– Капитан Максим Черенков, спецподразделение по борьбе с бандитизмом, – отрекомендовался старший.
– А, «убойный отдел», – кивнул Семёныч. – Знаю вашего шефа... Алексей Палыч звонил мне пару месяцев назад...
– У нас сейчас другой шеф, – отрезал капитан. – Как могу к вам обращаться?
Москвин представился. Черенков без лишних слов вынул лист бумаги с фотороботом молодого человека.
– Вот этот гражданин иностранного государства, по имеющейся у нас информации, работает в вашем театре... Работает актёром. Фамилия – Тилляев. Нам нужен этот человек и его документы. Есть какие-нибудь?
– Трудовая книжка... Знаете, у нас имеется только аналог, выданный ему в республике***.
– В трудовой есть хоть что-нибудь на русском языке?
– Практически нет...
– Его паспорт, случайно, может, тоже находится у вас?
– Нет. Сейчас как раз идёт процесс оформления документов на получение гражданства Российской Федерации.
– Ладно, это уже не имеет значения, – заявил Черенков. – Где он сам? Нужно, чтобы вы нас аккуратно провели к нему...
– Что он натворил? – быстро спросил Москвин.
– Натворил, уж поверьте, – сказал один из милиционеров.
– Видите ли, он сейчас на сцене... У нас идёт спектакль.
– Спектакль придётся остановить, – сказал Максим Черенков.
– Да что же это такое?! – воскликнул Москвин возмущённо. – Вы, товарищ милиционер, объясните мне, что происходит. Спектакль нельзя прерывать без веских на то причин!
– Причина более чем веская, – ответил Черенков, вздохнув. – Вот ордер на арест вашего артиста.
Не веря своим глазам, Москвин прочитал на бланке: «Постановление о заключении под стражу».
– Простите, – недоумённо заговорил Семёныч. – Насколько я знаю, без суда такие ордера не выдаются.
– По ходатайству прокуратуры это допускается, – усталым тоном произнёс Черенков. – К тому же подпись судьи тут тоже имеется.
– Но что же произошло, ответьте, прошу вас?!
– В интересах следствия я не уполномочен разглашать информацию... Послушайте, наше время дорого. С вашей помощью или без, но мы вынуждены арестовать Тилляева. И только от вас зависит, будет ли это сделано тихо и спокойно, либо со скандалом и шумом.
– Я должен позвонить Александру Артёмовичу, – ухватился за соломинку Москвин, думая, что начальник райотдела всё же даст возможность довести спектакль до окончания.
– Это не поможет, – заявил капитан, поднимая правую руку, чтобы жестом дать своим подчинённым разрешение действовать.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но появление ещё одного персонажа приостановило развитие событий в тревожном ключе.
В холл вошла высокая элегантная женщина, одетая в тёмно-бордовый костюм явно «от кутюр», который виднелся под распахнутым бежевым плащом, тоже достаточно стильным. Она постукивала тёмно-синими туфлями довольно большого размера (Денису бы точно подошли), скорее всего, также известного бренда. Волнистые, чуть не доходящие до плеч русые волосы красиво обрамляли немного бледное лицо. Глаза скрывали большие очки «Рэй Бен» со слегка затемнёнными стёклами. Вошла она как хозяйка, но хозяйка встревоженная, словно уже знающая, что в её доме происходит неладное.
Москвин явно был в курсе, кто это. Он поднялся, обошёл стол и, пожирая глазами светлую шатенку, сказал только одно слово «здравствуйте».
– Рада встрече, Владислав Семёнович... Могу я узнать, что здесь происходит? – обратилась она сразу ко всем присутствующим.
Голос у женщины был низким, звучным и хорошо поставленным, как у человека, которому часто приходилось много говорить вслух, и не просто говорить, а командовать.
– Простите, а вы кто и на каком основании задаёте вопросы? – сразу же ощетинился Максим Черенков.
– Я – главный режиссёр этого театра, – заявила женщина. – Могу предъявить все необходимые документы.
– А я, в свою очередь, готов подтвердить личность и правоту всего сказанного, – быстро добавил администратор.
– Я только что была в вашем главке, капитан, – произнесла женщина. – Полковник Вахрушев должен сейчас позвонить по этому телефону, – она показала пальцем с изысканным маникюром на аппарат, лежащий между бумагами и калькулятором. – Будьте добры, возьмите трубку.
– И какое основание... – начал было Черенков, но телефон действительно зазвонил в эту же самую минуту. Милиционер колебался, и тогда женщина кивнула Москвину. Семёныч поднял трубку и произнёс:
– Театр... Да... Да... Вот, он здесь, рядом со мной... Товарищ Черенков, возьмите трубку, это вас.
Капитан, недоверчиво и недовольно поблёскивая глазами, принял трубку у администратора.
– Слушаю, Черенков... Я, товарищ полковник... Так точно, согласно ордеру прокуратуры... Понятно... Разрешите вопрос. Что делать, если упомянутый Тилляев вздумает сбежать?.. Тоже понятно. Так точно, ожидаем окончания спектакля. Есть, товарищ полковник.
Затем милиционер вернул трубку Москвину и обратился к своим подчинённым:
– Слышали разговор? Приказ не отменён, но нам велено ни в коем случае не вмешиваться в ход пьесы. Полковник Вахрушев берёт ответственность за все возможные проблемы на себя.
– Вас сейчас проведут в служебное помещение, – сказала женщина, назвавшаяся главным режиссёром. – Просьба ожидать там. После спектакля я позову вас в кабинет, и Тилляев пойдёт с вами. Только давайте постараемся сделать всё тихо и аккуратно, так, чтобы другие актеры ничего не увидели.
– Послушайте... – произнёс Черенков. – Я, вообще-то хорошо знаю этот театр и не раз посещал его. Слежу за информацией. И всегда был уверен, что главный режиссёр здесь – это Евгений Атаманов.
– Я скоро подойду к вам и лично расскажу о том, что не попало в прессу, – сказала шатенка.
А чуть позже, когда Москвин проводил милиционеров в актёрскую курилку и вернулся в холл, к своему рабочему месту, он обратился к женщине:
– Конечно, я читал все ваши сообщения и смотрел фото, переданные по факсу, но, признаться, до сего момента не был готов увидеть вас лично, так сказать, непосредственно своими глазами... Как я должен к вам обращаться?
– Об этом позже. Сейчас немедленно звоните Левитану.
– Но с ним же обычно разговаривал... – начал сомневаться Москвин.
– Владислав Семёнович, вы же понимаете, что эти разговоры велись от лица другого человека. К тому же вы с адвокатом знакомы лично и хорошо знаете, что надо говорить.
– Так вот, я не знаю, что говорить, – пробормотал администратор, листая блокнот с телефонными номерами.
– Если коротко, сегодня ночью стреляли в какую-то девушку. Я, конечно, знаю, в какой разгул бандитизма приехала, но дело не в этом. Имеются якобы неопровержимые улики, что стрелял наш молодой актёр, некто Денис Тилляев. Я лично предполагаю, что всё это было подстроено, а улики подброшены. Спасибо полковнику Вахрушеву, сразу же набрал мой сотовый – по-моему, даже он усомнился в бандитских наклонностях мальчишки. Ему же всего восемнадцать.
– Да нет, он старше, – возразил Москвин. – Если верить документам. Всё-таки не вчерашний школьник, после училища... Но что за ерунда происходит?
– Полковнику отвечал, естественно, Игорь. Он, кажется, понял, о какой девушке речь. И сейчас страшно переживает, что выставил её из коттеджа, когда она временно жила там. Вы в курсе этой истории?
– Боже мой! – воскликнул Семёныч. – Неужели это Зульфия? Это же мы с Людмилой Ивановной спрятали её в коттедже. За ней гонялись парни-соотечественники, чтобы силой увезти обратно домой и против воли выдать там замуж... А она, насколько я знаю, девушка нашего Дениса...
– Так, похоже, мне надо многое узнать, что здесь произошло, – вздохнула женщина. Она скинула плащ, нервными движениями свернула его вчетверо и бросила на ближайший диванчик. Затем села туда же, положив обтянутую золотистым нейлоном ногу на ногу. Дождалась, когда Москвин закончит разговор с адвокатом, после чего произнесла:
– Теперь подкатывайте стул и рассказывайте всё. Начиная с появления Тилляева в театре и заканчивая этой странной историей с девушкой в коттедже.
* * *
Зрители тепло проводили актёров аплодисментами. То есть почти как всегда. Впрочем, в публике было четыре человека – две пары, которые побывали на третьем премьерном показе. Обмениваясь впечатлениями, они сошлись во мнении, что в четвёртом спектакле игра актёров была хуже, нежели в предыдущем. Папаша (Дедов) выглядел поистине «деревянным» и заторможенным, его любовница (Афонина) вообще перепутала реплики и несла отсебятину. Мамаша же и Тоня (Севостьянова и Тилля) лихо переигрывали и создавали намек на инцест, которого, в первоисточнике даже близко не было.
Наблюдай за спектаклем Пронина, артистам было не избежать строгого разноса за явно худшую работу по сравнению с предыдущими выступлениями во «Второй нити Ариадны». За кулисами уходящих со сцены актёров встречал Москвин. Он подозвал Дениса, который планировал идти переодеваться в гримёрку Светланы.
– По-быстрому смывай грим, хватай свою одежду и бегом сюда, – произнёс Москвин, пряча глаза.
– А что случилось? – насторожился Тилляев.
– Неприятности, – сказал Семёныч. – Не тяни время, пожалуйста.
Севостьянова, конечно, была не в восторге, что Денису придётся быстро покинуть её общество, но поняла, что возникло какое-то непредвиденное и неладное обстоятельство. На пустом месте администратор не стал бы подходить к актёрам после сложного спектакля и загадывать им загадки. Так что Тилляев выполнил наставление Москвина, и Семёныч повёл молодого человека прямо к кабинету, который на памяти Дениса всегда находился на замке – то было рабочее место главного режиссёра, отправившегося в долговременный вояж. Администратор трижды стукнул в дверь, открыл её и пропустил юношу вперёд. Тот вошёл в кабинет, с удивлением глядя на женщину в дорогом костюме, сидевшую за столом, а также на немолодого мужчину с характерным еврейским лицом, одетого в двубортный чёрный пиджак с узким галстуком.
– Тилляев Денис, – утвердительно произнесла женщина, глядя на молодого человека сквозь дымчатые очки. – Жаль, что нам не удастся сейчас пообщаться... Срочно переодевайтесь, а пока вам Иосиф Самуилович быстро изложит ситуацию.
– Переодеваться... Прямо здесь? – удивился Денис.
– Прямо здесь и сейчас. Если надо, я могу отвернуться.
– Я бы попросил отвернуться всех, – покраснев, произнёс Денис. – Хотя бы на десяток секунд.
Мало того что он был в костюме Тони, под юбкой ещё прятались белые кружевные трусики, переданные ему Светой. Этот секрет знали, естественно, только любовники, и расширять круг посвящённых Денис не имел ни малейшего желания.
Пока Тилляев переодевался, мужчина в пиджаке сообщил:
– Так, Денис Эрмангаллиевич, меня зовут Левитан Иосиф Самуилович, я – ваш адвокат. Вас обвиняют в покушении на убийство гражданки Ерматовой Зульфии Таиржоновны.
– Что-о? – ошарашенно спросил Денис, прекратив облачаться.
– Одевайтесь дальше... Вам уже выписан ордер на арест, и через несколько минут сюда придут три милицейских офицера. Я поеду с вами, иначе из вас уже через пару часов выбьют признание в убийстве Кеннеди. Причём обоих. Скорее всего, допрашивать вас начнут сегодня же вечером, поэтому я вам настоятельно рекомендую молчать и говорить только то, что разрешу я. Вы меня поняли?
– По... Понял, – ответил Денис, который, видимо, находился в полнейшей прострации.
– Владислав Семёнович, пригласите тех милиционеров, о ком идёт речь, – вздохнув, произнесла женщина. – Да, Тилляев, не при самых лучших обстоятельствах происходит наше знакомство... Но ничего, я думаю, через день-два это недоразумение разрешится, и мы с вами поговорим о вещах более интересных и нужных.
– Я могу узнать, кто вы?
– Конечно. Я – главный режиссёр этого театра.
– И как вас зовут? – спросил юноша удивлённо.
За дверью послышались тяжёлые шаги, и в кабинет вошли три милиционера.
– Вы гражданин Тилляев Денис Эрмангаллиевич? – спросил капитан Черенков.
– Да, я, – ответил Денис обречённо.
– Вы арестованы, – произнёс офицер. – Следуйте за нами.
– С вами пойду я, – сообщил Иосиф Самуилович вкрадчиво.
– Вы кто, простите? И основание?
– Я – адвокат этого молодого человека. Фамилия моя – Левитан.
– Вы это серьёзно? – спросил Черенков.
– Вот мои бумаги, – адвокат полез в карман пиджака.
– Насколько я знаю, у вас немного иная клиентура, – чуть поморщился офицер, изучив документы. – Всякие недовольные и горлопаны.
– Одно другому не мешает, – осклабился Левитан. – К тому же это было при коммунистах.
– И ещё, уважаемый капитан, – подала голос женщина, называющая себя главным режиссёром. – Я попрошу полковника Вахрушева проверить, не заперли ли ненароком нашего актёра в общую камеру с садистами и насильниками. Так, на всякий случай.
– Этого не должно произойти, – произнёс Черенков. – Ваш актёр обвиняется в исключительно тяжком преступлении и будет помещён в одиночную камеру.
– Превосходно, – заявил Левитан. – Потому что в противном случае мне придётся ночевать у вас в СИЗО, а я этого совсем не желаю.
– Ладно, давайте уже на выход, – проворчал капитан.
«Тихо и аккуратно» увести арестованного Дениса не получилось. Светлана, которая интуитивно почувствовала безотчётную, но очень сильную тревогу, подошла к двери кабинета главного режиссёра как раз в тот момент, когда оттуда выводили Тилляева в сопровождении зловещего эскорта. Юноша был бледен и растерян. Руки его стягивали тяжёлые наручники. Севостьянова негромко вскрикнула и опёрлась спиной на стену. Поняв, что сейчас лучше к Денису не приближаться, а к милиционерам не приставать с вопросами, женщина решительно вошла в кабинет через приоткрытую дверь.
– Добрый вечер, Светлана Борисовна, – произнесла сидящая за столом шатенка.
– Извините... А мы знакомы? – спросила Севостьянова.
– Конечно, – сказала женщина, сняв очки.
– Не может быть, – поражённо ахнула актриса, вглядевшись в красивое, немного бледное лицо с глубоко посаженными глазами.
* * *
– Итак, Тилляев, – сказал следователь – усатый, начинающий лысеть мужчина примерно сорока пяти лет с усталыми глазами, – вы понимаете, в чём вас подозревают? Вернее, уже практически обвиняют?
– Нет, – ответил за Дениса адвокат. – Мой подзащитный не может знать разницу в юридических терминах «подозрение» и «обвинение». И лучше, если вы сами сообщите ему об этом. Гражданин Тилляев не является обвиняемым, по крайней мере, формально. И пока ему не будет предъявлено обвинительное заключение, он считается просто задержанным.
– Арестованным, – если нужно точное определение в соответствии с текущим законодательством.
– Которое сейчас меняется едва ли не каждый месяц, – ханжеским голосом произнёс Левитан.
– В этом я с вами не могу не согласиться, – тоже достаточно ядовито проговорил сотрудник прокуратуры.
Лысоватого следователя звали Дмитрием Телегиным. Денис не мог знать, что уголовники дали этому человеку кличку «Паровозов» за редкую упёртость, готовность гнать вперёд без остановки и умение подводить даже свидетелей под обвинительный приговор. И что самым триумфом для Телегина было зрелище, когда упомянутого свидетеля брали под стражу прямо в зале суда. Что же касается того, кто сидел на скамье подсудимых, он практически не имел шанса избежать реального срока. Только если защитником не выступал Иосиф Самуилович, но он в последнее время редко брался за дела.
– А, «убойный отдел», – кивнул Семёныч. – Знаю вашего шефа... Алексей Палыч звонил мне пару месяцев назад...
– У нас сейчас другой шеф, – отрезал капитан. – Как могу к вам обращаться?
Москвин представился. Черенков без лишних слов вынул лист бумаги с фотороботом молодого человека.
– Вот этот гражданин иностранного государства, по имеющейся у нас информации, работает в вашем театре... Работает актёром. Фамилия – Тилляев. Нам нужен этот человек и его документы. Есть какие-нибудь?
– Трудовая книжка... Знаете, у нас имеется только аналог, выданный ему в республике***.
– В трудовой есть хоть что-нибудь на русском языке?
– Практически нет...
– Его паспорт, случайно, может, тоже находится у вас?
– Нет. Сейчас как раз идёт процесс оформления документов на получение гражданства Российской Федерации.
– Ладно, это уже не имеет значения, – заявил Черенков. – Где он сам? Нужно, чтобы вы нас аккуратно провели к нему...
– Что он натворил? – быстро спросил Москвин.
– Натворил, уж поверьте, – сказал один из милиционеров.
– Видите ли, он сейчас на сцене... У нас идёт спектакль.
– Спектакль придётся остановить, – сказал Максим Черенков.
– Да что же это такое?! – воскликнул Москвин возмущённо. – Вы, товарищ милиционер, объясните мне, что происходит. Спектакль нельзя прерывать без веских на то причин!
– Причина более чем веская, – ответил Черенков, вздохнув. – Вот ордер на арест вашего артиста.
Не веря своим глазам, Москвин прочитал на бланке: «Постановление о заключении под стражу».
– Простите, – недоумённо заговорил Семёныч. – Насколько я знаю, без суда такие ордера не выдаются.
– По ходатайству прокуратуры это допускается, – усталым тоном произнёс Черенков. – К тому же подпись судьи тут тоже имеется.
– Но что же произошло, ответьте, прошу вас?!
– В интересах следствия я не уполномочен разглашать информацию... Послушайте, наше время дорого. С вашей помощью или без, но мы вынуждены арестовать Тилляева. И только от вас зависит, будет ли это сделано тихо и спокойно, либо со скандалом и шумом.
– Я должен позвонить Александру Артёмовичу, – ухватился за соломинку Москвин, думая, что начальник райотдела всё же даст возможность довести спектакль до окончания.
– Это не поможет, – заявил капитан, поднимая правую руку, чтобы жестом дать своим подчинённым разрешение действовать.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но появление ещё одного персонажа приостановило развитие событий в тревожном ключе.
В холл вошла высокая элегантная женщина, одетая в тёмно-бордовый костюм явно «от кутюр», который виднелся под распахнутым бежевым плащом, тоже достаточно стильным. Она постукивала тёмно-синими туфлями довольно большого размера (Денису бы точно подошли), скорее всего, также известного бренда. Волнистые, чуть не доходящие до плеч русые волосы красиво обрамляли немного бледное лицо. Глаза скрывали большие очки «Рэй Бен» со слегка затемнёнными стёклами. Вошла она как хозяйка, но хозяйка встревоженная, словно уже знающая, что в её доме происходит неладное.
Москвин явно был в курсе, кто это. Он поднялся, обошёл стол и, пожирая глазами светлую шатенку, сказал только одно слово «здравствуйте».
– Рада встрече, Владислав Семёнович... Могу я узнать, что здесь происходит? – обратилась она сразу ко всем присутствующим.
Голос у женщины был низким, звучным и хорошо поставленным, как у человека, которому часто приходилось много говорить вслух, и не просто говорить, а командовать.
– Простите, а вы кто и на каком основании задаёте вопросы? – сразу же ощетинился Максим Черенков.
– Я – главный режиссёр этого театра, – заявила женщина. – Могу предъявить все необходимые документы.
– А я, в свою очередь, готов подтвердить личность и правоту всего сказанного, – быстро добавил администратор.
– Я только что была в вашем главке, капитан, – произнесла женщина. – Полковник Вахрушев должен сейчас позвонить по этому телефону, – она показала пальцем с изысканным маникюром на аппарат, лежащий между бумагами и калькулятором. – Будьте добры, возьмите трубку.
– И какое основание... – начал было Черенков, но телефон действительно зазвонил в эту же самую минуту. Милиционер колебался, и тогда женщина кивнула Москвину. Семёныч поднял трубку и произнёс:
– Театр... Да... Да... Вот, он здесь, рядом со мной... Товарищ Черенков, возьмите трубку, это вас.
Капитан, недоверчиво и недовольно поблёскивая глазами, принял трубку у администратора.
– Слушаю, Черенков... Я, товарищ полковник... Так точно, согласно ордеру прокуратуры... Понятно... Разрешите вопрос. Что делать, если упомянутый Тилляев вздумает сбежать?.. Тоже понятно. Так точно, ожидаем окончания спектакля. Есть, товарищ полковник.
Затем милиционер вернул трубку Москвину и обратился к своим подчинённым:
– Слышали разговор? Приказ не отменён, но нам велено ни в коем случае не вмешиваться в ход пьесы. Полковник Вахрушев берёт ответственность за все возможные проблемы на себя.
– Вас сейчас проведут в служебное помещение, – сказала женщина, назвавшаяся главным режиссёром. – Просьба ожидать там. После спектакля я позову вас в кабинет, и Тилляев пойдёт с вами. Только давайте постараемся сделать всё тихо и аккуратно, так, чтобы другие актеры ничего не увидели.
– Послушайте... – произнёс Черенков. – Я, вообще-то хорошо знаю этот театр и не раз посещал его. Слежу за информацией. И всегда был уверен, что главный режиссёр здесь – это Евгений Атаманов.
– Я скоро подойду к вам и лично расскажу о том, что не попало в прессу, – сказала шатенка.
А чуть позже, когда Москвин проводил милиционеров в актёрскую курилку и вернулся в холл, к своему рабочему месту, он обратился к женщине:
– Конечно, я читал все ваши сообщения и смотрел фото, переданные по факсу, но, признаться, до сего момента не был готов увидеть вас лично, так сказать, непосредственно своими глазами... Как я должен к вам обращаться?
– Об этом позже. Сейчас немедленно звоните Левитану.
– Но с ним же обычно разговаривал... – начал сомневаться Москвин.
– Владислав Семёнович, вы же понимаете, что эти разговоры велись от лица другого человека. К тому же вы с адвокатом знакомы лично и хорошо знаете, что надо говорить.
– Так вот, я не знаю, что говорить, – пробормотал администратор, листая блокнот с телефонными номерами.
– Если коротко, сегодня ночью стреляли в какую-то девушку. Я, конечно, знаю, в какой разгул бандитизма приехала, но дело не в этом. Имеются якобы неопровержимые улики, что стрелял наш молодой актёр, некто Денис Тилляев. Я лично предполагаю, что всё это было подстроено, а улики подброшены. Спасибо полковнику Вахрушеву, сразу же набрал мой сотовый – по-моему, даже он усомнился в бандитских наклонностях мальчишки. Ему же всего восемнадцать.
– Да нет, он старше, – возразил Москвин. – Если верить документам. Всё-таки не вчерашний школьник, после училища... Но что за ерунда происходит?
– Полковнику отвечал, естественно, Игорь. Он, кажется, понял, о какой девушке речь. И сейчас страшно переживает, что выставил её из коттеджа, когда она временно жила там. Вы в курсе этой истории?
– Боже мой! – воскликнул Семёныч. – Неужели это Зульфия? Это же мы с Людмилой Ивановной спрятали её в коттедже. За ней гонялись парни-соотечественники, чтобы силой увезти обратно домой и против воли выдать там замуж... А она, насколько я знаю, девушка нашего Дениса...
– Так, похоже, мне надо многое узнать, что здесь произошло, – вздохнула женщина. Она скинула плащ, нервными движениями свернула его вчетверо и бросила на ближайший диванчик. Затем села туда же, положив обтянутую золотистым нейлоном ногу на ногу. Дождалась, когда Москвин закончит разговор с адвокатом, после чего произнесла:
– Теперь подкатывайте стул и рассказывайте всё. Начиная с появления Тилляева в театре и заканчивая этой странной историей с девушкой в коттедже.
* * *
Зрители тепло проводили актёров аплодисментами. То есть почти как всегда. Впрочем, в публике было четыре человека – две пары, которые побывали на третьем премьерном показе. Обмениваясь впечатлениями, они сошлись во мнении, что в четвёртом спектакле игра актёров была хуже, нежели в предыдущем. Папаша (Дедов) выглядел поистине «деревянным» и заторможенным, его любовница (Афонина) вообще перепутала реплики и несла отсебятину. Мамаша же и Тоня (Севостьянова и Тилля) лихо переигрывали и создавали намек на инцест, которого, в первоисточнике даже близко не было.
Наблюдай за спектаклем Пронина, артистам было не избежать строгого разноса за явно худшую работу по сравнению с предыдущими выступлениями во «Второй нити Ариадны». За кулисами уходящих со сцены актёров встречал Москвин. Он подозвал Дениса, который планировал идти переодеваться в гримёрку Светланы.
– По-быстрому смывай грим, хватай свою одежду и бегом сюда, – произнёс Москвин, пряча глаза.
– А что случилось? – насторожился Тилляев.
– Неприятности, – сказал Семёныч. – Не тяни время, пожалуйста.
Севостьянова, конечно, была не в восторге, что Денису придётся быстро покинуть её общество, но поняла, что возникло какое-то непредвиденное и неладное обстоятельство. На пустом месте администратор не стал бы подходить к актёрам после сложного спектакля и загадывать им загадки. Так что Тилляев выполнил наставление Москвина, и Семёныч повёл молодого человека прямо к кабинету, который на памяти Дениса всегда находился на замке – то было рабочее место главного режиссёра, отправившегося в долговременный вояж. Администратор трижды стукнул в дверь, открыл её и пропустил юношу вперёд. Тот вошёл в кабинет, с удивлением глядя на женщину в дорогом костюме, сидевшую за столом, а также на немолодого мужчину с характерным еврейским лицом, одетого в двубортный чёрный пиджак с узким галстуком.
– Тилляев Денис, – утвердительно произнесла женщина, глядя на молодого человека сквозь дымчатые очки. – Жаль, что нам не удастся сейчас пообщаться... Срочно переодевайтесь, а пока вам Иосиф Самуилович быстро изложит ситуацию.
– Переодеваться... Прямо здесь? – удивился Денис.
– Прямо здесь и сейчас. Если надо, я могу отвернуться.
– Я бы попросил отвернуться всех, – покраснев, произнёс Денис. – Хотя бы на десяток секунд.
Мало того что он был в костюме Тони, под юбкой ещё прятались белые кружевные трусики, переданные ему Светой. Этот секрет знали, естественно, только любовники, и расширять круг посвящённых Денис не имел ни малейшего желания.
Пока Тилляев переодевался, мужчина в пиджаке сообщил:
– Так, Денис Эрмангаллиевич, меня зовут Левитан Иосиф Самуилович, я – ваш адвокат. Вас обвиняют в покушении на убийство гражданки Ерматовой Зульфии Таиржоновны.
– Что-о? – ошарашенно спросил Денис, прекратив облачаться.
– Одевайтесь дальше... Вам уже выписан ордер на арест, и через несколько минут сюда придут три милицейских офицера. Я поеду с вами, иначе из вас уже через пару часов выбьют признание в убийстве Кеннеди. Причём обоих. Скорее всего, допрашивать вас начнут сегодня же вечером, поэтому я вам настоятельно рекомендую молчать и говорить только то, что разрешу я. Вы меня поняли?
– По... Понял, – ответил Денис, который, видимо, находился в полнейшей прострации.
– Владислав Семёнович, пригласите тех милиционеров, о ком идёт речь, – вздохнув, произнесла женщина. – Да, Тилляев, не при самых лучших обстоятельствах происходит наше знакомство... Но ничего, я думаю, через день-два это недоразумение разрешится, и мы с вами поговорим о вещах более интересных и нужных.
– Я могу узнать, кто вы?
– Конечно. Я – главный режиссёр этого театра.
– И как вас зовут? – спросил юноша удивлённо.
За дверью послышались тяжёлые шаги, и в кабинет вошли три милиционера.
– Вы гражданин Тилляев Денис Эрмангаллиевич? – спросил капитан Черенков.
– Да, я, – ответил Денис обречённо.
– Вы арестованы, – произнёс офицер. – Следуйте за нами.
– С вами пойду я, – сообщил Иосиф Самуилович вкрадчиво.
– Вы кто, простите? И основание?
– Я – адвокат этого молодого человека. Фамилия моя – Левитан.
– Вы это серьёзно? – спросил Черенков.
– Вот мои бумаги, – адвокат полез в карман пиджака.
– Насколько я знаю, у вас немного иная клиентура, – чуть поморщился офицер, изучив документы. – Всякие недовольные и горлопаны.
– Одно другому не мешает, – осклабился Левитан. – К тому же это было при коммунистах.
– И ещё, уважаемый капитан, – подала голос женщина, называющая себя главным режиссёром. – Я попрошу полковника Вахрушева проверить, не заперли ли ненароком нашего актёра в общую камеру с садистами и насильниками. Так, на всякий случай.
– Этого не должно произойти, – произнёс Черенков. – Ваш актёр обвиняется в исключительно тяжком преступлении и будет помещён в одиночную камеру.
– Превосходно, – заявил Левитан. – Потому что в противном случае мне придётся ночевать у вас в СИЗО, а я этого совсем не желаю.
– Ладно, давайте уже на выход, – проворчал капитан.
«Тихо и аккуратно» увести арестованного Дениса не получилось. Светлана, которая интуитивно почувствовала безотчётную, но очень сильную тревогу, подошла к двери кабинета главного режиссёра как раз в тот момент, когда оттуда выводили Тилляева в сопровождении зловещего эскорта. Юноша был бледен и растерян. Руки его стягивали тяжёлые наручники. Севостьянова негромко вскрикнула и опёрлась спиной на стену. Поняв, что сейчас лучше к Денису не приближаться, а к милиционерам не приставать с вопросами, женщина решительно вошла в кабинет через приоткрытую дверь.
– Добрый вечер, Светлана Борисовна, – произнесла сидящая за столом шатенка.
– Извините... А мы знакомы? – спросила Севостьянова.
– Конечно, – сказала женщина, сняв очки.
– Не может быть, – поражённо ахнула актриса, вглядевшись в красивое, немного бледное лицо с глубоко посаженными глазами.
* * *
– Итак, Тилляев, – сказал следователь – усатый, начинающий лысеть мужчина примерно сорока пяти лет с усталыми глазами, – вы понимаете, в чём вас подозревают? Вернее, уже практически обвиняют?
– Нет, – ответил за Дениса адвокат. – Мой подзащитный не может знать разницу в юридических терминах «подозрение» и «обвинение». И лучше, если вы сами сообщите ему об этом. Гражданин Тилляев не является обвиняемым, по крайней мере, формально. И пока ему не будет предъявлено обвинительное заключение, он считается просто задержанным.
– Арестованным, – если нужно точное определение в соответствии с текущим законодательством.
– Которое сейчас меняется едва ли не каждый месяц, – ханжеским голосом произнёс Левитан.
– В этом я с вами не могу не согласиться, – тоже достаточно ядовито проговорил сотрудник прокуратуры.
Лысоватого следователя звали Дмитрием Телегиным. Денис не мог знать, что уголовники дали этому человеку кличку «Паровозов» за редкую упёртость, готовность гнать вперёд без остановки и умение подводить даже свидетелей под обвинительный приговор. И что самым триумфом для Телегина было зрелище, когда упомянутого свидетеля брали под стражу прямо в зале суда. Что же касается того, кто сидел на скамье подсудимых, он практически не имел шанса избежать реального срока. Только если защитником не выступал Иосиф Самуилович, но он в последнее время редко брался за дела.
