- Заводил уже, - поморщился Юрий, - Дитё наклепали и развелись. И то подозреваю, не от меня наклепала она. Так что ну их, этих постоянных!
- Ну, ты всех одним мерилом не мерий, - улыбнулся Васька и похлопал Викушку по полному боку.
Посидели тогда хорошо. Главное выпили славно, вроде и развезло, но и не вусмерть. И дернул же черт Бубнова предложить Ваське Горохову прокатиться на мотоциклах.
- Так пьяные уже, - возразил Васька.
- Так ночь, ментов мало и если в объезд по окружной, то самый кайф!
Ночь выдалась действительно бесподобная. По широкой дороге мотоциклы летели, словно инопланетные корабли, не ехали, скользили над поверхностью земли. Воздух, движение и ощущение той самой давно забытой в городах свободы. Свободы полета во сне, когда все, что важно кажется ерундой по сравнению с красотой и бескрайностью пространства. Пролетаешь мимо деревьев и домов, врезаешься, словно нож в масло в остановившееся мгновение.
На подъезде к Придонскому, мотоциклисты уперлись в спину медленно плетущейся веренице легковушек. Возглавляла вереницу Окушка. Недолго думая, Бубнов выехал на встречку, объехать легковушки ему показалось плевым делом. Вот только не заметил Юрий, несущийся по встречной полосе КамАЗ. Каким-то чудом Бубнов смог увернуться и улететь на обочину, а вот выехавший следом Васька не смог избежать столкновения.
Горохов умер мгновенно. Так, по крайней мере, сказали Бубнову врачи. И жил теперь Бубнов с мыслью, что это он виноват, по его капризу погиб друг. Потому с той ночи пить стал сильно. С работы Юрия уволили, полгода он не просыхал, а потом каким-то чудом взял себя в руки и устроился в охранную фирму.
Байкер скинул капюшон синей с заклепками куртки. С конопатого лица на Бубнова смотрели мутные серые глаза такого родного, ушедшего за грань жизни друга.
Висельник
- Серый, ты прямо как Дед Мороз! – ехидно прищурил серо-зеленые глаза Андрей Свиридов.
Снег и в самом деле облепил высоченного Сергея Вяликова, убелил сединой черные кудри. Снег залепливал глаза, Сергей тер их, отчего в их голубом омуте появлялись красные прожилки.
- Черт, ну и погода! – Вяликов тряхнул головой.
- Зато дышится как! – Андрей вдохнул полной грудью, - В городе воздух другой, искусственный, а здесь природный, настоящий.
- Ага. Только вот мутит меня что-то после вчерашнего, плывет как-то все перед глазами, - Сергей стал вглядываться куда-то вдаль, - Мне чудится или я там что-то или кто-то между деревьями.
- Что? – Свиридов тоже потрусил русой головой, стряхивая налипший снег.
- Да вон там, - Сергей махнул рукой куда-то в сторону, - Болтается что-то в воздухе.
Андрей пригляделся.
- Не вижу ничего. Может, вернемся? А то как-то неуютно стало. Наши, наверное, уже проснулись. Чайку что-то захотелось.
Сергей подумал о том, что да, чай бы не помешал сейчас, однако между деревьями явно что-то было. Он видел это что-то довольно четко даже за мельтешением снежинок.
- Да, пожалуй, можно и вернуться уже, - сказал Вяликов, но его ноги словно приковала к земле какая-то сила.
Будто внезапно навалился сон и унес в свои иллюзорные владения. Заторможено смотрел Сергей в спину уходящего Андрея, а самого его так и тянула пойти посмотреть, что там вдали.
Преодолев ступор Вяликов все-таки пошел. Пошел навстречу своему миражу. Пока шел, в голову лезли смутные давно забытые образы и воспоминания. Вспомнилась мать, сидящая за швейной машинкой, вспомнился много лет как умерший отец. Снег исчез внезапно, как и появился. Манящая даль вдруг оказалась совсем рядом, как и нечто между деревьями. Человек. Это был человек. Он болтался на веревке, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Медленно поворачиваясь вокруг своей оси, висельник оказался к Сергею лицом. И тот с трудом удержал крик. Белое восковое лицо, закатившиеся застывшие зрачки. Это нереально! Этого просто не может быть!
- Отец, - судорожно глотая воздух, произнес Сергей и с головой окунулся в волну давно сгинувшего.
Это случилось, когда Сергей Вяликов учился в седьмом классе. Он вернулся тогда со школы. Открыл калитку, вошел во двор. В нос ударил ядреный винный дух. Тревога мгновенно схватила мальчика за горло. «Он опять бил мать, - подумал Сергей, проходя по двору на ватных ногах». В бессильной злобе сжал кулаки. Вдруг замер, под ногой что-то хрустнуло, посмотрел вниз. Нога стояла на обгоревшей фотографии. На фото, обугленным пятном лицо улыбающейся мамы. Взгляд Сергея заметался по двору, выхватывая кусками кадры: осколки десятилитровых бутылей, темные огромные пятна на асфальте. «Это вино, - догадался мальчик». Воткнутый в пенек для колки дров топор. «Я отрублю твою тупую башку! – ворвался в уши рев отца». Он орал это на прошлой неделе. Топор чистый, без следов крови. Сергей опрометью метнулся в дом. Никого.
- Мам! Пап! – заорал что есть мочи.
Выбежал снова во двор, промчался в огород.
- Мам! Пап!
Тишина. Только сердце в груди набатом.
Сарай. Может в сарае? Дверь приоткрыта и поскрипывает на ветру. Страшно туда входить. Сергей чувствует, что там сейчас увидит нечто страшное. Но идти надо. Собирается с духом и входит. Сначала все размыто, со свету в полутьме проступают мешки, сваленные доски, банки с закрутками. А вот и отец спиной. Только почему его ноги не касаются земли? Он парит в воздухе в спортивных штанах и телогрейке, руки безвольно опущены вдоль тела.
- Папа, - Сергей дрожащей рукой касается ног парящего человека.
Тело медленно разворачивается. Сергей смотрит вверх, видит гримасу на лице скрытом полутьмой и только теперь замечает веревку, впившуюся в горло, переброшенную через балку сарая.
- А где же мама? – спрашивает мальчик пыльную пустоту.
Мертвый отец снова молчаливо разворачивается спиной.
Мама убежала, но куда?
Плохо соображая, по какому-то интуитивному призыву помчался Сергей обратно к школе. Недалеко от нее живет мамина подруга, может мама у нее?
Мальчик бежал так быстро, что у него закололо в боку и запекло в груди. Во рту появился привкус крови. Еще немного, еще чуть чуть, за той вереницей домов.
Мама сидела на скамейке возле дома подруги. Враз постаревшее, изрезанное морщинами лицо выражало крайнее безразличие.
- Мамочка! - Сергей с разлету кинулся, обнял женщину.
- Сыночек, - она подняла на него воспаленный взгляд.
- Мамочка, - сказал Сергей, чувствуя огромное облегчение от того, что мама жива. О том, что только что видел мертвого отца, старался не думать. – Что случилось?
- Он напился, мы оба напились, а потом он стал бить бутыли с вином. Я подумала, что сейчас он меня точно убьет и побежала. Решила подождать, когда ты выйдешь со школы. Но тебя, все не было и не было, - женщина уткнулась мальчику в грудь и разрыдалась. – Где ты был, сынок?
- Не было одного урока, нас отпустили пораньше, - Сергей гладил мать по голове, по согнутой спине, опущенным плечам. – Мама, пойдем домой.
- Нет! – женщина вскинула голову. – Он меня убьет!
- Папа умер.
- Что?
- Повесился. Я был дома. Он висит в сарае.
- Боже, - женщина зарыдала сильнее, - Господи, великий милосердный, да что же это с нами творится?!
Из ворот вышла соседка.
- Людмила, ты чего причитаешь на всю улицу, пойдем в дом! Побудете у меня, твой протрезвеет, успокоится, завтра домой пойдете.
- Завтра уже не будет, - женщина размазывала по серому лицу слезы. – Сереженька говорит, повесился мой.
- Господи, помилуй! Горе какое! – соседка присела рядом, обхватила насколько позволяли руки мать и сына.
Последующие события смутно сохранились в памяти Сергея Вяликова. Он помнил их дом, полный посторонних людей, размыто помнил похороны. А вот бочка, в которой жгли мусор, въелась в память. В день, когда повесился отец, в той бочке сгорело все их с мамой прошлое. Видимо, после того, как мать убежала, отец в ярости побросал в огонь все семейные альбомы. А ведь Сергей так любил эти фотографии, выцветшие, они запечатлели не только родителей, но и дедушек, бабушек, прадедушек и прабабушек по материнской линии. Многие фото хранились еще с дореволюционных времен, бережно передаваясь из поколения в поколение. И вот лишь кучка золы. Сергей долго тогда выгребал огарки из бочки, выскребал чудом уцелевшие изображения лиц и мест, которые он никогда не видел. После Вяликов бережно хранил те обгорелки. В самые тяжелые моменты жизни доставал из шкафчика, перебирал, пересматривал. Вот маленькая мама в коротком платьице серьезная, насупленная держит за лапы большого, с ее рост медведя. Вот девочки в советской школьной форме с задорными косичками чинно сидят вокруг учительницы. Одна из них – бабушка. А вот прадед в казачьем обмундировании молодцевато подбоченился, а рядом присела прабабушка. Почему отец сжег фотографии? Сергей так и не нашел ответа на этот вопрос. Так ненавидел маму? Хотел сделать ей больно? А повесился зачем? Чтобы было еще больнее? Обгоревшие фотографии многие годы сохраняли для Сергея связь с детством. А вот мама на них смотреть не любила. Она словно вычеркнула из своей жизни не только отца и его смерть, но вообще все, что было. Для нее осталось только настоящее и сын.
И вот теперь, в проклятом лесу снова висит мертвый отец, снова бьет в нос винный дух, щекочет запах гари. Сергей сам не заметил, как вспоминая, закрыл глаза, а затем, когда образы прошлого стали причинять невыносимую боль – открыл. Повешенный исчез. Пропал словно морок. Был просто заваленный таящим снегом лес и тишина, и сердце в груди набатом.
- Ну, ты всех одним мерилом не мерий, - улыбнулся Васька и похлопал Викушку по полному боку.
Посидели тогда хорошо. Главное выпили славно, вроде и развезло, но и не вусмерть. И дернул же черт Бубнова предложить Ваське Горохову прокатиться на мотоциклах.
- Так пьяные уже, - возразил Васька.
- Так ночь, ментов мало и если в объезд по окружной, то самый кайф!
Ночь выдалась действительно бесподобная. По широкой дороге мотоциклы летели, словно инопланетные корабли, не ехали, скользили над поверхностью земли. Воздух, движение и ощущение той самой давно забытой в городах свободы. Свободы полета во сне, когда все, что важно кажется ерундой по сравнению с красотой и бескрайностью пространства. Пролетаешь мимо деревьев и домов, врезаешься, словно нож в масло в остановившееся мгновение.
На подъезде к Придонскому, мотоциклисты уперлись в спину медленно плетущейся веренице легковушек. Возглавляла вереницу Окушка. Недолго думая, Бубнов выехал на встречку, объехать легковушки ему показалось плевым делом. Вот только не заметил Юрий, несущийся по встречной полосе КамАЗ. Каким-то чудом Бубнов смог увернуться и улететь на обочину, а вот выехавший следом Васька не смог избежать столкновения.
Горохов умер мгновенно. Так, по крайней мере, сказали Бубнову врачи. И жил теперь Бубнов с мыслью, что это он виноват, по его капризу погиб друг. Потому с той ночи пить стал сильно. С работы Юрия уволили, полгода он не просыхал, а потом каким-то чудом взял себя в руки и устроился в охранную фирму.
***
Байкер скинул капюшон синей с заклепками куртки. С конопатого лица на Бубнова смотрели мутные серые глаза такого родного, ушедшего за грань жизни друга.
Глава 6
Висельник
- Серый, ты прямо как Дед Мороз! – ехидно прищурил серо-зеленые глаза Андрей Свиридов.
Снег и в самом деле облепил высоченного Сергея Вяликова, убелил сединой черные кудри. Снег залепливал глаза, Сергей тер их, отчего в их голубом омуте появлялись красные прожилки.
- Черт, ну и погода! – Вяликов тряхнул головой.
- Зато дышится как! – Андрей вдохнул полной грудью, - В городе воздух другой, искусственный, а здесь природный, настоящий.
- Ага. Только вот мутит меня что-то после вчерашнего, плывет как-то все перед глазами, - Сергей стал вглядываться куда-то вдаль, - Мне чудится или я там что-то или кто-то между деревьями.
- Что? – Свиридов тоже потрусил русой головой, стряхивая налипший снег.
- Да вон там, - Сергей махнул рукой куда-то в сторону, - Болтается что-то в воздухе.
Андрей пригляделся.
- Не вижу ничего. Может, вернемся? А то как-то неуютно стало. Наши, наверное, уже проснулись. Чайку что-то захотелось.
Сергей подумал о том, что да, чай бы не помешал сейчас, однако между деревьями явно что-то было. Он видел это что-то довольно четко даже за мельтешением снежинок.
- Да, пожалуй, можно и вернуться уже, - сказал Вяликов, но его ноги словно приковала к земле какая-то сила.
Будто внезапно навалился сон и унес в свои иллюзорные владения. Заторможено смотрел Сергей в спину уходящего Андрея, а самого его так и тянула пойти посмотреть, что там вдали.
Преодолев ступор Вяликов все-таки пошел. Пошел навстречу своему миражу. Пока шел, в голову лезли смутные давно забытые образы и воспоминания. Вспомнилась мать, сидящая за швейной машинкой, вспомнился много лет как умерший отец. Снег исчез внезапно, как и появился. Манящая даль вдруг оказалась совсем рядом, как и нечто между деревьями. Человек. Это был человек. Он болтался на веревке, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Медленно поворачиваясь вокруг своей оси, висельник оказался к Сергею лицом. И тот с трудом удержал крик. Белое восковое лицо, закатившиеся застывшие зрачки. Это нереально! Этого просто не может быть!
- Отец, - судорожно глотая воздух, произнес Сергей и с головой окунулся в волну давно сгинувшего.
Это случилось, когда Сергей Вяликов учился в седьмом классе. Он вернулся тогда со школы. Открыл калитку, вошел во двор. В нос ударил ядреный винный дух. Тревога мгновенно схватила мальчика за горло. «Он опять бил мать, - подумал Сергей, проходя по двору на ватных ногах». В бессильной злобе сжал кулаки. Вдруг замер, под ногой что-то хрустнуло, посмотрел вниз. Нога стояла на обгоревшей фотографии. На фото, обугленным пятном лицо улыбающейся мамы. Взгляд Сергея заметался по двору, выхватывая кусками кадры: осколки десятилитровых бутылей, темные огромные пятна на асфальте. «Это вино, - догадался мальчик». Воткнутый в пенек для колки дров топор. «Я отрублю твою тупую башку! – ворвался в уши рев отца». Он орал это на прошлой неделе. Топор чистый, без следов крови. Сергей опрометью метнулся в дом. Никого.
- Мам! Пап! – заорал что есть мочи.
Выбежал снова во двор, промчался в огород.
- Мам! Пап!
Тишина. Только сердце в груди набатом.
Сарай. Может в сарае? Дверь приоткрыта и поскрипывает на ветру. Страшно туда входить. Сергей чувствует, что там сейчас увидит нечто страшное. Но идти надо. Собирается с духом и входит. Сначала все размыто, со свету в полутьме проступают мешки, сваленные доски, банки с закрутками. А вот и отец спиной. Только почему его ноги не касаются земли? Он парит в воздухе в спортивных штанах и телогрейке, руки безвольно опущены вдоль тела.
- Папа, - Сергей дрожащей рукой касается ног парящего человека.
Тело медленно разворачивается. Сергей смотрит вверх, видит гримасу на лице скрытом полутьмой и только теперь замечает веревку, впившуюся в горло, переброшенную через балку сарая.
- А где же мама? – спрашивает мальчик пыльную пустоту.
Мертвый отец снова молчаливо разворачивается спиной.
Мама убежала, но куда?
Плохо соображая, по какому-то интуитивному призыву помчался Сергей обратно к школе. Недалеко от нее живет мамина подруга, может мама у нее?
Мальчик бежал так быстро, что у него закололо в боку и запекло в груди. Во рту появился привкус крови. Еще немного, еще чуть чуть, за той вереницей домов.
Мама сидела на скамейке возле дома подруги. Враз постаревшее, изрезанное морщинами лицо выражало крайнее безразличие.
- Мамочка! - Сергей с разлету кинулся, обнял женщину.
- Сыночек, - она подняла на него воспаленный взгляд.
- Мамочка, - сказал Сергей, чувствуя огромное облегчение от того, что мама жива. О том, что только что видел мертвого отца, старался не думать. – Что случилось?
- Он напился, мы оба напились, а потом он стал бить бутыли с вином. Я подумала, что сейчас он меня точно убьет и побежала. Решила подождать, когда ты выйдешь со школы. Но тебя, все не было и не было, - женщина уткнулась мальчику в грудь и разрыдалась. – Где ты был, сынок?
- Не было одного урока, нас отпустили пораньше, - Сергей гладил мать по голове, по согнутой спине, опущенным плечам. – Мама, пойдем домой.
- Нет! – женщина вскинула голову. – Он меня убьет!
- Папа умер.
- Что?
- Повесился. Я был дома. Он висит в сарае.
- Боже, - женщина зарыдала сильнее, - Господи, великий милосердный, да что же это с нами творится?!
Из ворот вышла соседка.
- Людмила, ты чего причитаешь на всю улицу, пойдем в дом! Побудете у меня, твой протрезвеет, успокоится, завтра домой пойдете.
- Завтра уже не будет, - женщина размазывала по серому лицу слезы. – Сереженька говорит, повесился мой.
- Господи, помилуй! Горе какое! – соседка присела рядом, обхватила насколько позволяли руки мать и сына.
***
Последующие события смутно сохранились в памяти Сергея Вяликова. Он помнил их дом, полный посторонних людей, размыто помнил похороны. А вот бочка, в которой жгли мусор, въелась в память. В день, когда повесился отец, в той бочке сгорело все их с мамой прошлое. Видимо, после того, как мать убежала, отец в ярости побросал в огонь все семейные альбомы. А ведь Сергей так любил эти фотографии, выцветшие, они запечатлели не только родителей, но и дедушек, бабушек, прадедушек и прабабушек по материнской линии. Многие фото хранились еще с дореволюционных времен, бережно передаваясь из поколения в поколение. И вот лишь кучка золы. Сергей долго тогда выгребал огарки из бочки, выскребал чудом уцелевшие изображения лиц и мест, которые он никогда не видел. После Вяликов бережно хранил те обгорелки. В самые тяжелые моменты жизни доставал из шкафчика, перебирал, пересматривал. Вот маленькая мама в коротком платьице серьезная, насупленная держит за лапы большого, с ее рост медведя. Вот девочки в советской школьной форме с задорными косичками чинно сидят вокруг учительницы. Одна из них – бабушка. А вот прадед в казачьем обмундировании молодцевато подбоченился, а рядом присела прабабушка. Почему отец сжег фотографии? Сергей так и не нашел ответа на этот вопрос. Так ненавидел маму? Хотел сделать ей больно? А повесился зачем? Чтобы было еще больнее? Обгоревшие фотографии многие годы сохраняли для Сергея связь с детством. А вот мама на них смотреть не любила. Она словно вычеркнула из своей жизни не только отца и его смерть, но вообще все, что было. Для нее осталось только настоящее и сын.
***
И вот теперь, в проклятом лесу снова висит мертвый отец, снова бьет в нос винный дух, щекочет запах гари. Сергей сам не заметил, как вспоминая, закрыл глаза, а затем, когда образы прошлого стали причинять невыносимую боль – открыл. Повешенный исчез. Пропал словно морок. Был просто заваленный таящим снегом лес и тишина, и сердце в груди набатом.
