– Варнея, – просипела я. – Помоги…
Но это была не Варнея. В неверном свете погибающего месяца я увидела темную мужскую фигуру.
– Кто тут? – прошептала я и попыталась отодвинуться. Но тело будто прилипло к тонкому матрасу, я даже пальцем шевельнуть не смогла.
Тень наклонилась, и я снова ощутила на своей щеке пальцы. Они мягко стерли откуда-то взявшиеся слезы и задержались, поглаживая. Я же щурила глаза, пытаясь рассмотреть лицо гостя, но тень, его скрывавшая, повторяла каждое движение и поворот головы.
– Кто вы? – снова попыталась я вызвать на диалог мужчину, но он лишь прижал палец к моим губам.
Сил не было, поэтому попытка дотянуться до одеяла закончилась лишь тем, что я слегка приподнялась и тут же упала обратно.
Спина все так же горела, внутренний жар был почти невыносим, поэтому я застонала, уже не сдерживаясь. Позвал бы на помощь, что ли, если сам не может, а не смотрел так пристально. Его взгляд я почему-то тоже чувствовала физически.
Вдруг он коснулся рукой моей спины, и я сжалась, ожидая ощутить дикую боль, но этого не случилось. Его касания были прохладными, как волны студеной воды, кроме того, они уносили с собой боль.
Я застонала, только уже от облегчения. И удивленно вздрогнула, когда он прижался к моему плечу губами. Как-то не планировала я переходить к такой степени близости, но поделать ничего не могла.
Он осыпал легкими поцелуями плечи, опустился вдоль позвоночника, буквально выпивая боль и жар и меняя их на прохладу. Когда весь жар до последней капельки ушел, я наконец смогла нормально дышать. А еще ощущать его поцелуи уже совсем по-другому: не как лекарство, а как прикосновения мужчины.
Кажется, его вовсе не пугала моя обезображенная спина, и он не считал меня прокаженной, потому что не спешил прекращать нежную ласку. А потом и вовсе лег рядом, повернул меня на бок лицом к себе и впился поцелуем в губы.
Это был до странного необычный поцелуй. Я не знала этого мужчину, не видела его лица, понятия не имела, хороший он или плохой, но сердце забилось так, будто я всю жизнь только его и ждала. В конце концов, я и себя не знала. Так ли это важно, если нет никакого желания отталкивать его?
Он целовал, и я забыла о том, что несколько минут назад лежала совершенно без сил. Выгнулась навстречу, зарылась пальцами в волосы, бесстыдно прижалась к нему, мечтая лишь о том, чтобы он не останавливался.
Его пальцы плясали по моей коже, почти невесомо оглаживали грудь, бедра. И тут же напряженных сосков касалась грубая ткань его одежды.
Жар снова возвращался, только теперь он был не болезненным, а будоражащим. Кровь мгновенно вскипела, разгоняя по телу желание.
Я шумно втянула ртом сейчас такой холодный, почти ледяной воздух, когда незнакомец подмял меня под себя и почти болезненно прикусил нежную кожу шеи. Меня пронзило сладкой судорогой, я застонала, совершенно забыв, что в комнате мы не одни.
Внезапно раздался близкий крик петуха, и я... проснулась. Тяжело дыша, хватала ртом воздух, легкий сквозняк леденил влажную кожу. Неужели это был сон? Но разве бывает так по-настоящему? Ведь кожа до сих пор хранила тепло его рук. И если это был сон, почему мне такое вообще приснилось? Это кто-то, кого я знала раньше, но теперь не могу вспомнить? Наверное, поэтому я так и не увидела его лица.
Петух закричал еще раз, и я села. Одеяло сползло на пол, рубашка белой кляксой лежала рядом. За окном светлело, и я провела ладонями по лицу, стирая остатки видений.
Разгоряченное тело все еще жаждало прикосновений, и я натянула рубашку, тихо слезла с печки и, стараясь не скрипеть половицами, выбралась из дома.
На улице пахло влажной землей и ночными цветами. С крыльца открывался вид на деревню и восходящее солнце.
Второй рассвет этой беспамятной жизни я встречаю здесь, на ступеньках. Я прикрыла глаза и мысленно снова окунулась в поцелуи незнакомца. Существует ли он на самом деле? Грустно, если нет.
За спиной раздались шаги и голос Варнеи:
– Опять тут сидишь? Спала бы еще. Но раз встала, пойдем завтрак готовить, научу тебя печку топить.
Так незамысловато потекли мои дни. Варнея учила меня вести домашнее хозяйство, разбираться в лекарственных растениях и ухаживать за ними, готовить сборы, притирки и лечебные настойки. Она была рада помощнице, но иногда смотрела так, будто о чем-то догадывалась.
С того дня спина больше не болела, ожоги потухли, стали менее красными. Но я нет-нет, да вспоминала незнакомца и не хотела верить, что он мне приснился. В такие моменты я замирала, прижимая пальцы к губам, ещё помнящим его поцелуи, а когда замечала это, воровато оглядывалась. Боялась, что Варнея что-то заметит.
Две недели прошли, как один день. И я уверена, что могла бы прожить так и полгода, и год, и десятки лет. Но судьбу это, похоже, не устраивало, потому что однажды ночью у нас на пороге возник гость.
Кто-то отчаянно колотил в дверь и кричал:
– Хозяйка, помощь нужна! Беда!
Я села, в кромешной тьме нащупала платье и стала спешно его натягивать. В углу шуршала Варнея, что-то бормоча под нос.
– Да иду! – крикнула она, не выдержав.
Я привычно спустилась с печки, почти в полной темноте добралась до двери и нашла свою косынку. На голове уже пушились короткие волоски, но я старалась прикрывать их, чтобы не шокировать редких посетителей или прохожих. Хотя дом Варнеи стоял у дороги, по ней мало кто ездил. Как она сказала, в той стороне владения соседнего герцогства, и гостей с нашей стороны там не любили.
– Хозяйка!.. – опять раздался отчаянный крик. Потом еще чьи-то голоса, потише.
Я зажгла свечу, а Варнея открыла дверь. В избу ввалился низенький, заросший, как бес, черной бородой мужик лет сорока. Свеча заплясала от сквозняка, и даже в этом неверном свете было хорошо видно его перепуганное до смерти лицо. Руки, сжимающие шапку, мелко тряслись.
– Варне-ея, – немного протяжно заголосил он, – спасай, всеми богами прошу, – и он бухнулся на колени.
– Совсем последние мозги потерял со своими пьянками, Дуболом? Нормально говори, в чем дело! А коли нет, то и иди отсюда, – сердито вскрикнула Варнея, толкая его рукой в плечо.
– Я в лесу… Рубил… А там сынок герцога… Чегой его в этот бурелом понесло?! – вскрикнул он. Я пригляделась. Его “чегой” было мне очень уж знакомо. Но я его по лицу никак узнать не могла, потому что не видела ничего тогда, а он меня не замечал, смотрел только на старушку. – Ну и… того, деревом ему по голове… – бессвязно сообщил он, потом вскинулся и снова заголосил: – Помоги, только ты можешь! Все отдам, вся деревня поможет, их согласием я заручился. Да ведь ежели помрет он, от деревни и травинки не оставят!..
Варнея не дослушала, обогнула его ссутулившуюся фигуру и выскочила на улицу. Я бросилась за ней, последние слова уловив уже краем уха.
На крыльцо окна избы не выходили, и только сейчас мы увидели, что здесь светлым-светло от факелов. Человек пятнадцать деревенских с хмурыми лицами толпились на небольшом пятачке между дорогой и домом, окружив волокуши.
На волокушах лежал высокий мужчина в сером камзоле с серебряной вышивкой. Сапоги тоже блестели на свету серебром. На лицо падала тень, и разглядеть его не получалось, зато разметавшиеся и слипшиеся от крови темные волосы было хорошо видно.
– Олухи, – ворчала Варнея, пока осматривала его голову, – даже рану зажать не догадались.
Она поднатужилась, пытаясь повернуть его на бок, и я кинулась ей на помощь.
– Может, в дом его, Варнея? – спросил кто-то сбоку.
– Да вы из него последний дух вытрясете, пока занесете! – прикрикнула она. – Пусть уж лежит здесь. Дилона, будешь помогать, – сказала она уже мне. – Голову держи. Держи, не бойся. Больно ему будет. Хоть и без сознания, начнет дергаться, а ты держи. А вы руки держите и ноги, – бросила она зевакам.
Двое мужчин тут же с готовностью бросились помогать, а я одну руку просунула под голову мужчины, а другой обхватила ее сверху. Рана была на затылке, и теперь лицо оказалось повернутым к свету.
Мужчина был красив и молод. Под темными бровями лежали дуги густых черных ресниц. Резковатые скулы выделялись на побледневшем лице, но совершенно не портили его. Зато прямой нос делал профиль красивым, и не было ни неряшливой бороды, ни усов – чистое выбритое лицо.
Тут действия Варнеи отвлекли меня от разглядывания мужчины. Она разложила перед собой четыре таблички с вырезанными на них закорючками. Их я видела впервые и понятия не имела, что это. Однако Варнея вдруг зашептала что-то тихо под нос, прижала ладони к двум из них, и руки ее засветились белым. Совсем немножко, но заметно. Она снова что-то забормотала и положила ладони на две другие таблички, и к белому свету добавился зеленый.
– Держите, – приказала она снова и с видимым трудом донесла свет до головы мужчины.
Он действительно дернулся, попытался выгнуться, но мы навалились всем весом. Шея его напряглась, вздулась, кажется, даже зубы скрипнули. И несладко было не только ему: Варнея побледнела, с нее пот катился градом, но она держала руки над раной, сколько могла, пока сама не завалилась набок.
Ее подхватили, будто ожидали этого, и унесли в избу. А я так и осталась возле мужчины обескураженная. Две недели жила с ней рядом, и знать не знала, что она маг. Она совсем не пользовалась своим даром.
Я нерешительно отпустила голову мужчины, не зная, нужно ли делать что-то еще. Потом бросилась в дом, хотела чем-то помочь Варнее. Но деревенские уложили ее на кровать и, кажется, знали, что нужно делать: немолодая женщина в добротном с вышивкой платье аккуратно достала из кармашка сверкнувший бирюзой пузырек и влила жидкость в рот старушки.
Я помялась, понимая, что ничем помочь не могу, нашла чистые тряпки, налила воды в глубокую чашу и снова вышла из дома. Как смогла, обмыла кожу вокруг раны мужчины и убрала следы крови с волос и лица. Покрасневшую воду вылила у дороги и вернулась в дом.
За это время Варнея успела очнуться. Бледная, она сидела на кровати и сердито смотрела на того самого мужичка – виновника произошедшего.
– Не губи, – бормотал он, дрожа, как лист. – Век буду обязан…
– Придут и погубят меня. Так лучше? – тихо, но очень зло сказала она.
– Дык… Можно сказать, что приблудился он. Или что нашли в лесу.
– А если он помнит все?! – повысила голос Варнея.
– Так ты сделай так, чтоб не помнил, – хитрым и елейным голосом сказала уже женщина. – Он ведь не за себя просит, за деревню.
– Протяни этим прохвостам руку, сядут на шею, – сквозь зубы сказала Варнея, даже не пытаясь понизить голос. И уже им: – Думаете, так легко? Щелкнула пальцами и готово?
– До конца жизни расплачиваться буду! – опять заголосил мужчина.
– Замолчи! – прикрикнула Варнея и задумалась.
Я же замерла, не понимая, о чем они говорят. Но догадываясь, что старушка уж очень не хочет выполнять просьбу деревенских.
– Хорошо, – наконец сказала она и скривилась. – Вот здесь есть место, – указала она на угол избы у окна, – устраивайте его там сами, у меня нет сил. А как проснется, увидим, как к вам судьбинушка относится.
После ее слов деревенские радостно засуетились: принесли матрас, постельное белье, какие-то тряпки, одежду, даже еду. Занесли мужчину внутрь и уложили в углу. И при этом каждый новый человек, заходящий в избу, низко кланялся Варнее. Она только рукой махала на них и морщилась.
От этой суеты мне было тревожно. А еще тревожнее от взглядов Дуболома, который как заметил меня, когда в очередной раз зашел в дом, так и следил пристально с тех пор. Не было никаких сомнений в том, что он меня узнал. Вопрос только, какое ему до меня дело? Но смотрит так пристально, будто я что-то ему должна. Не желая, чтобы он со мной вдруг заговорил, спряталась в огороде и вышла только тогда, когда в избе все стихло.
Варнея охала и что-то бормотала в своем углу. Раненый лежал тихо, как покойник, но его грудь под серой дорогой тканью мерно вздымалась. Значит, все хорошо.
– Поешь, меня не жди, – раздался тихий голос Варнеи. Такая бойкая перед деревенскими, сейчас она будто постарела и обессилела.
Я подошла к ней и присела рядом с кроватью.
– Как тебе помочь, Варнея? – спросила тихонько, чтобы не потревожить тишину ночи. – Это было какое-то сильное заклинание? Если я что-то могу сделать…
– Ничего не нужно, – сказала старушка, и на ее посеревшее лицо легла желтая тень от свечи. – Ничем ты не поможешь, только сон, отдых и время справятся. Исчерпала я свои крохотные силы до самого донышка, а деревенские сами не знают, что просят… Еще одно колдовство с таким маленьким перерывом! В могилу меня сведут, ей богу… Иди-иди, ешь. А потом спать ложись. Я тоже буду. Завтра все дела на тебе, и забота об этом болезном тоже, – она кивнула на мужчину. Потом повернулась, кряхтя, к стене.
Я аккуратно подоткнула лоскутное одеяло, чтобы сквозняк не добрался до Варнеи, и отошла к столу. Съела яйцо и кусок сыра с хлебом, не чувствуя вкуса, а потом затушила свечу и не раздеваясь, на ощупь, забралась на печь.
Посидела, перебирая так и этак тревожные мысли. Потом легла, и предрассветная глухая темнота укрыла меня, будто второе одеяло, и казалась осязаемой и плотной. От этого стало ужасно жарко, и я пыталась спихнуть ее с себя, убрать, но темнота не поддавалась. Жар нарастал, перетекал от спины к кончикам пальцев, обжигал кожу, вытягивал силы. Я металась, не понимая, сплю или бодрствую. Пыталась хотя бы снять одежду, но тело не слушалось, а жар все не уходил.
И в какой-то момент я вспомнила его. Того мужчину, пришедшего ко мне во сне. Его прикосновения, что дарили желанную прохладу. Я не понимала, что еще могу сделать, поэтому, не зная ни его имени, ни лица, стала взывать к его образу, просить, чтобы он снова пришел и избавил меня от боли. И он пришел.
Он пришел, когда я почти отчаялась. Хотя, возможно, он мне просто пригрезился. Но нежные пальцы, как и в тот раз, коснулись моей щеки, скользнули по шее, погладили ключицы. Сегодня в такой кромешной тьме я не видела даже силуэта. Кажется, я заплакала от облегчения, ведь даже сквозь ткань платья его прикосновения вытягивали из меня жар.
Он свободнее распустил тесьму на вороте и груди, повернул меня на живот и приспустил платье с плеч. Губы, такие же прохладные, как и руки, прочертили влажную дорожку по обезображенной коже. Похоже, его она совсем не пугала. Или он просто не видел в темноте никаких изъянов.
Происходящее казалось одновременно и сном, и реальностью. Было очень сложно понять, каким образом все это происходит: как он здесь появляется, как забирает мою боль, как потом исчезает. И если он все же нематериален, почему его касания такие настоящие?
Сегодня он не пытался перейти к чему-то большему, чем легкие касания губ и пальцев. Я же, понемногу придя в себя, попыталась повернуться, чтобы нащупать его лицо рукой, найти хоть какие-то признаки, которые помогли бы мне понять, какой он. Вот только пальцы натыкались на бархат одежды, на какие-то бесполезные пряжки. А когда наконец ощутили тепло кожи, сознание подвело меня, и я провалилась в еще более глубокую темноту. И последнее, что я увидела перед этим – огненные искры.
Утро встретило нас хмурым небом и мелким дождиком.
Но это была не Варнея. В неверном свете погибающего месяца я увидела темную мужскую фигуру.
Глава 4
– Кто тут? – прошептала я и попыталась отодвинуться. Но тело будто прилипло к тонкому матрасу, я даже пальцем шевельнуть не смогла.
Тень наклонилась, и я снова ощутила на своей щеке пальцы. Они мягко стерли откуда-то взявшиеся слезы и задержались, поглаживая. Я же щурила глаза, пытаясь рассмотреть лицо гостя, но тень, его скрывавшая, повторяла каждое движение и поворот головы.
– Кто вы? – снова попыталась я вызвать на диалог мужчину, но он лишь прижал палец к моим губам.
Сил не было, поэтому попытка дотянуться до одеяла закончилась лишь тем, что я слегка приподнялась и тут же упала обратно.
Спина все так же горела, внутренний жар был почти невыносим, поэтому я застонала, уже не сдерживаясь. Позвал бы на помощь, что ли, если сам не может, а не смотрел так пристально. Его взгляд я почему-то тоже чувствовала физически.
Вдруг он коснулся рукой моей спины, и я сжалась, ожидая ощутить дикую боль, но этого не случилось. Его касания были прохладными, как волны студеной воды, кроме того, они уносили с собой боль.
Я застонала, только уже от облегчения. И удивленно вздрогнула, когда он прижался к моему плечу губами. Как-то не планировала я переходить к такой степени близости, но поделать ничего не могла.
Он осыпал легкими поцелуями плечи, опустился вдоль позвоночника, буквально выпивая боль и жар и меняя их на прохладу. Когда весь жар до последней капельки ушел, я наконец смогла нормально дышать. А еще ощущать его поцелуи уже совсем по-другому: не как лекарство, а как прикосновения мужчины.
Кажется, его вовсе не пугала моя обезображенная спина, и он не считал меня прокаженной, потому что не спешил прекращать нежную ласку. А потом и вовсе лег рядом, повернул меня на бок лицом к себе и впился поцелуем в губы.
Это был до странного необычный поцелуй. Я не знала этого мужчину, не видела его лица, понятия не имела, хороший он или плохой, но сердце забилось так, будто я всю жизнь только его и ждала. В конце концов, я и себя не знала. Так ли это важно, если нет никакого желания отталкивать его?
Он целовал, и я забыла о том, что несколько минут назад лежала совершенно без сил. Выгнулась навстречу, зарылась пальцами в волосы, бесстыдно прижалась к нему, мечтая лишь о том, чтобы он не останавливался.
Его пальцы плясали по моей коже, почти невесомо оглаживали грудь, бедра. И тут же напряженных сосков касалась грубая ткань его одежды.
Жар снова возвращался, только теперь он был не болезненным, а будоражащим. Кровь мгновенно вскипела, разгоняя по телу желание.
Я шумно втянула ртом сейчас такой холодный, почти ледяной воздух, когда незнакомец подмял меня под себя и почти болезненно прикусил нежную кожу шеи. Меня пронзило сладкой судорогой, я застонала, совершенно забыв, что в комнате мы не одни.
Внезапно раздался близкий крик петуха, и я... проснулась. Тяжело дыша, хватала ртом воздух, легкий сквозняк леденил влажную кожу. Неужели это был сон? Но разве бывает так по-настоящему? Ведь кожа до сих пор хранила тепло его рук. И если это был сон, почему мне такое вообще приснилось? Это кто-то, кого я знала раньше, но теперь не могу вспомнить? Наверное, поэтому я так и не увидела его лица.
Петух закричал еще раз, и я села. Одеяло сползло на пол, рубашка белой кляксой лежала рядом. За окном светлело, и я провела ладонями по лицу, стирая остатки видений.
Разгоряченное тело все еще жаждало прикосновений, и я натянула рубашку, тихо слезла с печки и, стараясь не скрипеть половицами, выбралась из дома.
На улице пахло влажной землей и ночными цветами. С крыльца открывался вид на деревню и восходящее солнце.
Второй рассвет этой беспамятной жизни я встречаю здесь, на ступеньках. Я прикрыла глаза и мысленно снова окунулась в поцелуи незнакомца. Существует ли он на самом деле? Грустно, если нет.
За спиной раздались шаги и голос Варнеи:
– Опять тут сидишь? Спала бы еще. Но раз встала, пойдем завтрак готовить, научу тебя печку топить.
Так незамысловато потекли мои дни. Варнея учила меня вести домашнее хозяйство, разбираться в лекарственных растениях и ухаживать за ними, готовить сборы, притирки и лечебные настойки. Она была рада помощнице, но иногда смотрела так, будто о чем-то догадывалась.
С того дня спина больше не болела, ожоги потухли, стали менее красными. Но я нет-нет, да вспоминала незнакомца и не хотела верить, что он мне приснился. В такие моменты я замирала, прижимая пальцы к губам, ещё помнящим его поцелуи, а когда замечала это, воровато оглядывалась. Боялась, что Варнея что-то заметит.
Две недели прошли, как один день. И я уверена, что могла бы прожить так и полгода, и год, и десятки лет. Но судьбу это, похоже, не устраивало, потому что однажды ночью у нас на пороге возник гость.
Глава 5
Кто-то отчаянно колотил в дверь и кричал:
– Хозяйка, помощь нужна! Беда!
Я села, в кромешной тьме нащупала платье и стала спешно его натягивать. В углу шуршала Варнея, что-то бормоча под нос.
– Да иду! – крикнула она, не выдержав.
Я привычно спустилась с печки, почти в полной темноте добралась до двери и нашла свою косынку. На голове уже пушились короткие волоски, но я старалась прикрывать их, чтобы не шокировать редких посетителей или прохожих. Хотя дом Варнеи стоял у дороги, по ней мало кто ездил. Как она сказала, в той стороне владения соседнего герцогства, и гостей с нашей стороны там не любили.
– Хозяйка!.. – опять раздался отчаянный крик. Потом еще чьи-то голоса, потише.
Я зажгла свечу, а Варнея открыла дверь. В избу ввалился низенький, заросший, как бес, черной бородой мужик лет сорока. Свеча заплясала от сквозняка, и даже в этом неверном свете было хорошо видно его перепуганное до смерти лицо. Руки, сжимающие шапку, мелко тряслись.
– Варне-ея, – немного протяжно заголосил он, – спасай, всеми богами прошу, – и он бухнулся на колени.
– Совсем последние мозги потерял со своими пьянками, Дуболом? Нормально говори, в чем дело! А коли нет, то и иди отсюда, – сердито вскрикнула Варнея, толкая его рукой в плечо.
– Я в лесу… Рубил… А там сынок герцога… Чегой его в этот бурелом понесло?! – вскрикнул он. Я пригляделась. Его “чегой” было мне очень уж знакомо. Но я его по лицу никак узнать не могла, потому что не видела ничего тогда, а он меня не замечал, смотрел только на старушку. – Ну и… того, деревом ему по голове… – бессвязно сообщил он, потом вскинулся и снова заголосил: – Помоги, только ты можешь! Все отдам, вся деревня поможет, их согласием я заручился. Да ведь ежели помрет он, от деревни и травинки не оставят!..
Варнея не дослушала, обогнула его ссутулившуюся фигуру и выскочила на улицу. Я бросилась за ней, последние слова уловив уже краем уха.
На крыльцо окна избы не выходили, и только сейчас мы увидели, что здесь светлым-светло от факелов. Человек пятнадцать деревенских с хмурыми лицами толпились на небольшом пятачке между дорогой и домом, окружив волокуши.
На волокушах лежал высокий мужчина в сером камзоле с серебряной вышивкой. Сапоги тоже блестели на свету серебром. На лицо падала тень, и разглядеть его не получалось, зато разметавшиеся и слипшиеся от крови темные волосы было хорошо видно.
– Олухи, – ворчала Варнея, пока осматривала его голову, – даже рану зажать не догадались.
Она поднатужилась, пытаясь повернуть его на бок, и я кинулась ей на помощь.
– Может, в дом его, Варнея? – спросил кто-то сбоку.
– Да вы из него последний дух вытрясете, пока занесете! – прикрикнула она. – Пусть уж лежит здесь. Дилона, будешь помогать, – сказала она уже мне. – Голову держи. Держи, не бойся. Больно ему будет. Хоть и без сознания, начнет дергаться, а ты держи. А вы руки держите и ноги, – бросила она зевакам.
Двое мужчин тут же с готовностью бросились помогать, а я одну руку просунула под голову мужчины, а другой обхватила ее сверху. Рана была на затылке, и теперь лицо оказалось повернутым к свету.
Мужчина был красив и молод. Под темными бровями лежали дуги густых черных ресниц. Резковатые скулы выделялись на побледневшем лице, но совершенно не портили его. Зато прямой нос делал профиль красивым, и не было ни неряшливой бороды, ни усов – чистое выбритое лицо.
Тут действия Варнеи отвлекли меня от разглядывания мужчины. Она разложила перед собой четыре таблички с вырезанными на них закорючками. Их я видела впервые и понятия не имела, что это. Однако Варнея вдруг зашептала что-то тихо под нос, прижала ладони к двум из них, и руки ее засветились белым. Совсем немножко, но заметно. Она снова что-то забормотала и положила ладони на две другие таблички, и к белому свету добавился зеленый.
– Держите, – приказала она снова и с видимым трудом донесла свет до головы мужчины.
Он действительно дернулся, попытался выгнуться, но мы навалились всем весом. Шея его напряглась, вздулась, кажется, даже зубы скрипнули. И несладко было не только ему: Варнея побледнела, с нее пот катился градом, но она держала руки над раной, сколько могла, пока сама не завалилась набок.
Ее подхватили, будто ожидали этого, и унесли в избу. А я так и осталась возле мужчины обескураженная. Две недели жила с ней рядом, и знать не знала, что она маг. Она совсем не пользовалась своим даром.
Глава 6
Я нерешительно отпустила голову мужчины, не зная, нужно ли делать что-то еще. Потом бросилась в дом, хотела чем-то помочь Варнее. Но деревенские уложили ее на кровать и, кажется, знали, что нужно делать: немолодая женщина в добротном с вышивкой платье аккуратно достала из кармашка сверкнувший бирюзой пузырек и влила жидкость в рот старушки.
Я помялась, понимая, что ничем помочь не могу, нашла чистые тряпки, налила воды в глубокую чашу и снова вышла из дома. Как смогла, обмыла кожу вокруг раны мужчины и убрала следы крови с волос и лица. Покрасневшую воду вылила у дороги и вернулась в дом.
За это время Варнея успела очнуться. Бледная, она сидела на кровати и сердито смотрела на того самого мужичка – виновника произошедшего.
– Не губи, – бормотал он, дрожа, как лист. – Век буду обязан…
– Придут и погубят меня. Так лучше? – тихо, но очень зло сказала она.
– Дык… Можно сказать, что приблудился он. Или что нашли в лесу.
– А если он помнит все?! – повысила голос Варнея.
– Так ты сделай так, чтоб не помнил, – хитрым и елейным голосом сказала уже женщина. – Он ведь не за себя просит, за деревню.
– Протяни этим прохвостам руку, сядут на шею, – сквозь зубы сказала Варнея, даже не пытаясь понизить голос. И уже им: – Думаете, так легко? Щелкнула пальцами и готово?
– До конца жизни расплачиваться буду! – опять заголосил мужчина.
– Замолчи! – прикрикнула Варнея и задумалась.
Я же замерла, не понимая, о чем они говорят. Но догадываясь, что старушка уж очень не хочет выполнять просьбу деревенских.
– Хорошо, – наконец сказала она и скривилась. – Вот здесь есть место, – указала она на угол избы у окна, – устраивайте его там сами, у меня нет сил. А как проснется, увидим, как к вам судьбинушка относится.
После ее слов деревенские радостно засуетились: принесли матрас, постельное белье, какие-то тряпки, одежду, даже еду. Занесли мужчину внутрь и уложили в углу. И при этом каждый новый человек, заходящий в избу, низко кланялся Варнее. Она только рукой махала на них и морщилась.
От этой суеты мне было тревожно. А еще тревожнее от взглядов Дуболома, который как заметил меня, когда в очередной раз зашел в дом, так и следил пристально с тех пор. Не было никаких сомнений в том, что он меня узнал. Вопрос только, какое ему до меня дело? Но смотрит так пристально, будто я что-то ему должна. Не желая, чтобы он со мной вдруг заговорил, спряталась в огороде и вышла только тогда, когда в избе все стихло.
Варнея охала и что-то бормотала в своем углу. Раненый лежал тихо, как покойник, но его грудь под серой дорогой тканью мерно вздымалась. Значит, все хорошо.
– Поешь, меня не жди, – раздался тихий голос Варнеи. Такая бойкая перед деревенскими, сейчас она будто постарела и обессилела.
Я подошла к ней и присела рядом с кроватью.
– Как тебе помочь, Варнея? – спросила тихонько, чтобы не потревожить тишину ночи. – Это было какое-то сильное заклинание? Если я что-то могу сделать…
– Ничего не нужно, – сказала старушка, и на ее посеревшее лицо легла желтая тень от свечи. – Ничем ты не поможешь, только сон, отдых и время справятся. Исчерпала я свои крохотные силы до самого донышка, а деревенские сами не знают, что просят… Еще одно колдовство с таким маленьким перерывом! В могилу меня сведут, ей богу… Иди-иди, ешь. А потом спать ложись. Я тоже буду. Завтра все дела на тебе, и забота об этом болезном тоже, – она кивнула на мужчину. Потом повернулась, кряхтя, к стене.
Я аккуратно подоткнула лоскутное одеяло, чтобы сквозняк не добрался до Варнеи, и отошла к столу. Съела яйцо и кусок сыра с хлебом, не чувствуя вкуса, а потом затушила свечу и не раздеваясь, на ощупь, забралась на печь.
Посидела, перебирая так и этак тревожные мысли. Потом легла, и предрассветная глухая темнота укрыла меня, будто второе одеяло, и казалась осязаемой и плотной. От этого стало ужасно жарко, и я пыталась спихнуть ее с себя, убрать, но темнота не поддавалась. Жар нарастал, перетекал от спины к кончикам пальцев, обжигал кожу, вытягивал силы. Я металась, не понимая, сплю или бодрствую. Пыталась хотя бы снять одежду, но тело не слушалось, а жар все не уходил.
И в какой-то момент я вспомнила его. Того мужчину, пришедшего ко мне во сне. Его прикосновения, что дарили желанную прохладу. Я не понимала, что еще могу сделать, поэтому, не зная ни его имени, ни лица, стала взывать к его образу, просить, чтобы он снова пришел и избавил меня от боли. И он пришел.
Глава 7
Он пришел, когда я почти отчаялась. Хотя, возможно, он мне просто пригрезился. Но нежные пальцы, как и в тот раз, коснулись моей щеки, скользнули по шее, погладили ключицы. Сегодня в такой кромешной тьме я не видела даже силуэта. Кажется, я заплакала от облегчения, ведь даже сквозь ткань платья его прикосновения вытягивали из меня жар.
Он свободнее распустил тесьму на вороте и груди, повернул меня на живот и приспустил платье с плеч. Губы, такие же прохладные, как и руки, прочертили влажную дорожку по обезображенной коже. Похоже, его она совсем не пугала. Или он просто не видел в темноте никаких изъянов.
Происходящее казалось одновременно и сном, и реальностью. Было очень сложно понять, каким образом все это происходит: как он здесь появляется, как забирает мою боль, как потом исчезает. И если он все же нематериален, почему его касания такие настоящие?
Сегодня он не пытался перейти к чему-то большему, чем легкие касания губ и пальцев. Я же, понемногу придя в себя, попыталась повернуться, чтобы нащупать его лицо рукой, найти хоть какие-то признаки, которые помогли бы мне понять, какой он. Вот только пальцы натыкались на бархат одежды, на какие-то бесполезные пряжки. А когда наконец ощутили тепло кожи, сознание подвело меня, и я провалилась в еще более глубокую темноту. И последнее, что я увидела перед этим – огненные искры.
***
Утро встретило нас хмурым небом и мелким дождиком.
