Около половины одиннадцатого вечера я, уложив Настю, сижу перед те-левизором (звук убран до минимума, потому что слушать поучающего и вещающего лощеного толстомордого комментатора сил нет) и читаю детек-тив. В тишине громкий звонок телефона раздается особенно пронзительно.
- Алло!
- Александра Андреевна? Простите, что беспокою так поздно, это Свен-тицкий. Но дело в том, что у меня к Вам просьба, и я хотел бы предупре-дить Вас заранее.
- Я слушаю, Александр Брониславович.
- Мне завтра вечером нужно идти на очень важную формальную встречу. По протоколу я должен быть с супругой. А Вы сами знаете, я не женат. Могу я попросить Вас сопровождать меня?
Вот это номер! В голове у меня бухает только эта дурацкая фраза… Если я соглашаюсь, – это налагает совершенно определенные обязательства; если отказываюсь, – кто знает, что выкинет обидевшийся шеф?
- Вы понимаете, по-английски я и сам смогу объясниться, - добавляет он, - но там могут быть очень нужные нам итальянцы.
- Я с удовольствием помогла бы Вам, Александр Брониславович, но, к со-жалению, на такие мероприятия нужно вечернее платье, а у меня его нет. Да даже если бы и было – у меня в квартире сейчас ремонт, я сюда-то, к родителям, приехала из-за этого. Так что все мои туалеты вне пределов досягаемости.
- Ну, это мы решим завтра, - смеется он, - пусть у меня никогда не будет более серьезных проблем! До завтра! – и шеф вешает трубку.
Все мое благостное настроение как рукой сняло. Отказаться я не могу, это понятно. Нужно ли предупредить Ольгу? Но что я ей скажу? Мы с ней никогда не были подругами, не были и врагами, не хочу я ей подкладывать такую свинью!!!
Впрочем, шефа ну никак нельзя называть свиньей. Он, конечно, волк – и по духу, и даже внешне чем-то…
Я засыпаю поздно, и снятся мне голубые глаза шефа, его синяя “Вольво” и почему-то голубые сверкающие крыльями бабочки…
До середины дня я не вылезаю из Интернета - по последнему проекту на-копилась куча вопросов, и прежде, чем писать нашим новым партнерам, я ищу в сети данные о них. Выясняется масса увлекательных подробностей - я нахожу не только историю фирмы и детали биографии основателей, но и кое-какие данные по репутации и состоянию фирмы на сегодня. Может, я ошибаюсь, но с ними лучше бы не связываться. В конце концов, через три недели в Милане большая выставка-конгресс по энергетике, почему бы Свентицкому туда не поехать и не найти кого-то понадежнее?
О его вчерашнем звонке и приглашении на вечер я за монитором совсем забываю.
Половина третьего. Есть хочется ужасно. Я лезу в сумку за кошельком, и обнаруживаю, что ее боковая сторона взрезана, все потроха торчат наружу и кошелька, конечно, нет. Я невольно вскрикиваю, и тут же в дверях появля-ется чья-то любопытная физиономия. Через десять минут уже вся контора знает о моем невезении. Правда, в кошельке было совсем немного, тысяч тридцать - сорок; но и они не бывают лишними, и обедать мне теперь не на что. Хорошо еще, что я не взяла сегодня бумажник, где, помимо денег, ле-жат все документы, визитные карточки, чеки на серьезные покупки и т.д. И сумка теперь испорчена безнадежно, значит, нужно покупать новую или доставать старую с антресолей... Да-а...
По коридору стучат каблуки, народ идет обедать. Желудок уже не зовет, а вопит громким голосом, но я сурово рекомендую ему заткнуться - я терп-лю, и он может потерпеть. Скрипит дверь, и в мою конуру входит Оля Лаза-рева.
- Привет! Я слышала, у тебя похитили все фамильные сокровища.
- Хуже, - смеюсь я, - у меня похитили возможность пообедать. Зато фи-гуре это пойдет на пользу.
- Знаешь, ты лучше береги фигуру менее радикально. Тем более что тебе это абсолютно без надобности. Пошли, я тебя покормлю.
- Спасибо, ты меня спасаешь! - Я и не думала, что из-за моего стола можно выбраться с такой скоростью. - Жрать хочется, как из ружья!
До столовой метров сто, стекляшка спрятана за спиной у церковки сем-надцатого века. Мы входим внутрь, получаем чеки и поднимаемся на второй этаж. Время уже позднее, и свободных столиков много. Мы садимся у окна за столик, полуприкрытый какими-то вьющимися растениями, отдаем чеки официантке и осматриваемся по сторонам. Наших никого нет, и Оля, оторвав глаза от рассольника, спрашивает:
- Шеф к тебе начал клинья подбивать?
Я, конечно, поняла сразу, что обедать она меня позвала не только из со-чувствия и хорошего ко мне отношения. На честный вопрос надо отвечать честно. Тем более что я ничего не обещала шефу.
- Начал. И довольно резво. Как ты к этому относишься?
- Ты знаешь, я рада. Я ведь замуж выхожу, и, как ты догадываешься, со-всем даже и за другого, там все очень серьезно и насовсем. Со Свентицким я давно хотела расстаться, так что если он начнет крутить шашни с тобой, ему, по крайней мере, будет не до меня. А ты всерьез собираешься с ним иметь дело?
- Не знаю, - говорю я медленно, и отодвигаю в сторону вазочку с десер-том - желе у них сегодня явно не удалось, - Если бы он вел себя по-другому – грубее, или слишком явственно показывал, что он начальник… А пока что все в рамках, даже и к чему придраться.
- Ну вот, займешь мое место, если захочешь. Вернусь из отпуска, сколько удастся, поработаю, но если придется уйти - не стану рыдать. Кофе будешь?
- Да ну его к черту, жарко для кофе. Слушай, ты – и замуж… Такая само-стоятельная, будешь мужу борщ варить. Еще и дома сядешь… Хорошо… Я тебя поздравляю, и когда церемония?
- В пятницу. Потом мы уедем, я взяла отпуск на две недели.
- И куда, если не секрет?
- В Грецию, неделя на материке, неделя на Крите. Только в конторе - ни-кому. Я не хочу, чтобы шеф знал до того... И вообще, Саша, ты имей в виду, что он человек очень мстительный. Если ты решишь, что тебе все это не на-до - продумай, как от него избавиться, чтобы он не мстил потом. Моя пред-шественница - ты ее не знала, такая Роксана, совершенно роковая женщина, и ужасно всю жизнь из-за этого мучилась, бедняжка... - Оля критически ос-матривает пирожное, и отламывает кусочек. - Так вот, она хорошо знала, что он совершенно не выносит женщин, вешающихся ему на шею, и избавилась от него именно так. – Еще кусочек пирожного подвергнут тщательному осмотру и отправлен в рот, - Она ему прохода не давала, звонила домой и на работу каждый день по десять раз, и приезжала, и шеф уже не знал, как ее стряхнуть. Так что тому, на кого она якобы переключилась, он готов был памятник поставить.
Мое сдавленное хихиканье уже душит меня, но Оля безжалостно про-должает:
- Как ты понимаешь, избавитель был ей давно знаком, и именно ради него она и хотела расстаться со Свентицким.
Отсмеявшись и отдышавшись, мы выходим на улицу. Уже почти четыре часа, но я не тороплюсь на рабочее место, да и Ольга, по-моему, тоже. Мы неспешно входим в подъезд, и навстречу мне буквально кидается Мегера.... ой, нет, она же теперь Мамочка!
- Александра Андреевна! Ну где же Вы ходите, Вас шеф уже три раза вы-зывал! Скорее, срочно!
Я пожимаю плечами и поднимаюсь следом за ней к шефскому кабинету. Ольга смотрит нам вслед, на повороте лестницы я приостанавливаюсь и смотрю на нее. Она еле заметно кивает мне и уходит к себе.
Шеф стоит возле приоткрытого окна своего кабинета. Он стремительно поворачивается ко мне:
- Ну, наконец-то! Почему Вы не зашли ко мне с утра?
- Добрый день, Александр Брониславович! Я не зашла, потому что, во-первых, Вы меня не вызывали, а во-вторых, я искала с утра материалы по нашим новым американским партнерам. И то, что я нашла, не вызывает же-лания подписывать с ними договор - судя по всему....
- К черту американцев! - перебивает меня А.Б. - Я знал, что с ними нельзя иметь дело, еще неделю назад. Просто я хотел, что Карпухин на этом сломал себе шею.
Карпухин - заместитель шефа и его правая рука. Человек малосимпатич-ный и, по-моему, непорядочный. Впрочем, состояние его шеи меня мало за-ботит. Видимо, он где-то перебежал шефу дорожку. А вот разговаривать со мной таким тоном ему пока никто не позволял.
- Извините, Александр Брониславович, но об этом нужно было преду-предить меня. Тогда бы я не теряла попусту время сегодня, а занялась бы чем-то нужным. - Я делаю шаг в сторону двери.
Шеф большими шагами пересекает кабинет и хватает меня за руку.
- Я ведь предупредил Вас вчера, что мы идем сегодня на очень важный для меня прием! Так какого же черта...
Видимо, лицо мое меняется очень уж сильно - я чувствую, как стягивает лоб и щеки, - шеф выпускает мою руку и отходит на шаг:
- Простите мою несдержанность, но я слишком беспокоился, что мы не успеем. Пожалуйста, присядьте. Хотите холодного соку, сегодня так жарко?
Я глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться и сажусь в кресло. И как я, в са-мом деле, напрочь забыла о вчерашнем звонке?
- Благодарю Вас, не нужно. Я только что обедала. Но не кажется ли Вам, что мой вид несколько не подходит для приема. Я ведь говорила вчера, что у меня нет вечерних туалетов, а если бы и были - из-за ремонта я не смогла бы их добыть.
- Это не имеет значения, Александра Андреевна. Мы с Вами сейчас по-едем и все купим. А выглядите Вы всегда превосходно, никакие парик-махерские не нужны.
Ну еще бы - за каким лешим мне парикмахерские - у меня коса длиной ниже колен, я просто сворачиваю волосы в пучок размером с футбольный мяч. Тяжело ужасно, но ведь ни один мужик не устоит, увидев такое!
Шеф открывает сейф, я деликатно отворачиваюсь. Дверца сейфа с глухим лязгом захлопывается.
Темно-синяя “Вольво” мягко урчит, наворачивая на колеса московские улицы. И, несмотря на все неудобства одностороннего движения в старой части города, уже через несколько минут мы тормозим возле Пассажа.
- Платье в отделе “Шанель”, туфли у “Стефан Келиан”, остальное на ваш выбор, - коротко командует шеф, и мы идем - я бы сказала, бежим! - к стек-лянным дверям, мимо которых я много раз проходила, заглядывая в витри-ны. И ей-богу, мне совершенно все равно сейчас, как за это платье придется расплачиваться - о платье от Шанель я мечтала всю жизнь!
Шеф садится на мягкий диван, предоставляя мне общаться с целой стай-кой продавщиц. Они чирикают и щебечут, принося и унося все новые и но-вые шедевры. Наконец в груде платьев я замечаю то, о чем думала, входя в магазин: темно-синий струящийся муслин. Я беру платье и ухожу в приме-рочную. Следом за мной туда вносят еще несколько - белое, фисташковое, голубое... Но я уже знаю, что хочу вот это - цвета ночи, расшитое хрусталь-ными звездочками-бусинками, редкими возле выреза и более частыми, тем-неющими к длинному, развевающемуся подолу.
Я подхожу к зеркалу. Там отражается высокая стройная женщина в тем-но-синем, но не мрачном платье, идеально облегающем точеную фигуру и открывающем безупречные плечи. Это не я, я не могу так выглядеть!..
Я выхожу из примерочной и слышу, как ахают две продавщицы, не при-нимавшие участие в примерочной оргии, как забредший сюда “малиновый пиджак” тихо матерится и делает движение в мою сторону, как шеф роняет журнал, который он просматривал со скучающим видом.
- Бог ты мой, - тихо говорит он, - куда ж я раньше-то смотрел...
Платье стоит, должно быть, целое состояние, но шефа уже понесло, и он не говорит ни слова.
Мы покупаем еще и роскошные шелковые туфли на тонком каблуке, тоже синие, но чуть светлее, вышитые голубой шелковой нитью; и шифоновый, тоже вышитый, шарф, и вечернюю сумочку под цвет туфель. Я провожу некоторое время в “Дикой Орхидее”, подбирая белье и колготки, шеф ждет меня в машине. В окно видно, как он нервничает, постукивая пальцами по рулю.
Потом шеф смотрит на меня мутным взглядом, хлопает себя по лбу и го-ворит:
- А драгоценности-то!
- Ни в коем случае! Иначе платье вернется обратно в магазин. У меня есть мои собственные кольца. И этого достаточно. Можно добавить бижутерию, кто отличит, натуральный ли жемчуг, если все вокруг в натуральном!
- Но так нельзя...
- Нет! - жестко говорю я, и А.Б. замолкает.
Мы останавливаемся на неплохой французской имитации жемчуга, кото-рую я даже могла бы себе позволить купить сама. Весь процесс отнимает у нас около полутора часов. Мобильный телефон шефа звякает несколько раз, но после примерки платья замолкает. Видимо, выключен.
Мы возвращаемся в контору, и я ухожу в свою конуру, чтобы причесать-ся и подкраситься. За недостающей косметикой я захожу к Лариске, у нее полный стол этого добра, поскольку именно от нее, в конечном итоге, зави-сит, насколько быстро те или иные наши партнеры или клиенты будут об-служены, получат свои деньги и т. д. Поэтому с косметикой и духами у нее все в порядке.
Впрочем, духи у меня свои, мужской вариант “Aqua di Gio”, я вообще часто пользуюсь мужскими запахами. К половине восьмого я полностью го-това, волосы заново уложены в низкий тяжелый узел, глаза подведены, очки спрятаны в сумочку. Свои вещи я укладываю в большой пакет, разрезанную сумку со вздохом запихиваю туда же. Зеркальце у меня здесь только ма-ленькое в пудренице. Большое висит в женском туалете, и я выскальзываю из своей комнаты, моля бога, чтобы сотрудников в конторе уже не было.
Распахнув дверь. я нос к носу сталкиваюсь с Надеждой Генриховной За-уэрман, главной конторской сплетницей. Ей около пятидесяти лет, и, по крайней мере, тридцать из них она посвятила тому, чтобы портить настрое-ние, карьеру, а то и жизнь, окружающим, разнося по окрестностям подроб-ности их биографии, реальные или выдуманные за недостатком информации. Ну уж если не повезло - так не повезло! Теперь вся контора будет знать, что я куда-то ходила вечером со Свентицким, и как при этом выглядела. Насколько я знаю Надежду, будет рассказано и то, что, по ее пред-ставлениям, происходило с нами потом.
- Ах, Шурочка, как Вы прелестно выглядите, - прямо-таки поет Надежда. - И какое дивное платье, не от Зайцева ли?
- Нет-нет, не от Зайцева. Китайское, подруга привезла.
Чертова баба, все настроение испортила!
Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас мне на-до выглядеть лучше, чем любой кинозвезде. Да и в таком платье выглядеть иначе было бы просто преступлением.
Ох, если бы я тогда знала, насколько мне нужно в этот вечер хорошо вы-глядеть, я бы, наверное, волновалась в сто раз больше!
Я набрасываю на плечи легкий синий шарф, бросаю в зеркало последний контрольный ... хотела сказать “выстрел” - взгляд, конечно, и возвращаюсь к себе. Шелковые легчайшие туфли, кажется, сами застегиваются на щико-лотках и подбрасывают меня вверх. В таких туфлях можно танцевать всю ночь - только бы подметки выдержали. Я когда-то серьезно занималась бальными танцами, и хорошо знаю, что такое танцевать несколько часов, как горят от этого туфли. Правда, все мои танцы закончились с разводом.
Я вышла замуж рано, даже слишком. Мне не было еще девятнадцати, ко-гда отзвучала свадебная музыка, и я переехала к мужу. Он был старше меня на пять лет, из очень суровой семьи. И первый наш конфликт возник еще до свадьбы - он хотел, чтобы я сидела дома, я считала, что должна продолжать учиться. Мы протянули вместе три года, я и в самом деле очень любила его. К счастью, мы жили отдельно от его родителей, потому что свекровь возне-навидела меня с первого дня знакомства. Я олицетворяла все, что не нрави-лось ей в этой жизни вообще и в молодежи в частности - слишком свобод-ные манеры, образование, языки, иностранные фильмы и музыку, нежелание запираться в четырех стенах.
