– Большевики – не первые из революционеров, питавшие мало уважения к церковной власти. Но не тешь себя иллюзиями, дорогая Люси, папы вели далеко не аскетичный образ жизни. Когда-то в их подчинении был весь город. В папскую казну рекой лились доходы от торговли индульгенциями, продаж церковных должностей и натуральные «откаты» от тех, кто кормился за их счет… Климент VI, чей салат ты вкушала не так давно, питал слабость к роскоши. Но и меценатством занимался вовсю, покровительствуя людям искусства и писателям.
По зигзагообразному подъему мы вошли в соборный сад Rocher des Domes на Мельничном холме. Ныряя из светлых участков дорожек в темные тенистые омуты, огибали пруды с лебедями и золотыми рыбками. Искусственные скалистые гроты окружали небольшие фонтанчики и клумбы. Минуя их, мы вышли к бельведеру, откуда открывался потрясающий воображение своим размахом панорамный вид на Рону. Посреди реки затерялся остров, на противоположном берегу раскинулся наш городок Вильнев-лез-Авиньон, а вдали проступали сквозь дымку заснеженные вершины Севеннских гор. Повернув голову налево, я восторженно ахнула – увидела наконец вживую легендарный Le Pont d’Avignon! Так называют сохранивший из двадцати двух всего четыре пролета мост Сен-Бенезе, когда-то соединявший два города и заканчивающийся у ворот башни Филипа Красивого.
– Хочешь туда? – повернулся ко мне Себастьян.
– Спрашиваешь! – воскликнула я, загоревшись.
И мы спустились по крепостной стене и винтовой лестнице в круглой башне к кассам. Улыбчивая девушка продала билет и указала на ворота, ведущие через укрепления бастиона. Пройдя мимо уцелевшей капеллы, мы оказались на мосту, так нелепо, но живописно обрывающегося посреди реки…
– Почему так? – вырвалось непроизвольно. Нам что-то рассказывали на семинарах, но из головы многое вылетело после выпуска.
– Ошибка в расчетах, – слегка поморщился Себастьян. – Рона не захотела быть закованной в тесный корсет моста каких-то жалких людишек. После нескольких паводков те сдались и перестали восстанавливать переправу.
– Эх, как прозаично, – вздохнула я. – Мне казалось, должна быть более романтичная история.
Себастьян задумчиво потер переносицу:
– Ну-у, если тебе будет легче… существует легенда. – И продолжил, припустив в голос таинственности, как тогда, во время прогулки по Вье-Ману: – Говорят, жители Авиньона настолько необузданны, что своими темпераментными танцами обрушили собственный мост.
– Ха-ха, признайся, ты сам это только что придумал, – обернулась я в сторону мужчины.
– Возможно, – туманно ответил он.
– Sur le Pont d’Avignon, l’on y danse, l’on y danse… [1]
– Sur le Pont d’Avignon l’on y danse tout en rond, [2]
Но я рассмеялась, запрокинув голову, и вырвалась из крепких объятий, отбежав на пару шагов. Шутливо раскинув руки, отвела одну ногу назад, присев, будто в реверансе:
– Les belles dames font comm’ca… [3]
– Et puis comm’ca, [4]
Тут я не выдержала и захохотала в голос, согнувшись пополам и стуча себя по коленке – настолько комично смотрелся огромный хозяин в изящном па пятой позиции.
Счастье обняло меня теплыми крыльями, растворяя неуверенность и страхи. Я смотрела на кривлявшегося мужчину и понимала, что вот он – единственный и на всю жизнь. Немного дурной, смешной и при всем том надежный и серьезный. Тот, кому я могу доверять, кого я всегда ждала: отец, брат, любовник и друг, лучший на свете мужчина. Все, что было раньше, – пустое и поверхностное, этакая бабочка-однодневка, которая прилетела, махнула пару раз крыльями и исчезла в темноте…
В следующую секунду сильные руки снова поймали меня, прижав к груди любимого, губы оказались в сладком плену твердого рта, и мне стало решительно все равно как, когда и каким образом славные лангедокцы лишились стратегически важного объекта переправы…
Мы до вечера слонялись по старому городу, словно подростки, держась за руки, заглядывая в маленькие лавочки, наполненные ароматами лаванды и сиреневыми цветами Прованса, скупая милые ненужности типа лавандовых саше, лавандового мыла и лавандового цвета пушистых тапочек.
Пост скриптум: от покупки рулона туалетной бумаги с лавандовым запахом Себастьян все же сумел меня отговорить.
Закат мы встречали у бассейна во дворе особняка. И наконец, я могла, не тушуясь, в полной мере испытать эстетическое наслаждение, рассматривая гибкое, мускулистое тело хозяина, рассекающего лазурную гладь мощными гребками. Казалось, он создан для воды, словно мифический тритон, порождение водной стихии. Подтянувшись на краю бассейна, он легко выбрался на кафельный парапет, и встряхнул головой, избавляясь от лишней влаги, разлетающейся вокруг искристыми брызгами. Себастьян стряхнул капли с лица и, поймав мой пристальный взгляд, понимающе улыбнулся.
– Маленькая развратница, – пробормотал, слегка опустив ресницы и делая несколько шагов в моем направлении. – Ты знаешь, как плотоядно сейчас меня рассматриваешь?
Первый порыв смущения я стойко перенесла, не опуская глаза. Да, я хочу тебя, Себ. Люблю и хочу. Постоянно, каждую секунду. Разве это не нормально, когда любишь кого-то и только что узнал, что влечение взаимно?
– Абсолютно нормально, – серьезно согласился хозяин, присев на корточки перед моим шезлонгом. Ой, кажется, я произнесла последние фразы вслух!
Холодная ладонь прижалась к моей разгоряченной щеке:
– Прости, малышка, что так долго таился от тебя, заставлял мучиться, зная о твоих чувствах.
Секунду позволила себе млеть от ласкового прикосновения, прикрыв веки, но потом встрепенулась с возмущением:
– Да-да, revenons a nos moutons… [5]
Себ тяжело вздохнул, намереваясь отстраниться.
– Куда?.. – спохватилась я, накидывая ему на голову полотенце и закрыв обзор путей для отступления под предлогом сушки волос. – Не уйдешь без ответа.
И он покорно опустился рядом с шезлонгом, прислонившись прохладной спиной к моим ногам, пустив по ним сладкую дрожь. Воспользовавшись его молчаливым согласием, я продолжила вытирать крепкие плечи и грудь, сильную спину… На кубиках пресса мою руку перехватили:
– Дальше я сам, – сдавленно выдал хозяин, отобрав у меня кусок ткани и накинув его поверх бедер. – Кажется, мне снова нужны водные процедуры, – пробормотал он, опуская взгляд на внезапно приключившийся стояк, красноречиво поднявший тряпочку. Но я тут же обвила руками его шею, уткнувшись носом в ямку под плечом, и слегка прикусила твердую грудинно-ключичную мышцу.
Себ судорожно втянул воздух сквозь зубы:
– Вот ты сейчас прям по краю ходишь. Ты в курсе, что месть моя будет страшна?
– Ой-ой, напугал ехидну полуголыми ягодицами! Не пущу, пока все не расскажешь, – шутливо зарычала, чуть сильнее сжав зубы, и тут же зализала укус. На секунду даже зажмурилась, ликуя в душе от подобной близости, о которой я раньше и мечтать не смела. Почти как настоящая пара…
– Ладно, ладно, ехидна моя, сдаюсь, не кусайся!..
Себастьян снова вздохнул. Теперь несколько обреченно.
– Сколопендра потребовала, чтобы я скрывался от тебя.
– Кто-о-о?! – захлопала ресницами в недоумении, выпустив свою добычу.
– Ольга… – Как только мы вернулись домой, Себастьян перешел на русский. – Преподавательница твоя. Для меня она Лёлька… или Сколопендрушка.
– Так вы знакомы? – едва справилась с замешательством я. – И, похоже, близко...
И вдруг осенило:
– Значит, неслучайно я попала к тебе…
Тут Себастьян развернулся, молниеносно поймал за талию потерявшую бдительность меня. Я и глазом моргнуть не успела, как оказалась у него на коленях.
– Эй! – Возмущенно попыталась вскочить.
– Смирно сиди, – проворчал Себ, оплетая руками и прихватывая губами шею под подбородком, заставив меня запрокинуть голову назад, на его ладонь…
От нежных поцелуев и покусываний вниз по телу заструились легкие электрические импульсы, учащая сердцебиение и сбивая дыхание. Мужские пальцы скользнули вдоль спины под резинку плавок, проникая в ложбинку между ягодицами… Потом спустились глубже, по-хозяйски сжав полушария. Кажется, я вообще забыла, как дышать… Мозг, по крайней мере, точно перестал отвечать на бессвязные запросы нервной системы.
Себастьян меж тем оставил в покое мои трусы… И тут в зад мне прилетел звонкий шлепок. Я дернулась, задохнувшись от смены ощущений и удивления:
– Э-эй!
– Повторяешься, – лениво усмехнулся хозяин, с удовлетворением рассматривая дело рук своих из-под полуопущенных век. – А я предупреждал.
И вдогонку к свершившейся мести наградил умопомрачительно глубоким поцелуем…
Спустя минуту (или вечность?..), слегка отдышавшись и вновь поразившись про себя метаморфозам в характере хозяина и непривычной раскованности в наших отношениях, я потребовала продолжения прерванных объяснений. Себастьян слегка поморщился, вслух признав, что отвлекающий маневр не удался, и продолжил:
– Ольга попросила об услуге. Она знала, что после смерти жены я собирался искать для детей компаньонку через систему au-pair, и предложила твою кандидатуру. Но поставила условием, что русский язык под запретом. По ее мнению, ты должна была таким образом быстрее преодолеть языковой барьер. Она говорила, что это твоя единственная, но очень серьезная проблема, мешающая полностью освоить язык.
«Ну, Олейна! Вот удружила…» – думала с негодованием. Если бы не дурацкое условие Ольги Александровны, я бы не выставила себя такой идиоткой перед хозяином! А самое противное, что резоны преподавательницы были по большому счету понятны. Знай я, что хозяин владеет моим родным языком, я бы вряд ли стала так напрягаться и отчаянно стремиться к освоению разговорного французского. Эх, придется признать, что Ольга в чем-то права.
И тут меня прошиб холодный пот: а что, если бы вместо меня Ольга решила отправить к Себастьяну Маринку?! И сейчас на его коленях, возможно, сидела бы она, а я нянчила троих детей на Лазурном берегу и знать не знала о том, что любовь всей жизни прошла мимо… Ой, нет-нет! Слава тебе, Ольга Александровна, со всеми твоими резонами и задвигами! Стараясь отвлечься от мрачных мыслей, я решила переключиться на нейтральные вопросы:
– А откуда ты ее знаешь?
– Так мы выросли в соседних домах, – Себастьян сделал неопределенный жест рукой, словно начертил в воздухе круг. – С яслей в одной группе. Как же она бесила меня тогда… Вечно командовала. Даже на горшок – и то учила, как правильно ходить.
– Знаешь, ничего не изменилось, – я сдавленно хрюкнула, – в этом вся Олейна. По-моему, у нее пунктик – учить всех окружающих, как должно быть в ее идеальном представлении. Помню, на втором курсе, когда она только пришла к нам вести разговорную речь, мы всем потоком возненавидели новый предмет. Она нам оценки снижала за неправильную интонацию, что уж говорить о грамматических ошибках.
– Вот-вот, – подхватил Себастьян. – Мы ее тоже поначалу всем двором ненавидели… Этакая Гермиона Грейнджер арзамасского разлива. Но потом мы с Лёлькой и в школе оказались вместе. Там и подружились в итоге. Нас посадили рядом, и я у нее всегда русский сдувал, а она у меня – математику.
– Прелесть какая, – умилилась вслух, представив голубоглазого мальчика и светловолосую девочку за одной партой, вечно собачащихся, но выручающих друг друга на уроках. – Как жаль, что я тебя таким не знала.
– Да тебя и в проекте поди не было, – хохотнул Себастьян, взъерошив мои волосы.
Я скептически хмыкнула при очередном упоминании возрастной разницы между нами:
– Ага, кто-то еще предлагал его «папочкой» считать недели три назад.
– Ну, cherie, ролевые игры никто не отменял, – многозначительно подвигал бровями Себ, широко ухмыльнувшись.
– Вот извращенец! – легонько стукнула его в грудь.
– Тебе понравится, детка, – Себастьян скрутил мои запястья и смачно чмокнул в кончик носа. Я возмущенно чихнула в ответ и попыталась вырваться…
Некоторое время мы шутливо возились, а когда успокоились, я вдруг услышала над головой контрастно мрачное:
– Хорошо, что ты меня таким не знала. Сколько бед я наворотил в подростковый период, когда мать заболела. Лёльке спасибо – единственная из друзей, кто не отвернулся, попытался, если не вытащить, то поддержать на плаву. Без нее бы сгинул от собственного безрассудства.
– Вы… – я помялась немного, – встречались?
– А ты что, ревнуешь? – тут же лукаво улыбнулся Себастьян.
– А ты еврей? – фыркнула я. – Вечно вопросом на вопрос отвечаешь… – Потом надулась слегка: – Может, и ревную.
– Да чур меня! – тихонько рассмеялся в мою макушку Себастьян. – Все романтические поползновения увяли еще в садике, когда она мне шмеля в штаны засунула.
– Жестокая, – расхохоталась я.
– Не то слово: ведьма, как есть ведьма! – подхватил Себ. – Хорошо, хоть шмель полудохлый был, без жала уже. А вообще Олька в детстве со всеми воевала и кидалась на людей агрессивно.
Мы помолчали немного, греясь в тесных объятиях друг друга.
– Ты поэтому «Сколопендрой» её прозвал? – спросила, разбивая тишину.
– Отчасти, – согласился хозяин. – А еще потому что за словом в карман никогда не лезет. Не зацепишь ее: любую лазейку найдет, лишь бы выйти победительницей из спора. Ты ей довод – она в ответ двести. Настоящая хищница. Мне всегда будет жаль ее будущего супруга.
Я с теплой ностальгией вспомнила Ольгу Александровну, дающую в коридорах отпор самому декану факультета. Поговаривали, что она даже ректору не уступала… Об Олейне студенты легенды слагали. И, кажется, не только студенты.
– А у тебя была кличка в русской школе? – повернулась к хозяину.
– М-м, не то что постоянная, но да: «Папирос» или «Папиросина». Олька, кстати, и придумала, – ответил Себастьян с задумчивой улыбкой, видимо, тоже погрузившись в воспоминания.
– Почему?
– Да я один раз обкурился «Беломором» до блевоты с алкашами у подъезда… Лёлька меня полночи отпаивала потом.
– Ты-ы-ы?! – удивленно протянула, отстранившись от груди хозяина и вглядываясь ему в глаза. Насколько все-таки не соответствовала новая получаемая мной о нем информация уже сложившемуся за время нашего знакомства образу.
– Да-а, было дело, – протянул Себастьян. – Пора бурной молодости и все-такое. Ну я рассказывал тебе уже... А еще я худой был, длинный и нескладный. Вот кличка и прижилась.
Нескладный? Скептически оглядела идеально сложенное тело с перевязью развитой мускулатуры под загорелой кожей.
– Да-да, это я уже во Франции подкачался, занялся легкой атлетикой, плаванием, велосипедным спортом. – поймав мой взгляд, Себастьян напоказ поиграл мускулами груди. – Разумеется с пинка дедули Пьера. А достался им кусок скелета в кожаном мешке: слабый, патлатый, склочный и злющий. Прежний я тебе бы точно не понравился.
По зигзагообразному подъему мы вошли в соборный сад Rocher des Domes на Мельничном холме. Ныряя из светлых участков дорожек в темные тенистые омуты, огибали пруды с лебедями и золотыми рыбками. Искусственные скалистые гроты окружали небольшие фонтанчики и клумбы. Минуя их, мы вышли к бельведеру, откуда открывался потрясающий воображение своим размахом панорамный вид на Рону. Посреди реки затерялся остров, на противоположном берегу раскинулся наш городок Вильнев-лез-Авиньон, а вдали проступали сквозь дымку заснеженные вершины Севеннских гор. Повернув голову налево, я восторженно ахнула – увидела наконец вживую легендарный Le Pont d’Avignon! Так называют сохранивший из двадцати двух всего четыре пролета мост Сен-Бенезе, когда-то соединявший два города и заканчивающийся у ворот башни Филипа Красивого.
– Хочешь туда? – повернулся ко мне Себастьян.
– Спрашиваешь! – воскликнула я, загоревшись.
И мы спустились по крепостной стене и винтовой лестнице в круглой башне к кассам. Улыбчивая девушка продала билет и указала на ворота, ведущие через укрепления бастиона. Пройдя мимо уцелевшей капеллы, мы оказались на мосту, так нелепо, но живописно обрывающегося посреди реки…
– Почему так? – вырвалось непроизвольно. Нам что-то рассказывали на семинарах, но из головы многое вылетело после выпуска.
– Ошибка в расчетах, – слегка поморщился Себастьян. – Рона не захотела быть закованной в тесный корсет моста каких-то жалких людишек. После нескольких паводков те сдались и перестали восстанавливать переправу.
– Эх, как прозаично, – вздохнула я. – Мне казалось, должна быть более романтичная история.
Себастьян задумчиво потер переносицу:
– Ну-у, если тебе будет легче… существует легенда. – И продолжил, припустив в голос таинственности, как тогда, во время прогулки по Вье-Ману: – Говорят, жители Авиньона настолько необузданны, что своими темпераментными танцами обрушили собственный мост.
– Ха-ха, признайся, ты сам это только что придумал, – обернулась я в сторону мужчины.
– Возможно, – туманно ответил он.
– Sur le Pont d’Avignon, l’on y danse, l’on y danse… [1]
Закрыть
– тихонько пропела я, достигнув места обрыва.На Авиньонском мосту все танцуют, танцуют
– Sur le Pont d’Avignon l’on y danse tout en rond, [2]
Закрыть
– подхватил Себастьян, закружив меня в подобии вальса. Этот сумасшедший танец посреди Роны перехватил дыхание и заставил охнуть от восторга и ужаса – уж слишком узким казался для широких шагов хозяина каменный перешеек, пусть и огороженный перилами, тут же причисленными мозгом к тонким и ненадежным.На Авиньонском мосту водят хоровод
Но я рассмеялась, запрокинув голову, и вырвалась из крепких объятий, отбежав на пару шагов. Шутливо раскинув руки, отвела одну ногу назад, присев, будто в реверансе:
– Les belles dames font comm’ca… [3]
Закрыть
Прекрасные дамы делают так...
– Et puis comm’ca, [4]
Закрыть
– Себастьян скрестил ноги и привстал на цыпочки, сведя над головой руки в идеальном овале, словно заправская балерина.А потом вот так
Тут я не выдержала и захохотала в голос, согнувшись пополам и стуча себя по коленке – настолько комично смотрелся огромный хозяин в изящном па пятой позиции.
Счастье обняло меня теплыми крыльями, растворяя неуверенность и страхи. Я смотрела на кривлявшегося мужчину и понимала, что вот он – единственный и на всю жизнь. Немного дурной, смешной и при всем том надежный и серьезный. Тот, кому я могу доверять, кого я всегда ждала: отец, брат, любовник и друг, лучший на свете мужчина. Все, что было раньше, – пустое и поверхностное, этакая бабочка-однодневка, которая прилетела, махнула пару раз крыльями и исчезла в темноте…
В следующую секунду сильные руки снова поймали меня, прижав к груди любимого, губы оказались в сладком плену твердого рта, и мне стало решительно все равно как, когда и каким образом славные лангедокцы лишились стратегически важного объекта переправы…
Мы до вечера слонялись по старому городу, словно подростки, держась за руки, заглядывая в маленькие лавочки, наполненные ароматами лаванды и сиреневыми цветами Прованса, скупая милые ненужности типа лавандовых саше, лавандового мыла и лавандового цвета пушистых тапочек.
Пост скриптум: от покупки рулона туалетной бумаги с лавандовым запахом Себастьян все же сумел меня отговорить.
***
Закат мы встречали у бассейна во дворе особняка. И наконец, я могла, не тушуясь, в полной мере испытать эстетическое наслаждение, рассматривая гибкое, мускулистое тело хозяина, рассекающего лазурную гладь мощными гребками. Казалось, он создан для воды, словно мифический тритон, порождение водной стихии. Подтянувшись на краю бассейна, он легко выбрался на кафельный парапет, и встряхнул головой, избавляясь от лишней влаги, разлетающейся вокруг искристыми брызгами. Себастьян стряхнул капли с лица и, поймав мой пристальный взгляд, понимающе улыбнулся.
– Маленькая развратница, – пробормотал, слегка опустив ресницы и делая несколько шагов в моем направлении. – Ты знаешь, как плотоядно сейчас меня рассматриваешь?
Первый порыв смущения я стойко перенесла, не опуская глаза. Да, я хочу тебя, Себ. Люблю и хочу. Постоянно, каждую секунду. Разве это не нормально, когда любишь кого-то и только что узнал, что влечение взаимно?
– Абсолютно нормально, – серьезно согласился хозяин, присев на корточки перед моим шезлонгом. Ой, кажется, я произнесла последние фразы вслух!
Холодная ладонь прижалась к моей разгоряченной щеке:
– Прости, малышка, что так долго таился от тебя, заставлял мучиться, зная о твоих чувствах.
Секунду позволила себе млеть от ласкового прикосновения, прикрыв веки, но потом встрепенулась с возмущением:
– Да-да, revenons a nos moutons… [5]
Закрыть
Почему ты не признался раньше, что понимаешь все мои слова, сказанные на русском! – И, помявшись, добавила, – ты ведь понял мое признание в Ла-Боль?Вернемся к нашим баранам
Себ тяжело вздохнул, намереваясь отстраниться.
– Куда?.. – спохватилась я, накидывая ему на голову полотенце и закрыв обзор путей для отступления под предлогом сушки волос. – Не уйдешь без ответа.
И он покорно опустился рядом с шезлонгом, прислонившись прохладной спиной к моим ногам, пустив по ним сладкую дрожь. Воспользовавшись его молчаливым согласием, я продолжила вытирать крепкие плечи и грудь, сильную спину… На кубиках пресса мою руку перехватили:
– Дальше я сам, – сдавленно выдал хозяин, отобрав у меня кусок ткани и накинув его поверх бедер. – Кажется, мне снова нужны водные процедуры, – пробормотал он, опуская взгляд на внезапно приключившийся стояк, красноречиво поднявший тряпочку. Но я тут же обвила руками его шею, уткнувшись носом в ямку под плечом, и слегка прикусила твердую грудинно-ключичную мышцу.
Себ судорожно втянул воздух сквозь зубы:
– Вот ты сейчас прям по краю ходишь. Ты в курсе, что месть моя будет страшна?
– Ой-ой, напугал ехидну полуголыми ягодицами! Не пущу, пока все не расскажешь, – шутливо зарычала, чуть сильнее сжав зубы, и тут же зализала укус. На секунду даже зажмурилась, ликуя в душе от подобной близости, о которой я раньше и мечтать не смела. Почти как настоящая пара…
– Ладно, ладно, ехидна моя, сдаюсь, не кусайся!..
Себастьян снова вздохнул. Теперь несколько обреченно.
– Сколопендра потребовала, чтобы я скрывался от тебя.
Глава 21. Новые признания и новые открытия…
– Кто-о-о?! – захлопала ресницами в недоумении, выпустив свою добычу.
– Ольга… – Как только мы вернулись домой, Себастьян перешел на русский. – Преподавательница твоя. Для меня она Лёлька… или Сколопендрушка.
– Так вы знакомы? – едва справилась с замешательством я. – И, похоже, близко...
И вдруг осенило:
– Значит, неслучайно я попала к тебе…
Тут Себастьян развернулся, молниеносно поймал за талию потерявшую бдительность меня. Я и глазом моргнуть не успела, как оказалась у него на коленях.
– Эй! – Возмущенно попыталась вскочить.
– Смирно сиди, – проворчал Себ, оплетая руками и прихватывая губами шею под подбородком, заставив меня запрокинуть голову назад, на его ладонь…
От нежных поцелуев и покусываний вниз по телу заструились легкие электрические импульсы, учащая сердцебиение и сбивая дыхание. Мужские пальцы скользнули вдоль спины под резинку плавок, проникая в ложбинку между ягодицами… Потом спустились глубже, по-хозяйски сжав полушария. Кажется, я вообще забыла, как дышать… Мозг, по крайней мере, точно перестал отвечать на бессвязные запросы нервной системы.
Себастьян меж тем оставил в покое мои трусы… И тут в зад мне прилетел звонкий шлепок. Я дернулась, задохнувшись от смены ощущений и удивления:
– Э-эй!
– Повторяешься, – лениво усмехнулся хозяин, с удовлетворением рассматривая дело рук своих из-под полуопущенных век. – А я предупреждал.
И вдогонку к свершившейся мести наградил умопомрачительно глубоким поцелуем…
Спустя минуту (или вечность?..), слегка отдышавшись и вновь поразившись про себя метаморфозам в характере хозяина и непривычной раскованности в наших отношениях, я потребовала продолжения прерванных объяснений. Себастьян слегка поморщился, вслух признав, что отвлекающий маневр не удался, и продолжил:
– Ольга попросила об услуге. Она знала, что после смерти жены я собирался искать для детей компаньонку через систему au-pair, и предложила твою кандидатуру. Но поставила условием, что русский язык под запретом. По ее мнению, ты должна была таким образом быстрее преодолеть языковой барьер. Она говорила, что это твоя единственная, но очень серьезная проблема, мешающая полностью освоить язык.
«Ну, Олейна! Вот удружила…» – думала с негодованием. Если бы не дурацкое условие Ольги Александровны, я бы не выставила себя такой идиоткой перед хозяином! А самое противное, что резоны преподавательницы были по большому счету понятны. Знай я, что хозяин владеет моим родным языком, я бы вряд ли стала так напрягаться и отчаянно стремиться к освоению разговорного французского. Эх, придется признать, что Ольга в чем-то права.
И тут меня прошиб холодный пот: а что, если бы вместо меня Ольга решила отправить к Себастьяну Маринку?! И сейчас на его коленях, возможно, сидела бы она, а я нянчила троих детей на Лазурном берегу и знать не знала о том, что любовь всей жизни прошла мимо… Ой, нет-нет! Слава тебе, Ольга Александровна, со всеми твоими резонами и задвигами! Стараясь отвлечься от мрачных мыслей, я решила переключиться на нейтральные вопросы:
– А откуда ты ее знаешь?
– Так мы выросли в соседних домах, – Себастьян сделал неопределенный жест рукой, словно начертил в воздухе круг. – С яслей в одной группе. Как же она бесила меня тогда… Вечно командовала. Даже на горшок – и то учила, как правильно ходить.
– Знаешь, ничего не изменилось, – я сдавленно хрюкнула, – в этом вся Олейна. По-моему, у нее пунктик – учить всех окружающих, как должно быть в ее идеальном представлении. Помню, на втором курсе, когда она только пришла к нам вести разговорную речь, мы всем потоком возненавидели новый предмет. Она нам оценки снижала за неправильную интонацию, что уж говорить о грамматических ошибках.
– Вот-вот, – подхватил Себастьян. – Мы ее тоже поначалу всем двором ненавидели… Этакая Гермиона Грейнджер арзамасского разлива. Но потом мы с Лёлькой и в школе оказались вместе. Там и подружились в итоге. Нас посадили рядом, и я у нее всегда русский сдувал, а она у меня – математику.
– Прелесть какая, – умилилась вслух, представив голубоглазого мальчика и светловолосую девочку за одной партой, вечно собачащихся, но выручающих друг друга на уроках. – Как жаль, что я тебя таким не знала.
– Да тебя и в проекте поди не было, – хохотнул Себастьян, взъерошив мои волосы.
Я скептически хмыкнула при очередном упоминании возрастной разницы между нами:
– Ага, кто-то еще предлагал его «папочкой» считать недели три назад.
– Ну, cherie, ролевые игры никто не отменял, – многозначительно подвигал бровями Себ, широко ухмыльнувшись.
– Вот извращенец! – легонько стукнула его в грудь.
– Тебе понравится, детка, – Себастьян скрутил мои запястья и смачно чмокнул в кончик носа. Я возмущенно чихнула в ответ и попыталась вырваться…
Некоторое время мы шутливо возились, а когда успокоились, я вдруг услышала над головой контрастно мрачное:
– Хорошо, что ты меня таким не знала. Сколько бед я наворотил в подростковый период, когда мать заболела. Лёльке спасибо – единственная из друзей, кто не отвернулся, попытался, если не вытащить, то поддержать на плаву. Без нее бы сгинул от собственного безрассудства.
– Вы… – я помялась немного, – встречались?
– А ты что, ревнуешь? – тут же лукаво улыбнулся Себастьян.
– А ты еврей? – фыркнула я. – Вечно вопросом на вопрос отвечаешь… – Потом надулась слегка: – Может, и ревную.
– Да чур меня! – тихонько рассмеялся в мою макушку Себастьян. – Все романтические поползновения увяли еще в садике, когда она мне шмеля в штаны засунула.
– Жестокая, – расхохоталась я.
– Не то слово: ведьма, как есть ведьма! – подхватил Себ. – Хорошо, хоть шмель полудохлый был, без жала уже. А вообще Олька в детстве со всеми воевала и кидалась на людей агрессивно.
Мы помолчали немного, греясь в тесных объятиях друг друга.
– Ты поэтому «Сколопендрой» её прозвал? – спросила, разбивая тишину.
– Отчасти, – согласился хозяин. – А еще потому что за словом в карман никогда не лезет. Не зацепишь ее: любую лазейку найдет, лишь бы выйти победительницей из спора. Ты ей довод – она в ответ двести. Настоящая хищница. Мне всегда будет жаль ее будущего супруга.
Я с теплой ностальгией вспомнила Ольгу Александровну, дающую в коридорах отпор самому декану факультета. Поговаривали, что она даже ректору не уступала… Об Олейне студенты легенды слагали. И, кажется, не только студенты.
– А у тебя была кличка в русской школе? – повернулась к хозяину.
– М-м, не то что постоянная, но да: «Папирос» или «Папиросина». Олька, кстати, и придумала, – ответил Себастьян с задумчивой улыбкой, видимо, тоже погрузившись в воспоминания.
– Почему?
– Да я один раз обкурился «Беломором» до блевоты с алкашами у подъезда… Лёлька меня полночи отпаивала потом.
– Ты-ы-ы?! – удивленно протянула, отстранившись от груди хозяина и вглядываясь ему в глаза. Насколько все-таки не соответствовала новая получаемая мной о нем информация уже сложившемуся за время нашего знакомства образу.
– Да-а, было дело, – протянул Себастьян. – Пора бурной молодости и все-такое. Ну я рассказывал тебе уже... А еще я худой был, длинный и нескладный. Вот кличка и прижилась.
Нескладный? Скептически оглядела идеально сложенное тело с перевязью развитой мускулатуры под загорелой кожей.
– Да-да, это я уже во Франции подкачался, занялся легкой атлетикой, плаванием, велосипедным спортом. – поймав мой взгляд, Себастьян напоказ поиграл мускулами груди. – Разумеется с пинка дедули Пьера. А достался им кусок скелета в кожаном мешке: слабый, патлатый, склочный и злющий. Прежний я тебе бы точно не понравился.
