Разница — приблизительно сорок к шшестидесяти. И если тебе кажется, что это не так плохо — ты ошибаешшься. Видимо, в процессе эволюции нашш вид приспособился… Лин, слушшай, слушшай внимательно, это та правда, которую ты от меня требовала.
— Я… я слушаю, судья…
— Существует влечение, которое ошщущают мужчина и женшщина, когда встречают друг друга. Учёные говорят, оно развилось, чтобы мы не убивали соплеменников из-за женшщин. Суть в том, что двое начинают испытывать… у вас, на Земле, есть похожее понятие, вы называете это «любовью». Когда он и она впервые прикасаются друг к другу, запускается мощная реакция, возникает связь, крепнущая с каждым днём. Когда у этой пары нет физического контакта, им становиться плохо. Поэтому тебе, Венилакриме, на станции было так нехорошо. Ты не прикасалась ко мне долгое время. Мы влюбляемся. По-настоящему, не так, как земные. И никому из нас не приходит в голову сомневаться, потому что настоящая связь... Люди, нашшшедшие друг друга, спустя некоторое время понимают, что они — две половины одного целого. Они едины, Венилакриме, это проверено тысячелетиями.
Руанн схватил меня за плечи. Приблизил к себе — осторожно, но настойчиво. Заглянул прямо в глаза, так, что ни отвернуться, ни отойти.
— Благодаря влечению мы уверены в своих избранницах, а они — в нас. Мы не ревнуем, не сомневаемся, не калечим чужие жизни из-за любви. Пойми, далеко не каждому ящерру посчастливилось найти свою привлечённую. Мы до сих пор не знаем почему, но лишь десять процентов от всей популяции оказываются столь удачливыми, на этой планете процент ещё ниже.
— Почему?
Руанн усмехнулся.
— Нашшши женшщины не хотят лететь на эту планету. Считают то, что мы здесь делаем, унизительным. Только уже обретшие влечение приезжают сюда следом за мужем. Если у них есть дети, их тоже берут с собой, но для дочерей создают такие условия, чтобы не афишировать рабовладельческий строй на планете. Ящеррицы не признают насилия. Изначально они ему противятся. Только некоторые и избирают военную стезю, но таких очень мало. Да, к нам приезжают непривлечённые ящеррицы, например, на особые праздники, но жить они здесь редко соглашаются. Исключение — если на эту планету был отправлен их избранник, но тогда у них просто нет выбора. Многое зависит и от рода. У нас много кланов, около трёхсот. Некоторые довольно воинственны (как, например, мой клан), другие не приемлют насилия в любой форме. Именно они считали, что мы не имеем права порабошщать чужую планету.
Судья задумался. Слова давались ему с трудом. Казалось, он рассказывал против собственной воли.
— Я тоже не хотел сюда лететь. В самом начале экспансии в нашшем обществе превалировало мнение, что мигрировать соглашшаются лишшь отбросы и те, кто не способен найти свою привлечённую, да и вообшще — завоевать женшщину. Но ко мне обратились с просьбой возглавить город, ко мне и ещё к нескольким главам родов. Мы согласились. Мы верили, что сможем создать что-то великое.
— И как, получилось? — спросила.
Пауза.
— Мы много воевали, — уклончиво ответил Руанн. Нелогично ответил. — Но смогли создать свой порядок и заставить остальных его придерживаться.
— А род и клан… В чём отличие?
— Клан — как когда-то вашши страны, род — как самые сильные и влиятельные города в этой стране.
Руанн поцеловал меня в лоб. Его руки запутались у меня в волосах.
— Я хочу рассказать тебе о влечении. Хочу, чтобы ты поняла. У нас есть своя планета… Нашш дом… нашша земля… И она процветает. Мы бы никогда не явились к вам, если бы не случайность. Всё началось в того, что один из военных кораблей захватил несколько пленных с вашей планеты. Ты не можешшь даже представить, что мы почувствовали, когда поняли, что земляне поддаются влечению. И мужчины, и женшщины. По понятным причинам нас интересовали женшщины. Вы на нас очень похожи внешшшне. Вы привлекательны. Цвет кожи другой, к тому же у вас нет… вы называете это хвостами… Но в общих чертах — похожи. Посылая первые корабли, мы надеялись, что земные женшщины устроены так же, как и нашши, — испытают влечение только к одному мужчине. Мы надеялись на этой планете забыть об одиночестве. Но всё обернулось катастрофой. Вы массово покорялись влечению, не обращая внимания ни на внешшшность, ни на характер. У вас не было иммунитета, и вначале это казалось благословением. Мы не могли устоять — создавали себе целые гаремы. Роскошь, доселе неведомая ящеррам. Что за ощушщение — знать, что можешшшь получить любую женшщину. Любую!
Он усмехнулся. Жёстко и, как мне показалась, презрительно.
— Но рай обернулся адом. Вашше влечение — другое, оно слепое и хаотичное. Великая традиция обернулась злой насмешшшкой.
— Насмешкой? — я захохотала. — Но ведь получается, вы получили то, что искали. Разве не так? Ведь женщины вам покорялись… в любом количестве. Ты сам говорил — добровольно.
— Я старшшшше, чем может показаться. Мне приходилось участвовать в тех, самых первых экспедициях. И я наблюдал, как восторг моих соплеменников от того, что они могут получить любую, абсолютно любую женшщину, сменяется равнодушшшием, а потом и ненавистью, даже брезгливостью.
Он посмотрел в окно, мой ящерр. Его мысли были далеко.
— Что за странное чувство: вот женшщина в твоих объятиях, и в твоей системе мировоззрения это значит, что она — твоя. В следуюшщий миг она обнимает другого, но она в этом не виновата — женшщина под влечением. Но ведь мы собственники, тысячелетия борьбы научили нас быть осторожными и ценить обретённое, а потому два противоположных чувства разрывают нас на части. С одной стороны — схватить её и трясти до тех пор, пока она не осознает, что переспала с шшшестью, семью, двадцатью разными мужчинами за один день. А с другой стороны… Лин, я ведь понимаю, что они невиновны, ведь это мы, оголодавшшшие по женской ласке, вполне сознательно ташщили их к себе в постель… Если бы не одна случайность. Были единицы, которые сопротивлялись влечению. Между этими исключительными женшщинами не было ничего общего. Разное воспитание, они из разных уголков Земли, даже цвет кожи — разный. Со временем мы нашшшли разгадку — они были влюблены, влюблены по-настоящему.
— Что?! — я подняла голову и посмотрела прямо на Руанна.
— Да, милая Лин, истинно влюблённые женщины не поддаются нашшему влиянию. И ты не знаешшь об этом, потому что на вашшей планете ничтожно мало настоящей любви.
— Но как же я? Руанн, но ведь… Получается, я тоже должна…
— Лин… — он посмотрел на меня задумчиво. — Когда мы находились там, на станции, на тебя воздействовало около десятка терциев одновременно. Они — высшшшие исполнители, их влечение усилено, их природа особо крепка. А ты осталась равнодушшшна. Я всё ждал, когда моё столь желанное подозрение разобьётся на мелкие части… Но… — Руанн выдавил из себя весьма неуместную улыбку. — Но ты смотрела лишшь на меня. Ты искала у меня зашщиты, хоть и не признаёшшшь подобного. И я окончательно убедился, что нашшёл своё влечение в самом неожиданном месте. Тогда, когда я уже смирился со своей участью…
— А ящерры… они могут испытать настоящее влечение к… к земной женщине?
Он громко вздохнул.
— Да, могут. Изредка. Но… они предпочитают убивать своих избранниц. Если девушшка не может противостоять влечению — для ящерра это хуже ада. Он понимает, что стоит другому ящерру её поманить — и она побежит за ним.
— Почему… почему ты думаешь, что моё влечение —другое? Я ведь обычная.
Руанн прижался лбом к моему лбу. Я почувствовала жар его тела и дыхание, согревающее моё лицо.
— Венилакриме… я не могу без тебя. Ты — моя физиологическая и моральная потребность.
Его прикосновение — как разряд тока. Я закрыла глаза.
Могла ли женщина мечтать о большем? Находиться в богатом доме, в роскошной комнате с безумно притягательным мужчиной, растекающимся мыслью по древу о том, какие сильные чувства он к ней испытывает? Не этого ли хочет каждая женщина? Чтобы все её проблемы взял на себя другой? Тот, кто будет любить и беречь.
Это казалось слишком нереальным. Не нужно стараться, чтобы отношения стали идеальными, не нужно искать и сомневаться. Не нужно сравнивать с другими.
Я — его избранница, и самоуверенные ящерры обязаны с этим считаться. Те самые ящерры, перед которыми я трепетала. Которых боялась. Один из них — убийца Рамм-Дасса.
— Так не бывает…
Сказав эти слова, я осознала нечто новое. Меня пугала такая любовь. Хотелось заслужить своё чувство, а не получить его в подарок.
— Руанн…
— Да, Лин, — мы и дальше соприкасались лбами.
— Ты меня не знаешь… я не могу…
— Не можешшь довериться мне… я это понимаю…
— Довериться тоже… но… есть так много слов, которые передают лишь малую часть… не могу довериться, поверить не могу. Ты меня принуждаешь, я знаю… Любое неверное движение — и мне придётся увидеть другую сторону твоего характера… Я не хочу…
— Да, Лин, я тебя принуждаю. Я принуждаю… Живи в этом доме и будь счастлива со мной.
— Но… я не живу столетиями… наш век короче вашего… и…
— Я рад, что ты начала задумываться о правильных вещах, о нашшей совместной жизни.
— Руанн! — я оттолкнула его, и он поддался. — В конце концов, у тебя хвост!
Я почти выкрикнула эту фразу. Несколько секунд он молчал отрешённо, а потом… начал смеяться. У Руанна красивый смех — хриплый, мелодичный. Серьёзный разговор свёлся на нет. Мне тоже стало смешно, я схватилась за живот.
— У тебя хвост, судья. У тебя настоящий хвост!
Смех усилился.
Немного успокоившись, ящерр сказал:
— Да, у меня хвост… И если будешь себя хорошшо вести, я разрешшу его потрогать…
И продолжил смеяться, видя, как от удивления вытягивается моё лицо. Я не решилась напомнить, что Руанн — судья, ему не положено заливаться смехом.
Тем не менее, вот он — ящерр, с которым я спала, искрящийся весельем и беззаботностью.
«Все, кто замещал Главу. Почти весь высший уровень. Им вынесли приговор вчера, сегодня привели его в исполнение. Большинство — мертвы»
Высший уровень — около шестидесяти человек.
Куда делись все остальные со «Станции 5»? Где Вира?
— Руанн, где население «Станции 5»?
Руанн продолжал улыбаться по инерции, но лицо его понемногу обретало серьёзный вид.
— Я рассказал тебе о нашшем святом обычае, а ты спрашшиваешь о людях со станции?
— Да, я спрашиваю о людях со станции… Да пойми же, среди них была моя приёмная мать. Эта женщина вырастила меня!
Опять заболела голова. Как неприятно!
— Большшинство из них убежало. Мы, конечно, схватили несколько заложников, но ты ведь знаешшь — гражданские не в курсе плана эвакуации. Глава в последнюю минуту решшил разыграть карту героя и предупредил узкий круг командования. Те распространили информацию об эвакуации задолго до нашшего прибытия.
— Но ведь такое большое количество людей! Десятки тысяч! Как вы могли не знать, куда они делись? Да они бы не спрятались…
— Тебя не было на «Станции 5» во время эвакуации, — Руанн пожал плечами. — Видимо, у них появился новый план. Глава мог предупредить.
— Когда я вернулась, там всё ещё было много людей! К тому времени твои ящерры уже успели окружить «Станцию 5». Вы бы заметили…
— Я был в клетке. Ждал тебя.
— Руанн, я не могу тебе поверить. Ты знаешь обо всём и всегда. Как ты мог не знать об этом?
— Лин, — опять эта улыбка, спокойная и задумчивая. — Я не знаю всего. В тот день меня волновала лишшь ты. Видимо, у вас был подземный ход, о котором руководство умалчивало до последнего.
— А почему ты говоришь об этом так спокойно?
Руанн посмотрел на меня. Усмехнулся.
— Потому что мне плевать, куда делись эти люди. Меня волнует одно: женшщина, которой я признался в любви, в ответ разговаривает на совершшшенно отстранённые темы.
У меня было ощущения, будто передо мной разыгрывают весьма умелую карточную игру. В рукаве у шулера — колода меченых карт и несколько припасённых хитрых трюков. Я понимала: что-то не так, но не догадывалась, что именно.
— Хочешь сказать, люди спаслись?
Руанн подошёл ко мне. Свет с улицы обрисовал его лицо, делая черты более жёсткими.
— Да, именно это я и хочу сказать, – он уловил мой взгляд, полный сомнений. — Лин, я не вру. Твои люди в порядке.
Он был так убедителен, а я так хотела поддаться обману.
Тяжёлый груз упал с моих плеч. Впервые за время пребывания в его доме я не испытывала чувства вины. Я позволила себе оглядеться вокруг и заметить, в каком удивительном месте я оказалась.
— Руанн…
— Да, Лин…
— Я так хочу тебе верить…
— Я знаю…
— И что теперь? — я покорно заглянула ему в глаза. — Будем жить долго и счастливо?
Руанн привлёк меня в себе, моя голова прижалась к его груди. Он ничего не ответил, его действия говорили сами за себя. А я осторожно вдохнула запах моего мужчины, впервые допуская мысль, что это — надолго.
Наш разговор многое прояснил. Я наконец-то позволила себе расслабиться и не думать о прошлом. Чувство вины за потерю станции не исчезло, но я поняла, что не единолично виновата в происшествии, и ящерры давно планировали напасть на «Станцию 5».
Разговор с Руанном позволил мне насладиться обретением нового мира, где нет лишений, нет постоянного искусственного света, нет сигнала сирены, возвещающей об учениях. В этом мире я могла просыпаться, когда угодно, и делать, что хочу. У меня было всё!
Откуда-то из потаённых закуточков сознания начала выглядывать гордыня. Другая, новая Лин шептала мне на ухо: «ты покорила Гнездо — один из самых великих городов мира».
Прошло несколько дней, прежде чем меня сразило понимание того, что я — избранница ящерра. Это произошло в один миг — я вошла в гостиную, чтобы увидеть судью перед его уходом на работу. Он был очень привлекателен в своей строгой форме, так некстати смотревшейся на нём в сочетании со свободной манерой наслаждаться завтраком, пить кофе и читать планшетник. Эдакий прожигатель родительских денег, холёный франт, а не серьёзный судья.
Утреннее солнце отражалось на его посеребрённой коже, делая похожим на ангела из религиозных текстов.
«Какой же ты родной, ящерр», — промелькнуло в голове.
Я испугалась собственных мыслей. Видимо, это отразилось на моём лице. Ящерр без раздумий подошёл ко мне и поцеловал. Наверное, мужчин учат успокаивать своих дам на секретных курсах по завоеванию женских сердец. У Руанна получалось просто бесподобно.
Мой судья расспрашивал о жизни на станции. У нас был негласный уговор — не касаться «лишнего». Мы оба прекрасно знали границу этого самого «лишнего» и долгое время не пересекали её.
Он спрашивал о моём детстве. Выпытывал об отношениях с приёмной матерью, о друзьях и знакомых (имени Виры я не называла — это было единственное, о чём я молчала). Особенно его интересовали ранние воспоминания. Пришлось немного «подлечить» картинку.
Ящерриный судья наслаждался моим телом. Кажется, он до конца не мог поверить, что я жду его дома, всегда доступная и довольная. А в те времена так и было, нечего лукавить. Он дал мне отсрочку и позволял не ездить на официальные встречи, прятаться в уюте его дома, как в безопасной скорлупе.
— Я… я слушаю, судья…
— Существует влечение, которое ошщущают мужчина и женшщина, когда встречают друг друга. Учёные говорят, оно развилось, чтобы мы не убивали соплеменников из-за женшщин. Суть в том, что двое начинают испытывать… у вас, на Земле, есть похожее понятие, вы называете это «любовью». Когда он и она впервые прикасаются друг к другу, запускается мощная реакция, возникает связь, крепнущая с каждым днём. Когда у этой пары нет физического контакта, им становиться плохо. Поэтому тебе, Венилакриме, на станции было так нехорошо. Ты не прикасалась ко мне долгое время. Мы влюбляемся. По-настоящему, не так, как земные. И никому из нас не приходит в голову сомневаться, потому что настоящая связь... Люди, нашшшедшие друг друга, спустя некоторое время понимают, что они — две половины одного целого. Они едины, Венилакриме, это проверено тысячелетиями.
Руанн схватил меня за плечи. Приблизил к себе — осторожно, но настойчиво. Заглянул прямо в глаза, так, что ни отвернуться, ни отойти.
— Благодаря влечению мы уверены в своих избранницах, а они — в нас. Мы не ревнуем, не сомневаемся, не калечим чужие жизни из-за любви. Пойми, далеко не каждому ящерру посчастливилось найти свою привлечённую. Мы до сих пор не знаем почему, но лишь десять процентов от всей популяции оказываются столь удачливыми, на этой планете процент ещё ниже.
— Почему?
Руанн усмехнулся.
— Нашшши женшщины не хотят лететь на эту планету. Считают то, что мы здесь делаем, унизительным. Только уже обретшие влечение приезжают сюда следом за мужем. Если у них есть дети, их тоже берут с собой, но для дочерей создают такие условия, чтобы не афишировать рабовладельческий строй на планете. Ящеррицы не признают насилия. Изначально они ему противятся. Только некоторые и избирают военную стезю, но таких очень мало. Да, к нам приезжают непривлечённые ящеррицы, например, на особые праздники, но жить они здесь редко соглашаются. Исключение — если на эту планету был отправлен их избранник, но тогда у них просто нет выбора. Многое зависит и от рода. У нас много кланов, около трёхсот. Некоторые довольно воинственны (как, например, мой клан), другие не приемлют насилия в любой форме. Именно они считали, что мы не имеем права порабошщать чужую планету.
Судья задумался. Слова давались ему с трудом. Казалось, он рассказывал против собственной воли.
— Я тоже не хотел сюда лететь. В самом начале экспансии в нашшем обществе превалировало мнение, что мигрировать соглашшаются лишшь отбросы и те, кто не способен найти свою привлечённую, да и вообшще — завоевать женшщину. Но ко мне обратились с просьбой возглавить город, ко мне и ещё к нескольким главам родов. Мы согласились. Мы верили, что сможем создать что-то великое.
— И как, получилось? — спросила.
Пауза.
— Мы много воевали, — уклончиво ответил Руанн. Нелогично ответил. — Но смогли создать свой порядок и заставить остальных его придерживаться.
— А род и клан… В чём отличие?
— Клан — как когда-то вашши страны, род — как самые сильные и влиятельные города в этой стране.
Руанн поцеловал меня в лоб. Его руки запутались у меня в волосах.
— Я хочу рассказать тебе о влечении. Хочу, чтобы ты поняла. У нас есть своя планета… Нашш дом… нашша земля… И она процветает. Мы бы никогда не явились к вам, если бы не случайность. Всё началось в того, что один из военных кораблей захватил несколько пленных с вашей планеты. Ты не можешшь даже представить, что мы почувствовали, когда поняли, что земляне поддаются влечению. И мужчины, и женшщины. По понятным причинам нас интересовали женшщины. Вы на нас очень похожи внешшшне. Вы привлекательны. Цвет кожи другой, к тому же у вас нет… вы называете это хвостами… Но в общих чертах — похожи. Посылая первые корабли, мы надеялись, что земные женшщины устроены так же, как и нашши, — испытают влечение только к одному мужчине. Мы надеялись на этой планете забыть об одиночестве. Но всё обернулось катастрофой. Вы массово покорялись влечению, не обращая внимания ни на внешшшность, ни на характер. У вас не было иммунитета, и вначале это казалось благословением. Мы не могли устоять — создавали себе целые гаремы. Роскошь, доселе неведомая ящеррам. Что за ощушщение — знать, что можешшшь получить любую женшщину. Любую!
Он усмехнулся. Жёстко и, как мне показалась, презрительно.
— Но рай обернулся адом. Вашше влечение — другое, оно слепое и хаотичное. Великая традиция обернулась злой насмешшшкой.
— Насмешкой? — я захохотала. — Но ведь получается, вы получили то, что искали. Разве не так? Ведь женщины вам покорялись… в любом количестве. Ты сам говорил — добровольно.
— Я старшшшше, чем может показаться. Мне приходилось участвовать в тех, самых первых экспедициях. И я наблюдал, как восторг моих соплеменников от того, что они могут получить любую, абсолютно любую женшщину, сменяется равнодушшшием, а потом и ненавистью, даже брезгливостью.
Он посмотрел в окно, мой ящерр. Его мысли были далеко.
— Что за странное чувство: вот женшщина в твоих объятиях, и в твоей системе мировоззрения это значит, что она — твоя. В следуюшщий миг она обнимает другого, но она в этом не виновата — женшщина под влечением. Но ведь мы собственники, тысячелетия борьбы научили нас быть осторожными и ценить обретённое, а потому два противоположных чувства разрывают нас на части. С одной стороны — схватить её и трясти до тех пор, пока она не осознает, что переспала с шшшестью, семью, двадцатью разными мужчинами за один день. А с другой стороны… Лин, я ведь понимаю, что они невиновны, ведь это мы, оголодавшшшие по женской ласке, вполне сознательно ташщили их к себе в постель… Если бы не одна случайность. Были единицы, которые сопротивлялись влечению. Между этими исключительными женшщинами не было ничего общего. Разное воспитание, они из разных уголков Земли, даже цвет кожи — разный. Со временем мы нашшшли разгадку — они были влюблены, влюблены по-настоящему.
— Что?! — я подняла голову и посмотрела прямо на Руанна.
— Да, милая Лин, истинно влюблённые женщины не поддаются нашшему влиянию. И ты не знаешшь об этом, потому что на вашшей планете ничтожно мало настоящей любви.
— Но как же я? Руанн, но ведь… Получается, я тоже должна…
— Лин… — он посмотрел на меня задумчиво. — Когда мы находились там, на станции, на тебя воздействовало около десятка терциев одновременно. Они — высшшшие исполнители, их влечение усилено, их природа особо крепка. А ты осталась равнодушшшна. Я всё ждал, когда моё столь желанное подозрение разобьётся на мелкие части… Но… — Руанн выдавил из себя весьма неуместную улыбку. — Но ты смотрела лишшь на меня. Ты искала у меня зашщиты, хоть и не признаёшшшь подобного. И я окончательно убедился, что нашшёл своё влечение в самом неожиданном месте. Тогда, когда я уже смирился со своей участью…
— А ящерры… они могут испытать настоящее влечение к… к земной женщине?
Он громко вздохнул.
— Да, могут. Изредка. Но… они предпочитают убивать своих избранниц. Если девушшка не может противостоять влечению — для ящерра это хуже ада. Он понимает, что стоит другому ящерру её поманить — и она побежит за ним.
— Почему… почему ты думаешь, что моё влечение —другое? Я ведь обычная.
Руанн прижался лбом к моему лбу. Я почувствовала жар его тела и дыхание, согревающее моё лицо.
— Венилакриме… я не могу без тебя. Ты — моя физиологическая и моральная потребность.
Его прикосновение — как разряд тока. Я закрыла глаза.
Могла ли женщина мечтать о большем? Находиться в богатом доме, в роскошной комнате с безумно притягательным мужчиной, растекающимся мыслью по древу о том, какие сильные чувства он к ней испытывает? Не этого ли хочет каждая женщина? Чтобы все её проблемы взял на себя другой? Тот, кто будет любить и беречь.
Это казалось слишком нереальным. Не нужно стараться, чтобы отношения стали идеальными, не нужно искать и сомневаться. Не нужно сравнивать с другими.
Я — его избранница, и самоуверенные ящерры обязаны с этим считаться. Те самые ящерры, перед которыми я трепетала. Которых боялась. Один из них — убийца Рамм-Дасса.
— Так не бывает…
Сказав эти слова, я осознала нечто новое. Меня пугала такая любовь. Хотелось заслужить своё чувство, а не получить его в подарок.
— Руанн…
— Да, Лин, — мы и дальше соприкасались лбами.
— Ты меня не знаешь… я не могу…
— Не можешшь довериться мне… я это понимаю…
— Довериться тоже… но… есть так много слов, которые передают лишь малую часть… не могу довериться, поверить не могу. Ты меня принуждаешь, я знаю… Любое неверное движение — и мне придётся увидеть другую сторону твоего характера… Я не хочу…
— Да, Лин, я тебя принуждаю. Я принуждаю… Живи в этом доме и будь счастлива со мной.
— Но… я не живу столетиями… наш век короче вашего… и…
— Я рад, что ты начала задумываться о правильных вещах, о нашшей совместной жизни.
— Руанн! — я оттолкнула его, и он поддался. — В конце концов, у тебя хвост!
Я почти выкрикнула эту фразу. Несколько секунд он молчал отрешённо, а потом… начал смеяться. У Руанна красивый смех — хриплый, мелодичный. Серьёзный разговор свёлся на нет. Мне тоже стало смешно, я схватилась за живот.
— У тебя хвост, судья. У тебя настоящий хвост!
Смех усилился.
Немного успокоившись, ящерр сказал:
— Да, у меня хвост… И если будешь себя хорошшо вести, я разрешшу его потрогать…
И продолжил смеяться, видя, как от удивления вытягивается моё лицо. Я не решилась напомнить, что Руанн — судья, ему не положено заливаться смехом.
Тем не менее, вот он — ящерр, с которым я спала, искрящийся весельем и беззаботностью.
«Все, кто замещал Главу. Почти весь высший уровень. Им вынесли приговор вчера, сегодня привели его в исполнение. Большинство — мертвы»
Высший уровень — около шестидесяти человек.
Куда делись все остальные со «Станции 5»? Где Вира?
— Руанн, где население «Станции 5»?
Глава десятая (чать третья)
Руанн продолжал улыбаться по инерции, но лицо его понемногу обретало серьёзный вид.
— Я рассказал тебе о нашшем святом обычае, а ты спрашшиваешь о людях со станции?
— Да, я спрашиваю о людях со станции… Да пойми же, среди них была моя приёмная мать. Эта женщина вырастила меня!
Опять заболела голова. Как неприятно!
— Большшинство из них убежало. Мы, конечно, схватили несколько заложников, но ты ведь знаешшь — гражданские не в курсе плана эвакуации. Глава в последнюю минуту решшил разыграть карту героя и предупредил узкий круг командования. Те распространили информацию об эвакуации задолго до нашшего прибытия.
— Но ведь такое большое количество людей! Десятки тысяч! Как вы могли не знать, куда они делись? Да они бы не спрятались…
— Тебя не было на «Станции 5» во время эвакуации, — Руанн пожал плечами. — Видимо, у них появился новый план. Глава мог предупредить.
— Когда я вернулась, там всё ещё было много людей! К тому времени твои ящерры уже успели окружить «Станцию 5». Вы бы заметили…
— Я был в клетке. Ждал тебя.
— Руанн, я не могу тебе поверить. Ты знаешь обо всём и всегда. Как ты мог не знать об этом?
— Лин, — опять эта улыбка, спокойная и задумчивая. — Я не знаю всего. В тот день меня волновала лишшь ты. Видимо, у вас был подземный ход, о котором руководство умалчивало до последнего.
— А почему ты говоришь об этом так спокойно?
Руанн посмотрел на меня. Усмехнулся.
— Потому что мне плевать, куда делись эти люди. Меня волнует одно: женшщина, которой я признался в любви, в ответ разговаривает на совершшшенно отстранённые темы.
У меня было ощущения, будто передо мной разыгрывают весьма умелую карточную игру. В рукаве у шулера — колода меченых карт и несколько припасённых хитрых трюков. Я понимала: что-то не так, но не догадывалась, что именно.
— Хочешь сказать, люди спаслись?
Руанн подошёл ко мне. Свет с улицы обрисовал его лицо, делая черты более жёсткими.
— Да, именно это я и хочу сказать, – он уловил мой взгляд, полный сомнений. — Лин, я не вру. Твои люди в порядке.
Он был так убедителен, а я так хотела поддаться обману.
Тяжёлый груз упал с моих плеч. Впервые за время пребывания в его доме я не испытывала чувства вины. Я позволила себе оглядеться вокруг и заметить, в каком удивительном месте я оказалась.
— Руанн…
— Да, Лин…
— Я так хочу тебе верить…
— Я знаю…
— И что теперь? — я покорно заглянула ему в глаза. — Будем жить долго и счастливо?
Руанн привлёк меня в себе, моя голова прижалась к его груди. Он ничего не ответил, его действия говорили сами за себя. А я осторожно вдохнула запах моего мужчины, впервые допуская мысль, что это — надолго.
Глава одиннадцатая
Наш разговор многое прояснил. Я наконец-то позволила себе расслабиться и не думать о прошлом. Чувство вины за потерю станции не исчезло, но я поняла, что не единолично виновата в происшествии, и ящерры давно планировали напасть на «Станцию 5».
Глава нас предал, высшее руководство всё же сумело спастись. Главное — остальные люди вне опасности.
Разговор с Руанном позволил мне насладиться обретением нового мира, где нет лишений, нет постоянного искусственного света, нет сигнала сирены, возвещающей об учениях. В этом мире я могла просыпаться, когда угодно, и делать, что хочу. У меня было всё!
Откуда-то из потаённых закуточков сознания начала выглядывать гордыня. Другая, новая Лин шептала мне на ухо: «ты покорила Гнездо — один из самых великих городов мира».
Прошло несколько дней, прежде чем меня сразило понимание того, что я — избранница ящерра. Это произошло в один миг — я вошла в гостиную, чтобы увидеть судью перед его уходом на работу. Он был очень привлекателен в своей строгой форме, так некстати смотревшейся на нём в сочетании со свободной манерой наслаждаться завтраком, пить кофе и читать планшетник. Эдакий прожигатель родительских денег, холёный франт, а не серьёзный судья.
Утреннее солнце отражалось на его посеребрённой коже, делая похожим на ангела из религиозных текстов.
«Какой же ты родной, ящерр», — промелькнуло в голове.
Я испугалась собственных мыслей. Видимо, это отразилось на моём лице. Ящерр без раздумий подошёл ко мне и поцеловал. Наверное, мужчин учат успокаивать своих дам на секретных курсах по завоеванию женских сердец. У Руанна получалось просто бесподобно.
Мой судья расспрашивал о жизни на станции. У нас был негласный уговор — не касаться «лишнего». Мы оба прекрасно знали границу этого самого «лишнего» и долгое время не пересекали её.
Он спрашивал о моём детстве. Выпытывал об отношениях с приёмной матерью, о друзьях и знакомых (имени Виры я не называла — это было единственное, о чём я молчала). Особенно его интересовали ранние воспоминания. Пришлось немного «подлечить» картинку.
***
Ящерриный судья наслаждался моим телом. Кажется, он до конца не мог поверить, что я жду его дома, всегда доступная и довольная. А в те времена так и было, нечего лукавить. Он дал мне отсрочку и позволял не ездить на официальные встречи, прятаться в уюте его дома, как в безопасной скорлупе.