Еды с собой у них никакой не было, взяли только немного воды. И даже не потому, что продуктов просто не оставалось в деревне, но потому, что всю всё планировалось завершить за 12 часов. График фаз операции был очень плотным, и Вианор не планировал остановок для принятия пищи. Если операция завершится успехом – то по возвращении можно устроить пир на весь мир, а если провалом – то еда больше никому и не потребуется.
Настала пора прощаться. Они уезжали из Лугового в неизвестность. Будущего словно не было, его ткань не была соткана. Оно создавалось из каждого их шага. Поэтому все собрались на парковке кружком у магнекаров ради молитвы.
Валерия изнемогала от боли, глядя на Серафима. Он был ещё здесь, с ней, а она уже по нему тосковала и не могла насытить свои глаза его видом. В сильно потрёпанном, кое-как починенном полицейском комбинезоне, с наспех остриженной головой – какую жалость он вызывал в её сердце! Ситуация с Евангелом её напугала. Ради мира между мужчинами она отказала себе в возможности попрощаться с Серафимом. Душа кричала от запретного желания прикоснуться к нему – подержать за руку, обнять за плечи, коснуться губами, увидеть близко его стального цвета глаза и густые тёмные брови, почувствовать его дыхание на щеке и тепло ладоней на спине.
Самое же страшное: ей казалось, что она видит его в последний раз. От горя еле держали ноги.
Все стали рассаживаться по магнекарам. Валерия смотрела на Серафима, запоминая, как он держит голову, как двигается, и всё, что она видела, запечатлевалось в её памяти глубоко, навсегда.
Серафим всё чувствовал и видел. Он сильно мучился от расставания, но не позволял эмоциям отражаться на лице, боясь мучения Валерии усугубить. Он уселся на сидение пилота магнекара и только тогда позволил себе взглянуть на Валерию на через монитор камеры заднего вида, в надежде, что она его взгляда не увидит.
Валерия стояла в каком-то старом пальтишке, прижимая руки в груди. Он вспомнил, как вот такую вот он её впервые и увидел на липовой аллее. Хрупкую, беззащитную, одухотворённую, сильную, нежную. Он застонал от пламени любви, рывком поднял дверь магнекара и бросился к ней. Валерия, словно падая вперёд, вялыми ногами пошла к нему.
Серафим кинулся перед ней на колени в сырую землю, схватил и прижал к себе. Сердце стучало от волнующей близости, наполнялось эйфорией от запаха наполненных весенним ветром волос, от солёного вкуса щёк.
— Невеста моя... — ласково сказал Серафим.
— Жених мой... — затрепетала Валерия и от радости обшептала его щёки словами любви и нежной благодарности.
Вианор нажал на панель и отключил все камеры магнекара.
— Это – совершенно не то, что мы раньше думали, — на всякий случай громко сказал он.
— Не-е-е! Нет, конечно, это совершенно другое! — с готовностью согласились послушники, деловито и как-то особенно тщательно заряжая пистолетные магазины.
Внезапно сердце Валерии окрепло, в нём утихла боль расставания. Она поняла, что свершилось что-то сверхъестественное, важное: что-то повенчало, определило их друг для друга. С этого момента она и Серафим будут вместе навсегда. И на земле, и на Небесах.
И теперь, когда видела его удаляющуюся спину, она с удивлением ощущала, что он не уходит, а остаётся у неё в груди. Она чувствовала его с такой силой, на которую не был способен перманентный пси-режим.
Сзади подошли Питирим и Марфа Ильинична, обняли её за плечи.
— Ну что ж, сёстры, — сказал Питирим, — и нам не следует сидеть без дела. Наступает время кайрос.
— Время кайрос? — удивилась Валерия.
— В греческом языке есть два слова, обозначающих «время». Первое слово, «хронос», означает время в общем, время, которое течёт, в котором что-либо происходит. Второе слово, «кайрос», означает «стратегическое», «правильное время» или «благоприятный момент времени, в который что-либо должно быть сделано». Время кайрос – есть открытое окно возможностей; удар, нанесённый на войне вовремя; бодрствование, когда кто-то находится в опасности, или, когда сатана собирается напасть на него. Это время кайрос. В это время Дух Святой побуждает нас к защитной молитве. Пойдёмте же поддержим наших братьев стоянием в Боге!
— Да... — выдохнула Валерия, почувствовав, как от слов Питирима входит в сердце несокрушимая сила, умноженная жаром её к Серафиму любви. — Боже... Ты с нами! Ты с ними! Ты победишь, Серафим...
Глава 2. От Титаниума до Пречистой
— Фаза один, этап один. Длительность – два часа четырнадцать минут. Задача – прибытие в Центральный производственно-складской комплекс компании «Протект&Серв» и парковка не далее 50 метров от окна офиса замдиректора господина Коломацкого. Старт фазы.
Отчеканив это, Дорофей обнулил бортовое время и активировал двигатель магнекара. Операция началась.
Вианор краем глаза глянул, как побежали секунды времени от начала операции, и тут же обернулся к Ардену, сидящему от него наискосок на заднем сидении.
— Доктор Фрейзер, у вас два часа четырнадцать минут, чтобы придумать, как переподчинить наше сознание Серафиму. Время пошло.
— Но, капеллан, Серафим отказался... — опешил Арден.
— Да, но это не значит, что я отказался от этого. У меня не было времени, чтобы преодолевать его сопротивление.
— Но мы так не договаривались!
— Это не меняет дела. Мы должны предоставить Серафиму возможность иметь код переподчинения в своём арсенале, чтобы он им воспользовался в крайнем случае, если больше не поможет ничего.
— Но Питирим же сказал: вы исцелены! И вы же сами засвидетельствовали это! Поймите: в вашем подсознании больше нет боевых утилит!
— Возможно, но чем чёрт не шутит. Нужно подстраховаться.
— Бог поругаем не бывает! — в голосе Ардена уже слышалось отчаяние.
Дорофей в смятении от происходящего сильнее вцепился в руль, глядя на летящие навстречу с нарастающей скоростью деревья по обе стороны от прямого и встречного магнерельсов.
— Наставник... — хриплым от волнения голосом попытался обратить на себя внимание Евангел. Он, собираясь с мыслями, тяжело дышал, сжав кулаки и упокоив руки на коленях. — Не обидим ли мы своим недоверием Господа нашего и Матерь Его?
Грозно сдвинув брови, Вианор посмотрел на послушника, для чего повернул голову к левому плечу:
— Послушник Евангел! Процитируй «Дополнительные наставления к боевому уставу», параграф один, пункт один!
Евангел тут же собрался и выпалил:
— «Боец! В критической ситуации ты не поднимешься до уровня своих ожиданий, а упадёшь до уровня своей подготовки»...
— И дальше, пункт два!
— «Удачные стечения обстоятельств подкрепляют твои недостатки в подготовке и плохую тактику», — чётко артикулируя, произнёс Евангел.
Вианор повернулся к послушнику, внимательно глядя в глаза:
— Итак, каков твой ответ?
— Принял... — как короткий выдох, еле слышно ответил Евангел после секундной паузы.
Арден вздрогнул. В смиренном ответе Евангела ему послышалось возвращение всего того ада, который, казалось, уже удалось пережить.
— Боже мой... Не дело вы задумали, ребятки... Опомнитесь... — со страхом пролепетал он.
Вианор ещё сильнее повернулся и перевёл на него решительный взгляд:
— С нами – пси-браслеты, с вами – пси-генератор и ваш изобретательный ум. Начинайте.
— Но на такую задачу мне не хватит времени!
— Я верю в вас, док.
После этих слов Вианор отвернулся и стал внимательно следить за идеолокатором на карте навигатора.
— О, Господи... — простонал Арден и вытер от волнения выступившие слёзы.
Конечно, сила переживаний была так велика, что Арден поначалу не мог даже думать. Но постепенно он взял себя в руки, открыл крышку кейса пси-генератора, включил и начал работать с настройками.
Прошло около получаса. Магнерельс плавной дугой вошёл в федеральную магнестраль и заскользил по её матовому широкому полотну навстречу заходящему солнцу. На трассе они были не одни, но тут, вдали от мегаполисов, движение не было плотным. Пейзаж с лесного изменился на аграрный: до самого горизонта тянулись поля, кое-где ещё покрытые островками грязного снега. На горизонте в сизой дымке угадывались очертания мегаполиса.
За это время Ардену удалось понять, как настроить пси-браслет на приём модулирующего сигнала и как заложить передаваемую информацию в модулирующий сигнал. Закончив, он сообщил:
— Капеллан, я создал последовательность управляющей пси-модуляции. Готов процесс «посадки» кода на заведомо известную несущую нейро-локацию проекции личности. Теперь нужно придумать коды двух команд. Одна из них активирует пси-контроль, другая дезактивирует. Кодовые слова должны быть редкими, или не встречающимися в употреблении, чтобы исключить возможность активации подчинения по ошибке.
— Доктор Фрейзер, я нисколько в вас не сомневался, — с еле заметным облегчением произнёс Вианор.
От всех так и укрылось, насколько напряжённо он всё это время молился.
— На ком будем тестировать? — нерешительно спросил Арден. — Дорофей за рулём. Тогда... Евангел?
Вианор решительно надел пси-браслет:
— Тестировать будем на мне.
— Наставник! — вознегодовал Евангел. — Твоя жизнь имеет большую ценность для Отечества, не надо подвергать себя такому риску!
— А твоя жизнь для меня имеет гораздо большую ценность, — неожиданно мягко ответил Вианор. — Я не позволю ставить на тебе эксперименты.
Евангел широко раскрыл глаза на Вианора и удивлённо промолчал. Он настолько привык, что Наставник всегда ставил его в головной дозор, первым бросал в бой, что не знал, как реагировать на такие в нём перемены.
— Но, если сейчас с тобой что-то пойдёт не так, произойдёт срыв операции! — воскликнул Дорофей.
— Уверяю тебя, брат, если хоть с одним из нас что-то пойдёт не так, также произойдёт срыв операции, — хмуро ответил Вианор.
— Давайте предупредим второй экипаж, что мы начинаем эксперимент, — настаивал Дорофей. — Мы левитируем на ручном управлении. Вдруг ты спрыгнешь с ума и бросишься на меня, тогда на такой скорости мы разобьёмся к чертям собачьим!
— Во втором экипаже пилотирует Серафим. Он будет непримиримо против. Скорость левитации действительно высока, поэтому... не стоит его волновать. По дороге мы спокойно перепрошьёмся и потом просто ему сообщим кодовые слова для перехвата контроля над нами.
— Господи... Спаси и помилуй... — побледнев от волнения, пробормотал Арден. — Да что же такое происходит...
— Доктор Фрейзер, спокойно. Просто сделайте то, что умеете; что является сферой ваших научных интересов, ничего более, — попытался ободрить нейрохирурга Вианор.
— Необходимо придумать две команды... — как-то грузно ворочая языком, повторил Арден. — Одна для перехвата контролем сознания, другая для его освобождения...
— «Титаниум»! — вдруг выпалил Евангел.
— Почему «Титаниум»? — улыбнулся Вианор.
— Титаниум является двадцать вторым элементом в таблице Менделеева. Ты разве сейчас думал о таблице Менделеева?
Вианор засмеялся.
— Нет, сейчас не думал.
— Ну вот, — обрадовался Евангел, — я вообще никогда не думаю о таблице Менделеева. Брат Дорофей, а ты думаешь о таблице Менделеева?
— Нет.
Евангел остался доволен его ответом.
— Но теперь я всё время буду думать о таблице Менделеева... — пробормотал себе под нос Дорофей.
— Вот пусть «Титаниум» и будет кодовым словом для установления пси-контроля. Легко запомнить, трудно забыть.
— Слишком известное слово. Слишком часто сплав титаниума употребляется в военной и аэрокосмической промышленности. Не дай Бог что... Пусть лучше это будет «Скандиум», предыдущий элемент до «Титаниума», номер двадцать один, — предложил Вианор. Все быстро согласились. — Хорошо, а код отмены?
Евангел наморщил лоб, вспоминая таблицу Менделеева.
— Пусть будет «Празеодиум», — гордый своими познаниями, предложил Дорофей. — Это слово мы точно никогда не используем.
— Да я такое слово даже не смогу запомнить, — глянул на него исподлобья Евангел, — зачем им утруждать святые мозги преподобного Серафима?
— Пусть это будет «Ванадиум», — предложил Вианор. — Следующий элемент после «Титаниума», номер двадцать три. Это тоже легко запомнить.
На том и порешили. Перед началом эксперимента, чтобы окончательно успокоить Дорофея и убедить в безопасности движения, Вианор приказал пристегнуть себя наручниками к передней панели и привязать к сидению. Евангел приступил к выполнению приказа – надел на него наручники и посадил на цепь, затем тактическим тросом из браслета Дорофея примотал Наставника к сидению.
Арден с ужасом смотрел на все эти приготовления.
— Братья... остановитесь... — совершенно без сил пробормотал он.
— Доктор Фрейзер, приступайте, — спокойно возразил Вианор.
— Святый Боже... помилуй нас... — прошептал Арден.
* * * *
Серафим следовал в колонне за «борт-один» на короткой дистанции. Чем больше он удалялся от Лугового, тем больше сердце предавалось тоске. Одно утешало – он оставил девушку с Питиримом, в месте более-менее безопасном. Серафим давно не пилотировал наземные транспортные средства, поэтому управление магнекаром требовало всего его внимания, но тело потихоньку вспомнило, и вскоре он привык. Тут он задумался про внутрь-пребывание, в котором просил его находиться Питирим, и сосредоточился.
Удивительно... Оно словно только его и ждало! Стоило лишь успокоиться и погрузиться в монотонную молитву, как оно словно распаковалось у него внутри, тут же наполняя тело лёгкостью и безмятежным покоем. Серафим чуть не заплакал, не понимая, почему он не обращался к нему, почему он лишал себя этого блаженства, если оно было всегда рядом?! В сладкой истоме Серафим перевёл взгляд на «борт-один», который, казалось, неподвижно завис на месте, если бы не проносящиеся мимо опоры ячеистого ограждения магнетрассы, по мельтешению которых угадывалась высокая скорость движения.
Антоний сидел рядом в кресле пассажира, молчаливо и сосредоточенно мониторил транспортную систему, отслеживая движение обоих магнекаров и камеры на чек-пойнтах.
Известие о том, что он чист от «червей», вызвало потрясение внутри. Антоний прислушивался к себе и незаметно для Серафима разжимал пальцы правой руки, чтобы ещё и ещё раз посмотреть на здоровую кожу кистей там, где у него были сбитые костяшки и кровоподтёки. Горло перехватывал спазм от удивления, и он задумчиво бросал взгляд через зеркало на Альберта, который, казалось, то ли спал, то ли медитировал. На его успокоенном лице больше не было шрама, рассекающего щеку и губу. И тогда Антоний решился: поправил зеркало и поднял глаза, чтобы впервые увидеть... себя.
Антоний смотрел в отражение с трепетом и благоговением – на щеке не было сизо-лилового уродливого шрама, которого он так стыдился и прятал в складках капюшона, чтобы не пугать своим уродством приходящих на исповедь. Не осталось шрамов даже после трепанации черепа. Ему казалось, что он уже не помнит себя таким: чистое лицо с красивыми скулами... широко распахнулись успокоенные серо-зелёные глаза... Он словно снова стал юным, хотя оставался на висках сед, на эта юность была другой: он будто стал таким, каким бы его хотел видеть Бог. Впервые за всю свою христианскую жизнь Антоний столкнулся с чудом, и горло перехватило от осознания величия Силы, которая свершила это чудо.
