Печь у основания опоясывал круг из камней, и вылетающие искры не достигали лапника, толстым слоем которого был устлан пол. У металлического борта тилтротора располагались деревянные столы и скамьи, на столах – пластиковая посуда. Вдоль бревенчатой покатой стены тянулись деревянные нары. На них лежали раненые в рваной серой одежде, напоминающей длинные мешки. Другие, в таком же рванье, занимались делами и пели в один голос: кто-то вытягивал из комка начёсанной шерсти и скатывал ладонями нить, другой двумя палочками вязал из этой нити шерстяное полотно; в пластиковых ёмкостях, стоящих у печи, чистили рыбу, тёрли посуду, стирали тряпки; кто-то что-то мастерил из деревяшек, кто-то шил шкуры толстой белой иглой, пара человек плели сеть. Когда мы вошли, все оставили свои дела. Пение смолкло. Братья узнали нас. Лежащие в радости приподнимались на постелях, другие крепкими объятиями встречали нас.
Только один Максим, который так рвался вперёд, сейчас почему-то сделал шаг назад, словно испугался братских объятий. Маску он так и не снял. Я же искал глазами Александра и, вдруг увидев среди всеобщего рванья на одном из братьев мембранный чёрный плащ, тут же окликнул:
– Отец Александр?
Человек обернулся. Это был не Александр. Я растерянно отвернулся и увидел на другом человеке чёрный комбинезон с эмблемой архиепископии, на Ефреме — чёрные, похожие на армейские ботинки, и пробормотал:
– Он что, всем раздал свою одежду?
Дживана услышала меня и, сильно волнуясь, спросила у Антона:
– Где же Александр?
– Да вот же он! – улыбнулся Антон и показал перед собой.
Мимо шёл человек в изодранной мешковине и нёс на спине другого человека. Низко сгибаясь, он медленно ступал босыми ногами, поддерживая свою ношу под колени. Услышав женский голос, он остановился, поднял изможденное лицо и посмотрел без удивления.
– Дивная госпожа Дживана?
Та вскрикнула с сомкнутыми губами, узнав голос, но не узнав его обладателя. Если это и был Александр, то сейчас он сильно изменился: раньше гладкое бритьё подчеркивало благородное лицо, этот же человек был бородат, но борода не скрывала впалость щёк. Он был весь словно свит из жил, худоба сделала огромными его серые глаза, но даже они не содержали того выражения, которое было в них прежде.
– Савватий, друг мой, посмотри! – сказал Александр, с счастливой улыбкой повернув голову к лежащему у него на спине человеку. – Смотри на пришествие ангелов, которых с небес свёл нам Господь, и посреди них брат наш живой – Серафим.
Человек, лежащий на спине, походил на спящего. Внезапно он приподнял голову, на мгновение взглянул на Серафима, а затем снова уронил голову на плечо Александра, словно не было сил её держать. Большие белесые глаза его остались открытыми, и он не отводил от Серафима глаз.
Серафим заплакал. Я глянул в глаза Савватия и, похолодев, понял причину этих слёз: в этих глазах больше нет Савватия, нет того, кого я знал, – в этих глазах уже ничего нет.
– Мне так жаль, что я прибыл слишком поздно, – пробормотал Александр, видя слезы Серафима. – Мы ещё успели поговорить, но это были последние его слова. После этого он утратил сознание и очнулся уже в таком состоянии. Мучения оказались слишком тяжелыми для его разума. Они его сломали.
Бедный Савватий… Сильный, умный, внимательный, благородный… с кем я себя всегда сравнивал, кем восхищался, к кому ревновал... сейчас был как человек, не понимающий реальности, как книга, чьи страницы теперь смяты и перекошены. Я сглотнул в горле ком, не в силах этого выносить. С Серафимом что-то произошло. Он напрягся, словно всасывая в себя всю энергию из окружающего пространства, а затем взорвался, как шаровая молния.
– Его сломал ты! – закричал он. – Ты думаешь, мы никогда не узнаем, что это сделал всё ты?!
– Серафим, что с тобой?! – оторопело пробормотал Арден.
– Пусть говорит, – тихо ответил Александр. Счастье исчезло из его взгляда, и лицо стало выражать только печаль и усталость. Он ещё ниже согнулся под своей ношей и понес её туда, куда нёс.
Но, видимо, разрешений Серафим у него не просил. С налитыми кровью глазами он выговаривал ему, пока тот тихо проходил мимо:
– Ты отправил братьев своих в монастырь на смерть! Ты нас с Питиримом голодом морил! Смотрите-ка, какие мы теперь заботливые! Улыбаемся! Ангелы, видишь ли, пришли его спасать, всего такого из себя святого!
– Всё, что ты перечислил, сделал не Александр, а Владыка Арсений! – с ужасом пробормотал Арден, что Серафима окончательно выбило, и он ещё сильнее закричал на Александра.
– Точно! Конечно! Всё это сделал Владыка Арсений! А Владыка Александр просто продолжил дела его!! Сначала я ошалел, когда узнал, что ты, Пастырь братства, предал свою паству ради власти на смерть, что ты стал преемником того, кто убивал братьев твоих, и возглавляешь теперь Истинную церковь! Но Питирим всё мне про тебя рассказал! Он обо всем догадался! Вывел тебя на чистую воду! Признайся: ты испугался его, испугался?!
– Серафим! – теперь уже Альберт вмешался. – Я понимаю: месяц в пути, три дня толком без сна сильно утомили тебя, но, насколько я знаю, – это маловато для тебя, чтобы потерять критическое мышление.
Лицо Серафима исказилось, стало от гнева зловещим. Он вырывался из рук полицейского и продолжал кричать, тыча пальцем Александру в спину, словно всаживая ему в спину стрелы, рассекая воздух, обжигая пламенем:
– А ты думал, никто никогда не узнает, кто ты?! Ты – не Александр!! Ты просто украл его тело!! Украл его голос, мразь!! Его глаза, его дыхание!! Все, кто тут стоит, все мы искали тебя, но у каждого были свои причины!! Кое-кто искал тебя, потому что тебя любил!! Я же искал тебя, потому что ненавидел!! Я хотел ещё раз посмотреть в твои глаза, противоречащий, чтобы проклясть тебя!!!
Голос дрожал от боли, злости и отчаяния, будто сама душа была разорвана и мучима пытками. Вздрагивая болезненно от криков, Александр усадил Савватия за стол, перекинул через скамью его усохшие обмотанные эластичными бинтами ноги, положил в тарелку деревянным черпаком пахнущую рыбой похлебку и стал с ложки, медленно его кормить. Савватий оживился и радостно мычал, как голодный ребёнок тянулся ртом к каждой ложке.
Увидя это, Серафим захлебнулся слезами и рванулся к ним, но в него вцепились и еле удержали три пары рук.
– Противоречащий! Что ты сделал с братом Саввой, что ты с ним сделал?! Когда-то мой любимый отец Александр приказал нам убить себя, если ты поработишь его разум!! Как мне тебя убить, ведь с тобой погибнет и мой Наставник?!! Как мне вышвырнуть тебя из его тела, тварь?! Где тот огонь, способный выжечь тебя как чуму из сердца любимого отца моего?! Где тот нож, который рассечёт омертвелую душу, чтобы она испустила злобный дух?!
– Что расшумелся, Серафим? – раздался голос позади. Это Сергей Владимирович сошёл с рампы. Он повесил меховую одежду на сук, выпирающий из бревна. – Ты хочешь, но боишься нам рассказать, что владыка Арсений переписал свою проекцию личности и перебрался в тело Александра? Так мы уже всё знаем. Владыка Арсений сам давно нам во всём признался.
– Так значит, я была в постели не с Александром, а со старикашкой Арсением? – вдруг огорошила всех Дживана.
Сергей Владимирович озорно рассмеялся, с головы до ног оглядывая Дживану:
— Хех, Владыка, а ты — не дурак, зря времени не терял!
Серафим стоял с открытым ртом и с пальцем, вытянутым в сторону Александра. Он закрыл рот, сжал пальцы в кулак, опустил руку и выдохнул:
– Ах вот оно что… Вот что он с ним сделал...
– Совершенно верно, – просто заметил Сергей Владимирович и подошёл поближе к печке, протянув к теплу руки.
Серафим с такой ненавистью смотрел в спину Александру, что тот, видимо, чувствовал и не решался обернуться, почему и замер с опущенным взглядом. В тишине слышался лишь бессвязный лепет Савватия. К Серафиму подошёл Арден и положил ему руку на плечо.
– Я всегда знал, что Владыка Арсений беспокоился о твоём Наставнике не из любви, а чтобы вернулось живым и невредимым тело, так нужное для его мерзких дел.
Серафим резко рванул вперёд, пошёл к Арсению-Александру. Тот встал со скамьи и смиренно повернулся ему навстречу. Серафим остановился перед ним и стоял, лицом к лицу, глядя ему в глаза.
– Я сейчас хочу поговорить с тобой, Владыка Арсений… – прошептал Серафим. Гнев, отчаяние и печаль переплетались в его голосе, наполненным разрушением и тоской. – На архиерейском престоле, на святом месте я увидел то, что и среди мира никогда не видел… Здесь, в тебе, зло сознательное, ставшее природой человека... В тебе что-то такое, что уже и перестало быть человеком… нечеловеческое в обнаженном виде...
Сергей прокашлялся в кулак и сказал:
– Прибереги эпитеты для другого случая, Серафим. Да, перед тобой – Владыка Арсений, он создал и вырастил твоего Наставника как клона себя самого, чтобы потом через его молодое тело обрести себе бессмертие. Он нам всё рассказал, тем и принёс перед Богом покаяние.
– Мой любимый отец Александр – твой клон? – воскликнул Серафим и от муки прижал руку, сжатую в кулак к губам.
От шока во мне оборвались все нити моего понимания. Я мучительно ждал, что ответит Серафиму Арсений-Александр, но тот беспомощно смотрел на Серафима и молчал. Сергей Владимирович продолжал:
– Владыка Арсений признался, что сделал это по наущению таинственного собеседника, который являлся ему в образе Правителя, и принимал от него деньги, которые тратил совсем не на себя. На них он построил и саму обитель, и Храм Архистратига Михаила со статуей, обустроил «райский сад». А ещё он принял в подарок Арену. Вот только за всё это он отдавал в Цитадель лучших капелланов и их послушников.
– Ты – тот, что отдавал сатане брата Максима… – процедил Серафим то ли как вопрос, то ли как утверждение, и Арсений-Александр еле заметно кивнул. – Но вместе с ним полгода не было и отца Александра! Куда ты тогда Наставника подевал?
Мы услышали спокойный ответ:
– Клон был отправлен для медицинского освидетельствования и профилактики старения организма теломеразой.
– Господи... отец Александр!! – воскликнул Серафим. – Ты – реально он! Твоими прекрасными устами говорит мертвый Арсений!! – Лицо Серафима исказило ужасом. – А меня? Меня ты тоже использовал в своих грязных целях?
– Нет, Серафим, – сказал Арсений-Александр, с какой-то странной интонацией, я словно слышал голос старика. – Твой непокорный дух всегда ломал все встроенные в тебя утилиты. Мне так и не удалось тебя подчинить.
Серафим издал звук, больше напоминающий стон, и с силой сжал ладонями виски.
– Не верю до конца, что говорю с этим подлецом! – Серафим от волнения совсем осип, он утёр нос кулаком и проскулил: – Господи, как же я скучаю по Наставнику моему…
– Ладно тебе распускать сопли, – усмехнулся Сергей. – Нам тоже трудно было поверить. Вот что ещё Арсений нам рассказал: с того дня, как ты, Серафим, разрушил Цитадель, собеседник-то, который держал дух Арсения в наваждении, исчез. И вот тогда Владыке и явился Сам Господь, которому Арсений принёс покаяние и попросил у Него прощения, за что наш Господь личность Александра в нём и воскресил.
Сергей Владимирович говорил просто, но в его голосе была невероятная смесь изумления, благоговения и надежды, словно он передавал священную тайну, которая изменила ход всей его жизни. Серафим отнял руку от лица и уставился на своего Наставника в ошеломлении.
– Вас что, там двое что-ли? – спросил Серафим. Арсений-Александр лишь кивнул и улыбнулся уголком губ грустно и вымученно. – Значит, мой любимый Наставник жив?
– Я жив, любимый брат мой Серафим.
Арсений-Александр протянул к нему руки. Серафим стоял столбом и, глядя перед собой вытаращенными глазами, пробормотал:
– Это что ж… когда я обниму Наставника, я обниму и тебя? После того, как ты продал брата Ангелария? После того, как ты продал брата Иллирика? И после всего вот этого?! – Серафим большими шагами подошёл к Максиму и сорвал с его лица маску и капюшон, а с крыльев – термозащитный чехол.
Мягкие крылья вывалились на пол, рожки-светлячки, прижатые капюшоном, распрямились, подрагивая и наливаясь светом. Вокруг все ахнули, зашептались. Арсений-Александр тяжело и часто задышал, пошатнулся. Максим порозовел, с испугом обвёл всех глазами и попятился, наступая на собственные крылья и спотыкаясь, пока не упёрся спиной в борт тилтротора, и тогда закрыл лицо руками.
– Ни-ког-да... – с яростью выдавил сквозь стиснутые зубы Серафим и бросил вон.
Арсений-Александр сделал такое движение, как будто хотел его задержать, взять за руку. Но Серафим этого не видел. Он взбежал на рампу, словно стремительный ураган, по салону тилтротора раздался его топот, а Арсений-Александр остался стоять с протянутой рукой и долго стоял не двигаясь. Он всё ещё часто дышал, его лицо ещё больше осунулось и потемнело.
– Через полчаса станет совсем холодно, – с грустью произнёс он. – Как бы он в тайге не замерз.
– Он вернётся, – сказал Ефрем. – Он обязательно во всём разберётся.
Арсений-Александр бессильно опустил руку.
– Пойдем, брат Савва, помолимся за нашего брата Серафима.
Он перешагнул лавку и уже хотел взвалить Савватия на спину, как Дживана кинулась ему в ноги.
– Владыка Арсений... нет, брат Александр! Выслушай меня! Серафим читал мне в писании, что дети несут на себе проклятия за вину отцов! Вот и я несу на себе проклятие моего отца, а ты несёшь на себе проклятие твоего отца! Ты – духовная власть, я – светская. Вместе мы – катехон. С нас с обоих Бог спросит за все наши преступления и за наш бедный народ! Ты вызволил тех, кого сам же послал на смерть, чем надеешься сгладить перед Богом свою вину? Я тоже делаю всё, чтобы загладить перед Богом свою вину и вину моего отца! Послушай, у меня есть мобильный альфатрон и проекция личности твоего Саввы. Не отчаивайся, ещё не всё потеряно: мы можем твоего друга спасти, перезагрузить… Ты слышишь?
Замерший взгляд Арсения-Александра внезапно ожил и на мгновение зацепился за неё. Увидев это, она сорвала с плеча меховую сумочку и обеими руками протянула ему, умоляюще глядя на него снизу вверх.
– А сейчас прими в дар вот эти ампулы реаниматора. Тут хватит на всех.
Арсений-Александр покачал головой.
– Я знаю, что в твоих руках – "живая вода" для искалеченных братьев моих, но не могу принять от тебя то, что создано в лабораториях Цитадели Князем мира сего.
Он наклонился к Дживане, бережно обхватил запястья протянутых к нему рук, заглядывая серыми глазами в её глаза, и вдруг улыбнулся. Как не сочетаема была эта улыбка с печалью в его глазах! Он сказал:
– Мы присутствуем при муках рождения нового мира. Старое погибнет, и мало кто спасётся. И ты снова предлагаешь мне катехон? Я предлагаю тебе другое: в новый эон, в Царство будущего века войдут лишь те, кто сохранит единство Духа в союзе мира и пребудет в братской любви. Ты готова к такому союзу со мной, Дживана?
Дживана пылко прошептала:
– Да, святой Александр!
Взгляд худого истощённого человека заиграл живостью и сосредоточился на прекрасной женщине, словно в тот момент весь мир сократился до их взгляда. В эту минуту меня накрыло такой радостью, словно на Землю пришёл долгожданный Христос.
Только один Максим, который так рвался вперёд, сейчас почему-то сделал шаг назад, словно испугался братских объятий. Маску он так и не снял. Я же искал глазами Александра и, вдруг увидев среди всеобщего рванья на одном из братьев мембранный чёрный плащ, тут же окликнул:
– Отец Александр?
Человек обернулся. Это был не Александр. Я растерянно отвернулся и увидел на другом человеке чёрный комбинезон с эмблемой архиепископии, на Ефреме — чёрные, похожие на армейские ботинки, и пробормотал:
– Он что, всем раздал свою одежду?
Дживана услышала меня и, сильно волнуясь, спросила у Антона:
– Где же Александр?
– Да вот же он! – улыбнулся Антон и показал перед собой.
Мимо шёл человек в изодранной мешковине и нёс на спине другого человека. Низко сгибаясь, он медленно ступал босыми ногами, поддерживая свою ношу под колени. Услышав женский голос, он остановился, поднял изможденное лицо и посмотрел без удивления.
– Дивная госпожа Дживана?
Та вскрикнула с сомкнутыми губами, узнав голос, но не узнав его обладателя. Если это и был Александр, то сейчас он сильно изменился: раньше гладкое бритьё подчеркивало благородное лицо, этот же человек был бородат, но борода не скрывала впалость щёк. Он был весь словно свит из жил, худоба сделала огромными его серые глаза, но даже они не содержали того выражения, которое было в них прежде.
– Савватий, друг мой, посмотри! – сказал Александр, с счастливой улыбкой повернув голову к лежащему у него на спине человеку. – Смотри на пришествие ангелов, которых с небес свёл нам Господь, и посреди них брат наш живой – Серафим.
Человек, лежащий на спине, походил на спящего. Внезапно он приподнял голову, на мгновение взглянул на Серафима, а затем снова уронил голову на плечо Александра, словно не было сил её держать. Большие белесые глаза его остались открытыми, и он не отводил от Серафима глаз.
Серафим заплакал. Я глянул в глаза Савватия и, похолодев, понял причину этих слёз: в этих глазах больше нет Савватия, нет того, кого я знал, – в этих глазах уже ничего нет.
– Мне так жаль, что я прибыл слишком поздно, – пробормотал Александр, видя слезы Серафима. – Мы ещё успели поговорить, но это были последние его слова. После этого он утратил сознание и очнулся уже в таком состоянии. Мучения оказались слишком тяжелыми для его разума. Они его сломали.
Бедный Савватий… Сильный, умный, внимательный, благородный… с кем я себя всегда сравнивал, кем восхищался, к кому ревновал... сейчас был как человек, не понимающий реальности, как книга, чьи страницы теперь смяты и перекошены. Я сглотнул в горле ком, не в силах этого выносить. С Серафимом что-то произошло. Он напрягся, словно всасывая в себя всю энергию из окружающего пространства, а затем взорвался, как шаровая молния.
– Его сломал ты! – закричал он. – Ты думаешь, мы никогда не узнаем, что это сделал всё ты?!
– Серафим, что с тобой?! – оторопело пробормотал Арден.
– Пусть говорит, – тихо ответил Александр. Счастье исчезло из его взгляда, и лицо стало выражать только печаль и усталость. Он ещё ниже согнулся под своей ношей и понес её туда, куда нёс.
Но, видимо, разрешений Серафим у него не просил. С налитыми кровью глазами он выговаривал ему, пока тот тихо проходил мимо:
– Ты отправил братьев своих в монастырь на смерть! Ты нас с Питиримом голодом морил! Смотрите-ка, какие мы теперь заботливые! Улыбаемся! Ангелы, видишь ли, пришли его спасать, всего такого из себя святого!
– Всё, что ты перечислил, сделал не Александр, а Владыка Арсений! – с ужасом пробормотал Арден, что Серафима окончательно выбило, и он ещё сильнее закричал на Александра.
– Точно! Конечно! Всё это сделал Владыка Арсений! А Владыка Александр просто продолжил дела его!! Сначала я ошалел, когда узнал, что ты, Пастырь братства, предал свою паству ради власти на смерть, что ты стал преемником того, кто убивал братьев твоих, и возглавляешь теперь Истинную церковь! Но Питирим всё мне про тебя рассказал! Он обо всем догадался! Вывел тебя на чистую воду! Признайся: ты испугался его, испугался?!
– Серафим! – теперь уже Альберт вмешался. – Я понимаю: месяц в пути, три дня толком без сна сильно утомили тебя, но, насколько я знаю, – это маловато для тебя, чтобы потерять критическое мышление.
Лицо Серафима исказилось, стало от гнева зловещим. Он вырывался из рук полицейского и продолжал кричать, тыча пальцем Александру в спину, словно всаживая ему в спину стрелы, рассекая воздух, обжигая пламенем:
– А ты думал, никто никогда не узнает, кто ты?! Ты – не Александр!! Ты просто украл его тело!! Украл его голос, мразь!! Его глаза, его дыхание!! Все, кто тут стоит, все мы искали тебя, но у каждого были свои причины!! Кое-кто искал тебя, потому что тебя любил!! Я же искал тебя, потому что ненавидел!! Я хотел ещё раз посмотреть в твои глаза, противоречащий, чтобы проклясть тебя!!!
Голос дрожал от боли, злости и отчаяния, будто сама душа была разорвана и мучима пытками. Вздрагивая болезненно от криков, Александр усадил Савватия за стол, перекинул через скамью его усохшие обмотанные эластичными бинтами ноги, положил в тарелку деревянным черпаком пахнущую рыбой похлебку и стал с ложки, медленно его кормить. Савватий оживился и радостно мычал, как голодный ребёнок тянулся ртом к каждой ложке.
Увидя это, Серафим захлебнулся слезами и рванулся к ним, но в него вцепились и еле удержали три пары рук.
– Противоречащий! Что ты сделал с братом Саввой, что ты с ним сделал?! Когда-то мой любимый отец Александр приказал нам убить себя, если ты поработишь его разум!! Как мне тебя убить, ведь с тобой погибнет и мой Наставник?!! Как мне вышвырнуть тебя из его тела, тварь?! Где тот огонь, способный выжечь тебя как чуму из сердца любимого отца моего?! Где тот нож, который рассечёт омертвелую душу, чтобы она испустила злобный дух?!
– Что расшумелся, Серафим? – раздался голос позади. Это Сергей Владимирович сошёл с рампы. Он повесил меховую одежду на сук, выпирающий из бревна. – Ты хочешь, но боишься нам рассказать, что владыка Арсений переписал свою проекцию личности и перебрался в тело Александра? Так мы уже всё знаем. Владыка Арсений сам давно нам во всём признался.
– Так значит, я была в постели не с Александром, а со старикашкой Арсением? – вдруг огорошила всех Дживана.
Сергей Владимирович озорно рассмеялся, с головы до ног оглядывая Дживану:
— Хех, Владыка, а ты — не дурак, зря времени не терял!
Серафим стоял с открытым ртом и с пальцем, вытянутым в сторону Александра. Он закрыл рот, сжал пальцы в кулак, опустил руку и выдохнул:
– Ах вот оно что… Вот что он с ним сделал...
– Совершенно верно, – просто заметил Сергей Владимирович и подошёл поближе к печке, протянув к теплу руки.
Серафим с такой ненавистью смотрел в спину Александру, что тот, видимо, чувствовал и не решался обернуться, почему и замер с опущенным взглядом. В тишине слышался лишь бессвязный лепет Савватия. К Серафиму подошёл Арден и положил ему руку на плечо.
– Я всегда знал, что Владыка Арсений беспокоился о твоём Наставнике не из любви, а чтобы вернулось живым и невредимым тело, так нужное для его мерзких дел.
Серафим резко рванул вперёд, пошёл к Арсению-Александру. Тот встал со скамьи и смиренно повернулся ему навстречу. Серафим остановился перед ним и стоял, лицом к лицу, глядя ему в глаза.
– Я сейчас хочу поговорить с тобой, Владыка Арсений… – прошептал Серафим. Гнев, отчаяние и печаль переплетались в его голосе, наполненным разрушением и тоской. – На архиерейском престоле, на святом месте я увидел то, что и среди мира никогда не видел… Здесь, в тебе, зло сознательное, ставшее природой человека... В тебе что-то такое, что уже и перестало быть человеком… нечеловеческое в обнаженном виде...
Сергей прокашлялся в кулак и сказал:
– Прибереги эпитеты для другого случая, Серафим. Да, перед тобой – Владыка Арсений, он создал и вырастил твоего Наставника как клона себя самого, чтобы потом через его молодое тело обрести себе бессмертие. Он нам всё рассказал, тем и принёс перед Богом покаяние.
– Мой любимый отец Александр – твой клон? – воскликнул Серафим и от муки прижал руку, сжатую в кулак к губам.
От шока во мне оборвались все нити моего понимания. Я мучительно ждал, что ответит Серафиму Арсений-Александр, но тот беспомощно смотрел на Серафима и молчал. Сергей Владимирович продолжал:
– Владыка Арсений признался, что сделал это по наущению таинственного собеседника, который являлся ему в образе Правителя, и принимал от него деньги, которые тратил совсем не на себя. На них он построил и саму обитель, и Храм Архистратига Михаила со статуей, обустроил «райский сад». А ещё он принял в подарок Арену. Вот только за всё это он отдавал в Цитадель лучших капелланов и их послушников.
– Ты – тот, что отдавал сатане брата Максима… – процедил Серафим то ли как вопрос, то ли как утверждение, и Арсений-Александр еле заметно кивнул. – Но вместе с ним полгода не было и отца Александра! Куда ты тогда Наставника подевал?
Мы услышали спокойный ответ:
– Клон был отправлен для медицинского освидетельствования и профилактики старения организма теломеразой.
– Господи... отец Александр!! – воскликнул Серафим. – Ты – реально он! Твоими прекрасными устами говорит мертвый Арсений!! – Лицо Серафима исказило ужасом. – А меня? Меня ты тоже использовал в своих грязных целях?
– Нет, Серафим, – сказал Арсений-Александр, с какой-то странной интонацией, я словно слышал голос старика. – Твой непокорный дух всегда ломал все встроенные в тебя утилиты. Мне так и не удалось тебя подчинить.
Серафим издал звук, больше напоминающий стон, и с силой сжал ладонями виски.
– Не верю до конца, что говорю с этим подлецом! – Серафим от волнения совсем осип, он утёр нос кулаком и проскулил: – Господи, как же я скучаю по Наставнику моему…
– Ладно тебе распускать сопли, – усмехнулся Сергей. – Нам тоже трудно было поверить. Вот что ещё Арсений нам рассказал: с того дня, как ты, Серафим, разрушил Цитадель, собеседник-то, который держал дух Арсения в наваждении, исчез. И вот тогда Владыке и явился Сам Господь, которому Арсений принёс покаяние и попросил у Него прощения, за что наш Господь личность Александра в нём и воскресил.
Сергей Владимирович говорил просто, но в его голосе была невероятная смесь изумления, благоговения и надежды, словно он передавал священную тайну, которая изменила ход всей его жизни. Серафим отнял руку от лица и уставился на своего Наставника в ошеломлении.
– Вас что, там двое что-ли? – спросил Серафим. Арсений-Александр лишь кивнул и улыбнулся уголком губ грустно и вымученно. – Значит, мой любимый Наставник жив?
– Я жив, любимый брат мой Серафим.
Арсений-Александр протянул к нему руки. Серафим стоял столбом и, глядя перед собой вытаращенными глазами, пробормотал:
– Это что ж… когда я обниму Наставника, я обниму и тебя? После того, как ты продал брата Ангелария? После того, как ты продал брата Иллирика? И после всего вот этого?! – Серафим большими шагами подошёл к Максиму и сорвал с его лица маску и капюшон, а с крыльев – термозащитный чехол.
Мягкие крылья вывалились на пол, рожки-светлячки, прижатые капюшоном, распрямились, подрагивая и наливаясь светом. Вокруг все ахнули, зашептались. Арсений-Александр тяжело и часто задышал, пошатнулся. Максим порозовел, с испугом обвёл всех глазами и попятился, наступая на собственные крылья и спотыкаясь, пока не упёрся спиной в борт тилтротора, и тогда закрыл лицо руками.
– Ни-ког-да... – с яростью выдавил сквозь стиснутые зубы Серафим и бросил вон.
Арсений-Александр сделал такое движение, как будто хотел его задержать, взять за руку. Но Серафим этого не видел. Он взбежал на рампу, словно стремительный ураган, по салону тилтротора раздался его топот, а Арсений-Александр остался стоять с протянутой рукой и долго стоял не двигаясь. Он всё ещё часто дышал, его лицо ещё больше осунулось и потемнело.
– Через полчаса станет совсем холодно, – с грустью произнёс он. – Как бы он в тайге не замерз.
– Он вернётся, – сказал Ефрем. – Он обязательно во всём разберётся.
Арсений-Александр бессильно опустил руку.
– Пойдем, брат Савва, помолимся за нашего брата Серафима.
Он перешагнул лавку и уже хотел взвалить Савватия на спину, как Дживана кинулась ему в ноги.
– Владыка Арсений... нет, брат Александр! Выслушай меня! Серафим читал мне в писании, что дети несут на себе проклятия за вину отцов! Вот и я несу на себе проклятие моего отца, а ты несёшь на себе проклятие твоего отца! Ты – духовная власть, я – светская. Вместе мы – катехон. С нас с обоих Бог спросит за все наши преступления и за наш бедный народ! Ты вызволил тех, кого сам же послал на смерть, чем надеешься сгладить перед Богом свою вину? Я тоже делаю всё, чтобы загладить перед Богом свою вину и вину моего отца! Послушай, у меня есть мобильный альфатрон и проекция личности твоего Саввы. Не отчаивайся, ещё не всё потеряно: мы можем твоего друга спасти, перезагрузить… Ты слышишь?
Замерший взгляд Арсения-Александра внезапно ожил и на мгновение зацепился за неё. Увидев это, она сорвала с плеча меховую сумочку и обеими руками протянула ему, умоляюще глядя на него снизу вверх.
– А сейчас прими в дар вот эти ампулы реаниматора. Тут хватит на всех.
Арсений-Александр покачал головой.
– Я знаю, что в твоих руках – "живая вода" для искалеченных братьев моих, но не могу принять от тебя то, что создано в лабораториях Цитадели Князем мира сего.
Он наклонился к Дживане, бережно обхватил запястья протянутых к нему рук, заглядывая серыми глазами в её глаза, и вдруг улыбнулся. Как не сочетаема была эта улыбка с печалью в его глазах! Он сказал:
– Мы присутствуем при муках рождения нового мира. Старое погибнет, и мало кто спасётся. И ты снова предлагаешь мне катехон? Я предлагаю тебе другое: в новый эон, в Царство будущего века войдут лишь те, кто сохранит единство Духа в союзе мира и пребудет в братской любви. Ты готова к такому союзу со мной, Дживана?
Дживана пылко прошептала:
– Да, святой Александр!
Взгляд худого истощённого человека заиграл живостью и сосредоточился на прекрасной женщине, словно в тот момент весь мир сократился до их взгляда. В эту минуту меня накрыло такой радостью, словно на Землю пришёл долгожданный Христос.
