— Хорошо, — как-то легко и до странного быстро согласилась Настя, встала на цыпочки и потянулась к моей щеке. Мою душу пронзил холод печали, огорчённое сердце замерло, словно в обмороке, вывалилось из груди и упало прямо в снег.
Настя поцеловала меня в щёки три раза и сказала:
— Я согласна.
— Согласна? — не понял я. — На что согласна? Быть сестрой?
— Нет. Я согласна быть твоей женой! И, конечно же, и сестрой!
Она продолжала стоять на цыпочках, положив мне ладони на грудь, и моя голова наполнилась жаром:
— Но почему? — глупо пролепетал я, отводя глаза. — Я же – не Савва! У меня же нет ни мужской красоты, ни ума, и язык я знаю только один — русский...
— Но я люблю тебя! — нежно сказала Настя. — Я тоже люблю тебя, но не могла показывать свою любовь к тебе...
— Из-за Саввы? — вырвалось у меня каким-то странным вредным голосом, и я тут же пожалел.
— Причем тут Савва? — невинно переспросила Настя. — Просто владыка Питирим видел мою любовь к тебе и просил на время катехизации держать её при себе, чтобы ненароком не встать на твоём пути к Богу. Вот я и устроилась в больницу, чтобы не видеть тебя, но сильно скучала и даже плакала. Но тут и Бог стал помогать мне. Забот в больнице много, так что и горевать не о чем...
Я выслушал это в ошеломлении.
— Ты устроилась в больницу не из-за Саввы?! А из-за меня?!!
— Почему ты всё время говоришь про Савву?! Причём тут Савва?! — Я со стыда, наверное, совсем покраснел. — Я очень сильно люблю тебя. А влюбилась я в тебя в тот день, когда мы в Луговом на закате солнца игрались и плескались в реке. И напрасно ты считаешь себя некрасивым. Не сравнивай себя с капелланами! Ты очень крепкий и красивый! Ты – мужчина моей мечты!
Я – красивый!! Я – мужчина её мечты!!! Я слушал каждое её слово, и моя душа захлёбывалась восторгом, а она продолжала:
— Я всё люблю в тебе! И как ты краснеешь до ушей...
Точно! Мои уши как раз горели!
— И как ты трёшь кончик носа, когда волнуешься...
Я замер, потому что понял, что именно в этот момент как раз и занимаюсь этим, и смущённо отнял руку от носа. И переспросил – ведь я должен был ещё раз это услышать, чтобы поверить:
— Так, значит: «Да»?!
Настя, как кошечка – лапки, переложила свои ладони с моей груди на шею и приятным голосом тихо сказала:
— Да...
Её немного влажные розовые губы приоткрылись, и мой разум подчинился этому призыву. Я потянулся им навстречу и прикоснулся... закрыл в блаженстве глаза... Никогда ещё ни один поцелуй не был так желан и нежен.
— Андрей? Ты летишь с нами? — вдруг окликнул меня Арден. — Нужно скорее, пока полиция дала нам зелёный коридор!
— Куда ты? — взволновано отшатнулась Настя.
Я не отпускал её личико из своих рук и расстроено бормотал:
— В больницу, мы забираем раненного капеллана в Луговое...
— И ты уедешь с ними и останешься там?
О-о-о, сколько в этом взгляде было печали!.. Как это радовало и как огорчало...
— Да, — прошептал я.
— А когда прилетишь?
— Не знаю... Смотря, когда захочет вернуться в Вознесенку Питирим. Может быть, завтра... а может быть, он останется с капелланом в Луговом, и я тогда останусь там вместе с ним.
— Возьми меня с собой!! — воскликнула Настя.
— Не могу... — потупился я. — В магнекаре нет места, он оборудован под транспортировку раненого.
Вдруг глаза Насти покраснели, и в них блеснули слёзы.
— Андрей... Пожалуйста, не уезжай...
Как же не уезжать, подумал я, сам же с Питиримом напросился! Но когда я договаривался, я еще не знал, что я – мужчина Настиной мечты. Как же сейчас, после этого такого долгожданного признания мне не хотелось её оставлять!
— Андрей, ты летишь?! — повторно крикнул Арден.
Я колебался. Настя волновалась, сильно дышала и рдела в моих объятиях пышным цветком, а в моих мечтах ещё светилась, ещё не меркла пленительная мечта о прогулке с ней рука об руку по дорожкам Вознесенки и до её дома, которая по моментально созревшему плану должна была закончиться прощальным поцелуем.
«А как же твоя миссия Защитника?» — подленько так спросила меня совесть, но я дал ей аргументированный ответ. Во-первых, сейчас Питириму Защитник не нужен: нет никаких загадочных незнакомцев, и никакая опасность ему не грозит. А чем я могу помочь в больнице? А в Луговом? В Луговом и без меня братьев много, управятся. Что под ногами болтаться и занимать место в магнекаре?
Все эти мысли стадом мычащих коров пронеслись в моей голове под устремленным на меня жалобным взглядом Настеньки. Я повернулся в сторону Ардена и крикнул в ответ:
— Летите без меня. Я остаюсь.
Арден с Питиримом переглянулись друг с другом. Питирим махнул мне на прощание рукой, и они пошли в сторону парковки. И тут случилось пугающе странное. Когда я увидел вдалеке над тёмным полем удаляющиеся стоп-огни, внутри меня вдруг раздался какой-то голос, который очень громко и отчётливо сказал:
«Ты видел его в последний раз».
Я вздрогнул. Бешено забилось сердце. Растворилось затмение сознания: я, только что крещённый в смерть и жизнь Господа нашего Иисуса Христа, призванный как воин Христов, оставил доверенную мне самим Богом миссию Защитника! Я предал своё Призвание! Какой стыд и какой страх перед Богом! Я готов был нестись за магнекаром и кричать, что я передумал, чтобы они остановились и забрали меня с собой, а дальше – да что угодно! – но только бы остаться в Призвании, остаться с Питиримом!!!
— Что с тобой, Андрей? — потрясла меня за плечо Настя.
— А? — Я как очнулся, посмотрел на неё и сказал: — Настя... во мне сейчас говорил внутренний голос.
— И что он сказал?
— Он сказал, что я не увижу больше Питирима.
— Прямо так и сказал?
— Да...
— А каким он голосом говорил? — заинтересовалась Настя.
— Моим.
— Может быть, это твои страхи? Твои мысли?
— Может быть, — выдохнул я. — Скорее всего, это послышалось мне... Какая-то тревога на сердце... странные мысли...
Настя обвила мне руками шею, притянула к себе и поцеловала в уголок губ.
— Всё будет хорошо. Вот увидишь.
Она взяла меня за руку, потянула за собой, и я пошёл... Моя сладкая мечта начала сбываться, но я был уже безрадостный, без интереса.
Больничный бокс, где после операции пребывал раненный капеллан, сверкал стерильной белизной поверхностей и стен. В центре бокса под биосканером, среди мониторов и гофрированных шлангов систем жизнеобеспечения возвышалась реанимационная капсула с прозрачным раздвинутым куполом и мерцающими по бортам тач-панелями.
В ней лежал пациент. Это был мужчина средних лет. Его атлетически развитое тело было обработано медицинской хитон-пеной, которая застыла, превратившись в плотно прилегающее нежно-салатовое покрытие, тонкое, тёплое, дышащее, наподобие обтягивающего комбинезона с короткими рукавами.
На мониторе горел эпикриз: «Непроникающее огнестрельное черепно-мозговое ранение правой височной доли с раздроблением костей черепа; частичная парализация левой стороны тела».
Пациент явно пребывал в сознании, но его взгляд был безумным, не живым. Серо-зелёные глаза с расширенными зрачками сначала внимательно следили за всеми перемещениями вокруг реанимационной капсулы и, наконец, неподвижно застыли на лице молодого темноволосого мужчины худощавого телосложения в белом одноразового использования балахоне, который стоял в паре шагов от неё.
Перед внутренним взором больного представала совершенно иная картина. Он видел себя в огромном помещении, похожем на подвал, в котором выключен свет. От пола до потолка помещение заполоняли чёрные колонны, о существовании которых он знал, потому что они темнели темнее тьмы.
Это было жутко.
Он поискал глазами выход, но ничего не обнаружил. Может быть, он и существовал, но обзор загораживал хаотичный частокол колонн, между которыми иногда простирались чёрные гладкие стены или поверхности с вертикальными нишами, проходами, которые, казалось, ведут в забвение, в ничто. Лишь только в одном углу становилось всё светлее. Пациент посмотрел туда и оцепенел от ужаса. Там стоял какой-то незнакомый человек. И он заговорил.
— Как ты себя чувствуешь? — доброжелательно спросил человек и медленно приблизился, стараясь не совершать резких движений. Он плавно поднял руку и мягко положил её на предплечье пациента, чуть ниже катетера, вставленного в вену.
Больной, не мигая, смотрел ему в глаза. Возникла длительная пауза, во время которой другой человек, который держался с первым рядом, с волнением положил тому руку на плечо. При этом он смотрел на пациента таким взглядом, словно опасался, что он бросится на них и станет душить.
Картинка перед глазами больного изменилась. Появление второго человека прямо из тьмы испугало. Теперь их уже двое на одного. Разглядеть лиц обоих не получалось: какая-та безумная клякса плясала перед глазами, загораживала их лица, постоянно меняя форму, из-за чего эти двое казались существами хтоническими.
— Брат Антоний... как ты? — снова проговорило существо.
Голос многократно отразился эхом, как в подземной первобытной пещере, усилился, превратился в зловещий вой.
Это было страшно до жути.
Но самое страшное, что это существо знало его по имени.
Надо спасаться. Надо уходить. Но куда? Где находится это место? Где он теперь? И, набравшись мужества, он в отчаянии спросил:
— Где я?
* * *
Как ни пытался достучаться до раненого Питирим, но тот всё равно молчал, и Питирим со вздохом попросил табурет и сел рядом. Антоний совершенно статично, не мигая, смотрел на него, но непонятно, было ли это вызвано каким-либо интересом: его опухшее лицо ничего не выражало, даже искусственные лица андроидов последних моделей выглядели бы более эмоционально. Ко всему этому, оно выглядело ужасающим: его уродовали обширная гематома вокруг правого глаза и лазерные швы на обритой голове после трепанации черепа, которые змеями тянулись от темени по лбу, пересекали бровь, огибали глазницу и уходили через скулу за ухо. Вместе со старым шрамом на левой щеке швы могли бы сделать лицо капеллана похожим на лик святого на потрескавшейся древней фреске, если бы не окровавленные глазные белки, которые обезобразили его до подобия монстра.
Вдруг капеллан совершенно чётко произнёс:
— Где я?
Питирим с радостью ответил:
— Господь пожалел тебя и оставил живым! Ты в больнице!
Но Антоний не дослушал его до конца и снова заговорил:
— Мне нужен капеллан Александр. Где он?
Питирим с печалью ответил:
— Ты, наверное, не знаешь, что брат Александр...
— Мне нужен капеллан Александр, — перебил его Антоний.
— Но зачем? — немного растерялся Питирим.
— Мне нужно поговорить с капелланом Александром, — хрипло и жёстко повторил Антоний.
— Брат Антоний...
— Мне нужно. Поговорить. С капелланом. Александром, — отчеканил Антоний. — Наедине.
Питирим с жалостью, словно утешая, провёл пальцами по его предплечью и сказал:
— Но это сейчас невозможно, потому что наш брат Александр...
Вдруг капеллан резким движением схватил ладонь Питирима и сжал так сильно и больно, что Питирим невольно вскрикнул. Уронив табурет, Арден в панике схватил своего друга и потянул на себя, но капеллан удерживал его сильной рукой и не сводил неподвижного взгляда с Питирима.
— Арден, отпусти... ты мне руку оторвёшь... — морщась от боли, уговаривал Питирим. — Всё нормально... не беспокойся, брат. Отец Антоний не может причинить мне вреда...
Арден отпустил, но что-то такое было в глазах капеллана, отчего Ардена внутри всего трясло, поэтому он на всякий случай держал на плече у друга дрожащую руку.
— Кто ты такой?! — Тон Антония стал требовательным, он попытался приподнять голову, его губы скривились от какой-то внутренней боли, щёку передёрнул спазм.
— Я твой друг, — ответил Питирим, прикрывая глаза от боли. — Я твой брат во Христе.
Сказанное Питиримом не вызвало никаких эмоций на лице Антония. Не ослабляя хватки, он повторил ещё раз:
— Мне нужно поговорить с капелланом Александром...
— Брат Антоний, пожалуйста, выслушай меня...
— ...Наедине.
— О, Господь! — взмолился Питирим. — Смилуйся над бедным братом Антонием и помоги ему услышать и понять...
Наконец, на лице Антония возникла какая-то эмоция, как будто внутри него проявилось энергичное стремление. Любой, кто бы ни увидел капеллана в этот момент, совершенно однозначно определил бы эту эмоцию как ненависть. И так свирепа была эта открывшаяся, как рана, ненависть, что она причинила своему хозяину невыносимые страдания: из носа капеллана потекла кровь.
— Мне нужно поговорить с капелланом Александром... Наедине... — хрипел Антоний, сжимая и разжимая зубы так, что обострялись скулы.
— Остановись, владыка Питирим, — испуганным голосом сказал Арден. — Не говори больше ничего.
Питирим в замешательстве посмотрел на него, и Арден громко обратился к капеллану:
— Ты хочешь встретиться с отцом Александром? — Он добился того, что тот перевёл взгляд на него. — Ну что ж, хорошо. Мы – его друзья и отвезём тебя к нему. Но только ты убери руки от человека и не задавай лишних вопросов. Договорились?
Питирим глянул на Ардена, расстроенный ложью брата, но всё же облегчённо выдохнул, когда капеллан после некоторой паузы разжал пальцы и отпустил его.
Питирим начал растирать запястье. Арден схватил его в охапку и потянул в сторону, подальше от капеллана, вывел за полупрозрачные раздвижные двери в пустой больничный коридор. Когда двери за ними затворились, Питирим высвободился и громким шёпотом сказал:
— О, Боже, Арден... Ну, зачем ты ему солгал?
— Это персеверация 25! — взбудоражено прошептал Арден, оглядываясь через раздвижные двери на слегка размытый силуэт лежащего в реабилитационной капсуле Антония. — Капеллан говорит одну и ту же фразу с одной и той же интонацией! А теперь к ней ещё добавилась и злоба! О, Питирим, судя по всему, капеллан находится под управлением боевой программы! Эта его обеднённая эмоциональность, отсутствие интереса к своему положению, – всё это говорит, что его «зарядили», как оружие, для выполнения какого-то задания! Но на что его «зарядили»? Он ищет отца Александра...
— ...Чтобы похитить? — перебил Питирим.
Арден задумчиво потёр подбородок.
— Хм-м... Можно было бы так подумать, если бы не рана в его голове. Да и зачем епископу посылать отца Антония и группу с одним и тем же заданием? Нет! Мы видели: капеллан действовал в одиночку. В отличие от епископа, он не знал, где находится брат Александр, и искал его.
— Может быть, брата Александра хотела перехватить какая-то противоборствующая епископу сила?
— Очень правдоподобная версия, — согласился Арден. — Но только не перехватить, а убить.
— Убить?.. — выдохнул Питирим.
— Вот именно! Убить! — волновался Арден. — В руках отца Антония был пистолет. Анна видела муки брата Александра... возможно, он выстрелил в него! Но слугам епископа Александр нужен был живым, и они попытались застрелить Антония, чтобы спасти Александра! Но почему они не забрали Антония? Они же не бросают своих! Значит, Антоний – не «свой»?
— Значит, отец Антоний им враг, — согласился Питирим, — но, выходит, у владыки Арсения есть противник, и тот, кто послал капеллана, использует те же пси-технологии!
— Те же, да не те! Все четверо наших братьев после активации в них «червя» не утратили способность самостоятельно мыслить, рассуждать и даже шутить! С ними можно было разговаривать, их можно было убедить...
Настя поцеловала меня в щёки три раза и сказала:
— Я согласна.
— Согласна? — не понял я. — На что согласна? Быть сестрой?
— Нет. Я согласна быть твоей женой! И, конечно же, и сестрой!
Она продолжала стоять на цыпочках, положив мне ладони на грудь, и моя голова наполнилась жаром:
— Но почему? — глупо пролепетал я, отводя глаза. — Я же – не Савва! У меня же нет ни мужской красоты, ни ума, и язык я знаю только один — русский...
— Но я люблю тебя! — нежно сказала Настя. — Я тоже люблю тебя, но не могла показывать свою любовь к тебе...
— Из-за Саввы? — вырвалось у меня каким-то странным вредным голосом, и я тут же пожалел.
— Причем тут Савва? — невинно переспросила Настя. — Просто владыка Питирим видел мою любовь к тебе и просил на время катехизации держать её при себе, чтобы ненароком не встать на твоём пути к Богу. Вот я и устроилась в больницу, чтобы не видеть тебя, но сильно скучала и даже плакала. Но тут и Бог стал помогать мне. Забот в больнице много, так что и горевать не о чем...
Я выслушал это в ошеломлении.
— Ты устроилась в больницу не из-за Саввы?! А из-за меня?!!
— Почему ты всё время говоришь про Савву?! Причём тут Савва?! — Я со стыда, наверное, совсем покраснел. — Я очень сильно люблю тебя. А влюбилась я в тебя в тот день, когда мы в Луговом на закате солнца игрались и плескались в реке. И напрасно ты считаешь себя некрасивым. Не сравнивай себя с капелланами! Ты очень крепкий и красивый! Ты – мужчина моей мечты!
Я – красивый!! Я – мужчина её мечты!!! Я слушал каждое её слово, и моя душа захлёбывалась восторгом, а она продолжала:
— Я всё люблю в тебе! И как ты краснеешь до ушей...
Точно! Мои уши как раз горели!
— И как ты трёшь кончик носа, когда волнуешься...
Я замер, потому что понял, что именно в этот момент как раз и занимаюсь этим, и смущённо отнял руку от носа. И переспросил – ведь я должен был ещё раз это услышать, чтобы поверить:
— Так, значит: «Да»?!
Настя, как кошечка – лапки, переложила свои ладони с моей груди на шею и приятным голосом тихо сказала:
— Да...
Её немного влажные розовые губы приоткрылись, и мой разум подчинился этому призыву. Я потянулся им навстречу и прикоснулся... закрыл в блаженстве глаза... Никогда ещё ни один поцелуй не был так желан и нежен.
— Андрей? Ты летишь с нами? — вдруг окликнул меня Арден. — Нужно скорее, пока полиция дала нам зелёный коридор!
— Куда ты? — взволновано отшатнулась Настя.
Я не отпускал её личико из своих рук и расстроено бормотал:
— В больницу, мы забираем раненного капеллана в Луговое...
— И ты уедешь с ними и останешься там?
О-о-о, сколько в этом взгляде было печали!.. Как это радовало и как огорчало...
— Да, — прошептал я.
— А когда прилетишь?
— Не знаю... Смотря, когда захочет вернуться в Вознесенку Питирим. Может быть, завтра... а может быть, он останется с капелланом в Луговом, и я тогда останусь там вместе с ним.
— Возьми меня с собой!! — воскликнула Настя.
— Не могу... — потупился я. — В магнекаре нет места, он оборудован под транспортировку раненого.
Вдруг глаза Насти покраснели, и в них блеснули слёзы.
— Андрей... Пожалуйста, не уезжай...
Как же не уезжать, подумал я, сам же с Питиримом напросился! Но когда я договаривался, я еще не знал, что я – мужчина Настиной мечты. Как же сейчас, после этого такого долгожданного признания мне не хотелось её оставлять!
— Андрей, ты летишь?! — повторно крикнул Арден.
Я колебался. Настя волновалась, сильно дышала и рдела в моих объятиях пышным цветком, а в моих мечтах ещё светилась, ещё не меркла пленительная мечта о прогулке с ней рука об руку по дорожкам Вознесенки и до её дома, которая по моментально созревшему плану должна была закончиться прощальным поцелуем.
«А как же твоя миссия Защитника?» — подленько так спросила меня совесть, но я дал ей аргументированный ответ. Во-первых, сейчас Питириму Защитник не нужен: нет никаких загадочных незнакомцев, и никакая опасность ему не грозит. А чем я могу помочь в больнице? А в Луговом? В Луговом и без меня братьев много, управятся. Что под ногами болтаться и занимать место в магнекаре?
Все эти мысли стадом мычащих коров пронеслись в моей голове под устремленным на меня жалобным взглядом Настеньки. Я повернулся в сторону Ардена и крикнул в ответ:
— Летите без меня. Я остаюсь.
Арден с Питиримом переглянулись друг с другом. Питирим махнул мне на прощание рукой, и они пошли в сторону парковки. И тут случилось пугающе странное. Когда я увидел вдалеке над тёмным полем удаляющиеся стоп-огни, внутри меня вдруг раздался какой-то голос, который очень громко и отчётливо сказал:
«Ты видел его в последний раз».
Я вздрогнул. Бешено забилось сердце. Растворилось затмение сознания: я, только что крещённый в смерть и жизнь Господа нашего Иисуса Христа, призванный как воин Христов, оставил доверенную мне самим Богом миссию Защитника! Я предал своё Призвание! Какой стыд и какой страх перед Богом! Я готов был нестись за магнекаром и кричать, что я передумал, чтобы они остановились и забрали меня с собой, а дальше – да что угодно! – но только бы остаться в Призвании, остаться с Питиримом!!!
— Что с тобой, Андрей? — потрясла меня за плечо Настя.
— А? — Я как очнулся, посмотрел на неё и сказал: — Настя... во мне сейчас говорил внутренний голос.
— И что он сказал?
— Он сказал, что я не увижу больше Питирима.
— Прямо так и сказал?
— Да...
— А каким он голосом говорил? — заинтересовалась Настя.
— Моим.
— Может быть, это твои страхи? Твои мысли?
— Может быть, — выдохнул я. — Скорее всего, это послышалось мне... Какая-то тревога на сердце... странные мысли...
Настя обвила мне руками шею, притянула к себе и поцеловала в уголок губ.
— Всё будет хорошо. Вот увидишь.
Она взяла меня за руку, потянула за собой, и я пошёл... Моя сладкая мечта начала сбываться, но я был уже безрадостный, без интереса.
Глава 2. Праведник-убийца
Больничный бокс, где после операции пребывал раненный капеллан, сверкал стерильной белизной поверхностей и стен. В центре бокса под биосканером, среди мониторов и гофрированных шлангов систем жизнеобеспечения возвышалась реанимационная капсула с прозрачным раздвинутым куполом и мерцающими по бортам тач-панелями.
В ней лежал пациент. Это был мужчина средних лет. Его атлетически развитое тело было обработано медицинской хитон-пеной, которая застыла, превратившись в плотно прилегающее нежно-салатовое покрытие, тонкое, тёплое, дышащее, наподобие обтягивающего комбинезона с короткими рукавами.
На мониторе горел эпикриз: «Непроникающее огнестрельное черепно-мозговое ранение правой височной доли с раздроблением костей черепа; частичная парализация левой стороны тела».
Пациент явно пребывал в сознании, но его взгляд был безумным, не живым. Серо-зелёные глаза с расширенными зрачками сначала внимательно следили за всеми перемещениями вокруг реанимационной капсулы и, наконец, неподвижно застыли на лице молодого темноволосого мужчины худощавого телосложения в белом одноразового использования балахоне, который стоял в паре шагов от неё.
Перед внутренним взором больного представала совершенно иная картина. Он видел себя в огромном помещении, похожем на подвал, в котором выключен свет. От пола до потолка помещение заполоняли чёрные колонны, о существовании которых он знал, потому что они темнели темнее тьмы.
Это было жутко.
Он поискал глазами выход, но ничего не обнаружил. Может быть, он и существовал, но обзор загораживал хаотичный частокол колонн, между которыми иногда простирались чёрные гладкие стены или поверхности с вертикальными нишами, проходами, которые, казалось, ведут в забвение, в ничто. Лишь только в одном углу становилось всё светлее. Пациент посмотрел туда и оцепенел от ужаса. Там стоял какой-то незнакомый человек. И он заговорил.
— Как ты себя чувствуешь? — доброжелательно спросил человек и медленно приблизился, стараясь не совершать резких движений. Он плавно поднял руку и мягко положил её на предплечье пациента, чуть ниже катетера, вставленного в вену.
Больной, не мигая, смотрел ему в глаза. Возникла длительная пауза, во время которой другой человек, который держался с первым рядом, с волнением положил тому руку на плечо. При этом он смотрел на пациента таким взглядом, словно опасался, что он бросится на них и станет душить.
Картинка перед глазами больного изменилась. Появление второго человека прямо из тьмы испугало. Теперь их уже двое на одного. Разглядеть лиц обоих не получалось: какая-та безумная клякса плясала перед глазами, загораживала их лица, постоянно меняя форму, из-за чего эти двое казались существами хтоническими.
— Брат Антоний... как ты? — снова проговорило существо.
Голос многократно отразился эхом, как в подземной первобытной пещере, усилился, превратился в зловещий вой.
Это было страшно до жути.
Но самое страшное, что это существо знало его по имени.
Надо спасаться. Надо уходить. Но куда? Где находится это место? Где он теперь? И, набравшись мужества, он в отчаянии спросил:
— Где я?
* * *
Как ни пытался достучаться до раненого Питирим, но тот всё равно молчал, и Питирим со вздохом попросил табурет и сел рядом. Антоний совершенно статично, не мигая, смотрел на него, но непонятно, было ли это вызвано каким-либо интересом: его опухшее лицо ничего не выражало, даже искусственные лица андроидов последних моделей выглядели бы более эмоционально. Ко всему этому, оно выглядело ужасающим: его уродовали обширная гематома вокруг правого глаза и лазерные швы на обритой голове после трепанации черепа, которые змеями тянулись от темени по лбу, пересекали бровь, огибали глазницу и уходили через скулу за ухо. Вместе со старым шрамом на левой щеке швы могли бы сделать лицо капеллана похожим на лик святого на потрескавшейся древней фреске, если бы не окровавленные глазные белки, которые обезобразили его до подобия монстра.
Вдруг капеллан совершенно чётко произнёс:
— Где я?
Питирим с радостью ответил:
— Господь пожалел тебя и оставил живым! Ты в больнице!
Но Антоний не дослушал его до конца и снова заговорил:
— Мне нужен капеллан Александр. Где он?
Питирим с печалью ответил:
— Ты, наверное, не знаешь, что брат Александр...
— Мне нужен капеллан Александр, — перебил его Антоний.
— Но зачем? — немного растерялся Питирим.
— Мне нужно поговорить с капелланом Александром, — хрипло и жёстко повторил Антоний.
— Брат Антоний...
— Мне нужно. Поговорить. С капелланом. Александром, — отчеканил Антоний. — Наедине.
Питирим с жалостью, словно утешая, провёл пальцами по его предплечью и сказал:
— Но это сейчас невозможно, потому что наш брат Александр...
Вдруг капеллан резким движением схватил ладонь Питирима и сжал так сильно и больно, что Питирим невольно вскрикнул. Уронив табурет, Арден в панике схватил своего друга и потянул на себя, но капеллан удерживал его сильной рукой и не сводил неподвижного взгляда с Питирима.
— Арден, отпусти... ты мне руку оторвёшь... — морщась от боли, уговаривал Питирим. — Всё нормально... не беспокойся, брат. Отец Антоний не может причинить мне вреда...
Арден отпустил, но что-то такое было в глазах капеллана, отчего Ардена внутри всего трясло, поэтому он на всякий случай держал на плече у друга дрожащую руку.
— Кто ты такой?! — Тон Антония стал требовательным, он попытался приподнять голову, его губы скривились от какой-то внутренней боли, щёку передёрнул спазм.
— Я твой друг, — ответил Питирим, прикрывая глаза от боли. — Я твой брат во Христе.
Сказанное Питиримом не вызвало никаких эмоций на лице Антония. Не ослабляя хватки, он повторил ещё раз:
— Мне нужно поговорить с капелланом Александром...
— Брат Антоний, пожалуйста, выслушай меня...
— ...Наедине.
— О, Господь! — взмолился Питирим. — Смилуйся над бедным братом Антонием и помоги ему услышать и понять...
Наконец, на лице Антония возникла какая-то эмоция, как будто внутри него проявилось энергичное стремление. Любой, кто бы ни увидел капеллана в этот момент, совершенно однозначно определил бы эту эмоцию как ненависть. И так свирепа была эта открывшаяся, как рана, ненависть, что она причинила своему хозяину невыносимые страдания: из носа капеллана потекла кровь.
— Мне нужно поговорить с капелланом Александром... Наедине... — хрипел Антоний, сжимая и разжимая зубы так, что обострялись скулы.
— Остановись, владыка Питирим, — испуганным голосом сказал Арден. — Не говори больше ничего.
Питирим в замешательстве посмотрел на него, и Арден громко обратился к капеллану:
— Ты хочешь встретиться с отцом Александром? — Он добился того, что тот перевёл взгляд на него. — Ну что ж, хорошо. Мы – его друзья и отвезём тебя к нему. Но только ты убери руки от человека и не задавай лишних вопросов. Договорились?
Питирим глянул на Ардена, расстроенный ложью брата, но всё же облегчённо выдохнул, когда капеллан после некоторой паузы разжал пальцы и отпустил его.
Питирим начал растирать запястье. Арден схватил его в охапку и потянул в сторону, подальше от капеллана, вывел за полупрозрачные раздвижные двери в пустой больничный коридор. Когда двери за ними затворились, Питирим высвободился и громким шёпотом сказал:
— О, Боже, Арден... Ну, зачем ты ему солгал?
— Это персеверация 25! — взбудоражено прошептал Арден, оглядываясь через раздвижные двери на слегка размытый силуэт лежащего в реабилитационной капсуле Антония. — Капеллан говорит одну и ту же фразу с одной и той же интонацией! А теперь к ней ещё добавилась и злоба! О, Питирим, судя по всему, капеллан находится под управлением боевой программы! Эта его обеднённая эмоциональность, отсутствие интереса к своему положению, – всё это говорит, что его «зарядили», как оружие, для выполнения какого-то задания! Но на что его «зарядили»? Он ищет отца Александра...
— ...Чтобы похитить? — перебил Питирим.
Арден задумчиво потёр подбородок.
— Хм-м... Можно было бы так подумать, если бы не рана в его голове. Да и зачем епископу посылать отца Антония и группу с одним и тем же заданием? Нет! Мы видели: капеллан действовал в одиночку. В отличие от епископа, он не знал, где находится брат Александр, и искал его.
— Может быть, брата Александра хотела перехватить какая-то противоборствующая епископу сила?
— Очень правдоподобная версия, — согласился Арден. — Но только не перехватить, а убить.
— Убить?.. — выдохнул Питирим.
— Вот именно! Убить! — волновался Арден. — В руках отца Антония был пистолет. Анна видела муки брата Александра... возможно, он выстрелил в него! Но слугам епископа Александр нужен был живым, и они попытались застрелить Антония, чтобы спасти Александра! Но почему они не забрали Антония? Они же не бросают своих! Значит, Антоний – не «свой»?
— Значит, отец Антоний им враг, — согласился Питирим, — но, выходит, у владыки Арсения есть противник, и тот, кто послал капеллана, использует те же пси-технологии!
— Те же, да не те! Все четверо наших братьев после активации в них «червя» не утратили способность самостоятельно мыслить, рассуждать и даже шутить! С ними можно было разговаривать, их можно было убедить...
