За то, что я не поддалась сразу, меня наказывали вдвойне. Быть может, это длилось всего несколько мгновений, но, как это всегда бывает, из-за боли и страха мне показалось, что я пролежала так много ночей подряд.
Я не заметила, как заснула, но сон, привидевшийся мне, показался вначале продолжением все тех же кошмаров о подземелье таммельнского дворца: вновь я шла вдоль старой каменной стены, ничего не видя перед собой в слабом свете лампы. Тут передо мной возникла дверь – ее я тут же узнала, это была комната Лаурессы, но я еще не понимала, зачем вернулась сюда во сне.
Теперь я не только чувствовала черную магию, но и видела ее: грязная густая паутина с алыми прожилками затянула дверной проем. Я не хотела ее касаться, однако какая-то сила заставила повторить меня свои же недавние действия – меня словно втолкнули в комнату. Я хотела счистить с себя остатки паутины, но руки не повиновались. Снова зазвучал печальный голос Лаурессы, похожий сейчас на неразборчивый стон. Все повторялось, но теперь я видела, как липкие нити лопались и рвались, когда я приближалась к сумасшедшей монахине.
В этот раз я увидела правду – ее рот был зашит такой же грязной, ало-серой паутиной, и с ног до головы монахиню опутывала колдовская мерзость, не давая Лаурессе шевельнуться. Я помнила – сейчас она должна увидеть мои рыжие волосы и закричать – так оно и случилось: уродливые швы, стягивающие ее губы, лопнули, и изо рта бедной безумицы потекла густая черная слюна, напоминающая смолу. Вот она заговорила, давясь чародейским ядом, и толстые витые нити, тянущиеся к ее рукам и ногам, задрожали.
«Но если это паутина, – подумала я отстраненно, – то должен быть и паук! И он почует, как его плетение рвется!»
Словно подтверждая мои слова, паутина дрогнула особенно сильно, и Лауресса принялась тереть глаза, освобождая их от липкой белесой пелены. «Она вспоминает!» – я хотела бежать, но ноги мне не повиновались, ведь мне полагалось дослушать монахиню. Ее слова в этот раз я плохо различала, да мне и не нужно было их заново слышать, – сейчас все мое внимание было приковано к паутине: нити лопались одна за другой, сеть содрогалась, и я слышала громкий треск, похожий на тот, что раздается, когда мясник рубит кости своим топором.
Пришло время мне уходить – Лауресса упала на свою кровать, и теперь я видела, насколько свободнее и спокойнее она дышит. Все так же меня повлекло к двери, и я, похолодев, уже знала, что произойдет сейчас.
– На том портрете изображена не Вейдена, – услышала я издалека.
И паутина вспыхнула алым огнем, корчась и сворачиваясь в черные комки. Издалека я услышала страшное рычание и испуганно повернулась к Лаурессе, но та мирно спала – огонь ее не касался. Бесновалась и гневалась другая женщина, которой я не видела, но знала, что ее волосы так же красны, как пламя вокруг.
«Ведьма знает!» – поняла я и хотела закричать от страха, но сон все еще не отпустил меня. Я принялась биться о стены бесконечного каменного коридора, пытаясь вырваться из кошмара, и в какой-то миг камень поддался, а я вскочила с кровати, беззвучно крича. Ноги как всегда подвели меня, и я упала, но тут же поползла к дверям, помня об одном: колдунья узнала, что я приходила к Лаурессе и порушила ее чары.
Моя сумка лежала на полу, я схватила ее, почти ничего не соображая от испуга, и в отчаянии подумала, что проклятые костыли не дадут мне далеко убежать. Ни на что не надеясь, попробовала подняться, и внезапно поняла, что ноги меня все-таки держат – пусть я при этом и пошатывалась.
Конечно, я шла не очень быстро, но сердце колотилось так, словно я бежала со всех ног. Наитие вело меня к воротам, и я поднимала засовы и открывала щеколды, не задумываясь о том, что бросаю чужой дом открытым. Бедные монахини крепко спали и не знали, что их гостья-обманщица бежит прочь, словно святая земля жжет ей пятки. Повозившись с калиткой, я почти упала на каменистую тропу, по которой совсем недавно пришла сюда. То на четвереньках, то приподнимаясь, я катилась кубарем по склону холма, ничего не видя в темноте, но запах лесной листвы, пахнувший прохладой мне в лицо, подсказал, что я уже на опушке.
– Хорвек! – закричала я, срывая голос. – Хорвек, ты здесь? Хорвек!!!
Из темноты раздался спокойный тихий голос:
– Я же обещал, что подожду тебя.
Я протянула руку, вслепую шаря перед собой, и он помог мне подняться.
– Быстро же ты справилась, – вот и все, что он сказал, а я не знала, нужно ли что-то ему объяснять. Можно ли?..
– Колдунья, – произнесла я, запинаясь от волнения и неуверенности. – Колдунья знает, что я приходила сюда. И она очень зла…
– Демоны… колдуньи… – легкомысленным тоном ответил на это Хорвек, беря меня под руку и направляя куда-то в темноту леса. – Несмотря на юный возраст, ты успела обзавестись на редкость дурными знакомствами, рыжая Фейн. Если и существует на свете что-то опаснее темных духов, то это именно ведьмы. Нужно убираться отсюда, и побыстрее, иначе твои дела плохи.
– Я порушила ее чары, – говорила я, торопясь рассказать побольше, прежде чем голос разума напомнит мне о том, что в обличии бродяги Хорвека на моем пути мог появиться не один лишь демон. – Какие же они были ужасные! Гниль, мерзость и тлен – вот чем они пахнут!
– Колдовство – та еще дрянь, – согласился Хорвек. – Там, где пролилась кровь, вскоре всегда появляется туча мух, а колдуны не брезгуют проливать чужую кровь, когда им не хватает собственных сил, это всем известно. С чего бы их заклинаниям хорошо пахнуть?
– Стало быть, в колдовстве ты смыслишь? – не преминула заметить я.
– Любой знает, что колдовские затеи не оборачиваются добром, – хмыкнул бродяга. – Разве не поэтому чародеев и ведьм гонят из поселений поганой метлой, стоит им выдать свою истинную сущность? Я не открою тебе никаких тайных знаний о ведьмах, да тебе они и не нужны. Знать стоит одно – с ними не стоит связываться. Но ты уже упустила свой шанс на спокойную и долгую жизнь, судя по твоим же словам.
– Ох, до чего ж ты скользкий – точно болотный уж! – проворчала я и почувствовала, что страх потихоньку отступает, словно оставшись там, в стенах монастыря за моей спиной. – А скажи-ка, почему ты меня не бросаешь, раз знаешь, что мне грозит множество бед?
– Ты ведь думаешь, что можешь извлечь из своей тайной затеи какую-то выгоду? – ответил он вопросом на вопрос. – Не так уж ты глупа, чтобы подвергать себя подобной опасности без причины. Мне все равно, в какую сторону идти и где ловить удачу за хвост. Таммельн мне не по нраву – немало жалоб подано на меня местной страже, однако в преддверии холодов долгие путешествия не идут на пользу никому. Все равно мне придется бродить по предместью этого городишки – или такого же другого – и высматривать, не завалялась ли где-нибудь монетка, желающая, чтобы я обменял ее на выпивку и ужин. Когда-то этого мне было достаточно, но не сейчас. Я давно уж думал, что следует разыскать лазейку, которая поможет мне выбраться из канавы туда, где крыша над головой не всегда означает тюрьму. Быть может, ты – моя самая большая удача, и если я сумею удержаться при тебе, то изменю свою жизнь.
Прозвучало это в меру убедительно, но мое недоверие тут же подсказало, что для обитателя грязных подворотен этот проходимец чересчур витиевато изъясняется, да и на пьяницу он не походил – я хорошо помнила его ясный, цепкий взгляд, несвойственный опустившемуся бродяге. Однако что толку было уличать во лжи человека, который твердо вознамерился не говорить правду? Вздохнув, я с опозданием поблагодарила его за то, что честно ждал меня.
– Мне нужно вернуться в Таммельн как можно быстрее, – сказала я, вновь почувствовав дрожь, ведь перед моими глазами словно приоткрылась дверца в преисподнюю, когда я услышала крик колдуньи. – Довольно вранья, мне нужно предупредить дядю Абсалома и увести его из герцогского дома. Ведьма еще не прознала о том, что я выпустила из темницы… демона, но если узнает, то не успокоится, пока не найдет виновника. А я все еще не добралась до тайны господина Огасто, в которой заключен ответ на вопрос, может ли Его Светлость разорвать с ней договор. До той поры он будет повиноваться колдунье, и если она скажет, что следует казнить всякого, кто покажется ей подозрительным, то так оно и будет. Дядюшка, конечно, разгневается, когда узнает, сколько глупостей я сотворила, но лучше уж гневающийся живой родственник, чем смирный покойный… Я ведь даже не знаю, не поднимается ли ведьма в эту минуту по ступеням дворца!..
Хорвек ничего не ответил – и понятно, отчего так: ведь если он был демоном, то о ведьме-предательнице, погубившей его, говорить ему не хотелось; если же он ничего о колдунье не знал, то и сказать ему было нечего, как и обо всем остальном, что я торопливо бормотала. Разъяснив это сама себе, я дала зарок больше не терзать своего спутника расспросами, на которые он не желал отвечать, однако тут же нарушила это тайное обещание.
– А вот скажи, Хорвек, отчего моя болезнь отступила? – спросила я, подпрыгнув на ходу пару раз, чтобы насладиться как следует вернувшимися ко мне способностями. – Хоть ты и уверяешь, что ничего в чарах не смыслишь, однако что-то мне подсказывает – ответ ты знаешь.
– Разумеется, знаю, – невозмутимо ответил бродяга. – Ты же побывала в святом месте, вот боги и благословили тебя. Разве не за этим ты сюда шла?
– Нет, проклятый притворщик, – огрызнулась я, поняв, что он увернется без труда от ответа на любой мой вопрос. – С чего бы богам этой обители помогать мне, если я не успела ни разу им помолиться? Одно что - порвала мерзкую магическую паутину…
Хорвек кашлянул и рассудительно промолвил:
– Если ты разрушила какое-то заклинание, то, стало быть, некая сила высвободилась, как проливается вино из разбитого кувшина. Если же у стола, по которому растекается вино, стоит пустая кружка, то часть жидкости может стечь в нее. Болезнь ослабила тебя, и ты была как та пустая кружка – вот и получила небольшую награду.
– Гм! – только и ответила я, понимая, что замечать вслух, как вольно рассуждает Хорвек о магии, не имеет никакого смысла, раз уж он решил изображать простого бродягу, пару дней назад выбравшегося из сточной канавы при трактире.
Между тем небо, виднеющееся в просветах межу деревьями, начало светлеть – близился рассвет. Это вызвало у меня невнятное беспокойство, словно ночная темнота помогала мне скрыться от глаз всесильной колдуньи.
– Туман, – сказал Хорвек задумчиво, и мне показалось, что он отвечает на мои мысли. – Утро сегодня холодное, и с болот принесло много сырости… В тумане легко потеряться, но легко и потерять…
И впрямь, светлая дымка стелилась у нас под ногами, клубилась в оврагах и низинах, и молочно-белыми полупрозрачными полосами перехлестывала старую дорогу.
– А если в нем скрывается что-то страшное? – я с недоверием смотрела на небесное облако, упавшее отчего-то на землю и вобравшее в себя запах листвы, трав и стоячей воды.
– Что-то страшнее, чем девчонки, выпускающие на свободу демонов и рушащие чары ведьм? – засмеялся Хорвек. – Не думаю. Если уж ты решила прятаться, то болотный туман твой друг, а не враг.
И мы нырнули в первую полосу мглы.
Вскоре оказалось, что туман, хоть и не затрудняет шагов, однако порядком морочит голову странникам. Иногда нам не удавалось рассмотреть ничего, кроме каменистой земли под нашими ногами. Поднявшись на высокий пологий холм, который я смутно припоминала, мы увидели пасмурное утреннее небо и бескрайнее молочное озеро у подножия горы. Кое-где из него выступали, словно острова, верхушки самых старых деревьев, прочий же лес полностью утонул в тумане. Большой камень отмечал распутье, и мы не смогли припомнить точно, по какой дороге шли. Наобум выбрав тропу, спустились, но вскоре поняли, что ошиблись, ведь по обе стороны дороги не темнели стены леса. Мы шли по заброшенному полю, пахнущему пожухшей горьковатой полынью и дымком дальнего костра, – должно быть, где-то там, на невидимой окраине поля, пастухи коротали ночь у огня. Лишь хриплое воронье карканье изредка нарушало тишину – здесь не было шелеста листьев или скрипа ветвей.
– Мы заплутали, – огорченно сказала я. – Не стоит ли вернуться к тому камню и выбрать другую дорогу?
– Иногда случайности идут на пользу тем, кто изначально действовал неразумно, – мне показалось, что, говоря это, Хорвек прислушивается. – Намеренные твои действия добром не обернулись. Посмотрим, не принесет ли пользы ошибка?
– О чем это ты? – я покосилась на него, мысленно проклиная склонность моего нового приятеля говорить обо всем исключительно путано и неясно, точно любая понятная фраза позволила бы мне немедленно раскрыть все его тайны.
– Если колдунья, которой ты насолила, знает, что ты была в монастыре, то непременно отправит туда своих слуг, – ответил Хорвек, пожимая плечами. – Слуги эти, не найдя тебя в лесной обители, будут искать добычу на дорогах, ведущих в Таммельн. И если сейчас мы свернули на тропинку, идущую в сторону, то сможем избежать весьма неприятной встречи…
– Слуги? – я удивленно воззрилась на Хорвека, говорившего, казалось, вполне серьезно. – Ведьма далеко, иначе давно бы появилась в городе. Как ее подручные так быстро достигнут монастыря? Даже на самых резвых лошадях за ночь они не успеют обернуться! Или у колдуньи имеются волшебные кони? Пусть те кони многокрылы и быстры как ветер, разве слугам ведьмы удастся прочесать все тропы, ведущие в обитель? Отыскать путников в бескрайнем лесу – все равно, что иголку в стогу сена!
– Да, пожалуй, человеку эта задача не по силам, – согласился Хорвек. – Однако в слугах у колдуньи ходят не одни люди.
И тут же лицо его потемнело – где-то далеко раздался крик, несколько похожий на карканье ворона, однако более протяжный и заканчивающийся звуком, напоминающим злой хохот. Я поняла, что Хорвека встревожил этот звук, но едва открыла рот, чтобы спросить, что за птица издает такие громкие и пронзительные вопли, как вновь послышался каркающий смех, став громче и ближе, и мой спутник замер на месте.
– Что это… – все-таки решилась спросить я, но Хорвек, схватив за руку, уже тащил меня прочь, сойдя с дороги. Невидимое в тумане поле оказалось поросшим всеми видами сорных трав, которые я знала, и их высокие сухие стебли немилосердно царапались и цеплялись колючками за мою одежду. Крики повторялись, словно две птицы перекликались между собой, и я подумала, что в голосах их слышна ярость, как в рычании злобной охотничьей собаки.
– Держись как можно ближе к земле, – сказал тихо Хорвек, толкая меня в какую-то рытвину, оставленную стадом диких свиней. – Они могут взять ложный след. Вскоре солнце поднимется высоко, и ночным созданиям придется спрятаться в каких-нибудь развалинах, чтобы дождаться ночи.
– Кто это? – прошептала я, невольно прижавшись к нему. – Кого она послала за мной?
– Судя по крикам – двух гарпий, – любезно разъяснил мне бродяга. – Удачный выбор, когда речь идет об охоте на людей. Они быстры, остроглазы и не пропустят даже мышь, показавшуюся из норы. Но солнечные лучи им не по нраву, оттого они и злы.
– Гарпии? – охнула я, чувствуя, как мой язык от страха перестает ворочаться. – У ведьмы в подручных есть такие чудовища?
Я не заметила, как заснула, но сон, привидевшийся мне, показался вначале продолжением все тех же кошмаров о подземелье таммельнского дворца: вновь я шла вдоль старой каменной стены, ничего не видя перед собой в слабом свете лампы. Тут передо мной возникла дверь – ее я тут же узнала, это была комната Лаурессы, но я еще не понимала, зачем вернулась сюда во сне.
Теперь я не только чувствовала черную магию, но и видела ее: грязная густая паутина с алыми прожилками затянула дверной проем. Я не хотела ее касаться, однако какая-то сила заставила повторить меня свои же недавние действия – меня словно втолкнули в комнату. Я хотела счистить с себя остатки паутины, но руки не повиновались. Снова зазвучал печальный голос Лаурессы, похожий сейчас на неразборчивый стон. Все повторялось, но теперь я видела, как липкие нити лопались и рвались, когда я приближалась к сумасшедшей монахине.
В этот раз я увидела правду – ее рот был зашит такой же грязной, ало-серой паутиной, и с ног до головы монахиню опутывала колдовская мерзость, не давая Лаурессе шевельнуться. Я помнила – сейчас она должна увидеть мои рыжие волосы и закричать – так оно и случилось: уродливые швы, стягивающие ее губы, лопнули, и изо рта бедной безумицы потекла густая черная слюна, напоминающая смолу. Вот она заговорила, давясь чародейским ядом, и толстые витые нити, тянущиеся к ее рукам и ногам, задрожали.
«Но если это паутина, – подумала я отстраненно, – то должен быть и паук! И он почует, как его плетение рвется!»
Словно подтверждая мои слова, паутина дрогнула особенно сильно, и Лауресса принялась тереть глаза, освобождая их от липкой белесой пелены. «Она вспоминает!» – я хотела бежать, но ноги мне не повиновались, ведь мне полагалось дослушать монахиню. Ее слова в этот раз я плохо различала, да мне и не нужно было их заново слышать, – сейчас все мое внимание было приковано к паутине: нити лопались одна за другой, сеть содрогалась, и я слышала громкий треск, похожий на тот, что раздается, когда мясник рубит кости своим топором.
Пришло время мне уходить – Лауресса упала на свою кровать, и теперь я видела, насколько свободнее и спокойнее она дышит. Все так же меня повлекло к двери, и я, похолодев, уже знала, что произойдет сейчас.
– На том портрете изображена не Вейдена, – услышала я издалека.
И паутина вспыхнула алым огнем, корчась и сворачиваясь в черные комки. Издалека я услышала страшное рычание и испуганно повернулась к Лаурессе, но та мирно спала – огонь ее не касался. Бесновалась и гневалась другая женщина, которой я не видела, но знала, что ее волосы так же красны, как пламя вокруг.
«Ведьма знает!» – поняла я и хотела закричать от страха, но сон все еще не отпустил меня. Я принялась биться о стены бесконечного каменного коридора, пытаясь вырваться из кошмара, и в какой-то миг камень поддался, а я вскочила с кровати, беззвучно крича. Ноги как всегда подвели меня, и я упала, но тут же поползла к дверям, помня об одном: колдунья узнала, что я приходила к Лаурессе и порушила ее чары.
Моя сумка лежала на полу, я схватила ее, почти ничего не соображая от испуга, и в отчаянии подумала, что проклятые костыли не дадут мне далеко убежать. Ни на что не надеясь, попробовала подняться, и внезапно поняла, что ноги меня все-таки держат – пусть я при этом и пошатывалась.
Конечно, я шла не очень быстро, но сердце колотилось так, словно я бежала со всех ног. Наитие вело меня к воротам, и я поднимала засовы и открывала щеколды, не задумываясь о том, что бросаю чужой дом открытым. Бедные монахини крепко спали и не знали, что их гостья-обманщица бежит прочь, словно святая земля жжет ей пятки. Повозившись с калиткой, я почти упала на каменистую тропу, по которой совсем недавно пришла сюда. То на четвереньках, то приподнимаясь, я катилась кубарем по склону холма, ничего не видя в темноте, но запах лесной листвы, пахнувший прохладой мне в лицо, подсказал, что я уже на опушке.
– Хорвек! – закричала я, срывая голос. – Хорвек, ты здесь? Хорвек!!!
Из темноты раздался спокойный тихий голос:
– Я же обещал, что подожду тебя.
Я протянула руку, вслепую шаря перед собой, и он помог мне подняться.
– Быстро же ты справилась, – вот и все, что он сказал, а я не знала, нужно ли что-то ему объяснять. Можно ли?..
– Колдунья, – произнесла я, запинаясь от волнения и неуверенности. – Колдунья знает, что я приходила сюда. И она очень зла…
– Демоны… колдуньи… – легкомысленным тоном ответил на это Хорвек, беря меня под руку и направляя куда-то в темноту леса. – Несмотря на юный возраст, ты успела обзавестись на редкость дурными знакомствами, рыжая Фейн. Если и существует на свете что-то опаснее темных духов, то это именно ведьмы. Нужно убираться отсюда, и побыстрее, иначе твои дела плохи.
– Я порушила ее чары, – говорила я, торопясь рассказать побольше, прежде чем голос разума напомнит мне о том, что в обличии бродяги Хорвека на моем пути мог появиться не один лишь демон. – Какие же они были ужасные! Гниль, мерзость и тлен – вот чем они пахнут!
– Колдовство – та еще дрянь, – согласился Хорвек. – Там, где пролилась кровь, вскоре всегда появляется туча мух, а колдуны не брезгуют проливать чужую кровь, когда им не хватает собственных сил, это всем известно. С чего бы их заклинаниям хорошо пахнуть?
– Стало быть, в колдовстве ты смыслишь? – не преминула заметить я.
– Любой знает, что колдовские затеи не оборачиваются добром, – хмыкнул бродяга. – Разве не поэтому чародеев и ведьм гонят из поселений поганой метлой, стоит им выдать свою истинную сущность? Я не открою тебе никаких тайных знаний о ведьмах, да тебе они и не нужны. Знать стоит одно – с ними не стоит связываться. Но ты уже упустила свой шанс на спокойную и долгую жизнь, судя по твоим же словам.
– Ох, до чего ж ты скользкий – точно болотный уж! – проворчала я и почувствовала, что страх потихоньку отступает, словно оставшись там, в стенах монастыря за моей спиной. – А скажи-ка, почему ты меня не бросаешь, раз знаешь, что мне грозит множество бед?
– Ты ведь думаешь, что можешь извлечь из своей тайной затеи какую-то выгоду? – ответил он вопросом на вопрос. – Не так уж ты глупа, чтобы подвергать себя подобной опасности без причины. Мне все равно, в какую сторону идти и где ловить удачу за хвост. Таммельн мне не по нраву – немало жалоб подано на меня местной страже, однако в преддверии холодов долгие путешествия не идут на пользу никому. Все равно мне придется бродить по предместью этого городишки – или такого же другого – и высматривать, не завалялась ли где-нибудь монетка, желающая, чтобы я обменял ее на выпивку и ужин. Когда-то этого мне было достаточно, но не сейчас. Я давно уж думал, что следует разыскать лазейку, которая поможет мне выбраться из канавы туда, где крыша над головой не всегда означает тюрьму. Быть может, ты – моя самая большая удача, и если я сумею удержаться при тебе, то изменю свою жизнь.
Прозвучало это в меру убедительно, но мое недоверие тут же подсказало, что для обитателя грязных подворотен этот проходимец чересчур витиевато изъясняется, да и на пьяницу он не походил – я хорошо помнила его ясный, цепкий взгляд, несвойственный опустившемуся бродяге. Однако что толку было уличать во лжи человека, который твердо вознамерился не говорить правду? Вздохнув, я с опозданием поблагодарила его за то, что честно ждал меня.
– Мне нужно вернуться в Таммельн как можно быстрее, – сказала я, вновь почувствовав дрожь, ведь перед моими глазами словно приоткрылась дверца в преисподнюю, когда я услышала крик колдуньи. – Довольно вранья, мне нужно предупредить дядю Абсалома и увести его из герцогского дома. Ведьма еще не прознала о том, что я выпустила из темницы… демона, но если узнает, то не успокоится, пока не найдет виновника. А я все еще не добралась до тайны господина Огасто, в которой заключен ответ на вопрос, может ли Его Светлость разорвать с ней договор. До той поры он будет повиноваться колдунье, и если она скажет, что следует казнить всякого, кто покажется ей подозрительным, то так оно и будет. Дядюшка, конечно, разгневается, когда узнает, сколько глупостей я сотворила, но лучше уж гневающийся живой родственник, чем смирный покойный… Я ведь даже не знаю, не поднимается ли ведьма в эту минуту по ступеням дворца!..
Хорвек ничего не ответил – и понятно, отчего так: ведь если он был демоном, то о ведьме-предательнице, погубившей его, говорить ему не хотелось; если же он ничего о колдунье не знал, то и сказать ему было нечего, как и обо всем остальном, что я торопливо бормотала. Разъяснив это сама себе, я дала зарок больше не терзать своего спутника расспросами, на которые он не желал отвечать, однако тут же нарушила это тайное обещание.
– А вот скажи, Хорвек, отчего моя болезнь отступила? – спросила я, подпрыгнув на ходу пару раз, чтобы насладиться как следует вернувшимися ко мне способностями. – Хоть ты и уверяешь, что ничего в чарах не смыслишь, однако что-то мне подсказывает – ответ ты знаешь.
– Разумеется, знаю, – невозмутимо ответил бродяга. – Ты же побывала в святом месте, вот боги и благословили тебя. Разве не за этим ты сюда шла?
– Нет, проклятый притворщик, – огрызнулась я, поняв, что он увернется без труда от ответа на любой мой вопрос. – С чего бы богам этой обители помогать мне, если я не успела ни разу им помолиться? Одно что - порвала мерзкую магическую паутину…
Хорвек кашлянул и рассудительно промолвил:
– Если ты разрушила какое-то заклинание, то, стало быть, некая сила высвободилась, как проливается вино из разбитого кувшина. Если же у стола, по которому растекается вино, стоит пустая кружка, то часть жидкости может стечь в нее. Болезнь ослабила тебя, и ты была как та пустая кружка – вот и получила небольшую награду.
– Гм! – только и ответила я, понимая, что замечать вслух, как вольно рассуждает Хорвек о магии, не имеет никакого смысла, раз уж он решил изображать простого бродягу, пару дней назад выбравшегося из сточной канавы при трактире.
Прода -27-
Между тем небо, виднеющееся в просветах межу деревьями, начало светлеть – близился рассвет. Это вызвало у меня невнятное беспокойство, словно ночная темнота помогала мне скрыться от глаз всесильной колдуньи.
– Туман, – сказал Хорвек задумчиво, и мне показалось, что он отвечает на мои мысли. – Утро сегодня холодное, и с болот принесло много сырости… В тумане легко потеряться, но легко и потерять…
И впрямь, светлая дымка стелилась у нас под ногами, клубилась в оврагах и низинах, и молочно-белыми полупрозрачными полосами перехлестывала старую дорогу.
– А если в нем скрывается что-то страшное? – я с недоверием смотрела на небесное облако, упавшее отчего-то на землю и вобравшее в себя запах листвы, трав и стоячей воды.
– Что-то страшнее, чем девчонки, выпускающие на свободу демонов и рушащие чары ведьм? – засмеялся Хорвек. – Не думаю. Если уж ты решила прятаться, то болотный туман твой друг, а не враг.
И мы нырнули в первую полосу мглы.
Вскоре оказалось, что туман, хоть и не затрудняет шагов, однако порядком морочит голову странникам. Иногда нам не удавалось рассмотреть ничего, кроме каменистой земли под нашими ногами. Поднявшись на высокий пологий холм, который я смутно припоминала, мы увидели пасмурное утреннее небо и бескрайнее молочное озеро у подножия горы. Кое-где из него выступали, словно острова, верхушки самых старых деревьев, прочий же лес полностью утонул в тумане. Большой камень отмечал распутье, и мы не смогли припомнить точно, по какой дороге шли. Наобум выбрав тропу, спустились, но вскоре поняли, что ошиблись, ведь по обе стороны дороги не темнели стены леса. Мы шли по заброшенному полю, пахнущему пожухшей горьковатой полынью и дымком дальнего костра, – должно быть, где-то там, на невидимой окраине поля, пастухи коротали ночь у огня. Лишь хриплое воронье карканье изредка нарушало тишину – здесь не было шелеста листьев или скрипа ветвей.
– Мы заплутали, – огорченно сказала я. – Не стоит ли вернуться к тому камню и выбрать другую дорогу?
– Иногда случайности идут на пользу тем, кто изначально действовал неразумно, – мне показалось, что, говоря это, Хорвек прислушивается. – Намеренные твои действия добром не обернулись. Посмотрим, не принесет ли пользы ошибка?
– О чем это ты? – я покосилась на него, мысленно проклиная склонность моего нового приятеля говорить обо всем исключительно путано и неясно, точно любая понятная фраза позволила бы мне немедленно раскрыть все его тайны.
– Если колдунья, которой ты насолила, знает, что ты была в монастыре, то непременно отправит туда своих слуг, – ответил Хорвек, пожимая плечами. – Слуги эти, не найдя тебя в лесной обители, будут искать добычу на дорогах, ведущих в Таммельн. И если сейчас мы свернули на тропинку, идущую в сторону, то сможем избежать весьма неприятной встречи…
– Слуги? – я удивленно воззрилась на Хорвека, говорившего, казалось, вполне серьезно. – Ведьма далеко, иначе давно бы появилась в городе. Как ее подручные так быстро достигнут монастыря? Даже на самых резвых лошадях за ночь они не успеют обернуться! Или у колдуньи имеются волшебные кони? Пусть те кони многокрылы и быстры как ветер, разве слугам ведьмы удастся прочесать все тропы, ведущие в обитель? Отыскать путников в бескрайнем лесу – все равно, что иголку в стогу сена!
– Да, пожалуй, человеку эта задача не по силам, – согласился Хорвек. – Однако в слугах у колдуньи ходят не одни люди.
И тут же лицо его потемнело – где-то далеко раздался крик, несколько похожий на карканье ворона, однако более протяжный и заканчивающийся звуком, напоминающим злой хохот. Я поняла, что Хорвека встревожил этот звук, но едва открыла рот, чтобы спросить, что за птица издает такие громкие и пронзительные вопли, как вновь послышался каркающий смех, став громче и ближе, и мой спутник замер на месте.
– Что это… – все-таки решилась спросить я, но Хорвек, схватив за руку, уже тащил меня прочь, сойдя с дороги. Невидимое в тумане поле оказалось поросшим всеми видами сорных трав, которые я знала, и их высокие сухие стебли немилосердно царапались и цеплялись колючками за мою одежду. Крики повторялись, словно две птицы перекликались между собой, и я подумала, что в голосах их слышна ярость, как в рычании злобной охотничьей собаки.
– Держись как можно ближе к земле, – сказал тихо Хорвек, толкая меня в какую-то рытвину, оставленную стадом диких свиней. – Они могут взять ложный след. Вскоре солнце поднимется высоко, и ночным созданиям придется спрятаться в каких-нибудь развалинах, чтобы дождаться ночи.
– Кто это? – прошептала я, невольно прижавшись к нему. – Кого она послала за мной?
– Судя по крикам – двух гарпий, – любезно разъяснил мне бродяга. – Удачный выбор, когда речь идет об охоте на людей. Они быстры, остроглазы и не пропустят даже мышь, показавшуюся из норы. Но солнечные лучи им не по нраву, оттого они и злы.
– Гарпии? – охнула я, чувствуя, как мой язык от страха перестает ворочаться. – У ведьмы в подручных есть такие чудовища?
