ГЛАВА 1. О воине пришлом
И распахнутся крылья в вышине,
Неся меня все вдаль и вдаль, к мечте...
Пригорок косо сбегал к воде, омываясь внизу неспешно текущей широкой речкой, а на поверхности еще плавали кусочки льда.
Я стояла на коленях и полоскала в неласковой водице белье, а пальцы сводило от холода. С досады шлепнула ладонью по гладкому зеркалу, когда еще один дядькин носок вырвался из непослушных пальцев и подхватился могучим течением. Попадет ведь и что за день сегодня такой!
Прополоскав последнюю рубашку, скрутила ее насилу, отжала кое-как и погрузила поверх остальной одежи в плетеную корзину. Взвалила на спину и пошагала вверх по склону, к дому дяди Агната.
Пока с трудом волокла на себе неподъемную ношу, рядом голос веселый раздался:
— Мирка!
Сердце в груди застучало, в пляс пустившись от радости. Это был мой Лик.
Парень, одетый в нарядную вышитую рубаху, подскочил ко мне и, пользуясь тем, что руки заняты, взъерошил длинную косу.
— Мирушка, у меня сегодня отец возвращается. Буду с ним о свадьбе говорить.
Остановилась резко, скинув со спины тяжеленную корзину, и прижала ладони к загоревшимся щекам.
Лик отвел руки мои в стороны, коснулся губ нежным поцелуем.
— Пойду я, — прошептал. — Дождись вечера, встретимся на нашем месте, у березы.
Я лишь улыбнулась счастливо, поглядев вослед убежавшему парню. Потом обернулась корзину поднять, а белье все по земле рассыпалось. С тяжким вздохом сложила обратно и поплелась снова к реке.
Весь день сердце пело в груди, и насилу я вечера дождалась. Матушка прикрикивала, потому как все из рук валилось. Когда вовсе отчаялась толка от меня добиться, неумехой обозвала и отправила в лес собирать красную ягоду любину.
Эта ягодка удивительная росла на полянках, спея под пушистым снегом, а когда снег сходил, яркие бусины первыми показывались на черной земле. Говорили, что ее сами маги посадили, а после живучее растение разрослось повсюду. Вот соберу полное лукошко, пересыплем в короб, зальем медом и уберем в прохладный погреб, настаиваться и превращаться в хмельной напиток, который так любил мой дядька.
Я вышла на опушку, всю усыпанную любиной, и принялась низко склоняться к земле, неспешно собирая яркую поспелую ягодку. Все мысли были только о Лике. И настолько я ничего вокруг не замечала, что чуть не наступила на острое лезвие большого меча, лежащего в траве.
В испуге едва не выронила почти полное лукошко. Меч здесь откуда? Поставив свою ношу на землю, оглядела полянку, и показалось, что на самом краю, в кустах, что-то темнеет.
Подняв для верности тяжеленный меч, не ведаю, правда, зачем (край его все равно от земли оторвать не могла), побрела к кустам, прочерчивая острым кончиком полосу на земле.
Едва ближе подошла, как, вскрикнув, выронила оружие и зажала руками рот. В кустах мужчина лежал, крупный, с длинными каштановыми волосами, какие воины носят, и весь в крови от полученных ран. Кровь уж запеклась, а мужчина, кажется, и вовсе не дышал.
Осторожно ближе подошла, присела на колени, протягивая к груди руку, чтобы пощупать, бьется ли сердце. Оно билось, только очень тихо. Воин был еще жив.
Не раздумывая доле, со всех ног кинулась к дядькиному дому, кликнуть помощи.
Воина мы в клети разместили. Дядька не пожелал устроить его на полатях в избе. Еще отдаст небесам душу, разбирай после бревенчатый угол, выноси ногами вперед, чтобы душа путь назад не сыскала. Мне, как нашедшей, наказ дали о раненом заботиться.
Я если что и умела, так это болезных выхаживать. Родительница моя славилась на деревне как знахарка хорошая, а ей знания от бабки достались. К нам в дом часто всех, кто в лечении нуждался, приводили. Варить травяные зелья, как у матушки, у меня не выходило, зато с уходом я прекрасно справлялась.
Уж после того как мужчину уложили на крытую покрывалом скамью, я сняла с него высокие сапоги и стала потихоньку одежу стягивать. Порой приходилось ножом ткань вспарывать, а кое-где водой размачивать, так крепко присохла. Когда стянула наконец все до последней ниточки, едва не ахнула. Тело раны покрывали, на укусы похожие, а от них запах исходил тошнотворный. Благо я привычная, не мутило от вони, больше края рваные напугали. Растерялась на миг, хорошо хоть матушка со свежим отваром в сарай заглянула.
— Мирушка, ты вещами его займись, в порядок приведи, глядишь, еще понадобятся. Я пока целебным зельем оботру. Раны промыть хорошенько следует, чтобы всю заразу убить.
Я уступила матушке место и, подняв порванные штаны да рубаху, упихнула их в грязный плащ и потащила к реке. Уже на самом берегу, пока одежу выворачивала, чтобы сперва выстирать, а после заштопать, сыскала в кармане письмо.
В нашей деревне никто читать не умел, никто кроме меня. Учить-то было некому, а для меня нашелся учитель, и случилось это так:
Анюша, дочка старосты нашего, позвала всех на говорины. Отец ей разрешил главную комнату в избе занять, вот она на радостях всю молодежь деревенскую и позвала. А почему бы нет, коли у старосты изба знатная, большая да светлая — все поместятся.
Собрались ближе к вечеру, по лавкам расселись и давай друг друга историями потчевать, кто кого переврет. У кого лучше получалось, у кого хуже, кто такие страсти сочинял, что мурашки по коже бегали. В конце вечера сама Анюша победителю награду поднести собиралась.
Я сборища веселые любила и говорины в том числе. В сей же раз не столько истории нравилось слушать, сколько видеть на соседней лавочке Лика. Он частенько в мою сторону поглядывал, а раз даже подмигнул. Рядом с ним Ситка сидела, симпатичная девчонка, все к парню жалась, а он на нее не глядел, зато с меня глаз не сводил. В общем, сидела я и в душе нарадоваться не могла. Наконец черед байку сказывать и до меня дошел. Устроилась поудобнее, косу длинную через плечо перекинула и начала свой рассказ:
— Однажды лунной ночью по двору прошелестел ветер. Сперва он тихонько пошевелил листья на деревьях, после опрокинул с крыльца ведро, затем оторвал деревянный ставень и набирал силу до тех пор, пока не превратился в настоящий смерч. Люди, живущие в доме, испугались, бросились на крыльцо, восклицая: «Что это? Кто наслал проклятье на наш дом? Как теперь спастись?» Внезапно из-за спин говорящих выступила вперед хрупкая девушка-калека. Она ответила людям: «Я слышу его, он требует свою жертву, тогда ветер оставит нас в покое». Все обитатели большого дома переглянулись, но никто из них не хотел приносить себя в жертву, чтобы спасти остальных. Тогда девушка ступила вниз с крыльца и, прихрамывая, направилась к чернеющей среди двора вихревой воронке из камней и грязи, кружившей на месте так быстро, как крутится деревянное колесо, пущенное вниз по крутому склону. Девушка ступала навстречу ветру, не опуская головы, и когда ураган готов был поглотить ее, из воронки выступила высокая мужская фигура в темном плаще и протянула к смелой деве руки...
В момент, когда я готова была перейти к душераздирающим событиям, наружная дверь распахнулась и в комнату ступила фигура в темном плаще.
Все тогда повскакивали с мест, парни вперед выступили, девчонки по углам попрятались, а странник скинул с головы капюшон, обвел нас взглядом удивительно ясных старческих глаз и вдруг увидел меня. Не знаю, что такого приметил во мне седоволосый путник, но его лицо вдруг исказилось, из отрешенно-равнодушного превратилось в живую маску боли.
— Кто ты будешь, девушка? — обратился ко мне.
— Мираней зовут, — ответила вполголоса, робея перед незнакомцем.
А он стоял уверенно на пороге чужого дома, не сводил с меня внимательных глаз и молчал.
Тут Лик вперед выступил.
— Помочь тебе чем, дедушка?
— Помоги, добрый человек, — откликнулся старец. — Путник я, странствую по свету, хотел на ночлег в вашу деревню попроситься. Староста здесь живет?
Тут уже Анюша выступила вперед и, поклонившись, провела старца в дальние комнаты, где отдыхали ее родители.
Старец тот звал себя магом-отшельником и задержался он в нашей деревеньке на долгое время. Староста его гнать не решался, он старика побаивался и всячески угодить старался, а все оттого, что в нашей деревне отродясь магов не видывали. Мы про них только от случайных заезжих путников и слышали. Мне вот тоже до смерти любопытно стало за старичком понаблюдать. Вдруг он что удивительное сотворит, а я увижу и будет чего девчонкам порассказать!
И вот когда притаилась в кустах, росших по берегу речки, подглядывая за сидевшим на склоне седобородым путником, он вдруг тихо позвал:
— Иди сюда, Мираня, не прячься, не обижу.
Смутилась и вышла к нему, теребя косу, а щеки пылали, словно та самая красная ягода любина. Не решаясь на него посмотреть, остановилась перед отшельником.
— Да ты присядь, краса ненаглядная, в ногах правды нет.
Устроившись рядом на прогретых солнцем камушках, я склонила голову, рассматривая речку и недоумевая, что такое удивительное увидел в ней старец, раз сидит здесь столь долго и задумчиво смотрит.
— Спросить чего хотела? — улыбаясь, сказал наблюдавший за мной отшельник.
А я, не зная, как попросить его сотворить что-нибудь чудесное, вымолвила первое, что в голову пришло:
— А вы теперь в нашей деревне поселитесь? Староста сказал, задержаться решили.
— Решил. Из-за тебя и решил.
— Из-за меня?
— А из-за кого же еще?
— А что я такого сделала?
Старец голову склонил и грустно улыбнулся.
— А хочешь ли ты, Мира, послушать рассказ про одного могучего мага?
Я кивнула, и старец тихо заговорил:
— Жил в королевстве человек один, но не простой селянин. Маг он был, очень сильный, с могучим даром. Состоял на службе королевской, во дворце, оттого завистников много имел, но никого не боялся. Смелостью и силой своей покорил он самую восхитительную женщину в королевстве. Она была магиня знатного происхождения и редкая красавица. Полюбили они друг друга, и с согласия короля поженились.
Я слушала затаив дыхание. Король и дворец, любовь и магия, — какая чудесная сказка.
— После свадьбы жили они счастливо, — продолжил старец, — всякое у них в жизни случалось, но друг друга супруги поддерживали, со всеми трудностями вместе справлялись. И вот родилась у них дочь, самое красивое дитя на свете. Маг и жена его души в девочке не чаяли, а отец взялся обучать малышку всему, что сам знал, едва она ходить начала. Очень гордился тем, что дочке его дар сильный достался.
Выросла девочка, в красавицу превратилась, родители надышаться не могли. И вот однажды возвращался отец со службы при дворе, домой спешил, зная, что ждет его там жена, а дочка выбежала уже к воротам встречать. Торопился он очень, да натолкнулся в подворотне недалеко от дома на недруга старого. Недруг тот был не один, магов с собой привел. Давно зло в душе таил на героя нашего, а теперь нашел способ поквитаться.
Окружили маги-наемники злосчастного царедворца и пустили в ход сильные заклинания, а ему защищаться пришлось. Не ведал он только, что дочка волнуется, а потому отправилась навстречу отцу. И пока отбивался маг от нападавших, не углядел и не почувствовал еще одного наемника, притаившегося в глубине подворотни. То лучник простой оказался, дара у него не было, зато лук был отменный и золотые монеты в кармане — богатая плата за расправу над царедворцем. Не заметил герой стрелы, пущенной прямо в спину. Он не заметил, а другой человек увидал — девушка та, что кинулась на подмогу, приметив вспышки заклинаний в подворотне. Бросилась она вперед и успела лишь собственным телом закрыть спину отца, да так и упала замертво на месте.
Отшельник замолчал, а я слова сказать не могла, в горле комок стоял, в глазах защипало. Что же это за сказка такая грустная? Подняла голову и увидела на щеках старца мокрые дорожки от слез.
— Потерял он все в ту ночь. От горя словно обезумел. Убил он недруга да сообщников его на месте уложил. А вот когда дитя свое в дом на руках принес, да мать увидела, то так и слегла. Не выходили ее, не смогли спасти, ни лучшие дворцовые лекари, ни сильнейшие маги. Остался он один на белом свете, остался считать дни до конца своей жизни да пошел скитаться по свету. А после в одной забытой небесами деревеньке увидел девочку, увидел, и сердце остановилось, так похожа она была на его дочку!
Сказал это старец и уронил голову на руки, надолго замолчав.
Я не смела пошевелиться, у самой слезы из глаз полились, и сказать-то ничего в утешение не могла, так горько на душе было. Потом набралась смелости и, протянув руку, погладила старика по седым волосам.
Он отнял от лица ладони, поглядел на меня наполненными болью глазами и спросил:
— Хочешь ли ты Мира, чтобы я стал твоим учителем?
Прожил маг у нас в деревушке месяца четыре. С тех пор как здесь поселился, с его легкой руки все меня Мирой звать стали, а полное имя ровно позабыли. Многое он мне рассказал такого, о чем я раньше не слышала. Узнала про другие народы, про гномов и эльфов и про королевства иные. А главное, он читать меня научил. Только в деревне читать было нечего, и отшельник писал для меня на тонком пергаменте, который хранился в его холщовой суме, а после показывал, как правильно держать палочку самописную и выводить пусть неровные, но зато настоящие буквы, собирая их в слова. А еще учитель проверить пытался, нет ли у меня магического дара.
— Мира, подойди-ка. Взгляни, видишь этот шар, положи сюда руки.
Я приблизилась, с любопытством поглядывая на необычную сферу, и сделала, как велел учитель.
Удивительная вещь была магической и мелко дрожала под пальцами. Несмело устроив ладони поверх, я поглядывала с ожиданием на непрозрачную поверхность. Выждав немного, учитель со вздохом забрал шар и сказал:
— Раз в магии я помочь бессилен, научу тебя другому полезному занятию.
С тех пор стали мы каждый день в лес забираться, где старец учил меня из лука стрелять. Первый, самый простой лук из изогнутой ветки тиса учитель помог мне вырезать, а после, показал, как изготовить простейшую стрелу из прямой упругой палки и небольшого камня. Такими самодельными стрелами училась я стрелять поначалу. И к общему с отшельником удивлению, оказалось, что я легко в цель попадаю.
Уже позже учитель нарисовал на бересте, как правильно делать сложные составные луки, такие, которыми воины в бою стреляют. Мы садились с ним вечером на крылечке дядькиного дома, не обращая внимания на недовольно поглядывающего в нашу сторону хозяина, и начинали в четыре руки мастерить лук для меня.
Пока я очищала будущую кибить от коры, учитель строгал бруски с внутренней стороны, гладко, уменьшая толщину, чтобы после оружие плавно сгибалось. Затем мы склеивали части рыбьим клеем, стягивали сухожилиями и пропитывали жиром. Учитель показал, как оклеить готовый лук проваренными полосками бересты, чтобы древесина не портилась от дождя. Наконечники стрел заказали все же кузнецу. Металлические концы лучше каменных, от которых в бою никакой пользы. Пусть в бой я идти не собиралась, но вот охотиться понемногу начала, уходя с отшельником в лес, где, затаившись в кустах, выслеживала дичь. Дядька даже ворчать перестал, когда стала носить домой подстреленных куропаток. Учитель же довольно хмыкал, стоило очередной стреле метко поразить цель.
Однажды я сидела на пригорке и привычно глядела вдаль, отдавшись охватившим меня мечтам.
