РЕЖИМ ОЖИДАНИЯ.
Странник прошел, опираясь на посох –
Мне почему-то припомнишься ты.
Едет повозка на красных колесах –
Мне почему-то припомнишься ты…
Лампу под вечер зажгут в коридоре –
Мне почему-то припомнишься ты…
Что б ни случилось на суше, на море
Или на небе – мне вспомнишься ты…
В. Ходасевич
Марина со злостью захлопнула капот и, скрестив руки, оперлась на него… той частью тела, где спина теряет свое благородное наименование. Разумеется, эта несчастная старуха выдохлась именно на Кольцевой, где никому ни до кого нет дела, до дому полгорода проехать надо, и именно сегодня… Она посмотрела на часы: половина седьмого. Рейс прибывает из Женевы в десять минут восьмого, полчаса на багаж и паспортный контроль – получалось, что не позднее, чем через час ей кровь из носу нужно быть в Шереметьево. Придется бросать старушку на шоссе и брать тачку… хотя…
Она достала из сумки новенький мобильник и, не удержавшись, еще раз похвалила себя за то, что не стала экономить и обзавелась-таки этой игрушкой – кому-то, может, и дешевой, а ей пришлось выбирать между парой новых туфель и удобством жизни…
Добрый вечер, будьте добры, Алевтину Васильевну! Спрашивает Марина Серебряникова. Алло, Кузя, привет! Две минуты есть?
Ну, не более, чем две, - раздался из трубки хрипловатый голос Кузнецовой, Марина представила себе ее – с сигаретой, шикарный жакет от Гуччи по-сыпан пеплом, - что стряслось?
Старушка моя сломалась, я на Кольцевой, и через час надо в Шереметьево, Ксюха прилетает… Может, у тебя есть какая спасительная идея?
Я тебе сто лет твержу – купи нормальную машину, займешь у меня, потом отдашь! Телефон свой давай! Жди, сейчас позвонят! – и она дала отбой, не прощаясь.
Марина улыбнулась - Кузя верна себе, лишнего слова не скажет, а если может что-то сделать, так сделает. И в делах она такая же, пятый год же-лезной рукой держит несколько магазинов, сама ездит по выставкам, заку-пает товар и находит партнеров, сама справляется с бандитами и государством… А в школе такая тихоня была, они тогда и подружились, сколько лет уже прошло, вспомнить страшно. И давно уже она не Кузнецо-ва, три раза фамилию меняла, остановилась на редчайшей – Петрова она теперь. Кто еще ее Кузей назовет?
Резко зазвонил телефон. Марина поморщилась – надо попросить кого-нибудь отрегулировать сигнал, какую-нибудь непротивную мелодию по-ставить…
Алло?
Марина Витальевна?
Да, я слушаю.
Александр Христофоров, от Алевтины Васильевны. Что с Вами случилось? И где Вы сейчас?
Машина зачихала и остановилась, и больше заводиться не захотела. Я на Кольцевой, километров десять до поворота на Ленинградку со стороны Дмитровки. А ехала в Шереметьево, встречать.
Отчет полный, – усмехнулся собеседник, - ждите, мне до Вас минут два-дцать, приеду, – и, подобно Кузе отключился, не прощаясь.
Марина убрала телефон в сумку и снова забралась в машину, подальше от пронизывающего ветра. Что за май в этом году, хуже, чем в прошлом, холодюга такая! Ладно, в машине тепло, скоро спаситель загадочный подъедет, с замечательной фамилией Христофоров, не назвать бы его Ко-лумбовым, впрочем, это он, наверное, уже не раз проходил. Жаль, что ку-рить бросила, скоротала бы время… Хотя к чему портить цвет лица, и без того живем черт знает в какой атмосфере… Надо бы за город выбраться, когда потеплеет…
Неспешный поток мыслей неожиданно был прерван стуком в окно рядом с водительским местом. За окном маячил, сгибаясь, малосимпатичный мел-кий мужичок в обтерханной кожаной куртке. Марина слегка опустила окно и сурово спросила:
Чего надо?
Дамочка, пусти в машину погреться, окоченел – сил нет, своя сломалась, ни мотор, ни печка не фурычит, перевозку жду.
Выглядел мужик и в самом деле жалко, и Марина взялась было за кнопку, чтобы отворить дверь – она и сама могла бы сейчас маячить на пронизы-вающем ветру, пытаясь поймать тачку до Шереметьево. Внутренний голос слабо вякнул насчет правил безопасности, она сердито приказала ему за-ткнуться, и без него тошно, и уже решительно вытянула кнопку, сказав:
Справа садись, болезный.
Мужичок распрямился, оказавшись не таким уж и мелким, и метнулся к правой передней двери. Вместе с ним в машину ворвался резкий порыв ветра и стойкий запах перегара, совмещенный с ароматом дешевого табака. У Марины сразу запершило в горле; бросив курить, она стала прямо-таки на дух не переносить застарелую табачную вонь.
Послушайте, а где Ваша машина? – спросила она, уже сильно жалея о своем глупом сочувствии.
А вот там стоит, я тут уже три часа кукую, - мужичок показывал куда-то назад. Марина удивилась – перед тем, как застрять окончательно, она не видела ни одной припаркованной машины – и обернулась посмотреть. В этот момент задняя дверца распахнулась, и в машине мигом оказался здо-ровенный лоб с абсолютно тупой физиономией, вольготно расположив-шийся на заднем сиденье.
Давай, тетя, выходи из нашей машины, и сумочку оставь.
К-как? – ничего другого Марина произнести не сумела… События стали развиваться с недоступной ее воображению скоростью.
Задняя правая дверца вновь распахнулась, и бугай вывалился из нее вниз головой, получив по шее чем-то железным. Подлый мужичок с переднего сиденья полез куда-то под куртку, Марина испугалась, что там может быть оружие и с отчаяния врезала ему по голове дамской сумочкой. Мужичок скис и временно перестал интересоваться судьбой своего компаньона. Тем временем события в районе заднего сиденья продолжали развиваться. Бугай покинул салон прямо-таки с неприличной скоростью, и присевшая было на задние колеса старушка машина с облегчением распрямилась. Подлый мужичек также попросту был выброшен из нее, а на его место, не интересуясь более его дальнейшим самочувствием, уселся невысокий кре-пенький дядя лет сорока, и назидательно спросил:
Ну, и что? Вам приключений на сегодня не хватало? Будем знакомы, Хри-стофоров.
Ох, - сказала Марина.
Вот именно, что ох. Давайте-ка местами меняться, а то опоздаете.
Марина посмотрела на часы. Половина восьмого, она безнадежно опоздала, до Шереметьево еще минут двадцать. А то и тридцать, это уж как дорога.
Ну что сидите, сказал же – брысь с водительского места.
Марина перелезла на заднее сиденье, Христофоров повернул ключ зажига-ния, и старушка, не капризничая, заурчала, как сытая охрипшая кошка.
Ох, - снова сказала совершенно убитая Марина. – И правда спаситель.
Обернувшись, она успела заметить бугая, обалдело стоявшего на обочине, и тихо лежавшего мелкого мужичка.
Чем Вы беднягу огрели? Я-то считал дамские сумки чем-то более эфемер-ным, а он до сих пор не очухался.
Не знаю, - изумленно произнесла Марина, - сейчас посмотрю.
Вы что, не знаете, что у Вас в сумке лежит?
Ну… Не точно…
Это как - не точно? Там лежит двухкилограммовая гиря, которую Вы ста-щили у кого-то в гостях, а потом со стыда забыли?
Марина полезла в сумку - ей самой было интересно, чем же она так классно вырубила незадачливого бандита. За мобильным телефоном из сумки появилась толстая записная книжка, следом еще одна, электронная, потом кошелек и бумажник, пара носовых платков - чистый и грязный, губка для протирания обуви, будильник ("Ой, - пробормотала Марина, - его же в ре-монт надо… было")… Христофоров притормозил у обочины и с неослабе-вающим любопытством продолжал наблюдать за процессом. А Марина достала из той же самой сумки еще одну записную книжку, толстенький блокнот, три ручки разных цветов, расписание электричек Белорусского вокзала, две банки джина с тоником и - с самого дна - дорожный набор ин-струментов в кожаном чехле.
Ох, - опять сказала она. - Это же отцу надо было отвезти.
Откройте мне секрет, Марина, - проговорил Христофоров, плавно трогаясь с места, - я понимаю теперь, чем Вы чуть не убили беднягу, но объясните мне - где все это поместилось?
Марина посмотрела на сумку. Та лежала рядом тихонько, словно маленькая черепашка, и совершенно не походила на чемодан, в который могла бы поместиться куча, сложенная рядом с ней на сидении. Пожав плечами, Ма-рина сложила почти все обратно, откупорила банку с отвратительной сме-сью поддельного джина с некипяченой газированной водой, сделала большой глоток и задумчиво сказала:
А вот чего я не понимаю. Как это Вы с этим бугаем справились, он же здо-ровый, как лось?
Вот примерно так же, как Вы сложили все обратно в сумку: технологию надо знать.
Слушайте, мы же уже подъезжаем, вот же Новотель! Как Вы ухитрились за пятнадцать минут долететь? И мы же еще останавливались?
А Вы думаете, меня Алевтина Васильевна зря на работе держит?
Странный у нас с Вами разговор получается, господин Христофоров, сплошной еврейский парламент. Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?
Нет, не всегда. Приехали, выходите. Я машину Вашу на стоянку поставлю и подойду. А Вы меня потом напоите чаем, и я все объясню. Что смогу, конечно.
Договорились!
Табло показывало, что рейс приземлился пять минут назад. Возле выхода в левом крыле почти никого не было, несколько рейсов задержали, и Ксения вышла почти сразу. Марина издалека заметила ее, замахала рукой, Ксюша помахала в ответ и оглянулась. Следом за ней катил тележку с хорошо зна-комым Ксюхиным чемоданом какой-то совершенно Марине неизвестный тип в ярко-оранжевом галстуке.
Ксенькины глазищи сияли совершенно по-кошачьи, желтым светом, на щеках играл детский румянец, и вся она была настолько хороша, казалось - от нее исходит сияние. "Эх, где мои двадцать пять!" - подумала Марина, и ускорила шаги. "Так ведь и не довезешь девку до дому, украдут"
Ой, сестричка, как же я рада тебя видеть! - Ксюша повисла у нее на шее. - Где-то у меня тут чемодан был, погоди! Спасибо Вам, Володя, как бы я без Вас!
Ну что Вы, Ксения, мне только приятно, - раскланиваясь, блеял обладатель апельсинового галстука. - Вот моя визитка, Вы позвоните, я буду очень ждать…
Давайте, - сурово сказала Марина, и шагнув вперед, отобрала у апельсино-вого джентльмена картонный прямоугольник. - И дайте мне с сестрой по-говорить, мы сто лет не виделись.
Апельсиновый пробормотал что-то извиняющееся и растворился в толпе.
Чудовищный, правда? - рассмеялась Ксения. - Ох, как же хорошо, что ты меня встретила, я тебе столько хочу рассказать! А ты на старушке? Она еще бегает?
А, мне тоже есть, что тебе рассказать, но это все до дому. У нас с тобой се-годня персональный водитель, он так ездит, что можно душу продать, что-бы хоть вполовину так научиться. Вот, кстати… Познакомься, Ксюша, это Александр Христофоров, если бы не он, ты бы сейчас куковала в аэропорту, а я бы мерзла на шоссе, поскольку старушка заглохла и заводиться не пожелала. Он меня и спас.
Очень приятно. - сказала Ксения, потягивая руку и ослепительно улыбаясь.
И мне исключительно приятно. Александр Петрович меня зовут. Неудиви-тельно, что Марина Витальевна так торопилась вас встречать. Украли бы, точно. Ну, пойдемте, что здесь стоять. Где чемодан-то Ваш?
Из Шереметьево в центр они долетели минут за двадцать пять. Христофо-ров не гнал, вроде бы никого не обгонял, просто другие машины уступали дорогу или оставались в стороне, как стоячие…
Влетев в квартиру, Ксения, как кошка, обежала все углы, плюхнулась в кресло в гостиной и вытянула ноги.
Уф, устала! Сегодня с утра решила еще раз на прощание пробежаться по Женеве, специально встала в половине шестого, и у нас было целых три часа… Ванна никому не нужна? Чур, я первая!
Погоди, дай хоть руки вымыть! - Марина поставила "автомобильные" туф-ли на низком каблуке в галошницу, неодобрительно поглядела на Ксенины ноги в кроссовках, с рифленых подошв которых уже насыпалась грязь на пол, и покачала головой. - Ну вот что, дорогая - переобуйся, вымой руки, попей чаю, а потом плыви.
Ну сестреночка, ну что ты такая суровая! Ну я так тебя люблю, и так со-скучилась! А я вам шоколад привезла, сейчас к чаю и попробуешь! Сан Петрович, идемте скорей!
Спасибо, Ксения. - Христофоров неторопливо внес чемодан в коридор, - Марина, тапочки дадите?
Не надо, не разувайтесь! Ксенька все равно уже натопала как стадо слонов, идите на кухню, я же Вам обещала чай.
За чаем Ксения нетерпеливо поглядывала на Христофорова, ей явно хотелось чем-то поделиться с сестрой. А Христофоров, положив в самую большую чашку шесть ложек сахару, тщательно его размешал, отпил, и даже зажмурился от удовольствия.
Я Вам, Марина, обещал кое-что объяснить. Так вот: у Алевтины Васильев-ны я начальник службы охраны. А до пенсии…
А Вы на пенсии? Вы же еще не старый! - нахально перебила Ксения.
А до пенсии я служил в таких специальных организациях, где и водить научился, и еще кое-чему. И пенсионером вот в сорок пять стал… А маши-на Ваша, Марина, срок свой отслужила. Ей лет уже, небось, не меньше де-сяти?
Почти двенадцать.
Ну вот. Я, конечно, могу там кое-что поменять, подтянуть, но это все равно на два-три месяца. Так что подумайте…
Спасибо… Черт, как же это некстати, мне столько беготни предстоит в ближайшие дни…
За чай спасибо, а мне пора, - твердо сказал Христофоров и поднялся из-за стола. - Время позднее, вам с Ксенией в вещах разбираться еще…
Спасибо Вам, Александр Петрович, вы меня и в самом деле спасли. И эту дурочку тоже.
Ну, всего вам доброго.
Закрыв за спасителем дверь, Марина вернулась на кухню, на всякий случай строго посмотрела на Ксению и сказала:
Рассказывай. Роман?
Ага…
И кто он?
Он канадец, компьютерщик, мы на лыжной станции познакомились… За-мечательный лыжник, он меня научил таким трюкам! Представляешь, едешь с горы по леднику, сейчас же снег только на ледниках остался, на-бираешь скорость…
Нет-нет, ты погоди! Ты мне про трюки потом расскажешь, тем более, что я и не катаюсь. Как его зовут?
Его зовут Роджер, я его зову Мур, или Мур-мур, или агент…
Это в каком смысле?
Ну, Бонда же Роджер Мур играл? Ну вот. Мы собственно как познакоми-лись? Он на лыжной станции пытался с инструктором объясниться, а по-французски и по-немецки - ни бум-бум, только по-английски и по-испански. Я ему помогла…
А как ты сама-то поняла, чего он хочет? Ты, насколько я помню, как раз с этими языками и не знакома?
Ну… - Ксения потупилась. - Он мне сразу очень понравился - красивый та-кой блондин, глаза голубые, улыбается все время - мечта, это потом уже получилось, что я в него влюбилась, и он в меня, по-моему, тоже... Я тебе фотографии покажу, погоди!
Она унеслась к чемодану, а Марина, улыбаясь, отломила кусочек шоколада. Он был и вправду классный - горький, черный, толстый пласт. Хорошо, если сестра и вправду влюбилась - Марина ее отправила кататься на лыжах, чтобы привести в чувство после неудачно кончившейся первой любви, долгого и безнадежного романа с человеком женатым и намного старше. Интересно, как Ксения ухитряется объясняться со своим Муром, она-то знает немецкий - это с детства, от прабабушки-немки, и французский - после спецшколы. Конечно, два-три слова она по-английски скажет и поймет, вот хватит ли этого для любви? Впрочем, для любви слова вовсе не нужны, это ты, подруга, просто уже забыла…
Вот, гляди - это мы на склоне, а это в кафе, там такая компания подобра-лась!
На снимке Ксения смеялась, стоя на заснеженном склоне рядом с высочен-ным белокурым молодым человеком,
Странник прошел, опираясь на посох –
Мне почему-то припомнишься ты.
Едет повозка на красных колесах –
Мне почему-то припомнишься ты…
Лампу под вечер зажгут в коридоре –
Мне почему-то припомнишься ты…
Что б ни случилось на суше, на море
Или на небе – мне вспомнишься ты…
В. Ходасевич
Марина со злостью захлопнула капот и, скрестив руки, оперлась на него… той частью тела, где спина теряет свое благородное наименование. Разумеется, эта несчастная старуха выдохлась именно на Кольцевой, где никому ни до кого нет дела, до дому полгорода проехать надо, и именно сегодня… Она посмотрела на часы: половина седьмого. Рейс прибывает из Женевы в десять минут восьмого, полчаса на багаж и паспортный контроль – получалось, что не позднее, чем через час ей кровь из носу нужно быть в Шереметьево. Придется бросать старушку на шоссе и брать тачку… хотя…
Она достала из сумки новенький мобильник и, не удержавшись, еще раз похвалила себя за то, что не стала экономить и обзавелась-таки этой игрушкой – кому-то, может, и дешевой, а ей пришлось выбирать между парой новых туфель и удобством жизни…
Добрый вечер, будьте добры, Алевтину Васильевну! Спрашивает Марина Серебряникова. Алло, Кузя, привет! Две минуты есть?
Ну, не более, чем две, - раздался из трубки хрипловатый голос Кузнецовой, Марина представила себе ее – с сигаретой, шикарный жакет от Гуччи по-сыпан пеплом, - что стряслось?
Старушка моя сломалась, я на Кольцевой, и через час надо в Шереметьево, Ксюха прилетает… Может, у тебя есть какая спасительная идея?
Я тебе сто лет твержу – купи нормальную машину, займешь у меня, потом отдашь! Телефон свой давай! Жди, сейчас позвонят! – и она дала отбой, не прощаясь.
Марина улыбнулась - Кузя верна себе, лишнего слова не скажет, а если может что-то сделать, так сделает. И в делах она такая же, пятый год же-лезной рукой держит несколько магазинов, сама ездит по выставкам, заку-пает товар и находит партнеров, сама справляется с бандитами и государством… А в школе такая тихоня была, они тогда и подружились, сколько лет уже прошло, вспомнить страшно. И давно уже она не Кузнецо-ва, три раза фамилию меняла, остановилась на редчайшей – Петрова она теперь. Кто еще ее Кузей назовет?
Резко зазвонил телефон. Марина поморщилась – надо попросить кого-нибудь отрегулировать сигнал, какую-нибудь непротивную мелодию по-ставить…
Алло?
Марина Витальевна?
Да, я слушаю.
Александр Христофоров, от Алевтины Васильевны. Что с Вами случилось? И где Вы сейчас?
Машина зачихала и остановилась, и больше заводиться не захотела. Я на Кольцевой, километров десять до поворота на Ленинградку со стороны Дмитровки. А ехала в Шереметьево, встречать.
Отчет полный, – усмехнулся собеседник, - ждите, мне до Вас минут два-дцать, приеду, – и, подобно Кузе отключился, не прощаясь.
Марина убрала телефон в сумку и снова забралась в машину, подальше от пронизывающего ветра. Что за май в этом году, хуже, чем в прошлом, холодюга такая! Ладно, в машине тепло, скоро спаситель загадочный подъедет, с замечательной фамилией Христофоров, не назвать бы его Ко-лумбовым, впрочем, это он, наверное, уже не раз проходил. Жаль, что ку-рить бросила, скоротала бы время… Хотя к чему портить цвет лица, и без того живем черт знает в какой атмосфере… Надо бы за город выбраться, когда потеплеет…
Неспешный поток мыслей неожиданно был прерван стуком в окно рядом с водительским местом. За окном маячил, сгибаясь, малосимпатичный мел-кий мужичок в обтерханной кожаной куртке. Марина слегка опустила окно и сурово спросила:
Чего надо?
Дамочка, пусти в машину погреться, окоченел – сил нет, своя сломалась, ни мотор, ни печка не фурычит, перевозку жду.
Выглядел мужик и в самом деле жалко, и Марина взялась было за кнопку, чтобы отворить дверь – она и сама могла бы сейчас маячить на пронизы-вающем ветру, пытаясь поймать тачку до Шереметьево. Внутренний голос слабо вякнул насчет правил безопасности, она сердито приказала ему за-ткнуться, и без него тошно, и уже решительно вытянула кнопку, сказав:
Справа садись, болезный.
Мужичок распрямился, оказавшись не таким уж и мелким, и метнулся к правой передней двери. Вместе с ним в машину ворвался резкий порыв ветра и стойкий запах перегара, совмещенный с ароматом дешевого табака. У Марины сразу запершило в горле; бросив курить, она стала прямо-таки на дух не переносить застарелую табачную вонь.
Послушайте, а где Ваша машина? – спросила она, уже сильно жалея о своем глупом сочувствии.
А вот там стоит, я тут уже три часа кукую, - мужичок показывал куда-то назад. Марина удивилась – перед тем, как застрять окончательно, она не видела ни одной припаркованной машины – и обернулась посмотреть. В этот момент задняя дверца распахнулась, и в машине мигом оказался здо-ровенный лоб с абсолютно тупой физиономией, вольготно расположив-шийся на заднем сиденье.
Давай, тетя, выходи из нашей машины, и сумочку оставь.
К-как? – ничего другого Марина произнести не сумела… События стали развиваться с недоступной ее воображению скоростью.
Задняя правая дверца вновь распахнулась, и бугай вывалился из нее вниз головой, получив по шее чем-то железным. Подлый мужичок с переднего сиденья полез куда-то под куртку, Марина испугалась, что там может быть оружие и с отчаяния врезала ему по голове дамской сумочкой. Мужичок скис и временно перестал интересоваться судьбой своего компаньона. Тем временем события в районе заднего сиденья продолжали развиваться. Бугай покинул салон прямо-таки с неприличной скоростью, и присевшая было на задние колеса старушка машина с облегчением распрямилась. Подлый мужичек также попросту был выброшен из нее, а на его место, не интересуясь более его дальнейшим самочувствием, уселся невысокий кре-пенький дядя лет сорока, и назидательно спросил:
Ну, и что? Вам приключений на сегодня не хватало? Будем знакомы, Хри-стофоров.
Ох, - сказала Марина.
Вот именно, что ох. Давайте-ка местами меняться, а то опоздаете.
Марина посмотрела на часы. Половина восьмого, она безнадежно опоздала, до Шереметьево еще минут двадцать. А то и тридцать, это уж как дорога.
Ну что сидите, сказал же – брысь с водительского места.
Марина перелезла на заднее сиденье, Христофоров повернул ключ зажига-ния, и старушка, не капризничая, заурчала, как сытая охрипшая кошка.
Ох, - снова сказала совершенно убитая Марина. – И правда спаситель.
Обернувшись, она успела заметить бугая, обалдело стоявшего на обочине, и тихо лежавшего мелкого мужичка.
Чем Вы беднягу огрели? Я-то считал дамские сумки чем-то более эфемер-ным, а он до сих пор не очухался.
Не знаю, - изумленно произнесла Марина, - сейчас посмотрю.
Вы что, не знаете, что у Вас в сумке лежит?
Ну… Не точно…
Это как - не точно? Там лежит двухкилограммовая гиря, которую Вы ста-щили у кого-то в гостях, а потом со стыда забыли?
Марина полезла в сумку - ей самой было интересно, чем же она так классно вырубила незадачливого бандита. За мобильным телефоном из сумки появилась толстая записная книжка, следом еще одна, электронная, потом кошелек и бумажник, пара носовых платков - чистый и грязный, губка для протирания обуви, будильник ("Ой, - пробормотала Марина, - его же в ре-монт надо… было")… Христофоров притормозил у обочины и с неослабе-вающим любопытством продолжал наблюдать за процессом. А Марина достала из той же самой сумки еще одну записную книжку, толстенький блокнот, три ручки разных цветов, расписание электричек Белорусского вокзала, две банки джина с тоником и - с самого дна - дорожный набор ин-струментов в кожаном чехле.
Ох, - опять сказала она. - Это же отцу надо было отвезти.
Откройте мне секрет, Марина, - проговорил Христофоров, плавно трогаясь с места, - я понимаю теперь, чем Вы чуть не убили беднягу, но объясните мне - где все это поместилось?
Марина посмотрела на сумку. Та лежала рядом тихонько, словно маленькая черепашка, и совершенно не походила на чемодан, в который могла бы поместиться куча, сложенная рядом с ней на сидении. Пожав плечами, Ма-рина сложила почти все обратно, откупорила банку с отвратительной сме-сью поддельного джина с некипяченой газированной водой, сделала большой глоток и задумчиво сказала:
А вот чего я не понимаю. Как это Вы с этим бугаем справились, он же здо-ровый, как лось?
Вот примерно так же, как Вы сложили все обратно в сумку: технологию надо знать.
Слушайте, мы же уже подъезжаем, вот же Новотель! Как Вы ухитрились за пятнадцать минут долететь? И мы же еще останавливались?
А Вы думаете, меня Алевтина Васильевна зря на работе держит?
Странный у нас с Вами разговор получается, господин Христофоров, сплошной еврейский парламент. Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?
Нет, не всегда. Приехали, выходите. Я машину Вашу на стоянку поставлю и подойду. А Вы меня потом напоите чаем, и я все объясню. Что смогу, конечно.
Договорились!
Табло показывало, что рейс приземлился пять минут назад. Возле выхода в левом крыле почти никого не было, несколько рейсов задержали, и Ксения вышла почти сразу. Марина издалека заметила ее, замахала рукой, Ксюша помахала в ответ и оглянулась. Следом за ней катил тележку с хорошо зна-комым Ксюхиным чемоданом какой-то совершенно Марине неизвестный тип в ярко-оранжевом галстуке.
Ксенькины глазищи сияли совершенно по-кошачьи, желтым светом, на щеках играл детский румянец, и вся она была настолько хороша, казалось - от нее исходит сияние. "Эх, где мои двадцать пять!" - подумала Марина, и ускорила шаги. "Так ведь и не довезешь девку до дому, украдут"
Ой, сестричка, как же я рада тебя видеть! - Ксюша повисла у нее на шее. - Где-то у меня тут чемодан был, погоди! Спасибо Вам, Володя, как бы я без Вас!
Ну что Вы, Ксения, мне только приятно, - раскланиваясь, блеял обладатель апельсинового галстука. - Вот моя визитка, Вы позвоните, я буду очень ждать…
Давайте, - сурово сказала Марина, и шагнув вперед, отобрала у апельсино-вого джентльмена картонный прямоугольник. - И дайте мне с сестрой по-говорить, мы сто лет не виделись.
Апельсиновый пробормотал что-то извиняющееся и растворился в толпе.
Чудовищный, правда? - рассмеялась Ксения. - Ох, как же хорошо, что ты меня встретила, я тебе столько хочу рассказать! А ты на старушке? Она еще бегает?
А, мне тоже есть, что тебе рассказать, но это все до дому. У нас с тобой се-годня персональный водитель, он так ездит, что можно душу продать, что-бы хоть вполовину так научиться. Вот, кстати… Познакомься, Ксюша, это Александр Христофоров, если бы не он, ты бы сейчас куковала в аэропорту, а я бы мерзла на шоссе, поскольку старушка заглохла и заводиться не пожелала. Он меня и спас.
Очень приятно. - сказала Ксения, потягивая руку и ослепительно улыбаясь.
И мне исключительно приятно. Александр Петрович меня зовут. Неудиви-тельно, что Марина Витальевна так торопилась вас встречать. Украли бы, точно. Ну, пойдемте, что здесь стоять. Где чемодан-то Ваш?
Из Шереметьево в центр они долетели минут за двадцать пять. Христофо-ров не гнал, вроде бы никого не обгонял, просто другие машины уступали дорогу или оставались в стороне, как стоячие…
Влетев в квартиру, Ксения, как кошка, обежала все углы, плюхнулась в кресло в гостиной и вытянула ноги.
Уф, устала! Сегодня с утра решила еще раз на прощание пробежаться по Женеве, специально встала в половине шестого, и у нас было целых три часа… Ванна никому не нужна? Чур, я первая!
Погоди, дай хоть руки вымыть! - Марина поставила "автомобильные" туф-ли на низком каблуке в галошницу, неодобрительно поглядела на Ксенины ноги в кроссовках, с рифленых подошв которых уже насыпалась грязь на пол, и покачала головой. - Ну вот что, дорогая - переобуйся, вымой руки, попей чаю, а потом плыви.
Ну сестреночка, ну что ты такая суровая! Ну я так тебя люблю, и так со-скучилась! А я вам шоколад привезла, сейчас к чаю и попробуешь! Сан Петрович, идемте скорей!
Спасибо, Ксения. - Христофоров неторопливо внес чемодан в коридор, - Марина, тапочки дадите?
Не надо, не разувайтесь! Ксенька все равно уже натопала как стадо слонов, идите на кухню, я же Вам обещала чай.
За чаем Ксения нетерпеливо поглядывала на Христофорова, ей явно хотелось чем-то поделиться с сестрой. А Христофоров, положив в самую большую чашку шесть ложек сахару, тщательно его размешал, отпил, и даже зажмурился от удовольствия.
Я Вам, Марина, обещал кое-что объяснить. Так вот: у Алевтины Васильев-ны я начальник службы охраны. А до пенсии…
А Вы на пенсии? Вы же еще не старый! - нахально перебила Ксения.
А до пенсии я служил в таких специальных организациях, где и водить научился, и еще кое-чему. И пенсионером вот в сорок пять стал… А маши-на Ваша, Марина, срок свой отслужила. Ей лет уже, небось, не меньше де-сяти?
Почти двенадцать.
Ну вот. Я, конечно, могу там кое-что поменять, подтянуть, но это все равно на два-три месяца. Так что подумайте…
Спасибо… Черт, как же это некстати, мне столько беготни предстоит в ближайшие дни…
За чай спасибо, а мне пора, - твердо сказал Христофоров и поднялся из-за стола. - Время позднее, вам с Ксенией в вещах разбираться еще…
Спасибо Вам, Александр Петрович, вы меня и в самом деле спасли. И эту дурочку тоже.
Ну, всего вам доброго.
Закрыв за спасителем дверь, Марина вернулась на кухню, на всякий случай строго посмотрела на Ксению и сказала:
Рассказывай. Роман?
Ага…
И кто он?
Он канадец, компьютерщик, мы на лыжной станции познакомились… За-мечательный лыжник, он меня научил таким трюкам! Представляешь, едешь с горы по леднику, сейчас же снег только на ледниках остался, на-бираешь скорость…
Нет-нет, ты погоди! Ты мне про трюки потом расскажешь, тем более, что я и не катаюсь. Как его зовут?
Его зовут Роджер, я его зову Мур, или Мур-мур, или агент…
Это в каком смысле?
Ну, Бонда же Роджер Мур играл? Ну вот. Мы собственно как познакоми-лись? Он на лыжной станции пытался с инструктором объясниться, а по-французски и по-немецки - ни бум-бум, только по-английски и по-испански. Я ему помогла…
А как ты сама-то поняла, чего он хочет? Ты, насколько я помню, как раз с этими языками и не знакома?
Ну… - Ксения потупилась. - Он мне сразу очень понравился - красивый та-кой блондин, глаза голубые, улыбается все время - мечта, это потом уже получилось, что я в него влюбилась, и он в меня, по-моему, тоже... Я тебе фотографии покажу, погоди!
Она унеслась к чемодану, а Марина, улыбаясь, отломила кусочек шоколада. Он был и вправду классный - горький, черный, толстый пласт. Хорошо, если сестра и вправду влюбилась - Марина ее отправила кататься на лыжах, чтобы привести в чувство после неудачно кончившейся первой любви, долгого и безнадежного романа с человеком женатым и намного старше. Интересно, как Ксения ухитряется объясняться со своим Муром, она-то знает немецкий - это с детства, от прабабушки-немки, и французский - после спецшколы. Конечно, два-три слова она по-английски скажет и поймет, вот хватит ли этого для любви? Впрочем, для любви слова вовсе не нужны, это ты, подруга, просто уже забыла…
Вот, гляди - это мы на склоне, а это в кафе, там такая компания подобра-лась!
На снимке Ксения смеялась, стоя на заснеженном склоне рядом с высочен-ным белокурым молодым человеком,
