К тому же следователи – это прокурорские работники, и действуют независимо от нас, милиции. Словом, если бы Тилляев не совершил побег в тот день, его бы перевели в другое отделение, где в общих камерах содержатся самые настоящие отбросы. Ваш юный актёр не протянул бы там и получаса. И неизвестно, сумел бы он потом самостоятельно передвигаться. Так что... Вы меня поняли.
– Н-да... И эту систему олицетворяете вы, товарищ полковник. Такие, как Тилляев, вообще не должны были попадать в её механизм.
– Давайте без упрёков. Система не настолько инертная и косная, как вы можете себе это представлять. И вообще, она – часть кармы, как мне недавно объяснил коллега из Индии.
– Откуда?
– Неважно. Сейчас такие обмены опытом в порядке вещей и очень сильно поощряются руководством. Если Тилляев коснулся системы, и она его не перемолола, а только хорошенько напугала, значит, это произошло неслучайно. Вероятно, он совершил некий кармический проступок, которым, скажем так, немного замутил свою душу. Но теперь он чист.
– Да вы философ, товарищ полковник!
– На моём месте приходится быть таковым, Евгения Эдуардовна.
– А что вы скажете о Зульфии Ерматовой? Какого типа кармический проступок могла совершить несчастная девушка, чтобы вынести подобное испытание?
– Возможно, это случай другого уровня, – произнёс полковник. – Я в курсе той истории. Иногда дети очень тяжело расплачиваются за неправильные и эгоистичные решения своих родителей. Даже если не сразу видно прямую связь между причиной и следствием.
* * *
– Нашёл, – нагло ответил Дедов на вопрос Телегина, когда следователь поинтересовался, где тот взял пистолет.
– Это неправда, – сказал Дмитрий. – Послушайте. Ваша вина уже и так доказана. Вас будут судить, и уж поверьте, прокурор оттянется на вас как полагается. Но есть некоторые непонятные моменты во всём этом деле.
– Эти непонятные моменты добавят лет к моему сроку или, напротив, сократят моё пребывание в исправительных заведениях? – спокойно спросил Константин.
– Не знаю. Возможно, ничего существенного не случится.
– Ну-ну. Так я и поверил. Можно подумать, я не знаю, как в суде один пункт статьи единственным росчерком пера меняется на другой, а человек потом сидит лишние пять лет...
– Человек... – пробормотал Дмитрий. – Какой же ты человек. Убийца детей ты, Дедов. Даром, что актёр, деятель культуры... А может быть, никакой ты не деятель культуры, а? И даже никакой не Дедов? А?
Подследственный даже откачнулся назад, услышав эти слова.
– Настоящий актёр Константин Дедов исчез в шестьдесят седьмом году. Молодой, подающий надежды, вроде этого Тилляева. Такой же сирота. В поезде, на котором он ехал в Нижнеманск, к нему подсел беглый уголовник, тоже довольно молодой, которому край как нужен был чужой паспорт. Определённое внешнее сходство между ними имелось, конечно. Выпили, разговорились... По весне на одном из перегонов из-под снега вылез неизвестный труп. Но за несколько месяцев до этого случая с поезда в Нижнеманске сошёл беглый урка с документами актёра Дедова. И, приведя себя в порядок, отправился к главному режиссёру городского художественного театра. Кажется, тогда им был Пётр Сулло, сам сидевший за кражу ещё при Сталине.
– Потрясающая история, – восхищённо проговорил подследственный. – Вы, гражданин следователь, не пробовали писать фантастику? Вместо того, чтобы вешать собак? Неужели вы серьёзно считаете, что каждый беглый уголовник обладает актёрским талантом? Да ещё таким, что его тут же принимают в театр, пусть даже провинциальный, и дают ему роли, пусть даже поначалу второстепенные?
– Не каждый, – усмехнулся Телегин. – Далеко не каждый. Но вот случилось в шестьдесят пятом году странное дело – за одного парня, участвовавшего в разбойном нападении со смертельным исходом, вступились некие влиятельные люди. Парня, конечно, судили, но вместо того, чтобы отправить по этапу куда-нибудь под Салехард или на Колыму, решили оставить здесь, в нашей области. В исправительном учреждении, носившем тогда номер 1732. «Красная зона», которая до сих пор существует и по-прежнему считается то ли «детским садом», то ли «пионерским лагерем» для всяких везунчиков. Огромная библиотека. И художественная самодеятельность. Да ещё какая! В семидесятые годы на выступления тамошних сидельцев приезжали такие великие артисты, как Георгий Жжёнов... тоже, кстати, сидевший... и Вячеслав Тихонов. Насчёт второго, правда, могу ошибаться. Но можно поднять книгу отзывов, в ней есть восторженные высказывания актёров такого же уровня. Так вот, этот разбойник в «красной зоне» вскоре стал фактически главным режиссёром и исполнителем основных ролей. И звали его Кирилл Задворных. На вашей правой руке, вот тут, – Телегин показал пальцем на запястье подследственного, – имеются следы сведённой татуировки. Лет двадцать или даже десять тому назад эксперты, скорее всего, потерпели фиаско, но сегодня у нас другие технологии. И теперь специалисты точно определят, что здесь у вас когда-то был набит рисунок в виде парусника с буквами «КИР» на борту. Добро пожаловать домой, гражданин Задворных. И пора расставаться с вашим театральным псевдонимом. Тем более, что это имя человека, убитого вами. Вскоре после побега с «красной зоны». Хоть там и были райские условия по сравнению с любым другим исправительным учреждением, но сидеть десять лет вам явно не хотелось даже в театре.
– Ловко, – покачал головой Константин, он же Кирилл. – Впрочем, срок давности по тому разбойному нападению уже вышел, даже с учётом побега...
– Думаю, да. И сейчас вы будете отвечать, в первую очередь, за Ерматову.
– Что значит «в первую очередь»? – насторожился Дедов-Задворных. – Есть ещё и «вторая», что ли? Вы это о чём?
– Вот, смотрите, – Телегин положил перед Кириллом две фотографии с изображениями двух мужских лиц. Если бы на них сейчас посмотрел Замороков, то сразу же опознал бы гангстеров, которые сначала «отмутили» у него кассету бывшей жены, а затем и ТТ.
– Я не знаю этих людей, – лениво произнёс Задворных.
– Вы лжёте. Вы их знаете и уже несколько лет поддерживаете с ними отношения. Очень даже деловые отношения. Эти ребята – представители новых профессий нашего весёлого времени. Рэкет, заказные убийства и запугивания. Думаю, что на ваших руках, гражданин Задворных, кровь не только одной Ерматовой.
– Думайте сколько влезет, – скривился Кирилл. – Это ещё доказать надо.
– Докажем, гражданин Задворных, – зловеще пообещал Телегин. – Так же как и то, что пистолет вы получили от кого-то из этих двоих. Докажем и умысел причинения вреда жизни и здоровью Дениса Тилляева.
Задворных на несколько секунд даже перестал владеть собой.
– А вот за этого сопляка, – зарычал он, потрясая скованными руками и брызгая слюной, – я уж точно отвечать не намерен!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
– Не выдумывай! – строго произнесла Маша. – Невеста должна быть во всём белом!
Роза хихикнула. Сорвав целлофановую упаковку, извлекла тонкие белоснежные чулки с простым гладким верхом.
– Они что – под поясок? – ахнула Глущенко удивлённо.
– Как в старое доброе время, – важно произнесла Афонина. – Кстати, белый поясок с подвязками было легче найти, чем чулки без липучей резинки. В «комках» стали один ширпотреб продавать.
– Это точно, в киосках на вокзальной площади и то выбор получше будет... И подешевле.
– Ничего, Эдуардовна на радостях всё равно велела не скупиться.
– И то верно... Ну-ка, невеста! Подними ножку, – строго сказала Маша.
– Может быть, я всё-таки самостоятельно, – послышалось неуверенное возражение.
– Никаких «самостоятельно»! – воскликнула Глущенко.
– Нам было сказано подготовить тебя как следует! – добавила Афонина.
– По высшему разряду!
– Чтоб все ахнули!
– У тебя сегодня великое событие, так что расслабься!
– Впервые в жизни, между прочим!
– И такого девичника у тебя больше никогда не будет!
– Вот, видишь, ножки уже сами поднимаются, – проговорила Роза.
– И не только ножки, если уж на то пошло, – захихикала Маша. – Чур, я надеваю невесте чулки! И застёгиваю подвязки тоже я!
– С какой стати? – возмутилась Роза. – А я чем буду заниматься?
– Делай невесте причёску!
– Долго ли парик надеть?
– Парик – это очень важно, Роза! Чулки и поясок никто не увидит, а фату и вуаль надо пристроить как следует!
– Вот сама и пристраивай тогда! Машунь, по твоей логике, невеста может вообще обойтись без чулок!
– Девочки, я тоже так думаю... – опять раздалось неуверенно.
– Жених будет очень недоволен! – с сердитой интонацией сказала Роза.
– И мы тоже, – добавила Маша. – Я как свидетельница должна знать, что у невесты под платьем всё о'кей. Иначе я буду нервничать, переживать, и что-нибудь не то ляпну... Ой, Розонька, ты только глянь, какие гладкие у невесты ножки! Как она умудряется так за ними ухаживать?
– Это Соболев презентовал фирменный американский депилятор, – пояснила Роза. – Ещё когда мы в третий раз ставили «Вторую нить...» Он сам на руках волосы им удаляет... Короче, давай всё-таки поделимся. Ты надеваешь правый чулок, а я левый.
– Нет, лучше наоборот!
– Это почему ещё? – возмутилась Афонина.
– Потому что я свидетельница, и я так хочу!
– Чёрт с тобой, надевай левый...
– Давай одновременно!
– Кто быстрее, что ли?
– Нет, наоборот. Кто мееедлеееннеее... – с придыханием, прикрыв глаза, произнесла Маша.
– И что потом? – насторожилась Афонина.
– Кто выиграет, тот поцелует невесту.
– Я согласна! – засмеялась Роза. – Начинаем!
«Невеста» от этих комментариев находилась в глубоком смущении. Сейчас было трудно вспомнить, кто именно из актёрской братии выдвинул идею устроить церемонию по принципу «наоборот», чтобы жених и невеста поменялись нарядами перед поездкой в загс. Мало того, что подобное ещё никому в голову не приходило, а любая новость в «жёлтой прессе» сейчас шла за рекламу – в борьбе за зрителя все средства хороши. Светлана пришла в восторг, заявив, что без смокинга с бабочкой свадьба окажется не такой торжественной, как ей бы хотелось. При этом смокинг будет на ней, на Севостьяновой. Тогда как Денис...
А Денис краснел и смущался, пока посмеивающиеся актрисы, которым Светлана поручила подготовить «невесту» к церемонии, потихоньку натягивали на него белые чулки, неспешно и тщательно разглаживая нейлон по голеням и бёдрам. Он, в отличие от Светы, расценивал подобную идею как нечто похожее на изощрённое издевательство. Особенно если учесть, что Маша и Роза отнеслись к поручению с большой охотой. Обе женщины повидали в своей жизни всякие виды и потому позволяли себе немного цинизма, стараясь, конечно, не переходить за грань. При этом постоянно поддразнивали юношу, как могли, несомненно, тоже испытывая толику возбуждения от процесса. Обе были без обуви, мягко ступая по вытертому ковру обтянутыми нейлоном ступнями. Их костюмы, приготовленные к церемонии, частично были развешаны на плечиках в прихожей, туфли стояли на полу там же. Худенькая Маша сейчас была в чёрных брюках и белой майке-«алкоголичке» без лифчика, которым она довольно часто пренебрегала. Бёдра более фигуристой Розы плотно облегала оранжевая юбка-карандаш чуть выше колен, а грудь украшал изумрудного цвета бюстгальтер на косточках и с тремя поблёскивающими стразиками между чашек.
Состояние Тилляева было для обеих словно открытая книга.
– Эх, если бы женихом была не Света, мы бы с тобой сейчас оторвались с этой невестой, – мечтательно вздохнула Роза.
В любой шутке, как известно, есть доля шутки.
– Она бы отказалась, – произнесла Маша, старательно расчёсывая парик, который встряхивала в левой руке. Цветом тот был чуть темнее пшеничных волос Дениса.
– От таких девушек, как мы? – возмутилась Афонина, держа наготове лакированные туфли.
– Это правильная невеста, – пояснила Глущенко. – Она хранит верность до свадьбы... По крайней мере, сегодня – точно.
– Какая у вас будет роскошная первая брачная ночь, – мечтательно произнесла Роза, поглядывая на Дениса, облачённого только в бельё и чулки с пояском. – Я всё вижу! Машунь, я тоже хочу замуж! Сегодня же!
– Жених уже занят, – мягко произнесла Глущенко, набрасывая на голову Дениса парик, пока тот спокойно сидел на стуле посреди комнаты, смирившись с «девичником». По крайней мере, ничего плохого во всём этом не было, а волнующих впечатлений хватало. Он тоже прекрасно видел состояние обеих актрис и отлично понимал, почему они то и дело чуть нервно посмеиваются, порой начиная городить явную чушь. Тон их голосов менялся от низкого, воркующего до высокого, почти истеричного. Тилляев резонно предполагал, что Маша ещё до вечера найдёт время уединиться со своим гражданским мужем Серёгой, а что касается Розы – тут вопрос был сложный. До сегодняшнего дня в личной жизни Афониной никаких существенных подвижек так и не произошло.
– Жаль, что жених занят... – сказала она.
– Да и тебе такой бы не подошёл, это уж точно. И мне тоже, кстати.
– Ой, много ли ты обо мне знаешь... Или о себе.
– Это ты про что? – насторожилась Маша. Она даже прекратила движения руками, которыми укрепляла парик на голове Дениса, брызгая на длинные волосы импортным лаком, естественно, тоже купленным в «комке».
– Да ладно, проехали, – пробормотала Роза. – Что у нас дальше? Платье?
– Нет, рано ещё! Помоги надеть невесте туфли. Пусть пока привыкает... Причёска почти готова, кстати. Давай гримировать.
– Под Тоню?
– Нет, надо другой имидж сделать. И вообще, Тоню я больше никому не отдам. Это моя роль теперь будет, как только мы возобновим спектакль. Евгения Эдуардовна сказала, что хватит мистификаций и прочих авантюр...
Женщины взялись за дело вдвоём. То, что они делали, нельзя было строго назвать накладыванием театрального грима – процесс больше напоминал сложный мейк-ап. Обе получали от этого действа явное наслаждение и излишне громко ахали, глядя на то, как лицо Дениса под их кисточками постепенно превращается в девичье. Минут через двадцать всё было готово.
– Давай, невеста, встань и пройдись по комнате, – сказала Маша и почему-то вздохнула. – Хотим посмотреть, что у нас получилось.
– Мы с тобой, Маш, словно две феи, – достаточно серьёзно произнесла Роза. – Наколдовали же! Я, по крайней мере, так это чувствую.
Денис поднялся и сделал несколько шагов в узких туфлях на каблуке-шпильке длиной почти четыре сантиметра. Уверенно, устойчиво, словно всегда носил женскую обувь.
– Ну и как я выгляжу? – спросил он нежным альтом, повернувшись к женщинам возле окна.
– Маш, я сейчас упаду, – почти простонала Роза. – Ведь это же всё-таки парень был изначально! Я его больше не вижу! Это же девочка! Волосы, лицо, фигура, движения...
– Всё ерунда, я им и остался, – вдруг послышался грубоватый баритон, словно принадлежащий завзятому хулигану с городской окраины. Голос звучал как будто из середины комнаты.
– Денис, ты нас пугаешь, – серьёзно сказала Глущенко. – Хватит уже.
– А ведь правда, в этом есть что-то мистическое, – прошептала Афонина. – Ох, Дениска, быть тебе великим актёром!
– С вашей помощью – всегда пожалуйста, – весело сказал Тилляев своим обычным тембром. Обстановка тут же разрядилась. Женщины взялись за белое платье и, шутя и посмеиваясь, принялись обрушивать его на Дениса. Вероятно, их ладони касались тела юноши чуть чаще и плотнее, нежели это было действительно необходимо, но конечный результат получился потрясающим.
– Н-да... И эту систему олицетворяете вы, товарищ полковник. Такие, как Тилляев, вообще не должны были попадать в её механизм.
– Давайте без упрёков. Система не настолько инертная и косная, как вы можете себе это представлять. И вообще, она – часть кармы, как мне недавно объяснил коллега из Индии.
– Откуда?
– Неважно. Сейчас такие обмены опытом в порядке вещей и очень сильно поощряются руководством. Если Тилляев коснулся системы, и она его не перемолола, а только хорошенько напугала, значит, это произошло неслучайно. Вероятно, он совершил некий кармический проступок, которым, скажем так, немного замутил свою душу. Но теперь он чист.
– Да вы философ, товарищ полковник!
– На моём месте приходится быть таковым, Евгения Эдуардовна.
– А что вы скажете о Зульфии Ерматовой? Какого типа кармический проступок могла совершить несчастная девушка, чтобы вынести подобное испытание?
– Возможно, это случай другого уровня, – произнёс полковник. – Я в курсе той истории. Иногда дети очень тяжело расплачиваются за неправильные и эгоистичные решения своих родителей. Даже если не сразу видно прямую связь между причиной и следствием.
* * *
– Нашёл, – нагло ответил Дедов на вопрос Телегина, когда следователь поинтересовался, где тот взял пистолет.
– Это неправда, – сказал Дмитрий. – Послушайте. Ваша вина уже и так доказана. Вас будут судить, и уж поверьте, прокурор оттянется на вас как полагается. Но есть некоторые непонятные моменты во всём этом деле.
– Эти непонятные моменты добавят лет к моему сроку или, напротив, сократят моё пребывание в исправительных заведениях? – спокойно спросил Константин.
– Не знаю. Возможно, ничего существенного не случится.
– Ну-ну. Так я и поверил. Можно подумать, я не знаю, как в суде один пункт статьи единственным росчерком пера меняется на другой, а человек потом сидит лишние пять лет...
– Человек... – пробормотал Дмитрий. – Какой же ты человек. Убийца детей ты, Дедов. Даром, что актёр, деятель культуры... А может быть, никакой ты не деятель культуры, а? И даже никакой не Дедов? А?
Подследственный даже откачнулся назад, услышав эти слова.
– Настоящий актёр Константин Дедов исчез в шестьдесят седьмом году. Молодой, подающий надежды, вроде этого Тилляева. Такой же сирота. В поезде, на котором он ехал в Нижнеманск, к нему подсел беглый уголовник, тоже довольно молодой, которому край как нужен был чужой паспорт. Определённое внешнее сходство между ними имелось, конечно. Выпили, разговорились... По весне на одном из перегонов из-под снега вылез неизвестный труп. Но за несколько месяцев до этого случая с поезда в Нижнеманске сошёл беглый урка с документами актёра Дедова. И, приведя себя в порядок, отправился к главному режиссёру городского художественного театра. Кажется, тогда им был Пётр Сулло, сам сидевший за кражу ещё при Сталине.
– Потрясающая история, – восхищённо проговорил подследственный. – Вы, гражданин следователь, не пробовали писать фантастику? Вместо того, чтобы вешать собак? Неужели вы серьёзно считаете, что каждый беглый уголовник обладает актёрским талантом? Да ещё таким, что его тут же принимают в театр, пусть даже провинциальный, и дают ему роли, пусть даже поначалу второстепенные?
– Не каждый, – усмехнулся Телегин. – Далеко не каждый. Но вот случилось в шестьдесят пятом году странное дело – за одного парня, участвовавшего в разбойном нападении со смертельным исходом, вступились некие влиятельные люди. Парня, конечно, судили, но вместо того, чтобы отправить по этапу куда-нибудь под Салехард или на Колыму, решили оставить здесь, в нашей области. В исправительном учреждении, носившем тогда номер 1732. «Красная зона», которая до сих пор существует и по-прежнему считается то ли «детским садом», то ли «пионерским лагерем» для всяких везунчиков. Огромная библиотека. И художественная самодеятельность. Да ещё какая! В семидесятые годы на выступления тамошних сидельцев приезжали такие великие артисты, как Георгий Жжёнов... тоже, кстати, сидевший... и Вячеслав Тихонов. Насчёт второго, правда, могу ошибаться. Но можно поднять книгу отзывов, в ней есть восторженные высказывания актёров такого же уровня. Так вот, этот разбойник в «красной зоне» вскоре стал фактически главным режиссёром и исполнителем основных ролей. И звали его Кирилл Задворных. На вашей правой руке, вот тут, – Телегин показал пальцем на запястье подследственного, – имеются следы сведённой татуировки. Лет двадцать или даже десять тому назад эксперты, скорее всего, потерпели фиаско, но сегодня у нас другие технологии. И теперь специалисты точно определят, что здесь у вас когда-то был набит рисунок в виде парусника с буквами «КИР» на борту. Добро пожаловать домой, гражданин Задворных. И пора расставаться с вашим театральным псевдонимом. Тем более, что это имя человека, убитого вами. Вскоре после побега с «красной зоны». Хоть там и были райские условия по сравнению с любым другим исправительным учреждением, но сидеть десять лет вам явно не хотелось даже в театре.
– Ловко, – покачал головой Константин, он же Кирилл. – Впрочем, срок давности по тому разбойному нападению уже вышел, даже с учётом побега...
– Думаю, да. И сейчас вы будете отвечать, в первую очередь, за Ерматову.
– Что значит «в первую очередь»? – насторожился Дедов-Задворных. – Есть ещё и «вторая», что ли? Вы это о чём?
– Вот, смотрите, – Телегин положил перед Кириллом две фотографии с изображениями двух мужских лиц. Если бы на них сейчас посмотрел Замороков, то сразу же опознал бы гангстеров, которые сначала «отмутили» у него кассету бывшей жены, а затем и ТТ.
– Я не знаю этих людей, – лениво произнёс Задворных.
– Вы лжёте. Вы их знаете и уже несколько лет поддерживаете с ними отношения. Очень даже деловые отношения. Эти ребята – представители новых профессий нашего весёлого времени. Рэкет, заказные убийства и запугивания. Думаю, что на ваших руках, гражданин Задворных, кровь не только одной Ерматовой.
– Думайте сколько влезет, – скривился Кирилл. – Это ещё доказать надо.
– Докажем, гражданин Задворных, – зловеще пообещал Телегин. – Так же как и то, что пистолет вы получили от кого-то из этих двоих. Докажем и умысел причинения вреда жизни и здоровью Дениса Тилляева.
Задворных на несколько секунд даже перестал владеть собой.
– А вот за этого сопляка, – зарычал он, потрясая скованными руками и брызгая слюной, – я уж точно отвечать не намерен!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
– Не выдумывай! – строго произнесла Маша. – Невеста должна быть во всём белом!
Роза хихикнула. Сорвав целлофановую упаковку, извлекла тонкие белоснежные чулки с простым гладким верхом.
– Они что – под поясок? – ахнула Глущенко удивлённо.
– Как в старое доброе время, – важно произнесла Афонина. – Кстати, белый поясок с подвязками было легче найти, чем чулки без липучей резинки. В «комках» стали один ширпотреб продавать.
– Это точно, в киосках на вокзальной площади и то выбор получше будет... И подешевле.
– Ничего, Эдуардовна на радостях всё равно велела не скупиться.
– И то верно... Ну-ка, невеста! Подними ножку, – строго сказала Маша.
– Может быть, я всё-таки самостоятельно, – послышалось неуверенное возражение.
– Никаких «самостоятельно»! – воскликнула Глущенко.
– Нам было сказано подготовить тебя как следует! – добавила Афонина.
– По высшему разряду!
– Чтоб все ахнули!
– У тебя сегодня великое событие, так что расслабься!
– Впервые в жизни, между прочим!
– И такого девичника у тебя больше никогда не будет!
– Вот, видишь, ножки уже сами поднимаются, – проговорила Роза.
– И не только ножки, если уж на то пошло, – захихикала Маша. – Чур, я надеваю невесте чулки! И застёгиваю подвязки тоже я!
– С какой стати? – возмутилась Роза. – А я чем буду заниматься?
– Делай невесте причёску!
– Долго ли парик надеть?
– Парик – это очень важно, Роза! Чулки и поясок никто не увидит, а фату и вуаль надо пристроить как следует!
– Вот сама и пристраивай тогда! Машунь, по твоей логике, невеста может вообще обойтись без чулок!
– Девочки, я тоже так думаю... – опять раздалось неуверенно.
– Жених будет очень недоволен! – с сердитой интонацией сказала Роза.
– И мы тоже, – добавила Маша. – Я как свидетельница должна знать, что у невесты под платьем всё о'кей. Иначе я буду нервничать, переживать, и что-нибудь не то ляпну... Ой, Розонька, ты только глянь, какие гладкие у невесты ножки! Как она умудряется так за ними ухаживать?
– Это Соболев презентовал фирменный американский депилятор, – пояснила Роза. – Ещё когда мы в третий раз ставили «Вторую нить...» Он сам на руках волосы им удаляет... Короче, давай всё-таки поделимся. Ты надеваешь правый чулок, а я левый.
– Нет, лучше наоборот!
– Это почему ещё? – возмутилась Афонина.
– Потому что я свидетельница, и я так хочу!
– Чёрт с тобой, надевай левый...
– Давай одновременно!
– Кто быстрее, что ли?
– Нет, наоборот. Кто мееедлеееннеее... – с придыханием, прикрыв глаза, произнесла Маша.
– И что потом? – насторожилась Афонина.
– Кто выиграет, тот поцелует невесту.
– Я согласна! – засмеялась Роза. – Начинаем!
«Невеста» от этих комментариев находилась в глубоком смущении. Сейчас было трудно вспомнить, кто именно из актёрской братии выдвинул идею устроить церемонию по принципу «наоборот», чтобы жених и невеста поменялись нарядами перед поездкой в загс. Мало того, что подобное ещё никому в голову не приходило, а любая новость в «жёлтой прессе» сейчас шла за рекламу – в борьбе за зрителя все средства хороши. Светлана пришла в восторг, заявив, что без смокинга с бабочкой свадьба окажется не такой торжественной, как ей бы хотелось. При этом смокинг будет на ней, на Севостьяновой. Тогда как Денис...
А Денис краснел и смущался, пока посмеивающиеся актрисы, которым Светлана поручила подготовить «невесту» к церемонии, потихоньку натягивали на него белые чулки, неспешно и тщательно разглаживая нейлон по голеням и бёдрам. Он, в отличие от Светы, расценивал подобную идею как нечто похожее на изощрённое издевательство. Особенно если учесть, что Маша и Роза отнеслись к поручению с большой охотой. Обе женщины повидали в своей жизни всякие виды и потому позволяли себе немного цинизма, стараясь, конечно, не переходить за грань. При этом постоянно поддразнивали юношу, как могли, несомненно, тоже испытывая толику возбуждения от процесса. Обе были без обуви, мягко ступая по вытертому ковру обтянутыми нейлоном ступнями. Их костюмы, приготовленные к церемонии, частично были развешаны на плечиках в прихожей, туфли стояли на полу там же. Худенькая Маша сейчас была в чёрных брюках и белой майке-«алкоголичке» без лифчика, которым она довольно часто пренебрегала. Бёдра более фигуристой Розы плотно облегала оранжевая юбка-карандаш чуть выше колен, а грудь украшал изумрудного цвета бюстгальтер на косточках и с тремя поблёскивающими стразиками между чашек.
Состояние Тилляева было для обеих словно открытая книга.
– Эх, если бы женихом была не Света, мы бы с тобой сейчас оторвались с этой невестой, – мечтательно вздохнула Роза.
В любой шутке, как известно, есть доля шутки.
– Она бы отказалась, – произнесла Маша, старательно расчёсывая парик, который встряхивала в левой руке. Цветом тот был чуть темнее пшеничных волос Дениса.
– От таких девушек, как мы? – возмутилась Афонина, держа наготове лакированные туфли.
– Это правильная невеста, – пояснила Глущенко. – Она хранит верность до свадьбы... По крайней мере, сегодня – точно.
– Какая у вас будет роскошная первая брачная ночь, – мечтательно произнесла Роза, поглядывая на Дениса, облачённого только в бельё и чулки с пояском. – Я всё вижу! Машунь, я тоже хочу замуж! Сегодня же!
– Жених уже занят, – мягко произнесла Глущенко, набрасывая на голову Дениса парик, пока тот спокойно сидел на стуле посреди комнаты, смирившись с «девичником». По крайней мере, ничего плохого во всём этом не было, а волнующих впечатлений хватало. Он тоже прекрасно видел состояние обеих актрис и отлично понимал, почему они то и дело чуть нервно посмеиваются, порой начиная городить явную чушь. Тон их голосов менялся от низкого, воркующего до высокого, почти истеричного. Тилляев резонно предполагал, что Маша ещё до вечера найдёт время уединиться со своим гражданским мужем Серёгой, а что касается Розы – тут вопрос был сложный. До сегодняшнего дня в личной жизни Афониной никаких существенных подвижек так и не произошло.
– Жаль, что жених занят... – сказала она.
– Да и тебе такой бы не подошёл, это уж точно. И мне тоже, кстати.
– Ой, много ли ты обо мне знаешь... Или о себе.
– Это ты про что? – насторожилась Маша. Она даже прекратила движения руками, которыми укрепляла парик на голове Дениса, брызгая на длинные волосы импортным лаком, естественно, тоже купленным в «комке».
– Да ладно, проехали, – пробормотала Роза. – Что у нас дальше? Платье?
– Нет, рано ещё! Помоги надеть невесте туфли. Пусть пока привыкает... Причёска почти готова, кстати. Давай гримировать.
– Под Тоню?
– Нет, надо другой имидж сделать. И вообще, Тоню я больше никому не отдам. Это моя роль теперь будет, как только мы возобновим спектакль. Евгения Эдуардовна сказала, что хватит мистификаций и прочих авантюр...
Женщины взялись за дело вдвоём. То, что они делали, нельзя было строго назвать накладыванием театрального грима – процесс больше напоминал сложный мейк-ап. Обе получали от этого действа явное наслаждение и излишне громко ахали, глядя на то, как лицо Дениса под их кисточками постепенно превращается в девичье. Минут через двадцать всё было готово.
– Давай, невеста, встань и пройдись по комнате, – сказала Маша и почему-то вздохнула. – Хотим посмотреть, что у нас получилось.
– Мы с тобой, Маш, словно две феи, – достаточно серьёзно произнесла Роза. – Наколдовали же! Я, по крайней мере, так это чувствую.
Денис поднялся и сделал несколько шагов в узких туфлях на каблуке-шпильке длиной почти четыре сантиметра. Уверенно, устойчиво, словно всегда носил женскую обувь.
– Ну и как я выгляжу? – спросил он нежным альтом, повернувшись к женщинам возле окна.
– Маш, я сейчас упаду, – почти простонала Роза. – Ведь это же всё-таки парень был изначально! Я его больше не вижу! Это же девочка! Волосы, лицо, фигура, движения...
– Всё ерунда, я им и остался, – вдруг послышался грубоватый баритон, словно принадлежащий завзятому хулигану с городской окраины. Голос звучал как будто из середины комнаты.
– Денис, ты нас пугаешь, – серьёзно сказала Глущенко. – Хватит уже.
– А ведь правда, в этом есть что-то мистическое, – прошептала Афонина. – Ох, Дениска, быть тебе великим актёром!
– С вашей помощью – всегда пожалуйста, – весело сказал Тилляев своим обычным тембром. Обстановка тут же разрядилась. Женщины взялись за белое платье и, шутя и посмеиваясь, принялись обрушивать его на Дениса. Вероятно, их ладони касались тела юноши чуть чаще и плотнее, нежели это было действительно необходимо, но конечный результат получился потрясающим.
