Скрытые подолом сарафана, мы все ускорялись, пытаясь сдержать рвущиеся наружу крики, закусив ту часть партнера, до которой смогли дотянуться: я вцепилась ему в плечо, он терзал мочку моего уха. И достигнув кульминации, яростно целовались еще несколько минут, а потом лежали друг на друге, вернее, Себ развалился на лавочке, а я – на нем. И, наверное, даже начали отключаться, но тут вдруг из-за толстого ствола дуба послышалось вежливое покашливанье:
– Молодые люди, я, конечно, человек понимающий. Весна… То есть осень. Любовь и все такое. Но парк через полчаса закрывается, и если вы не хотите остаться на этой лавочке до утра, то советую поскорее отправиться на боковую. Да и в кроватке-то сподручнее будет, – и следом раздались удаляющиеся по гравию дорожки шаги.
Мы замерли испуганными кроликами в свете фар автомобиля….
Мы посмотрели друг на друга, хотя и видели в темноте лишь очертания лиц…
Мы расхохотались, как ненормальные…
И всю дорогу, сбегая с холма на трясущихся, затекших ногах, я не переставала хихикать, а Себастьян тихо ржал вслед за мной.
И потом уже, смущенно проскользнув мимо черной фигуры у ворот и пробормотав извинения, мы все еще смеялись, возвращаясь в обнимку домой по теплым ночным улицам Прованса...
Счастье мое било через край, устремляясь куда-то в звездное небо. И даже воспоминания о случайном свидетеле нашего бесстыдства не вызывали в душе ничего, кроме радостной улыбки.
Последняя глава появится здесь 5 сентября 2021. Повторюсь: здесь хэппи-энд будет обязательно, но в демо-версии. Полный ХЭ - на Призрачных мирах. Если кто-то захочет прочитать быстрее и в полной версии, оставляю в блоге запись со ссылкой на промокоды (ограниченное количество).
Проды поставлены на тайминг. Автор ушел в отпуск. Возможно, вернется с другой историей.
По возвращении сон принял нас в свои объятия: тесно переплетенных, уставших от прогулки, опустошенных признаниями и сумасшедшим сексом на лавочке.
А следующий день стал первой страницей ожившей сказки. Наверное, мне вечно будут сниться солнечные прогулки по обоим Авиньонам…
Правда, место для парковки на узких улочках центральной части удалось найти едва ли не чудом, но провидение оказалось на нашей стороне. Взявшись за руки, мы свернули с улицы Жозеф Верне на рю Сент-Агриколь и побрели среди ювелирных магазинчиков, уютных бутиков и кондитерских по направлению к одной из старейших в городе одноименной церкви Saint-Agricol.
– Ее построил в седьмом веке епископ Святой Агрикола, – снова взял на себя роль гида Себастьян. – Конечно, как и любое древнее строение, она подвергалась и разрушениям, и перестройкам, но в целом сохранила свой аутентичный вид. Мальчиком мне нравилось посещать ее, слушать церковный хор во время мессы. В самые трудные минуты, когда не ладилось в новой школе или с бабушкой и дедушкой, я сбегал сюда и восстанавливал душевный покой.
– А то, что ты православный, не мешало? – поинтересовалась я, рассматривая строгие линии светлых стен колокольни и собора, помнившего еще римлян.
– Ты знаешь, нет. Мне повезло: отец Реми, который в то время был настоятелем церкви, оказался очень добрым и великодушным. Я думаю, он один из немногих священнослужителей, встречавшихся на моем веку, кто действительно являлся живым олицетворением принципов христианства. Он много беседовал со мной. Не всегда на исповеди – к ней я часто не был готов, – просто по-человечески выслушивал и давал совет, если видел, что он нужен…
– А сейчас он где? – прошептала я. Мы вошли под темные стрельчатые своды и двинулись к алтарю меж рядов, отполированных временем и прихожанами стульев и скамей. После уличного зноя соборные прохлада и полумрак дарили истинное облегчение. Церковь пустовала, лишь еще одна пара прогуливалась в стороне, да одинокий мужчина сидел у главного алтаря.
Себастьян также ответил вполголоса:
– Не знаю… Кажется, дедушка говорил, его перевели в другую церковь. Последний раз я видел его после смерти Элоди…
Мы замолчали. Затаив дыхание, я впитывала глазами великолепие образчиков барочного искусства, сокрытых под центральным и боковыми стрельчатыми нефами, – резную каменную чашу купели, гробницу графа Дони, алтарь Бедных женщин и главный алтарь с пышными букетами белоснежных гербер и лилий. Над входным порталом разместился грандиозный орган с тремя башенками в неоготическом стиле. И везде были изображения аистов – на витражах, барельефах, полотнах и в скульптурных композициях…
Не спеша осмотрев все соборные сокровища, мы присели на скамью вблизи от главного алтаря, и я выразила вслух свое удивление по поводу повсеместного присутствия этих огромных птиц. На французском. Себ утром заставил пообещать, что весь день мы говорим только на нем, и лишь вечером – на родном языке. На мой вопрос «почему» прилетело вредное «по кочану», заставив заткнуться и всерьез задуматься о том, что есть все же прелести общения на французском...
Нечасто прилетает такая вот бесячая ответка.
Но объяснить про аистов Себастьян не успел – мужчина, сидевший через скамью перед нами, ответил вместо него глубоким, поставленным голосом:
– Святой Агрикола, выстроивший эту церковь, является покровителем аистов, дитя мое. И всюду изображается вместе с ними. Однажды его молитвы отразили нашествие этих огромных птиц, грозящих разорить посевы окрестных жителей.
И мужчина обернулся к нам. Только сейчас я заметила, что на нем черный костюм, из-под которого выглядывает стойка колоратки. Волосы священнослужителя щедро разукрасило сединою, вокруг глаз и рта раскинулись сетки морщин, карие глаза смотрели со спокойным и приветливым дружелюбием.
Я услышала, как рядом недоверчиво выдохнул Себастьян, дернувшись, словно хотел вскочить с места:
– Отец Реми?!
– Здравствуй, сын мой, давно не виделись. – И махнул рукой, уже открыто улыбаясь: – Сиди уж. Узнал старика? Приятно, приятно...
Вот те раз! Тот самый отец Реми? А тесен мир – не врут люди…
Себастьян все-таки поднялся и пересел поближе к наставнику, приложившись губами к его руке:
– Какими судьбами, отец? Дед говорил, вам отдали другой приход.
– Он совершенно прав, Себастьян. Я уже больше года служу в Монпелье. Но сегодня дела церкви вернули ненадолго в авиньонский епископат, и по старой памяти решил навестить собор, с которым связано столько воспоминаний.
– Все ли у вас хорошо, отец мой?
– Божьей милостью, сын мой, божьей милостью… Скажи лучше, как твои дела… Сумел ли ты справиться?..
Я тактично оставила мужчин обмениваться личными новостями, отправившись уже более внимательно рассматривать полотна, алтари и гробницы, целенаправленно выискивая белых птиц, как оказалось, вечных спутников местного святого. Насчитав почти два десятка, так увлеклась, что невольно вздрогнула от прикосновения к локтю знакомой руки.
– Люси, позволь представить тебе отца Реми. Я рассказывал про него.
– Добрый день, очень приятно, – пожала протянутую руку.
– И мне, дитя мое, – улыбнулся мужчина. – Себастьян поведал, что ты, как и он, родом из России.
– Да, я приехала изучать французские обычаи, язык и культуру. Спасибо большое за объяснение про аистов. Я осмотрелась еще раз уже более осмысленно и заметила гораздо больше интересных деталей...
Вежливо расспросив о моих впечатлениях от Франции в целом и Прованса в частности, священник засобирался:
– Если бы дела не требовали отправляться в путь, я с удовольствием устроил бы вам небольшую экскурсию, но… К сожалению пора. Впрочем, у вас, Люси, замечательный гид, – он похлопал по плечу месье Аркура. – Приятного отдыха... Счастлив повидать тебя, Себастьян.
Мы попрощались, но отойдя на пару шагов, отец Реми обернулся, посмотрел на меня пристально и промолвил, обращаясь к моему хозяину:
– Рад, что ты оставил сожаления и решил двигаться дальше, сын мой. Я не раз говорил тебе, что жизнь прошлым ни к чему, кроме саморазрушения, не приводит.
Чуть улыбнувшись и кивнув напоследок, он вышел из церкви, а мы с Себом еще какое-то время молчали, не решаясь взглянуть друг на друга.
…По рю Сен-Агриколь мы вышли в пешеходную зону улицы Репюблик, рядом с городской ратушей на площади Орлож. Над крышей величественного здания мэрии Hotel-de-Ville [2]
– Перекусим? – спросил Себ, указывая на свободный столик ресторана «La Grille», стоящий прямо напротив карусели.
Я кивнула и улыбнулась:
– Хочу кофе и круассан.
– А я бы, пожалуй, съел быка, – задумчиво пробормотал Себастьян.
– Быка, наверное, дорого… – растерялась я.
– Брось, Люси, это шутка, – рассмеялся хозяин. А в голове ему вторил ехидный голос Николя, я даже непроизвольно обернулась, словно ожидала увидеть товарища за спиной.
Меж тем Себастьян добавил:
– Подкрепиться более основательно не помешает – время обеда. Давай так: я заказываю для нас основное блюдо, а ты – кофе и десерт.
– Х-хорошо, – запнулась, представляя, сколько стоит еда в таком месте.
Себ заметил мое смущение и внимательно посмотрел в глаза:
– В чем дело, малышка?
– Не знаю… – пробормотала, и, решившись, добавила: – Наверное, здесь очень дорого, а я и так обхожусь тебе в копеечку. Может, мне только кофе?
Себ укоризненно усмехнулся:
– Ты думаешь, хозяин «газет и пароходов» разорится, накормив свою девушку кусочком мяса в хорошем ресторане?
– Н-не знаю, – проблеяла я снова.
– Вот и дальше не знай, – цокнул языком Себ и тут же подмигнул: – потом как-нибудь узнаешь, когда получишь доступ к моему банковскому счету.
Я благоразумно не стала комментировать подобную чепуху, скептически подняв бровь.
Пока готовили наш заказ, обратила внимание на фигурки солдата и жены, украшающие башню Жакмар над ратушей.
– Это части карильона, – пояснил Себастьян. – Они красиво играют, когда куранты бьют полный час. Сама башня гораздо старше, чем здание мэрии. Его ведь перестроили меньше двух веков назад.
– То-то я смотрю, башенка выглядит как-то готичненько по сравнению с классическими линиями Отель-де-Виль…
Тут карусель, набрав посетителей, заработала, мигая огнями и издавая натужные звуки, характерные для уличных цирков и балаганов. Взрослые и дети «скакали» на лакированных лошадках и «ехали» в игрушечных каретах. Всеобщее оживление, гомон и музыка создавали ощущение праздника вокруг, рассеивая напряженную атмосферу, образовавшуюся между нами после неожиданной встречи в церкви. Ни одному из нас не хотелось сейчас говорить «по душам», которые мы едва начали приоткрывать друг другу. И хотя, не скрою, мне приятны были слова священника о том, что Себ «решил двигаться дальше», но я совершенно не желала сейчас заморачиваться по этому поводу и искать какой-то скрытый подтекст. Думаю, настрой Себастьяна не слишком отличался от моего в данный момент…
И мы просто сидели за столиком, разглядывая восхитительные здания вокруг, довольных, улыбающихся людей, слушая причудливо переплетающиеся с людским говором музыкальные мотивы карусели, уличных скрипачей и доносящиеся из окон кафе нежные мелодии. Ели вкуснейший медальон из утиной утки и салат с именем папы Климента VI. А потом пили ароматный кофе, закусывая умопомрачительно хрустящими круассанами, и тыкали пальцем во все подряд, что привлекало наше внимание.
– Слушай, а это нормально, что на детской карусели присутствуют дамы топлес? – внезапно пригляделась я к завершившему сеанс аттракциону. На втором этаже над лакированными лошадками нависали, выступая из центрального барабана, фигуры девушек с голой грудью.
Себастьян заговорщически наклонился ко мне ближе:
– Вот не поверишь, я себе тот же вопрос с детства задаю.
– Что за извращенные фантазии дизайнера? Ты посмотри, он им еще и руки за голову убрал, выставляя напоказ все прелести.
Тут Себастьян откровенно заржал:
– Именно поэтому я всегда любил кататься на верхнем ярусе – и с ветерком, и поглядеть на что есть.
Я фыркнула:
– Французская распущенность на лицо, что с вас взять…
– …Окромя плодов страсти и греха, – подмигнул Себастьян, быстро наклонившись и на миг запечатав мои губы своими, пахнущими кофе.
Сердце сделало быстрый кульбит и вернулось на место, бешено стуча. Не осознало оно пока еще переход на новый уровень отношений с хозяином…
На коленку под столом опустилась горячая ладонь и двинулась вверх по ноге, затянутой в джинс. Я дернулась и твердо накрыла ее своей, возмущенно вытаращившись на Себастьяна. Тот растянул губы в коварной улыбке:
– Вспоминая вчерашний вечер, думаю, кому-то поздно строить из себя пуританку.
Тут же кинуло в жар. Решительно сбросив наглую руку, встала:
– Пойдем дальше?
– Если отдохнула, пойдем…
Выходя из-за стола за спиной хозяина, я мстительно ущипнула его за крепкую ягодицу, незаметно для окружающих, но весьма ощутимо для него.
Выражение его лица, когда он обернулся, оказалось бесценным: оскорбленная невинность пополам с искренним недоумением. Я пожала плечами, сделав большие глаза. А что? В эту игру можно играть вдвоем.
Похоже, он впервые за все наше знакомство лишился дара речи. Я дерзко показала язык и, не удержавшись, прыснула, смазав впечатление:
– Кажется, в аду будем на соседних сковородках вместе жариться.
В ответ прилетел веселый смешок, хозяин обхватил меня за шею и, взъерошив в наказание волосы, увлек куда-то в подворотню – ни дать, ни взять на карательную экзекуцию…
_____________________
В узком колодце стен петляла маленькая улочка, минуя ворота в Дом-музей французского режиссера Жана Вилара. С их каменной арки на случайных прохожих грустно взирали изваяния двух львов, уже отчаявшихся поймать в свои когти хотя бы одного зазевавшегося туриста. Извините, ребята, в другой раз… И вот, наконец, с rue de Mons мы вывалились на Папскую площадь.
Дворец Пап возвышался над городом подобно тем незыблемым твердыням, чьим истинным величием проникаешься лишь стоя у подножия стен. Голова закружилась, когда взгляд скользнул вдоль устрашающе мощной стены в самую высь. Ни один современный небоскреб не производил такого ошеломляющего и подавляющего впечатления, как эта вручную сложенная из камня крепость. Себастьян указал на балкон, «откуда, возможно, являли свой лик народу великие понтифики». И добавил, коварно ухмыльнувшись:
– Когда не жарили еретиков на дворцовой кухне.
С крыши дворца открывался потрясающий вид на кафедральный собор Notre Dame des Domes d’Avignon, ставший последним пристанищем для многих авиньонских пап, огромное распятие перед ним и ту самую часовую башню Жакмар, под которой мы сидели в ресторане.
Внутри самого дворца оказалось пустовато…
– А что еще ожидать, если во время Великой Французской революции его разорили и использовали как тюрьму, – пожал плечами Себастьян.
– Молодые люди, я, конечно, человек понимающий. Весна… То есть осень. Любовь и все такое. Но парк через полчаса закрывается, и если вы не хотите остаться на этой лавочке до утра, то советую поскорее отправиться на боковую. Да и в кроватке-то сподручнее будет, – и следом раздались удаляющиеся по гравию дорожки шаги.
Мы замерли испуганными кроликами в свете фар автомобиля….
Мы посмотрели друг на друга, хотя и видели в темноте лишь очертания лиц…
Мы расхохотались, как ненормальные…
И всю дорогу, сбегая с холма на трясущихся, затекших ногах, я не переставала хихикать, а Себастьян тихо ржал вслед за мной.
И потом уже, смущенно проскользнув мимо черной фигуры у ворот и пробормотав извинения, мы все еще смеялись, возвращаясь в обнимку домой по теплым ночным улицам Прованса...
Счастье мое било через край, устремляясь куда-то в звездное небо. И даже воспоминания о случайном свидетеле нашего бесстыдства не вызывали в душе ничего, кроме радостной улыбки.
Последняя глава появится здесь 5 сентября 2021. Повторюсь: здесь хэппи-энд будет обязательно, но в демо-версии. Полный ХЭ - на Призрачных мирах. Если кто-то захочет прочитать быстрее и в полной версии, оставляю в блоге запись со ссылкой на промокоды (ограниченное количество).
Проды поставлены на тайминг. Автор ушел в отпуск. Возможно, вернется с другой историей.
Глава 20. Provence, Je t’aime…
[1]
Закрыть
Прованс, я люблю тебя...
Прованс, я люблю тебя...
По возвращении сон принял нас в свои объятия: тесно переплетенных, уставших от прогулки, опустошенных признаниями и сумасшедшим сексом на лавочке.
А следующий день стал первой страницей ожившей сказки. Наверное, мне вечно будут сниться солнечные прогулки по обоим Авиньонам…
Правда, место для парковки на узких улочках центральной части удалось найти едва ли не чудом, но провидение оказалось на нашей стороне. Взявшись за руки, мы свернули с улицы Жозеф Верне на рю Сент-Агриколь и побрели среди ювелирных магазинчиков, уютных бутиков и кондитерских по направлению к одной из старейших в городе одноименной церкви Saint-Agricol.
– Ее построил в седьмом веке епископ Святой Агрикола, – снова взял на себя роль гида Себастьян. – Конечно, как и любое древнее строение, она подвергалась и разрушениям, и перестройкам, но в целом сохранила свой аутентичный вид. Мальчиком мне нравилось посещать ее, слушать церковный хор во время мессы. В самые трудные минуты, когда не ладилось в новой школе или с бабушкой и дедушкой, я сбегал сюда и восстанавливал душевный покой.
– А то, что ты православный, не мешало? – поинтересовалась я, рассматривая строгие линии светлых стен колокольни и собора, помнившего еще римлян.
– Ты знаешь, нет. Мне повезло: отец Реми, который в то время был настоятелем церкви, оказался очень добрым и великодушным. Я думаю, он один из немногих священнослужителей, встречавшихся на моем веку, кто действительно являлся живым олицетворением принципов христианства. Он много беседовал со мной. Не всегда на исповеди – к ней я часто не был готов, – просто по-человечески выслушивал и давал совет, если видел, что он нужен…
– А сейчас он где? – прошептала я. Мы вошли под темные стрельчатые своды и двинулись к алтарю меж рядов, отполированных временем и прихожанами стульев и скамей. После уличного зноя соборные прохлада и полумрак дарили истинное облегчение. Церковь пустовала, лишь еще одна пара прогуливалась в стороне, да одинокий мужчина сидел у главного алтаря.
Себастьян также ответил вполголоса:
– Не знаю… Кажется, дедушка говорил, его перевели в другую церковь. Последний раз я видел его после смерти Элоди…
Мы замолчали. Затаив дыхание, я впитывала глазами великолепие образчиков барочного искусства, сокрытых под центральным и боковыми стрельчатыми нефами, – резную каменную чашу купели, гробницу графа Дони, алтарь Бедных женщин и главный алтарь с пышными букетами белоснежных гербер и лилий. Над входным порталом разместился грандиозный орган с тремя башенками в неоготическом стиле. И везде были изображения аистов – на витражах, барельефах, полотнах и в скульптурных композициях…
Не спеша осмотрев все соборные сокровища, мы присели на скамью вблизи от главного алтаря, и я выразила вслух свое удивление по поводу повсеместного присутствия этих огромных птиц. На французском. Себ утром заставил пообещать, что весь день мы говорим только на нем, и лишь вечером – на родном языке. На мой вопрос «почему» прилетело вредное «по кочану», заставив заткнуться и всерьез задуматься о том, что есть все же прелести общения на французском...
Нечасто прилетает такая вот бесячая ответка.
Но объяснить про аистов Себастьян не успел – мужчина, сидевший через скамью перед нами, ответил вместо него глубоким, поставленным голосом:
– Святой Агрикола, выстроивший эту церковь, является покровителем аистов, дитя мое. И всюду изображается вместе с ними. Однажды его молитвы отразили нашествие этих огромных птиц, грозящих разорить посевы окрестных жителей.
И мужчина обернулся к нам. Только сейчас я заметила, что на нем черный костюм, из-под которого выглядывает стойка колоратки. Волосы священнослужителя щедро разукрасило сединою, вокруг глаз и рта раскинулись сетки морщин, карие глаза смотрели со спокойным и приветливым дружелюбием.
Я услышала, как рядом недоверчиво выдохнул Себастьян, дернувшись, словно хотел вскочить с места:
– Отец Реми?!
– Здравствуй, сын мой, давно не виделись. – И махнул рукой, уже открыто улыбаясь: – Сиди уж. Узнал старика? Приятно, приятно...
Вот те раз! Тот самый отец Реми? А тесен мир – не врут люди…
Себастьян все-таки поднялся и пересел поближе к наставнику, приложившись губами к его руке:
– Какими судьбами, отец? Дед говорил, вам отдали другой приход.
– Он совершенно прав, Себастьян. Я уже больше года служу в Монпелье. Но сегодня дела церкви вернули ненадолго в авиньонский епископат, и по старой памяти решил навестить собор, с которым связано столько воспоминаний.
– Все ли у вас хорошо, отец мой?
– Божьей милостью, сын мой, божьей милостью… Скажи лучше, как твои дела… Сумел ли ты справиться?..
Я тактично оставила мужчин обмениваться личными новостями, отправившись уже более внимательно рассматривать полотна, алтари и гробницы, целенаправленно выискивая белых птиц, как оказалось, вечных спутников местного святого. Насчитав почти два десятка, так увлеклась, что невольно вздрогнула от прикосновения к локтю знакомой руки.
– Люси, позволь представить тебе отца Реми. Я рассказывал про него.
– Добрый день, очень приятно, – пожала протянутую руку.
– И мне, дитя мое, – улыбнулся мужчина. – Себастьян поведал, что ты, как и он, родом из России.
– Да, я приехала изучать французские обычаи, язык и культуру. Спасибо большое за объяснение про аистов. Я осмотрелась еще раз уже более осмысленно и заметила гораздо больше интересных деталей...
Вежливо расспросив о моих впечатлениях от Франции в целом и Прованса в частности, священник засобирался:
– Если бы дела не требовали отправляться в путь, я с удовольствием устроил бы вам небольшую экскурсию, но… К сожалению пора. Впрочем, у вас, Люси, замечательный гид, – он похлопал по плечу месье Аркура. – Приятного отдыха... Счастлив повидать тебя, Себастьян.
Мы попрощались, но отойдя на пару шагов, отец Реми обернулся, посмотрел на меня пристально и промолвил, обращаясь к моему хозяину:
– Рад, что ты оставил сожаления и решил двигаться дальше, сын мой. Я не раз говорил тебе, что жизнь прошлым ни к чему, кроме саморазрушения, не приводит.
Чуть улыбнувшись и кивнув напоследок, он вышел из церкви, а мы с Себом еще какое-то время молчали, не решаясь взглянуть друг на друга.
***
…По рю Сен-Агриколь мы вышли в пешеходную зону улицы Репюблик, рядом с городской ратушей на площади Орлож. Над крышей величественного здания мэрии Hotel-de-Ville [2]
Закрыть
виднелся кусочек башни с часами, в честь которых, видимо, назвали и площадь.
[3]
Стандартное название городских мэрий во Франции, "отель-де-виль"
Закрыть
Смущенные и слегка оглушенные прощальными словами святого отца, мы медленно шагали вдоль десятков кафешек, чьи столики прятались от южного солнца под светлыми тентами. Миновали нарядную, красочную карусель, разместившуюся между мэрией и небольшим, но изящным зданием Оперы. Я зевала по сторонам, рассматривая картины местных художников и прилавки с сувенирами. l’horloge – с фр. «башенные часы»
– Перекусим? – спросил Себ, указывая на свободный столик ресторана «La Grille», стоящий прямо напротив карусели.
Я кивнула и улыбнулась:
– Хочу кофе и круассан.
– А я бы, пожалуй, съел быка, – задумчиво пробормотал Себастьян.
– Быка, наверное, дорого… – растерялась я.
– Брось, Люси, это шутка, – рассмеялся хозяин. А в голове ему вторил ехидный голос Николя, я даже непроизвольно обернулась, словно ожидала увидеть товарища за спиной.
Меж тем Себастьян добавил:
– Подкрепиться более основательно не помешает – время обеда. Давай так: я заказываю для нас основное блюдо, а ты – кофе и десерт.
– Х-хорошо, – запнулась, представляя, сколько стоит еда в таком месте.
Себ заметил мое смущение и внимательно посмотрел в глаза:
– В чем дело, малышка?
– Не знаю… – пробормотала, и, решившись, добавила: – Наверное, здесь очень дорого, а я и так обхожусь тебе в копеечку. Может, мне только кофе?
Себ укоризненно усмехнулся:
– Ты думаешь, хозяин «газет и пароходов» разорится, накормив свою девушку кусочком мяса в хорошем ресторане?
– Н-не знаю, – проблеяла я снова.
– Вот и дальше не знай, – цокнул языком Себ и тут же подмигнул: – потом как-нибудь узнаешь, когда получишь доступ к моему банковскому счету.
Я благоразумно не стала комментировать подобную чепуху, скептически подняв бровь.
Пока готовили наш заказ, обратила внимание на фигурки солдата и жены, украшающие башню Жакмар над ратушей.
– Это части карильона, – пояснил Себастьян. – Они красиво играют, когда куранты бьют полный час. Сама башня гораздо старше, чем здание мэрии. Его ведь перестроили меньше двух веков назад.
– То-то я смотрю, башенка выглядит как-то готичненько по сравнению с классическими линиями Отель-де-Виль…
Тут карусель, набрав посетителей, заработала, мигая огнями и издавая натужные звуки, характерные для уличных цирков и балаганов. Взрослые и дети «скакали» на лакированных лошадках и «ехали» в игрушечных каретах. Всеобщее оживление, гомон и музыка создавали ощущение праздника вокруг, рассеивая напряженную атмосферу, образовавшуюся между нами после неожиданной встречи в церкви. Ни одному из нас не хотелось сейчас говорить «по душам», которые мы едва начали приоткрывать друг другу. И хотя, не скрою, мне приятны были слова священника о том, что Себ «решил двигаться дальше», но я совершенно не желала сейчас заморачиваться по этому поводу и искать какой-то скрытый подтекст. Думаю, настрой Себастьяна не слишком отличался от моего в данный момент…
И мы просто сидели за столиком, разглядывая восхитительные здания вокруг, довольных, улыбающихся людей, слушая причудливо переплетающиеся с людским говором музыкальные мотивы карусели, уличных скрипачей и доносящиеся из окон кафе нежные мелодии. Ели вкуснейший медальон из утиной утки и салат с именем папы Климента VI. А потом пили ароматный кофе, закусывая умопомрачительно хрустящими круассанами, и тыкали пальцем во все подряд, что привлекало наше внимание.
– Слушай, а это нормально, что на детской карусели присутствуют дамы топлес? – внезапно пригляделась я к завершившему сеанс аттракциону. На втором этаже над лакированными лошадками нависали, выступая из центрального барабана, фигуры девушек с голой грудью.
Себастьян заговорщически наклонился ко мне ближе:
– Вот не поверишь, я себе тот же вопрос с детства задаю.
– Что за извращенные фантазии дизайнера? Ты посмотри, он им еще и руки за голову убрал, выставляя напоказ все прелести.
Тут Себастьян откровенно заржал:
– Именно поэтому я всегда любил кататься на верхнем ярусе – и с ветерком, и поглядеть на что есть.
Я фыркнула:
– Французская распущенность на лицо, что с вас взять…
– …Окромя плодов страсти и греха, – подмигнул Себастьян, быстро наклонившись и на миг запечатав мои губы своими, пахнущими кофе.
Сердце сделало быстрый кульбит и вернулось на место, бешено стуча. Не осознало оно пока еще переход на новый уровень отношений с хозяином…
На коленку под столом опустилась горячая ладонь и двинулась вверх по ноге, затянутой в джинс. Я дернулась и твердо накрыла ее своей, возмущенно вытаращившись на Себастьяна. Тот растянул губы в коварной улыбке:
– Вспоминая вчерашний вечер, думаю, кому-то поздно строить из себя пуританку.
Тут же кинуло в жар. Решительно сбросив наглую руку, встала:
– Пойдем дальше?
– Если отдохнула, пойдем…
Выходя из-за стола за спиной хозяина, я мстительно ущипнула его за крепкую ягодицу, незаметно для окружающих, но весьма ощутимо для него.
Выражение его лица, когда он обернулся, оказалось бесценным: оскорбленная невинность пополам с искренним недоумением. Я пожала плечами, сделав большие глаза. А что? В эту игру можно играть вдвоем.
Похоже, он впервые за все наше знакомство лишился дара речи. Я дерзко показала язык и, не удержавшись, прыснула, смазав впечатление:
– Кажется, в аду будем на соседних сковородках вместе жариться.
В ответ прилетел веселый смешок, хозяин обхватил меня за шею и, взъерошив в наказание волосы, увлек куда-то в подворотню – ни дать, ни взять на карательную экзекуцию…
_____________________
***
В узком колодце стен петляла маленькая улочка, минуя ворота в Дом-музей французского режиссера Жана Вилара. С их каменной арки на случайных прохожих грустно взирали изваяния двух львов, уже отчаявшихся поймать в свои когти хотя бы одного зазевавшегося туриста. Извините, ребята, в другой раз… И вот, наконец, с rue de Mons мы вывалились на Папскую площадь.
Дворец Пап возвышался над городом подобно тем незыблемым твердыням, чьим истинным величием проникаешься лишь стоя у подножия стен. Голова закружилась, когда взгляд скользнул вдоль устрашающе мощной стены в самую высь. Ни один современный небоскреб не производил такого ошеломляющего и подавляющего впечатления, как эта вручную сложенная из камня крепость. Себастьян указал на балкон, «откуда, возможно, являли свой лик народу великие понтифики». И добавил, коварно ухмыльнувшись:
– Когда не жарили еретиков на дворцовой кухне.
С крыши дворца открывался потрясающий вид на кафедральный собор Notre Dame des Domes d’Avignon, ставший последним пристанищем для многих авиньонских пап, огромное распятие перед ним и ту самую часовую башню Жакмар, под которой мы сидели в ресторане.
Внутри самого дворца оказалось пустовато…
– А что еще ожидать, если во время Великой Французской революции его разорили и использовали как тюрьму, – пожал плечами Себастьян.
