Игорь, Юля и Лика появляются в моей палате одновременно. Они сюсюкают около колыбельки. Умиляются, когда племяшка просыпается и морщится. Юля берёт её на ручки. Любуется. Потом передаёт Лике. Я понимаю, что у Юли есть опыт, как-никак она сама мама. Но как получается у Лики так уверенно держать новорождённого ребёнка?! У этой девушки, кажется, вообще всё получается.
– Так, дядя Игорь, – обращается к брату Юля, – теперь твоя очередь.
Лика подносит ему Майю.
– О, может, не надо! – испуганно шепчет Игорь и неумело подставляет руки.
Юля поправляет положение его рук, а Лика вкладывает свёрток с ребёнком. Игореха сидит ровно, как кол проглотил. Боится шевельнуться.
– Отлично выглядишь! Тебе подходит, – улыбается сестра.
– Сейчас запечатлим этот исторический момент! Улыбочку! – командует Лика и делает несколько снимков.
Устраиваем быструю фотосессию, пока Маюня окончательно не проснулась.
– Ну, что? – спрашивает Лика. – Данила хоть поинтересовался?
– Ага, – скептически киваю и зачитываю нашу переписку.
– Тоже мне, горе-папаша! – хмыкает Лика. – А Эмиль звонил?
– Да, но я пока не разговаривала с ним. Только ответила, что напишу, как смогу. Он кстати, сюда звонил утром.
– Я знаю, – хитро улыбается Лика. – Звонил или заезжал… Именно от него мы с Игорем и узнали, что ты родила.
– В смысле? – мои глаза округляются.
– Он меня в инсте нашёл. Сначала написал, потом голосовые прислал, – Лика открывает приложение, чтобы прослушать. – Без мата он, конечно, никак не мог… Но я только писала ему. Вот смотри!
«Привет, Лера дома? Всё хорошо?» – первое смс пришло в полвосьмого утра.
«Привет! Лера в роддоме», – отвечает ему Лика.
Потом получасовой перерыв между сообщениями. А дальше восторженные голосовые:
– Я уже всё узнал! Она родила в шесть тридцать! Я уже спокоен, всё хорошо! Ай, п@здец, рад!
«А ты откуда знаешь?» – интересуется у Эмиля Лика.
– Мне сказали, что родила! Можешь тоже радоваться! Не знаю, правда это или нет, но я приехал в роддом, залетел туда на таких, нах@й, щах.. И мне говорят, что она родила! Всё за@бись! Девочка! Всё в порядке! У меня просто связи в роддоме есть. Все родители медики… Ну, не все, а большая часть! И у меня есть подвязки в роддоме. Я туда залетел к начальнику этого роддома… Говорю ему: «Бл@ть, родной мой, скажи нах@й, Валерия Куприянова бл@ть должна была приехать…» Он мне такой: «Да родила уже в шесть тридцать!» Вот видишь, я первый узнал! – всё это почти скороговоркой и с таким щенячьим восторгом, будто раскрыл важную тайну первый, а теперь раздувается от гордости за себя любимого.
«Странно, что она даже не написала нам», – сомневается Лика в словах парня.
– Она пока никому не отвечает, – произносит он с важным видом.
На этом короткая беседа заканчивается. Мы переглядываемся.
– Что-то этого Эмиля несёт не по-детски, – неодобрительно высказывается Юля. – Он всегда так разговаривает?
– С незнакомыми? – добавляет Лика.
– Ну, вот он такой странный, – пожимаю плечами.
– Хочет крутым казаться, – иронично подмечает сестра. – Наговорил там воз и маленькую тележку: «правда или неправда». Так, если ты узнавал по знакомству, как это может быть неправдой?! А мат – это от переполняющих эмоций?!
– Ну да, – подхватывает иронию Лика. – А у него предки – медики?!
– Хз, – ворчу я. – Первый раз слышу. Никогда он мне об этом не говорил.
– А «начальник роддома», вообще звучит, как «начальник тюрьмы», – вставляет свою циничную шуточку Игореха. – В роддоме вроде бы главврач…
Мы все дружно улыбаемся. Этот Эмиль… нелепый сгусток энергии, который просто не знает, куда себя деть от радости, и поэтому начинает нести какую-то ахинею про свои подвязки. Выглядит, как подросток, который раздул свой маленький подвиг до масштабов спецоперации и никак не может перестать хвастаться.
– У него, кажется, вообще отсутствует фильтр между мозгом и языком, – подытоживает Юля. – Эмоции через край, и всё это вываливается в таком виде.
– Ну, этот зато интересуется, переживает… Не то что некоторые, – критически замечает Лика.
– Ладно, – вздыхает Юля. – Если тебя, Лера не напрягает Эмиль, то пусть пока будет. Только намекни ему, чтобы выражался нормально. У тебя всё-таки ребёнок, который должен расти в приличной семье.
Маюня кряхтит всё чаще и наконец подаёт голос.
– Нам, наверное, пора. Хватит духоту наводить. И Майе время кушать, – завершает визит Юля. – Если что, мы на связи. Звони, спрашивай! Всегда поможем!
Мои гости уходят, и я снова остаюсь с дитём один на один. Разогреваю смесь и сцеживаю молоко. Майя кушает плохо, наверно, поэтому часто просыпается. А мне за целый день так и не удалось толком прилечь. Только и делаю, что кормёжкой занимаюсь. Еда заканчивается. А я никому не сказала, чтобы привезли. Вот балда!
Но это повод написать Даниле.
«Ты приедешь?» – уповаю на положительный ответ. – «Мне нужна смесь для ребёнка!»
Стою, потому что сидеть больно, и пялюсь в телефон. Смотрю, Даня печатает ответ. Боюсь, вздохнуть.
«Извини, сегодня никак не смогу». «Может завтра». «Сегодня надо помочь родителям».
Сердце падает куда-то в пропасть. Что?! Каким родтелям?! Что он несёт?! Ещё один клоун! Да его мать будет скакать от радости, если сынок поедет ко мне в роддом! Откажется от любой помощи. А этот дебил просто ищет отмазку. Ну и хрен с тобой, Данила! Вытираю слёзы, глядя в окно на сырую осень. Тупо провожаю взглядом прохожик, перепрыгивающих лужи, и машины, из-под колёс которых летят брызги во все стороны. Смотрю на пожелтевшую листву, тихо падающую на землю. Густно.
Остаётся Эмиль. Этот странный парень с подвохом. Кто же он? И кем станет для нас с Майей? Как долго мне удастся держать его во френдзоне? Сегодня он опять начудил со своими голосовыми. Внёс ещё больше сумятицы в свою загадочную личность. Как мне его понять?
«Привет!» – пишу Эмилю. – «Я более-менее в норме. Ребёнок тоже».
«Могу навестить?» – в ту же секунду прилетает ответ, будто парень мечтал об этом смс.
«Можешь», – ставлю краснощёкий смайлик. – «Только не пугайся».
«Чего?» – вопросительный смайл.
«Моего вида», – поясняю.
«Понял», ржущий смайл. «Не буду тебя бояться», – и ещё один такой же. – «Бросаю работу и еду», «Что купить?»
«Я хочу чего-то сладкого и сок», «Это не обязательно», «Купи это», «Две штуки».
Фоткаю бутылочку со смесью и отправляю Эмилю.
«Что это?»
«Заменитель материнского молока», «Моего мало».
«Понял», «Скоро буду», – опять дурацкий смайл и поцелуйчик.
Иду в душ. Умываюсь фрагментально. Одной рукой. Во второй – катетер. Мочить лучше не буду.
Проходит час. За окном быстро темнеет. А меня снова клонит в сон.
Дверь в палату тихонько приоткрывается, и в проёме показывается короткостриженная голова Эмиля. Он мгновенно выхватывает меня своим очаровательным взглядом, а на губах сияет скромная обворожительная улыбка.
Он толкаяет дверь и смело преступает порог с огромным букетом насыщенных розовых роз. Примерно, штук пятьдесят где-то. Это просто невероятно! Мне никто никогда не дарил столько цветов! Восторженное «Ах!» застревает где-то в горле, а я сама замираю от неожиданности. Сказка сказочная!
– Это тебе! Поздравляю! – парень вручает мне цветы и нежно обнимает, трётся своей щекой о мою. – Ну, как ты? Живая?
– Да-а-а, – тяну я всё ещё под впечатлением от шикарного букета.
Стебли через ткань рукава царапают мне предплечье и колят ладони. Кладу на кровать, потому что букет слишком большой, чтобы уместиться где-то ещё.
Эмиль разворачивается к незакрытой двери. Заносит пакеты, которые он временно оставил в коридоре, и пластиковую упаковку куполообразной формы, наполненную маленькими пирожными, сложенными лесенкой по кругу. Она перевязана красной лентой и пышный бант сверху. Нереально красиво…
– Я решил купить свежевыжатый сок. Нех@й синтетику пить, – достаёт из пакетов сок в бутылках и ставит мне на тумбочку.
Ошарашенно смотрю на его действия. Он всё делает уверенно. Озирается по сторонам.
– Холодильник есть? – спрашивает серьёзно.
– Да, – часто киваю.
– То, что будешь пить, оставь у себя, а остальное – туда, – распоряжается Эмиль.
Я не успеваю вставить слово, да и резко шевелиться тоже пока боюсь. Беру одну бутылку с соком и пытаюсь открыть. Пробка туго затянута. Эмиль тут же забирает бутылку из моих рук сок и откручивает крышку. Протягивает мне. Другие четыре бутылки убирает в холодильник. Туда же распределяет несколько упаковок детского питания.
– Зачем так много? – удивляюсь.
– Чтобы было, – улыбается парень. – Что такое две бутылочки? Их продают по четыре. В машине ещё есть. После тебя заскочу к твоим, оставлю у тебя дома.
Я ставлю бутылку с соком на подоконник и прижимаю руки к груди от переполняющих меня чувств.
– А пирожные? – я указывааю на праздничную упаковку. – Я столько не съем.
– Поделишься с медсёстрами, – хохочет он. – Они будут счастливы. Отвечаю!
Мы стоим в паре шагов друг от друга. Эмиль несколько секунд смотрит в мои глаза. Потом переводит взгляд на мой отвисший живот, который виднеется даже под одеждой. Я стесняюсь и инстинктивно закрываю его руками.
– Что? – смущённо ворчу.
– Ничего, – веселится Эмиль. – Ты так сразу похудела. Непривычно просто. Покажи мелкую.
Я делаю шаг к детской кроватке и аккуратно отодвигаю краешек одеялка. Майя мирно спит. Эмиль вглядывается в лицо малышки, слегка наклоняя голову то вправо, то влево.
– Какая она прикольная, – произносит шёпотом. – Первый раз вижу такую мелкую.
Он любуется моей дочерью, а моё сердечко сжимается от того, как он смотрит. Его глаза излучают такое тепло, что им можно без отопления нагреть целую комнату. В моменте представляю на его месте Данилу. Печалька!
– Слушай, она вообще чёткая, мелкая такая. Реально, прикол. – он бережно, прямо кончиком пальца, касается маленькой ручки. – Офигеть. Твой клонинг, да?
– Не знаю, – встаю рядом с ним. – Пока рано говорить.
– А подержать дашь? – спрашивает Эмиль по-мальчишески, будто это какая-то крутая игрушка.
– Дам. Только когда проснётся. А то сейчас разбудим, и что я потом с ней буду делать, – улыбаюсь в ответ.
– Не вопрос, – с какой-то хитринкой смотрит на меня парень. – Я не тороплюсь.
Опускаю глаза. Отхожу от колыбельки. Вспоминаю про цветы.
– Эмиль, – обращаюсь к парню.
Он резко попорачивает голову и наши взгляды снова пересекаются. Сердце ёкает от этих тёмно-зелёных искр. Прочищаю горло хриплым покашливанием.
– Цветы надо бы в воду… – намекаю я.
– Без базару, – с полуслова понимает меня парень. – Пять мин.
Эмиль выходит из палаты. Класс! Он избавляет меня от лишних проблем.
Возвращается с… ведром. Стоит в дверном проёме такой растерянный. И ржёт беззвучно. В одной руке это дурацкое синее пластмассовое ведро с водой, а другой прикрывает рот, чтобы его заразительный смех не вылетел наружу.
Он ставит цветы в ведро и расправляет равномерно. Розы благоухают нежным ароматом.
Мы стоим у окна. Я рассказываю, что со мной приключилось ночью. Почему-то не испытываю ни капли стыда. Сейчас я беседую с другом.
Майя начинает кряхтеть. Мы оборачиваемся почти одновременно. Подходим к кроватке. Я беру маленький свёрток на руки. У меня это уже интуитивно. Мне не страшно держать на руках свою дочь.
– Готов? – спрашиваю лукаво.
– Ты серьёзно? – мило улыбается Эмиль.
– Ну ты же хотел подержать, – делаю паузу. – Или испугался?
– Кто я? – включает браваду.
– Нет, я, – иронизирую.
– Я готов!
Он вытягивает вперёд обе руки. Также неуклюже, как и мой брат несколько часов назад. Я осторожно перекладываю младенца в сильные мужские руки, которые в данный момент слегка дрожат. Придерживаю. Поправляю.
– Голову обязательно держи, чтоб она не её запрокинула, – подстраховываю головку Майи.
Отпускаю, но не отхожу. Эмиль стоит, как вкопанный.
– Бл@-а-а! – восторгается он. – Это что-то с чем-то! Это такое… Бл@, я не могу…
В этих рваных фразах нет ни насмешки, ни цинизма, ни дебильных шуток. Голос срывается, и мне кажется, что я сейчас увижу слёзы в этих тёмно-зелёных глазах. Он опускает голову. Его взгляд прикован к лицу младенца. Я впервые вижу его настолько сосредоточенным и таким тихим. Он нервно сглатывает, сдерживая эмоции, и возвращает мне ребёнка. Отворачивается, но я замечаю, как тыльная сторона ладони смахивает влагу с глаз. А когда снова поворачивается ко мне, то я встречаю его знакомый проницательный взор.
– Это было круто! – мотает головой. – Завтра приеду, повторим. Надо закрепить навык обращения с детьми.
Эмиль уходит, оставляя за собой аромат своего парфюма, смешанный с запахом роз, гору еды и полное ощущение, что в моей жизни только что начался новый этап.
Фоткаю на айфон весь этот дивный натюрморт – цветы и пирожные. Потом как-нибудь залью это великолепие в соцсети. Заодно делаю несколько снимков малютки. Особенно классно получаются крошечные пяточки младенца в чёрно-белом формате. Пухлые ножки, памперс, спинка, ручки – всё видно, но дальше всё чуть смазано. Суть понятна. Очень эстетично. И художественно. Это можно прямо сейчас выложить на всеобщее обозрение. Пусть Маюня собирает лайки с самого первого дня своей жизни.
Кормлю, мою, переодеваю, укачиваю. Перед тем, как лечь в постель, снова подхожу к окну. Утыкаюсь лбом в холодное стекло. Как же всё сложно и просто одновременно. В моей голове стучат две мысли, как колёса поезда: Данила и Эмиль… Сегодня я столкнулась с ледяным равнодушием отца своего ребёнка, завуалированным в жалкие отмазки. Зато в это время ко мне мчится парень, с которым у меня никогда не было отношений, парень, которого я держу во френдзоне, парень, который не постеснялся обзвонить роддом, чтобы узнать о моих родах. Данила – это разочарование. Эмиль – это действие.
Я чувствую этот контраст: один должен был приехать, но нашёл причину, чтобы не ехать, другой – вообще ничего не должен, но бросает всё и мчится. В эту секунду этот странный, хамоватый, но такой быстрый Эмиль с его восторженными голосовыми сообщениями выглядит в моих глазах гораздо более надёжным, чем балбес-папаша Данила.
Смотрю на себя в стекле. Даже в этом ночном отражении я бледная, с мешками под глазами, в ночнушке... «Не буду тебя бояться», – вспоминаю я его сообщение и невольно улыбаюсь. Он, наверное, ожидал увидеть меня в лучшем виде, а увидел то, что увидел. После такого потрясения я вообще ещё неплохо держусь. Но, кажется, что именно ему я могу позволить увидеть себя настоящей, измученной, но спасённой после родов. Если есть мозги и адекватное восприятие, то не осудит. А если ему нужна неписанная красота, то нам с ним не по пути.
Чекаю профиль Эмиля в Тик Токе. Его последний репост: «Девушка должна пахнуть доверием, а духи я ей сам куплю». Круто, конечно! Но в то же время сразу вопрос: «У него проблемы с доверием?» К чему бы это?
Ночь проходит в непривычной суете. Малышка часто просыпается и плачет. Я её кормлю как получается, и мы снова проваливаемся в сон на какое-то время.
Утром приносят завтрак, и я, как ни странно, с удовольствием уплетаю овсяную кашу с маслом и хлебом.
– Так, дядя Игорь, – обращается к брату Юля, – теперь твоя очередь.
Лика подносит ему Майю.
– О, может, не надо! – испуганно шепчет Игорь и неумело подставляет руки.
Юля поправляет положение его рук, а Лика вкладывает свёрток с ребёнком. Игореха сидит ровно, как кол проглотил. Боится шевельнуться.
– Отлично выглядишь! Тебе подходит, – улыбается сестра.
– Сейчас запечатлим этот исторический момент! Улыбочку! – командует Лика и делает несколько снимков.
Устраиваем быструю фотосессию, пока Маюня окончательно не проснулась.
– Ну, что? – спрашивает Лика. – Данила хоть поинтересовался?
– Ага, – скептически киваю и зачитываю нашу переписку.
– Тоже мне, горе-папаша! – хмыкает Лика. – А Эмиль звонил?
– Да, но я пока не разговаривала с ним. Только ответила, что напишу, как смогу. Он кстати, сюда звонил утром.
– Я знаю, – хитро улыбается Лика. – Звонил или заезжал… Именно от него мы с Игорем и узнали, что ты родила.
– В смысле? – мои глаза округляются.
– Он меня в инсте нашёл. Сначала написал, потом голосовые прислал, – Лика открывает приложение, чтобы прослушать. – Без мата он, конечно, никак не мог… Но я только писала ему. Вот смотри!
«Привет, Лера дома? Всё хорошо?» – первое смс пришло в полвосьмого утра.
«Привет! Лера в роддоме», – отвечает ему Лика.
Потом получасовой перерыв между сообщениями. А дальше восторженные голосовые:
– Я уже всё узнал! Она родила в шесть тридцать! Я уже спокоен, всё хорошо! Ай, п@здец, рад!
«А ты откуда знаешь?» – интересуется у Эмиля Лика.
– Мне сказали, что родила! Можешь тоже радоваться! Не знаю, правда это или нет, но я приехал в роддом, залетел туда на таких, нах@й, щах.. И мне говорят, что она родила! Всё за@бись! Девочка! Всё в порядке! У меня просто связи в роддоме есть. Все родители медики… Ну, не все, а большая часть! И у меня есть подвязки в роддоме. Я туда залетел к начальнику этого роддома… Говорю ему: «Бл@ть, родной мой, скажи нах@й, Валерия Куприянова бл@ть должна была приехать…» Он мне такой: «Да родила уже в шесть тридцать!» Вот видишь, я первый узнал! – всё это почти скороговоркой и с таким щенячьим восторгом, будто раскрыл важную тайну первый, а теперь раздувается от гордости за себя любимого.
«Странно, что она даже не написала нам», – сомневается Лика в словах парня.
– Она пока никому не отвечает, – произносит он с важным видом.
На этом короткая беседа заканчивается. Мы переглядываемся.
– Что-то этого Эмиля несёт не по-детски, – неодобрительно высказывается Юля. – Он всегда так разговаривает?
– С незнакомыми? – добавляет Лика.
– Ну, вот он такой странный, – пожимаю плечами.
– Хочет крутым казаться, – иронично подмечает сестра. – Наговорил там воз и маленькую тележку: «правда или неправда». Так, если ты узнавал по знакомству, как это может быть неправдой?! А мат – это от переполняющих эмоций?!
– Ну да, – подхватывает иронию Лика. – А у него предки – медики?!
– Хз, – ворчу я. – Первый раз слышу. Никогда он мне об этом не говорил.
– А «начальник роддома», вообще звучит, как «начальник тюрьмы», – вставляет свою циничную шуточку Игореха. – В роддоме вроде бы главврач…
Мы все дружно улыбаемся. Этот Эмиль… нелепый сгусток энергии, который просто не знает, куда себя деть от радости, и поэтому начинает нести какую-то ахинею про свои подвязки. Выглядит, как подросток, который раздул свой маленький подвиг до масштабов спецоперации и никак не может перестать хвастаться.
– У него, кажется, вообще отсутствует фильтр между мозгом и языком, – подытоживает Юля. – Эмоции через край, и всё это вываливается в таком виде.
– Ну, этот зато интересуется, переживает… Не то что некоторые, – критически замечает Лика.
– Ладно, – вздыхает Юля. – Если тебя, Лера не напрягает Эмиль, то пусть пока будет. Только намекни ему, чтобы выражался нормально. У тебя всё-таки ребёнок, который должен расти в приличной семье.
Маюня кряхтит всё чаще и наконец подаёт голос.
– Нам, наверное, пора. Хватит духоту наводить. И Майе время кушать, – завершает визит Юля. – Если что, мы на связи. Звони, спрашивай! Всегда поможем!
Мои гости уходят, и я снова остаюсь с дитём один на один. Разогреваю смесь и сцеживаю молоко. Майя кушает плохо, наверно, поэтому часто просыпается. А мне за целый день так и не удалось толком прилечь. Только и делаю, что кормёжкой занимаюсь. Еда заканчивается. А я никому не сказала, чтобы привезли. Вот балда!
Но это повод написать Даниле.
«Ты приедешь?» – уповаю на положительный ответ. – «Мне нужна смесь для ребёнка!»
Стою, потому что сидеть больно, и пялюсь в телефон. Смотрю, Даня печатает ответ. Боюсь, вздохнуть.
«Извини, сегодня никак не смогу». «Может завтра». «Сегодня надо помочь родителям».
Сердце падает куда-то в пропасть. Что?! Каким родтелям?! Что он несёт?! Ещё один клоун! Да его мать будет скакать от радости, если сынок поедет ко мне в роддом! Откажется от любой помощи. А этот дебил просто ищет отмазку. Ну и хрен с тобой, Данила! Вытираю слёзы, глядя в окно на сырую осень. Тупо провожаю взглядом прохожик, перепрыгивающих лужи, и машины, из-под колёс которых летят брызги во все стороны. Смотрю на пожелтевшую листву, тихо падающую на землю. Густно.
Остаётся Эмиль. Этот странный парень с подвохом. Кто же он? И кем станет для нас с Майей? Как долго мне удастся держать его во френдзоне? Сегодня он опять начудил со своими голосовыми. Внёс ещё больше сумятицы в свою загадочную личность. Как мне его понять?
«Привет!» – пишу Эмилю. – «Я более-менее в норме. Ребёнок тоже».
«Могу навестить?» – в ту же секунду прилетает ответ, будто парень мечтал об этом смс.
«Можешь», – ставлю краснощёкий смайлик. – «Только не пугайся».
«Чего?» – вопросительный смайл.
«Моего вида», – поясняю.
«Понял», ржущий смайл. «Не буду тебя бояться», – и ещё один такой же. – «Бросаю работу и еду», «Что купить?»
«Я хочу чего-то сладкого и сок», «Это не обязательно», «Купи это», «Две штуки».
Фоткаю бутылочку со смесью и отправляю Эмилю.
«Что это?»
«Заменитель материнского молока», «Моего мало».
«Понял», «Скоро буду», – опять дурацкий смайл и поцелуйчик.
Иду в душ. Умываюсь фрагментально. Одной рукой. Во второй – катетер. Мочить лучше не буду.
Проходит час. За окном быстро темнеет. А меня снова клонит в сон.
Дверь в палату тихонько приоткрывается, и в проёме показывается короткостриженная голова Эмиля. Он мгновенно выхватывает меня своим очаровательным взглядом, а на губах сияет скромная обворожительная улыбка.
Он толкаяет дверь и смело преступает порог с огромным букетом насыщенных розовых роз. Примерно, штук пятьдесят где-то. Это просто невероятно! Мне никто никогда не дарил столько цветов! Восторженное «Ах!» застревает где-то в горле, а я сама замираю от неожиданности. Сказка сказочная!
– Это тебе! Поздравляю! – парень вручает мне цветы и нежно обнимает, трётся своей щекой о мою. – Ну, как ты? Живая?
– Да-а-а, – тяну я всё ещё под впечатлением от шикарного букета.
Стебли через ткань рукава царапают мне предплечье и колят ладони. Кладу на кровать, потому что букет слишком большой, чтобы уместиться где-то ещё.
Эмиль разворачивается к незакрытой двери. Заносит пакеты, которые он временно оставил в коридоре, и пластиковую упаковку куполообразной формы, наполненную маленькими пирожными, сложенными лесенкой по кругу. Она перевязана красной лентой и пышный бант сверху. Нереально красиво…
– Я решил купить свежевыжатый сок. Нех@й синтетику пить, – достаёт из пакетов сок в бутылках и ставит мне на тумбочку.
Ошарашенно смотрю на его действия. Он всё делает уверенно. Озирается по сторонам.
– Холодильник есть? – спрашивает серьёзно.
– Да, – часто киваю.
– То, что будешь пить, оставь у себя, а остальное – туда, – распоряжается Эмиль.
Я не успеваю вставить слово, да и резко шевелиться тоже пока боюсь. Беру одну бутылку с соком и пытаюсь открыть. Пробка туго затянута. Эмиль тут же забирает бутылку из моих рук сок и откручивает крышку. Протягивает мне. Другие четыре бутылки убирает в холодильник. Туда же распределяет несколько упаковок детского питания.
– Зачем так много? – удивляюсь.
– Чтобы было, – улыбается парень. – Что такое две бутылочки? Их продают по четыре. В машине ещё есть. После тебя заскочу к твоим, оставлю у тебя дома.
Я ставлю бутылку с соком на подоконник и прижимаю руки к груди от переполняющих меня чувств.
– А пирожные? – я указывааю на праздничную упаковку. – Я столько не съем.
– Поделишься с медсёстрами, – хохочет он. – Они будут счастливы. Отвечаю!
Мы стоим в паре шагов друг от друга. Эмиль несколько секунд смотрит в мои глаза. Потом переводит взгляд на мой отвисший живот, который виднеется даже под одеждой. Я стесняюсь и инстинктивно закрываю его руками.
– Что? – смущённо ворчу.
– Ничего, – веселится Эмиль. – Ты так сразу похудела. Непривычно просто. Покажи мелкую.
Я делаю шаг к детской кроватке и аккуратно отодвигаю краешек одеялка. Майя мирно спит. Эмиль вглядывается в лицо малышки, слегка наклоняя голову то вправо, то влево.
– Какая она прикольная, – произносит шёпотом. – Первый раз вижу такую мелкую.
Он любуется моей дочерью, а моё сердечко сжимается от того, как он смотрит. Его глаза излучают такое тепло, что им можно без отопления нагреть целую комнату. В моменте представляю на его месте Данилу. Печалька!
– Слушай, она вообще чёткая, мелкая такая. Реально, прикол. – он бережно, прямо кончиком пальца, касается маленькой ручки. – Офигеть. Твой клонинг, да?
– Не знаю, – встаю рядом с ним. – Пока рано говорить.
– А подержать дашь? – спрашивает Эмиль по-мальчишески, будто это какая-то крутая игрушка.
– Дам. Только когда проснётся. А то сейчас разбудим, и что я потом с ней буду делать, – улыбаюсь в ответ.
– Не вопрос, – с какой-то хитринкой смотрит на меня парень. – Я не тороплюсь.
Опускаю глаза. Отхожу от колыбельки. Вспоминаю про цветы.
– Эмиль, – обращаюсь к парню.
Он резко попорачивает голову и наши взгляды снова пересекаются. Сердце ёкает от этих тёмно-зелёных искр. Прочищаю горло хриплым покашливанием.
– Цветы надо бы в воду… – намекаю я.
– Без базару, – с полуслова понимает меня парень. – Пять мин.
Эмиль выходит из палаты. Класс! Он избавляет меня от лишних проблем.
Возвращается с… ведром. Стоит в дверном проёме такой растерянный. И ржёт беззвучно. В одной руке это дурацкое синее пластмассовое ведро с водой, а другой прикрывает рот, чтобы его заразительный смех не вылетел наружу.
Он ставит цветы в ведро и расправляет равномерно. Розы благоухают нежным ароматом.
Мы стоим у окна. Я рассказываю, что со мной приключилось ночью. Почему-то не испытываю ни капли стыда. Сейчас я беседую с другом.
Майя начинает кряхтеть. Мы оборачиваемся почти одновременно. Подходим к кроватке. Я беру маленький свёрток на руки. У меня это уже интуитивно. Мне не страшно держать на руках свою дочь.
– Готов? – спрашиваю лукаво.
– Ты серьёзно? – мило улыбается Эмиль.
– Ну ты же хотел подержать, – делаю паузу. – Или испугался?
– Кто я? – включает браваду.
– Нет, я, – иронизирую.
– Я готов!
Он вытягивает вперёд обе руки. Также неуклюже, как и мой брат несколько часов назад. Я осторожно перекладываю младенца в сильные мужские руки, которые в данный момент слегка дрожат. Придерживаю. Поправляю.
– Голову обязательно держи, чтоб она не её запрокинула, – подстраховываю головку Майи.
Отпускаю, но не отхожу. Эмиль стоит, как вкопанный.
– Бл@-а-а! – восторгается он. – Это что-то с чем-то! Это такое… Бл@, я не могу…
В этих рваных фразах нет ни насмешки, ни цинизма, ни дебильных шуток. Голос срывается, и мне кажется, что я сейчас увижу слёзы в этих тёмно-зелёных глазах. Он опускает голову. Его взгляд прикован к лицу младенца. Я впервые вижу его настолько сосредоточенным и таким тихим. Он нервно сглатывает, сдерживая эмоции, и возвращает мне ребёнка. Отворачивается, но я замечаю, как тыльная сторона ладони смахивает влагу с глаз. А когда снова поворачивается ко мне, то я встречаю его знакомый проницательный взор.
– Это было круто! – мотает головой. – Завтра приеду, повторим. Надо закрепить навык обращения с детьми.
Глава 40
Эмиль уходит, оставляя за собой аромат своего парфюма, смешанный с запахом роз, гору еды и полное ощущение, что в моей жизни только что начался новый этап.
Фоткаю на айфон весь этот дивный натюрморт – цветы и пирожные. Потом как-нибудь залью это великолепие в соцсети. Заодно делаю несколько снимков малютки. Особенно классно получаются крошечные пяточки младенца в чёрно-белом формате. Пухлые ножки, памперс, спинка, ручки – всё видно, но дальше всё чуть смазано. Суть понятна. Очень эстетично. И художественно. Это можно прямо сейчас выложить на всеобщее обозрение. Пусть Маюня собирает лайки с самого первого дня своей жизни.
Кормлю, мою, переодеваю, укачиваю. Перед тем, как лечь в постель, снова подхожу к окну. Утыкаюсь лбом в холодное стекло. Как же всё сложно и просто одновременно. В моей голове стучат две мысли, как колёса поезда: Данила и Эмиль… Сегодня я столкнулась с ледяным равнодушием отца своего ребёнка, завуалированным в жалкие отмазки. Зато в это время ко мне мчится парень, с которым у меня никогда не было отношений, парень, которого я держу во френдзоне, парень, который не постеснялся обзвонить роддом, чтобы узнать о моих родах. Данила – это разочарование. Эмиль – это действие.
Я чувствую этот контраст: один должен был приехать, но нашёл причину, чтобы не ехать, другой – вообще ничего не должен, но бросает всё и мчится. В эту секунду этот странный, хамоватый, но такой быстрый Эмиль с его восторженными голосовыми сообщениями выглядит в моих глазах гораздо более надёжным, чем балбес-папаша Данила.
Смотрю на себя в стекле. Даже в этом ночном отражении я бледная, с мешками под глазами, в ночнушке... «Не буду тебя бояться», – вспоминаю я его сообщение и невольно улыбаюсь. Он, наверное, ожидал увидеть меня в лучшем виде, а увидел то, что увидел. После такого потрясения я вообще ещё неплохо держусь. Но, кажется, что именно ему я могу позволить увидеть себя настоящей, измученной, но спасённой после родов. Если есть мозги и адекватное восприятие, то не осудит. А если ему нужна неписанная красота, то нам с ним не по пути.
Чекаю профиль Эмиля в Тик Токе. Его последний репост: «Девушка должна пахнуть доверием, а духи я ей сам куплю». Круто, конечно! Но в то же время сразу вопрос: «У него проблемы с доверием?» К чему бы это?
Ночь проходит в непривычной суете. Малышка часто просыпается и плачет. Я её кормлю как получается, и мы снова проваливаемся в сон на какое-то время.
Утром приносят завтрак, и я, как ни странно, с удовольствием уплетаю овсяную кашу с маслом и хлебом.
