Наконец, мы поднялись на гребень, и я ахнула! Восторг! Такой красоты я никогда еще не видела.
Это был полуразрушенный миллионами лет эрозии кратер вулкана. Стены из белого скальника поросли кривыми соснами и вереском, полого спускались к небольшому озеру, наполненному бирюзовой водой с округлыми более светлыми узорами, как на малахите.
- Там горячие ключи со дна бьют. – произнес Мишаня, разрушая мгновенья волшебства, повисшие в воздухе. – Они поднимают со дна белый ил и выносят на поверхность. Поэтому и кажется, что на воде узоры. Надо найти длинную палку. – он начал осматриваться по сторонам.
Достать со дна ила достаточной вязкости было не просто. Мишане пришлось прочно связать две длинных палки и прицепить поплотней на один конец небольшой берестяной черпак. В воду мы не полезли. Сразу у берега было очень вязко, ил просто затягивал. Каким бы красивым не было озеро, но купаться в нем было нельзя. Просто смертельно опасно.
Ил мы набирали около часа и складывали в два металлических ведерка, очень плотно закрывающиеся крышками.
- Если ил высохнет – водой его уже не разведешь. – пояснял Мишаня по ходу дела. – Только водой из этого озера. Не знаю, что в ней содержится, но не вздумай ее пить! И руки мой после того, как из ила лепить будешь. С мылом и на два раза! – наставлял он меня, как маленькую.
- А ил потом не будет вредным для здоровья?
- Нет. Когда высохнет и застынет, будет как камень, из которого состоят эти скалы.
Я присвистнула. Ничего себе, водичка!
В усадьбу мы вернулись только к ужину. Спуск с вулкана занял гораздо больше времени, чем подъем наверх. И это при том, что оба ведерка нес Мишаня, а я все силы направила на то, чтобы не сорваться вниз.
После ужина я не удержалась. Приготовила рабочее место в своей коморке, застелив стол старыми газетами. Набрала на дощечку немного вязкого ила и снова плотно закрыла ведерко. Лепить было приятно. По консистенции ил представлял что-то среднее между пластилином и полимерной глиной. И скоро у меня были готовы очень даже реалистичные вставные челюсти для нового Мишутки и заготовки для когтей и вставные челюсти для других игрушек: мишек, волков, львят…
Завтра высохнут, и вот тогда я всерьез примусь за работу!
Под конец у меня осталось еще немного ила, который тоже нужно было израсходовать. Пальцы сами начали лепить лицо. Резкие немного хищные черты, острые скулы, тонкие губы и нахмуренные брови… прямой аристократический нос… Черт! Надо ложиться спать.
Я вынесла все свои поделки на улицу, потому что Мишаня строго запретил сушить ил в доме, вымыла руки с мылом на три раза, и уже глубоко за полночь свернулась калачиком в своей постели в обнимку с пока еще беззубым медвежонком, проваливаясь в сон под слаженный храп вполне зубастых медведей…
Мне снилась Анечка…
Она нежно и с тоской смотрела на меня, а я смотрела на нее шестью глазками с разных ракурсов. Было забавно наблюдать подругу сразу с нескольких сторон. А еще, мы были в нашей мастерской в театре кукол. Хм? Я сижу на столе? Приснится же!
-Маленькие, вы же, действительно, как живые! – Анечка смахнула слезу, глаза ее были воспаленными. – А Маши уже сорок дней как нет… Точно говорят, она вкладывала в вас частичку души. Я вас дома починю. Мишутка вон, совсем обгорел местами… и лапку оторванную я кое как нашла.
Анечка взяла меня в руки и пустила в темноту рюкзака, рядом с косметичкой, кошельком и смартфоном. Другими двумя парами глазок я смотрела со стороны, как в рюкзак отправляется Настасья Петровна… Затем в рюкзак отправились Михайло Потапыч и Мишутка с оторванной лапкой, молния над моими головами застегнулась и я (или мы?) оказались в темном чреве рюкзака.
Гыыы! Похоже я превратилась сразу в трех медведей… Что вы скажете на это, доктор Фрэйд?
Трястись в темном рюкзаке было скучно. Попой Настасьи Петровны я нащупала Анин смартфон, провела по панели вощеным носиком, экран загорелся. Интересно… У подруги был все тот же графический ключ – косой крест. Так, что там в сети? Ищем-ищем… Так!
«При пожаре в театре кукол погибла актриса Мария Медведева. Череда неудач, сопровождающих девушку на протяжении жизни, подошла к концу трагической развязкой. 17 августа 20..г. Мария погибла при пожаре в театре, в котором работала последние годы, задохнувшись дымом…»
Ну вашу Машу! Читать собственный некролог – это было слишком!
Сорок дней… кажется так сказала Анечка.
Ой! Я встала на свою спинку… Точнее Михайло Потапыч встал на спину Настасьи Петровны и, немного расстегнув молнию, высунул мордочку из рюкзака…
Судя по окрестным видам, Анечка выходила из метро где-то на окраине Москвы. Лужи, мелкий моросящий дождь, первые желтые листки под ногами, хотя в свете фонарей основная масса деревьев еще была зеленой. Аня зашла в маршрутку. Раньше я как-то не особо задумывалась, насколько далеко от работы она живет, но еще сорок минут в маршрутке добили мои плюшевые попки. А Аня похоже ехала стоя.
Затем опять улица. Дождь уже не моросит, фонари дают достаточно света, чтобы разобрать дорогу… Какой-то отдаленный спальный район. Внезапно Аня остановилась. Я чуть не свалилась на дно рюкзака, но поддержала себя снизу лапками, расстегнула молнию по шире, в попытке понять причину.
- Куда спешим, красавица? – сиплый мужской голос.
Аня дергается в сторону в попытке избежать опасности, а я вываливаюсь из рюкзака на мокрый асфальт, барахтаюсь, но все-таки встаю на четвереньки. Аню преследует мужчина, но не долго. Несколько шагов, и он с размаху бьет девушку в висок.
Улица безлюдна…
Не знаю, что на меня нашло, но в голове пронеслись возможные строки нового некролога. Я попыталась зарычать в три пасти, но голосовые связки отсутствовали. Не делаю я их куклам…
Глазки залило красным. Со всех четырех лапок я бросилась на мужчину, который сейчас склонился с ножом над подругой и начал обыскивать карманы. Разинув пасть с острыми полимерными зубками, я впилась в ногу мужчины аккурат в то место, где заканчиваются туфли и начинается спортивное трико, и где по идее должна была бы быть резинка носка, но в силу новой моды, отсутствовала, обнажая незащищенные сухожилья.
Мужчина взвыл.
Из рюкзака уже выбиралась подмога. Я не стала мешкать и вцепилась когтями всех четырех лапок в лицо. Пока одни мои челюсти терзали ногу, а лицо противника разрывали маленькие коготочки, последний я тоже принял участие в драке, вцепившись маленькими зубками в руку с ножом.
Мужчина выронил нож, орал и изо всех сил пытался от нас избавиться… Потом я почувствовала, как меня взяли за шкирку, потянули, мои когти наконец оторвались от лица, которое теперь напоминало месиво, и я полетела в кусты…
Затем, меня скинули с запястья. Я плюхнулась попой на мокрый асфальт, наблюдая, как Михайло Потапыч продолжает терзать ногу нападавшего. Глазки опять налились красным, и я побрела в атаку на трех лапках…
Где-то в стороне, я, промокнув до нитки, упорно выбиралась из колючего кустарника…
Повторная атака не удалась. Меня отцепили от лодыжки, отбросили подальше…
Двумя парами глазок я наблюдала, как хромая удирает мой противник.
Анечка была без сознания, но жива. Я осматривала ее одновременно с нескольких сторон, под головой девушки натекла небольшая лужица крови. Игрушечные ротики не могли позвать на помощь…
Смартфон!
Я дружно полезла назад в рюкзак. У меня получилось набрать и скорую и полицию, но я не смогла сказать ни слова.
Головы, набитые синтепоном, соображали медленно. Наконец, я сообразила написать СМС Аниной маме, описав место происшествия. И лишь через двадцать минут услышала приближающуюся сирену машины скорой помощи.
Аню положили на носилки и погрузили в машину, туда же небрежно забросили Анин рюкзак со мной. Машина тронулась. Врачи устанавливали капельницу. Рядом плакала пожилая женщина…
Где-то на заднем плане становилось все громче и громче горловое пение Тувинского хора, наконец перекрывая своим гулом все другие звуки…
Я очнулась сидя на кровати в своей коморке. За стеной все так же храпели медведи, свет от голубой луны падал на пол через открытое окно. Не сразу сообразила, что крепко прижимаю к груди маленького игрушечного медвежонка…
Неделю я шила, как одержимая. Сташа беспокоилась о моем здоровье и заставляла отвлекаться на обед, ужин, а также домашнюю работу. Иногда отправляла в лес за первой малиной, чтоб я подышала свежим воздухом.
Мишаня привез мне из города хорошие краски, которые должны были не смываться с ткани или затвердевшего ила, а еще - тонкие кисти. Кукла-оберег обзавелась красивой улыбкой и коромыслом с расписными ведерками. Коготки для мишек и волчат я покрасила в черный, для львят – в коричневый. Красиво расписала глазки-пуговки и покрыла лаком. Куклы и зверушки смотрели на меня, как живые.
Мастера-кукольники часто говорят, что вкладывают в свои творенья частичку собственной души. С нами можно бесконечно и безрезультатно спорить… Ведь это правда!
С самой первой своей куклы я почувствовала это состояние… Когда кукла в твоих руках перестает быть лоскутами ткани и начинает самостоятельную жизнь, обзаводится своим характером и судьбой.
И у каждого мастера есть своя традиция «оживления» игрушки. Кто-то зашивает внутрь конфетку-карамельку. Кто-то кладет маленький камешек или круглое декоративное стеклышко, как символическое сердечко.
Я всегда целовала своих кукол в носик и видела (пусть в это и сложно поверить!) как загораются живым светом их глазки.
Сейчас игрушки были полностью готовы, завтра утром мы с Мишаней поедем в храм и навестим детский приют.
Я взглянула на свой стол, на котором лежала все еще незаконченная кукла. Энфир. Я решила делать его не в полностью трансформированном виде, а с человеческим лицом. Нет, я не сразу на это решилась! Сперва, после того, как заполучила краски, я попыталась раскрасить случайно слепленное еще в первый вечер лицо, но получилось только хуже… Вылитый герцог Кабо.
Вот только выкинуть рука не поднялась. Не могу я так с куклами! Любую начатую куклу я принципиально доводила до конца, стараясь исправить все недочеты и мелкие косяки – в этом мой маленький перфекционист был неумолим. Но как я ни старалась, все равно получался герцог! Ну вашу Машу!
Вот и сейчас на столе лежала готовая голова, вылепленные мощные руки, ноги и торс, а также хвост и ости четырех крыльев. Все составное с шарами как для шарнирных соединений. Чтобы собрать и продолжить работу не хватало только хороших металлических деталей. Их обещал изготовить Вольфган, так же, как и меч для окончания хвоста.
Для крыльев я уже несколько дней собирала в лесу черные вороньи перья.
- Ты уже все собрала? – Мишаня заглянул в мою коморку как раз, когда я целовала зверят в носики и складывала в большую корзину. – Завтра можно будет выехать пораньше.
Я кивнула и улыбнулась, парня уже не передергивало от вида моего лица, поэтому я чувствовала себя в его компании свободно.
Следующим утром мы вместе навестили приют при храме, раздали детям игрушки. Нас везде сопровождал дотошный Орелий. Сам долго рассматривал игрушки и благосклонно улыбался. Потом мы уговорили его проводить нас к больной Анике. Девочка лежала в общей лечебной палате вместе со взрослыми пациентами, только ее кроватка была отгорожена белой занавеской.
Девочка была так же безжизненна и бесчувственна. Даже кожа стала немного сероватой. Я положила куклу рядом на постель ближе к стене, чтобы игрушка не мешала сестрам милосердия при уходе. Немного постояла рядом и пошла из палаты. Посещение подобных мест было слишком тяжело для меня.
На обратном пути Мишаня завез меня на рынок, где я пополнила запас всяческих необходимых для рукоделия мелочей.
К обеду мы были у Вольфгана. Сперва вервольф пригласил нас в сою мастерскую – пристройку к задней части особняка. Здесь было на что посмотреть! Нам с Мишаней устроили целую экскурсию, начиная от небольшой плавильной печи с большими кожаными мехами и небольшой наковальней, заканчивая чуть ли не ювелирной мастерской и экспозицией готовых изделий.
Глаза разбегались! Я еще раз восхитилась мастерством баронета.
- Как живые! – так и вырвалось из груди, когда я разглядывала фигурки животных размером с ладонь, не больше.
Особенно мне понравилась большая хищная птица, напоминающая сову. Я взяла ее с полки и долго вертела в руках, стараясь получше рассмотреть. Проработано было каждое перышко! Когти на лапах были остро заточены, а в больших круглых глазах играли металлические блики. Как так!
- Обед накрыт в малой столовой! – объявил словно из-под земли выросший дворецкий, и так же незаметно исчез.
- Идемте, идемте друзья! – поторопил нас хозяин дома. – Сегодня я специально к вашему визиту попросил приготовить дичь в ягодном соусе. У нашего повара она получается просто бесподобно!
Я поцеловала сову в крючковатый носи вернула на полку. Ну не смогла удержаться! Подхватила коробочку с металлической фурнитурой, что Вольф изготовил для меня по спецзаказу и моток проволоки, который сегодня спонтанно выклянчила, и поспешила вслед за мужчинами.
В столовой нас тепло и радушно приветствовала Альбина. Лицо Вольфгана вытянулось от нескрываемого удивления, но вслух он ничего не сказал.
Дичь была действительна превосходна!
- Вы такие молодцы! – щебетала хозяйка, которую словно подменили. – Поехали в храм, навестили детей в приюте… - она так и норовила заглянуть под мой капюшон. – И встали в такую рань! По мне – это просто подвиг.
- Да, обычное дело. – небрежно отмахнулась я. – В столице все знатные дамы занимаются благотворительностью. Это все от императорской семьи пошло… А теперь на благотворительность, особенно поддержку храма Великой Проматери особая мода.
Волчица открыла рот в изумлении на мой откровенный стеб, как ворона из басни. А я продолжила развешивать лапшу на благодатные уши. Мол одни леди поддерживают детей, другие – организуют школы для бедняков, третьи утверждают гранты и именные стипендии для талантливых, но бедных студентов и способствуют просвещению нации.
Когда мы распрощались с радушной хозяйкой, а баронет вызвался нас немного проводить, я таки отважилась задать вопрос.
- Послушай, Вольфган, я так и не поняла, что сегодня нашло на твою супругу?
- Я сам в шоке! – стушевался волк. – Обычно она так рано даже не встает.
- Зачем ты все это ей наговорила? – вклинился со своими претензиями Мишаня.
- Сама не знаю… - растерялась я. – Занесло меня маленько.
Весь вечер я провозилась, собирая энфира в единое целое. Шарниры установились идеально, кукла даже могла самостоятельно стоять на пятипалых мощных лапах с большими острыми когтями, которые я покрасила в черный и покрыла лаком. На руках-лапах тоже были мощные когти. Хвост собрала на проволоку, так, что он легко гнулся в разные стороны. С тонированием тела пришлось повозится, подбирая цвет так, чтобы обеспечить гармоничный переход от черного хвоста и лап, к светло-серому на груди. Лицо оставило белым, как мрамор, а вот брови и глаза прорисовала черным, прорисовала мелкие перышки, который начинались вместо волос от висков энфира. Завтра, уже при дневном свете, буду приклеивать к голове перышки лесного скворца, как волосы чудо-оборотня.
Это был полуразрушенный миллионами лет эрозии кратер вулкана. Стены из белого скальника поросли кривыми соснами и вереском, полого спускались к небольшому озеру, наполненному бирюзовой водой с округлыми более светлыми узорами, как на малахите.
- Там горячие ключи со дна бьют. – произнес Мишаня, разрушая мгновенья волшебства, повисшие в воздухе. – Они поднимают со дна белый ил и выносят на поверхность. Поэтому и кажется, что на воде узоры. Надо найти длинную палку. – он начал осматриваться по сторонам.
Достать со дна ила достаточной вязкости было не просто. Мишане пришлось прочно связать две длинных палки и прицепить поплотней на один конец небольшой берестяной черпак. В воду мы не полезли. Сразу у берега было очень вязко, ил просто затягивал. Каким бы красивым не было озеро, но купаться в нем было нельзя. Просто смертельно опасно.
Ил мы набирали около часа и складывали в два металлических ведерка, очень плотно закрывающиеся крышками.
- Если ил высохнет – водой его уже не разведешь. – пояснял Мишаня по ходу дела. – Только водой из этого озера. Не знаю, что в ней содержится, но не вздумай ее пить! И руки мой после того, как из ила лепить будешь. С мылом и на два раза! – наставлял он меня, как маленькую.
- А ил потом не будет вредным для здоровья?
- Нет. Когда высохнет и застынет, будет как камень, из которого состоят эти скалы.
Я присвистнула. Ничего себе, водичка!
В усадьбу мы вернулись только к ужину. Спуск с вулкана занял гораздо больше времени, чем подъем наверх. И это при том, что оба ведерка нес Мишаня, а я все силы направила на то, чтобы не сорваться вниз.
После ужина я не удержалась. Приготовила рабочее место в своей коморке, застелив стол старыми газетами. Набрала на дощечку немного вязкого ила и снова плотно закрыла ведерко. Лепить было приятно. По консистенции ил представлял что-то среднее между пластилином и полимерной глиной. И скоро у меня были готовы очень даже реалистичные вставные челюсти для нового Мишутки и заготовки для когтей и вставные челюсти для других игрушек: мишек, волков, львят…
Завтра высохнут, и вот тогда я всерьез примусь за работу!
Под конец у меня осталось еще немного ила, который тоже нужно было израсходовать. Пальцы сами начали лепить лицо. Резкие немного хищные черты, острые скулы, тонкие губы и нахмуренные брови… прямой аристократический нос… Черт! Надо ложиться спать.
Я вынесла все свои поделки на улицу, потому что Мишаня строго запретил сушить ил в доме, вымыла руки с мылом на три раза, и уже глубоко за полночь свернулась калачиком в своей постели в обнимку с пока еще беззубым медвежонком, проваливаясь в сон под слаженный храп вполне зубастых медведей…
Мне снилась Анечка…
Она нежно и с тоской смотрела на меня, а я смотрела на нее шестью глазками с разных ракурсов. Было забавно наблюдать подругу сразу с нескольких сторон. А еще, мы были в нашей мастерской в театре кукол. Хм? Я сижу на столе? Приснится же!
-Маленькие, вы же, действительно, как живые! – Анечка смахнула слезу, глаза ее были воспаленными. – А Маши уже сорок дней как нет… Точно говорят, она вкладывала в вас частичку души. Я вас дома починю. Мишутка вон, совсем обгорел местами… и лапку оторванную я кое как нашла.
Анечка взяла меня в руки и пустила в темноту рюкзака, рядом с косметичкой, кошельком и смартфоном. Другими двумя парами глазок я смотрела со стороны, как в рюкзак отправляется Настасья Петровна… Затем в рюкзак отправились Михайло Потапыч и Мишутка с оторванной лапкой, молния над моими головами застегнулась и я (или мы?) оказались в темном чреве рюкзака.
Гыыы! Похоже я превратилась сразу в трех медведей… Что вы скажете на это, доктор Фрэйд?
Трястись в темном рюкзаке было скучно. Попой Настасьи Петровны я нащупала Анин смартфон, провела по панели вощеным носиком, экран загорелся. Интересно… У подруги был все тот же графический ключ – косой крест. Так, что там в сети? Ищем-ищем… Так!
«При пожаре в театре кукол погибла актриса Мария Медведева. Череда неудач, сопровождающих девушку на протяжении жизни, подошла к концу трагической развязкой. 17 августа 20..г. Мария погибла при пожаре в театре, в котором работала последние годы, задохнувшись дымом…»
Ну вашу Машу! Читать собственный некролог – это было слишком!
Сорок дней… кажется так сказала Анечка.
Ой! Я встала на свою спинку… Точнее Михайло Потапыч встал на спину Настасьи Петровны и, немного расстегнув молнию, высунул мордочку из рюкзака…
Судя по окрестным видам, Анечка выходила из метро где-то на окраине Москвы. Лужи, мелкий моросящий дождь, первые желтые листки под ногами, хотя в свете фонарей основная масса деревьев еще была зеленой. Аня зашла в маршрутку. Раньше я как-то не особо задумывалась, насколько далеко от работы она живет, но еще сорок минут в маршрутке добили мои плюшевые попки. А Аня похоже ехала стоя.
Затем опять улица. Дождь уже не моросит, фонари дают достаточно света, чтобы разобрать дорогу… Какой-то отдаленный спальный район. Внезапно Аня остановилась. Я чуть не свалилась на дно рюкзака, но поддержала себя снизу лапками, расстегнула молнию по шире, в попытке понять причину.
- Куда спешим, красавица? – сиплый мужской голос.
Аня дергается в сторону в попытке избежать опасности, а я вываливаюсь из рюкзака на мокрый асфальт, барахтаюсь, но все-таки встаю на четвереньки. Аню преследует мужчина, но не долго. Несколько шагов, и он с размаху бьет девушку в висок.
Улица безлюдна…
Не знаю, что на меня нашло, но в голове пронеслись возможные строки нового некролога. Я попыталась зарычать в три пасти, но голосовые связки отсутствовали. Не делаю я их куклам…
Глазки залило красным. Со всех четырех лапок я бросилась на мужчину, который сейчас склонился с ножом над подругой и начал обыскивать карманы. Разинув пасть с острыми полимерными зубками, я впилась в ногу мужчины аккурат в то место, где заканчиваются туфли и начинается спортивное трико, и где по идее должна была бы быть резинка носка, но в силу новой моды, отсутствовала, обнажая незащищенные сухожилья.
Мужчина взвыл.
Из рюкзака уже выбиралась подмога. Я не стала мешкать и вцепилась когтями всех четырех лапок в лицо. Пока одни мои челюсти терзали ногу, а лицо противника разрывали маленькие коготочки, последний я тоже принял участие в драке, вцепившись маленькими зубками в руку с ножом.
Мужчина выронил нож, орал и изо всех сил пытался от нас избавиться… Потом я почувствовала, как меня взяли за шкирку, потянули, мои когти наконец оторвались от лица, которое теперь напоминало месиво, и я полетела в кусты…
Затем, меня скинули с запястья. Я плюхнулась попой на мокрый асфальт, наблюдая, как Михайло Потапыч продолжает терзать ногу нападавшего. Глазки опять налились красным, и я побрела в атаку на трех лапках…
Где-то в стороне, я, промокнув до нитки, упорно выбиралась из колючего кустарника…
Повторная атака не удалась. Меня отцепили от лодыжки, отбросили подальше…
Двумя парами глазок я наблюдала, как хромая удирает мой противник.
Анечка была без сознания, но жива. Я осматривала ее одновременно с нескольких сторон, под головой девушки натекла небольшая лужица крови. Игрушечные ротики не могли позвать на помощь…
Смартфон!
Я дружно полезла назад в рюкзак. У меня получилось набрать и скорую и полицию, но я не смогла сказать ни слова.
Головы, набитые синтепоном, соображали медленно. Наконец, я сообразила написать СМС Аниной маме, описав место происшествия. И лишь через двадцать минут услышала приближающуюся сирену машины скорой помощи.
Аню положили на носилки и погрузили в машину, туда же небрежно забросили Анин рюкзак со мной. Машина тронулась. Врачи устанавливали капельницу. Рядом плакала пожилая женщина…
Где-то на заднем плане становилось все громче и громче горловое пение Тувинского хора, наконец перекрывая своим гулом все другие звуки…
Я очнулась сидя на кровати в своей коморке. За стеной все так же храпели медведи, свет от голубой луны падал на пол через открытое окно. Не сразу сообразила, что крепко прижимаю к груди маленького игрушечного медвежонка…
Глава двенадцатая. Рожденные поцелованными в носик.
Неделю я шила, как одержимая. Сташа беспокоилась о моем здоровье и заставляла отвлекаться на обед, ужин, а также домашнюю работу. Иногда отправляла в лес за первой малиной, чтоб я подышала свежим воздухом.
Мишаня привез мне из города хорошие краски, которые должны были не смываться с ткани или затвердевшего ила, а еще - тонкие кисти. Кукла-оберег обзавелась красивой улыбкой и коромыслом с расписными ведерками. Коготки для мишек и волчат я покрасила в черный, для львят – в коричневый. Красиво расписала глазки-пуговки и покрыла лаком. Куклы и зверушки смотрели на меня, как живые.
Мастера-кукольники часто говорят, что вкладывают в свои творенья частичку собственной души. С нами можно бесконечно и безрезультатно спорить… Ведь это правда!
С самой первой своей куклы я почувствовала это состояние… Когда кукла в твоих руках перестает быть лоскутами ткани и начинает самостоятельную жизнь, обзаводится своим характером и судьбой.
И у каждого мастера есть своя традиция «оживления» игрушки. Кто-то зашивает внутрь конфетку-карамельку. Кто-то кладет маленький камешек или круглое декоративное стеклышко, как символическое сердечко.
Я всегда целовала своих кукол в носик и видела (пусть в это и сложно поверить!) как загораются живым светом их глазки.
Сейчас игрушки были полностью готовы, завтра утром мы с Мишаней поедем в храм и навестим детский приют.
Я взглянула на свой стол, на котором лежала все еще незаконченная кукла. Энфир. Я решила делать его не в полностью трансформированном виде, а с человеческим лицом. Нет, я не сразу на это решилась! Сперва, после того, как заполучила краски, я попыталась раскрасить случайно слепленное еще в первый вечер лицо, но получилось только хуже… Вылитый герцог Кабо.
Вот только выкинуть рука не поднялась. Не могу я так с куклами! Любую начатую куклу я принципиально доводила до конца, стараясь исправить все недочеты и мелкие косяки – в этом мой маленький перфекционист был неумолим. Но как я ни старалась, все равно получался герцог! Ну вашу Машу!
Вот и сейчас на столе лежала готовая голова, вылепленные мощные руки, ноги и торс, а также хвост и ости четырех крыльев. Все составное с шарами как для шарнирных соединений. Чтобы собрать и продолжить работу не хватало только хороших металлических деталей. Их обещал изготовить Вольфган, так же, как и меч для окончания хвоста.
Для крыльев я уже несколько дней собирала в лесу черные вороньи перья.
- Ты уже все собрала? – Мишаня заглянул в мою коморку как раз, когда я целовала зверят в носики и складывала в большую корзину. – Завтра можно будет выехать пораньше.
Я кивнула и улыбнулась, парня уже не передергивало от вида моего лица, поэтому я чувствовала себя в его компании свободно.
Следующим утром мы вместе навестили приют при храме, раздали детям игрушки. Нас везде сопровождал дотошный Орелий. Сам долго рассматривал игрушки и благосклонно улыбался. Потом мы уговорили его проводить нас к больной Анике. Девочка лежала в общей лечебной палате вместе со взрослыми пациентами, только ее кроватка была отгорожена белой занавеской.
Девочка была так же безжизненна и бесчувственна. Даже кожа стала немного сероватой. Я положила куклу рядом на постель ближе к стене, чтобы игрушка не мешала сестрам милосердия при уходе. Немного постояла рядом и пошла из палаты. Посещение подобных мест было слишком тяжело для меня.
На обратном пути Мишаня завез меня на рынок, где я пополнила запас всяческих необходимых для рукоделия мелочей.
К обеду мы были у Вольфгана. Сперва вервольф пригласил нас в сою мастерскую – пристройку к задней части особняка. Здесь было на что посмотреть! Нам с Мишаней устроили целую экскурсию, начиная от небольшой плавильной печи с большими кожаными мехами и небольшой наковальней, заканчивая чуть ли не ювелирной мастерской и экспозицией готовых изделий.
Глаза разбегались! Я еще раз восхитилась мастерством баронета.
- Как живые! – так и вырвалось из груди, когда я разглядывала фигурки животных размером с ладонь, не больше.
Особенно мне понравилась большая хищная птица, напоминающая сову. Я взяла ее с полки и долго вертела в руках, стараясь получше рассмотреть. Проработано было каждое перышко! Когти на лапах были остро заточены, а в больших круглых глазах играли металлические блики. Как так!
- Обед накрыт в малой столовой! – объявил словно из-под земли выросший дворецкий, и так же незаметно исчез.
- Идемте, идемте друзья! – поторопил нас хозяин дома. – Сегодня я специально к вашему визиту попросил приготовить дичь в ягодном соусе. У нашего повара она получается просто бесподобно!
Я поцеловала сову в крючковатый носи вернула на полку. Ну не смогла удержаться! Подхватила коробочку с металлической фурнитурой, что Вольф изготовил для меня по спецзаказу и моток проволоки, который сегодня спонтанно выклянчила, и поспешила вслед за мужчинами.
В столовой нас тепло и радушно приветствовала Альбина. Лицо Вольфгана вытянулось от нескрываемого удивления, но вслух он ничего не сказал.
Дичь была действительна превосходна!
- Вы такие молодцы! – щебетала хозяйка, которую словно подменили. – Поехали в храм, навестили детей в приюте… - она так и норовила заглянуть под мой капюшон. – И встали в такую рань! По мне – это просто подвиг.
- Да, обычное дело. – небрежно отмахнулась я. – В столице все знатные дамы занимаются благотворительностью. Это все от императорской семьи пошло… А теперь на благотворительность, особенно поддержку храма Великой Проматери особая мода.
Волчица открыла рот в изумлении на мой откровенный стеб, как ворона из басни. А я продолжила развешивать лапшу на благодатные уши. Мол одни леди поддерживают детей, другие – организуют школы для бедняков, третьи утверждают гранты и именные стипендии для талантливых, но бедных студентов и способствуют просвещению нации.
Когда мы распрощались с радушной хозяйкой, а баронет вызвался нас немного проводить, я таки отважилась задать вопрос.
- Послушай, Вольфган, я так и не поняла, что сегодня нашло на твою супругу?
- Я сам в шоке! – стушевался волк. – Обычно она так рано даже не встает.
- Зачем ты все это ей наговорила? – вклинился со своими претензиями Мишаня.
- Сама не знаю… - растерялась я. – Занесло меня маленько.
Весь вечер я провозилась, собирая энфира в единое целое. Шарниры установились идеально, кукла даже могла самостоятельно стоять на пятипалых мощных лапах с большими острыми когтями, которые я покрасила в черный и покрыла лаком. На руках-лапах тоже были мощные когти. Хвост собрала на проволоку, так, что он легко гнулся в разные стороны. С тонированием тела пришлось повозится, подбирая цвет так, чтобы обеспечить гармоничный переход от черного хвоста и лап, к светло-серому на груди. Лицо оставило белым, как мрамор, а вот брови и глаза прорисовала черным, прорисовала мелкие перышки, который начинались вместо волос от висков энфира. Завтра, уже при дневном свете, буду приклеивать к голове перышки лесного скворца, как волосы чудо-оборотня.
