– Я понимаю ваши проблемы, – Денис сделал робкую попытку ощетиниться. – Но для меня особой разницы нет, где сидеть – в СИЗО или вашем «детском садике».
– А разница есть, – прошипел Телегин. – Значит, так, Тилляев. Сутки тебе на размышление. Это очень много. Завтра в это время ты будешь решать здесь свою судьбу. И я тебе настоятельно рекомендую решить её правильно. И не тянуть. Потому что сегодня ты ещё будешь спать в одиночке. Но следующую ночь можешь провести в общей камере, где на шести нарах чалится тел двадцать. Прими моё искреннее сочувствие, потому что там тебя радостно поприветствует весь зоопарк преступного мира. Вернее, не тебя, а твою жопку. Заранее советую не сопротивляться. Потому что эти зверьки изнасилуют тебя в любом случае, а если им что-нибудь не понравится, то и покалечат. Полковник Вахрушев, конечно, будет недоволен. И то, если он про тебя вспомнит. Насколько я знаю, ты ему не родственник и даже не сынок любовницы. А указывать следственному отделению, как поступать, он вообще не имеет формального права. Ну, мы накажем кого-нибудь из прапорщиков – выговор, например, объявим. Без занесения в личное дело. Уловил, Тилляев?.. Всё, можешь отправляться обратно в камеру. Наслаждайся последними спокойными часами.
ДЕЙСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Визит бывшей супруги и новость, которую она принесла, произвели на Илью Заморокова тягостное впечатление. Светлану он по-прежнему терпеть не мог и с гораздо большим удовольствием поколотил бы её, как в минувшие времена, а вот теперь – видишь ли! – снизошёл до разговора с нею.
Приняв на грудь сто пятьдесят под нехитрую закуску, экс-капитан милиции погрузился в размышления.
Значит, так. Светка действительно шлёпается с мальчишкой, который только недавно стал совершеннолетним. Это уже само по себе караул и бред, но ладно – люди и в более дебильные отношения вступают, вон гомосеков взять, которых нынче расплодилось как тараканов. Да, с пацаном многое что-то не так. Но его хотя бы на женщин тянет – это уже худо-бедно нормально, на прочее можно глаза закрыть.
И с пистолетом тоже «не так». Эта связка «сопляк и пистолет Токарева» плохо укладывалась в голове бывшего мента. Особенно если вспомнить, как хитро, по-бандитски стрелок накрутил импровизированный глушитель на ствол. Тут надо палить в плотный упор, ибо даже такое препятствие пусть немного, но погасит начальную энергию вылетающей пули, заставит её раскачиваться или кувыркаться. При обычном пробое человеческого тела пуля из ТТ оставит на входе дырку диаметром в палец, а на выходе – в два или три. Зато раневой канал проложит сравнительно ровный и гладкий, а если подстреленному оказать оперативную помощь, то он довольно быстро встанет на ноги. Но если кувыркающийся кусок металла угодит в живот, то с большой степенью вероятности устроит внутри тела натуральную мясорубку из кишок и их содержимого. Илью даже передёрнуло. Нет, девка такого не заслуживает. Пусть она, скорее всего, такая же шалава, как большинство девок, но не заслуживает. Удивительно, что она вообще осталась жива.
Но знал ли стрелок, каков эффект будет от глушителя? И чего он добивался, кроме собственно глушения выстрела? Скорее всего, он действительно рассчитывал убить девчонку наповал. Возможно, навсегда заткнуть ей рот или... Или, может быть, отомстить? И вообще, кто это мог сделать? Неужели и впрямь азиаты?
Замороков вспомнил свою первую встречу с гангстерами, которые вымутили у него видеокассету. Та лента с записью несомненно принадлежала его бывшей. Он ещё удивлялся, каким же образом Светлана умудрилась снюхаться с бандитами, на которых пробы негде ставить... И тут как чёртики из табакерки выскочили два гостя из южных краёв – то ли узбеки, то ли таджики, то ли туркмены, то ли ещё кто (Замороков в этом не разбирался). И им была нужна как раз та самая девчонка, с которой жил парнишка из театра, пока его не накрыла своим пельменем Светка... а девчонку, видимо, просто отодвинула в сторону, чтоб под ногами не путалась. Отодвинула? На это баба очень даже способна, но не стрелять же она станет! Конечно, можно допустить, что те два отморозка передали Светлане сначала кассету, а затем и пистолет. Коль скоро бывшая непонятно каким образом, но всё-таки имеет отношение к бандитам. Хотя сама-то она никакая не бандитка – не смешите мою жопу! И вряд ли в курсе, за какое место надо держать пистолет, не говоря уже о способах накрутки глушителя из пластиковой бутылки! С другой стороны, это мог сделать кто-то из бандюков по наущению Светки, но чтобы бывшая – овца и курица в одном лице – задумала всерьёз «заказать» соперницу – в это Илья поверить не мог.
Значит ли это, что с бандитами действительно как-то связаны те «джигиты»? Гангстеры сначала напустили ему, Илье, порцию холода в штаны (надо сказать, бывший мент на самом деле струхнул), а потом подошли те два азиата, которым была нужна эта девчонка. Вопрос – зачем?
А ведь если действительно убивать? Мало ли, что это за «джигиты» такие – некоторых ведь уже с тринадцати лет учат не только в седле держаться, но и палить по живым мишеням. Илья не раз и не два слышал про извращённые понятия о «чести» среди жителей южных стран, особенно из отдалённых горных аулов. В какой-то степени эти понятия Илья разделял – девкам не пристало скакать по разным мужским членам до свадьбы (да и после, если уж на то пошло, тоже), однако побивание камнями или иные способы смертельной расправы считал изуверскими и варварскими. Вот поколотить сучку, разукрасить ей вывеску – это уж как Бог свят! И подавить морально, чтоб на посторонних кобелей глаз поднять не смела – тем же концом по тому же месту! Жаль, что со Светкой так не удалось сделать – у неё столько ложной гордости оказалось, да плюс невесть кем внушённые мысли, что баба имеет такие же права, что и мужик, включая право на смену половых партнёров. Порченая баба, видать, изначально, с рождения такая оказалась!
Но чёрт с ней, со Светкой. Если подумать, дело ведь может обернуться против него, Ильи Заморокова. Пистолет-то действительно принадлежал ему. Да, друзья мои, ему! И он, Илья, на днях сглупил, притом дичайшим образом. Хотите знать, как? Он попытался продать оружие тем двум знакомым ему гангстерам, чей ареал обитания подсказал Максим Черенков. Конечно, даже бравый капитан не знал точного адреса ихней хазы, но в итоге те двое сами вышли на Илью и задали ему конкретный вопрос – какого, мол, лешего ищешь проблемы на свою пятую точку?
Крайне обидно было, что за «пушку» с патронами они с ним не рассчитались. Илья, конечно, попробовал возмутиться, но когда хрипатый с удивлением спросил «а ты чё, ещё права качать нам будешь?», а шепелявый заявил, что они вообще могут не только просто так забрать «Токарева», но и вальнуть продавца попутно, Замороков заткнулся.
Теперь Илья пытался понять, кто же и зачем стрелял в девчонку из пистолета, ещё недавно принадлежавшего ему (а в то, что произошло совпадение, Илья не мог поверить) и насколько опасным может теперь быть его положение. Как бы не составить компанию пацану в СИЗО... Кто ж знал, что Нижнеманск – действительно такая долбанная деревня! Конечно, в столице любое оружие растворилось бы бесследно, но здесь... Неосторожно ты, Илья, поступил, неосторожно и глупо! Да ещё пусть не напрямую, но стал причиной страшного ранения девчонки.
…А Денис Тилляев в полном отчаянии провёл ночь в камере, почти не сомкнув глаз. Надежда на адвоката только и грела. Но настало утро, через щель в двери впихнули скудный и малосъедобный завтрак, в остальном же про Дениса словно забыли. Время тянулось безумно муторно, Тилляев был бы сейчас рад даже следователю. По крайней мере, появилась бы хоть какая-то определённость.
Денис, как только попал под арест, думал, что надо рассказать про встречу с Машей Глушенко в клинике и о том, что они провели время в ванной комнате почти до рассвета. А потом Денис по-тихому сбежал из больничного корпуса и неспешно направился в театр, не заходя домой. Но позже решил, что этого нельзя делать ни в коем случае. Потому что есть Света! Даже если Денис поклянётся ей чем только возможно, и (может быть) она даже поверит, что между ним и Машей ничего предосудительного не произошло, но червь сомнения будет точить её постоянно. Чем это кончится – неизвестно. А в каком свете будет выставлена Маша? Да и подтвердит ли она алиби Дениса?.. Скорее всего, подтвердит, но потом все в театре, включая техничек, будут знать, что Тилляев мало того что бросил свою невесту ради ведущей актрисы (это, наверное, и так уже обсуждаемо, но явно не осуждаемо), так при этом успевает от Светы бегать ещё и к Маше. Это уже перебор. От Дениса многие отвернутся. От Маши, естественно, тоже. Причём от Маши в первую очередь, ибо она женщина, да и не все в восторге от её привычки припоминать другим их промахи. А Света? Света превратится в настоящее посмешище для всей театральной тусовки в городе. Для Дениса же всё это будет означать не только потерю Светы, но и, возможно, конец его сценической карьеры. Про него будут вспоминать, говоря с презрением: «А, этот...» Как сейчас иногда говорят про Кулагину «а, эта...» И никого не будет волновать, чем именно они с Машей занимались под покровом ночи в тихом помещении при лучине. Вполне естественно, все будут уверены, что «тем самым». Нет, рассказывать об этом следователю невозможно. Значит, придётся молчать.
Телегин, как и полагается большинству следователей, работой был загружен по самое не горюй. И дело о раненой девушке имело отнюдь не первостепенную важность и срочность. Справедливости ради, Дениса можно было оставить в одиночке СИЗО и на неделю, и на две, а то и на месяц (обоснование Телегин придумать мог какое угодно – но в любом случае «в интересах следствия»). «Замариновать» впервые попавшего в жернова правоохранительной системы порой было удобнее и проще, чем «запрессовать». И безопаснее – притом для всех. Мальчишка мелкий – в «пресс-хате» его и убить могут. Случайно, одним неосторожным движением. Сидельцы привыкли иметь дело с волкодавами, а не со щенками.
С другой стороны, Телегин при своём опыте мог бы и без крайних мер попытаться выдавить из мальчишки признательные показания в любой момент. Хватило бы задушевного разговора на час, от силы два. В крайнем случае – три. И всё – пацана можно было бы переводить в общую камеру (Вахрушев, конечно, на говно изойдёт, но у него всяко есть дела поважнее, чем никому не интересный актёришка), а там и суд через неделю. Или через месяц. Немного, правда, непонятно, что решится с присвоением российского гражданства подсудимому – это явный юридический казус, но Телегину уже будет без разницы, депортируют Тилляева в родные степи или этапируют куда-нибудь на таёжный лесоповал.
Естественно, «детский сад» с драмкружком, о котором следователь пел сладкие песни Денису, мог оказаться своего рода «счастливым билетом», но для это нужно, чтобы некоторые влиятельные люди Нижнеманска поднялись на защиту мальчишки, да при этом удачно сошлись звёзды. Бывали у них такие случаи в городе, крайне редко, конечно.
Но Телегин никак не мог понять, что произошло с адвокатом – почему его до сих пор нет? Если Левитан вдруг легко занедужил и взял день отдыха, то завтра может свалиться как снег на голову в любой момент, и тогда начнутся крайне неудобные вопросы, если, конечно, пацан поддастся и напишет признание. А если, к примеру, Иосифа Самуиловича посетил инфаркт? Это было бы очень славно – тогда мальчишке предоставят штатного защитника, которому судьба юного артиста по барабану. Звонить в коллегию или хуже того – прямо домой Левитану – было преждевременно, да и не очень умно. Чего доброго, старый еврей сделает ненужные выводы.
Имелся ещё один момент, который тоже не давал Телегину ни покоя, ни основания форсировать дело: проклятая девчонка по-прежнему была жива! И, вполне возможно, она видела человека, который тогда в неё выстрелил, а значит – может опознать. И если стрелял не белобрысый актёришка (как оно, скорее всего, и было), Телегин получит проблем. В этом случае даже признательное заявление судья завернёт, да ещё с крайне неудобными вопросами. А как взвоет адвокат! А как заверещат жёлтые газеты и частные телеканалы! Вот ведь дурацкое время настало, одно радует – само слово «гласность» чем дальше, тем больше среди быдла слывёт за ругательство, почти так же, как «демократия» и «Перестройка». А то ещё немного – и по ящику начали бы гнать прямые трансляции из СИЗО и суда... Следователь был уверен, что с таким ранением, как у Зульфии, больше суток протянуть невозможно, а вот поди ж ты! «Состояние стабильно тяжёлое» – это могло означать всё что угодно. Вплоть до того, что девчонка внезапно откроет рот и скажет: «Доктор, в меня стрелял Фредди Крюгер!» И, несмотря на безумие и бредовость такого заявления, оно всё равно будет означать «вновь открывшиеся обстоятельства».
Как же ненавидел Телегин эти три слова!
* * *
– Я чувствую себя последней сволочью, – мрачно изрёк Игорь, сцепляя пальцы рук и похрустывая суставами. – Бог ты мой, если бы я не выставил бедную девочку из коттеджа, она, вполне возможно, осталась бы жива!
– Она пока жива, – заметил Москвин мягко.
– Вот именно. Пока, – с отчаянием повторил Игорь.
– Прекрати, пожалуйста, – произнесла Атаманова. – В любом случае твоей вины тут нет. Если кому-то очень хотелось добраться до Зульфии, он бы это сделал и у нас в доме.
Игорь вздохнул. При других обстоятельствах произнесённые Атамановой слова «у нас в доме» в очередной раз бы тепло согрели его душу. Женя, Женечка... Как переживал Фалеев за результат авантюры, которую предпринял его любовник! Но это, видимо, было единственным выходом. Попытки режиссёра хоть как-то наладить личную жизнь постоянно разбивались вдребезги. Прошедшая перед ним череда актрис, юных, красивых и не очень, плюс дам, весьма далёких от искусства, убедила в конце концов Атаманова: он – не тот, кем видит себя в зеркале . Он – женщина, которую при зачатии и рождении по ошибке нарядили в мужскую внешность (пусть даже весьма неплохую!). Если бы он не встретил Игоря, возможно, смирился бы со своим видом, именем и образом. Пытаясь стать самим собой (самою собой) лишь иногда, втайне от всех наряжаясь в женскую одежду и накладывая макияж. Именно Игорь, которого одно время принимали в театральных кругах за латентного педераста (правда, совершенно зря), сумел увидеть в Евгении Атаманове глубоко скрытую женскую сущность. Будучи не в состоянии вступить в интимные отношения с человеком в мужском теле, к которому искренне привязался, художник уже был готов навсегда покинуть Нижнеманск и вернуться в Москву, пока его там не забыли. Но два неглупых и тянущихся друг к другу человека нашли в себе силы обсудить решение проблемы. А жёлтая пресса оказалась как никогда близкой к истине. Атаманов действительно рискнул сменить «одежду». Сбросить опостылевшую мужскую личину, полностью переписать себя и свою роль в этой жизни. Информация о клинике в Израиле была абсолютно верной: именно там Евгений постепенно превращался в Евгению, с каждым днём всё более глубоко погружаясь в новую внутреннюю «парадигму» – волнующую, необычную и такую для него (для неё!) подходящую.
– А разница есть, – прошипел Телегин. – Значит, так, Тилляев. Сутки тебе на размышление. Это очень много. Завтра в это время ты будешь решать здесь свою судьбу. И я тебе настоятельно рекомендую решить её правильно. И не тянуть. Потому что сегодня ты ещё будешь спать в одиночке. Но следующую ночь можешь провести в общей камере, где на шести нарах чалится тел двадцать. Прими моё искреннее сочувствие, потому что там тебя радостно поприветствует весь зоопарк преступного мира. Вернее, не тебя, а твою жопку. Заранее советую не сопротивляться. Потому что эти зверьки изнасилуют тебя в любом случае, а если им что-нибудь не понравится, то и покалечат. Полковник Вахрушев, конечно, будет недоволен. И то, если он про тебя вспомнит. Насколько я знаю, ты ему не родственник и даже не сынок любовницы. А указывать следственному отделению, как поступать, он вообще не имеет формального права. Ну, мы накажем кого-нибудь из прапорщиков – выговор, например, объявим. Без занесения в личное дело. Уловил, Тилляев?.. Всё, можешь отправляться обратно в камеру. Наслаждайся последними спокойными часами.
ДЕЙСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Визит бывшей супруги и новость, которую она принесла, произвели на Илью Заморокова тягостное впечатление. Светлану он по-прежнему терпеть не мог и с гораздо большим удовольствием поколотил бы её, как в минувшие времена, а вот теперь – видишь ли! – снизошёл до разговора с нею.
Приняв на грудь сто пятьдесят под нехитрую закуску, экс-капитан милиции погрузился в размышления.
Значит, так. Светка действительно шлёпается с мальчишкой, который только недавно стал совершеннолетним. Это уже само по себе караул и бред, но ладно – люди и в более дебильные отношения вступают, вон гомосеков взять, которых нынче расплодилось как тараканов. Да, с пацаном многое что-то не так. Но его хотя бы на женщин тянет – это уже худо-бедно нормально, на прочее можно глаза закрыть.
И с пистолетом тоже «не так». Эта связка «сопляк и пистолет Токарева» плохо укладывалась в голове бывшего мента. Особенно если вспомнить, как хитро, по-бандитски стрелок накрутил импровизированный глушитель на ствол. Тут надо палить в плотный упор, ибо даже такое препятствие пусть немного, но погасит начальную энергию вылетающей пули, заставит её раскачиваться или кувыркаться. При обычном пробое человеческого тела пуля из ТТ оставит на входе дырку диаметром в палец, а на выходе – в два или три. Зато раневой канал проложит сравнительно ровный и гладкий, а если подстреленному оказать оперативную помощь, то он довольно быстро встанет на ноги. Но если кувыркающийся кусок металла угодит в живот, то с большой степенью вероятности устроит внутри тела натуральную мясорубку из кишок и их содержимого. Илью даже передёрнуло. Нет, девка такого не заслуживает. Пусть она, скорее всего, такая же шалава, как большинство девок, но не заслуживает. Удивительно, что она вообще осталась жива.
Но знал ли стрелок, каков эффект будет от глушителя? И чего он добивался, кроме собственно глушения выстрела? Скорее всего, он действительно рассчитывал убить девчонку наповал. Возможно, навсегда заткнуть ей рот или... Или, может быть, отомстить? И вообще, кто это мог сделать? Неужели и впрямь азиаты?
Замороков вспомнил свою первую встречу с гангстерами, которые вымутили у него видеокассету. Та лента с записью несомненно принадлежала его бывшей. Он ещё удивлялся, каким же образом Светлана умудрилась снюхаться с бандитами, на которых пробы негде ставить... И тут как чёртики из табакерки выскочили два гостя из южных краёв – то ли узбеки, то ли таджики, то ли туркмены, то ли ещё кто (Замороков в этом не разбирался). И им была нужна как раз та самая девчонка, с которой жил парнишка из театра, пока его не накрыла своим пельменем Светка... а девчонку, видимо, просто отодвинула в сторону, чтоб под ногами не путалась. Отодвинула? На это баба очень даже способна, но не стрелять же она станет! Конечно, можно допустить, что те два отморозка передали Светлане сначала кассету, а затем и пистолет. Коль скоро бывшая непонятно каким образом, но всё-таки имеет отношение к бандитам. Хотя сама-то она никакая не бандитка – не смешите мою жопу! И вряд ли в курсе, за какое место надо держать пистолет, не говоря уже о способах накрутки глушителя из пластиковой бутылки! С другой стороны, это мог сделать кто-то из бандюков по наущению Светки, но чтобы бывшая – овца и курица в одном лице – задумала всерьёз «заказать» соперницу – в это Илья поверить не мог.
Значит ли это, что с бандитами действительно как-то связаны те «джигиты»? Гангстеры сначала напустили ему, Илье, порцию холода в штаны (надо сказать, бывший мент на самом деле струхнул), а потом подошли те два азиата, которым была нужна эта девчонка. Вопрос – зачем?
А ведь если действительно убивать? Мало ли, что это за «джигиты» такие – некоторых ведь уже с тринадцати лет учат не только в седле держаться, но и палить по живым мишеням. Илья не раз и не два слышал про извращённые понятия о «чести» среди жителей южных стран, особенно из отдалённых горных аулов. В какой-то степени эти понятия Илья разделял – девкам не пристало скакать по разным мужским членам до свадьбы (да и после, если уж на то пошло, тоже), однако побивание камнями или иные способы смертельной расправы считал изуверскими и варварскими. Вот поколотить сучку, разукрасить ей вывеску – это уж как Бог свят! И подавить морально, чтоб на посторонних кобелей глаз поднять не смела – тем же концом по тому же месту! Жаль, что со Светкой так не удалось сделать – у неё столько ложной гордости оказалось, да плюс невесть кем внушённые мысли, что баба имеет такие же права, что и мужик, включая право на смену половых партнёров. Порченая баба, видать, изначально, с рождения такая оказалась!
Но чёрт с ней, со Светкой. Если подумать, дело ведь может обернуться против него, Ильи Заморокова. Пистолет-то действительно принадлежал ему. Да, друзья мои, ему! И он, Илья, на днях сглупил, притом дичайшим образом. Хотите знать, как? Он попытался продать оружие тем двум знакомым ему гангстерам, чей ареал обитания подсказал Максим Черенков. Конечно, даже бравый капитан не знал точного адреса ихней хазы, но в итоге те двое сами вышли на Илью и задали ему конкретный вопрос – какого, мол, лешего ищешь проблемы на свою пятую точку?
Крайне обидно было, что за «пушку» с патронами они с ним не рассчитались. Илья, конечно, попробовал возмутиться, но когда хрипатый с удивлением спросил «а ты чё, ещё права качать нам будешь?», а шепелявый заявил, что они вообще могут не только просто так забрать «Токарева», но и вальнуть продавца попутно, Замороков заткнулся.
Теперь Илья пытался понять, кто же и зачем стрелял в девчонку из пистолета, ещё недавно принадлежавшего ему (а в то, что произошло совпадение, Илья не мог поверить) и насколько опасным может теперь быть его положение. Как бы не составить компанию пацану в СИЗО... Кто ж знал, что Нижнеманск – действительно такая долбанная деревня! Конечно, в столице любое оружие растворилось бы бесследно, но здесь... Неосторожно ты, Илья, поступил, неосторожно и глупо! Да ещё пусть не напрямую, но стал причиной страшного ранения девчонки.
…А Денис Тилляев в полном отчаянии провёл ночь в камере, почти не сомкнув глаз. Надежда на адвоката только и грела. Но настало утро, через щель в двери впихнули скудный и малосъедобный завтрак, в остальном же про Дениса словно забыли. Время тянулось безумно муторно, Тилляев был бы сейчас рад даже следователю. По крайней мере, появилась бы хоть какая-то определённость.
Денис, как только попал под арест, думал, что надо рассказать про встречу с Машей Глушенко в клинике и о том, что они провели время в ванной комнате почти до рассвета. А потом Денис по-тихому сбежал из больничного корпуса и неспешно направился в театр, не заходя домой. Но позже решил, что этого нельзя делать ни в коем случае. Потому что есть Света! Даже если Денис поклянётся ей чем только возможно, и (может быть) она даже поверит, что между ним и Машей ничего предосудительного не произошло, но червь сомнения будет точить её постоянно. Чем это кончится – неизвестно. А в каком свете будет выставлена Маша? Да и подтвердит ли она алиби Дениса?.. Скорее всего, подтвердит, но потом все в театре, включая техничек, будут знать, что Тилляев мало того что бросил свою невесту ради ведущей актрисы (это, наверное, и так уже обсуждаемо, но явно не осуждаемо), так при этом успевает от Светы бегать ещё и к Маше. Это уже перебор. От Дениса многие отвернутся. От Маши, естественно, тоже. Причём от Маши в первую очередь, ибо она женщина, да и не все в восторге от её привычки припоминать другим их промахи. А Света? Света превратится в настоящее посмешище для всей театральной тусовки в городе. Для Дениса же всё это будет означать не только потерю Светы, но и, возможно, конец его сценической карьеры. Про него будут вспоминать, говоря с презрением: «А, этот...» Как сейчас иногда говорят про Кулагину «а, эта...» И никого не будет волновать, чем именно они с Машей занимались под покровом ночи в тихом помещении при лучине. Вполне естественно, все будут уверены, что «тем самым». Нет, рассказывать об этом следователю невозможно. Значит, придётся молчать.
Телегин, как и полагается большинству следователей, работой был загружен по самое не горюй. И дело о раненой девушке имело отнюдь не первостепенную важность и срочность. Справедливости ради, Дениса можно было оставить в одиночке СИЗО и на неделю, и на две, а то и на месяц (обоснование Телегин придумать мог какое угодно – но в любом случае «в интересах следствия»). «Замариновать» впервые попавшего в жернова правоохранительной системы порой было удобнее и проще, чем «запрессовать». И безопаснее – притом для всех. Мальчишка мелкий – в «пресс-хате» его и убить могут. Случайно, одним неосторожным движением. Сидельцы привыкли иметь дело с волкодавами, а не со щенками.
С другой стороны, Телегин при своём опыте мог бы и без крайних мер попытаться выдавить из мальчишки признательные показания в любой момент. Хватило бы задушевного разговора на час, от силы два. В крайнем случае – три. И всё – пацана можно было бы переводить в общую камеру (Вахрушев, конечно, на говно изойдёт, но у него всяко есть дела поважнее, чем никому не интересный актёришка), а там и суд через неделю. Или через месяц. Немного, правда, непонятно, что решится с присвоением российского гражданства подсудимому – это явный юридический казус, но Телегину уже будет без разницы, депортируют Тилляева в родные степи или этапируют куда-нибудь на таёжный лесоповал.
Естественно, «детский сад» с драмкружком, о котором следователь пел сладкие песни Денису, мог оказаться своего рода «счастливым билетом», но для это нужно, чтобы некоторые влиятельные люди Нижнеманска поднялись на защиту мальчишки, да при этом удачно сошлись звёзды. Бывали у них такие случаи в городе, крайне редко, конечно.
Но Телегин никак не мог понять, что произошло с адвокатом – почему его до сих пор нет? Если Левитан вдруг легко занедужил и взял день отдыха, то завтра может свалиться как снег на голову в любой момент, и тогда начнутся крайне неудобные вопросы, если, конечно, пацан поддастся и напишет признание. А если, к примеру, Иосифа Самуиловича посетил инфаркт? Это было бы очень славно – тогда мальчишке предоставят штатного защитника, которому судьба юного артиста по барабану. Звонить в коллегию или хуже того – прямо домой Левитану – было преждевременно, да и не очень умно. Чего доброго, старый еврей сделает ненужные выводы.
Имелся ещё один момент, который тоже не давал Телегину ни покоя, ни основания форсировать дело: проклятая девчонка по-прежнему была жива! И, вполне возможно, она видела человека, который тогда в неё выстрелил, а значит – может опознать. И если стрелял не белобрысый актёришка (как оно, скорее всего, и было), Телегин получит проблем. В этом случае даже признательное заявление судья завернёт, да ещё с крайне неудобными вопросами. А как взвоет адвокат! А как заверещат жёлтые газеты и частные телеканалы! Вот ведь дурацкое время настало, одно радует – само слово «гласность» чем дальше, тем больше среди быдла слывёт за ругательство, почти так же, как «демократия» и «Перестройка». А то ещё немного – и по ящику начали бы гнать прямые трансляции из СИЗО и суда... Следователь был уверен, что с таким ранением, как у Зульфии, больше суток протянуть невозможно, а вот поди ж ты! «Состояние стабильно тяжёлое» – это могло означать всё что угодно. Вплоть до того, что девчонка внезапно откроет рот и скажет: «Доктор, в меня стрелял Фредди Крюгер!» И, несмотря на безумие и бредовость такого заявления, оно всё равно будет означать «вновь открывшиеся обстоятельства».
Как же ненавидел Телегин эти три слова!
* * *
– Я чувствую себя последней сволочью, – мрачно изрёк Игорь, сцепляя пальцы рук и похрустывая суставами. – Бог ты мой, если бы я не выставил бедную девочку из коттеджа, она, вполне возможно, осталась бы жива!
– Она пока жива, – заметил Москвин мягко.
– Вот именно. Пока, – с отчаянием повторил Игорь.
– Прекрати, пожалуйста, – произнесла Атаманова. – В любом случае твоей вины тут нет. Если кому-то очень хотелось добраться до Зульфии, он бы это сделал и у нас в доме.
Игорь вздохнул. При других обстоятельствах произнесённые Атамановой слова «у нас в доме» в очередной раз бы тепло согрели его душу. Женя, Женечка... Как переживал Фалеев за результат авантюры, которую предпринял его любовник! Но это, видимо, было единственным выходом. Попытки режиссёра хоть как-то наладить личную жизнь постоянно разбивались вдребезги. Прошедшая перед ним череда актрис, юных, красивых и не очень, плюс дам, весьма далёких от искусства, убедила в конце концов Атаманова: он – не тот, кем видит себя в зеркале . Он – женщина, которую при зачатии и рождении по ошибке нарядили в мужскую внешность (пусть даже весьма неплохую!). Если бы он не встретил Игоря, возможно, смирился бы со своим видом, именем и образом. Пытаясь стать самим собой (самою собой) лишь иногда, втайне от всех наряжаясь в женскую одежду и накладывая макияж. Именно Игорь, которого одно время принимали в театральных кругах за латентного педераста (правда, совершенно зря), сумел увидеть в Евгении Атаманове глубоко скрытую женскую сущность. Будучи не в состоянии вступить в интимные отношения с человеком в мужском теле, к которому искренне привязался, художник уже был готов навсегда покинуть Нижнеманск и вернуться в Москву, пока его там не забыли. Но два неглупых и тянущихся друг к другу человека нашли в себе силы обсудить решение проблемы. А жёлтая пресса оказалась как никогда близкой к истине. Атаманов действительно рискнул сменить «одежду». Сбросить опостылевшую мужскую личину, полностью переписать себя и свою роль в этой жизни. Информация о клинике в Израиле была абсолютно верной: именно там Евгений постепенно превращался в Евгению, с каждым днём всё более глубоко погружаясь в новую внутреннюю «парадигму» – волнующую, необычную и такую для него (для неё!) подходящую.
