилием.
– Да у тебя же полная голова седины! – воскликнул дядя, не скрывая своего огорчения.
Я недоверчиво перекинула волосы на грудь, чтобы получше их рассмотреть. И впрямь, рыжие пряди теперь перемежались совершенно седыми полосами, серебрившимися на солнце. Я с опаской перебирала их, не в силах поверить, что так изменилась, и думала, что все-таки плохо представляла последствия своего решения.
Но, увы, это было не самым плохим известием. И к вечеру этого дня, и к утру следующего я так и не смогла подняться с постели – ноги отказывались мне повиноваться. Дядюшка сам осмотрел их несколько раз и вновь разразился огорченными вздохами – все признаки указывали на то, что если я и смогу когда-либо встать, передвигаться без костылей у меня не получится.
Как ни крепилась я, напоминая себе, что готова платить любую цену за ключ к тайнам господина Огасто, но, выслушав мнение опечаленного дяди Абсалома, разразилась горючими слезами и рыдала до той поры, пока не забылась тревожным, тяжелым сном. Проснулась я с криком – мне привиделось, что подземный дух вновь утаскивает меня в свой колодец. Но рассказать об этом я никому не могла, потому молча терла запястья, которые, как мне казалось, все еще кровоточили.
Весть о том, что племянница лекаря ночью повстречала домового и тот заставил ее танцевать, пока у нее не отнялись ноги, быстро разлетелась по всем углам. Жадные до чудес и страшных происшествий толпились у дверей дядюшки, желая хоть одним глазком посмотреть на жертву жуткого колдовства. Слухи обрастали все новыми подробностями, которые мне охотно пересказывал Харль, и вскоре я стала едва ли не главным предметом обсуждений среди горожан. Все сходились во мнении, что я сама виновата в своих несчастьях, поскольку часто бездельничала и слонялась по дворцу.
– Вот спала бы она ночью в своей постели – ничего плохого с ней бы не случилось! – повторяли на разные лады таммельнцы, которым уже поднадоело мусолить байки о пленнике-демоне и безумном герцоге. Возразить на это мне было нечего. Свою беду я выпросила у судьбы сама.
Сама госпожа Вейдена проведала меня, опасливо прикрывая лицо платком, – ей, видимо, казалось, что моя болезнь может оказаться заразной, но слишком уж манили ее тайны духов, чтобы не прийти.
– Ты видела хранителя дворца, Фейн? – спросила она, глядя на меня со смесью ужаса и любопытства. – Каков он собой? Правду ли говорят, что у него крысиная голова?
Но я покачала головой, прикрыв глаза, словно от усталости, – всем любопытствующим я говорила, что ничего не помню. «Колдовские штучки!» – понимающе переговаривались между собой мои незваные гости и сами придумывали, что же я видела той ночью в разрушенной башне. «Сам хранитель дворца играл для нее на своей дудочке из человеческой кости! – доносились до меня отголоски этих россказней. – А призраки с огненными глазами кружились вокруг, как стая воронья!»
В конце концов даже господин Огасто справился о моем здоровье у дядюшки Абсалома и, по мнению дяди, всерьез опечалился, узнав, что я еще не скоро поднимусь на ноги.
– Его Светлость сказал: «Что за злая ирония судьбы! Дитя полей, лесов и вольного ветра заперто в клетку», – дядя пересказывал слова герцога, сморщив нос от возмущения. – Ох, Фейн, не будь ты сейчас больна – выпорол бы безо всякой жалости! С чего бы это господину Огасто говорить о тебе всякие глупости? Самым отъявленным безумцам не стоит в подобных выражениях обсуждать незамужних девиц с их родственниками! Думаешь, я не знаю, зачем ты бродила ночью по дворцу? Я давно говорил, чтобы ты выбросила из головы свои глупейшие выдумки и глаз не смела поднимать на господина Огасто! Разве твой старый дядюшка был не прав, когда считал, что из этого не выйдет ничего хорошего?..
Я промолчала, отвернувшись, и до самого вечера смотрела в стену, смаргивая слезы, непрерывно катившиеся из глаз. Проклятая неподвижность оказалась самым тяжелым испытанием в моей жизни – мне казалось, что я, выпустив демона, теперь заняла его место и буду сохнуть в четырех стенах до конца дней. О, как это было ужасно! Я никогда еще не болела всерьез и представления не имела, насколько мучителен подобный покой.
Окончательно я пала духом после разговора с Мике, пришедшим меня навестить: он смотрел столь сурово и грустно, что я догадалась обо всем еще до того, как он заговорил.
– Это ничего не значит, – решительно объявил он. – Все равно я женюсь на тебе!
– Благодарю вас, – едва слышно прошептала я. Запоздало я сообразила, что от страха все это время почти не дышала.
– Сделка! – громко объявил хранитель подземелий, протягивая мне свою ужасную руку.
– Сделка! – повторила я, чувствуя, как горло сдавливает невидимая петля.
И стоило мне коснуться кончиков пальцев древнего духа, как он с внезапной силой схватил меня за шиворот, точно паршивого кота, и быстрее молнии утащил в колодец. Я не успела даже вскрикнуть, как очутилась в кромешной тьме, пахнущей болотной водой и мертвечиной.
Господин подземелий небрежно бросил меня куда-то вниз, на скользкие камни, между которыми стояла вода, – я почувствовала, как промокает моя одежда. Мне хотелось кричать изо всех сил, но я понимала, насколько бессмысленна эта затея: в старом лабиринте никто не услышал бы моих воплей и не пришел бы на помощь. Да и к тому же я сама позволила сделать с собой все это. Мне оставалось негромко всхлипывать и дрожать, ожидая своей участи.
– Дай мне руку, – раздался тихий голос духа, и я послушно протянула вперед свою руку, ничего не различая в темноте.
– Ты пожалела темное злое существо, – моего запястья коснулось что-то холодное. – Я знаю, ты могла бы просто дать ему умереть. Но ты решила выпустить демона – и из-за этого я возьму двойную плату.
– Я согласна, – пропищала я, уже не понимая толком, что со мной происходит.
Резкая боль заставила меня вскрикнуть – что-то острое полоснуло по руке, и я попыталась высвободиться, позабыв обо всем на свете. Но цепкие пальцы хранителя держали меня крепче любых оков. Вскоре слабость и оцепенение охватили меня, и я перестала трепыхаться, безвольно уронив голову на камни.
Все остальное запомнилось, словно бессвязный странный сон. Что-то ощущалось ясно, что-то тонуло во тьме. Чары господина подземелий залечили рану на моем запястье, и впоследствии сам дядюшка Абсалом не смог найти следов порезов на моей коже. Я же почувствовала лишь странный удар куда-то по дых, от которого все мое тело содрогнулось, а перед глазами вспыхнули искры, но слабость не позволила мне ощупать себя – я продолжала лежать на камнях, пока подземный дух вновь не поднял меня. Обращался со мной он без всякой деликатности: выбираясь из колодца, просто швырнул мое тело на пол, так что я разбила лоб и едва не вывихнула руку.
Свет, исходящий от фонаря, придал мне сил – я попыталась было встать, но господин подземелий вновь грубо сгреб меня и, прихватив с собой фонарь, направился по одному из коридоров, без усилия перекинув мое тело через плечо. Двигался он плавно, тихо, словно плыл по воде. Я смогла разобрать, что он несколько изменился внешне – стал куда выше, на плоском страшном лице проявились черты, схожие с человеческими, а руки, особенно сильно меня пугавшие, перестали напоминать кости, обтянутые кожей. С каждым шагом в движениях его чувствовалось все больше силы, и мертвецкий холод его тела сменился слабым теплом.
Из-за приступов дурноты я не могла сказать, как долго мы брели по коридорам: глаза сами по себе закрывались, и я проваливалась в беспамятство.
– Мы пришли, – наконец сказал господин подземелий, и я вновь очутилась на полу, теперь пребольно ударившись спиной.
– Ты не удержишься в сознании, когда я буду колдовать, – мне казалось, что теперь он в два раза выше обычного человека. – Мои чары будут отзываться в тебе еще долгое время. Вынести эту тяжесть тебе будет непросто. Но если ты хочешь что-то спросить у демона, тебе придется вытерпеть боль.
С этими словами он повернулся к глухой стене и звонко ударил огромной ладонью по камню. Мне показалось, что мои внутренности рвут чьи-то острые зубы, а глаза лопнули, и горячая кровь течет по щекам. Ни крикнуть, ни застонать уже не было сил, и я подумала, что лучше бы проклятый подземный дух выцедил мою кровь до последней капли и бросил тело в своем вонючем колодце.
Когда я очнулась, мне на мгновение показалось, что мое пожелание исполнилось: перед глазами у меня стояла непроницаемая тьма, а в нос било зловоние.
– Спрашивай у темной твари, что хотела! – услышала я голос древнего хранителя и сообразила, что мы очутились в том самом каменном мешке, где так долго ждал своей смерти Рекхе. Мучительная боль не отпускала, скручивала внутренности в тугой жгут, но я понимала, что второй возможности у меня не будет. Я скорчилась на полу, обхватив руками живот, и изо всех сил пыталась отрешиться от боли хотя бы на несколько секунд.
– Демон, ты будешь свободен, – с трудом произнесла я, ничего не видя перед собой. – Я заплатила за то, чтобы ты мог уйти. Скажи мне, что ты знаешь о прошлом господина Огасто?
– Я не просил тебя об этом! – сдавленно прорычал Рекхе откуда-то из темноты.
– Ты просил у меня нож… – я тряслась, но продолжала говорить. – Я дам тебе его, и ты сможешь сделать с ним все что пожелаешь, после того, как уйдешь. Я не… не смогла дать его для того, чтобы ты сдох в этой дыре. Но теперь выполняю свою часть уговора. Скажи мне то, что я хочу знать!
– Скажи человеку то, что он просит, темная тварь, и уходи, – подал вдруг голос подземный дух. – Убирайся из моих владений. Я не желаю, чтобы твоя проклятая кровь пропитала камни моего дворца.
– Какое мне дело до твоих желаний, древнее дряхлое создание? – неожиданно зло огрызнулся Рекхе. – Подавись ими! Я знаю, что ты хотел меня прикончить все то время, что я гнил здесь, но боялся, что я сумею свернуть тебе шею первым. Жалкий трусливый дух! Я бы не стал сопротивляться, ты зря боялся. Об одной смерти я и просил все это время. Перед глупой девчонкой, возомнившей себя моей спасительницей, у меня нет никакого долга!
– Ты не желал свободы, демон? – голос старого хранителя напоминал шипение змеи.
– Зачем мне свобода? – почти крикнул узник. – Я навлек позор на свой дом и не посмею просить о прощении. И даже если бы меня простили – влачить существование калеки? Это тело уже нельзя исцелить… Так какая мне разница, где умереть?
– Тогда возьми нож, который тебе принес глупый человек. Уходи и убей себя, как собирался. Но выполни свое обещание.
– Я не уйду.
– Значит, человек зря щедро оплатил мне твою свободу? – спросил господин подземелий, и мне внезапно показалось, что он не так уж равнодушен к моей судьбе. – Ты знаешь, чем обернется для него эта жертва. Еще долго ему придется страдать.
– Пусть раскаивается хоть до самой смерти и винит свою глупость, – отрезал взбешенный демон.
– Человек глуп, однако собирается бороться со злом. Хотя мог бы остаться в стороне, – промолвил старый дух. – Ты умен и имеешь повод для мести. Но желаешь умереть.
– Месть? – Рекхе, казалось, обезумел. – Ты говоришь мне о мести, выживший из ума дух? Неужели ты думаешь, что я не хотел бы отомстить? Ничего другого я не пожелал бы! Но я уничтожен! Я бессильнее слепого червя! Как я смогу отомстить? Не насмехайся надо мной, старик, иначе, клянусь своей проклятой жизнью, которая все никак не закончится, я все-таки попытаюсь тебя удавить.
– Не лги мне, демон, – господин подземелий становился все бесстрастнее. – У тебя есть выход.
– Его нет, – прорычал Рекхе. – То, что ты называешь выходом, – невозможно.
– Как знать, – подземный дух не посчитал нужным спорить далее. – Однако ты уйдешь отсюда. И поступишь после этого так, как сочтешь нужным. Но перед этим скажешь человеку то, что обещал. Я немногое знаю о вашем роде, но неблагодарность не в почете и у темных созданий.
Демон лишь коротко и угрюмо огрызался в ответ, но я обессилела от боли и меня покинула последняя отчаянная надежда. Тонко и жалобно я застонала, надеясь, что милосердное беспамятство вот-вот придет, но не успела ощутить падение в бездонную пропасть, как почувствовала, что меня трясут, точно дерево, увешанное спелыми плодами.
– Глупая Фейн! – словно издали я услышала голос Рекхе. – Ну же, ты слышишь меня?
Я сумела разлепить губы и что-то пробормотать в ответ.
– Запомни мои слова хорошенько, если и впрямь собираешься разгадать тайну своего господина, – демон говорил торопливо. – Ты спрашивала, что за человек может знать, откуда пришел Огасто. Так вот: в ту пору, когда я попал к нему в плен, рядом с ним была не одна лишь чародейка. Везде и всюду его сопровождала женщина, которую он звал сестрой. Они и впрямь были одной крови, я чуял это. Она не мертва, я знаю это – Огасто упоминал о ней, когда приходил вести со мной беседы, и говорил, как о живой. Узнай, куда он спрятал ее, и ты получишь ниточку, ведущую в его тайное прошлое.
– Спасибо тебе, – с трудом пробормотала я, чувствуя, как нарастает боль где-то глубоко внутри меня.
– Это я должен сказать тебе спасибо, глупая девочка, – ответил демон неожиданно мягко, и волна боли окончательно погасила мой разум – подземный дух вновь начал творить свои чары.
Когда я очнулась, в глаза мне бил яркий солнечный свет, а лицо освежал теплый летний ветер, несущий ароматы полей, над которыми недавно пролился дождь. Я узнала свою комнату и заплакала от радости, подумав, что все произошедшее было кошмарным сном.
Дядя Абсалом, услышав мои всхлипывания, тут же появился в моей комнате, и я увидела, что его лоб прорезала глубокая морщина, которой раньше я не замечала.
– Что же ты наделала, Фейн? – спросил он так встревоженно и горестно, что я похолодела. – Куда ты ходила этой ночью? Я сбился с ног, пытаясь тебя отыскать… Страшная гроза бушевала всю ночь, а тебя нигде не было видно! Под утро тебя нашли в старой башне, ты была холодна как лед и едва дышала. Все лицо твое было в крови, а на теле сплошные синяки!
– Я ничего не помню, дядюшка, – пробормотала я, смутившись и испугавшись.
– Это все проклятая нечисть, ее полно в старых дворцах и замках, – дядя Абсалом сокрушенно качал головой. – Наверняка ты повстречала домового духа, и он заставил тебя плясать всю ночь, пока ты не упала замертво! Сколько раз я говорил тебе, чтобы почтительнее относилась к старым обычаям и жертвовала хранителю дворца хотя бы пару медяков. Эти существа памятливы как ростовщики, и наверняка у местного домового имелся на тебя зуб… Как же тебя теперь на ноги поставить?..
– Это всего-то обычное недомогание, дядя, – я попыталась улыбнуться. – Скоро все пройдет!
– Пройдет? – дядюшка Абсалом всплеснул руками. – Посмотри на свои косы, Фейн!
– А что с моими косами? – я потянулась к волосам, отметив с досадой, что столь простое движение дается мне с большим усилием.
– Да у тебя же полная голова седины! – воскликнул дядя, не скрывая своего огорчения.
Я недоверчиво перекинула волосы на грудь, чтобы получше их рассмотреть. И впрямь, рыжие пряди теперь перемежались совершенно седыми полосами, серебрившимися на солнце. Я с опаской перебирала их, не в силах поверить, что так изменилась, и думала, что все-таки плохо представляла последствия своего решения.
Но, увы, это было не самым плохим известием. И к вечеру этого дня, и к утру следующего я так и не смогла подняться с постели – ноги отказывались мне повиноваться. Дядюшка сам осмотрел их несколько раз и вновь разразился огорченными вздохами – все признаки указывали на то, что если я и смогу когда-либо встать, передвигаться без костылей у меня не получится.
Как ни крепилась я, напоминая себе, что готова платить любую цену за ключ к тайнам господина Огасто, но, выслушав мнение опечаленного дяди Абсалома, разразилась горючими слезами и рыдала до той поры, пока не забылась тревожным, тяжелым сном. Проснулась я с криком – мне привиделось, что подземный дух вновь утаскивает меня в свой колодец. Но рассказать об этом я никому не могла, потому молча терла запястья, которые, как мне казалось, все еще кровоточили.
Весть о том, что племянница лекаря ночью повстречала домового и тот заставил ее танцевать, пока у нее не отнялись ноги, быстро разлетелась по всем углам. Жадные до чудес и страшных происшествий толпились у дверей дядюшки, желая хоть одним глазком посмотреть на жертву жуткого колдовства. Слухи обрастали все новыми подробностями, которые мне охотно пересказывал Харль, и вскоре я стала едва ли не главным предметом обсуждений среди горожан. Все сходились во мнении, что я сама виновата в своих несчастьях, поскольку часто бездельничала и слонялась по дворцу.
– Вот спала бы она ночью в своей постели – ничего плохого с ней бы не случилось! – повторяли на разные лады таммельнцы, которым уже поднадоело мусолить байки о пленнике-демоне и безумном герцоге. Возразить на это мне было нечего. Свою беду я выпросила у судьбы сама.
Сама госпожа Вейдена проведала меня, опасливо прикрывая лицо платком, – ей, видимо, казалось, что моя болезнь может оказаться заразной, но слишком уж манили ее тайны духов, чтобы не прийти.
– Ты видела хранителя дворца, Фейн? – спросила она, глядя на меня со смесью ужаса и любопытства. – Каков он собой? Правду ли говорят, что у него крысиная голова?
Но я покачала головой, прикрыв глаза, словно от усталости, – всем любопытствующим я говорила, что ничего не помню. «Колдовские штучки!» – понимающе переговаривались между собой мои незваные гости и сами придумывали, что же я видела той ночью в разрушенной башне. «Сам хранитель дворца играл для нее на своей дудочке из человеческой кости! – доносились до меня отголоски этих россказней. – А призраки с огненными глазами кружились вокруг, как стая воронья!»
В конце концов даже господин Огасто справился о моем здоровье у дядюшки Абсалома и, по мнению дяди, всерьез опечалился, узнав, что я еще не скоро поднимусь на ноги.
– Его Светлость сказал: «Что за злая ирония судьбы! Дитя полей, лесов и вольного ветра заперто в клетку», – дядя пересказывал слова герцога, сморщив нос от возмущения. – Ох, Фейн, не будь ты сейчас больна – выпорол бы безо всякой жалости! С чего бы это господину Огасто говорить о тебе всякие глупости? Самым отъявленным безумцам не стоит в подобных выражениях обсуждать незамужних девиц с их родственниками! Думаешь, я не знаю, зачем ты бродила ночью по дворцу? Я давно говорил, чтобы ты выбросила из головы свои глупейшие выдумки и глаз не смела поднимать на господина Огасто! Разве твой старый дядюшка был не прав, когда считал, что из этого не выйдет ничего хорошего?..
Я промолчала, отвернувшись, и до самого вечера смотрела в стену, смаргивая слезы, непрерывно катившиеся из глаз. Проклятая неподвижность оказалась самым тяжелым испытанием в моей жизни – мне казалось, что я, выпустив демона, теперь заняла его место и буду сохнуть в четырех стенах до конца дней. О, как это было ужасно! Я никогда еще не болела всерьез и представления не имела, насколько мучителен подобный покой.
Окончательно я пала духом после разговора с Мике, пришедшим меня навестить: он смотрел столь сурово и грустно, что я догадалась обо всем еще до того, как он заговорил.
– Это ничего не значит, – решительно объявил он. – Все равно я женюсь на тебе!
