– Чушь, – мотнула головой. – Ты чудесный человек, и неважно, в какой оболочке. А нелицеприятные истории на полках в шкафу у всех есть. В молодости нормально бросать вызов окружающему миру, испытывая его и себя на прочность. Я вот под колпаком росла, в тепличных условиях, и то начудить успела… А если вспомнить, сколько испытаний и переживаний выпало тебе на такое сложное время взросления. Нечего на себя наговаривать!
– Ох, милая, – выдохнул Себастьян, зарываясь пальцами в мои волосы, – спасибо тебе за добрые слова, конечно, но ты понятия не имеешь, о чем речь. Ничего чудесного во мне нет. Я, как был, так и остался эгоистичной сволочью, которая не умеет держать в узде свои желания… И трусом, который не смог сразу же взять на себя ответственность за их последствия.
– О чем ты? – нахмурилась я, не понимая этого акта самоуничижения.
Себастьян слегка поморщился:
– Я не устоял перед соблазном взять тебя снова на своей кровати.
– Что-о-о?.. – на секунду показалось, будто я вдруг под водой в бассейне и не могу дышать. – Что значит «на своей кровати» и что значит «снова»?!
Себастьян покаянно склонил голову, уткнувшись лбом мне в висок.
– Раз уж сегодня у нас снова вечер признаний, пойду до конца… Первый раз это случилось перед отъездом в Ла-Боль. Знаю, что ты приходила ко мне под утро с утешениями после кошмаров, а я, в итоге, как последняя скотина, воспользовался твоей жалостью. – Немного помолчав в ответ на мое шокированное осознание, он продолжил тихим голосом: – Я грезил о тебе, едва увидел силуэт, когда ты стояла против света в одной рубашке в своей комнате. И даже раньше… Мне кажется, что-то внутри дрогнуло еще в аэропорту, когда увидел эти испуганные и восторженные голубые глаза. Меня тогда жутко выбесил некий «Макс», которого ты звала во сне по пути домой. У тебя был парень. Меня скрутило неосознанно и против воли: такая сочная девочка будет жить рядом, в доме, и не моя.
Я закашлялась от таких признаний. Ничего себе… а я-то, дура, мучилась от неуместных чувств, боясь показаться навязчивой.
– Значит, не зря мне показалось с утра, что ты прекрасно все помнил о прошедшей ночи?
– Плохой из меня актер? – вздохнул хозяин с притворной грустью.
– Да нет… почему же… – несколько заторможенно ответила я. – На Оскара претендовать не стоит, а вот за Сезара можно пободаться. Но если серьезно, я ничего тогда не поняла. А меньше всего… твое странное отношение ко мне во время нашей поездки к Атлантике.
Себастьян плотнее прижал мою голову к себе, мешая тем самым заглянуть в глаза.
– Себастьян? – пропыхтела я, пытаясь высвободиться из крепкой хватки. – Ты мне сейчас шею свернешь…
Объятия тут же ослабли, возвращая былой комфорт и уют. Он опустил руку, и я смогла, наконец, увидеть его лицо… Меньше всего ожидая увидеть на нем выражение нашкодившего щенка. Внезапно, однако.
– Что такое? – нахмурилась непонимающе.
Хозяин уставился на краешек закатного солнца, чуть выглядывающего поверх густой виноградной лозы, опутавшей каменную стену.
– Видишь ли… – услышала, наконец, скованный голос, – с самого твоего приезда я пребывал в большом смятении…
Он еще немного помолчал, видимо, собираясь мыслями и решимостью. А у меня вдруг возникло чувство, словно я сейчас узнаю нечто очень важное, способное перевернуть наши жизни. И я притаилась, боясь спугнуть его откровения лишним вздохом.
– После смерти Элоди… после извечного русского запоя… я полностью посвятил себя компании. Решил, что никого больше не пущу себе в душу. Дед… мать с бабушкой, потом жена. Я не фаталист по натуре, но даже мое прагматичное отношение к миру пошатнулось, когда узнал, что у жены рак. Словно злая судьба настигала всех, кого я люблю.
– Но это же просто трагическое стечение обстоятельств? – не утерпев, все же тихонько спросила я.
– Да, конечно, – быстро кивнул Себ, – но…
Он прикрыл глаза ладонью, помассировав брови и переносицу, и словно стряхнул с лица дурные мысли.
– Я никогда никому не рассказывал… Даже Пьер и Эвелин не в курсе. Но полгода назад Симон и Артюр едва не погибли по моей вине.
– Как? – ахнула я в ужасе.
– Я работал сутками напролет, почти не появляясь дома. Расширял бизнес, часто оставлял их с приходящими нянями. Хорошо, если удавалось договориться с Сесиль, но и ей тоже хотелось гулять с друзьями, а не сидеть каждый раз с чужими детьми. Иногда получалось так, что я сильно задерживался, намного дольше оговоренного срока. И вот прошлой весной одна… не очень добросовестная дама, у которой еще, как потом оказалось, и отношения с моими детьми не сложились, взяла и оставила их одних, когда они уснули. Я не смог вовремя закончить важную деловую встречу, даже выйти позвонить не получилось. Отправил ей смс с просьбой продлить часы бебиситтинга, обещал оплатить двойной тариф и такси… Позже она оправдывалась, будто не увидела сообщение. Не знаю, правда или нет. – Себ скрипнул зубами, – я малодушно убедил себя, что она врет, ведь одно из условий всех моих контрактов с нянями – всегда быть на связи. Может, она в самом деле не прочитала смс, думала, что я в пути, а может, мои дети ее в тот вечер так сильно достали… Факт в том, что она ушла.
– Вот мразь, – не выдержала. – Как может взрослый человек бросить детей, которые отданы под твою ответственность? Извини, Себ, но оправдать это нельзя ничем. Правду она сказала или нет – не важно.
– Я согласен с тобой. Но вина все равно целиком и полностью на мне… Я не уследил, не поинтересовался лишний раз тем, что думают дети о новой няне, а значит, потерял контроль над ситуацией, что едва не привело к трагедии.
– О чем ты?.. Она, конечно, сволочь, что ушла, но… Она дверь не заперла или что?
– О нет, дверь захлопывалась сама… Она оставила электрический чайник включенным. Не знаю, может, было короткое замыкание в сети, подставка загорелась, а рядом лежало полотенце.
– О Господи! – горло скрутило в спазме. А мое богатое воображение тут же нарисовало наш особняк в Ле-Мане, объятый пламенем, и крошечные фигурки моих спящих мальчиков, обреченных на страшный конец. На глаза тут же навернулись слезы. Хотя… ведь дом цел и без признаков пожара…
– Ну что ты как бурно на все реагируешь? – Себастьян заметил мое состояние и укоризненно покачал головой.
– Не могу, – всхлипнула я. – Как представлю их одних, в горящем доме…
– Не было горящего дома, – успокоил он меня. – Слава Богу, на кухне столешница из гранита, ящики висят на большой высоте, а стена из камня. Огонь просто не нашел так скоро себе пищи рядом. Я успел потушить… Но до сих пор в кошмарах иногда преследует запах паленой пластмассы, который настиг меня, едва я открыл входную дверь. Хорошо, что на каждом этаже всегда хранится огнетушитель.
Руки Себастьяна на моей спине напряглись и сжались в кулаки:
– Но у меня с воображением тоже все в порядке, Люси, я прекрасно представил себе, чем могло обернуться мое невнимание к детям. И снова чуть не потерял самых дорогих на свете людей.
Я обхватила его за талию, сжав изо всех сил. До сих пор потряхивало от пронесшихся в голове жутких картин.
– Ты после этого решил взять в дом человека на постоянной основе? – тихо спросила в уже согревшуюся и высохшую грудь мужчины.
– Да. Я должен быть уверен, что рядом с моими детьми надежный человек, с которым у нас будет полное доверие, на которого могу положиться. Запущенные мной в бизнесе процессы уже не остановить, бросить дело сейчас – нарваться на непосильные штрафы и неустойки, а также подвести огромное количество инвесторов. И я решил взять гувернантку в системе au-pair, обратившись к Ольге, чтобы она помогла найти достойную кандидатуру.
– А я не оправдала твое доверие… – В памяти вдруг всплыли слова хозяина далеким сентябрьским вечером: «Мне очень жаль осознавать, что ты настолько не доверяешь мне, Люси». Я закаменела от снизошедшего на меня в свете последних признаний озарения. – Себ… Ты поэтому так злился на меня всю неделю? Из-за того, что я умолчала о стычке у собора? – я непроизвольно закрыла лицо руками, отстраняясь. – Прости! Если бы я только знала… Но… Я, правда, не хотела тебя беспокоить, ведь все обошлось.
_______________________
Себастьян нежно погладил меня по спине:
– Все в порядке, Люси, не переживай. Но да, тогда я рассердился. По некоторым случайным фразам Сесиль, Жюльет, да и самих мальчиков понял, что ваши отношения с моими сыновьями выглядели не так радужно, как ты пыталась мне представить их. Меня откровенно напрягало, что ты не желаешь рассказывать о возникающих проблемах, а у меня вполне реальное представление о характере собственных отпрысков. Я знаю, что они часто перегибают палку. Но ты всегда молчала, словно отгородившись стеной, когда я так хотел твоего доверия…
Вот как все выглядело с его точки зрения…
– Действительно, у медали всегда две стороны…– едва слышно пробормотала я. – Мне-то казалось, что веду себя по-взрослому, как человек, на которого можно положиться.
– Милая, и я на тебя полагаюсь, поверь. – Себастьян уцепил пальцами мой подбородок, поднял лицо и нежно расцеловал еще слегка влажные от невольных слез скулы. – Доверяю, почти как самому себе, даже больше, зная собственную некомпетентность в некоторых вопросах, касающихся детей. Но случай у собора стал последней каплей. Испугался ведь я не только из-за них, но и за тебя. Внезапно понял: прошел всего месяц, а ты стала мне так дорога, что одна мысль о причиненном тебе вреде разрывала сердце на куски. Плюс ко всему меня ранило и удручало твое молчание. – Он добавил, словно через силу: – Элоди до последнего утаивала свою болезнь. Я узнал о ней, случайно подслушав ее разговор с доктором. А она, как ты, просто «не хотела беспокоить»… И я вновь почувствовал, что не могу управлять ситуацией, словно все проходит мимо меня, запертого в стеклянном кубе, неприкасаемого в нем, а за его пределами родные мне люди страдают и молча уходят в небытие. И я ничего не могу с этим поделать.
Каждое его слово камнем ложилось на мою совесть. Теперь я смогла взглянуть на все свои и его действия под новым углом. Господи, сколько демонов таит в душе этот с виду веселый и уверенный в себе человек. Осознание и переоценка произошедших событий захлестнули такой волной любви и нежности к нему – слабому и сильному одновременно, могущественному и беспомощному, что я, не удержавшись, привстала на коленях и обняла его за шею, поглаживая волнистые волосы:
– Прости. Я постараюсь в будущем не вызывать в тебе таких чувств. Буду делиться с тобой всем и советоваться по каждому поводу.
– Просто разговаривай со мной, Люси, – он со вздохом усадил меня обратно, спрятав в своих объятиях. И добавил с легким укором: – Теперь за языковым барьером тебе не спрятаться.
Слегка помявшись, повинилась перед ним:
– Я всю жизнь провела среди женщин, которые с любыми бедами боролись самостоятельно, сцепив зубы. Кажется, это у меня в крови. Но я постараюсь исправиться. Хочешь, вообще все проблемы взвалю на твои плечи? – попыталась немного разрядить атмосферу. – Они у тебя вон какие широкие и сильные. Перекрашусь в блондинку и буду такая «ой, шери-и-и, я, кажется, ноготь сломала, что же мне де-е-елать?», – пискляво протянула, передразнивая папиковских девочек. Себастьян невесело хмыкнул:
– Не смешно.
И я вздохнула в ответ:
– Согласна, шутка не слишком удачная.
Вокруг снова царила тишина, прерываемая едва слышным скрипом флюгера на крыше и нежным стрекотом проснувшихся цикад.
– Знаешь, честно говоря, я надеялась, что ты злишься, потому что ревнуешь, – выдавила я наконец.
– А я и ревновал, – ухмыльнулся Себ. – Дико ревновал причем. Когда Сесиль проговорилась, что ты на свидание идешь, первым порывом было позвонить тебе и запретить. Еле сдержался. Но домой летел на предельной скорости. Увидев, как этот арабский засранец тебя лапает под моей дверью, хотел руки ему все переломать. И ноги заодно. Чтобы дорогу к нашему дому забыл. Алену в Ла-Боли тоже едва уши не надрал прямо на стоянке… Да я даже чуть Жерару не вмазал после той вечеринки, когда он при следующей встрече проехался сально на твой счет.
– Пра-авда? – я против воли улыбалась во весь рот.
– Эй, что за реакция, – грозно нахмурился хозяин. – Где раскаяние? Почему я все время застаю тебя в объятиях посторонних мужиков?
– Может, потому что мой собственный мужик так долго не решался потискать меня сам? – ехидно взглянула на него. – Кажется, я тоже становлюсь еврейкой.
– Кажется, тут кто-то очень хочет рыбки… – задумчиво протянул Себастьян.
– Какой рыбки? – не поняла я.
– Леща, например, – кровожадно оскалился «мой мужик», делая вид, что занес руку для подзатыльника. Резво вскочив с его колен, бросилась вокруг бассейна, но куда мне. Себ в два счета настиг, повалил на газон и принялся нещадно щекотать бока.
Я уворачивалась, громко хохоча и пытаясь тоже ответить щекоткой. Мы долго возились, словно два беззаботных щенка. А потом долго целовались на мягкой траве…
Потом долго лежали рядом, рассматривая безоблачное вечернее небо, расцвеченное всеми оттенками розового, индиго и золота… Теплое умиротворение накрыло с головой, и не было в тот момент людей, счастливее нас…
– То есть выходит… я тебе все-таки… м-м… нравлюсь? – повернула я голову к своему любимому.
– А что, незаметно? – улыбнулся Себастьян, легонько щелкнув меня по носу и тут же быстро чмокнув в самый его кончик.
Я фыркнула и пробормотала, нахмурившись:
– Ну что за идиотская привычка отвечать вопросом на вопрос!
Себ рассмеялся, увлекая себе на грудь и проникновенно заглядывая своими умопомрачительно синими глазами в мои:
– Привыкай, радость моя. Тебе теперь жить и с этими привычками, и с их хозяином.
Дыхание вмиг перехватило от подобных признаний. Нет, как можно вываливать на меня столько счастья за один раз. Я же лопну.
– И все-таки, Себастьян, скажи…
– Я люблю тебя, – быстро прервал он, перевернув меня на спину и нежно охватив лицо ладонями. – Люблю и хочу быть с тобой. И никуда не отпущу. Ни к какому Максу, или кого ты там в России оставила…
– Уже давно никого, – заверила в ответ. – Мне кажется, для меня вообще перестали существовать другие мужчины с тех пор, как увидела тебя в аэропорту.
Мы смотрели глаза в глаза, проникая через них в души друг друга, наконец полностью открытые… С удивленной радостью осматривались в них, чувствуя, как нечто сильное и непреодолимое соединяет их в одно целое…
– Отец Реми прав, – наконец прошептал Себастьян. – Я действительно готов двигаться дальше.
Ночь, которая пришла на смену потрясающему дню, я не забуду никогда.
Себастьян купал в своей любви, не пропуская ни одной частицы моего естества, пробуя на прочность женскую выдержку, одним касанием доводя до предела…
Я задыхалась в немом крике, почувствовав горячее дыхание в ямке под мочкой уха, которое нежно терзал язык…
Меня пронзало сладкой судорогой, когда влажный рот не спеша исследовал шею, плечи и ключицы, а потом сомкнулся на камешке соска, прихватывая зубами и втягивая горячую плоть внутрь...
В попытке ускользнуть от этой изощренной пытки, я перевернулась на живот, но и тут не смогла убежать…
Мягкие губы проложили огненную дорожку поцелуев к пояснице и ниже, язык скользнул в ложбинку между ягодицами, а мужские пальцы – в истекающую влагой расселину, безошибочно обнаружив нужные точки, надавливая на них, растирая и растягивая для принятия того, что так жаждало получить мое тело.
– Ох, милая, – выдохнул Себастьян, зарываясь пальцами в мои волосы, – спасибо тебе за добрые слова, конечно, но ты понятия не имеешь, о чем речь. Ничего чудесного во мне нет. Я, как был, так и остался эгоистичной сволочью, которая не умеет держать в узде свои желания… И трусом, который не смог сразу же взять на себя ответственность за их последствия.
– О чем ты? – нахмурилась я, не понимая этого акта самоуничижения.
Себастьян слегка поморщился:
– Я не устоял перед соблазном взять тебя снова на своей кровати.
– Что-о-о?.. – на секунду показалось, будто я вдруг под водой в бассейне и не могу дышать. – Что значит «на своей кровати» и что значит «снова»?!
***
Себастьян покаянно склонил голову, уткнувшись лбом мне в висок.
– Раз уж сегодня у нас снова вечер признаний, пойду до конца… Первый раз это случилось перед отъездом в Ла-Боль. Знаю, что ты приходила ко мне под утро с утешениями после кошмаров, а я, в итоге, как последняя скотина, воспользовался твоей жалостью. – Немного помолчав в ответ на мое шокированное осознание, он продолжил тихим голосом: – Я грезил о тебе, едва увидел силуэт, когда ты стояла против света в одной рубашке в своей комнате. И даже раньше… Мне кажется, что-то внутри дрогнуло еще в аэропорту, когда увидел эти испуганные и восторженные голубые глаза. Меня тогда жутко выбесил некий «Макс», которого ты звала во сне по пути домой. У тебя был парень. Меня скрутило неосознанно и против воли: такая сочная девочка будет жить рядом, в доме, и не моя.
Я закашлялась от таких признаний. Ничего себе… а я-то, дура, мучилась от неуместных чувств, боясь показаться навязчивой.
– Значит, не зря мне показалось с утра, что ты прекрасно все помнил о прошедшей ночи?
– Плохой из меня актер? – вздохнул хозяин с притворной грустью.
– Да нет… почему же… – несколько заторможенно ответила я. – На Оскара претендовать не стоит, а вот за Сезара можно пободаться. Но если серьезно, я ничего тогда не поняла. А меньше всего… твое странное отношение ко мне во время нашей поездки к Атлантике.
Себастьян плотнее прижал мою голову к себе, мешая тем самым заглянуть в глаза.
– Себастьян? – пропыхтела я, пытаясь высвободиться из крепкой хватки. – Ты мне сейчас шею свернешь…
Объятия тут же ослабли, возвращая былой комфорт и уют. Он опустил руку, и я смогла, наконец, увидеть его лицо… Меньше всего ожидая увидеть на нем выражение нашкодившего щенка. Внезапно, однако.
– Что такое? – нахмурилась непонимающе.
Хозяин уставился на краешек закатного солнца, чуть выглядывающего поверх густой виноградной лозы, опутавшей каменную стену.
– Видишь ли… – услышала, наконец, скованный голос, – с самого твоего приезда я пребывал в большом смятении…
Он еще немного помолчал, видимо, собираясь мыслями и решимостью. А у меня вдруг возникло чувство, словно я сейчас узнаю нечто очень важное, способное перевернуть наши жизни. И я притаилась, боясь спугнуть его откровения лишним вздохом.
– После смерти Элоди… после извечного русского запоя… я полностью посвятил себя компании. Решил, что никого больше не пущу себе в душу. Дед… мать с бабушкой, потом жена. Я не фаталист по натуре, но даже мое прагматичное отношение к миру пошатнулось, когда узнал, что у жены рак. Словно злая судьба настигала всех, кого я люблю.
– Но это же просто трагическое стечение обстоятельств? – не утерпев, все же тихонько спросила я.
– Да, конечно, – быстро кивнул Себ, – но…
Он прикрыл глаза ладонью, помассировав брови и переносицу, и словно стряхнул с лица дурные мысли.
– Я никогда никому не рассказывал… Даже Пьер и Эвелин не в курсе. Но полгода назад Симон и Артюр едва не погибли по моей вине.
– Как? – ахнула я в ужасе.
– Я работал сутками напролет, почти не появляясь дома. Расширял бизнес, часто оставлял их с приходящими нянями. Хорошо, если удавалось договориться с Сесиль, но и ей тоже хотелось гулять с друзьями, а не сидеть каждый раз с чужими детьми. Иногда получалось так, что я сильно задерживался, намного дольше оговоренного срока. И вот прошлой весной одна… не очень добросовестная дама, у которой еще, как потом оказалось, и отношения с моими детьми не сложились, взяла и оставила их одних, когда они уснули. Я не смог вовремя закончить важную деловую встречу, даже выйти позвонить не получилось. Отправил ей смс с просьбой продлить часы бебиситтинга, обещал оплатить двойной тариф и такси… Позже она оправдывалась, будто не увидела сообщение. Не знаю, правда или нет. – Себ скрипнул зубами, – я малодушно убедил себя, что она врет, ведь одно из условий всех моих контрактов с нянями – всегда быть на связи. Может, она в самом деле не прочитала смс, думала, что я в пути, а может, мои дети ее в тот вечер так сильно достали… Факт в том, что она ушла.
– Вот мразь, – не выдержала. – Как может взрослый человек бросить детей, которые отданы под твою ответственность? Извини, Себ, но оправдать это нельзя ничем. Правду она сказала или нет – не важно.
– Я согласен с тобой. Но вина все равно целиком и полностью на мне… Я не уследил, не поинтересовался лишний раз тем, что думают дети о новой няне, а значит, потерял контроль над ситуацией, что едва не привело к трагедии.
– О чем ты?.. Она, конечно, сволочь, что ушла, но… Она дверь не заперла или что?
– О нет, дверь захлопывалась сама… Она оставила электрический чайник включенным. Не знаю, может, было короткое замыкание в сети, подставка загорелась, а рядом лежало полотенце.
– О Господи! – горло скрутило в спазме. А мое богатое воображение тут же нарисовало наш особняк в Ле-Мане, объятый пламенем, и крошечные фигурки моих спящих мальчиков, обреченных на страшный конец. На глаза тут же навернулись слезы. Хотя… ведь дом цел и без признаков пожара…
– Ну что ты как бурно на все реагируешь? – Себастьян заметил мое состояние и укоризненно покачал головой.
– Не могу, – всхлипнула я. – Как представлю их одних, в горящем доме…
– Не было горящего дома, – успокоил он меня. – Слава Богу, на кухне столешница из гранита, ящики висят на большой высоте, а стена из камня. Огонь просто не нашел так скоро себе пищи рядом. Я успел потушить… Но до сих пор в кошмарах иногда преследует запах паленой пластмассы, который настиг меня, едва я открыл входную дверь. Хорошо, что на каждом этаже всегда хранится огнетушитель.
Руки Себастьяна на моей спине напряглись и сжались в кулаки:
– Но у меня с воображением тоже все в порядке, Люси, я прекрасно представил себе, чем могло обернуться мое невнимание к детям. И снова чуть не потерял самых дорогих на свете людей.
Я обхватила его за талию, сжав изо всех сил. До сих пор потряхивало от пронесшихся в голове жутких картин.
– Ты после этого решил взять в дом человека на постоянной основе? – тихо спросила в уже согревшуюся и высохшую грудь мужчины.
– Да. Я должен быть уверен, что рядом с моими детьми надежный человек, с которым у нас будет полное доверие, на которого могу положиться. Запущенные мной в бизнесе процессы уже не остановить, бросить дело сейчас – нарваться на непосильные штрафы и неустойки, а также подвести огромное количество инвесторов. И я решил взять гувернантку в системе au-pair, обратившись к Ольге, чтобы она помогла найти достойную кандидатуру.
– А я не оправдала твое доверие… – В памяти вдруг всплыли слова хозяина далеким сентябрьским вечером: «Мне очень жаль осознавать, что ты настолько не доверяешь мне, Люси». Я закаменела от снизошедшего на меня в свете последних признаний озарения. – Себ… Ты поэтому так злился на меня всю неделю? Из-за того, что я умолчала о стычке у собора? – я непроизвольно закрыла лицо руками, отстраняясь. – Прости! Если бы я только знала… Но… Я, правда, не хотела тебя беспокоить, ведь все обошлось.
_______________________
Себастьян нежно погладил меня по спине:
– Все в порядке, Люси, не переживай. Но да, тогда я рассердился. По некоторым случайным фразам Сесиль, Жюльет, да и самих мальчиков понял, что ваши отношения с моими сыновьями выглядели не так радужно, как ты пыталась мне представить их. Меня откровенно напрягало, что ты не желаешь рассказывать о возникающих проблемах, а у меня вполне реальное представление о характере собственных отпрысков. Я знаю, что они часто перегибают палку. Но ты всегда молчала, словно отгородившись стеной, когда я так хотел твоего доверия…
Вот как все выглядело с его точки зрения…
– Действительно, у медали всегда две стороны…– едва слышно пробормотала я. – Мне-то казалось, что веду себя по-взрослому, как человек, на которого можно положиться.
– Милая, и я на тебя полагаюсь, поверь. – Себастьян уцепил пальцами мой подбородок, поднял лицо и нежно расцеловал еще слегка влажные от невольных слез скулы. – Доверяю, почти как самому себе, даже больше, зная собственную некомпетентность в некоторых вопросах, касающихся детей. Но случай у собора стал последней каплей. Испугался ведь я не только из-за них, но и за тебя. Внезапно понял: прошел всего месяц, а ты стала мне так дорога, что одна мысль о причиненном тебе вреде разрывала сердце на куски. Плюс ко всему меня ранило и удручало твое молчание. – Он добавил, словно через силу: – Элоди до последнего утаивала свою болезнь. Я узнал о ней, случайно подслушав ее разговор с доктором. А она, как ты, просто «не хотела беспокоить»… И я вновь почувствовал, что не могу управлять ситуацией, словно все проходит мимо меня, запертого в стеклянном кубе, неприкасаемого в нем, а за его пределами родные мне люди страдают и молча уходят в небытие. И я ничего не могу с этим поделать.
Каждое его слово камнем ложилось на мою совесть. Теперь я смогла взглянуть на все свои и его действия под новым углом. Господи, сколько демонов таит в душе этот с виду веселый и уверенный в себе человек. Осознание и переоценка произошедших событий захлестнули такой волной любви и нежности к нему – слабому и сильному одновременно, могущественному и беспомощному, что я, не удержавшись, привстала на коленях и обняла его за шею, поглаживая волнистые волосы:
– Прости. Я постараюсь в будущем не вызывать в тебе таких чувств. Буду делиться с тобой всем и советоваться по каждому поводу.
– Просто разговаривай со мной, Люси, – он со вздохом усадил меня обратно, спрятав в своих объятиях. И добавил с легким укором: – Теперь за языковым барьером тебе не спрятаться.
Слегка помявшись, повинилась перед ним:
– Я всю жизнь провела среди женщин, которые с любыми бедами боролись самостоятельно, сцепив зубы. Кажется, это у меня в крови. Но я постараюсь исправиться. Хочешь, вообще все проблемы взвалю на твои плечи? – попыталась немного разрядить атмосферу. – Они у тебя вон какие широкие и сильные. Перекрашусь в блондинку и буду такая «ой, шери-и-и, я, кажется, ноготь сломала, что же мне де-е-елать?», – пискляво протянула, передразнивая папиковских девочек. Себастьян невесело хмыкнул:
– Не смешно.
И я вздохнула в ответ:
– Согласна, шутка не слишком удачная.
Вокруг снова царила тишина, прерываемая едва слышным скрипом флюгера на крыше и нежным стрекотом проснувшихся цикад.
– Знаешь, честно говоря, я надеялась, что ты злишься, потому что ревнуешь, – выдавила я наконец.
– А я и ревновал, – ухмыльнулся Себ. – Дико ревновал причем. Когда Сесиль проговорилась, что ты на свидание идешь, первым порывом было позвонить тебе и запретить. Еле сдержался. Но домой летел на предельной скорости. Увидев, как этот арабский засранец тебя лапает под моей дверью, хотел руки ему все переломать. И ноги заодно. Чтобы дорогу к нашему дому забыл. Алену в Ла-Боли тоже едва уши не надрал прямо на стоянке… Да я даже чуть Жерару не вмазал после той вечеринки, когда он при следующей встрече проехался сально на твой счет.
– Пра-авда? – я против воли улыбалась во весь рот.
– Эй, что за реакция, – грозно нахмурился хозяин. – Где раскаяние? Почему я все время застаю тебя в объятиях посторонних мужиков?
– Может, потому что мой собственный мужик так долго не решался потискать меня сам? – ехидно взглянула на него. – Кажется, я тоже становлюсь еврейкой.
– Кажется, тут кто-то очень хочет рыбки… – задумчиво протянул Себастьян.
– Какой рыбки? – не поняла я.
– Леща, например, – кровожадно оскалился «мой мужик», делая вид, что занес руку для подзатыльника. Резво вскочив с его колен, бросилась вокруг бассейна, но куда мне. Себ в два счета настиг, повалил на газон и принялся нещадно щекотать бока.
Я уворачивалась, громко хохоча и пытаясь тоже ответить щекоткой. Мы долго возились, словно два беззаботных щенка. А потом долго целовались на мягкой траве…
Потом долго лежали рядом, рассматривая безоблачное вечернее небо, расцвеченное всеми оттенками розового, индиго и золота… Теплое умиротворение накрыло с головой, и не было в тот момент людей, счастливее нас…
– То есть выходит… я тебе все-таки… м-м… нравлюсь? – повернула я голову к своему любимому.
– А что, незаметно? – улыбнулся Себастьян, легонько щелкнув меня по носу и тут же быстро чмокнув в самый его кончик.
Я фыркнула и пробормотала, нахмурившись:
– Ну что за идиотская привычка отвечать вопросом на вопрос!
Себ рассмеялся, увлекая себе на грудь и проникновенно заглядывая своими умопомрачительно синими глазами в мои:
– Привыкай, радость моя. Тебе теперь жить и с этими привычками, и с их хозяином.
Дыхание вмиг перехватило от подобных признаний. Нет, как можно вываливать на меня столько счастья за один раз. Я же лопну.
– И все-таки, Себастьян, скажи…
– Я люблю тебя, – быстро прервал он, перевернув меня на спину и нежно охватив лицо ладонями. – Люблю и хочу быть с тобой. И никуда не отпущу. Ни к какому Максу, или кого ты там в России оставила…
– Уже давно никого, – заверила в ответ. – Мне кажется, для меня вообще перестали существовать другие мужчины с тех пор, как увидела тебя в аэропорту.
Мы смотрели глаза в глаза, проникая через них в души друг друга, наконец полностью открытые… С удивленной радостью осматривались в них, чувствуя, как нечто сильное и непреодолимое соединяет их в одно целое…
– Отец Реми прав, – наконец прошептал Себастьян. – Я действительно готов двигаться дальше.
***
Ночь, которая пришла на смену потрясающему дню, я не забуду никогда.
Себастьян купал в своей любви, не пропуская ни одной частицы моего естества, пробуя на прочность женскую выдержку, одним касанием доводя до предела…
Я задыхалась в немом крике, почувствовав горячее дыхание в ямке под мочкой уха, которое нежно терзал язык…
Меня пронзало сладкой судорогой, когда влажный рот не спеша исследовал шею, плечи и ключицы, а потом сомкнулся на камешке соска, прихватывая зубами и втягивая горячую плоть внутрь...
В попытке ускользнуть от этой изощренной пытки, я перевернулась на живот, но и тут не смогла убежать…
Мягкие губы проложили огненную дорожку поцелуев к пояснице и ниже, язык скользнул в ложбинку между ягодицами, а мужские пальцы – в истекающую влагой расселину, безошибочно обнаружив нужные точки, надавливая на них, растирая и растягивая для принятия того, что так жаждало получить мое тело.
