Суперинтендант и его заботы.
Il barbiere di Siviglia, ossia L'inutile precauzione (Севильский цирюльник или бесполезная предосторожность).
Письмо лежало на столе.
Его можно было бы назвать обыкновенным, если бы не роскошный конверт из веленевой бумаги с нарисованным гербом – лисьей мордой *). Впрочем, и без говорящей картинки госпожа Редфилд отлично знала, чьей рукой будет написан текст… Монсиньор Паоло Гвискарди просит помощи.
______
*) Gwiscardee (drow.) - находчивый, хитрый, лисица
Лавиния негромко позвала:
- Бакстон!
- Слушаю, мадам!
Дворецкий возник рядом с её креслом совершенно незаметно.
- Когда и как доставили этот конверт?
- Посыльный принёс полчаса назад, мадам. Я проверил на безопасность и немедленно принёс сюда.
- Вот как… А посыльный откуда?
- Компания «Морбье и Хауторн», мадам. Очень солидная фирма.
- Передать вам не могу, Бакстон, как мне не хочется вскрывать это послание… - со вздохом призналась Лавиния.
- Прикажете отправить в камин?
- Это не имеет смысла. Если уж монсиньор прислал письмо, придётся прочитать и ехать. А я не люблю Венецию. Тем более – в январе.
- Разрешите заметить, мадам, что в прошлые разы вы говорили то же самое об августе, феврале и мае.
Каждый раз, когда дворецкий позволял себе иронизировать, госпожа Редфилд начинала чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому она прекратила эту беседу, взяв в руки так раздражавшее её почтовое отправление и вскрыв конверт. Из него выпал один лишь листок, гласивший: «Бесценная госпожа, обстоятельства вынуждают меня прибегнуть к вашей помощи, secundum pactum*). Всецело ваш, Паоло Гвискарди, Архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже».
_____
*) Secundum pactum (лат.) – согласно договору
- Бакстон!
- Слушаю, мадам.
- Позовите Марджори.
Секретаршу долго ждать не пришлось. Лавиния даже заподозрила, что Марджори Олесунн околачивалась возле двери в надежде подслушать, о чём пойдёт речь.
Войдя, она села напротив хозяйки, положив на колени блокнот и карандаш, и воззрилась на гопожу Редфилд преданными глазами спаниеля.
- Первое, - сказала Лавиния, комкая листок и конверт и прицельно отправляя их в горящий камин. – Закажи мне билет на дирижабль до Венеции. Желательно, на завтра. Второе. Напиши в офис монсиньора Паоло Гвискарди, каким рейсом я прибуду. Пусть найдут мне квартиру в тихом месте рядом с Сан-Марко.
- Ты не хочешь жить в Ка’Ботта?
- Нет. Я еду не по заданию Службы магбезопасности, поэтому из этических соображений не могу пользоваться служебной квартирой.
- Да? А если перевести на нормальный язык, то в чём причина?
- Я и сама не знаю пока, - вздохнула госпожа Редфилд. – Служба магбезопасности в Венеции – это Джан-Марко Торнабуони. Приехать меня просил монсиньор Гвискарди. Отношения между этими семьями сложные. И совсем не всегда дружеские.
- Ага, ну, то есть, ты спинным мозгом чуешь грядущие неприятности, так? – и проницательная секретарша снова занесла карандаш над страницей блокнота. – Тогда, может быть, два билета?
- Ты хочешь побывать в Серениссиме?
- Не откажусь. Тем более, что сейчас там сезон распродаж…
- Ладно. Два билета. Третье. Проинформируй коротко всех, кого это может касаться, о том, что меня не будет в Лютеции с седьмого января по… м-м-м… ну, скажем, по семнадцатое. Отпуск по семейным обстоятельствам.
- Глава Службы магбезопасности, ректор Академии, ваш заместитель на кафедре?
Лавиния кивала на каждую называемую должность, потом вздохнула и добавила:
- Ещё два моих аспиранта. Впрочем, с ними я и сама свяжусь. А ты иди, собирай чемоданы.
- Зачем? – удивилась Марджори.
- Мы завтра отбываем, разве нет?
- Но чемоданы-то зачем? Я ж сказала, там распродажа! Так что у меня будет с собой маленькая сумочка с бельём и зубной щёткой, ну, а твои вещи прекрасно уместятся в карманах куртки.
И, выпустив эту парфянскую стрелу, она удалилась.
Чёрная дощатая кабинка, призванная скрыть пассажиров гондолы от посторонних взглядов и защитить их от холодного ветра, несла на стенах уже знакомый значок, лисью морду. Зато изнутри она была обита пурпурным шёлком. Поблекшим, с парой явственных разводов от пролитого вина, но всё-таки шёлком.
- Красота, - шепнула Марджори, проведя ладонью по пурпуру.
- Перчатку надень, холодно, - пробурчала Лавиния, устраиваясь на подушках.
- Как мне может быть холодно, если ты мне дала обогревающий амулет? И вообще, не мешай мне наслаждаться видом города.
- Да пожалуйста!
Госпожа Редфилд прислонилась к спинке сиденья и закрыла глаза. Дорогу от воздушного порта Венеции до площади Сан-Марко она очень хорошо помнила: сперва долго-долго будет вода, потом из воды начнут торчать связанные попарно бревна, потом появится панорама города… и тут же пропадёт, потому что лодка свернёт в боковой узенький канал. В общем, для истинного наслаждения маловато.
С другой стороны, зачем она будет мешать женщине, впервые попавшей в этот город, получать удовольствие?
Лучше подремать под плеск воды…
Монсиньор Гвискарди арендовал для них квартиру где-то рядом с театром «La Fenice».
Честно говоря, Лавиния предпочла бы более знакомый район. Она успела уже пожалеть, что не стала связываться с Торнабуони, не захотела селиться в Ка’Ботта… Что уж тут, более всего она была недовольна тем, что согласилась помочь монсиньору в неизвестном ей деле.
Тряхнул головой, госпожа Редфилд строго приказала себе прекратить нытьё. «Рио делла Весте, - вспомнила она адрес. – Окна квартиры выходят на рио делла Весте, и это, по словам старого мошенника, очень удобно. Ладно, посмотрим…»
Вряд ли кто-нибудь, кроме коммандера Службы магбезопасности Лавинии Редфилд, рискнул бы обозвать столь нелицеприятно такую значительную фигуру, какую представлял собой архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже. И дело тут было не только во власти его над умами прихожан – в конце концов, в Союзе королевств вполне мирно уживались ещё три или четыре не менее крупных конфессии, плюс пара десятков более мелких и вовсе уж экзотических. Нет, значение имело и это, и влияние семейного клана, и немалое состояние монсиньора, и даже личное его обаяние. Всё вместе делало Паоло Гвискарди одной из самых значительных персон в республике. Самых значительных и самых уязвимых.
«Во что ж это я ввязалась, Тьма тебя побери?» – мысленно поинтересовалась Лавиния, окидывая взглядом парадный подъезд с причалом на три гондолы, чёрные и белые квадраты пола, в piano nobile - узкие окна справа и роскошный балкон слева от входа…
- Синьоры, прибыли! Ка’Тезено, - с поклоном гондольер подал руку Марджори.
Та одарила его сияющей улыбкой и перешагнула борт гондолы.
Каким-то непостижимым образом владелец старинного дома ухитрился разделить его на две квартиры – и при этом не испортить, а заодно и не ущемить ни в чём ни одного из жильцов.
Даже не две квартиры, а три, потому что первый этаж занимала консьержка, она же домоправительница и немножко кухарка. За отдельную плату.
После того, как Марджори восхитилась шахматной клеткой пола, статуями, люстрой и прочими красотами холла, они поднялись на второй этаж. Дверь слева, над которой парили нарисованные купидоны, вела в предоставленные им апартаменты.
- Есть ли какие-то пожелания касательно завтрака? – деловито спросила синьора Тессани.
- Никаких, - быстро ответила Лавиния. – Спасибо, синьора.
И в руку консьержки скользнула монета.
Спальня окнами на рио делла Весте досталась Марджори. Госпожа коммандер махнула на это рукой, решив позволить подруге наслаждаться поездкой на всю катушку.
Её комната была чуть темновата, поскольку окна почти впритык смотрели на соседнее здание, их разделял лишь узенький канал, метра два шириной. Зато в этой спальне не было ни одного красного или пурпурного предмета, только спокойные голубые и зеленоватые тона.
Лавиния отодвинула тяжёлую штору. В окне напротив горел яркий магический фонарик, и при его свете хорошенькая девушка красилась перед зеркалом. Заметив незнакомку, она весело помахала рукой и задёрнула занавеси.
Ужинать дамы отправились в таверну, хорошо знакомую госпоже Редфилд со времени прошлых поездок. Хозяин, синьор Джованни, с толстым животом, обтянутым белоснежным фартуком, с пышными усами, соперничавшими с фартуком белизною, проводил их к столику рядом с окном.
- Ваш любимый, синьора! – провозгласил он, отодвигая стул. – Аперитив? Просекко?
Как все венецианцы, он слегка шепелявил и выговаривал «прошекко», что ужасно рассмешило Марджори. Когда толстяк отошёл, она спросила:
- Он что, тебя помнит?
- Вполне возможно.
- Ты сюда часто ходила?
- Ну, раз пять или шесть была точно… - Лавиния пожала плечами. – Понимаешь, это город, где все носят маски. Поэтому трактирщики, гондольеры и продавцы научились опознавать знакомых не по лицу, оно же закрыто. По движениям. По манере говорить или, вот как ты, дёргать себя за левую мочку. Кстати, это куда сложнее изменить, чем черты лица.
- Ну да, конечно…
Джованни принёс сардины, маринованные с изюмом и орешками пинии, потом пасту с ракушками вонголе. Всё это время Марджори молчала, переваривая сказанное, наконец над тарелкой с телячьей печенью спросила с горечью:
- Это что ж, все про всех всё знают? И я, заглядывая в антикварную лавку и здороваясь с мадам Мишо, укладываюсь в её… картотеку?
- Так это же взаимно, - пожала плечами Лавиния. – В твоей картотеке мадам Мишо тоже занимает свой ящичек, где-то между обувщиком и книготорговцем. Десерт будешь?
От десерта Марджори отказалась в пользу сладкого Vinsanto, которого и пригубливала, глядя в тёмную воду канала и о чём-то размышляя.
Тем временем Лавиния попросила у трактирщика лист бумаги и перо, быстро написала записку, сложила её и запечатала значком со своими инициалами. Потом спросила:
- Синьор Джованни, ваш внук ведь по-прежнему работает с вами?
- Нет, госпожа Редфилд, - лицо толстяка страдальчески сморщилось. – Мальчик не захотел гробить свою жизнь на грязные тарелки, нанялся в Легион… Вот уже полгода служит. А что вам, нужны быстрые ноги?
- И хорошая голова, синьор Джованни! – засмеялась она.
- Ну, тогда осмелюсь рекомендовать внучатую племянницу. Кьяра!
Девочка лет четырнадцати, коротко стриженая, в белой рубашке, замотанная в блинный фартук, такой же белоснежный, как и у деда, моментально подскочила к столику.
- Да, синьор?
- Вот, у госпожи Редфилд к тебе есть поручение…
- Минутку!
И в самом деле, прошло не больше минуты, как она вернулась, сняв фартук и пригладив волосы.
- Кьяра, ты знаешь, где живёт монсиньор Гвискарди?
- Конечно. В Ка’Тре Фонтани.
- Вот эту записку нужно отнести ему. Можно не отдавать в руки, а попросить лакея передать. Скажи на словах, что я жду ответа в своей квартире Secundum pactum.
- Да, синьора.
И она исчезла, словно растворилась в воздухе.
Джованни убрал грязную посуду, принёс маленький графинчик с золотистой домашней граппой, и обе женщины сидели молча, слушая плеск и запах воды.
- Почему ты не стала отправлять магвестник? – спросила вдруг Марджори.
- Ты не поверишь, но в Венеции у меня они получаются через раз, - неловко усмехнулась Лавиния. – Кругом вода, одновременно текучая и стоячая… Она размывает магию. Мою, во всяком случае. Вот те, кто здесь родился, в ней себя чувствуют… как рыбы в воде.
Девочка вернулась очень быстро, минут через двадцать. Распечатывая ответную записку, Лавиния в который раз подумала, что скрытые умения местных жителей куда больше, чем то, о чём известно Совету магов, Службе магбезопасности и прочим заинтересованным. До дворца монсиньора Гвискарди пятнадцать минут пешком и десять – на лодке. В одну сторону! Плюс пока письмо донесут до самого прелата, да пока он напишет ответ… То есть, впечатление такое, что Кьяра вышла из дверей траттории и порталом переместилась прямо к входу в Ка’Тре Фонтани. И спрашивать бесполезно…
Монсиньор Гвискарди приглашал госпожу коммандера присоединиться к нему за вторым завтраком в одиннадцать часов утра. К благодарности коммандер присовокупила пару монет, которые девочка приняла без тени смущения. Гондола уже ждала их возле входа, и вскоре отчаянно зевающая Марджори отправилась спать. Госпожа Редфилд подошла к окну, отодвинула штору и глянула в окно дома напротив. Там горел свет, и по полупрозрачной шторе двигались две тени, мужчина и женщины. Судя по жестикуляции, они о чём-то спорили. Тщательно задёрнув свои занавески, Лавиния вытряхнула их из головы и легла.
Без пяти одиннадцать гондола причалила у каменных львов, охраняющих водный подъезд Ка’Тре Фонтани. Лавиния погладила их по мраморным затылкам, кивнула терпеливо ожидавшему секретарю и прошла внутрь.
- Монсиньор ожидает вас в малой столовой, - догнал её шелестящий шепот.
- В малой столовой! – хмыкала она про себя, следуя за очередной фигурой в ливрее. – Малой! Это значит, есть и большая? А ещё, наверное, пиршественный зал?
Спина в ливрее нервно дёргалась, слыша столь неприличное для этого места хихиканье.
Монсиньор Паоло как раз усаживался за стол, нетерпеливо потирая пухлые розовые ладошки.
- Госпожа Редфилд! Как я раз вас видеть! – воскликнул он. – Прошу вас, садитесь напротив меня, и не будем отвлекаться от того, что нынче приготовил для нас мэтр Клеричи.
Завтрак оказался почти скромным: свежий хлеб, масло, ещё плачущее слезами пахты, копчёный лосось, рикотта и мёд. Перед каждым из сотрапезников стояла большая фарфоровая чашка с капучино, наповерхности пышной молочной пены было нарисовано шоколадное сердечко. Лавиния ревниво покосилась в чашку монсиньора и с удовлетворённой улыбкой убедилась, что там изображена пальмовая ветвь. Посмотрела в хитрые глаза Гвискарди и расхохоталась.
Когда была выцежена последняя капля капучино, прелат спросил:
- Желаете ещё чего-нибудь?
- Спасибо, нет.
- Тогда прошу вас следовать за мной.
В кабинете хозяин прошёлся пару раз, переложил на столе какие-то предметы, поправил картину, и без того висевшую ровно… Словом, он суетился. С некоторым изумлением Лавиния наблюдала за этим процессом и понимала, что Гвискарди нервничает.
- Что случилось, монсиньор? – наконец спросила она. – Расскажите, и мы вместе подумаем, как разрешить ситуацию.
- Видите ли, госпожа коммандер, у меня есть племянница.
- Это случается.
- Любимая племянница. Я… не афишировал это обстоятельство, так что о Лауре никто не знает.
- Понимаю.
«Ну, конечно, неучтённая девица в семействе Гвискарди! – иронизировала Лавиния про себя. – Да это ж золотой запас семьи! Её можно выгодно продать… то есть, выдать замуж с большой пользой для клана. Говорите. Говорите, монсиньор, в чём проблема-то?»
- И в чём же проблема? – спросила она вслух, когда молчание стало давить.
Гвискарди вздохнул.
- Девочка вбила себе в голову, что она хочет идти на оперную сцену.
- И что, у неё нет голоса?
- Есть! У Лауры дивное меццо-сопрано, за партию Розины она получила первую премию Наумбурговского конкурса.
- Прекрасно, я за Лауру очень рада. Тогда в чём вопрос? Монсиньор, если вы не расскажете мне, в чём дело, я не смогу помочь!
Длинно вздохнув, Гвискарди выдавил:
- Она хочет петь здесь, в Венеции. В театре La Fenice.
- И что? Знаменитая сцена, множество великих опер здесь ставили, - госпожа Редфилд начала сердиться.
ЧАСТЬ 1.
Il barbiere di Siviglia, ossia L'inutile precauzione (Севильский цирюльник или бесполезная предосторожность).
Письмо лежало на столе.
Его можно было бы назвать обыкновенным, если бы не роскошный конверт из веленевой бумаги с нарисованным гербом – лисьей мордой *). Впрочем, и без говорящей картинки госпожа Редфилд отлично знала, чьей рукой будет написан текст… Монсиньор Паоло Гвискарди просит помощи.
______
*) Gwiscardee (drow.) - находчивый, хитрый, лисица
Лавиния негромко позвала:
- Бакстон!
- Слушаю, мадам!
Дворецкий возник рядом с её креслом совершенно незаметно.
- Когда и как доставили этот конверт?
- Посыльный принёс полчаса назад, мадам. Я проверил на безопасность и немедленно принёс сюда.
- Вот как… А посыльный откуда?
- Компания «Морбье и Хауторн», мадам. Очень солидная фирма.
- Передать вам не могу, Бакстон, как мне не хочется вскрывать это послание… - со вздохом призналась Лавиния.
- Прикажете отправить в камин?
- Это не имеет смысла. Если уж монсиньор прислал письмо, придётся прочитать и ехать. А я не люблю Венецию. Тем более – в январе.
- Разрешите заметить, мадам, что в прошлые разы вы говорили то же самое об августе, феврале и мае.
Каждый раз, когда дворецкий позволял себе иронизировать, госпожа Редфилд начинала чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому она прекратила эту беседу, взяв в руки так раздражавшее её почтовое отправление и вскрыв конверт. Из него выпал один лишь листок, гласивший: «Бесценная госпожа, обстоятельства вынуждают меня прибегнуть к вашей помощи, secundum pactum*). Всецело ваш, Паоло Гвискарди, Архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже».
_____
*) Secundum pactum (лат.) – согласно договору
- Бакстон!
- Слушаю, мадам.
- Позовите Марджори.
Секретаршу долго ждать не пришлось. Лавиния даже заподозрила, что Марджори Олесунн околачивалась возле двери в надежде подслушать, о чём пойдёт речь.
Войдя, она села напротив хозяйки, положив на колени блокнот и карандаш, и воззрилась на гопожу Редфилд преданными глазами спаниеля.
- Первое, - сказала Лавиния, комкая листок и конверт и прицельно отправляя их в горящий камин. – Закажи мне билет на дирижабль до Венеции. Желательно, на завтра. Второе. Напиши в офис монсиньора Паоло Гвискарди, каким рейсом я прибуду. Пусть найдут мне квартиру в тихом месте рядом с Сан-Марко.
- Ты не хочешь жить в Ка’Ботта?
- Нет. Я еду не по заданию Службы магбезопасности, поэтому из этических соображений не могу пользоваться служебной квартирой.
- Да? А если перевести на нормальный язык, то в чём причина?
- Я и сама не знаю пока, - вздохнула госпожа Редфилд. – Служба магбезопасности в Венеции – это Джан-Марко Торнабуони. Приехать меня просил монсиньор Гвискарди. Отношения между этими семьями сложные. И совсем не всегда дружеские.
- Ага, ну, то есть, ты спинным мозгом чуешь грядущие неприятности, так? – и проницательная секретарша снова занесла карандаш над страницей блокнота. – Тогда, может быть, два билета?
- Ты хочешь побывать в Серениссиме?
- Не откажусь. Тем более, что сейчас там сезон распродаж…
- Ладно. Два билета. Третье. Проинформируй коротко всех, кого это может касаться, о том, что меня не будет в Лютеции с седьмого января по… м-м-м… ну, скажем, по семнадцатое. Отпуск по семейным обстоятельствам.
- Глава Службы магбезопасности, ректор Академии, ваш заместитель на кафедре?
Лавиния кивала на каждую называемую должность, потом вздохнула и добавила:
- Ещё два моих аспиранта. Впрочем, с ними я и сама свяжусь. А ты иди, собирай чемоданы.
- Зачем? – удивилась Марджори.
- Мы завтра отбываем, разве нет?
- Но чемоданы-то зачем? Я ж сказала, там распродажа! Так что у меня будет с собой маленькая сумочка с бельём и зубной щёткой, ну, а твои вещи прекрасно уместятся в карманах куртки.
И, выпустив эту парфянскую стрелу, она удалилась.
Чёрная дощатая кабинка, призванная скрыть пассажиров гондолы от посторонних взглядов и защитить их от холодного ветра, несла на стенах уже знакомый значок, лисью морду. Зато изнутри она была обита пурпурным шёлком. Поблекшим, с парой явственных разводов от пролитого вина, но всё-таки шёлком.
- Красота, - шепнула Марджори, проведя ладонью по пурпуру.
- Перчатку надень, холодно, - пробурчала Лавиния, устраиваясь на подушках.
- Как мне может быть холодно, если ты мне дала обогревающий амулет? И вообще, не мешай мне наслаждаться видом города.
- Да пожалуйста!
Госпожа Редфилд прислонилась к спинке сиденья и закрыла глаза. Дорогу от воздушного порта Венеции до площади Сан-Марко она очень хорошо помнила: сперва долго-долго будет вода, потом из воды начнут торчать связанные попарно бревна, потом появится панорама города… и тут же пропадёт, потому что лодка свернёт в боковой узенький канал. В общем, для истинного наслаждения маловато.
С другой стороны, зачем она будет мешать женщине, впервые попавшей в этот город, получать удовольствие?
Лучше подремать под плеск воды…
Монсиньор Гвискарди арендовал для них квартиру где-то рядом с театром «La Fenice».
Честно говоря, Лавиния предпочла бы более знакомый район. Она успела уже пожалеть, что не стала связываться с Торнабуони, не захотела селиться в Ка’Ботта… Что уж тут, более всего она была недовольна тем, что согласилась помочь монсиньору в неизвестном ей деле.
Тряхнул головой, госпожа Редфилд строго приказала себе прекратить нытьё. «Рио делла Весте, - вспомнила она адрес. – Окна квартиры выходят на рио делла Весте, и это, по словам старого мошенника, очень удобно. Ладно, посмотрим…»
Вряд ли кто-нибудь, кроме коммандера Службы магбезопасности Лавинии Редфилд, рискнул бы обозвать столь нелицеприятно такую значительную фигуру, какую представлял собой архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже. И дело тут было не только во власти его над умами прихожан – в конце концов, в Союзе королевств вполне мирно уживались ещё три или четыре не менее крупных конфессии, плюс пара десятков более мелких и вовсе уж экзотических. Нет, значение имело и это, и влияние семейного клана, и немалое состояние монсиньора, и даже личное его обаяние. Всё вместе делало Паоло Гвискарди одной из самых значительных персон в республике. Самых значительных и самых уязвимых.
«Во что ж это я ввязалась, Тьма тебя побери?» – мысленно поинтересовалась Лавиния, окидывая взглядом парадный подъезд с причалом на три гондолы, чёрные и белые квадраты пола, в piano nobile - узкие окна справа и роскошный балкон слева от входа…
- Синьоры, прибыли! Ка’Тезено, - с поклоном гондольер подал руку Марджори.
Та одарила его сияющей улыбкой и перешагнула борт гондолы.
Каким-то непостижимым образом владелец старинного дома ухитрился разделить его на две квартиры – и при этом не испортить, а заодно и не ущемить ни в чём ни одного из жильцов.
Даже не две квартиры, а три, потому что первый этаж занимала консьержка, она же домоправительница и немножко кухарка. За отдельную плату.
После того, как Марджори восхитилась шахматной клеткой пола, статуями, люстрой и прочими красотами холла, они поднялись на второй этаж. Дверь слева, над которой парили нарисованные купидоны, вела в предоставленные им апартаменты.
- Есть ли какие-то пожелания касательно завтрака? – деловито спросила синьора Тессани.
- Никаких, - быстро ответила Лавиния. – Спасибо, синьора.
И в руку консьержки скользнула монета.
Спальня окнами на рио делла Весте досталась Марджори. Госпожа коммандер махнула на это рукой, решив позволить подруге наслаждаться поездкой на всю катушку.
Её комната была чуть темновата, поскольку окна почти впритык смотрели на соседнее здание, их разделял лишь узенький канал, метра два шириной. Зато в этой спальне не было ни одного красного или пурпурного предмета, только спокойные голубые и зеленоватые тона.
Лавиния отодвинула тяжёлую штору. В окне напротив горел яркий магический фонарик, и при его свете хорошенькая девушка красилась перед зеркалом. Заметив незнакомку, она весело помахала рукой и задёрнула занавеси.
Ужинать дамы отправились в таверну, хорошо знакомую госпоже Редфилд со времени прошлых поездок. Хозяин, синьор Джованни, с толстым животом, обтянутым белоснежным фартуком, с пышными усами, соперничавшими с фартуком белизною, проводил их к столику рядом с окном.
- Ваш любимый, синьора! – провозгласил он, отодвигая стул. – Аперитив? Просекко?
Как все венецианцы, он слегка шепелявил и выговаривал «прошекко», что ужасно рассмешило Марджори. Когда толстяк отошёл, она спросила:
- Он что, тебя помнит?
- Вполне возможно.
- Ты сюда часто ходила?
- Ну, раз пять или шесть была точно… - Лавиния пожала плечами. – Понимаешь, это город, где все носят маски. Поэтому трактирщики, гондольеры и продавцы научились опознавать знакомых не по лицу, оно же закрыто. По движениям. По манере говорить или, вот как ты, дёргать себя за левую мочку. Кстати, это куда сложнее изменить, чем черты лица.
- Ну да, конечно…
Джованни принёс сардины, маринованные с изюмом и орешками пинии, потом пасту с ракушками вонголе. Всё это время Марджори молчала, переваривая сказанное, наконец над тарелкой с телячьей печенью спросила с горечью:
- Это что ж, все про всех всё знают? И я, заглядывая в антикварную лавку и здороваясь с мадам Мишо, укладываюсь в её… картотеку?
- Так это же взаимно, - пожала плечами Лавиния. – В твоей картотеке мадам Мишо тоже занимает свой ящичек, где-то между обувщиком и книготорговцем. Десерт будешь?
От десерта Марджори отказалась в пользу сладкого Vinsanto, которого и пригубливала, глядя в тёмную воду канала и о чём-то размышляя.
Тем временем Лавиния попросила у трактирщика лист бумаги и перо, быстро написала записку, сложила её и запечатала значком со своими инициалами. Потом спросила:
- Синьор Джованни, ваш внук ведь по-прежнему работает с вами?
- Нет, госпожа Редфилд, - лицо толстяка страдальчески сморщилось. – Мальчик не захотел гробить свою жизнь на грязные тарелки, нанялся в Легион… Вот уже полгода служит. А что вам, нужны быстрые ноги?
- И хорошая голова, синьор Джованни! – засмеялась она.
- Ну, тогда осмелюсь рекомендовать внучатую племянницу. Кьяра!
Девочка лет четырнадцати, коротко стриженая, в белой рубашке, замотанная в блинный фартук, такой же белоснежный, как и у деда, моментально подскочила к столику.
- Да, синьор?
- Вот, у госпожи Редфилд к тебе есть поручение…
- Минутку!
И в самом деле, прошло не больше минуты, как она вернулась, сняв фартук и пригладив волосы.
- Кьяра, ты знаешь, где живёт монсиньор Гвискарди?
- Конечно. В Ка’Тре Фонтани.
- Вот эту записку нужно отнести ему. Можно не отдавать в руки, а попросить лакея передать. Скажи на словах, что я жду ответа в своей квартире Secundum pactum.
- Да, синьора.
И она исчезла, словно растворилась в воздухе.
Джованни убрал грязную посуду, принёс маленький графинчик с золотистой домашней граппой, и обе женщины сидели молча, слушая плеск и запах воды.
- Почему ты не стала отправлять магвестник? – спросила вдруг Марджори.
- Ты не поверишь, но в Венеции у меня они получаются через раз, - неловко усмехнулась Лавиния. – Кругом вода, одновременно текучая и стоячая… Она размывает магию. Мою, во всяком случае. Вот те, кто здесь родился, в ней себя чувствуют… как рыбы в воде.
Девочка вернулась очень быстро, минут через двадцать. Распечатывая ответную записку, Лавиния в который раз подумала, что скрытые умения местных жителей куда больше, чем то, о чём известно Совету магов, Службе магбезопасности и прочим заинтересованным. До дворца монсиньора Гвискарди пятнадцать минут пешком и десять – на лодке. В одну сторону! Плюс пока письмо донесут до самого прелата, да пока он напишет ответ… То есть, впечатление такое, что Кьяра вышла из дверей траттории и порталом переместилась прямо к входу в Ка’Тре Фонтани. И спрашивать бесполезно…
Монсиньор Гвискарди приглашал госпожу коммандера присоединиться к нему за вторым завтраком в одиннадцать часов утра. К благодарности коммандер присовокупила пару монет, которые девочка приняла без тени смущения. Гондола уже ждала их возле входа, и вскоре отчаянно зевающая Марджори отправилась спать. Госпожа Редфилд подошла к окну, отодвинула штору и глянула в окно дома напротив. Там горел свет, и по полупрозрачной шторе двигались две тени, мужчина и женщины. Судя по жестикуляции, они о чём-то спорили. Тщательно задёрнув свои занавески, Лавиния вытряхнула их из головы и легла.
Без пяти одиннадцать гондола причалила у каменных львов, охраняющих водный подъезд Ка’Тре Фонтани. Лавиния погладила их по мраморным затылкам, кивнула терпеливо ожидавшему секретарю и прошла внутрь.
- Монсиньор ожидает вас в малой столовой, - догнал её шелестящий шепот.
- В малой столовой! – хмыкала она про себя, следуя за очередной фигурой в ливрее. – Малой! Это значит, есть и большая? А ещё, наверное, пиршественный зал?
Спина в ливрее нервно дёргалась, слыша столь неприличное для этого места хихиканье.
Монсиньор Паоло как раз усаживался за стол, нетерпеливо потирая пухлые розовые ладошки.
- Госпожа Редфилд! Как я раз вас видеть! – воскликнул он. – Прошу вас, садитесь напротив меня, и не будем отвлекаться от того, что нынче приготовил для нас мэтр Клеричи.
Завтрак оказался почти скромным: свежий хлеб, масло, ещё плачущее слезами пахты, копчёный лосось, рикотта и мёд. Перед каждым из сотрапезников стояла большая фарфоровая чашка с капучино, наповерхности пышной молочной пены было нарисовано шоколадное сердечко. Лавиния ревниво покосилась в чашку монсиньора и с удовлетворённой улыбкой убедилась, что там изображена пальмовая ветвь. Посмотрела в хитрые глаза Гвискарди и расхохоталась.
Когда была выцежена последняя капля капучино, прелат спросил:
- Желаете ещё чего-нибудь?
- Спасибо, нет.
- Тогда прошу вас следовать за мной.
В кабинете хозяин прошёлся пару раз, переложил на столе какие-то предметы, поправил картину, и без того висевшую ровно… Словом, он суетился. С некоторым изумлением Лавиния наблюдала за этим процессом и понимала, что Гвискарди нервничает.
- Что случилось, монсиньор? – наконец спросила она. – Расскажите, и мы вместе подумаем, как разрешить ситуацию.
- Видите ли, госпожа коммандер, у меня есть племянница.
- Это случается.
- Любимая племянница. Я… не афишировал это обстоятельство, так что о Лауре никто не знает.
- Понимаю.
«Ну, конечно, неучтённая девица в семействе Гвискарди! – иронизировала Лавиния про себя. – Да это ж золотой запас семьи! Её можно выгодно продать… то есть, выдать замуж с большой пользой для клана. Говорите. Говорите, монсиньор, в чём проблема-то?»
- И в чём же проблема? – спросила она вслух, когда молчание стало давить.
Гвискарди вздохнул.
- Девочка вбила себе в голову, что она хочет идти на оперную сцену.
- И что, у неё нет голоса?
- Есть! У Лауры дивное меццо-сопрано, за партию Розины она получила первую премию Наумбурговского конкурса.
- Прекрасно, я за Лауру очень рада. Тогда в чём вопрос? Монсиньор, если вы не расскажете мне, в чём дело, я не смогу помочь!
Длинно вздохнув, Гвискарди выдавил:
- Она хочет петь здесь, в Венеции. В театре La Fenice.
- И что? Знаменитая сцена, множество великих опер здесь ставили, - госпожа Редфилд начала сердиться.
