- Что непонятного было в моим словах, идиотка? Сидеть тихо и ждать – это так сложно? Тебе голова для чего дана?
Он не кричал. Говорил тихо и спокойно, но складывалось впечатления, что лучше бы орал в голос.
- Я целую кучу времени потратил на то, чтобы все подготовить. А ты вот так запросто, за один день свела все мои усилия на нет.
Эмоции все-таки прорвались, но не в голосе. По будто окаменевшему лицо прошла легкая рябь, на краткий миг явив перекошенные бешенством черты.
- Благодаря твоей тупости от этого места за версту разит магией алрхаги. Любой мало-мальски обученный барн просто не сможет пройти мимо.
Казалось, он ждет объяснений, и Гиарис пискнула что-то невразумительное, так как на большее была неспособна. Боль от всего и сразу, а также страх, поселившийся в душе после его слов, временно лишили способности не только говорить, но и связно мыслить.
Наконец ее предплечья сдавили в последний раз, однозначно наказывая, а после отшвырнули в сторону, совершенно не заботясь о том, как и на что станет приземляться.
Рухнула Гиарис прямиком в кучу мусора, которую старательно не замечала, пока томилась ожиданием. Упала на обожженную печатью руку и взвыла в голос. Боль такая – словами не передать. А еще что-то треснуло, но это, похоже, одна из обглоданных медведем костей.
Но вскоре выяснилось, все пережитое только цветочки. Не успела Гиарис прийти в себя, ее дернули за здоровую руку, вынуждая сесть, а после немилосердно поставили на ноги и потащили к костру, где пихнув на колени, продолжили экзекуцию.
- Ты даже не идиотка. Ты ненормальная! Сдвинутая от рождения! – сыпал эпитетами он, изучая последствия ее отчаянных попыток открыть туннель.
В ответ Гиарис сдавленно стонала, неспособная ни руки отнять, ни возмутиться. Собственное запястье виделось размытым пятном из-за пелены слез, застилающей взор, а его палец, которым тыкал в печать то здесь, то там и вовсе оказался невидимым. Только ощущался предельно остро.
Наконец ее оставили в покое, напутствовав язвительным:
- Не самый удачный способ убиться. Хочешь умереть – выпей яду, сигани со скалы. Зарежься, в конце концов! Все лучше, чем сгореть заживо.
Чем он занялся после этой тирады, Гиарис не знала, и знать не хотела. Осталась сидеть, где была – частично на лежанке, частично нет, ничего не видящими глазами глядя прямо перед собой. В его «сгореть заживо» она, конечно, не поверила, только чем дальше, тем сильнее стреляла и пульсировала рука, точно собиралась опровергнуть сформированное ею мнение.
Но самое ужасное - она даже злиться не могла! А здоровая злость сейчас оказалась бы весьма кстати. Действенное средство отвлечься, забыться и спустить пар – проверено на собственном опыте.
Сколько сидела так, укрывшись коконом безразличия, непонятно. И сколько бы еще просидела одной Акхэ известно, но невозможный ищейка рассудил иначе.
- Вставай. Мы уходим, - непререкаемо заявил он, и Гиарис болезненного дернулась от льдистых интонаций его голоса.
Рассредоточенный доселе взгляд сфокусировался на волевом лице.
- Зачем? – если кокон безразличия он успешно пробил, через охватившую девушку апатию пока не прорвался. Прозвучало вяло и безучастно.
- Ты чем слушала? Здесь больше небезопасно, - холодно выплюнул мужчина, явно не стремящийся облегчить ее страдания.
Гиарис качнула головой и устало прикрыла глаза.
- Я не могу. Я остаюсь.
Возражений не приняли. Он рывком поднял на ноги и ужалил злым взглядом.
- Э нет, Ваше превосходительство! Встаете на лапки и топаете за мной. Без разговоров!
Она вновь едва заметно качнула головой, баюкая пульсирующую болью руку.
- Не могу. Мне больно.
Его взгляд на миг потеплел – или показалось? - а после заново завернулся в леденящий душу панцирь.
- Больно - это хорошо. Больно – значит жива. Значит запомнишь. А сейчас шагай, давай! Раз уж сумела спалить добрую половину печати и не остаться без руки, несколько сотен шагов как-нибудь протопаешь. Вперед!
Хорошо знакомая насмешка вкупе с иронично заломленной бровью сделали свое дело. В Гиарис проснулась злость.
- Иди ты… - выдохнула она, незаметно для себя самой вытянувшись по струнке.
Треклятая бровь взлетела еще выше.
- Это ты пойдешь. Причем, как миленькая. И только попробуй выкинуть что-нибудь эдакое, – вновь вернувшись к ледяной холодности. – Я ведь могу и забыть, что ушел со службы, - не то предостерегая, не то сознательно запугивая.
Гиарис перекосило от неприятия. Вот сволочь! Пользуется ее слабостью!
Пламя злости разгорелось сильнее.
- Что ж ты не сдох-то, а? – в сердцах впечатав кулак в непробиваемую грудь. – Мир бы стал лучше! – забыв о боли, об апатии, обо всем.
Вторая бровь неумолимо поползла вверх.
- А вот это вряд ли, - как-то уж слишком многозначительно отозвался он и, оставив пустой разговор, принялся тушить костер.
16 гарха 847 года
Когда обида и неприятие застилают взор, а желание отплатить становится роковым
Гиарис держалась на чистом упрямстве. Стиснув зубы, упорно переставляла ноги. Один шаг, другой, сотый, тысячный… Со счета сбилась давным-давно. Покоящаяся на перевязи рука горела огнем.
Где и когда обзавелась этой самой перевязью, девушка не помнила. О парочке кратковременных привалов, призванных дать ей возможность продышаться, и вовсе предпочла забыть, продолжая лепить в сознании образ черствого, грубого, непрошибаемого истукана, который, по ее мнению, идеально подходил бывшему ищейке.
Хотя о чем это она? Сыскари бывшими не бывают! Вот и этот – вертит головой, принюхивается, точно по следу идет.
Наконец добрались до узкой речушки. Ну как узкой – перепрыгнуть точно не получится. Покосилась на мучителя. Он что – предлагает ей раздеться и войти в воду?
Ответ пришел без ее непосредственного участия.
- Ниже по течению брод. Там шире, но зато всего по колено, - умывшись, проинформировал он.
Гиарис глянула в означенную сторону. До этого самого брода, судя по всему, шагать и шагать. Вздохнула.
- Ну что застыла? Иди сюда, ожог посмотрю, - внезапно подозвал он, и Гиарис вздрогнула, рефлекторно прикрыв пострадавшую конечность здоровой рукой.
Помнила она его предыдущий осмотр! До сих пор мушки перед глазами!
Он не то раздосадовано, не то нетерпеливо выдохнул.
- Иди, иди… Больно не сделаю, только легче станет. Не бойся, - вроде бы убедительно, и все равно верится с трудом.
В конце концов, решилась. Приблизилась. Он усадил на землю и, сняв руку с перевязи, вдумчиво оглядел. Гиарис тоже посмотрела, хотя пока шли, старалась не разглядывать. Выглядела рука отвратительно. Покрасневшая практически до локтя, опухшая так, что пальцы не гнутся, местами покрытая лиловыми пятнами.
Он покачал головой и, совершенно точно, намеревался что-то сказать, но передумал. После стал рвать и разминать предварительно омытые листья какого-то растения, складывая их поверх вещевого мешка. Гиарис с тревогой наблюдала за его действиями и стойко молчала, вопреки желанию засыпать вопросами. Что это за растение? Что он собирается делать? И как это поможет?
Наконец Вирхен удовлетворенно кивнул и, придержав ладонью зеленую массу, достал из мешка рубаху. Или точнее то, что от нее осталось.
Оторвав несколько относительно широких тканевых полос, вновь опустился на корточки и бережно взял за запястье.
- Потерпи немного. Я аккуратно, - с удивительно мягкими интонациями.
Гиарис болезненно зашипела и прикусила губу, когда первый из листьев коснулся кожи. Потом второй, третий... Прикладывая листья, Вирхен постепенно обматывал ее руку тканью, и так пока повязка не достигла локтя.
Завязав узелок, окинул удовлетворенным взглядом дело своих рук.
- Скоро должно полегчать, а перед сном повторим, - поднимаясь. – Верни в перевязь, чтобы в покое была.
Девушка послушно пристроила руку, куда велено, и шумно выдохнула сквозь зубы. Как он ни старался, без усиления болевых ощущений не обошлось. Посидела немного, сквозь ресницы наблюдая за тем, как еще несколько крупных листьев были сорваны с куста и исчезли в мешке.
- Ладно. Выдвигаемся, - взгромоздив поклажу на плечо, заявил ищейка и, обласкав ее неопределенным взглядом, добавил: - Недолго осталось.
Гиарис мысленно застонала. Недолго, в его представлении, это сколько, интересно?
Но делать нечего. Кое-как поднявшись, понуро поплелась следом, стараясь не думать о том, что скоро даже упрямство не поможет. Рухнет где-нибудь и больше не поднимется.
Шли, и правда, недолго. Он, видимо, сбавил темп, и ей больше не приходилось постоянно нагонять, ощущая на себе пристальный взгляд. Когда же Вирхен остановился и принялся разуваться, Гиарис обреченно уставилась на воду, отнюдь не уверенная, что благополучно переберется на ту сторону. Дна не видно, насколько глубоко непонятно. Даже если снимет ботинки, нести их и придерживать подол одной рукой не получится. Придется мочить юбку. А если оступится, и вовсе немудрено искупаться.
Пока размышляла, он не только справился со своей задачей, но и успел подкрасться со спины.
- Готова? – раздалось над ухом, и Гиарис дернулась, поворачиваясь.
В серых глазах вопрос и еще что-то. Сочувствие?
Сообщить о том, что не только не готова, но и не горит желанием приступать к этому процессу, девушка не успела.
- Держись за шею, - скомандовал он, и спустя миг точно пушинка взмыла в воздух, болтая ногами от неожиданности. – Расслабься, а то уроню, - снабдили ее советом и, как ни в нем не бывало, шагнули в воду.
Совету Гиарис последовала. Как в последний оплот вцепилась в шею здоровой рукой. А вот расслабиться не удалось вплоть до момента, когда ноги вновь коснулись земли. Обретя равновесие, воззрилась исподлобья.
- Не за что, - насмешливо поклонился он и, усевшись на землю, принялся натягивать ботинки.
Гиарис молчала непозволительно долго – он успел не только обуться, подняться, но и отойти на несколько шагов – чтобы в итоге сдаться под напором старательно отодвигаемой на задворки совести.
Дуться можно сколь угодно долго, но, как ни крути, он прав. Она сама виновата – сглупила. Сначала не подумала об остаточной магии, а затем еще и атакующим заклятьем запустила, едва не угробив. Кто угодно стал бы орать и беситься. Или даже ответил сторицей. А он продолжает опекать, руку обработал, через реку перенес.
Тяжело вздохнув, Гиарис снизошла до благодарности.
- Спасибо, - не то чтобы громко, но и не тихо.
Он остановился, обернулся.
- Что прости?
- Спасибо, что донес, - самую малость повысив голос, повторила она, не зная куда деться под его вопрошающим взглядом.
И вновь эта самая иронично вздернутая бровь, которая так бесит.
- Всегда пожалуйста… - нарочито поклонился он, после добавив: - Я, знаешь ли, привык думать наперед.
И прежде чем Гиарис успела определиться, как относиться к последнему высказыванию, добил окончательно:
- В мокрой юбке ты бы замедлила нас до темпа улитки.
Естественно, все благие размышления о собственной глупости, что недавно лезли в голову, оказались сметены его насмешливыми интонациями. Гиарис сперва насупилась, затем недовольно поджала губы, и, наконец, устремилась вперед, стараясь смотреть сквозь треклятого ищейку. Умрет, но о пощаде не попросит! Ноги перестанут нести – поползет! И обязательно, всенепременно отплатит Его ненавистному Сиятельству за подложенную свинью! Пусть только попадется!
Марш бросок от реки оказался недолгим. Усердно костеря своего спутника на все лады, Гиарис даже не заметила, как тот внезапно остановился, и чуть было не врезалась в широкую спину.
- Пришли, - обрадовал он, не соизволив обернуться, и девушка не удержалась от язвительного уточнения.
- И где же новая берлога? Сам рыть будешь?
Он загадочно хмыкнул и, ничего не объясняя, стал продираться сквозь кусты, ни капельки этим не удивив. Точнее удивил, но не этим, а тем, что придерживал для нее отведенные в стороны веточки. Внезапно озаботился ее комфортом?
Как бы там ни было, благодарить Гиарис не стала. Прошлого раза хватило с лихвой. Благополучно преодолев живую изгородь, недоуменно заозиралась. Ничего отдаленно напоминающего укрытие тут отродясь не было. Местность как местность – они по такой весь вечер топали. Разве что внушительных размеров валун валяется. И откуда только взялся? Да еще под раскидистым деревом?
Памятуя о вчерашнем дне и о замаскированном входе в берлогу, покрутилась на месте, выискивая то, что могла упустить при поверхностном осмотре, но ничего нового в глаза не бросилось. Покосилась на провожатого. Тот уже у валуна. Сидит на корточках и загребает руками прошлогоднюю листву с вкраплениями свеженьких - зеленых.
- Что ты делаешь? – не выдержала Гиарис, вновь недоуменно оглядевшись.
У него здесь схрон что ли какой-то припрятан? Другого объяснения не было.
Посомневавшись, подошла поближе.
- Что молчишь?
Он на мгновенье прервался. Глянул коротко.
- Собираюсь огонь развести и пока окончательно не стемнело, изловить кого-то на ужин, - вернувшись к оставленному занятию. – Дичь, что нес с собой, сгинула в медвежьей куче.
Щеки Гиарис полыхнули краской вины, но досада на собственную оплошность оказалась кратковременной. Победило любопытство.
Она помялась, решая, спрашивать или нет.
- Хочешь сказать, мы здесь останемся? - неуверенно.
Соизволил оглянуться.
- У тебя с этим какие-то проблемы?
- Даже не знаю… - не успев осмыслить. – А вдруг дождь пойдет?
- Так молись, чтобы не пошел. Молиться-то умеешь, или не научили? – переместившись левее.
Чуть нагнувшись, Гиарис заглянула вглубь рукотворной ямы, ранее припорошенной листвой. Та имела несуразную конфигурацию на подобии бутыля – узкое горло и раздающееся вширь основание. Внутри лежал хворост. Похоже не пошутил. И правда собирается огонь разводить, да еще таким странным образом.
- Нас же заметят... Если искать станут, - после паузы.
В ночное время костер однозначно бросится в глаза. Да и в дневное легко можно вычислить местонахождение по дыму.
- Огонь – отличный ориентир, - с тревогой.
Сейчас не до сарказма и не до огрызаний. Они же прячутся, в конце концов!
Он отшвырнул очередную порцию листвы. Отряхнул руки.
- Не станут и не заметят, - безоговорочно. – Помощница из тебя никакая, так что, будь добра, не мешай.
Ожидать более внятных объяснений явно не стоило, и Гиарис, жестко приструнив тревогу и любопытство, отошла немного и, припав спиной к валуну, принялась изучать ветвистую крону. Та имела весьма внушительный вид. Простиралась от ствола на добрый десяток шагов, хотя сам ствол при всей его толщине был относительно короток. Несуразное какое-то дерево, но в чем ему точно не откажешь – в случае непогоды пространство под ним долгое время будет оставаться сухим.
После внимание переключилось на убывающий день. Смеркалось. На посеревшем небе зажглись первые блеклые звезды. Не успеют оглянуться, как полновесная ночь вступит в свои права.
Последняя мысль вынудила вернуться к тревоге. Прелести походной жизни и раньше не особо ее вдохновляли, а в сложившихся обстоятельствах и вовсе претили. Рука по-прежнему ныла, горела, хоть и значительно меньше - видать, чудодейственная травка взялась за дело. Все тело разбила молота.
Он не кричал. Говорил тихо и спокойно, но складывалось впечатления, что лучше бы орал в голос.
- Я целую кучу времени потратил на то, чтобы все подготовить. А ты вот так запросто, за один день свела все мои усилия на нет.
Эмоции все-таки прорвались, но не в голосе. По будто окаменевшему лицо прошла легкая рябь, на краткий миг явив перекошенные бешенством черты.
- Благодаря твоей тупости от этого места за версту разит магией алрхаги. Любой мало-мальски обученный барн просто не сможет пройти мимо.
Казалось, он ждет объяснений, и Гиарис пискнула что-то невразумительное, так как на большее была неспособна. Боль от всего и сразу, а также страх, поселившийся в душе после его слов, временно лишили способности не только говорить, но и связно мыслить.
Наконец ее предплечья сдавили в последний раз, однозначно наказывая, а после отшвырнули в сторону, совершенно не заботясь о том, как и на что станет приземляться.
Рухнула Гиарис прямиком в кучу мусора, которую старательно не замечала, пока томилась ожиданием. Упала на обожженную печатью руку и взвыла в голос. Боль такая – словами не передать. А еще что-то треснуло, но это, похоже, одна из обглоданных медведем костей.
Но вскоре выяснилось, все пережитое только цветочки. Не успела Гиарис прийти в себя, ее дернули за здоровую руку, вынуждая сесть, а после немилосердно поставили на ноги и потащили к костру, где пихнув на колени, продолжили экзекуцию.
- Ты даже не идиотка. Ты ненормальная! Сдвинутая от рождения! – сыпал эпитетами он, изучая последствия ее отчаянных попыток открыть туннель.
В ответ Гиарис сдавленно стонала, неспособная ни руки отнять, ни возмутиться. Собственное запястье виделось размытым пятном из-за пелены слез, застилающей взор, а его палец, которым тыкал в печать то здесь, то там и вовсе оказался невидимым. Только ощущался предельно остро.
Наконец ее оставили в покое, напутствовав язвительным:
- Не самый удачный способ убиться. Хочешь умереть – выпей яду, сигани со скалы. Зарежься, в конце концов! Все лучше, чем сгореть заживо.
Чем он занялся после этой тирады, Гиарис не знала, и знать не хотела. Осталась сидеть, где была – частично на лежанке, частично нет, ничего не видящими глазами глядя прямо перед собой. В его «сгореть заживо» она, конечно, не поверила, только чем дальше, тем сильнее стреляла и пульсировала рука, точно собиралась опровергнуть сформированное ею мнение.
Но самое ужасное - она даже злиться не могла! А здоровая злость сейчас оказалась бы весьма кстати. Действенное средство отвлечься, забыться и спустить пар – проверено на собственном опыте.
Сколько сидела так, укрывшись коконом безразличия, непонятно. И сколько бы еще просидела одной Акхэ известно, но невозможный ищейка рассудил иначе.
- Вставай. Мы уходим, - непререкаемо заявил он, и Гиарис болезненного дернулась от льдистых интонаций его голоса.
Рассредоточенный доселе взгляд сфокусировался на волевом лице.
- Зачем? – если кокон безразличия он успешно пробил, через охватившую девушку апатию пока не прорвался. Прозвучало вяло и безучастно.
- Ты чем слушала? Здесь больше небезопасно, - холодно выплюнул мужчина, явно не стремящийся облегчить ее страдания.
Гиарис качнула головой и устало прикрыла глаза.
- Я не могу. Я остаюсь.
Возражений не приняли. Он рывком поднял на ноги и ужалил злым взглядом.
- Э нет, Ваше превосходительство! Встаете на лапки и топаете за мной. Без разговоров!
Она вновь едва заметно качнула головой, баюкая пульсирующую болью руку.
- Не могу. Мне больно.
Его взгляд на миг потеплел – или показалось? - а после заново завернулся в леденящий душу панцирь.
- Больно - это хорошо. Больно – значит жива. Значит запомнишь. А сейчас шагай, давай! Раз уж сумела спалить добрую половину печати и не остаться без руки, несколько сотен шагов как-нибудь протопаешь. Вперед!
Хорошо знакомая насмешка вкупе с иронично заломленной бровью сделали свое дело. В Гиарис проснулась злость.
- Иди ты… - выдохнула она, незаметно для себя самой вытянувшись по струнке.
Треклятая бровь взлетела еще выше.
- Это ты пойдешь. Причем, как миленькая. И только попробуй выкинуть что-нибудь эдакое, – вновь вернувшись к ледяной холодности. – Я ведь могу и забыть, что ушел со службы, - не то предостерегая, не то сознательно запугивая.
Гиарис перекосило от неприятия. Вот сволочь! Пользуется ее слабостью!
Пламя злости разгорелось сильнее.
- Что ж ты не сдох-то, а? – в сердцах впечатав кулак в непробиваемую грудь. – Мир бы стал лучше! – забыв о боли, об апатии, обо всем.
Вторая бровь неумолимо поползла вверх.
- А вот это вряд ли, - как-то уж слишком многозначительно отозвался он и, оставив пустой разговор, принялся тушить костер.
ГЛАВА 3
16 гарха 847 года
Когда обида и неприятие застилают взор, а желание отплатить становится роковым
Гиарис держалась на чистом упрямстве. Стиснув зубы, упорно переставляла ноги. Один шаг, другой, сотый, тысячный… Со счета сбилась давным-давно. Покоящаяся на перевязи рука горела огнем.
Где и когда обзавелась этой самой перевязью, девушка не помнила. О парочке кратковременных привалов, призванных дать ей возможность продышаться, и вовсе предпочла забыть, продолжая лепить в сознании образ черствого, грубого, непрошибаемого истукана, который, по ее мнению, идеально подходил бывшему ищейке.
Хотя о чем это она? Сыскари бывшими не бывают! Вот и этот – вертит головой, принюхивается, точно по следу идет.
Наконец добрались до узкой речушки. Ну как узкой – перепрыгнуть точно не получится. Покосилась на мучителя. Он что – предлагает ей раздеться и войти в воду?
Ответ пришел без ее непосредственного участия.
- Ниже по течению брод. Там шире, но зато всего по колено, - умывшись, проинформировал он.
Гиарис глянула в означенную сторону. До этого самого брода, судя по всему, шагать и шагать. Вздохнула.
- Ну что застыла? Иди сюда, ожог посмотрю, - внезапно подозвал он, и Гиарис вздрогнула, рефлекторно прикрыв пострадавшую конечность здоровой рукой.
Помнила она его предыдущий осмотр! До сих пор мушки перед глазами!
Он не то раздосадовано, не то нетерпеливо выдохнул.
- Иди, иди… Больно не сделаю, только легче станет. Не бойся, - вроде бы убедительно, и все равно верится с трудом.
В конце концов, решилась. Приблизилась. Он усадил на землю и, сняв руку с перевязи, вдумчиво оглядел. Гиарис тоже посмотрела, хотя пока шли, старалась не разглядывать. Выглядела рука отвратительно. Покрасневшая практически до локтя, опухшая так, что пальцы не гнутся, местами покрытая лиловыми пятнами.
Он покачал головой и, совершенно точно, намеревался что-то сказать, но передумал. После стал рвать и разминать предварительно омытые листья какого-то растения, складывая их поверх вещевого мешка. Гиарис с тревогой наблюдала за его действиями и стойко молчала, вопреки желанию засыпать вопросами. Что это за растение? Что он собирается делать? И как это поможет?
Наконец Вирхен удовлетворенно кивнул и, придержав ладонью зеленую массу, достал из мешка рубаху. Или точнее то, что от нее осталось.
Оторвав несколько относительно широких тканевых полос, вновь опустился на корточки и бережно взял за запястье.
- Потерпи немного. Я аккуратно, - с удивительно мягкими интонациями.
Гиарис болезненно зашипела и прикусила губу, когда первый из листьев коснулся кожи. Потом второй, третий... Прикладывая листья, Вирхен постепенно обматывал ее руку тканью, и так пока повязка не достигла локтя.
Завязав узелок, окинул удовлетворенным взглядом дело своих рук.
- Скоро должно полегчать, а перед сном повторим, - поднимаясь. – Верни в перевязь, чтобы в покое была.
Девушка послушно пристроила руку, куда велено, и шумно выдохнула сквозь зубы. Как он ни старался, без усиления болевых ощущений не обошлось. Посидела немного, сквозь ресницы наблюдая за тем, как еще несколько крупных листьев были сорваны с куста и исчезли в мешке.
- Ладно. Выдвигаемся, - взгромоздив поклажу на плечо, заявил ищейка и, обласкав ее неопределенным взглядом, добавил: - Недолго осталось.
Гиарис мысленно застонала. Недолго, в его представлении, это сколько, интересно?
Но делать нечего. Кое-как поднявшись, понуро поплелась следом, стараясь не думать о том, что скоро даже упрямство не поможет. Рухнет где-нибудь и больше не поднимется.
Шли, и правда, недолго. Он, видимо, сбавил темп, и ей больше не приходилось постоянно нагонять, ощущая на себе пристальный взгляд. Когда же Вирхен остановился и принялся разуваться, Гиарис обреченно уставилась на воду, отнюдь не уверенная, что благополучно переберется на ту сторону. Дна не видно, насколько глубоко непонятно. Даже если снимет ботинки, нести их и придерживать подол одной рукой не получится. Придется мочить юбку. А если оступится, и вовсе немудрено искупаться.
Пока размышляла, он не только справился со своей задачей, но и успел подкрасться со спины.
- Готова? – раздалось над ухом, и Гиарис дернулась, поворачиваясь.
В серых глазах вопрос и еще что-то. Сочувствие?
Сообщить о том, что не только не готова, но и не горит желанием приступать к этому процессу, девушка не успела.
- Держись за шею, - скомандовал он, и спустя миг точно пушинка взмыла в воздух, болтая ногами от неожиданности. – Расслабься, а то уроню, - снабдили ее советом и, как ни в нем не бывало, шагнули в воду.
Совету Гиарис последовала. Как в последний оплот вцепилась в шею здоровой рукой. А вот расслабиться не удалось вплоть до момента, когда ноги вновь коснулись земли. Обретя равновесие, воззрилась исподлобья.
- Не за что, - насмешливо поклонился он и, усевшись на землю, принялся натягивать ботинки.
Гиарис молчала непозволительно долго – он успел не только обуться, подняться, но и отойти на несколько шагов – чтобы в итоге сдаться под напором старательно отодвигаемой на задворки совести.
Дуться можно сколь угодно долго, но, как ни крути, он прав. Она сама виновата – сглупила. Сначала не подумала об остаточной магии, а затем еще и атакующим заклятьем запустила, едва не угробив. Кто угодно стал бы орать и беситься. Или даже ответил сторицей. А он продолжает опекать, руку обработал, через реку перенес.
Тяжело вздохнув, Гиарис снизошла до благодарности.
- Спасибо, - не то чтобы громко, но и не тихо.
Он остановился, обернулся.
- Что прости?
- Спасибо, что донес, - самую малость повысив голос, повторила она, не зная куда деться под его вопрошающим взглядом.
И вновь эта самая иронично вздернутая бровь, которая так бесит.
- Всегда пожалуйста… - нарочито поклонился он, после добавив: - Я, знаешь ли, привык думать наперед.
И прежде чем Гиарис успела определиться, как относиться к последнему высказыванию, добил окончательно:
- В мокрой юбке ты бы замедлила нас до темпа улитки.
Естественно, все благие размышления о собственной глупости, что недавно лезли в голову, оказались сметены его насмешливыми интонациями. Гиарис сперва насупилась, затем недовольно поджала губы, и, наконец, устремилась вперед, стараясь смотреть сквозь треклятого ищейку. Умрет, но о пощаде не попросит! Ноги перестанут нести – поползет! И обязательно, всенепременно отплатит Его ненавистному Сиятельству за подложенную свинью! Пусть только попадется!
***
Марш бросок от реки оказался недолгим. Усердно костеря своего спутника на все лады, Гиарис даже не заметила, как тот внезапно остановился, и чуть было не врезалась в широкую спину.
- Пришли, - обрадовал он, не соизволив обернуться, и девушка не удержалась от язвительного уточнения.
- И где же новая берлога? Сам рыть будешь?
Он загадочно хмыкнул и, ничего не объясняя, стал продираться сквозь кусты, ни капельки этим не удивив. Точнее удивил, но не этим, а тем, что придерживал для нее отведенные в стороны веточки. Внезапно озаботился ее комфортом?
Как бы там ни было, благодарить Гиарис не стала. Прошлого раза хватило с лихвой. Благополучно преодолев живую изгородь, недоуменно заозиралась. Ничего отдаленно напоминающего укрытие тут отродясь не было. Местность как местность – они по такой весь вечер топали. Разве что внушительных размеров валун валяется. И откуда только взялся? Да еще под раскидистым деревом?
Памятуя о вчерашнем дне и о замаскированном входе в берлогу, покрутилась на месте, выискивая то, что могла упустить при поверхностном осмотре, но ничего нового в глаза не бросилось. Покосилась на провожатого. Тот уже у валуна. Сидит на корточках и загребает руками прошлогоднюю листву с вкраплениями свеженьких - зеленых.
- Что ты делаешь? – не выдержала Гиарис, вновь недоуменно оглядевшись.
У него здесь схрон что ли какой-то припрятан? Другого объяснения не было.
Посомневавшись, подошла поближе.
- Что молчишь?
Он на мгновенье прервался. Глянул коротко.
- Собираюсь огонь развести и пока окончательно не стемнело, изловить кого-то на ужин, - вернувшись к оставленному занятию. – Дичь, что нес с собой, сгинула в медвежьей куче.
Щеки Гиарис полыхнули краской вины, но досада на собственную оплошность оказалась кратковременной. Победило любопытство.
Она помялась, решая, спрашивать или нет.
- Хочешь сказать, мы здесь останемся? - неуверенно.
Соизволил оглянуться.
- У тебя с этим какие-то проблемы?
- Даже не знаю… - не успев осмыслить. – А вдруг дождь пойдет?
- Так молись, чтобы не пошел. Молиться-то умеешь, или не научили? – переместившись левее.
Чуть нагнувшись, Гиарис заглянула вглубь рукотворной ямы, ранее припорошенной листвой. Та имела несуразную конфигурацию на подобии бутыля – узкое горло и раздающееся вширь основание. Внутри лежал хворост. Похоже не пошутил. И правда собирается огонь разводить, да еще таким странным образом.
- Нас же заметят... Если искать станут, - после паузы.
В ночное время костер однозначно бросится в глаза. Да и в дневное легко можно вычислить местонахождение по дыму.
- Огонь – отличный ориентир, - с тревогой.
Сейчас не до сарказма и не до огрызаний. Они же прячутся, в конце концов!
Он отшвырнул очередную порцию листвы. Отряхнул руки.
- Не станут и не заметят, - безоговорочно. – Помощница из тебя никакая, так что, будь добра, не мешай.
Ожидать более внятных объяснений явно не стоило, и Гиарис, жестко приструнив тревогу и любопытство, отошла немного и, припав спиной к валуну, принялась изучать ветвистую крону. Та имела весьма внушительный вид. Простиралась от ствола на добрый десяток шагов, хотя сам ствол при всей его толщине был относительно короток. Несуразное какое-то дерево, но в чем ему точно не откажешь – в случае непогоды пространство под ним долгое время будет оставаться сухим.
После внимание переключилось на убывающий день. Смеркалось. На посеревшем небе зажглись первые блеклые звезды. Не успеют оглянуться, как полновесная ночь вступит в свои права.
Последняя мысль вынудила вернуться к тревоге. Прелести походной жизни и раньше не особо ее вдохновляли, а в сложившихся обстоятельствах и вовсе претили. Рука по-прежнему ныла, горела, хоть и значительно меньше - видать, чудодейственная травка взялась за дело. Все тело разбила молота.
