Среди них была его маленькая подруга - Нюша. Она что-то прошептала ему на ухо, а он вдруг схватил её и взмыл с ней в воздух в искрах опадающего с крыльев снега.
Я вскрикнул от страха и прижался лицом к стеклу, чтобы следить за их полётом, но обзора не хватало. Тогда я вскочил в чьи-то унты у порога — они оказались мне велики! — и выскочил наружу. Не замечая мороза, по скрипучему снегу, на заплетающихся ногах я добрался до прыгающих от счастья детей и упал среди них на колени, также глядя вверх.
Над белоснежными деревьями, над снежной с черными подпалинами сгоревших домой равниной, высоко-высоко в синем-синем небе, Ангел медленно поднимался вертикально вверх, сильно взмахивая гигантскими крыльями. Он держал перед собой Нюшу, и она, раскинув руки, с восторгом кричала с высоты:
– Э-ге-гей! Какие вы все ма-а-аленькие!
– Сама ты маленькая-премаленькая! – кричали снизу дети.
– Как тут красиво! Выше, Максим, выше!
– Наш Рождественский ангел летит! Наш брат Максим! – скакали и махали им руками дети.
Сзади кто-то подошёл неспеша. Я понял, что это Дживана, и спросил её, не оборачиваясь:
– Почему дети его не боятся?
– Главное, ты его не бойся, Андрей, – сказала она. – А дети? Дети уже много потеряли. Они так сильно молились о его спасении и так ждали, что Максим для них, каким бы он не был – это радость и победа Христова.
Моё сердце облилось кровью. Я собрал немного снега, утёр им пульсирующее притоком крови лицо и пробормотал сам себе:
– Это Максим... Да, да… Это Максим… Максим...
Я обернулся. Необыкновенная женщина стояла с царственной осанкой в меховой мантии с накинутым капюшоном, сунув в рукава руки, наблюдая за ангельским полётом.
– Дживана, кто вы?! – спросил я слабым голосом.
Женщина промолчала и надвинула двумя руками на лицо капюшон.
– Скажите, кто убил Питирима? Почему вы смогли спасти всех, кроме Питирима? Где же остальные братья Максима? Где Савватий и Александр?
Дживана горько засмеялась сомкнутыми губами, одновременно в глазах появились слёзы. Она не ответила мне, лишь красиво повернула голову и смотрела куда-то вдаль. Я проследил за её взглядом. Она смотрела на Храм. Потом медленно двинулась по направлению к нему и поманила меня за собой. Я поднялся с колен и, оставив за спиной веселую гурьбу детей, пошёл рядом с ней.
– Питирим отдал свою жизнь, чтобы меня спасти, – еле слышно произнесла Дживана.
– Как мой Санька? – вспомнил я.
– Да, как твой Санька. Перед смертью Питирим заповедовал мне искать Христа. Я не знала, как его найти, и попросила стать Наставником моим Серафима. Теперь весь смысл моей жизни состоит в том, чтобы жить так, как будто на меня смотрит Питирим. Я не могу его подвести.
Я шёл рядом и мучился от этого известия. Как это произошло? Почему меня не было рядом? Вдруг вспомнил, что Дживана не ответила мне на один вопрос, и ещё раз спросил:
– Так, где же отец Александр и Савва? Вы ничего не сказали про них, где они?
Дживана несколько шагов шла молча, отчего в моей голове уже начали шевелиться страшные мысли. Наконец, она ответила:
– Всё, что я знаю: Александр после похищения смирился с уготованной ему участью. После смерти Владыки Арсения он сам стал архиепископом и продолжил все дела его. Получив власть, он расправился со всеми своими бывшими братьями, но прежде всего, с Питиримом.
– Что вы говорите?! Отец Александр расправился с Питиримом?! Это что же... он убил его?! – Я задохнулся и едва мог дышать. – Не может этого быть... Не мог он сам предать всё... Они просто стёрли ему память!!
Дживана ответила задумчиво:
– Они часто стирали ему память, но не любовь к послушникам. Александр и Серафима хотел убить.
– Да не может этого быть, нет!! Они просто загипнотизировали его, у них есть заклинание есть! – не сдавался я, злые слезы протеста и упрямства навернулись на глаза.
Слушая меня, Дживана вздыхала и шла молча, глядя под ноги.
– Всё очень сложно, Андрей, – сказала она. – Я многого не знаю и не понимаю. Только Серафим знает всё. Только он сможет всё объяснить, но он молчит.
Мы подошли к храму. Вблизи я получше разглядел его. Новый выглядел точь-в-точь как старый, только вместо витражей в окна вставили прозрачные стекла. Несколько человек на лесах занимались облицовкой стен. Это были родные сёстры Вознесенки, среди них я заметил четырёх крепких незнакомых мужчин. Я остановился, глядя на их работу. Одна из сестёр обернулась, узнала меня, закричала другим. Все стали спускаться, подбегать ко мне и обнимать меня. Незнакомые мужчины также оставили работу, слезли с лесов, но остались стоять вместе в сторонке, поглядывая на нас.
Я и сам украдкой поглядывал на них, пока сёстры меня обнимали, по плечам трепали и приговаривали:
– Гляди-ка, сёстры, наш Андрей! Тощий-то какой, тощий!
– Да главное – живой!
– Иди скорее внутрь, Андрей, там заждался тебя Серафим! А потом дуй на обед, сестра Маргарита всё приготовила!
– Госпожа Дживана, милая, идите скорее сюда, посмотрите своим взглядом, а то мы спорим: нужна ли здесь искусственная ниша?
Дживана хотела было с ними пойти, но в этот момент к нам быстрым шагом подошёл какой-то мощный человек в защитном костюме, теплосберегающей маске и шлеме. Подойдя ближе, он остановился, снял шлем, быстро преклонил колено, сразу же выпрямился, удерживая шлем под мышкой, и заговорил тоном, каким докладывают солдаты своему командиру:
– Господа Дживана! Победа: мы восстановили связь со всеми мегаполисами и имеем полную картину бедствия. Гелевые реакторы доставлены во все узловые точки, подключаем системы жизнеобеспечения и транспортные энергосистемы, производим эвакуацию жителей. При успешном подключении, запаса энергии одного баллона гелия на один мегаполис хватит на четыре года.
– Спасибо, спасибо, за твоё служение и добрые вести, брат Лонгвин, – ответила Дживана не в тон ему, а голосом заботливой жены, и забросала вопросами:
– Ты один вернулся? Замёрз совсем? Ты голоден? Иди скорее в тепло, отдохни, горячего поешь, потом уже подробнее всё расскажи!
Мужчина поклонился и отошёл от нас, оставив меня в недоумении. Да кто же эта женщина, в конце концов?!!
– Госпожа… – вдруг проговорил один из четвёрки.
Дживана подошла к нему, остановилась и застыла напротив мужчины рослого и осанистого, долго глядя ему в глаза. Видно, было что-то между ними: мужчина взял в ладони ее облачённую в меховую перчатку руку и прижал к своим губам.
– Госпожа, – повторил человек. – Я не смел просить вас об этом ранее, так как ваши дела были гораздо важнее. Но теперь, когда получилось совершить главное – восстановить энергоснабжение терпящих бедствие мегаполисов, могу ли я у вас узнать, остался ли у вас ещё один гелевый реактор для Северного острова?
– Да, мой друг, конечно, – с блеском на влажных глазах ответила Дживана, и мужчина с облегчением вздохнул. – Неужели ты думал, что я оставлю вас в печали, ожесточу ваши сердца? Реактор на Северный остров отправился в числе первых. Экспедиция достигла берега Северного океана, но не смогла продвинуться далее, так как штормами был разрушен Северный мост. Им пришлось отступить.
– Госпожа Дживана, – сказал другой мужчина, такой же плечистый и суровый, – да, были шторма, но сейчас предельные морозы должны сковать море, и станет возможным добраться по льду. Прошу вас, отпустите меня на Северный остров. Там остались мои духовные дети.
– Всех нас, – сказал первый мужчина. – Мы пойдём с тобой.
Дживана посмотрела на них с волнением и мягко сказала:
– Хорошо, друзья мои, собирайтесь. Жаль мне вас, но вижу, что ваша любовь к братьям преодолеет все трудности, и вы пройдёте туда, куда не прошли преторианцы мои. Берегите себя.
Она обняла всех четверых по очереди и пошла дальше с ожидающими её сестрами смотреть какую-то нишу, а я остался стоять среди огромных неизвестных мужчин, которые почему-то молчали и смотрели на меня с непонятной душевной болью.
Я догадался. Они знали про меня что-то такое, что, если узнаю, сам стану молчаливым и душой больным. Тут я понял, что и я знаю что-то про них. Это «что-то» внутри меня подсказывало, что они причастны к пожару в Вознесенке и к моему аресту. Для капелланов из обители мы – еретики, что же такое с ними произошло, что они в забрызганных краской костюмах своими собственными рукам вместе с еретиками заново отстраивают еретикам храм?
В подтверждение моих мыслей, осанистый мужчина тихо произнёс:
– Я рад, что ты вернулся, Андрей. Я – капеллан Вианор. А это – капеллан Антоний и Евангел с Дорофеем, послушники мои. Прости нас.
Я замешкался, помолчал, не зная, что и сказать, поэтому просто нервно кивнул и повернулся, чтобы уже идти, как снова услышал голос капеллана за спиной:
– Когда ты всё узнаешь, прошу тебя: Искандера не вини. Он тебя и дружбу с тобой очень ценил. Всё, что он сделал, было ради вашей дружбы, так, как он это понимал.
Я остановился, переживая сильное сердцебиение. Вспомнил, что Сашка тоже у меня прощения за что-то просил. Вспомнил, что в конце жизни он был как-то связан с капелланами, и этот капеллан как-то связан с ним. Всё это я вспомнил, и всё вдруг понял, но обернулся и с улыбкой ответил:
– Спасибо, что сказали. Но я всё знаю. – И, оставив их в замешательстве, пошёл в храм искать Серафима.
Внутри меня ждала трогательная встреча: в притворе со свежевыбеленными потолком и стенами Марфа Ильинична, моя Настенька и сестра Валерия накрывали для работников столы. Увидев меня, Марфа Ильинична кинулась ко мне, обняла меня, в голос рыдая:
– Андрей, сыночек мой, живой! Тебе всё уже рассказали? Только ты не плачь, не плачь...
Настенька и Валерия утешали её, а я ещё толком ничего не знал, но всё равно уже всё знал, поэтому не слушался её и плакал.
В это время двери раскрылись, на пороге, оттаптывая снег с высоких меховых сапог, появился сержант Альберт. Увидев меня, он вскинул в приветствии руку, но не вошёл, а придержал дверь, в которую осторожно, бочком-бочком, вошёл здоровенный заросший щетиной мужик, неся в руках гигантскую икону.
В этом человеке с грозным, обветренным лицом я еле узнал Серафима. Я во все глаза уставился на него, а он остановился боком, из-под бровей глядя на меня. Потом без улыбки спросил:
– Очухался?
Я кивнул.
– Орать и кусаться больше не будешь?
Я помотал головой.
– Тогда привет тебе, брат Андрей.
– Привет, Серафим, – пролепетал я.
Лицо Серафима разгладилось и потеплело. Он шмыгнул носом и громко пробасил:
– Ну что, сестра Валерия, куда будем вешать бабкину икону?
Валерия с нежностью улыбнулась ему и ответила:
– На то же место, откуда ты её снял, брат Серафим.
Ещё недолго мы были счастливы вместе: наши сердца болели о тех, кого с нами не было.
К моменту, когда я оправился и окреп, мы снарядили две экспедиции. Одна должна отправиться на Северный остров, чтобы попытаться спасти монахов Обители военных капелланов. Её возглавляет капеллан Антоний, вместе с ним идёт капеллан Вианор со своими послушниками. После того, как погасло термоядерное солнце, на острове наступила полярная зима, лютые морозы всё живое могли убить. Но у Антония на острове остались его братья – Павел, Фостирий и Тит, он стремится добраться до них. Там же оставался друг его – капеллан Таврион, который пошёл против приказа архиепископа Александра, не арестовал и не доставил ему всех жителей Лугового, промолчав про Ардена Гарриевича и раненного Максима, про Марфу Ильиничну и Валерию, чем спас их. Четверо братьев везут на остров компактный термоядерный реактор на гелии, к которому вместо погасшего термоядерного солнца собираются подключить энергосистемы обители.
Вторая экспедиция идёт к Козьему озеру. Именно туда перед планетарным блэкдауном вылетел конвертоплан архиепископа Александра. Цели экспедиции для меня до конца не ясные. С одной стороны, Серафим собирается найти конвертоплан в тайге, с другой – достигнуть Козеозёрского монастыря, чтобы найти заточённых там братьев. Что дальше Серафим собрался делать, не знает никто. С ним идут его верные друзья – Ангел-Максим, сержант полиции Альберт, врач Арден и я. Но самое странное, что с нами идёт наша спасительница и, как оказывается, сама Правительница Дживана!! Подчёркиваю жирно вопрос: зачем ей Александр?
Всем нам будет очень трудно без средств навигации, ведь пси-пояс не восстановлен, дороги погребены под снегом. Но нашими ориентирами будут высотки мегаполисов, которые видны издалека, и транспортные развязки, по которым угадываются направления магнестралей. Нашими средствами передвижения будут жидкотопливные вездеходы-сани, а нашим таинственным компасом – видения Серафима.
Завтра выезжаем.
* * * *
До самого отъезда Настенька любую свободную минутку была рядом, и словно чего-то ждала от меня, а я смущался, не понимал, что я должен сделать. Пару раз я видел, как она отходила и плакала в сторонке, и решился с ней поговорить.
– Настенька, если ты чего-то обо мне знаешь, скажи, не мучайся, не таи. Если ты переживаешь из-за Саввы…
Настю прорвало, и она заговорила, вся дрожа:
– Ты ко мне так хорошо относишься, потому что не знаешь, что я во всём виновата! Я вот сейчас скажу тебе всё, и ты отвернёшься от меня, да?
– Нет, что ты, Настя, – испугано ответил я, но она со слезами бормотала:
– В тот день, когда напали на Вознесенку, тебя позвал с собой Питирим, а мы же только что покрестились, ты признался мне в любви и предложил стать своей женой, и я остаться тебя со мной упросила! Он уехал тогда без тебя, а ты сказал, что слышал голос внутри, который тебе сказал, что ты больше не увидишь Питирима! Так и случилось! Если бы не я!! Если бы не я – тебя бы не арестовали, в тот момент, когда Вознесенку жгли. Я пряталась в сугробах от жара и плакала… потому что поняла, что натворила… Андрей, ты – Защитник, если бы ты был с Питиримом, может быть и с ним беда не случилась, может быть и тебя не провели бы через бетатрин, и ты свою любовь ко мне бы не забыл! Вот, теперь ты всё знаешь. Ты меня не простишь? Нет, не простишь?
Я схватил её и прижал к себе, чувствуя, как бешено стучится в мою грудную клетку её сердце. Ее признание привело меня в смятение. Выходило, что, ради для того, чтобы остаться с любимой женщиной, я предал и себя, и Питирима. Впомнились духоподъёмные слова Петра-Питирима, которые услышал за столом в маленьком боксе блок-хауса: «Всегда из двух путей надо выбирать лучший путь, Андрей. И этот путь станет путем жизни. Любой другой, неминуемо, станет путём смерти. Выбирая лучшее, мы выбираем жизнь». Весь путь мой вдруг открылся и сложился как пазл: я понял, что поступал правильно тогда, когда, забывая себя и своё, выбирал Христа и Питирима. Да, мой путь был сложным и опасным, но, чтобы нам ни угрожало, нас всегда спасал Бог. Всего один раз я поступил по-другому: выбрал действительно хорошее, но земное... и Питирима больше нет!
Что же я натворил… Я остался без друга и без Призвания… Вдруг мысль ясная родилась внутри: «со мной остаётся Бог, который требует от святых своих действий и посвящения». Эта мысль явно была не моя, я и придумать бы такое не мог! Она согрела сердце как тот самый огонь, который я почувствовал, когда впервые доверился Питириму и положил свои ладони в его открытые ладони.
Я вскрикнул от страха и прижался лицом к стеклу, чтобы следить за их полётом, но обзора не хватало. Тогда я вскочил в чьи-то унты у порога — они оказались мне велики! — и выскочил наружу. Не замечая мороза, по скрипучему снегу, на заплетающихся ногах я добрался до прыгающих от счастья детей и упал среди них на колени, также глядя вверх.
Над белоснежными деревьями, над снежной с черными подпалинами сгоревших домой равниной, высоко-высоко в синем-синем небе, Ангел медленно поднимался вертикально вверх, сильно взмахивая гигантскими крыльями. Он держал перед собой Нюшу, и она, раскинув руки, с восторгом кричала с высоты:
– Э-ге-гей! Какие вы все ма-а-аленькие!
– Сама ты маленькая-премаленькая! – кричали снизу дети.
– Как тут красиво! Выше, Максим, выше!
– Наш Рождественский ангел летит! Наш брат Максим! – скакали и махали им руками дети.
Сзади кто-то подошёл неспеша. Я понял, что это Дживана, и спросил её, не оборачиваясь:
– Почему дети его не боятся?
– Главное, ты его не бойся, Андрей, – сказала она. – А дети? Дети уже много потеряли. Они так сильно молились о его спасении и так ждали, что Максим для них, каким бы он не был – это радость и победа Христова.
Моё сердце облилось кровью. Я собрал немного снега, утёр им пульсирующее притоком крови лицо и пробормотал сам себе:
– Это Максим... Да, да… Это Максим… Максим...
Я обернулся. Необыкновенная женщина стояла с царственной осанкой в меховой мантии с накинутым капюшоном, сунув в рукава руки, наблюдая за ангельским полётом.
– Дживана, кто вы?! – спросил я слабым голосом.
Женщина промолчала и надвинула двумя руками на лицо капюшон.
– Скажите, кто убил Питирима? Почему вы смогли спасти всех, кроме Питирима? Где же остальные братья Максима? Где Савватий и Александр?
Дживана горько засмеялась сомкнутыми губами, одновременно в глазах появились слёзы. Она не ответила мне, лишь красиво повернула голову и смотрела куда-то вдаль. Я проследил за её взглядом. Она смотрела на Храм. Потом медленно двинулась по направлению к нему и поманила меня за собой. Я поднялся с колен и, оставив за спиной веселую гурьбу детей, пошёл рядом с ней.
– Питирим отдал свою жизнь, чтобы меня спасти, – еле слышно произнесла Дживана.
– Как мой Санька? – вспомнил я.
– Да, как твой Санька. Перед смертью Питирим заповедовал мне искать Христа. Я не знала, как его найти, и попросила стать Наставником моим Серафима. Теперь весь смысл моей жизни состоит в том, чтобы жить так, как будто на меня смотрит Питирим. Я не могу его подвести.
Я шёл рядом и мучился от этого известия. Как это произошло? Почему меня не было рядом? Вдруг вспомнил, что Дживана не ответила мне на один вопрос, и ещё раз спросил:
– Так, где же отец Александр и Савва? Вы ничего не сказали про них, где они?
Дживана несколько шагов шла молча, отчего в моей голове уже начали шевелиться страшные мысли. Наконец, она ответила:
– Всё, что я знаю: Александр после похищения смирился с уготованной ему участью. После смерти Владыки Арсения он сам стал архиепископом и продолжил все дела его. Получив власть, он расправился со всеми своими бывшими братьями, но прежде всего, с Питиримом.
– Что вы говорите?! Отец Александр расправился с Питиримом?! Это что же... он убил его?! – Я задохнулся и едва мог дышать. – Не может этого быть... Не мог он сам предать всё... Они просто стёрли ему память!!
Дживана ответила задумчиво:
– Они часто стирали ему память, но не любовь к послушникам. Александр и Серафима хотел убить.
– Да не может этого быть, нет!! Они просто загипнотизировали его, у них есть заклинание есть! – не сдавался я, злые слезы протеста и упрямства навернулись на глаза.
Слушая меня, Дживана вздыхала и шла молча, глядя под ноги.
– Всё очень сложно, Андрей, – сказала она. – Я многого не знаю и не понимаю. Только Серафим знает всё. Только он сможет всё объяснить, но он молчит.
Мы подошли к храму. Вблизи я получше разглядел его. Новый выглядел точь-в-точь как старый, только вместо витражей в окна вставили прозрачные стекла. Несколько человек на лесах занимались облицовкой стен. Это были родные сёстры Вознесенки, среди них я заметил четырёх крепких незнакомых мужчин. Я остановился, глядя на их работу. Одна из сестёр обернулась, узнала меня, закричала другим. Все стали спускаться, подбегать ко мне и обнимать меня. Незнакомые мужчины также оставили работу, слезли с лесов, но остались стоять вместе в сторонке, поглядывая на нас.
Я и сам украдкой поглядывал на них, пока сёстры меня обнимали, по плечам трепали и приговаривали:
– Гляди-ка, сёстры, наш Андрей! Тощий-то какой, тощий!
– Да главное – живой!
– Иди скорее внутрь, Андрей, там заждался тебя Серафим! А потом дуй на обед, сестра Маргарита всё приготовила!
– Госпожа Дживана, милая, идите скорее сюда, посмотрите своим взглядом, а то мы спорим: нужна ли здесь искусственная ниша?
Дживана хотела было с ними пойти, но в этот момент к нам быстрым шагом подошёл какой-то мощный человек в защитном костюме, теплосберегающей маске и шлеме. Подойдя ближе, он остановился, снял шлем, быстро преклонил колено, сразу же выпрямился, удерживая шлем под мышкой, и заговорил тоном, каким докладывают солдаты своему командиру:
– Господа Дживана! Победа: мы восстановили связь со всеми мегаполисами и имеем полную картину бедствия. Гелевые реакторы доставлены во все узловые точки, подключаем системы жизнеобеспечения и транспортные энергосистемы, производим эвакуацию жителей. При успешном подключении, запаса энергии одного баллона гелия на один мегаполис хватит на четыре года.
– Спасибо, спасибо, за твоё служение и добрые вести, брат Лонгвин, – ответила Дживана не в тон ему, а голосом заботливой жены, и забросала вопросами:
– Ты один вернулся? Замёрз совсем? Ты голоден? Иди скорее в тепло, отдохни, горячего поешь, потом уже подробнее всё расскажи!
Мужчина поклонился и отошёл от нас, оставив меня в недоумении. Да кто же эта женщина, в конце концов?!!
– Госпожа… – вдруг проговорил один из четвёрки.
Дживана подошла к нему, остановилась и застыла напротив мужчины рослого и осанистого, долго глядя ему в глаза. Видно, было что-то между ними: мужчина взял в ладони ее облачённую в меховую перчатку руку и прижал к своим губам.
– Госпожа, – повторил человек. – Я не смел просить вас об этом ранее, так как ваши дела были гораздо важнее. Но теперь, когда получилось совершить главное – восстановить энергоснабжение терпящих бедствие мегаполисов, могу ли я у вас узнать, остался ли у вас ещё один гелевый реактор для Северного острова?
– Да, мой друг, конечно, – с блеском на влажных глазах ответила Дживана, и мужчина с облегчением вздохнул. – Неужели ты думал, что я оставлю вас в печали, ожесточу ваши сердца? Реактор на Северный остров отправился в числе первых. Экспедиция достигла берега Северного океана, но не смогла продвинуться далее, так как штормами был разрушен Северный мост. Им пришлось отступить.
– Госпожа Дживана, – сказал другой мужчина, такой же плечистый и суровый, – да, были шторма, но сейчас предельные морозы должны сковать море, и станет возможным добраться по льду. Прошу вас, отпустите меня на Северный остров. Там остались мои духовные дети.
– Всех нас, – сказал первый мужчина. – Мы пойдём с тобой.
Дживана посмотрела на них с волнением и мягко сказала:
– Хорошо, друзья мои, собирайтесь. Жаль мне вас, но вижу, что ваша любовь к братьям преодолеет все трудности, и вы пройдёте туда, куда не прошли преторианцы мои. Берегите себя.
Она обняла всех четверых по очереди и пошла дальше с ожидающими её сестрами смотреть какую-то нишу, а я остался стоять среди огромных неизвестных мужчин, которые почему-то молчали и смотрели на меня с непонятной душевной болью.
Я догадался. Они знали про меня что-то такое, что, если узнаю, сам стану молчаливым и душой больным. Тут я понял, что и я знаю что-то про них. Это «что-то» внутри меня подсказывало, что они причастны к пожару в Вознесенке и к моему аресту. Для капелланов из обители мы – еретики, что же такое с ними произошло, что они в забрызганных краской костюмах своими собственными рукам вместе с еретиками заново отстраивают еретикам храм?
В подтверждение моих мыслей, осанистый мужчина тихо произнёс:
– Я рад, что ты вернулся, Андрей. Я – капеллан Вианор. А это – капеллан Антоний и Евангел с Дорофеем, послушники мои. Прости нас.
Я замешкался, помолчал, не зная, что и сказать, поэтому просто нервно кивнул и повернулся, чтобы уже идти, как снова услышал голос капеллана за спиной:
– Когда ты всё узнаешь, прошу тебя: Искандера не вини. Он тебя и дружбу с тобой очень ценил. Всё, что он сделал, было ради вашей дружбы, так, как он это понимал.
Я остановился, переживая сильное сердцебиение. Вспомнил, что Сашка тоже у меня прощения за что-то просил. Вспомнил, что в конце жизни он был как-то связан с капелланами, и этот капеллан как-то связан с ним. Всё это я вспомнил, и всё вдруг понял, но обернулся и с улыбкой ответил:
– Спасибо, что сказали. Но я всё знаю. – И, оставив их в замешательстве, пошёл в храм искать Серафима.
Внутри меня ждала трогательная встреча: в притворе со свежевыбеленными потолком и стенами Марфа Ильинична, моя Настенька и сестра Валерия накрывали для работников столы. Увидев меня, Марфа Ильинична кинулась ко мне, обняла меня, в голос рыдая:
– Андрей, сыночек мой, живой! Тебе всё уже рассказали? Только ты не плачь, не плачь...
Настенька и Валерия утешали её, а я ещё толком ничего не знал, но всё равно уже всё знал, поэтому не слушался её и плакал.
В это время двери раскрылись, на пороге, оттаптывая снег с высоких меховых сапог, появился сержант Альберт. Увидев меня, он вскинул в приветствии руку, но не вошёл, а придержал дверь, в которую осторожно, бочком-бочком, вошёл здоровенный заросший щетиной мужик, неся в руках гигантскую икону.
В этом человеке с грозным, обветренным лицом я еле узнал Серафима. Я во все глаза уставился на него, а он остановился боком, из-под бровей глядя на меня. Потом без улыбки спросил:
– Очухался?
Я кивнул.
– Орать и кусаться больше не будешь?
Я помотал головой.
– Тогда привет тебе, брат Андрей.
– Привет, Серафим, – пролепетал я.
Лицо Серафима разгладилось и потеплело. Он шмыгнул носом и громко пробасил:
– Ну что, сестра Валерия, куда будем вешать бабкину икону?
Валерия с нежностью улыбнулась ему и ответила:
– На то же место, откуда ты её снял, брат Серафим.
Глава 5. Пришествие
Ещё недолго мы были счастливы вместе: наши сердца болели о тех, кого с нами не было.
К моменту, когда я оправился и окреп, мы снарядили две экспедиции. Одна должна отправиться на Северный остров, чтобы попытаться спасти монахов Обители военных капелланов. Её возглавляет капеллан Антоний, вместе с ним идёт капеллан Вианор со своими послушниками. После того, как погасло термоядерное солнце, на острове наступила полярная зима, лютые морозы всё живое могли убить. Но у Антония на острове остались его братья – Павел, Фостирий и Тит, он стремится добраться до них. Там же оставался друг его – капеллан Таврион, который пошёл против приказа архиепископа Александра, не арестовал и не доставил ему всех жителей Лугового, промолчав про Ардена Гарриевича и раненного Максима, про Марфу Ильиничну и Валерию, чем спас их. Четверо братьев везут на остров компактный термоядерный реактор на гелии, к которому вместо погасшего термоядерного солнца собираются подключить энергосистемы обители.
Вторая экспедиция идёт к Козьему озеру. Именно туда перед планетарным блэкдауном вылетел конвертоплан архиепископа Александра. Цели экспедиции для меня до конца не ясные. С одной стороны, Серафим собирается найти конвертоплан в тайге, с другой – достигнуть Козеозёрского монастыря, чтобы найти заточённых там братьев. Что дальше Серафим собрался делать, не знает никто. С ним идут его верные друзья – Ангел-Максим, сержант полиции Альберт, врач Арден и я. Но самое странное, что с нами идёт наша спасительница и, как оказывается, сама Правительница Дживана!! Подчёркиваю жирно вопрос: зачем ей Александр?
Всем нам будет очень трудно без средств навигации, ведь пси-пояс не восстановлен, дороги погребены под снегом. Но нашими ориентирами будут высотки мегаполисов, которые видны издалека, и транспортные развязки, по которым угадываются направления магнестралей. Нашими средствами передвижения будут жидкотопливные вездеходы-сани, а нашим таинственным компасом – видения Серафима.
Завтра выезжаем.
* * * *
До самого отъезда Настенька любую свободную минутку была рядом, и словно чего-то ждала от меня, а я смущался, не понимал, что я должен сделать. Пару раз я видел, как она отходила и плакала в сторонке, и решился с ней поговорить.
– Настенька, если ты чего-то обо мне знаешь, скажи, не мучайся, не таи. Если ты переживаешь из-за Саввы…
Настю прорвало, и она заговорила, вся дрожа:
– Ты ко мне так хорошо относишься, потому что не знаешь, что я во всём виновата! Я вот сейчас скажу тебе всё, и ты отвернёшься от меня, да?
– Нет, что ты, Настя, – испугано ответил я, но она со слезами бормотала:
– В тот день, когда напали на Вознесенку, тебя позвал с собой Питирим, а мы же только что покрестились, ты признался мне в любви и предложил стать своей женой, и я остаться тебя со мной упросила! Он уехал тогда без тебя, а ты сказал, что слышал голос внутри, который тебе сказал, что ты больше не увидишь Питирима! Так и случилось! Если бы не я!! Если бы не я – тебя бы не арестовали, в тот момент, когда Вознесенку жгли. Я пряталась в сугробах от жара и плакала… потому что поняла, что натворила… Андрей, ты – Защитник, если бы ты был с Питиримом, может быть и с ним беда не случилась, может быть и тебя не провели бы через бетатрин, и ты свою любовь ко мне бы не забыл! Вот, теперь ты всё знаешь. Ты меня не простишь? Нет, не простишь?
Я схватил её и прижал к себе, чувствуя, как бешено стучится в мою грудную клетку её сердце. Ее признание привело меня в смятение. Выходило, что, ради для того, чтобы остаться с любимой женщиной, я предал и себя, и Питирима. Впомнились духоподъёмные слова Петра-Питирима, которые услышал за столом в маленьком боксе блок-хауса: «Всегда из двух путей надо выбирать лучший путь, Андрей. И этот путь станет путем жизни. Любой другой, неминуемо, станет путём смерти. Выбирая лучшее, мы выбираем жизнь». Весь путь мой вдруг открылся и сложился как пазл: я понял, что поступал правильно тогда, когда, забывая себя и своё, выбирал Христа и Питирима. Да, мой путь был сложным и опасным, но, чтобы нам ни угрожало, нас всегда спасал Бог. Всего один раз я поступил по-другому: выбрал действительно хорошее, но земное... и Питирима больше нет!
Что же я натворил… Я остался без друга и без Призвания… Вдруг мысль ясная родилась внутри: «со мной остаётся Бог, который требует от святых своих действий и посвящения». Эта мысль явно была не моя, я и придумать бы такое не мог! Она согрела сердце как тот самый огонь, который я почувствовал, когда впервые доверился Питириму и положил свои ладони в его открытые ладони.
