Пряная штучка. О перечных мельницах и недоразумениях

Для поклонников романа "Пряная штучка". Я публиковала этот вырезанный кусок из романа в своем паблике ВК, но как-то несправедливо выходит, что здесь, на моей странице с книгами, его нет. В общем, всем, кто любит "Пряную штучку" вырезанный кусок о перечных мельницах, недоразумениях и о том, как важно давать точное ТЗ))

ВАЖНО! Эта сцена не 18+, а она вся, полностью, до последней запятой о 18+))



Слова Этана не давали мне покоя всю ночь, и проснулась я ни свет ни заря, когда сад еще дремал, погруженный в темноту. Разложила на кухонном столе листы и принялась рисовать.
То, что на улице расцвело, я поняла, когда в кухне появился презентабельно одетый, гладко выбритый Этан и задул почти прогоревшую свечу.
- Ты когда-нибудь спишь? – спросил он, а сам бросил в кружку листов чайной заварки, плеснул кипятка и поставил передо мной.
- Не время спать, когда работать надо! – отозвалась я, но все-таки позволила самописному перу лечь на стол, а сама взяла эскиз и пригляделась на расстоянии вытянутой руки. На листе было схематично изображено столовое трио, мельница для перца и две шарообразные солонки на подставке – тонкой линии. Может, на реалистичность рисунок не претендовал, но художник из меня всегда был посредственный. Из тех, что чертили кружочек, огурчик, четыре разлапистые веточки и доказывали окружающим, будто изобразили человечка.
Этан стоял, сунув руки в карманы и прислонившись к кухонному прилавку. В последнее время сосед каждый день куда-то отбывал с самого рассвета, а возвращался поздним вечером. Под угрозой остаться без обеда Ирвин признался, что наставник получил большой заказ, но отчего-то сам подмастерье все время оставался в лавке. Да и на стройку вряд ли плотники приезжали в кашемировых пальто и шерстяных брюках.
У меня была куча вопросов к жильцу, но пока он не переделал лестницу на второй этаж, задавать их я предусмотрительно не торопилась. Не понравится ответ – придется попрощаться с выдрессированным, почти ручным плотником, но кто мне еще отремонтирует лестницу совершенно бесплатно?
- Ты сказал, что на ярмарке будут другие торговцы пряностями, и мне нужно выделиться, - начала я.
- Все так, - согласно кивнул Этан.
- Вот. – Я протянула ему набросок.
Сосед принял эскиз и долгое время изучал. Сначала отдалил от лица, потом приблизил, перевернул кверху тормашками, но все-таки спросил:
- А это что?
- Как что? – с раздражением фыркнула я. – Столовое трио.
- Вот этот огурец с двумя шарами у основания? – скептически уточнил он.
- Что у тебя за мина, как будто я какую-то непотребщину нарисовала? – с раздражением выпалила я, вырывая лист, и провела пальцем по рисунку: - Что непонятного? Меленка и две солонки.
- Зачем две?
- Для симметричности! – рявкнула я, отбирая эскиз обратно. – Отдай сюда, раз не способен узреть прекрасное!
- Ладно, ладно. – Этан примирительно поднял руки. – Только не скандаль. Идея, к слову, хороша, но, Алекса, художник из тебя не ахти какой.
- Сам бы нарисовал, - окончательно обиделась я, - и вырезал заодно. Ты же плотник…
Мастерская резчика по дереву господина Берти находилась на соседней улице, и только дурная погода не позволила мне рвануть к резчику ни свет, ни заря и дожидаться открытия под дверьми. Запах в мастерской отчего-то напомнил уютный запах Этана, смесь сладкой древесной стружки и лака. Резчик по дереву поганым настроением тоже неуловимо напоминал плотника. Меня он встретил с таким недовольством, словно я являлась не заказчицей, а сборщицей налогов, и мастер прикидывал, как бы мне половчее дать пинка под зад.
Я поздоровалась и достала из ридикюля сложенный вчетверо лист, а пока резчик с хмурым видом изучал эскиз, огляделась вокруг. На полках теснились фигурки животных, в большом деревянном блюде лежали свежие овощи, но когда я из любопытства взяла в руки морковку, то она оказалась деревянной, аккуратно выкрашенной оранжевой краской и каким-то составом, добавлявшим реалистичности.
Пауза затягивалась, и я уточнила:
- Господин Берти, какая-то проблема?
- Какая тут может быть проблема? Все ясно, - почесал он небритый выпирающий подбородок. – Только надпись не смущает?
- Смущает? – удивилась я, разглядывая на рисунке узкую строчку «Острый перчик» на боку мельницы. – Но должно же оно называться.
- Не боитесь, что занозить будет?
- Мне к стеклодуву обратиться? У него, думаете, глаже получится? – огрызнулась я, наслышанная, что между резчиком и стеклодувом, по словам местных сплетниц, поссорившимися несколько лет назад, шла непримиримая вражда.
Берти только фыркнул, намекая, мол, его оскорбили в лучших чувствах, и заявил, что к вечеру пришлет образец. Когда я уже собралась уходить, то он опомнился:
- А размера, какого делать?
О том, что надо указать размеры, я, признаться, даже не сообразила. Поискала глазами, с чем бы сравнить мельницу для перца и вытащила из блюда деревянную морковку:
- Такого.
- С цветом определились?
Я снова растерялась, схватилась за разноцветные кубики, сделанные для демонстрации цветов, и выбрала темный дуб. Наконец, мы распрощались, и до самого вечера я ждала, как на иголках, изнывая от желания удивить жильцов «Пряной штучки» придумкой.
Подмастерье принес образец, когда на дворе была почти ночь, даже Этан успел вернуться домой. Мы всей маленькой коммуной пили в кухне чай и лениво переругивались из-за мелочей. В торговом зале звякнул колокольчик, и когда я выглянула, то увидела мальчишку с маленьким деревянным ящичком в руках. Накопав в кармане домашнего платья пенни, я вручила посыльному на конфеты и забрала образец.
- Господа жители «Пряной штучки»! - торжественно отвлекла я от очередной небрежной ссоры народ. – Позвольте мне представить вам столовое трио «Острый перчик!»
Бухнув ящичек на стол, я вытянула раздвижную крышку, осторожно раскопала мелкие кудрявые стружки и остолбенела. На долю секунды даже показалось, что у меня начались галлюцинации. Потом я решила, что резчик по дереву просто подшутил, ведь представить, кому мог понадобиться этот предмет, даже мне недоставало воображения. В древесных кудряшках горделиво возлежал вырезанный с поразительной точностью, длинный и прямой, как морковка… мужской орган цвета темного дуба. А рядом с ним притулились два шарика изображавшие недостающие части. Я вдруг поняла, что от стыда сама сейчас дам дуба.
Видимо, пауза затягивалась, поэтому Стаффи не выдержала:
- У тебя такое лицо, как будто тебе дохлую крысу передали.
- Чего? – непонимающе моргнула я и вдруг почувствовала, что начинаю багроветь.
- Правда, что ли, дохлая крыса?
Она даже приподнялась со стула, чтобы из любопытства заглянуть в ящичек, но я поспешно задвинула крышку.
- Кривда! Он перепутал образцы.
Схватила ящичек, чтобы немедленно вернуться к резчику и этим самым ящичком огреть по башке, но тут случилось страшное: тонкое днище выпало, а следом за ним, осыпав пол древесными опилками, с грохотом бухнулось резное мужское хозяйство. Потеряв дар речи, я проследила, как шарики заскакали в разные стороны, а продолговатая штуковина покатилась по полу к ногам недоумевающих мужчин. Деревянный орган ударился о ногу Ирвина, и подмастерье нагнулся, чтобы его поднять.
- Что это?
Понимание приходило медленно и ко всем сразу. С приближением непотребного предмета к глазам бледное лицо Ирвина становилось нездорового красного цвета, а Этан попытался что-то сказать, потом откашлялся и промолчал. И через бесконечную сконфуженную паузу раздался ехидный голос Стаффи, конечно же, неспособной прикусить язык в столь трагичный момент:
- Подружка, может, тебе замуж пора?
Удавиться от позора мне пора и выгнать на улицу любого квартиранта, который посмеет отвесить хоть одну неприличную шуточку!
- Если бы я заказала мужскую… этот предмет, думаете, стала бы вам показывать? – прорычала я и попыталась вырвать штуковину из одеревенелых пальцев подмастерья, но тот вцепился в реалистичный прототип так, словно его пытались лишить собственного, природой дарованного достоинства. – Ирвин, что ты к нему прилип? Отдай немедленно!
Наконец, я выдрала орган у парня и под аккомпанемент гробовой тишины молниеносным движением засунула в карман домашнего платья.
- Только попробуйте, сволочи, что-нибудь сказать! – зло скрестила руки на груди.
- Оно вылезло… - Стаффи указала пальцем на мое платье.
- Ох, ты, Божечки! – пробормотала я, заметив оплошность. Мерзостный предмет упрямо высовывал из прорези гладкое навершие и, не оставляя простора для воображения, топорщил ткань. Моментально становилось ясно, что я припрятала в куцый карман то самое, вырезанное из дерева, а вовсе не свежий огурец.
Не выдержав позора, я выхватила образец и спрятала за спину. Теперь подошло время побега из лавки в сторону мастерской, где я планировала устроить кровавый скандал с избиением резчика той самой штукой, которую он вырезал. И ведь, скотина, как старался! Даже бороздки сделал и сбоку мелкие буквы «Острый перчик».
- Как понимаю, это… - наконец, вернул дар речи Этан, – твоя мельница для перца?
Никогда не знала, что умирающий от стыда, красный, как кумач, человек способен вспыхнуть еще сильнее. Я подозревала, что уши у меня уже светились, а лицо, вообще, походило на сигнальный фонарь. Кажется, мне грозило самовозгорание.
- А это… - он толкнул носком ботинка яйцо, и оно покатилось по полу, издавая гулкий звук, - солонка?
- Угу.
- Божечки, - пробормотал Ирвин, с трагичной миной разглядывая раскрытые ладони, - я сжимал…
- Мельницу для перца! – вставила я.
- Я хочу развидеть это обратно…
Он бросился к раковине мыть руки. Втроем мы проследили, как бедняга с полоумным видом яростно закатывает рукава сорочки и по локоть намыливает руки вонючим хозяйственным щелоком, а потом купает и купает. Словно не деревянную болванку держал, а натуральный образчик мужской гордости (судя по размеру вырезанной штуковины, именно гордости, а не разочарования). Мне в голову пришла мысль спрятаться в чулане с перцовкой и запить невыносимый стыд парой бутылочек «Огненной воды» собственного производства.
- Алекса, я говорил, что из тебя паршивый художник, - хмыкнул Этан, отвлекая от мыслей о побеге в сладостный хмель.
- Конечно! Художника каждый обидеть может! - злобно махнула я рукой, но тут же вспомнила, что в кулаке зажат исполненный во всю длину мужской орган, и спрятала его обратно за спину. – Ты же плотник, наплотняжил бы мне что-нибудь… приличное, не пришлось бы Ирвину это безобразие в руках держать!
- Слово «наплотняжил» не существует, - зачем-то внесла ясность подруга.
- Я бывший репортер и знаю лучше! – «гавкнула» я.
Спать мы с подругой ложились в гробовом молчании. Сидя на кровати, я расчесывала волосы и представляла кровавую расправу, с утра ожидавшую резчика по дереву. Ведь еще по всему городу слух разнесет!
Стаффи подкинула в камин полено, отряхнула руки, а потом все-таки спросила:
- Меня гложет любопытство. На чью длину ты ориентировалась, когда заказывала?
- Морковки! – огрызнулась я.
- А я надеялась, что, может, увидела сокровенную часть красавчика Фреда, - мечтательно вздохнула брошенная невеста.
- Изыди! – швырнула я в пронзительно взвизгнувшую подругу расческу.
На следующее утро, когда фонарщики еще не успели потушить городские огни, а улицы окутывала холодный сумрак начала ноября, сбивая каблуки на плохой брусчатке, я не шла – летела в сторону мастерской господина Берти, прижимая к груди ридикюль.
Возле лавки «Тысяча мелочей» чуть не столкнулась с высоким мужчиной в клетчатом пальто. Сделала шаг вправо, он ступил вправо, попыталась скользнуть влево – он снова перегородил дорогу. Только я собралась рявкнуть что-нибудь злобное, как обнаружила, что мне улыбался Фред. С ужасного свидания на прошлой неделе он ни разу не появился в лавке, я подозревала, что переваривал провал. Хруст от которого слышали в каждом уголке Питерборо, даже в трущобах.
- Здравствуй, Алекса, - с мягкой улыбкой сжал он мой локоть. – Меня не было в городе эти дни…
- Фред! – резко перебила его я. – Все вечером. Я очень тороплюсь к резчику.
- Тебе нужна помощь? – вытянулся он лицом.
- Только если ты подержишь Берти, пока я буду громить его мастерскую.
Не оглядываясь, я бросилась вниз по улице и в двери мастерской влетела переполненная праведным гневом. Внутри пахло лаком, деревом и папиросным табаком. Стояла тишина. Резчики наряжено работали, а сам мастер скукожился за столом и под яркой лампой, заправленной магическим камнем, покрывал лаком фигурку осла.
- Господин Берти! – громко вымолвила я из дверей, и мастер, увлеченный работой, чуть не проглотил папиросу, а подмастерья оглянулись в мою сторону. На лицах присутствующих нарисовались очень глумливые усмешки. Судя по всему, вся мастерская следила за вчерашним вырезанием интимной части мужского тела, а, может быть, (и при мысли об этом у меня к горлу подступала тошнота), кто-то выступил в роли манекенщика.
- Доброе утро, госпожа Колфилд, - буркнул он, потушив папиросу в деревянной пепельнице, уже переполненной окурками.
- Оно у вас все еще доброе? – изогнула я одну бровь и твердыми шагами подошла к столу.
- Как прошел вчерашний вечер? – ухмыльнулся он, и за спиной раздались сдавленные смешки.
- В раздумьях, - отозвалась я с достоинством и без приглашения уселась на стул перед рабочим столом. – Я бы хотела увидеть эскиз, который имела глупость принести вам.
Под моим пристальным взглядом он все-таки полез под стол, долго копался в корзине для мусора, а потом вытащил смятый в комок лист. Бросив на меня быстрый взгляд, расправил. Посреди эскиза красовался круг от кофейной чашки, и, вообще, рисунок был изляпан, не иначе как послужил скатеркой под обед.
Не изменяя непроницаемому выражению лица, я открыла ридикюль, вытащила деревянный орган и поставила между собой и мастером. В мастерской наступила звенящая тишина. Кажется, даже поленья в камине перестали пощелкивать, а у Берти при виде собственного художества, упрямо и смело, указующего направление в облезлый потолок, сделалось неописуемое лицо.
- Что-то я еще забыла… - нарочито пробормотала я. – А!
Долго копалась в карманах, пытаясь выловить два шарика, и, наконец, подставила их в основании красоты, окончательно завершив композицию.
- Итак, господин Берти, позвольте мне уточнить, что общего вы увидели между моим эскизом… - с каждым словом мой дрожащий от ярости голос возвышался, пока в конце я не заорала: - и этой непотребщиной?!
Берти закашлялся и не нашелся, что сказать.
- Как можно было принять мою мельницу для перца за перечный стручок?!
- А тут нарисована мельница для перца?! – изумился он в свою очередь.
- У вас совсем плохо со зрением или слишком хорошо с воображением? - В гневе я подпрыгнула на стуле, схватила одной рукой рисунок, другой деревянную штуковину и ткнула в небритое лицо резчика, отчего тот шарахнулся едва не перевернулся на стуле, рискуя спиной завалиться в камин. – Городского пастора на вас нет! Придал бы анафеме, испорченный вы человек! Мне страшно представить, кто вам позировал, когда вы делали эту штуковину!
Не справившись с гневом, я все-таки швырнула образец в голову резчика. Удар пришелся в глаз. Берти взвыл и закрылся руками, пытаясь защитить лицо.
- Эй, дамочка! – раздался за спиной злобный женский голос. – Вы чего тут устроили?
Кипя от ярости, я резко оглянулась. Посреди мастерской, уперев руки в объемные бока, стояла дородная дама в замусоленном фартуке и в съехавшем на затылок чепце. Возможно, она услышала вопли, доносившиеся с первого этажа, и спустилась. Может быть, позвал кто-то из подмастерьев, но супруга резчика явно хотела войны. Судя по тому, что в руках она держала полотенце, в первую очередь желала отхлестать нахалку по щекам мокрой тряпкой. Дураку было ясно, что мы находились в разных весовых категориях, и она уложила бы меня одним ударом. Оставалось врага превратить в союзника.
- Что я тут устроила? - сквозь зубы процедила я. – Я на него в суд подам за оскорбление моей женской чести и достоинства!! Заказала вашему мужу перечницу…
- Госпожа Колфилд, не надо, - сдавленно пробормотал резчик с такой тоской в глазах, что было ясно – конец мастеру.
- А он мне сделал вот это! – Я указала пальцем на предмет, валявшийся на полу, и дама охнула.
Чем закончился скандал, мне осталось неизвестно. Когда жена хлестала мастера по щекам мокрой тряпкой, я уже спокойно вышла на улицу, чувствуя себя полностью отмщенной. Поправила шляпку и, присвистывая, начала подниматься по улице в сторону лавки. Настроение было преотличным. А перечные мельницы я решила заказать в Вайтберри, надеюсь, в городе побольше мастер не пойдет на поводу у предрассудков и не увидит в приличном эскизе столичной девицы непотребщину.