Когда же Арден посмотрел на Максима… его душа оцепенела. Не обращая внимания на общую радость, Максим сидел с окаменевшим взглядом. Его лицо менялось прямо на глазах: в нём проступала жестокая гримаса боли и отчаяния, оно утрачивало свою тонкую красоту и приобретало то же выражение, которое он видел на лице Серафима.
Максим, глядя перед собой остановившимися потемневшими глазами, медленно сжал пальцы в кулак и раздавил ангела.
Максим смотрел в тёмные воды ручья... Ему было тяжело думать. Как они все ликуют, как радуются! Противоречащий и двое братьев... Один из них, скорее всего, обольщённый. Но кто второй? Неужели сейчас произойдет то, чего он так ждал? Как же он ждал вестей о живом брате! Он дождался… Но почему брат пришёл вместе с противоречащим, а не убил его?
Максим боялся. Он понял, что произошло что-то фатальное, страшное, но боялся начать размышлять об этом, чтобы не подойти к той грани, за которой лишь боль и отчаяние, а когда придёт отчаяние, ему уже невозможно будет жить.
Максим по-воровски украдкой посмотрел на Ардена, всмотрелся в его лицо и увидел то, что ожидал увидеть: Арден боялся его. Максим закрыл глаза и помолился Господу, чтобы Он дал сил пережить всё, что будет с ним дальше, как подобает христианину. Он почувствовал головокружение и бессильно спросил:
– Я хотел бы вернуться в свою комнату. Мне ведь можно?
Арден увидев, как бледнеет лицо Максима, быстро кивнул и встал. Он повернулся к Киру и тихо бросил ему:
– Молись, Кир!
После схватил за руку Максима и, пробиваясь сквозь плотно стоящих и обнимающихся братьев и сестёр, повёл его к выходу.
Но было поздно.
Максим остановился, как вкопанный. В дверях стоял молодой человек не старше тридцати, его лицо было обезображено кровоподтёками, голова и кисть правой руки – забинтованы. Но он держался прямо и так радостно улыбался, что казалась, от его улыбки вся трапезная наполнилась светом.
Это был противоречащий.
Максим, тяжело дыша, перевёл взгляд на парня, который стоял рядом с ним и с неописуемым удивлением рассматривал встречающих их людей. Он вспомнил его. Он видел его мельком через водительское стекло внедорожника и в оптический прицел на склоне.
Это был обольщённый.
Но где третий?
И в этот момент его сердце стукнуло и чуть не остановилось. В трапезную вошёл отец Александр. Максим сдавленно застонал и, в муке отчаяния, дрожащей рукой вытер выступившую из носа кровь. Александр был в полном снаряжении, он держал в руках шлем и с радостным недоумением осматривал трапезную, растроганно кивая приветствовавшим его людям, пока его взгляд не упёрся в Максима. У него от лица отлила кровь, он, как в ударе, безумными глазами вцепился в Максима, в ужасе перекрестился и тихо произнёс:
– Брат Максим… Живой...
Противоречащий услышал, повернулся к нему и, увидев его взгляд, тоже посмотрел на Максима. Его лицо изменилось: в нём отразились непонимание и радостное удивление.
– Брат Максим!!! – с надрывом закричал Александр и бросился к нему.
Люди расступались. Арден успел отпустить Максима и сделать шаг в сторону. Максим попятился назад, но Александр, спотыкаясь о стулья, достиг его и остановился, бросив взгляд на экзопротез.
– Брат Максим… ты живой?! Ты ранен?! – со слезами проговорил Александр, всё еще не веря своим глазам. – Как же это возможно?! О, милостивый Господь, что за чудо Ты сотворил!!!
Александр схватил лицо Максима руками и, всматриваясь в его мокрые, ледяными углями горящие глаза, трижды поцеловал и прижал его голову к своему плечу. Максим бессильно свесил руки. Только сейчас, ощущая его в своих объятиях, Александр до конца поверил, что брат живой, и глухо заплакал. Максим слабыми несжимающимися руками обнял его. От Наставника исходила горячая неземная любовь. Невыразимое счастье встречи объяло его душу.
– Наставник, любимый отец Александр... – со стоном сказал Максим. – Я ждал тебя! Я молился и искал тебя! Я пережил ужас… я думал, что ты погиб во время той страшной грозы...
– Я слышал вашу перестрелку, – задыхаясь, говорил Александр. – Я думал, что после того безумия, что вы совершили со мной, вы окончательно лишились разума и начали убивать друг друга! Брат мой Максим! Я думал, Серафим тебя убил и закопал! Я же видел твою могилу под уступом!
– О, Господи… бедный отец Александр! – воскликнул Максим. – Мы отстреливались, потому что на нас напали волки! Мне пришлось закопать под уступом труп оленя, чтобы они не вернулись за ним!
– Труп оленя? – с ужасом проговорил Александр. – Боже… Что я наделал?!
– Что? – немея в душе, поднял голову Максим. – Наставник… Где брат Серафим?
Александр положил руку ему на плечо и упёрся в неё головой. Он плакал.
Максим опустил глаза и вздрогнул. На бронеразгрузе Наставника он увидел нашивку: сердце, пробитое мечом – символ Девы Марии… Это был бронеразгруз Серафима…
– Наставник… – полуживой от ужаса проговорил Максим. – Ты убил его?
Александр вскинул на него полный отчаяния взгляд и очень тихо произнёс:
– Я обезумел, когда понял, что потерял тебя… Он твердил, что не убивал тебя, а я ему не поверил! Я отлучил его, как братоубийцу, от послушания и оставил его привязанным к дереву… там, в горах. Я хотел его пристрелить, и сделал бы это, если бы его не спас владыка Питирим… Он остановил меня...
– Отец Александр… с тобой был противоречащий? Он остановил тебя, когда ты убивал брата Серафима?! – У Максима мутилось в голове, к горлу подступила тошнота. – Но любимый отец, я не понимаю… Почему вы вместе с братом Серафимом… не убили противоречащего?
Его вопрос прозвучал в полной тишине. Максим медленно перевёл взгляд на противоречащего. Тот слушал и спокойно смотрел на них. Обольщённый с напряжением в глазах выдвинулся чуть вперёд, как будто пытался собой заслонить его. Люди вокруг замерли, все смотрели на Максима. Он снова медленно перевёл взгляд на отца Александра. Сознание его обожгла нестерпимая горечь, и он с мукой произнёс:
– Любимый Наставник… Почему ты слушаешься противоречащего?! Почему ты бросил нас, когда на нас напали? Почему ты не поверил словам своего брата?! Серафим спас меня, когда меня рвали волки, он заботился обо мне! Он изрезал свой термолонгслив и забинтовал им мои раны! И, наконец, он оставил меня ради тебя и пошёл искать тебя, чтобы ты не пропал! Почему же ты бросил в горах связанного моего любимого брата Серафима? Уже столько дней прошло! Он ведь там уже погиб!!!
– Он не погиб, брат Максим, – с тихой нежностью сказал противоречащий, и его ласковый голос доставлял мучения, раздирая душу. – Мы с отцом Александром молились Господу о нём, и верим, что Он не оставил брата твоего.
Максим с нестерпимой душевной болью, дрожащей в глазах, взглянул на противоречащего и медленно произнёс:
– Как изящно ты обставил дело… Сначала руками Наставника ты обезвредил брата Серафима, а потом с ним же… и помолился о нём!!!
Вот в чём суть того тонкого искушения, которым противоречащий опутал сердце Наставника… Всё перевернуть, всё перемешать, как расплавленным золотом залить ложью глаза, чтобы брат поднял руку на брата! Причинить боль, отравить ненавистью, прикрываясь ласковой улыбкой и деланным благочестием – вот, оказывается, тот нехитрый, но такой действенный приём, которым он сразил даже опытного в аскетике Наставника. Но может быть, это действительно чары? Почему же тогда они не воздействуют на него, на Максима? Но может быть, это происходит не сразу? Может быть, враг уже посеял в его душе семя, и оно вот-вот уже начнёт прорастать? А может, он теперь руками Наставника желает обезвредить и его? Но – нет. Этому не бывать.
Максим сжал кулаки, поднял подбородок, завёл руки за спину и встал, как солдат в строю, не сводя с противоречащего взгляда, исполненного ненависти.
– Брат Максим… – прошептал Александр. – Я… я просто рад, что ты живой… Я потерял Савватия… Когда я думал, что и ты убит, я от горя чуть не сошёл с ума...
Максим с ледяным огнём в глазах повернулся к нему и произнёс:
– Наставник… Ты уже сошёл с ума...
– Любимый мой брат Максим... – со страхом глядя в его холодные глаза, произнёс отец Александр, – зачем ты здесь?
Максим повёл плечами, чтобы стряхнуть его руки со своих плеч, неуклюже отступил на шаг, со скрипом двигая стульями по полу, затем со странным блеском в глазах повернулся к Киру и сказал:
– Кир, я сегодня очень устал. Прошу тебя… отведи меня обратно…
Он подал ему руку, Кир её схватил и потянул за собой. Максим, не отрывая настороженно взгляда от Александра, пошёл за Киром к выходу. На пороге он упёрся, не давая Киру быстро протащить себя мимо противоречащего. Он остановился и исступлённо вперился взглядом в его глаза. Но противоречащий взгляда не отвёл, в его глазах не было даже и тени страха перед ним. Напротив, он улыбнулся Максиму и сказал:
– Брат Максим! Вот увидишь, всё будет хорошо!
– Сынок, пойдём, – сказал Арден и немного подтолкнул его в спину.
Максим, не сводя глаз с противоречащего, пошёл вперёд.
Они вышли на улицу и направились к больнице. Кругом было полно народу, все шли им навстречу, радостно обсуждая прибытие владыки Питирима. Перед трапезной была уже целая толпа, казалось, что перед входом стоит весь посёлок.
Арден, не зная, что сделать для Максима, как передать всё то, что было в его сострадающем сердце, погладил его рукой по голове и тихо сказал:
– Не сдавайся! Держись, сынок!
Кир, вцепившись в запястье Максима, тащил его по дорожке. Максим, потеряв реальность, как пьяный смотрел перед собой. В какой-то момент он даже споткнулся и упал на одно колено, попытался встать, но ему было дурно: холодная змея давила грудь, проникая в душу.
– Максим! О, Боже, Максим! – взволнованно вскрикнул Кир. – Что с тобой?
Максим схватил его за ворот верховика и резким движением пригнул к себе.
– Кир… я не хочу в больницу... Кир! Пожалуйста! Туда же сейчас поведут противоречащего! Умоляю тебя, уведи меня отсюда!
Его снова колотил озноб. Кир его обнял, чтобы успокоить и быстро взглянул на Ардена. С Максимом что-то происходило: он часто и поверхностно дышал, как будто бы терял сознание, его бледный лоб покрывался потом. Он цеплялся за Кира и, вдруг, как в бреду проговорил:
– Скорее Кир… Прошу тебя, Кир, спаси меня… пожалуйста, не отдавай меня сатане…
Кир вопросительно посмотрел на Ардена, и тот ему быстро кивнул. Они схватили Максима, подняли на ноги и потащили прочь от больницы. Когда они отошли на значительное расстояние, то посадили Максима на лавочку и сели рядом с ним.
Максим был бледен и еле дышал. Он потянулся к Киру, и тот взял его руку в свою.
– Спасибо, Кир…Мне очень страшно… Мне ещё никогда не было так страшно, но я знаю, что это за страх… Так бывает в бою перед смертью…
Кир со страхом перекрестился, обнял его и с жаром заговорил:
– Борись, Максим, борись! Держись за Господа в твоём сердце! И только помни, что ты не один, мы с тобой, и сам Христос сражается за тебя!
Максим в ответ бессильно обнял его.
– Спасибо тебе за слова утешения… – прошептал он и ещё тише добавил, глядя перед собой безумными глазами:
– Он приближается… прошу тебя, когда он за мной придёт... помни меня, Кир…
– Максим, что приближается, о ком ты?
– То, что оставило след на моей спине… О чём меня заставили забыть… Мне страшно превратиться в ничто... В тело без души… Или в тело с чужой душой, которая ненавидит Христа... о которой забыл Бог…
…Тяжелые капли крови капали в ручей с тёмной водой…
Кир испуганно прижал его к груди.
– Что ты такое говоришь… Не будет ничего с тобой плохого, поверь мне, Максим! Ты же знаешь, что нет ничего сильнее Божьей любви! Вспомни, как Он сказал нам: «Забудет ли женщина грудное дитя своё, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, Я не забуду тебя!».
Максим в судороге сжал его руками и со слезами прошептал:
– Стефан сказал сегодня… самое страшное наказание для человека – это богооставленность… Я не могу молиться сейчас, Кир… Я больше не слышу Бога… Бог отвернулся от меня… Прошу тебя, уведи меня куда-нибудь, где бы я мог, преклонив перед Ним колени, побыть один…
Кир решительно взглянул на Ардена и ласково сказал Максиму:
– Пойдём ко мне!
Арден со страхом вскинул брови и замотал головой, но Кир, не обращая внимания на его протест, продолжал:
– У меня свой дом. Он хороший, по-настоящему сказочный дом. Хочешь знать, почему?
Максим поднял измученное лицо и, вопросительно посмотрел на него. Кир улыбнулся ему и сказал:
– Потому что для тебя, когда ты переступишь его порог, он станет и твоим домом. Действительно! Хватит уже жить в больнице! У меня есть для тебя замечательная комната, она похожа на келью. Из окна её открывается тихий, красивый вид. Давай с тобою будем жить вместе, Максим? Такой маленькой братской монашеской общинкой?
Кир увидел, что тот улыбнулся, и продолжил:
– Братья мне построили этот дом, хороший, большой дом, ну и что в таком большом доме я живу один? А так мы каждый день будем вставать с рассветом, чтобы славить Христа, и ложиться глубоко за полночь, чтобы созерцать Славу Божию в ночных бдениях, будем в размышлениях и умозрительных молитвах вникать в Его Слово через писание и делиться друг с другом своими откровениями. Хочешь ли ты этого, Максим?
У Максима запылало сердце. Холод, наткнувшись на огонь, скукожившись, попятился… Максим ещё крепче сжал Кира и ответил:
– Да, я хочу! Я очень хочу! Кир, мне Христос открыл, что ты – дар Его, что это Он послал мне тебя! Меня исцеляет твоё доверие! Да что там говорить, одно твоё присутствие рядом, даже безмолвное, помогает мне справиться с отчаянием. Кир… меня беспокоит только одно: я не свободен. Есть то, что делает всё это красивой сказкой, несбыточной мечтой. И скоро, – я чувствую, как истекает время, – оно ворвётся в нашу жизнь и истребит всё. Как счастлив я сейчас в эту минуту, Кир! Как не хочу я, чтобы наступало будущие… потому что у меня нет будущего… Впереди пустота…
– Нет! – твёрдо ответил Кир. – Бог же – Творец – из каждой точки времени может сотворить новое будущее. Может быть, ты видишь пустоту, потому что твой взгляд упирается в границу. Но настоящая свобода – за границей. Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.
Кир встал и подал ему руку.
– Пойдём же, Максим. Пойдём в твоё новое будущее. Пойдём к твоей новой свободе.
Максим подал ему руку и Кир поднял его со скамьи. Арден в протесте вскочил на ноги, но Кир взглядом его остановил:
– Арден! Вы сейчас с Сергеем понадобитесь в больнице. Не беспокойся о нас. Мы с Максимом теперь со всем будем справляться вместе, не так ли, брат?
Арден с волнением увидел, как Кир обнял Максима за спину и повёл к себе домой. Он был в таком шоке, что не сразу почувствовал, что у него на руке вибрирует псифон.
Кир жил на окраине Вознесенки. Его дом был компактным, двухэтажным. В нём почти не было мебели, как будто бы у Кира попросту не было вещей, чтобы их где-то хранить. В прихожей стояла пустая вешалка и встроенный в стену шкаф, в гостиной был стол с двумя стульями и небольшой шкаф для посуды, в котором стояли две тарелки и одна кружка. Они поднялись на второй этаж, и Кир показал Максиму комнату, в которой почти ничего не было кроме кровати, стоявшей у стены напротив входа, письменного стола со стулом рядом с кроватью, да расположенного под подоконником ящика, похожего на сундук.
Максим, глядя перед собой остановившимися потемневшими глазами, медленно сжал пальцы в кулак и раздавил ангела.
****
Максим смотрел в тёмные воды ручья... Ему было тяжело думать. Как они все ликуют, как радуются! Противоречащий и двое братьев... Один из них, скорее всего, обольщённый. Но кто второй? Неужели сейчас произойдет то, чего он так ждал? Как же он ждал вестей о живом брате! Он дождался… Но почему брат пришёл вместе с противоречащим, а не убил его?
Максим боялся. Он понял, что произошло что-то фатальное, страшное, но боялся начать размышлять об этом, чтобы не подойти к той грани, за которой лишь боль и отчаяние, а когда придёт отчаяние, ему уже невозможно будет жить.
Максим по-воровски украдкой посмотрел на Ардена, всмотрелся в его лицо и увидел то, что ожидал увидеть: Арден боялся его. Максим закрыл глаза и помолился Господу, чтобы Он дал сил пережить всё, что будет с ним дальше, как подобает христианину. Он почувствовал головокружение и бессильно спросил:
– Я хотел бы вернуться в свою комнату. Мне ведь можно?
Арден увидев, как бледнеет лицо Максима, быстро кивнул и встал. Он повернулся к Киру и тихо бросил ему:
– Молись, Кир!
После схватил за руку Максима и, пробиваясь сквозь плотно стоящих и обнимающихся братьев и сестёр, повёл его к выходу.
Но было поздно.
Максим остановился, как вкопанный. В дверях стоял молодой человек не старше тридцати, его лицо было обезображено кровоподтёками, голова и кисть правой руки – забинтованы. Но он держался прямо и так радостно улыбался, что казалась, от его улыбки вся трапезная наполнилась светом.
Это был противоречащий.
Максим, тяжело дыша, перевёл взгляд на парня, который стоял рядом с ним и с неописуемым удивлением рассматривал встречающих их людей. Он вспомнил его. Он видел его мельком через водительское стекло внедорожника и в оптический прицел на склоне.
Это был обольщённый.
Но где третий?
И в этот момент его сердце стукнуло и чуть не остановилось. В трапезную вошёл отец Александр. Максим сдавленно застонал и, в муке отчаяния, дрожащей рукой вытер выступившую из носа кровь. Александр был в полном снаряжении, он держал в руках шлем и с радостным недоумением осматривал трапезную, растроганно кивая приветствовавшим его людям, пока его взгляд не упёрся в Максима. У него от лица отлила кровь, он, как в ударе, безумными глазами вцепился в Максима, в ужасе перекрестился и тихо произнёс:
– Брат Максим… Живой...
Противоречащий услышал, повернулся к нему и, увидев его взгляд, тоже посмотрел на Максима. Его лицо изменилось: в нём отразились непонимание и радостное удивление.
– Брат Максим!!! – с надрывом закричал Александр и бросился к нему.
Люди расступались. Арден успел отпустить Максима и сделать шаг в сторону. Максим попятился назад, но Александр, спотыкаясь о стулья, достиг его и остановился, бросив взгляд на экзопротез.
– Брат Максим… ты живой?! Ты ранен?! – со слезами проговорил Александр, всё еще не веря своим глазам. – Как же это возможно?! О, милостивый Господь, что за чудо Ты сотворил!!!
Александр схватил лицо Максима руками и, всматриваясь в его мокрые, ледяными углями горящие глаза, трижды поцеловал и прижал его голову к своему плечу. Максим бессильно свесил руки. Только сейчас, ощущая его в своих объятиях, Александр до конца поверил, что брат живой, и глухо заплакал. Максим слабыми несжимающимися руками обнял его. От Наставника исходила горячая неземная любовь. Невыразимое счастье встречи объяло его душу.
– Наставник, любимый отец Александр... – со стоном сказал Максим. – Я ждал тебя! Я молился и искал тебя! Я пережил ужас… я думал, что ты погиб во время той страшной грозы...
– Я слышал вашу перестрелку, – задыхаясь, говорил Александр. – Я думал, что после того безумия, что вы совершили со мной, вы окончательно лишились разума и начали убивать друг друга! Брат мой Максим! Я думал, Серафим тебя убил и закопал! Я же видел твою могилу под уступом!
– О, Господи… бедный отец Александр! – воскликнул Максим. – Мы отстреливались, потому что на нас напали волки! Мне пришлось закопать под уступом труп оленя, чтобы они не вернулись за ним!
– Труп оленя? – с ужасом проговорил Александр. – Боже… Что я наделал?!
– Что? – немея в душе, поднял голову Максим. – Наставник… Где брат Серафим?
Александр положил руку ему на плечо и упёрся в неё головой. Он плакал.
Максим опустил глаза и вздрогнул. На бронеразгрузе Наставника он увидел нашивку: сердце, пробитое мечом – символ Девы Марии… Это был бронеразгруз Серафима…
– Наставник… – полуживой от ужаса проговорил Максим. – Ты убил его?
Александр вскинул на него полный отчаяния взгляд и очень тихо произнёс:
– Я обезумел, когда понял, что потерял тебя… Он твердил, что не убивал тебя, а я ему не поверил! Я отлучил его, как братоубийцу, от послушания и оставил его привязанным к дереву… там, в горах. Я хотел его пристрелить, и сделал бы это, если бы его не спас владыка Питирим… Он остановил меня...
– Отец Александр… с тобой был противоречащий? Он остановил тебя, когда ты убивал брата Серафима?! – У Максима мутилось в голове, к горлу подступила тошнота. – Но любимый отец, я не понимаю… Почему вы вместе с братом Серафимом… не убили противоречащего?
Его вопрос прозвучал в полной тишине. Максим медленно перевёл взгляд на противоречащего. Тот слушал и спокойно смотрел на них. Обольщённый с напряжением в глазах выдвинулся чуть вперёд, как будто пытался собой заслонить его. Люди вокруг замерли, все смотрели на Максима. Он снова медленно перевёл взгляд на отца Александра. Сознание его обожгла нестерпимая горечь, и он с мукой произнёс:
– Любимый Наставник… Почему ты слушаешься противоречащего?! Почему ты бросил нас, когда на нас напали? Почему ты не поверил словам своего брата?! Серафим спас меня, когда меня рвали волки, он заботился обо мне! Он изрезал свой термолонгслив и забинтовал им мои раны! И, наконец, он оставил меня ради тебя и пошёл искать тебя, чтобы ты не пропал! Почему же ты бросил в горах связанного моего любимого брата Серафима? Уже столько дней прошло! Он ведь там уже погиб!!!
– Он не погиб, брат Максим, – с тихой нежностью сказал противоречащий, и его ласковый голос доставлял мучения, раздирая душу. – Мы с отцом Александром молились Господу о нём, и верим, что Он не оставил брата твоего.
Максим с нестерпимой душевной болью, дрожащей в глазах, взглянул на противоречащего и медленно произнёс:
– Как изящно ты обставил дело… Сначала руками Наставника ты обезвредил брата Серафима, а потом с ним же… и помолился о нём!!!
Вот в чём суть того тонкого искушения, которым противоречащий опутал сердце Наставника… Всё перевернуть, всё перемешать, как расплавленным золотом залить ложью глаза, чтобы брат поднял руку на брата! Причинить боль, отравить ненавистью, прикрываясь ласковой улыбкой и деланным благочестием – вот, оказывается, тот нехитрый, но такой действенный приём, которым он сразил даже опытного в аскетике Наставника. Но может быть, это действительно чары? Почему же тогда они не воздействуют на него, на Максима? Но может быть, это происходит не сразу? Может быть, враг уже посеял в его душе семя, и оно вот-вот уже начнёт прорастать? А может, он теперь руками Наставника желает обезвредить и его? Но – нет. Этому не бывать.
Максим сжал кулаки, поднял подбородок, завёл руки за спину и встал, как солдат в строю, не сводя с противоречащего взгляда, исполненного ненависти.
– Брат Максим… – прошептал Александр. – Я… я просто рад, что ты живой… Я потерял Савватия… Когда я думал, что и ты убит, я от горя чуть не сошёл с ума...
Максим с ледяным огнём в глазах повернулся к нему и произнёс:
– Наставник… Ты уже сошёл с ума...
– Любимый мой брат Максим... – со страхом глядя в его холодные глаза, произнёс отец Александр, – зачем ты здесь?
Максим повёл плечами, чтобы стряхнуть его руки со своих плеч, неуклюже отступил на шаг, со скрипом двигая стульями по полу, затем со странным блеском в глазах повернулся к Киру и сказал:
– Кир, я сегодня очень устал. Прошу тебя… отведи меня обратно…
Он подал ему руку, Кир её схватил и потянул за собой. Максим, не отрывая настороженно взгляда от Александра, пошёл за Киром к выходу. На пороге он упёрся, не давая Киру быстро протащить себя мимо противоречащего. Он остановился и исступлённо вперился взглядом в его глаза. Но противоречащий взгляда не отвёл, в его глазах не было даже и тени страха перед ним. Напротив, он улыбнулся Максиму и сказал:
– Брат Максим! Вот увидишь, всё будет хорошо!
– Сынок, пойдём, – сказал Арден и немного подтолкнул его в спину.
Максим, не сводя глаз с противоречащего, пошёл вперёд.
Они вышли на улицу и направились к больнице. Кругом было полно народу, все шли им навстречу, радостно обсуждая прибытие владыки Питирима. Перед трапезной была уже целая толпа, казалось, что перед входом стоит весь посёлок.
Арден, не зная, что сделать для Максима, как передать всё то, что было в его сострадающем сердце, погладил его рукой по голове и тихо сказал:
– Не сдавайся! Держись, сынок!
Кир, вцепившись в запястье Максима, тащил его по дорожке. Максим, потеряв реальность, как пьяный смотрел перед собой. В какой-то момент он даже споткнулся и упал на одно колено, попытался встать, но ему было дурно: холодная змея давила грудь, проникая в душу.
– Максим! О, Боже, Максим! – взволнованно вскрикнул Кир. – Что с тобой?
Максим схватил его за ворот верховика и резким движением пригнул к себе.
– Кир… я не хочу в больницу... Кир! Пожалуйста! Туда же сейчас поведут противоречащего! Умоляю тебя, уведи меня отсюда!
Его снова колотил озноб. Кир его обнял, чтобы успокоить и быстро взглянул на Ардена. С Максимом что-то происходило: он часто и поверхностно дышал, как будто бы терял сознание, его бледный лоб покрывался потом. Он цеплялся за Кира и, вдруг, как в бреду проговорил:
– Скорее Кир… Прошу тебя, Кир, спаси меня… пожалуйста, не отдавай меня сатане…
Кир вопросительно посмотрел на Ардена, и тот ему быстро кивнул. Они схватили Максима, подняли на ноги и потащили прочь от больницы. Когда они отошли на значительное расстояние, то посадили Максима на лавочку и сели рядом с ним.
Максим был бледен и еле дышал. Он потянулся к Киру, и тот взял его руку в свою.
– Спасибо, Кир…Мне очень страшно… Мне ещё никогда не было так страшно, но я знаю, что это за страх… Так бывает в бою перед смертью…
Кир со страхом перекрестился, обнял его и с жаром заговорил:
– Борись, Максим, борись! Держись за Господа в твоём сердце! И только помни, что ты не один, мы с тобой, и сам Христос сражается за тебя!
Максим в ответ бессильно обнял его.
– Спасибо тебе за слова утешения… – прошептал он и ещё тише добавил, глядя перед собой безумными глазами:
– Он приближается… прошу тебя, когда он за мной придёт... помни меня, Кир…
– Максим, что приближается, о ком ты?
– То, что оставило след на моей спине… О чём меня заставили забыть… Мне страшно превратиться в ничто... В тело без души… Или в тело с чужой душой, которая ненавидит Христа... о которой забыл Бог…
…Тяжелые капли крови капали в ручей с тёмной водой…
Кир испуганно прижал его к груди.
– Что ты такое говоришь… Не будет ничего с тобой плохого, поверь мне, Максим! Ты же знаешь, что нет ничего сильнее Божьей любви! Вспомни, как Он сказал нам: «Забудет ли женщина грудное дитя своё, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, Я не забуду тебя!».
Максим в судороге сжал его руками и со слезами прошептал:
– Стефан сказал сегодня… самое страшное наказание для человека – это богооставленность… Я не могу молиться сейчас, Кир… Я больше не слышу Бога… Бог отвернулся от меня… Прошу тебя, уведи меня куда-нибудь, где бы я мог, преклонив перед Ним колени, побыть один…
Кир решительно взглянул на Ардена и ласково сказал Максиму:
– Пойдём ко мне!
Арден со страхом вскинул брови и замотал головой, но Кир, не обращая внимания на его протест, продолжал:
– У меня свой дом. Он хороший, по-настоящему сказочный дом. Хочешь знать, почему?
Максим поднял измученное лицо и, вопросительно посмотрел на него. Кир улыбнулся ему и сказал:
– Потому что для тебя, когда ты переступишь его порог, он станет и твоим домом. Действительно! Хватит уже жить в больнице! У меня есть для тебя замечательная комната, она похожа на келью. Из окна её открывается тихий, красивый вид. Давай с тобою будем жить вместе, Максим? Такой маленькой братской монашеской общинкой?
Кир увидел, что тот улыбнулся, и продолжил:
– Братья мне построили этот дом, хороший, большой дом, ну и что в таком большом доме я живу один? А так мы каждый день будем вставать с рассветом, чтобы славить Христа, и ложиться глубоко за полночь, чтобы созерцать Славу Божию в ночных бдениях, будем в размышлениях и умозрительных молитвах вникать в Его Слово через писание и делиться друг с другом своими откровениями. Хочешь ли ты этого, Максим?
У Максима запылало сердце. Холод, наткнувшись на огонь, скукожившись, попятился… Максим ещё крепче сжал Кира и ответил:
– Да, я хочу! Я очень хочу! Кир, мне Христос открыл, что ты – дар Его, что это Он послал мне тебя! Меня исцеляет твоё доверие! Да что там говорить, одно твоё присутствие рядом, даже безмолвное, помогает мне справиться с отчаянием. Кир… меня беспокоит только одно: я не свободен. Есть то, что делает всё это красивой сказкой, несбыточной мечтой. И скоро, – я чувствую, как истекает время, – оно ворвётся в нашу жизнь и истребит всё. Как счастлив я сейчас в эту минуту, Кир! Как не хочу я, чтобы наступало будущие… потому что у меня нет будущего… Впереди пустота…
– Нет! – твёрдо ответил Кир. – Бог же – Творец – из каждой точки времени может сотворить новое будущее. Может быть, ты видишь пустоту, потому что твой взгляд упирается в границу. Но настоящая свобода – за границей. Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.
Кир встал и подал ему руку.
– Пойдём же, Максим. Пойдём в твоё новое будущее. Пойдём к твоей новой свободе.
Максим подал ему руку и Кир поднял его со скамьи. Арден в протесте вскочил на ноги, но Кир взглядом его остановил:
– Арден! Вы сейчас с Сергеем понадобитесь в больнице. Не беспокойся о нас. Мы с Максимом теперь со всем будем справляться вместе, не так ли, брат?
Арден с волнением увидел, как Кир обнял Максима за спину и повёл к себе домой. Он был в таком шоке, что не сразу почувствовал, что у него на руке вибрирует псифон.
Кир жил на окраине Вознесенки. Его дом был компактным, двухэтажным. В нём почти не было мебели, как будто бы у Кира попросту не было вещей, чтобы их где-то хранить. В прихожей стояла пустая вешалка и встроенный в стену шкаф, в гостиной был стол с двумя стульями и небольшой шкаф для посуды, в котором стояли две тарелки и одна кружка. Они поднялись на второй этаж, и Кир показал Максиму комнату, в которой почти ничего не было кроме кровати, стоявшей у стены напротив входа, письменного стола со стулом рядом с кроватью, да расположенного под подоконником ящика, похожего на сундук.
