— Аниса, вы с Форстадом вроде того… — Тильда многозначительно примолкла, хищно блеснули стеклышки очков.
— Вроде чего?
— Ну, того... — Она потерла между собой указательные пальцы, перепачканные чернилами, как у первоклашки. Видимо, жест имел особый сакраментальный смысл, но в наших восточных провинциях, знаете ли, предпочитали объясняться словами.
— Не поняла.
— Вы парочка?
— Мы? — с ужасом охнула я. — Со столичной принцессой?! Чур меня!
Еле сдержалась, чтобы не осенить себя божественным знамением. Вдруг накаркают? Надо бы в библиотеке почитать какой-нибудь фолиант про изготовление амулетов от сглаза. Конечно, шаманство не признано официальной магической наукой, но, если дело касается белобрысого придурка, я готова и через левое плечо поплевать, и вокруг своей оси три раза повернуться, и даже по деревяшке постучать. Что там еще советуют делать от наговоров?
— Это хорошо… — Она навалилась на стол, чтобы оказаться ко мне чуточку ближе, и громко зашептала: — Он встречался с тремя девчонками из моей магической школы… Ну, вы понимаете, что я имею в виду?
— Нет, — сдержанно отозвалась Марлис.
— Боги, откуда ты такая наивная? Прелюбодействовали они!
— Сейчас так никто не говорит, — фыркнула я.
— У меня пансионное воспитание, — отмахнулась Тильда и разъяснила для непонятливых: — Спал он с ними. С тремя. Понимаете? Секс!
— Со всеми вместе? — охнула Марлис.
— Да нет. Отдельно. Иначе они не подрались бы в столовой. Одной даже клок волос выдрали.
— Бедняжки, — насмешливо отозвалась я.
— Но вы-то откуда друг друга знаете? — полюбопытствовала Тильда. — Не хочу обидеть, ты, конечно, симпатичная, но видно, что не из столицы.
— А ты умеешь хвалить людей, — хмыкнула я, решив, что тема закрыта, но девчонки смотрели с горящими любопытством глазами, пришлось ответить: — Встретились однажды. Не в столице.
От расспросов меня спасло заговоренное перо, которое услужливо записывало каждое сказанное слово. По листу тянулась длинная похожая на гусеницу строка. Она уже переметнулась на парту, где остались несколько чернильных закорючек.
— Проклятье! — ругнулась я.
Надпись потянулась к краю стола.
— Демон дери! Пр-р-ру, идиотка! Остановись ты! Стоп!
Восторженное перо, оставив для будущих поколений поток моего сознания, настороженно замерло в самый последний момент, уткнувшись острием в столешницу, и меленько затряслось.
— Аниса… — тихо, и это по-настоящему удивляло, позвала Тильда. — У меня тут закралось кое-какое сомнение. У Армаса в лекции ведь нет ругательств?
— А их вы тоже переписываете? — охнула я и сжала в кулаке немедленно встрепенувшееся перо. От прикосновения магия в нем на время задремала.
— Ну, сначала они были вообще-то в тему, но тут такое образное словцо попалось…
— Пропусти, — сердито буркнула я.
— И следующее?
— Всё! Пропускайте всё, что не относится к высшей магии!
— Ладно, зачем так возмущаться? — резко развела она руками и немедленно снесла с подставки шар со светящимися мушками. Тот ослепительно вспыхнул.
Девчонки таращили глаза, как совы в ясный полдень, а во мне совершенно неожиданно проснулся инстинкт подавальщицы, готовой подхватить все, что было уронено, лишь бы оно не разбилось. Знаете, тетка Надин, конечно, была мне родной, но за расколотые глиняные кружки вычитала медяшки из жалования как у работника, нанятого с улицы. С рвением, явно достойным лучшего применения, например, решения задач по «вышке», я попыталась поймать истерично мерцавший светильник... Но треклятая сфера, разбрызгивая в разные стороны яркие лучи, словно упругий мяч, отскочил от подставленных ладоней и отпрыгнул на пол.
Дзинь!
Стекло категорично раскололось на равные половинки, светляки погасли, а в воздухе завился печальный жиденький дымок. Как тут промолчать? Я выразила отношение к шару одним емким словом, самым хлестким в богатом словаре ругательств из восточных долин, и потерла глаза, чтобы погасить пляшущие звездочки.
Оцепенелые, с вытянутыми лицами подружки таращились на лекцию, словно узрели в ней нечто ужасное. Например, высшую магию. Но когда я глянула сама, желание ехидничать мгновенно пропало. Даже схватила лампу с соседнего стола, чтобы при свете проверить — не привиделось ли? Но нет, никаких галлюцинаций, хотя лучше бы случились именно они.
На верхнем листе, прорвав белую бумагу острым концом, поперек строчек Армаса выроненное перо вывело то самое залихватское ругательство, что сорвалось с моих уст. Оставалось неясным одно… Почему печатными буквами, демон дери высшую магию?! Чтобы магистр лучше рассмотрел?
Боясь открыть рот, я сжала в кулаке перо. Из-под пальцев брызнула вспышка. Магия, чувствительно ударив в ладонь, погасла. Теперь можно было схватиться за голову, но я разглядывала неприличное слово и не шевелилась. И ведь сама виновата! У кого-то все проблемы от большого ума, а у меня из-за длинного языка, который не удается своевременно прикусывать.
— Я знаю, как ее убрать. — Тильда указала пальцем на надпись.
— Как?
— Каучуковым ластиком!
— Чернила-то? — скептически изогнула я брови.
— Кхм… — глубокомысленно промычала она. На некоторое время мы погрузились в мрачное молчание. — Тогда, может, используем заклятье, которым папочкин секретарь стирает суммы в учетных книгах? Только не думайте о папочке плохо. В нашем королевстве такие налоги, что проще убрать лишние циферки.
— Но ты ведь пробовала что-нибудь стирать? — осторожно уточнила я.
— Ну… мы же ничего не теряем, — невпопад проговорила она. — В крайнем случае останется как есть.
С дурным предчувствием я следила, как она разминает пальцы, с самым серьезным видом укладывает ладонь на страницу и закатывает глаза. Вернее, прикрывает, но почему-то выглядело так, будто закатывает.
— Сотрись! — рявкнула Тильда на старомагическом языке.
Брызнула вспышка, нас дружно ослепившая. И наступила испуганная тишина. Когда мы коллективно проморгались, то обнаружили, что надпись никуда не делась.
— Не получилось, — пробормотала колдунья. Она взяла страницу и приблизила к глазам, чтобы рассмотреть во всех деталях. Видимо, надеясь, что какая-нибудь черточка побледнела…
— Что это? — с трудом шевеля языком, промычала я, узрев на втором листе нецензурное слово, нарисованное печатными буквами.
— Ой! — прокомментировала Тильда.
В животе вдруг стало по-сиротски холодно. Стараясь не впадать в панику, я схватила стопку и начала лихорадочно перебирать страницы. К сожалению, пришло время не просто паниковать, а биться в истерике! На каждом листе — демон меня дери! — точно издеваясь, литера в литеру отпечаталось ругательство.
— Все-таки не дается мне высшая магия… — пробормотала подружка, явно озадаченная результатом. — Я даже правильное слово в кои веки сказала.
Мне тоже хотелось что-нибудь сказать и много, но куда-то подевался дар речи.
— Ты ведь сможешь заговорить перо на почерк Армаса? — осторожно спросила она.
Я обреченно покачала головой.
— Мы перепишем набело, и ты отдашь ее без этой… кхм… позорной метки! — выдвинула Тильда новый план, не включавший ничего кроме трудовой магии, когда корпишь над лекцией, не поднимая головы и не откладывая обычных, а не заговоренных перьев.
— Я точно попаду в опальный список, — угрюмо резюмировала я.
— Ну, на общей магии, говорят, легче учиться и квесты не заставляют проходить, — заметила Матильда, но под гнетом гневного взгляда оговорилась: — Да я так… к слову. Поделим лекцию на части?
— Ой, девочки, я вспомнила, что у меня дела, — тихонечко поднялась из-за стола Марлис, аккуратненько стуча стопочкой своих листиков с опрятными записями. — Я побежала, да?
Мы не нашлись чем возразить. Она же не сыпала ругательствами на весь зал и не пыталась криво колдовать. По идее расплачиваться не должна, но все равно как-то обидно. А как же командный дух? Где женская солидарность?!
— Ну, пока.
— Слабачка, — буркнула Матильда, провожая девчонку презрительным взглядом.
Через час стало ясно, что новая подружка тоже не сильна командным духом. Вернее, может, и сильна, но безудержный сон не позволял его проявлять. Сначала она широко зевала, потом терла глаза, сдвигая очки, и в конечном итоге принялась клевать носом. Когда голова оказалась тяжелее желания поддержать товарища по несчастью, особенно учитывая, что немалая часть этого самого «несчастья» лежала и на ее совести, Тильда бухнулась лбом в стол. Раздался глухой стук. Думала, проснется, но не тут-то было! Она счастливо всхрапнула.
— Матильда, — позвала я, мечтая следом за подружкой улечься на конспекты и сладко подремать хотя бы полчасика. Если бы не боялась проспать всю ночь напролет, любовно прижимаясь щекой к лекции Армаса, так и поступила бы.
— Я не сплю! — Тильда резко выпрямилась, поправила скособоченные очки и, подвывая, широко зевнула.
— Иди, — отослала я подружку, с трудом сдерживая ответный зевок.
— А ты?
— Допишу сама.
В общем, с командным духом у нас всех имелись явные проблемы. Я осталась корпеть над копией в гордом одиночестве. Время незаметно приближалось к одиннадцати вечера, а в полночь жилое крыло закрывали. Пришлось поторопиться, чтобы не остаться ночевать в продуваемом всеми замковыми сквозняками зале. Страницы лекции радовали глаз потрясающей воображение кривизной и неопрятностью. К последнему второпях решенному уравнению меня окончательно покинуло желание доказывать Армасу необъятную любовь к высшей магии, тем более что я сама уже не была в ней уверена.
В жилое крыло влетела за десять минут до того, как смотритель запер двери. Комнатки в общежитии были маленькими, в них едва-едва помещался минимум мебели, зато селили по одному, что с лихвой, по моему мнению, окупало тесноту. Не надо ни под кого подстраиваться, смиряться с чужой привычкой разбрасывать вещи или до хрипоты в голосе делить полки в стенной нише, заменявшей в комнатах шкаф.
Из-за тетки-скупердяйки, не захотевшей оплатить билет подороже, я появилась в академии перед самым началом занятий, когда этаж уже заселили, и оказалась сосланной в конец коридора, в дальнюю каморку за поворотом (и это не фигура речи). Не комната, а обитель отшельника, ей-богу! Наверняка еще в прошлом году здесь находился хозяйственный чулан. Рядом с дверью не было светильника, а на самой двери — номера. Смотритель, конечно, пообещал позаботиться, но пока из стены удручающе торчал пустой крюк, а каморка оставалась неподсчитанной, словно новую жиличку мысленно относили к общежитскому инвентарю. Не удивлюсь, если каким-нибудь ясным утречком они придут с кастеляном и попытаются меня посчитать, как метлу или тумбочку.
На женской половине было безлюдно. Тетка Надин, считавшая общежитие рассадником разврата, упала бы в обморок от разочарования. Она предполагала, что народ в академии не спал сутками и устраивал безудержные гулянки, наплевав на правила, а тут благопристойная тишина, достойная пансиона благородных девиц! Даже слышно, как в купальне из плохо завернутого крана в каменную раковину звонко капает вода.
Я пересекла длинный коридор и, до хруста в челюсти зевая, завернула в свой темный угол. Первое, что бросилось в глаза — нет, не долгожданный светильник, — висящая на дверной ручке матерчатая торба. На поверку оказалось, что внутри лежали небрежно свернутые черные брюки и свитер Илая Форстада. Белобрысый придурок действительно предлагал постирать ему одежду! Хорошо туфли не запихнул.
— Да ты шутишь, принцесса! — не веря собственным глазам, пробормотала я.
Если он хотел поиздеваться, то, надеюсь, в полной мере осознавал, что никогда не вернет вещи целенькими — только по частям. В лучшем случае. Одежду можно было сжечь, а если станет лень искать место для ритуального костра, то отдать привратнику. Крепко пьющему мужичку явно не помешает парочка дорогих шмоток и вряд ли его смутит некоторая запыленность подарка. Или испортить заклятьем клейкости! Белобрысый придурок натянет штанишки, а обратно — только отдирать кусками. Глядишь, кое-какие лоскуты пристанут к телу намертво. Замечательно-пакостная магия! Когда еще появится повод испытать в деле?
В общем, от открывшихся перспектив голова шла кругом и в итоге случился паралич фантазии. Решив, что завтра на свежую голову подумаю, как распорядиться щедро предоставленной возможностью, я ввалилась в комнату. Дверь ребром стукнулась об открытый дорожный сундук, по-прежнему перегораживающий проход. За два суматошных дня после приезда у меня не хватило времени нормально разложиться. Разве что учебники расставила на полке в стенной нише, но книги, в отличие от одежды, я всегда причисляла к разряду святого.
Желание завалиться на кровать победило трудовой запал на полпути к магической лампе, стоящей на широком подоконнике. Вещи прекрасно полежат в сундуке до завтра (благословите боги того, кто придумал расселять адептов в отдельные комнаты). Не зажигая свет, я пристроила папку на полку в стенной нише и бухнулась на жесткую узкую койку. Снимала туфли и отстегивала от пояса кожаный кошель уже с закрытыми глазами. Последняя мысль, посетившая меня прежде, чем сознание накрыл сон, что надо бы сходить в купальню. Или хотя бы стянуть платье…
Под дверью кто-то шуршал и очень подозрительно скребся. Несмотря на нечеловеческую усталость, шорохи меня разбудили. Комната была погружена в темноту — не скупой луны, не проблеска фонаря за окном, только тонкая яркая полоска света под дверью. Я приподнялась на кровати и прислушалась, но в коридоре наступила зловещая тишина. Может, конечно, измученный совестью и бессонницей смотритель далеко за полночь надумал повесить обещанную лампу, но здравый смысл подсказывал, что мне следовало придержать буйную фантазию. Вряд ли он знал значение слова «совесть» и бессонницей не мучился, а наслаждался в компании какой-нибудь дивной настойки собственного изготовления.
В тишине тревожно звякнул о каменный пол выбитый из замочной скважины ключ. Я резко села на кровати и замерла от неожиданности. Божечки, никак вломиться решили?!
На церемонии принятия в адепты народ шептался, что старшекурсники обязательно устраивали первогодкам какие-нибудь каверзы. Не то чтобы я всерьез думала, будто какой-нибудь кретин доберется до закутка, но мало ли… Наплевав на запрет огораживать комнаты магией, я наложила на ручку звуковое заклятье. Если бы кто-нибудь попытался проникнуть в каморку, то женский визг, достойный Матильды Юри, поднял бы на ноги половину жилого крыла. Ночь прошла спокойно, я утеряла бдительность и забыла опечататься, а голубчики явились не запылились разыгрывать. Даже обидно!
Судя по звукам, с другой стороны двери топталось не «мало ли», а очень даже «много ли». Я напряженно слушала, решая, как поступить. Конечно, пока оно не предпринимало активных попыток взломать замок, пусть бы и топталось. Я не жадная, а закуток все-таки общий. Не хотят спать — знамя академии им в руки, перо в зад и попутный ветер в спину. Пока не шумят, остаются нетронутыми. Но сохранять тишину, как предписывали хороший тон, правила проживания в общаге и инстинкт самосохранения, ночные гости не планировали.
— Там темно, как в могиле, — объявили снаружи, ничегошеньки не рассмотрев в замочную скважину.
— А что ты хотел? — не таясь, ответили ему. — Это же обитель тьмы!
Терпение лопнуло! В потемках я нащупала ногами обувь и кое-как натянула, сначала перепутав левую и правую туфлю.
— Вроде чего?
— Ну, того... — Она потерла между собой указательные пальцы, перепачканные чернилами, как у первоклашки. Видимо, жест имел особый сакраментальный смысл, но в наших восточных провинциях, знаете ли, предпочитали объясняться словами.
— Не поняла.
— Вы парочка?
— Мы? — с ужасом охнула я. — Со столичной принцессой?! Чур меня!
Еле сдержалась, чтобы не осенить себя божественным знамением. Вдруг накаркают? Надо бы в библиотеке почитать какой-нибудь фолиант про изготовление амулетов от сглаза. Конечно, шаманство не признано официальной магической наукой, но, если дело касается белобрысого придурка, я готова и через левое плечо поплевать, и вокруг своей оси три раза повернуться, и даже по деревяшке постучать. Что там еще советуют делать от наговоров?
— Это хорошо… — Она навалилась на стол, чтобы оказаться ко мне чуточку ближе, и громко зашептала: — Он встречался с тремя девчонками из моей магической школы… Ну, вы понимаете, что я имею в виду?
— Нет, — сдержанно отозвалась Марлис.
— Боги, откуда ты такая наивная? Прелюбодействовали они!
— Сейчас так никто не говорит, — фыркнула я.
— У меня пансионное воспитание, — отмахнулась Тильда и разъяснила для непонятливых: — Спал он с ними. С тремя. Понимаете? Секс!
— Со всеми вместе? — охнула Марлис.
— Да нет. Отдельно. Иначе они не подрались бы в столовой. Одной даже клок волос выдрали.
— Бедняжки, — насмешливо отозвалась я.
— Но вы-то откуда друг друга знаете? — полюбопытствовала Тильда. — Не хочу обидеть, ты, конечно, симпатичная, но видно, что не из столицы.
— А ты умеешь хвалить людей, — хмыкнула я, решив, что тема закрыта, но девчонки смотрели с горящими любопытством глазами, пришлось ответить: — Встретились однажды. Не в столице.
От расспросов меня спасло заговоренное перо, которое услужливо записывало каждое сказанное слово. По листу тянулась длинная похожая на гусеницу строка. Она уже переметнулась на парту, где остались несколько чернильных закорючек.
— Проклятье! — ругнулась я.
Надпись потянулась к краю стола.
— Демон дери! Пр-р-ру, идиотка! Остановись ты! Стоп!
Восторженное перо, оставив для будущих поколений поток моего сознания, настороженно замерло в самый последний момент, уткнувшись острием в столешницу, и меленько затряслось.
— Аниса… — тихо, и это по-настоящему удивляло, позвала Тильда. — У меня тут закралось кое-какое сомнение. У Армаса в лекции ведь нет ругательств?
— А их вы тоже переписываете? — охнула я и сжала в кулаке немедленно встрепенувшееся перо. От прикосновения магия в нем на время задремала.
— Ну, сначала они были вообще-то в тему, но тут такое образное словцо попалось…
— Пропусти, — сердито буркнула я.
— И следующее?
— Всё! Пропускайте всё, что не относится к высшей магии!
— Ладно, зачем так возмущаться? — резко развела она руками и немедленно снесла с подставки шар со светящимися мушками. Тот ослепительно вспыхнул.
Девчонки таращили глаза, как совы в ясный полдень, а во мне совершенно неожиданно проснулся инстинкт подавальщицы, готовой подхватить все, что было уронено, лишь бы оно не разбилось. Знаете, тетка Надин, конечно, была мне родной, но за расколотые глиняные кружки вычитала медяшки из жалования как у работника, нанятого с улицы. С рвением, явно достойным лучшего применения, например, решения задач по «вышке», я попыталась поймать истерично мерцавший светильник... Но треклятая сфера, разбрызгивая в разные стороны яркие лучи, словно упругий мяч, отскочил от подставленных ладоней и отпрыгнул на пол.
Дзинь!
Стекло категорично раскололось на равные половинки, светляки погасли, а в воздухе завился печальный жиденький дымок. Как тут промолчать? Я выразила отношение к шару одним емким словом, самым хлестким в богатом словаре ругательств из восточных долин, и потерла глаза, чтобы погасить пляшущие звездочки.
Оцепенелые, с вытянутыми лицами подружки таращились на лекцию, словно узрели в ней нечто ужасное. Например, высшую магию. Но когда я глянула сама, желание ехидничать мгновенно пропало. Даже схватила лампу с соседнего стола, чтобы при свете проверить — не привиделось ли? Но нет, никаких галлюцинаций, хотя лучше бы случились именно они.
На верхнем листе, прорвав белую бумагу острым концом, поперек строчек Армаса выроненное перо вывело то самое залихватское ругательство, что сорвалось с моих уст. Оставалось неясным одно… Почему печатными буквами, демон дери высшую магию?! Чтобы магистр лучше рассмотрел?
Боясь открыть рот, я сжала в кулаке перо. Из-под пальцев брызнула вспышка. Магия, чувствительно ударив в ладонь, погасла. Теперь можно было схватиться за голову, но я разглядывала неприличное слово и не шевелилась. И ведь сама виновата! У кого-то все проблемы от большого ума, а у меня из-за длинного языка, который не удается своевременно прикусывать.
— Я знаю, как ее убрать. — Тильда указала пальцем на надпись.
— Как?
— Каучуковым ластиком!
— Чернила-то? — скептически изогнула я брови.
— Кхм… — глубокомысленно промычала она. На некоторое время мы погрузились в мрачное молчание. — Тогда, может, используем заклятье, которым папочкин секретарь стирает суммы в учетных книгах? Только не думайте о папочке плохо. В нашем королевстве такие налоги, что проще убрать лишние циферки.
— Но ты ведь пробовала что-нибудь стирать? — осторожно уточнила я.
— Ну… мы же ничего не теряем, — невпопад проговорила она. — В крайнем случае останется как есть.
С дурным предчувствием я следила, как она разминает пальцы, с самым серьезным видом укладывает ладонь на страницу и закатывает глаза. Вернее, прикрывает, но почему-то выглядело так, будто закатывает.
— Сотрись! — рявкнула Тильда на старомагическом языке.
Брызнула вспышка, нас дружно ослепившая. И наступила испуганная тишина. Когда мы коллективно проморгались, то обнаружили, что надпись никуда не делась.
— Не получилось, — пробормотала колдунья. Она взяла страницу и приблизила к глазам, чтобы рассмотреть во всех деталях. Видимо, надеясь, что какая-нибудь черточка побледнела…
— Что это? — с трудом шевеля языком, промычала я, узрев на втором листе нецензурное слово, нарисованное печатными буквами.
— Ой! — прокомментировала Тильда.
В животе вдруг стало по-сиротски холодно. Стараясь не впадать в панику, я схватила стопку и начала лихорадочно перебирать страницы. К сожалению, пришло время не просто паниковать, а биться в истерике! На каждом листе — демон меня дери! — точно издеваясь, литера в литеру отпечаталось ругательство.
— Все-таки не дается мне высшая магия… — пробормотала подружка, явно озадаченная результатом. — Я даже правильное слово в кои веки сказала.
Мне тоже хотелось что-нибудь сказать и много, но куда-то подевался дар речи.
— Ты ведь сможешь заговорить перо на почерк Армаса? — осторожно спросила она.
Я обреченно покачала головой.
— Мы перепишем набело, и ты отдашь ее без этой… кхм… позорной метки! — выдвинула Тильда новый план, не включавший ничего кроме трудовой магии, когда корпишь над лекцией, не поднимая головы и не откладывая обычных, а не заговоренных перьев.
— Я точно попаду в опальный список, — угрюмо резюмировала я.
— Ну, на общей магии, говорят, легче учиться и квесты не заставляют проходить, — заметила Матильда, но под гнетом гневного взгляда оговорилась: — Да я так… к слову. Поделим лекцию на части?
— Ой, девочки, я вспомнила, что у меня дела, — тихонечко поднялась из-за стола Марлис, аккуратненько стуча стопочкой своих листиков с опрятными записями. — Я побежала, да?
Мы не нашлись чем возразить. Она же не сыпала ругательствами на весь зал и не пыталась криво колдовать. По идее расплачиваться не должна, но все равно как-то обидно. А как же командный дух? Где женская солидарность?!
— Ну, пока.
— Слабачка, — буркнула Матильда, провожая девчонку презрительным взглядом.
Через час стало ясно, что новая подружка тоже не сильна командным духом. Вернее, может, и сильна, но безудержный сон не позволял его проявлять. Сначала она широко зевала, потом терла глаза, сдвигая очки, и в конечном итоге принялась клевать носом. Когда голова оказалась тяжелее желания поддержать товарища по несчастью, особенно учитывая, что немалая часть этого самого «несчастья» лежала и на ее совести, Тильда бухнулась лбом в стол. Раздался глухой стук. Думала, проснется, но не тут-то было! Она счастливо всхрапнула.
— Матильда, — позвала я, мечтая следом за подружкой улечься на конспекты и сладко подремать хотя бы полчасика. Если бы не боялась проспать всю ночь напролет, любовно прижимаясь щекой к лекции Армаса, так и поступила бы.
— Я не сплю! — Тильда резко выпрямилась, поправила скособоченные очки и, подвывая, широко зевнула.
— Иди, — отослала я подружку, с трудом сдерживая ответный зевок.
— А ты?
— Допишу сама.
В общем, с командным духом у нас всех имелись явные проблемы. Я осталась корпеть над копией в гордом одиночестве. Время незаметно приближалось к одиннадцати вечера, а в полночь жилое крыло закрывали. Пришлось поторопиться, чтобы не остаться ночевать в продуваемом всеми замковыми сквозняками зале. Страницы лекции радовали глаз потрясающей воображение кривизной и неопрятностью. К последнему второпях решенному уравнению меня окончательно покинуло желание доказывать Армасу необъятную любовь к высшей магии, тем более что я сама уже не была в ней уверена.
В жилое крыло влетела за десять минут до того, как смотритель запер двери. Комнатки в общежитии были маленькими, в них едва-едва помещался минимум мебели, зато селили по одному, что с лихвой, по моему мнению, окупало тесноту. Не надо ни под кого подстраиваться, смиряться с чужой привычкой разбрасывать вещи или до хрипоты в голосе делить полки в стенной нише, заменявшей в комнатах шкаф.
Из-за тетки-скупердяйки, не захотевшей оплатить билет подороже, я появилась в академии перед самым началом занятий, когда этаж уже заселили, и оказалась сосланной в конец коридора, в дальнюю каморку за поворотом (и это не фигура речи). Не комната, а обитель отшельника, ей-богу! Наверняка еще в прошлом году здесь находился хозяйственный чулан. Рядом с дверью не было светильника, а на самой двери — номера. Смотритель, конечно, пообещал позаботиться, но пока из стены удручающе торчал пустой крюк, а каморка оставалась неподсчитанной, словно новую жиличку мысленно относили к общежитскому инвентарю. Не удивлюсь, если каким-нибудь ясным утречком они придут с кастеляном и попытаются меня посчитать, как метлу или тумбочку.
На женской половине было безлюдно. Тетка Надин, считавшая общежитие рассадником разврата, упала бы в обморок от разочарования. Она предполагала, что народ в академии не спал сутками и устраивал безудержные гулянки, наплевав на правила, а тут благопристойная тишина, достойная пансиона благородных девиц! Даже слышно, как в купальне из плохо завернутого крана в каменную раковину звонко капает вода.
Я пересекла длинный коридор и, до хруста в челюсти зевая, завернула в свой темный угол. Первое, что бросилось в глаза — нет, не долгожданный светильник, — висящая на дверной ручке матерчатая торба. На поверку оказалось, что внутри лежали небрежно свернутые черные брюки и свитер Илая Форстада. Белобрысый придурок действительно предлагал постирать ему одежду! Хорошо туфли не запихнул.
— Да ты шутишь, принцесса! — не веря собственным глазам, пробормотала я.
Если он хотел поиздеваться, то, надеюсь, в полной мере осознавал, что никогда не вернет вещи целенькими — только по частям. В лучшем случае. Одежду можно было сжечь, а если станет лень искать место для ритуального костра, то отдать привратнику. Крепко пьющему мужичку явно не помешает парочка дорогих шмоток и вряд ли его смутит некоторая запыленность подарка. Или испортить заклятьем клейкости! Белобрысый придурок натянет штанишки, а обратно — только отдирать кусками. Глядишь, кое-какие лоскуты пристанут к телу намертво. Замечательно-пакостная магия! Когда еще появится повод испытать в деле?
В общем, от открывшихся перспектив голова шла кругом и в итоге случился паралич фантазии. Решив, что завтра на свежую голову подумаю, как распорядиться щедро предоставленной возможностью, я ввалилась в комнату. Дверь ребром стукнулась об открытый дорожный сундук, по-прежнему перегораживающий проход. За два суматошных дня после приезда у меня не хватило времени нормально разложиться. Разве что учебники расставила на полке в стенной нише, но книги, в отличие от одежды, я всегда причисляла к разряду святого.
Желание завалиться на кровать победило трудовой запал на полпути к магической лампе, стоящей на широком подоконнике. Вещи прекрасно полежат в сундуке до завтра (благословите боги того, кто придумал расселять адептов в отдельные комнаты). Не зажигая свет, я пристроила папку на полку в стенной нише и бухнулась на жесткую узкую койку. Снимала туфли и отстегивала от пояса кожаный кошель уже с закрытыми глазами. Последняя мысль, посетившая меня прежде, чем сознание накрыл сон, что надо бы сходить в купальню. Или хотя бы стянуть платье…
Под дверью кто-то шуршал и очень подозрительно скребся. Несмотря на нечеловеческую усталость, шорохи меня разбудили. Комната была погружена в темноту — не скупой луны, не проблеска фонаря за окном, только тонкая яркая полоска света под дверью. Я приподнялась на кровати и прислушалась, но в коридоре наступила зловещая тишина. Может, конечно, измученный совестью и бессонницей смотритель далеко за полночь надумал повесить обещанную лампу, но здравый смысл подсказывал, что мне следовало придержать буйную фантазию. Вряд ли он знал значение слова «совесть» и бессонницей не мучился, а наслаждался в компании какой-нибудь дивной настойки собственного изготовления.
В тишине тревожно звякнул о каменный пол выбитый из замочной скважины ключ. Я резко села на кровати и замерла от неожиданности. Божечки, никак вломиться решили?!
На церемонии принятия в адепты народ шептался, что старшекурсники обязательно устраивали первогодкам какие-нибудь каверзы. Не то чтобы я всерьез думала, будто какой-нибудь кретин доберется до закутка, но мало ли… Наплевав на запрет огораживать комнаты магией, я наложила на ручку звуковое заклятье. Если бы кто-нибудь попытался проникнуть в каморку, то женский визг, достойный Матильды Юри, поднял бы на ноги половину жилого крыла. Ночь прошла спокойно, я утеряла бдительность и забыла опечататься, а голубчики явились не запылились разыгрывать. Даже обидно!
Судя по звукам, с другой стороны двери топталось не «мало ли», а очень даже «много ли». Я напряженно слушала, решая, как поступить. Конечно, пока оно не предпринимало активных попыток взломать замок, пусть бы и топталось. Я не жадная, а закуток все-таки общий. Не хотят спать — знамя академии им в руки, перо в зад и попутный ветер в спину. Пока не шумят, остаются нетронутыми. Но сохранять тишину, как предписывали хороший тон, правила проживания в общаге и инстинкт самосохранения, ночные гости не планировали.
— Там темно, как в могиле, — объявили снаружи, ничегошеньки не рассмотрев в замочную скважину.
— А что ты хотел? — не таясь, ответили ему. — Это же обитель тьмы!
Терпение лопнуло! В потемках я нащупала ногами обувь и кое-как натянула, сначала перепутав левую и правую туфлю.
