— Слишком маленькая. — Голос Вермиллиона чуть хриплый от долгого молчания, и от этого дрожь по телу лишь усиливается: как же можно разговаривать столь соблазнительно… Он расстёгивает ремень брюк, они с шуршанием падают на пол, оголяя его, длинный и толстый, половой орган императора Дездиффе, твёрдый, пульсирующий. Фина тянет к нему руку непроизвольно: его член… Хочется потрогать это дьявольское копье, ощутить его тепло в своих ладонях, почувствовать, как пульс отдается, распространяясь по венам, там, где кожа тоньше всего. Неуверенно, неловко Фина проводит пальцами по сухому горячему стволу… Член немного дергается, и от этого становится еще интереснее.
— Я слышал, что дриады созданы, человек с ними спали, но не думал, что и младшая принцесса.
Резкий толчок, и Сельфина сидит на коленях, прямо на своей юбке на холодном полу балкона, глядя на горой возвышающегося над ней мужчину с довольной усмешкой: неужели, с самого ли начала император планировал вот так испробовать свою невесту?
В мягкие губы Фине упирается острая головка похожего на копье члена, и она размыкает их, тяжело дыша, чтобы принять это копье внутрь, облизнуть горячий ствол, обсосать, сглатывая слюну, занлатывать глубже и глубже, даже если для этого пришлось раскрыть раз так широко, как никогда и нигде: слишком большой… В ширину едва поместился, но в длину целиком он ей в рот точно не пройдет!
Сильная и тяжёлая рука на ее макушке, к сожалению, безжалостна, и толкает все глубже, так, что головка члена проходит до глотки, вызывая дикий зуд, хочется прокашляться, сделать глубокий вдох полной грудью, чему припятствует лишь толстое и длинное копье из плоти, которое император даже не думает вынимать из маленького узенького ротика.
В глотку что-то брызгает, вынуждает проглотить, и рефлекс уже невозможно сдерживать: Фина сдавленно кашяет, и хватка Вермиллиона немного слабеет, будто давая ей отодвинуться на приемлемое расстояние, пока между ног все сильнее скользит от вытекающего из самого нутра чего-то липкого, влажного и скользкого. А внутрь как хочется… Сельфина водит по члену языком и непроизвольно ерзает, чувствуя, как дискомфорт внутри все сильнее разрастается, словно лесной пожар захватывает лес, пожирая его полностью в своей ненасытности. Ну же…
Даже если он огромный, даже если будет больно, она хотела наконец почувствовать в себе этот зверский агрегат.
Отстранилась, в последний раз проводя языком по мягкой, едва шероховатой мошонке, по горячему смуглому стволу, по нежной головке, чтобы вновь подняться и согнуться пополам, чувствуя, как вновь язык повелителя драконов блуждает по ее возбужденному лону.
Он просто животное. Снова на колени, на четвереньки и лицом в пол, как только звери спариваются. Пристраивается сзади, наваливается сверху и медленно, будто специально затягивая, проникает, протыкая насквозь, от головки до самого основания вонзая в ее крохотную дырочку, что сейчас так болезненно тянет, пульсирует, заставляет свою хозяйку ерзать, насаживаясь глубже, будто от того, что он натянет ее на себя сильнее, боль исчезнет.
Немного выходит и снова внутрь, потом еще раз, потом быстрее, и Фина уже не может сдерживать непристойные стоны, пусть боль и отступила. Резче, грубее, будто пытаясь слиться с ней воедино, император драконов безжалостен, и едва она подстраивается под ритм, начинает лишь яростнее таранить ее крохотное лоно, так сильно растянутое его животным орудием. Это не член, это орудие пытки, сладкой и вязкой, как патока.
Стоны громче, но в зале, где играет музыка, их никто не услышит. Вермиллион будто выбивает на ее естестве свою принадлежность, вбиваясь жадно, глубоко и резко, много раз, настолько много, что когда все тело простреливает дрожью, а между ног вдруг струей брызгает влага, стон звучит лишь протяжнее, но не громче. Воздух наполняется ушающе-сладким цветочным ароматом, что стал сильнее после того, как Фина излилась соками… Этот аромат словно наркотик, снимает боль и заставляет хотеть большего: она совершенно не насытилась… Ее жених, внезапно словно с цепи сорвавшийся, двигаясь быстрее, грубее, яростнее, кажется, тоже. И кажется, будто внутренности должны разорваться от такой ярости, но тот головокружительный аромат похож на дурман, что притупляет любые чувства, кроме желания, обостряя это сладкое удовольствие до предела. Это… Настоящая суть Цветения дриад? Если так, то Фина не была удивлена, что все ее братья и сестры рождены от разных мужчин, ведь противостоять такому…
Невозможно. Сил нет. Ноги подкашиваются, но эта сладкая пытка даже и не думает кончаться: такой грязный животный секс на холодном устланным мхом полу с мужчиной, обжигающим теплом своего тела, неутомимым воином пустыни… Кажется, она сейчас сойдет с ума, ведь даже ее стоны сейчас как будто слились в один, единый, почти жалобный.
Внутрь выплеснунось нечто горячее, и Фина взвыла, выгибаясь, чувствуя лёгкий дискомфорт от того, что внутри стало непривычно пусто. Почему именно сейчас… Она совсем не хотела заканчивать это вот так, ей нужно больше!..
— Нельзя. — Томный хриплый шепот Вермиллиона опалил нежное ушко, и тяжесть грузного, наваливающегося на хрупкое женское тельце мужчины моментально испарилось вместе с его же теплом. — Ты больше не выдержишь.
— Почему не выдержу? Я…. — Фина бормотала себе под нос: и что она несёт вообще? Начинало постепенно отпускать и на холодную голову девушка чувствовала как подступает стыд: да что она творит, она… Только что отдалась императору Дездиффе? Перед тем самым Вермиллионом дехья Дездиффе, который должен убить ее и уничтожить ее родной дом, она бесстыдно раздвинула ноги, трогала руками, брала в рот… Да что же такое с этим похотливым телом лесной проститутки!
— Простите, я… Извините, — у неё язык больше не поворачивался, что ещё говорить? Она сейчас… Умрет?
— В следующий раз ты не отделаешься так легко. — От голоса императора по коже мурашки, но совсем не от страха… Что же происходит, она же не возбудится сейчас снова? Ноги едва держат, подняться оказалось намного тяжелее, чем Фина думала изначально: мягкие, будто пуховые подушки, они дрожали, холодные, онемевшие. Хотелось попросить взять ее на руки, но нельзя…
Его руки оказались на ее талии прежде, чем подобная мысль закралась в пустую от усталости голову.
— Приводи себя в порядок.
Хорошо сказано, ещё бы сделать это сейчас. Платье, волосы… Все в полнейшем хаосе. Дрожащие пальцы еле поправляют лиф наряда, спущенный к самому корсету, а что делать с обезображенной причёской… Господи, великие боги, неужели она не справится без помощи своих служанок с этим несчастьем? Но как ей позвать служанок и при этом не вызвать лишних вопросов.
— Я выйду и пришлю прислугу. — Надо же, этот мужчина… На редкость внимательный и обходительный. Она думала он ее совсем одной оставит после всего этого и даже не поможет, ведь в романе император Вермиллион едва ли удостаивал свою супругу снисходительным взглядом…
Странно, разве он не должен был там, как и сейчас, попасть под влияние ее Цветения? Раз уж это настолько мощная вещь, то почему в романе ни разу не упоминались их сексуальные игрища, и были ли они вообще? То, насколько Фина под воздействием своей собственной силы сошла с ума, оригинальная принцесса ведь тоже должна была подвергнуться тому же эффекту, это было в крови всех дриад, имеющих множество любовников, настолько созданных для наслаждения, что на черном рынке их, как сексуальных рабов, если судить по книге, продавали по заоблачным ценам. Она просто не могла не хотеть своего мужа, который привлекал даже ее собственных старших сестер, но почему-то он относился к той, книжной, настоящей Сельфине пренебрежительно…
От всех этих мыслей начинала болеть голова. Возможно, она была слишком настырной поэтому не нравилась ему? Ну не могло же быть так, что на него не действовала эта безумная сила Цветения…
— Ваше Высочество? — Служанка, кланяясь, заглянула на балкон, вырывая Фину из потока накативших на неё мыслей: точно, сейчас она стоит в совершенно непотребном виде в разгар бала в ее собственную честь…
Какой позор. Надо было срочно привести себя в порядок.
— Ох, Принцесса, мы так рады за вас! — Ах да, точно, ведь место, где она живет — страна помешанных на сексе существ, ну чему она удивляется. Сейчас бы не умереть со стыда, пока две ее личные горничные, радостно щебеча об успехах своей госпожи на постельном поприще, поправляют ее платье и заново заплетают превратившиеся в нечто непотребное растрепавшиеся косы. Между ног мокро и что-то течет, и нижние юбки наверняка все грязные, пропахли спермой и ее соками. Сквозь несдерживаемый цветочный аромат, окутывающий тело каждой дриады, этого не ощутить, но ведь платье она рано или поздно снимет…
Скорее бы вернуться в свои покои и принять ванну, но она, как хозяйка торжества, обязана оставаться на нем до самого последнего гостя. Чертовы правила.
Хотелось бы продержаться на уставших ногах до этого самого завершения бала.
***
Принцесса Сельфина, Сельфина Грация делла Фьоре, это имя для эрцгерцогини Нериссы, казалось, всегда будет пропитано каплями горького яда и крови на языке, но то самое зрелище, то, как ее всегда холодный старший брат вдруг потерял голову от этой женщины… Этого никогда не случалось.
В прошлый раз подобного на ее памяти точно не было, ни в начале их с братом супружеской жизни, ни на всем ее протяжении до самой казни Ядовитого Цветка Империи: Лион никогда не заходил во дворец гарема, чтобы повидать жену, предпочитая призывать к себе свою одну единственную оставшуюся во всем разогнанном еще в начале правления гареме наложницу. Эта несчастная наложница… Кажется, ее вытолкнули из окна башни? Нерисса не слишком помнила, что именно произошло с той девушкой-рабыней, да и не интересовалась: рабы ведь всего лишь вещи, то, что она возвысилась до наложницы императора, было всего лишь везением.
Так или иначе, сейчас все почему-то было по-другому. Брат, который внезапно воспылал страстью к своей невесте, и этот бал, на котором сама Нери повела себя совсем не так, как тогда, раньше, до этого момента все проходило точь в точь по сценарию.
Смерть отца и самоубийство матери, воцарение Лиона как императора, казнь чиновников, которую он устроил: все эти события в точности повторяли ее прошлую жизнь, ту, в которой она так же, как и сейчас, была великой эрцгерцогиней, единственной принцессой империи Дездиффе, но с одним-единственным отличием.
— Окно состояния. — Перед лицом всплыло незримое никому, кроме ее самой, голубое окошко с письменами, которые лишь она одна могла прочесть. Точно, до смерти и возвращения во времени у Нериссы не было этого дара богини, позволяющего видеть все физические и духовные качества ее самой и существ рядом. Этот подарок она смогла заполучить лишь к самому закату своей жизни, когда ничто не могло ее спасти, даже обещания Клода уничтожить весь мир, если она вдруг покинет его.
Остатки яда вывести из организма так и не удалось. Не смотря на все усилия Лиона и Клода, Нери с каждым днем чувствовала, как силы покидают ее все сильнее. Силы драконьего ядра Океанов успокаивали боль, но не могли исцелить, пусть Клод и подрядил всех прославленных магов Бездны Брездерна разыскивать противоядие. После казни императрицы Сельфины Нерисса прожила около года. И лишь в последний месяц своего существования в этом мире отыскала таинственную Сферу Древних, позволяющую, по преданиям, читать мысли и намерения окружающих.
Самой умирающей эрцгерцогине эта сфера не нужна была: да боже, зачем она ей, если скоро ее не станет — но для всегда находящегося в опасности предательства Лиона, которого собственная жена могла убить так же, как отравила его сестру… Она просто хотела, чтобы брат был в безопасности. Кто же знал, что сила Сферы впитается в ее тело и вернет Нериссу во времени, подарив свои возможности как дополнение к драконьему ядру. Сами способности древнего механизма были совсем невелики: показывали настоящее имя, неведомые очки физических показателей, какие-то странные статусы и нрав существа, а также некоторые особые способности. Чтобы разобраться в том, какой показатель за что отвечает, ушли годы практики и изучения…
Имя девушки на балконе совершенно точно Сельфина Грация делла Фьоре, раса — высшая дриада, статус: Призванная Душа. Странно… Подобного статуса Нери никогда раньше не видела, но характеристики этой самой души обнадеживали: «стремление к миру» — навряд ли у Сельфины в прошлый раз была та же характеристика. Получается, на данный момент зла она никому не желала. Что же… Может быть, это хоть немного, но изменит их печальное будущее.
Ах, точно, она ведь просто хотела побыть одна. Багряное пятно от пролитого цветочного вина рдело на лазурных юбках парадного платья: всего одна неловкость одного забавного парнишки, а сколько мороки. Нерисса махнула рукой, пурпур вина с еще не высохшей ткани хлынул ей в руку — иногда то, что она родилась с ядром океана, а не с пламенным, как отец и брат, очень помогало. В конце концов, поджечь платье она не особо хотела, даже в королевстве похоти и разврата ходить голышом все еще не принято, пусть нижнее белье они и не носят.
— Госпожа Нери!.. — Мягкий, чуть испуганный голос заставил Нериссу повернуть голову, испаряя влагу в руке: ох, она же наверняка сильно испугала его, когда просто сбежала из зала. Младший принц Бездны Брездерна, Данталиан… Принц Данте, неуклюжий и немного застенчивый, о котором она так привыкла заботиться в своей прошлой жизни, брат-близнец Клода с полностью противоположными ему способностями, он, ласковый, как щеночек, всегда нравился ей своим необыкновенно-легким для принца демонов характером. — Простите, я не хотел, чтобы так вышло! Я вас обидел?
— Ну конечно нет. — Какой же он добрый, Нерисса не могла сдержать улыбку, глядя на это милое лицо. — Все в порядке, видите? Пятна уже нет. Ваше Высочество не должно так переживать по поводу нелепой случайности.
— Но вы убежали поэтому я подумал, что вам стало стыдно… — Принц Данте опустил голову, почесывая затылок, кровь прилила к его бледному доброму лицу: кажется, сейчас он немного смущен своим поведением, это даже мило для молодого мужчины его возраста. — Простите еще раз, я просто оступился.
— Я уже давно простила Ваше Высочество. — Нерисса тихо хохотнула, так, что ее смех он навряд ли услышал даже тонким слухом полудемона, ведь не слышат же люди, не прислушиваясь, журчание близкого родника. — Возвращайтесь в зал, я вскоре к Вам присоединюсь.
— Хорошо, мы будем вас ждать! — «Мы»… От этого слова мурашки по коже. Вновь увидев лицо Клода, Нерисса, казалось, расплачется прямо перед ним, перед его лицом, красивым, ласковым, совсем таким же, каким оно было в тот день, когда она встретила его вновь после долгой, на протяжении всего детства, разлуки. Вновь в памяти всплыли его
