О силе джиннов было известно мало, про их потомков – ещё меньше. Но чтобы так просто раскрыть двуликую и при этом не испытывать ни капли страха – для этого нужно как минимум быть втрое сильнее и втрое опаснее. А относительно равны двуликим только нифелимы.
Агос Тур по-прежнему скалился в ожидании. Он бросал короткие взгляды на танцующие пары, беседующих нарядных студентов, на преподавателей, которые покровительствовали своим любимчикам. Глазами он всегда возвращался к Эйме и смотрел дольше, чем на всех остальных, и намного глубже.
Пора уносить ноги. Шанс появился неожиданно, едва мелодия стала более сдержанной, и пары закружились в академическом вальсе. Но стоило Эйме прихватить подол, её взяли за локоть и повели в центр залы так бесцеремонно, будто она безвольная кукла. Букет вырвали из рук и бросили на столик с личными вещами студентов. Агос оставил лишь один, самый прекрасный цветок, который был единственной преградой между ним и Эймой, дрожащей то от ненависти, не то от ужаса.
- Отпусти меня, - рыкнула Эйма.
- А если я не хочу? – Агос най Тур на мгновение выпустил её из надёжной хватки, но лишь для того, чтобы покружить вокруг себя, а потом прижать к себе спиной.
Эйма чувствовала его холодное дыхание, прохлада горных лесов проникала в подкорку. Джинн всё обаяние пустил на то, чтобы обворожить и заполучить в свои объятия подольше, но от него всё равно исходила опасность.
- Тогда я тебя заставлю! – чуть громче крикнула она и вырвалась.
Агос с ловкостью и изяществом горной кошки увернулся от размашистой пощёчины, плавно переместился вбок, поднял на руки и закружил.
- Тебе не удастся. Я всегда добиваюсь желаемого, - сказал он игриво.
- Я всё равно сбегу, через пять минут или через час. – процедила Эйма грозно, когда Агос отпустил её и вновь придвинул к себе, уже ведя в танце.
- Я поймаю.
- Я скроюсь заклинанием.
- А я найду тебя. – Наконец, он остановился. Сощурившись, как всё тот же дикий кот, и победно улыбнувшись, он наклонился и втянул носом воздух у самой головы. – Я запомнил твой запах.
Откровенное бесстыдство! Последней каплей стал жёсткий и грубый поцелуй в губы. Эйма разозлилась только сильнее. За такое не грех дать пощёчину. Она не растерялась и сначала укусила наглеца до крови. Агос Тур с рыком отпрянул и осёкся, а потом получил такой звонкий ответ, что шлепок вынудил затихнуть не только музыку в зале, но и всех до единого студиозов.
Рассекая толпу удивлённых студентов, Эйма схватила со столика букет цветов и зашагала к выходу. Вновь тяжесть появилась на душе. Та самая, которая не давала спокойно спать по ночам и приносящая с собой губительные кошмары. Предательство, не иначе. Как можно было позволить так с собой обходиться? Почему она не ушла раньше с этого демонова праздника, стоило Йониру оставить её одну?
«Может быть, я…» - Эйма даже не смогла ответить на эти вопросы. Ответ был чётким и ясным, и для того, чтобы обвинить себя, а не джинна, нужно было что-то большее, чем простая оторопь перед незнакомцем. Причина была проста – ей не дали так просто удалится, и она была не виновата ни в чём. Но в груди клокотало плохое предчувствие, которое ледяными когтями скребло изнутри путь наружу.
Потерять всё в одно мгновение, вот так, по щелчку, потерять себя и любимого, лишиться всего, а потом быть поднятой с колен насильно… Как всё сложно. Что радовало – Эйма не могла больше вернуться в яму из собственных кошмарных мыслей, обид и самобичевания.
Мир перевернулся с ног на голову. Она шла расстроенная и обозлённая на весь мир, на Агоса, на себя, а потом побежала, почувствовав, что пора дать волю ногам. За ней тянулся чёткий след из алых лепестков, а лик Гароса освещал петляющую тропу. Пальцы до белизны сжали ткань приподнятого подола, обувь осталась позади разбросанная, а бежать стало легче и быстрее.
Ночная прохлада практически не освежала, разгорячённое румяное лицо только больше наливалось краской. Эйма свернула в зелёный лабиринт, прижимая к груди букет алых роз.
Гарос величаво сиял на небосводе, царственно поглядывая через окантовку из пузатых облаков. Они напирали багрово-фиолетовыми клубами, словно замерли покорно вокруг, не решаясь испачкаться в краске лунного диска.
Ровные стены живой изгороди извивались непрерывной стеной. Тонкий шёпот мелкой листвы от прикосновений ветра казался шёпотом, который обволакивал слух и манил за собой. Он перебивал разговоры, следующую за ним ругань и шипение от творения заклинаний.
Эйма сделала несколько поворотов направо, а потом юркнула влево, по-прежнему не сбавляя темп. Память бесцеремонно выплёскивала вспышками всё, что уже начало забываться. Воспоминания душили до слёз и надрывных всхлипов, а ноги продолжали нести вперёд. Плутая в бесконечных переходах, вымощенных холодным неровным камнем с застывшими венами-прожилками, Эйма уже не надеялась выбраться как из лабиринта собственных мыслей, так и из зелёной ловушки.
Рывок влево – перед глазами огромный фонтан, шумящий под мотив шелеста трёх пышных крон деревьев. У их стволов покорно склонились лики сияющих фонарей на широких кованых столбах, а рядом разместились просторные лавки-качели с мягкими подушечками по краям.
Одна из них засияла бордовыми красками и вспыхнула от удара боевого заклинания. Эйма вздрогнула и замерла на месте, перестав контролировать свой страх, быстро перерастающий в неудержимый гнев. Она коснулась пальцами шеи и не сразу нащупала двуликий амулет. Сжала его крепко в ладони и закрыла глаза, чтобы постараться успокоить бурю в груди. Но она не стихала. Словно грозная сила стихии, ярость безжалостно обрушивалась пенными волнами на побережье души, разнося всё к гаросским векарям !
Двое сцепились за одним из деревьев и сражались, яростно кидаясь друг в друга боевыми заклинаниями. Ругань, как и алые шары магии, летела во все стороны с присущим в таких случаях красноречием. Один из дуэлянтов уже выдыхался, но останавливаться не намеревался. Гордость не позволила бы опустить руки и принять поражение. Второй, более сильный и высокий, был ровной противоположностью. Он напирал, но со всё большей неохотой, как будто понимание последствий отрезвляло его.
Этот парень отбросил противника сковывающим заклинанием, со звериной ненавистью взглянул на Эйму и стряхнул магические искры с пальцев. Он поторопился к ней, при этом бросив пару язвительных фраз в адрес поверженного соперника.
Усмешка и взъерошенный вид молодого человека слились с возникшим в памяти образом Йонира. В ярком свете лика Гароса он казался настоящим, живым. Шёл к ней той же резковатой походкой и поправляя оборванный ворот рубахи. И Эйма направилась навстречу.
Резкий крик и вспышка не смогли её вернуть в реальность, отблеск мегарийской стали – тоже. Она улыбалась, всё смелее шагая к нему.
Клинок бешено кувыркался, устремившись в цель. Парень резко оглянулся и юркнул в сторону, опустив плечо. Его взгляд замер на Эйме, которая остановилась, глядя в блестящее око смерти, подмигивающее ей из кровавой бездны.
- Эйма!
От яростного окрика, больше похожего на рёв, внутри зарделось сомнение, которое быстро сняло морок с очарованного видением сознания. Эйма остановилась. Понадобилось одно короткое мгновение, чтобы манящий светоч приобрёл очертания летящего клинка, а Йонир – бегущего в панике парня.
А после – рывок. Перед Эймой, скрипя зубами от боли и сжимая хрупкие плечи, стоял близкий и заботливый человек. Красное сочащееся пятно расползалось от ключицы на грудь и плечо по парадному мундиру.
Полночь.
Тишина.
Гарос сказал своё слово.
Агос Тур по-прежнему скалился в ожидании. Он бросал короткие взгляды на танцующие пары, беседующих нарядных студентов, на преподавателей, которые покровительствовали своим любимчикам. Глазами он всегда возвращался к Эйме и смотрел дольше, чем на всех остальных, и намного глубже.
Пора уносить ноги. Шанс появился неожиданно, едва мелодия стала более сдержанной, и пары закружились в академическом вальсе. Но стоило Эйме прихватить подол, её взяли за локоть и повели в центр залы так бесцеремонно, будто она безвольная кукла. Букет вырвали из рук и бросили на столик с личными вещами студентов. Агос оставил лишь один, самый прекрасный цветок, который был единственной преградой между ним и Эймой, дрожащей то от ненависти, не то от ужаса.
- Отпусти меня, - рыкнула Эйма.
- А если я не хочу? – Агос най Тур на мгновение выпустил её из надёжной хватки, но лишь для того, чтобы покружить вокруг себя, а потом прижать к себе спиной.
Эйма чувствовала его холодное дыхание, прохлада горных лесов проникала в подкорку. Джинн всё обаяние пустил на то, чтобы обворожить и заполучить в свои объятия подольше, но от него всё равно исходила опасность.
- Тогда я тебя заставлю! – чуть громче крикнула она и вырвалась.
Агос с ловкостью и изяществом горной кошки увернулся от размашистой пощёчины, плавно переместился вбок, поднял на руки и закружил.
- Тебе не удастся. Я всегда добиваюсь желаемого, - сказал он игриво.
- Я всё равно сбегу, через пять минут или через час. – процедила Эйма грозно, когда Агос отпустил её и вновь придвинул к себе, уже ведя в танце.
- Я поймаю.
- Я скроюсь заклинанием.
- А я найду тебя. – Наконец, он остановился. Сощурившись, как всё тот же дикий кот, и победно улыбнувшись, он наклонился и втянул носом воздух у самой головы. – Я запомнил твой запах.
Откровенное бесстыдство! Последней каплей стал жёсткий и грубый поцелуй в губы. Эйма разозлилась только сильнее. За такое не грех дать пощёчину. Она не растерялась и сначала укусила наглеца до крови. Агос Тур с рыком отпрянул и осёкся, а потом получил такой звонкий ответ, что шлепок вынудил затихнуть не только музыку в зале, но и всех до единого студиозов.
Рассекая толпу удивлённых студентов, Эйма схватила со столика букет цветов и зашагала к выходу. Вновь тяжесть появилась на душе. Та самая, которая не давала спокойно спать по ночам и приносящая с собой губительные кошмары. Предательство, не иначе. Как можно было позволить так с собой обходиться? Почему она не ушла раньше с этого демонова праздника, стоило Йониру оставить её одну?
«Может быть, я…» - Эйма даже не смогла ответить на эти вопросы. Ответ был чётким и ясным, и для того, чтобы обвинить себя, а не джинна, нужно было что-то большее, чем простая оторопь перед незнакомцем. Причина была проста – ей не дали так просто удалится, и она была не виновата ни в чём. Но в груди клокотало плохое предчувствие, которое ледяными когтями скребло изнутри путь наружу.
Потерять всё в одно мгновение, вот так, по щелчку, потерять себя и любимого, лишиться всего, а потом быть поднятой с колен насильно… Как всё сложно. Что радовало – Эйма не могла больше вернуться в яму из собственных кошмарных мыслей, обид и самобичевания.
Мир перевернулся с ног на голову. Она шла расстроенная и обозлённая на весь мир, на Агоса, на себя, а потом побежала, почувствовав, что пора дать волю ногам. За ней тянулся чёткий след из алых лепестков, а лик Гароса освещал петляющую тропу. Пальцы до белизны сжали ткань приподнятого подола, обувь осталась позади разбросанная, а бежать стало легче и быстрее.
Ночная прохлада практически не освежала, разгорячённое румяное лицо только больше наливалось краской. Эйма свернула в зелёный лабиринт, прижимая к груди букет алых роз.
Гарос величаво сиял на небосводе, царственно поглядывая через окантовку из пузатых облаков. Они напирали багрово-фиолетовыми клубами, словно замерли покорно вокруг, не решаясь испачкаться в краске лунного диска.
Ровные стены живой изгороди извивались непрерывной стеной. Тонкий шёпот мелкой листвы от прикосновений ветра казался шёпотом, который обволакивал слух и манил за собой. Он перебивал разговоры, следующую за ним ругань и шипение от творения заклинаний.
Эйма сделала несколько поворотов направо, а потом юркнула влево, по-прежнему не сбавляя темп. Память бесцеремонно выплёскивала вспышками всё, что уже начало забываться. Воспоминания душили до слёз и надрывных всхлипов, а ноги продолжали нести вперёд. Плутая в бесконечных переходах, вымощенных холодным неровным камнем с застывшими венами-прожилками, Эйма уже не надеялась выбраться как из лабиринта собственных мыслей, так и из зелёной ловушки.
Рывок влево – перед глазами огромный фонтан, шумящий под мотив шелеста трёх пышных крон деревьев. У их стволов покорно склонились лики сияющих фонарей на широких кованых столбах, а рядом разместились просторные лавки-качели с мягкими подушечками по краям.
Одна из них засияла бордовыми красками и вспыхнула от удара боевого заклинания. Эйма вздрогнула и замерла на месте, перестав контролировать свой страх, быстро перерастающий в неудержимый гнев. Она коснулась пальцами шеи и не сразу нащупала двуликий амулет. Сжала его крепко в ладони и закрыла глаза, чтобы постараться успокоить бурю в груди. Но она не стихала. Словно грозная сила стихии, ярость безжалостно обрушивалась пенными волнами на побережье души, разнося всё к гаросским векарям !
Двое сцепились за одним из деревьев и сражались, яростно кидаясь друг в друга боевыми заклинаниями. Ругань, как и алые шары магии, летела во все стороны с присущим в таких случаях красноречием. Один из дуэлянтов уже выдыхался, но останавливаться не намеревался. Гордость не позволила бы опустить руки и принять поражение. Второй, более сильный и высокий, был ровной противоположностью. Он напирал, но со всё большей неохотой, как будто понимание последствий отрезвляло его.
Этот парень отбросил противника сковывающим заклинанием, со звериной ненавистью взглянул на Эйму и стряхнул магические искры с пальцев. Он поторопился к ней, при этом бросив пару язвительных фраз в адрес поверженного соперника.
Усмешка и взъерошенный вид молодого человека слились с возникшим в памяти образом Йонира. В ярком свете лика Гароса он казался настоящим, живым. Шёл к ней той же резковатой походкой и поправляя оборванный ворот рубахи. И Эйма направилась навстречу.
Резкий крик и вспышка не смогли её вернуть в реальность, отблеск мегарийской стали – тоже. Она улыбалась, всё смелее шагая к нему.
Клинок бешено кувыркался, устремившись в цель. Парень резко оглянулся и юркнул в сторону, опустив плечо. Его взгляд замер на Эйме, которая остановилась, глядя в блестящее око смерти, подмигивающее ей из кровавой бездны.
- Эйма!
От яростного окрика, больше похожего на рёв, внутри зарделось сомнение, которое быстро сняло морок с очарованного видением сознания. Эйма остановилась. Понадобилось одно короткое мгновение, чтобы манящий светоч приобрёл очертания летящего клинка, а Йонир – бегущего в панике парня.
А после – рывок. Перед Эймой, скрипя зубами от боли и сжимая хрупкие плечи, стоял близкий и заботливый человек. Красное сочащееся пятно расползалось от ключицы на грудь и плечо по парадному мундиру.
Полночь.
Тишина.
Гарос сказал своё слово.
