Одно слово «перекуп» – это уже тревожный сигнал. Далеко не каждый человек сможет, честно глядя в глаза, впаривать людям машины, которые вот-вот развалятся. Когда-то один такой ушлый молодой и кравивый, с обаятельной улыбочкой, также продал нам машину и ни на цент не сбросил цену, убеждая, что это исправное авто. Он любезно помог нам зарегистрировать её, пройти техосмотр, получить новые номера и даже пригнал по месту назначения. Типа безвозмездно. Такой он добрый человек! А в итоге что?
– Что? – изумлённо раскрываю глаза. – Ты про ваш чёрный джип, который сломался?
– Да, именно про него. В итоге на следующий день выяснилось, что неисправна коробка передач, но проявляется это только, когда двигатель прогреется. Ясное дело, что хитрожопый перекуп был в курсе, поэтому и ездил без нас. На прогретой машине сразу ощутилась неисправность. Через месяц случайно заметили, что распредвал в таком состоянии, что движок может заклинить. В результате вложили ещё кругленькую сумму в ремонт, пока довели транспорт до ума. Теперь вот опять нужно ремонтировать. Эх! А покупать другую подержанную машину я уже боюсь, поскольку снова иметь дело с перекупами мне не хочется. Очень редко, кто продаёт приличные машины. Обычно все эти развалюхи на ладан дышат.
– А, может, Эмиля попросить… – предлагаю вариант, чтобы помочь родителям.
– Так! Стоп! – тормозит меня мама. – Давай-ка не будем нагружать Эмиля своими проблемами. Вполне достаточно, что он помогает тебе. Мы с Эдиком – взрослые люди, и как-нибудь найдём выход из положения. А к Эмилю ещё нужно присмотреться. Сегодняшние совпадения с его отцом и квартирой в нашем районе тоже навевают определённые сомнения. Но Эмилю лучше думать, что мы верим ему безоговорочно. Это его расслабит, и он где-нибудь проколется.
– О! Мне Лика примерно также сказала! – вспоминаю я слова девушки брата.
– Значит, Лика не глупая, – делает вывод мама. – Надеюсь, Игорю с ней повезло!
– Блин, Майя проснулась! – слышу первые признаки плача ребёнка. – Жаль, не успели договорить.
– Ничего, – мама поднимается со своего места, – ещё всё успеется.
Она почти бежит на крик внучки. Я за ней. Вижу, как она замирает около люльки, не решаясь взять малышку на руки. В моменте мне кажется, что мама боится новых ощущений. Но это всего лишь видимость.
– Дашь понянчить? – лукаво спрашивает она, будто это игра в дочки-матери.
– Конечно! – я только рада переложить на кого-то часть забот.
– Тогда я её переодену, помою, поменяю памперс, а ты готовься к кормлению, – распоряжается мама. – Молоко в груди есть?
– Надо сцедить. Майя не берёт грудь!
– Кто тебе такое сказал?
– В роддоме… медсёстры.
– Не надо ничего сцеживать! Будем учиться брать грудь! – принимает решение мама. – Сцедить ещё успеешь. А вот прямо из маминой сиси самое полезное молочко: стерильное и нужной температуры. Так что готовь грудь. Но предупреждаю: будет неприятно и даже больно!
Душа устремляется в пятки от этого предупреждения. Я поражаюсь маминой уверенности. Она так хватко принимается за дело. Неужели за девятнадцать лет не забыла, как обращаться с младенцами?
Точно, не забыла! И мне есть, чему поучиться. По крайней мере, как держать ребёнка, чтобы помыть попу под краном – это тоже надо уметь. Я вечно боюсь, что Майя выскользнет из моих рук, поэтому пользуюсь влажными салфетками. Мама же отметает салфетки и показывает, как правильно перехватитиь малышку под мышкой за плечико, чтобы не уронить.
– Салфетки оставь для поликлиники, – рекомендует она. – Дома есть вода и мыло. Посмотри, как Маюне нравится умываться. Притихает и наслаждается. Обычно дети любят воду.
Вытирает, одевает. Присыпка, памперсы. Будто не я мама, а она. Майя кричит и сопротивляется, но бабушка ненадолго берёт её на руки и поднимает вверх. Потом плавно опускает. И так несколько раз. Девчушка успокаивается.
– Релакс. Релакс, – нараспев приговаривает мама, качая внучку. – Сейчас полетаем и продолжим одеваться, а потом будем кушать.
Ну просто волшебно! Я постоянно трясу ребёнка, чтобы она перестала орать, а тут, оказывается, все просто – полетали и тишина. Ненадолго, естественно, но эффективнее, чем тупо трясти.
– Так, – командует мама, – садись и занимай удобную позу. Освобождай грудь!
Выполняю всё чётко. Беру Майю на руки, а мама направляет её голову к моему соску. Малышка ищет, открывает ротик, но никак не может присосаться.
– Не привыкла, – хмурится мама. – Тоже нервничает. Но надо научить.
Минут десять уходит на то, пока заветный источник питания не оказался в захвате маленького рта. Но чего мне это стоило! От боли, которая пронзает моё тело насквозь, искры сыпятся из глаз. Спустя пару минут начает отпускать, и я чувствую, как убывает молоко из моей груди.
– Это не так просто, – шепчет мама. – Вам обеим нужно приспособиться и наладить процесс кормления. Не сразу всё устаканиться, зато потом еда всегда будет с собой! И теперь мы знаем, что грудь она берёт, а медсёстры заблуждались. Вы кушайте, а я пойду займусь делами.
В тишине слышу, как сладко причмокивает Майя, поедая натуральную пищу. А ещё думаю о том, что приехала бабушка, и сразу всё расставила по местам. Мне так не хватало мамы рядом. Впереди целый месяц, чтобы перенять её бесценный опыт. Это так много, и так мало.
Вечером за ужином создаём семейный совет, как лучше организовать знакомство с Эмилем. Мама с Маюней на руках, Игорь и я сидим за столом, а Юля с нами на связи по видео.
– Я думаю, что не стоит затягивать. Нужно уже пригласить парня к нам, пообщаться, ну а после будет видно, что он за человек, – на правах главы семьи выдвигает своё предложение мать. – Если в эту субботу? Юль, ты как? Собиралась же приехать!
– Я стопудово за! – Юля поднимает вверх большие пальцы обеих рук. – Специально освободила субботу, чтобы вас навестить. Я соскучилась по маме, а внучка по бабушке! А то потом снова работа, у мелкой детский сад. Сплошная рутина – уборка, готовка… А так мы с мелкой погостим у вас, заодно получше присмотрюсь к Эмилю.
– Отлично! Что скажете? – обращается к нам с Игорем мама.
– Мне-то пофиг, – ворчу я. – Я всегда на месте.
– Эй, пипл! – вставляет слово брат. – У меня планы на выходные.
– Игореш, а твоя Лика вообще собирается знакомится с мамой? – поддеваю я его.
– Э-э-э… – он тянет время, протирая салфеткой очки. – Тут, понимаешь ли, дело такое… Лика вроде не против познакомиться, но пока не созрела. Наш батя наплёл ей про нашу матушку всякой дичи, и Лика реально боится. Ей надо собраться с духом.
– Кого она боиться?! – выразительно фыркаю и закатываю глаза. – Нашу маму? Ну кринж!
– Кринж не кринж, а она девушка скромная, – защищает Лику брат.
– А я, значит, монстр! – невозмутимо пожимает плечами мама. – Ничего не буду говорить в своё оправдание. В принципе, Игореш, мы можем и без вас с Ликой посидеть с Эмилем. А Лика пусть зреет. Может и многовато будет два знакомства в один день.
– Без б, – соглашается Игорь. – Сразу скажу, что этому Эмилю я пока не доверял бы. Это сугубо моё личное мнение.
– Принято, – улыбается мама. – Обязательно учту.
Обговорив время и меню для предстоящего ужина, мне поручено пригласить в гости Эмиля. Я не горю желанием принимать участие в этих посиделках, но понимаю, что это необходимо, чтобы моя семья определилась в отношении моего друга. Сам Эмиль может думать всё, что угодно, но с моей стороны у нас с ним исключительно фрэндзона, как бы он не старался протаранить возведённую мной стену. К тому же пока все мои родственники настроены скептически.
Не хочу отвлекать парня от его дел, поэтому ничего не пишу и жду от него обещанного звонка. Меня не парит его молчание. Я почему-то уверена, что он обязательно позвонит. И я не ошибаюсь.
– Ну, привет, – голос Эмиля звучит как-то неестественно.
Я настораживаюсь. Его хриплый тон меня тревожит. Что это? Ощущение такое, что я разговариваю с пьяным человеком. Но Эмиль не пьёт! Вообще не понимаю, что происходит.
– Привет! – тихо отвечаю.
Повисает пауза. Лишь слышу неравномерное дыхание в телефоне.
– Эмиль? – обращаюсь к нему. – Что у тебя с голосом?
– Да так, ничего.
– Но… – я не знаю, что думать. – Погоди… Ты что, выпил? Ты же не пьёшь!
Хмурюсь в сомнениях и реально не могу найти причину. И он ещё молчит.
– Не хотел тебе говорить, но больше некому, – рвано хрипит парень. – У меня отец умер.
– А-а-а-х! – глотаю ртом воздух, ошарашенная этой жуткой новостью, и выдавливаю также хрипло: – Когда?
– Сегодня, – отвечает вяло.
В моей голове проносится сумасшедший вихрь мыслей. Перед глазами крутой Мерс, за рулём которого хозяин жизни… Всего несколько часов назад тот чел преспокойненько управлял машиной, и вдруг так – раз, и его не стало. Сюр полнейший! Неужели авария?
– А что случилось? – осторожно спрашиваю.
– Тромб отрвался, – всё та же мрачная интонация. – Вот так.
– Блин, – меня охватывает холодный страх, и я мямлю первое, что приходит на ум. – Прости… Я не знала…
– Да ладно, – тяжело вздыхает Эмиль. – Это ты прости, что гружу тебя своими траблами.
– Нет, всё нормально! – восклицаю я. – Ну, то есть ненормально, конечно. Это ужасно! Но ты правильно сделал, что поделился со мной. Я вообще в шоке!
– Давай, я тебя чуть позже наберу. А то вторая линия у меня.
– Да, без проблем. Звони в любое время! Я буду ждать!
Плетусь к маме на кухню, где она возится с посудомойкой. Ноги ватные. Вроде это же не у меня кто-то умер, а всё равно на сердце осела тяжесть.
– Мам, а что нужно говорить, если кто-то умер?
– Кто умер? – она резко отрывается от дел и уставляется на меня.
Делаю несколько вдохов и выдохов. Господи, невозможно поверить в такое.
– У Эмиля папа умер, – сообщаю скорбную весть.
На мамином лице меняется весь спектр эмоций. Она выпрямляется во весь рост. Потом подходит к обеденному столу и присаживается на стул. Конечно, это ошеломительное известие и её вгоняет в ступор.
– Так, подожди, – она выставляет ладони впрерёд, словно отвергает услышанное. – Ты хочешь сказать, что тот, кого нам сегодня так и не удалось увидеть, то бишь, отец Эмиля, он умер?
– Ну да, – киваю в недоумении. – Вот, мне только что позвонил Эмиль. У него такой упавший голос… И он сказал, что у него папа умер.
– О, Боже, – мотает головой мама. – Не может быть! Это какая-то ошибка…
– Ну, нет! – я трясу телефоном. – Мне же не послышалось! У него тромб какой-то там отрвался…
– Тромб? – морщится она. – Да, я знаю, такое бывает. Тогда это мгновенная смерть. О, Боженьки! Какой кошмар! Как всё это невовремя. Господи, что я несу?! Бедный мальчик! Он же теперь круглый сирота! Маму потерял сравнительно недавно, а теперь и отца не стало. Как же трудно поверить в это!
– Ну он же не мог так пошутить? В смысле Эмиль! – кажется мой первый шок уже прошёл, и я возвращаюсь в прежнее своё состояние.
– Пошутитить? – хмурит брови мать. – Такими вещами не шутят! Или он способен на такое?.. Твой Эмиль.
– Да фиг знает, – корчу злобную гримасу. – У него иногда о-о-очень тупые шутки!
– Так, ладно, – мама берёт себя в руки, – случилось то, что случилось. Так не хочется, чтобы кто-то умирал… Лучше бы это было неправдой. А с другой стороны, если у этого парня такие приколы, то с ним надо расставаться. И чем скорее, тем лучше. Это совсем не смешно. В любом случае ситуация критическая.
– Так, а что мне ему сказать? – возвращаюсь я к первоначальному вопросу. – Что говорят в таких случаях?
– Выражают соболезнованя, спрашивают, чем помочь. Говорят слова поддержки, – печально перечисляет она. – Но всё это общепринятые фразы, потому что нужно как-то реагировать. К сожалению, это та боль, которую неизбежно придётся пережить. И у каждого она своя, – горько так взыхает. – Что-то я расстроилась… Наверно, нужно отменить субботнюю встречу. Спроси, конечно. Может, ему, наоборот, захочется отвлечься. Хотя не представляю, что вообще способно отвлечь от такой беды. Сужу по себе – мне бы было не до гостей, это точно.
От всего этого и в нашем доме поселяется атмосфера скорби. Мы с мамой ходим как потерянные, как будто ищем способ повернуть время вспять. Игорь реагирует более сдержанно. Разбредаемся по своим комнатам. Да уж, ситуёвина паршивая.
Подсознательно жду звонка от Эмиля. Чувствую, что сейчас он остро нуждается в поддержке. Из меня, конечно, утешитель так себе, но я буду стараться. Перезванивает. Разговор у нас грустный, повсюду сквозит боль утраты.
– Эмиль, – произношу сочувственно, – если тебе нужна моя помощь, или помощь моей семьи, то ты смело обращайся. Я не знаю, чем можно помочь, но ты, главное, не молчи. Говори!
– Да, тут дело такое, – колеблется он, – я тебе кое-что недосказал.
– Что? – мои нервы натягиваются, как струны, потому что мне страшно услышать ещё что-то более ужасное.
– Умер мой родной отец. Биологический, – уже как-то безлико выдаёт парень.
– А-а-а, – слова застревают, зато накатывает смутное облегчение. – А тот, кого мы сегодня видели по пути из аэропорта, кто он?
– Это мой отчим, – сознаётся Эмиль. – Но я его называю папой. Я, кажется, уже говорил тебе, что отец не тот, кто заделал, а тот, кто воспитал.
С меня сваливается панцирь этой дурацкой скорби. Чувствую, как скорлупа, которая сковала меня целиком, теперь хрустит и отваливается крупными кусками, высвобождая моё тело и сознание из заточения тупой боли. Ситуация начинает вырисовываться иначе.
– Но ты мне никогда не говорил, что у тебя есть отчим, – в моих словах лёгкий упрёк.
– Потому что я считаю его родным, – констатирует он. – А кровный папаша бросил нас мамой, когда я был совсем мелкий. А потом, когда мне стукнуло шестнадцать, вдруг всплыл. Извиняться пробовал. Но мне на него было пофиг. Просто послал нах@й и никому никогда об этом не говорил. Ты первая узнала, потому что я тебе доверяю. А вообще это наша семейная тайна.
– Тайна? – выдыхаю.
Я искренне удивлена, что в этом может заключаться какая-то тайна. Мне бы в голову не пришло держать в секрете, что мамин Эдик тоже мой отчим. Не понимаю, зачем?! Таких семей полным-полно. Но, видимо, семья Эмиля со своими принципами и странностями. В моменте я ощущаю себя очень близкой этому парню. Он тоже рос с отчимом. А ещё мне льстит его доверие. Я словно вливаюсь в круг его семьи. Помаленьку. Очень зыбко.
– Но ты ведь всё равно расстроен?
– Да, есть немного, – его голос приобретает уверенность. – Но, если ты заметила, то отчима я называю «папа», а этого – «отец». Чуешь разницу? Больше всего меня парит мысль, что я его так и не простил. А он, бл@ть, взял и умер, сука! И мне никто не сказал, что он уже десять дней лежит в больничке. Бабушка с дедушкой даже знали, что он отъедет именно сегодня, и всё равно скрывали до последнего… А теперь... такая вот х@йня!
В моей голове снова сумбур. До меня никак не доходит, как можно умолчать о трагедии. Но ещё больше не въезжаю, как можно знать точную дату смерти. Ерунда какая-то!
– Жаль, конечно, – произношу грустно. – Но теперь уже ничего не изменить, к сожалению. Наверно, это рок. А когда похороны?
– Хз, – его голос уже стабилен, – завтра поеду оформлять все эти бумажки. Дам денег на похороны и поминки, а сам не пойду.
– Что? – изумлённо раскрываю глаза. – Ты про ваш чёрный джип, который сломался?
– Да, именно про него. В итоге на следующий день выяснилось, что неисправна коробка передач, но проявляется это только, когда двигатель прогреется. Ясное дело, что хитрожопый перекуп был в курсе, поэтому и ездил без нас. На прогретой машине сразу ощутилась неисправность. Через месяц случайно заметили, что распредвал в таком состоянии, что движок может заклинить. В результате вложили ещё кругленькую сумму в ремонт, пока довели транспорт до ума. Теперь вот опять нужно ремонтировать. Эх! А покупать другую подержанную машину я уже боюсь, поскольку снова иметь дело с перекупами мне не хочется. Очень редко, кто продаёт приличные машины. Обычно все эти развалюхи на ладан дышат.
– А, может, Эмиля попросить… – предлагаю вариант, чтобы помочь родителям.
– Так! Стоп! – тормозит меня мама. – Давай-ка не будем нагружать Эмиля своими проблемами. Вполне достаточно, что он помогает тебе. Мы с Эдиком – взрослые люди, и как-нибудь найдём выход из положения. А к Эмилю ещё нужно присмотреться. Сегодняшние совпадения с его отцом и квартирой в нашем районе тоже навевают определённые сомнения. Но Эмилю лучше думать, что мы верим ему безоговорочно. Это его расслабит, и он где-нибудь проколется.
– О! Мне Лика примерно также сказала! – вспоминаю я слова девушки брата.
– Значит, Лика не глупая, – делает вывод мама. – Надеюсь, Игорю с ней повезло!
– Блин, Майя проснулась! – слышу первые признаки плача ребёнка. – Жаль, не успели договорить.
– Ничего, – мама поднимается со своего места, – ещё всё успеется.
Она почти бежит на крик внучки. Я за ней. Вижу, как она замирает около люльки, не решаясь взять малышку на руки. В моменте мне кажется, что мама боится новых ощущений. Но это всего лишь видимость.
– Дашь понянчить? – лукаво спрашивает она, будто это игра в дочки-матери.
– Конечно! – я только рада переложить на кого-то часть забот.
– Тогда я её переодену, помою, поменяю памперс, а ты готовься к кормлению, – распоряжается мама. – Молоко в груди есть?
– Надо сцедить. Майя не берёт грудь!
– Кто тебе такое сказал?
– В роддоме… медсёстры.
– Не надо ничего сцеживать! Будем учиться брать грудь! – принимает решение мама. – Сцедить ещё успеешь. А вот прямо из маминой сиси самое полезное молочко: стерильное и нужной температуры. Так что готовь грудь. Но предупреждаю: будет неприятно и даже больно!
Душа устремляется в пятки от этого предупреждения. Я поражаюсь маминой уверенности. Она так хватко принимается за дело. Неужели за девятнадцать лет не забыла, как обращаться с младенцами?
Точно, не забыла! И мне есть, чему поучиться. По крайней мере, как держать ребёнка, чтобы помыть попу под краном – это тоже надо уметь. Я вечно боюсь, что Майя выскользнет из моих рук, поэтому пользуюсь влажными салфетками. Мама же отметает салфетки и показывает, как правильно перехватитиь малышку под мышкой за плечико, чтобы не уронить.
– Салфетки оставь для поликлиники, – рекомендует она. – Дома есть вода и мыло. Посмотри, как Маюне нравится умываться. Притихает и наслаждается. Обычно дети любят воду.
Вытирает, одевает. Присыпка, памперсы. Будто не я мама, а она. Майя кричит и сопротивляется, но бабушка ненадолго берёт её на руки и поднимает вверх. Потом плавно опускает. И так несколько раз. Девчушка успокаивается.
– Релакс. Релакс, – нараспев приговаривает мама, качая внучку. – Сейчас полетаем и продолжим одеваться, а потом будем кушать.
Ну просто волшебно! Я постоянно трясу ребёнка, чтобы она перестала орать, а тут, оказывается, все просто – полетали и тишина. Ненадолго, естественно, но эффективнее, чем тупо трясти.
– Так, – командует мама, – садись и занимай удобную позу. Освобождай грудь!
Выполняю всё чётко. Беру Майю на руки, а мама направляет её голову к моему соску. Малышка ищет, открывает ротик, но никак не может присосаться.
– Не привыкла, – хмурится мама. – Тоже нервничает. Но надо научить.
Минут десять уходит на то, пока заветный источник питания не оказался в захвате маленького рта. Но чего мне это стоило! От боли, которая пронзает моё тело насквозь, искры сыпятся из глаз. Спустя пару минут начает отпускать, и я чувствую, как убывает молоко из моей груди.
– Это не так просто, – шепчет мама. – Вам обеим нужно приспособиться и наладить процесс кормления. Не сразу всё устаканиться, зато потом еда всегда будет с собой! И теперь мы знаем, что грудь она берёт, а медсёстры заблуждались. Вы кушайте, а я пойду займусь делами.
В тишине слышу, как сладко причмокивает Майя, поедая натуральную пищу. А ещё думаю о том, что приехала бабушка, и сразу всё расставила по местам. Мне так не хватало мамы рядом. Впереди целый месяц, чтобы перенять её бесценный опыт. Это так много, и так мало.
Глава 46
Вечером за ужином создаём семейный совет, как лучше организовать знакомство с Эмилем. Мама с Маюней на руках, Игорь и я сидим за столом, а Юля с нами на связи по видео.
– Я думаю, что не стоит затягивать. Нужно уже пригласить парня к нам, пообщаться, ну а после будет видно, что он за человек, – на правах главы семьи выдвигает своё предложение мать. – Если в эту субботу? Юль, ты как? Собиралась же приехать!
– Я стопудово за! – Юля поднимает вверх большие пальцы обеих рук. – Специально освободила субботу, чтобы вас навестить. Я соскучилась по маме, а внучка по бабушке! А то потом снова работа, у мелкой детский сад. Сплошная рутина – уборка, готовка… А так мы с мелкой погостим у вас, заодно получше присмотрюсь к Эмилю.
– Отлично! Что скажете? – обращается к нам с Игорем мама.
– Мне-то пофиг, – ворчу я. – Я всегда на месте.
– Эй, пипл! – вставляет слово брат. – У меня планы на выходные.
– Игореш, а твоя Лика вообще собирается знакомится с мамой? – поддеваю я его.
– Э-э-э… – он тянет время, протирая салфеткой очки. – Тут, понимаешь ли, дело такое… Лика вроде не против познакомиться, но пока не созрела. Наш батя наплёл ей про нашу матушку всякой дичи, и Лика реально боится. Ей надо собраться с духом.
– Кого она боиться?! – выразительно фыркаю и закатываю глаза. – Нашу маму? Ну кринж!
– Кринж не кринж, а она девушка скромная, – защищает Лику брат.
– А я, значит, монстр! – невозмутимо пожимает плечами мама. – Ничего не буду говорить в своё оправдание. В принципе, Игореш, мы можем и без вас с Ликой посидеть с Эмилем. А Лика пусть зреет. Может и многовато будет два знакомства в один день.
– Без б, – соглашается Игорь. – Сразу скажу, что этому Эмилю я пока не доверял бы. Это сугубо моё личное мнение.
– Принято, – улыбается мама. – Обязательно учту.
Обговорив время и меню для предстоящего ужина, мне поручено пригласить в гости Эмиля. Я не горю желанием принимать участие в этих посиделках, но понимаю, что это необходимо, чтобы моя семья определилась в отношении моего друга. Сам Эмиль может думать всё, что угодно, но с моей стороны у нас с ним исключительно фрэндзона, как бы он не старался протаранить возведённую мной стену. К тому же пока все мои родственники настроены скептически.
Не хочу отвлекать парня от его дел, поэтому ничего не пишу и жду от него обещанного звонка. Меня не парит его молчание. Я почему-то уверена, что он обязательно позвонит. И я не ошибаюсь.
– Ну, привет, – голос Эмиля звучит как-то неестественно.
Я настораживаюсь. Его хриплый тон меня тревожит. Что это? Ощущение такое, что я разговариваю с пьяным человеком. Но Эмиль не пьёт! Вообще не понимаю, что происходит.
– Привет! – тихо отвечаю.
Повисает пауза. Лишь слышу неравномерное дыхание в телефоне.
– Эмиль? – обращаюсь к нему. – Что у тебя с голосом?
– Да так, ничего.
– Но… – я не знаю, что думать. – Погоди… Ты что, выпил? Ты же не пьёшь!
Хмурюсь в сомнениях и реально не могу найти причину. И он ещё молчит.
– Не хотел тебе говорить, но больше некому, – рвано хрипит парень. – У меня отец умер.
– А-а-а-х! – глотаю ртом воздух, ошарашенная этой жуткой новостью, и выдавливаю также хрипло: – Когда?
– Сегодня, – отвечает вяло.
В моей голове проносится сумасшедший вихрь мыслей. Перед глазами крутой Мерс, за рулём которого хозяин жизни… Всего несколько часов назад тот чел преспокойненько управлял машиной, и вдруг так – раз, и его не стало. Сюр полнейший! Неужели авария?
– А что случилось? – осторожно спрашиваю.
– Тромб отрвался, – всё та же мрачная интонация. – Вот так.
– Блин, – меня охватывает холодный страх, и я мямлю первое, что приходит на ум. – Прости… Я не знала…
– Да ладно, – тяжело вздыхает Эмиль. – Это ты прости, что гружу тебя своими траблами.
– Нет, всё нормально! – восклицаю я. – Ну, то есть ненормально, конечно. Это ужасно! Но ты правильно сделал, что поделился со мной. Я вообще в шоке!
– Давай, я тебя чуть позже наберу. А то вторая линия у меня.
– Да, без проблем. Звони в любое время! Я буду ждать!
Плетусь к маме на кухню, где она возится с посудомойкой. Ноги ватные. Вроде это же не у меня кто-то умер, а всё равно на сердце осела тяжесть.
– Мам, а что нужно говорить, если кто-то умер?
– Кто умер? – она резко отрывается от дел и уставляется на меня.
Делаю несколько вдохов и выдохов. Господи, невозможно поверить в такое.
– У Эмиля папа умер, – сообщаю скорбную весть.
На мамином лице меняется весь спектр эмоций. Она выпрямляется во весь рост. Потом подходит к обеденному столу и присаживается на стул. Конечно, это ошеломительное известие и её вгоняет в ступор.
– Так, подожди, – она выставляет ладони впрерёд, словно отвергает услышанное. – Ты хочешь сказать, что тот, кого нам сегодня так и не удалось увидеть, то бишь, отец Эмиля, он умер?
– Ну да, – киваю в недоумении. – Вот, мне только что позвонил Эмиль. У него такой упавший голос… И он сказал, что у него папа умер.
– О, Боже, – мотает головой мама. – Не может быть! Это какая-то ошибка…
– Ну, нет! – я трясу телефоном. – Мне же не послышалось! У него тромб какой-то там отрвался…
– Тромб? – морщится она. – Да, я знаю, такое бывает. Тогда это мгновенная смерть. О, Боженьки! Какой кошмар! Как всё это невовремя. Господи, что я несу?! Бедный мальчик! Он же теперь круглый сирота! Маму потерял сравнительно недавно, а теперь и отца не стало. Как же трудно поверить в это!
– Ну он же не мог так пошутить? В смысле Эмиль! – кажется мой первый шок уже прошёл, и я возвращаюсь в прежнее своё состояние.
– Пошутитить? – хмурит брови мать. – Такими вещами не шутят! Или он способен на такое?.. Твой Эмиль.
– Да фиг знает, – корчу злобную гримасу. – У него иногда о-о-очень тупые шутки!
– Так, ладно, – мама берёт себя в руки, – случилось то, что случилось. Так не хочется, чтобы кто-то умирал… Лучше бы это было неправдой. А с другой стороны, если у этого парня такие приколы, то с ним надо расставаться. И чем скорее, тем лучше. Это совсем не смешно. В любом случае ситуация критическая.
– Так, а что мне ему сказать? – возвращаюсь я к первоначальному вопросу. – Что говорят в таких случаях?
– Выражают соболезнованя, спрашивают, чем помочь. Говорят слова поддержки, – печально перечисляет она. – Но всё это общепринятые фразы, потому что нужно как-то реагировать. К сожалению, это та боль, которую неизбежно придётся пережить. И у каждого она своя, – горько так взыхает. – Что-то я расстроилась… Наверно, нужно отменить субботнюю встречу. Спроси, конечно. Может, ему, наоборот, захочется отвлечься. Хотя не представляю, что вообще способно отвлечь от такой беды. Сужу по себе – мне бы было не до гостей, это точно.
От всего этого и в нашем доме поселяется атмосфера скорби. Мы с мамой ходим как потерянные, как будто ищем способ повернуть время вспять. Игорь реагирует более сдержанно. Разбредаемся по своим комнатам. Да уж, ситуёвина паршивая.
Подсознательно жду звонка от Эмиля. Чувствую, что сейчас он остро нуждается в поддержке. Из меня, конечно, утешитель так себе, но я буду стараться. Перезванивает. Разговор у нас грустный, повсюду сквозит боль утраты.
– Эмиль, – произношу сочувственно, – если тебе нужна моя помощь, или помощь моей семьи, то ты смело обращайся. Я не знаю, чем можно помочь, но ты, главное, не молчи. Говори!
– Да, тут дело такое, – колеблется он, – я тебе кое-что недосказал.
– Что? – мои нервы натягиваются, как струны, потому что мне страшно услышать ещё что-то более ужасное.
– Умер мой родной отец. Биологический, – уже как-то безлико выдаёт парень.
– А-а-а, – слова застревают, зато накатывает смутное облегчение. – А тот, кого мы сегодня видели по пути из аэропорта, кто он?
– Это мой отчим, – сознаётся Эмиль. – Но я его называю папой. Я, кажется, уже говорил тебе, что отец не тот, кто заделал, а тот, кто воспитал.
С меня сваливается панцирь этой дурацкой скорби. Чувствую, как скорлупа, которая сковала меня целиком, теперь хрустит и отваливается крупными кусками, высвобождая моё тело и сознание из заточения тупой боли. Ситуация начинает вырисовываться иначе.
– Но ты мне никогда не говорил, что у тебя есть отчим, – в моих словах лёгкий упрёк.
– Потому что я считаю его родным, – констатирует он. – А кровный папаша бросил нас мамой, когда я был совсем мелкий. А потом, когда мне стукнуло шестнадцать, вдруг всплыл. Извиняться пробовал. Но мне на него было пофиг. Просто послал нах@й и никому никогда об этом не говорил. Ты первая узнала, потому что я тебе доверяю. А вообще это наша семейная тайна.
– Тайна? – выдыхаю.
Я искренне удивлена, что в этом может заключаться какая-то тайна. Мне бы в голову не пришло держать в секрете, что мамин Эдик тоже мой отчим. Не понимаю, зачем?! Таких семей полным-полно. Но, видимо, семья Эмиля со своими принципами и странностями. В моменте я ощущаю себя очень близкой этому парню. Он тоже рос с отчимом. А ещё мне льстит его доверие. Я словно вливаюсь в круг его семьи. Помаленьку. Очень зыбко.
– Но ты ведь всё равно расстроен?
– Да, есть немного, – его голос приобретает уверенность. – Но, если ты заметила, то отчима я называю «папа», а этого – «отец». Чуешь разницу? Больше всего меня парит мысль, что я его так и не простил. А он, бл@ть, взял и умер, сука! И мне никто не сказал, что он уже десять дней лежит в больничке. Бабушка с дедушкой даже знали, что он отъедет именно сегодня, и всё равно скрывали до последнего… А теперь... такая вот х@йня!
В моей голове снова сумбур. До меня никак не доходит, как можно умолчать о трагедии. Но ещё больше не въезжаю, как можно знать точную дату смерти. Ерунда какая-то!
– Жаль, конечно, – произношу грустно. – Но теперь уже ничего не изменить, к сожалению. Наверно, это рок. А когда похороны?
– Хз, – его голос уже стабилен, – завтра поеду оформлять все эти бумажки. Дам денег на похороны и поминки, а сам не пойду.
