Мария Милюкова, Саша Верес
«Как взбесить Анубиса!»
От автора:
Во Вселенной нет ничего постоянного кроме самого Времени!
Никто не знает, как всё было на самом деле, как строились пирамиды, как выглядел Сфинкс до разрушения и потопа, какие законы и правила действовали до и во времена фараонов. Есть только гипотезы: скорее всего, вполне возможно, очевидно что…
Я расскажу вам одну историю. Она не приоткроет тайны прошлого, не заставит переосмыслить уже открытое. Эта история бездоказательна и ничем не подтверждена, но и опровергающих фактов вы тоже не найдёте, – пески давно поглотили правду и очень неохотно раскрывают тайны археологам.
Итак, хотите – верьте, хотите – нет, но дело было так…
Зал Двух Истин. Вход в Дуат.
В зале Двух Истин царил полумрак. Тени плясали на каменных статуях Маат, заставляя ожидавшего суда человека нервно прикусывать губу. Если бы не рука Анубиса, крепко сжимавшая его плечо, он бы, наверно, уже давно свалился на пол. Ужас, сковавший тело, оказался сильнее осознания того, что он умер. Совсем умер. Окончательно. Бесповоротно. Вот он жил, дышал, веселился, а потом резко заболело в груди, и наступила чернота. Следующее, что он помнил – огромный зал с колоннами, люди в одеждах богов и боль в руке от крепкой хватки Анубиса.
Боги говорили. Но как бы человек ни старался, понять ничего не мог: их голоса будто звучали и одновременно не существовали, напоминали мелодию, но казалось, звуки можно было потрогать руками. Он не мог даже толком разглядеть самих богов, понимал, что прекрасная Маат сияет ярче солнца, а сереброволосый Тот лучится магическим светом, но стоило только задуматься, попытаться приглядеться и перед глазами будто начинала кружиться вода, смазывая изображение. И только эбонитово-черный Анубис был реален. Человек чувствовал железную хватку его пальцев и даже слышал дыхание под маской пустынного золотого волка.
Знания поступали частями. Человек осознавал только то, что ему дозволено было узнать, то, что мог воспринять крошечный неразвитый мозг: его погребение прошло успешно; Родственники сделали всё по правилам, – подготовили тело, прошли похоронной процессией по мосту, собрали для загробной жизни все нужные для загробной жизни вещи, – начиная от одежды с посудой и заканчивая оружием, золотыми украшениями, мебелью, животными и… Человек закрутил головой: а где его жена? Где молодая жена, с которой он только-только скрепил узы брака?! Они даже до кровати дойти не успели, сердце прихватило где-то у спальни. Но по его последней воле, девчонку должны были замуровать в саркофаге с его телом, чтобы он мог насладиться ею после смерти. Где она? Где его ясноокая красавица?
Человек только краем глаза заметил очертания женской фигуры, успел даже облизнуться, но потом в его сознании вспыхнул образ весов – тонкой работы, с двумя чашами и письменами языка богов на основании. На одной чаше лежало сердце. Его сердце. Оно всё еще билось – тук-тук, тук-тук. Биение эхом разносилось по зале Двух Истин, отмеряя его время. Время, которое уже кончилось.
Медленно спланировало на вторую чашу тончайшее белое перо. Невесомое. Лёгкое. Прекрасное. Спланировало и осталось лежать. Весы даже не покачнулись.
– И что это значит? – Забеспокоился человек.
– Что ты был очень плохим мальчиком, Хагер. – Еле слышно выдохнул Анубис ему в спину. – Очень плохим.
Вопль ужаса заглушил шепот бога мертвых. Что будет с человеком дальше, Анубиса не интересовало: Аммут сожрёт его сердце раньше, чем несчастный осознает весь ужас этого действа. Хотя, положа руку на сердце, для Анубиса это наказание казалось даже мягким: человечишко оказался мерзким. С такими похотями, что даже у него сердце холодом обливалось. Дары для Хагера он видел своими глазами: несчастных животных, которых тащили на убой, игрушки для удовлетворения низменных желаний и его последнюю жену – совсем молодую девушку. Вернее, её тело: несчастная ушла в Дуат на своих условиях. Хотя по воле Хагера, её должны были запечатать с ним в саркофаге ещё живую.
– Анубис? – Голос Тота был тихим, но встревоженным. – Это ты провожал его жену?
– Разве не ты? – Анубис отвернулся от весов и потрясённо уставился на маску ибиса, за которой прятались синие глаза бога мудрости.
– Я взвешивал девушку. Но она не было женой …этого.
– Но была в мастабе* (*гробница для зажиточных людей) с его телом?
Тот не ответил. Да и не надо было: Аммут разберется с мужской половиной новобрачных, а …узнать, как получилось, что под видом жены в Чертоги Осириса попала другая душа, – задача Анубиса.
– Твои не могли что-то напутать?
Анубис сжал кулаки: его остолопы могли! Ещё как могли! Иногда складывалось ощущение, что у жрецов под капюшонами звенели только пустые черепа без мозгов.
– Разберемся. – Твёрдо произнёс Анубис и, развернувшись, покинул зал.
Накладки случались крайне редко, но всё же случались. Главное, удержать равновесие. Надо устроить взбучку жрецам, найти пропавшую девчонку и передать ее на суд Маат. Тогда всё встанет на свои места.
Ему было даже жаль бедную душу несостоявшейся жены старого развратника, она попыталась обмануть смерть, и у неё почти получилось сбежать.
Но Анубиса не обманешь. И от него не сбежишь.
Та-Кемет. Некрополь.
Анубис вышел на улицу, выдохнул, сдерживая ярость, и, пройдя вверх по ступеням, остановился на каменной площадке входа в некрополь. Солнце горячими лучами, казалось, подсвечивало сам воздух. Свет слепил, отражался от травы и отполированных плит дороги. В синем небе носились птицы, шумели листьями деревья, качали бутонами цветущие кустарники. Та-Кемет радовался новому дню, а Анубис был мрачнее тучи. Эбонитовая тьма магии загробного мира покрывала его кожу и будто даже сейчас, в полдень, ехидно ухмылялась – смотрите, люди, и не забывайте кто перед вами. И пусть не отвлекают вас золотые пластины на доспехах и маске, что сверкают чуть ли не ярче солнца, он – проводник самой Смерти!
Анубис мельком взглянул на вход в некрополь, до хруста сжал пальцы в кулак, – пустоголовые жрецы всё же что-то напутали! Никто из них не сознался в подмене тела, но факт оставался фактом – невеста оказалась с душком. Во всех смыслах. Тело, помещенное в мастабу усопшего Хагера, уже подверглось мумификации. Кривой, надо сказать, сделанной наспех, хоть и с заметным старанием. Даже неопытному жрецу хватило бы одного взгляда, чтобы заметить ошибки. Но ведь не взглянули, не обратили внимания!
Анубис закрыл глаза. Надо найти пропажу. Девчонка не могла далеко уйти, она где-то здесь, в Та-Кемет.
– От твоих воплей разве что земля не вздрагивала. – Раздался слева от него спокойный знакомый голос.
Анубис посмотрел на Атума и еле заметно оскалился: смотрит прямо на солнце своими синющими глазами и даже не щурится. И ходит тише кошки. Не того бога назвали Бастет.
– За дело. – Отозвался он. Потому что знал, – Атум его не обвиняет, не придирается, просто констатирует факт. У всех богов есть недостатки, у Атума – отсутствие эмоций. Он при всём желании не смог бы понять ярость Анубиса, как и посочувствовать ему. Непрошибаемая безэмоциональная скала! Будь у него хотя бы вполовину такие стальные нервы, может, учить жрецов было бы проще. Пока его окружали только безрукие болваны с пустыми канопами (*канопы – сосуды для хранения органов при мумификации) вместо черепов, никаких нервов не хватит на их обучение!
Так они и стояли: один вглядывался прямо в полыхавшую на небе звезду, второй скрывал лицо под маской шакала. Они были разные, – свет и тьма, жизнь и смерть, но всегда смотрели в одном направлении.
– За дело… – Задумчиво повторил Атум. – Твои эмоции тебе мешают.
Анубис хрустнул пальцами, но огрызаться не стал. Он всегда понимал бога мудрости, прощал ему многое, особенно – непрошеные советы. Атум влезал в его жизнь не со зла, а ради любопытства, может, где-то в недрах души он даже испытывал к нему что-то похожее на привязанность. Тьма задери, Атум едва ли знает, что такое злиться, о какой привязанности может идти речь?!
– Иногда только хорошая порка их стимулирует. – Попытался оправдаться Анубис. – Они не развиваются без давления.
Атум глянул на маску шакала. В синих глазах сверкнуло солнце и любопытство:
– Не согласен. Информация, поданная спокойным тоном, снижает стресс и запоминается лучше.
– Уж согласись, – усмехнулся Анубис. – Это я учу людей. И некоторых из них хочется мумифицировать вживую, настолько они тупы.
– Пари! – Оживился вдруг Атум. – Десять… Нет, четырнадцать восходов солнц, что ты не выдержишь и сорвешься на какого-нибудь человечка.
– Чего? Пари? Ты серьезно?
– Принимаешь? Или согласен, что из тебя отвратный учитель?
Анубис застыл. Рука дёрнулась ущипнуть себя же за руку: Атум предложил пари? Это как если бы он решил поиграть? Он же никогда не лез в дела пантеона, с чего вдруг такая заинтересованность?
– Четырнадцать солнц? – На всякий случай переспросил Анубис.
– Четырнадцать. – Кивнул Атум.
– Пари на то, что я не прибью кого-то из учеников?
– Из людей. Всех людей. Не прибьешь, не разорвешь, не наорешь. Будешь душкой, милым и спокойным. Как я.
Тишина. Только жарило солнце да шумели пальмы. Где-то в листве хохотал ибис.
– И что мне за это будет? – Отмер Анубис.
– Проиграешь, отдашь мне что-то своё на мой выбор. Выиграешь, возьмешь что-то моё.
Анубис рассмеялся. В маске его смех казался глухим и зловещим. Будь сейчас здесь жрецы, попадали бы на колени с писком.
– На что мне твои игрушки, Атум? Мудрыми книгами завалена и моя библиотека.
– Я так и знал, – твои эмоции управляют тобой, и ты не в силах с ними совладать. – С горечью произнёс синеглазый гигант и снова уставился прямо на солнце. Если бы не маска шакала, он увидел бы, как нехорошо в этот момент улыбнулся Анубис, как заполыхала в его глазах ярость. Атум никогда и ничего не делал просто так, им двигал только холодный расчёт. Если ему нужен какой-то камень из его сокровищницы, мог бы просто попросить. На кой такая сложная схема?
– Согласен. – Анубис протянул руку. Атум схватил его за предплечье, сжал, заглянул в глаза через прорези в маске. Ого, сколько предвкушения в его взгляде! Не знай он, что бог мудрости – бесчувственный истукан, решил бы, что всё это время он просто скрывал свои эмоции.
– Четырнадцать солнц, Анубис.
– Четырнадцать солнц, Атум.
– Что-то моё или твое на выбор победителя.
– На выбор.
Пари было заключено. Апофеозом стал невероятный грохот: внутри некрополя что-то взорвалось, из дверей повалил густой черный дым. Заорали люди.
Атум посмотрел на Анубиса. Анубис на Атума.
– Наорёшь на безруких людишек? – С усмешкой спросил бог мудрости.
– Ну что ты, – сквозь зубы прошипел шакал. – Как можно? Я же сама доброта…
И потопал в некрополь, до хруста сжимая пальцы в кулак. И зачем он согласился подыграть этому синеглазому пройдохе? Не позеленеть бы от ярости за четырнадцать-то дней!
Атум проводил взглядом взбешенного Анубиса, поманил слугу пальцем и тихо приказал:
– Вели прислать в мои покои Табию. Игра началась.
Иуну – Город Столбов. Покои Атума.
Я – Табия: пятьдесят килограмм авантюризма и невнимательности, волосы темные, глаза карие, худая как росток финиковой пальмы. Когда боги раздавали женские прелести и округлости, я, видимо, стояла в очереди за любопытством или обчищала чужой сад с финиками. Мое имя чаще всего переводится как «талантливая». Что есть, то есть – я талантливо бешу людей и вляпываюсь в неприятности. Если мы с ребятами лезли в чужой сад, то ловили только меня. Не потому что я медленнее всех бегаю, просто обязательно провалюсь в яму или платье запутается в ветках. Если ибис решит пролететь над площадью, то именно надо мной он выронит из когтей дохлую лягушку. Лягушка попадёт мне по макушке, я свалюсь на какого-нибудь торгаша, торгаш перевернет лоток с фруктами, фрукты покатятся по земле и прямо под паланкин* (*паланкин – крытые носилки на двух жердях) какого-нибудь уважаемого человека; Уважаемый оскорбится и велит всыпать мне пять плетей, я побегу (а кто бы ни побежал?!) и …провалюсь в яму с таким содержимым, что даже верные шемсу* (*спутники/охрана/слуги) меня пожалеют. Я – ходячая катастрофа! Я выбешиваю людей по щелчку пальцев. И я попала…
Всё случилось месяц назад. Я бродила по рынку, когда Хагер пришел описывать товар. Писец – хорошая должность, уважаемая. И если такой уважаемый человек чего-то хотел, он это получал. Захотел он меня. Что сказала родня, когда в наш дом пришла сваха? Табия, это шанс, – вот что сказали мне они, – шанс стать уважаемой женщиной, шанс обрести власть, поумнеть и сменить, наконец, штаны на мягкий калазирис. А еще это шанс обеспечить образование младшему брату. Я не согласилась. Но и не отказалась. Просто приняла свадьбу как нечто неотвратимое.
А потом Хагер умер. Схватился за грудь на пороге нашей спальни, посинел, выплюнул пену и умер. Я плохо помню тот вечер. Только черное небо и яркие звёзды, круглые от ужаса глаза брата и его шепот: «Я читал его завещание! Я не позволю! Слышишь меня, не позволю!»
Потом были меджаи, допросы и процессия переноса тела в некрополь, слова сочувствия и шепотки за спиной. Гьяси сделал так, чтобы для всех я считалась мертвой. Где мой брат взял тело, откуда выкопал и кого положили в саркофаг вместо меня, я не знаю. Но я очень старалась провести ритуал мумификации для этой бедняжки как можно тщательнее. Я действительно старалась. И я думала, что спаслась. Все, кроме брата, считали меня мёртвой, впереди была целая жизнь под новым именем и зелёные просторы Та-Кемет!
Есть старая поговорка: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Мне даже рассказывать не пришлось, – Атум знал всё. И вот я стою в его покоях и думаю лишь о том, что подвела всех. И в первую очередь брата. Он пошел на немыслимое ради меня, – подтасовка улик, замена тела, осквернение мастабы. Двух, если предположить, что одну он разграбил ради подменного тела. Хорошо будет, если его просто изгонят с позором!
– У меня к тебе будет небольшое поручение. – Мягко произнёс Атум. Сам Атум, Бог мудрости, великий, могущественный и… от страха я даже забыла, как правильно обращаться к синеокому владыке. Мне упасть ниц прямо тут? Я бы с удовольствием, только ноги не слушаются. Одеревенели и даже не сгибаются! Как кивнула-то, понять не могу!
– Тебе нужно вывести Анубиса из себя. Любыми способами.
– К-как? – Попыталась спросить я.
– Просто будь собой. – Спокойно подсказал он. – А взаме-ен… Чего ты хочешь, Табия?
– Брата! – Словно очнулась я. – Защиту для брата и семьи. Они не виноваты, это всё я!
– Интересно. А для себя что-то хочешь попросить?
– Умереть быстро. – Определилась я. Потому что вывести из себя бога мумификации – последнее, что можно сделать в жизни. Про Анубиса говорят одно и то же: он безобразен, потому постоянно ходит в маске шакала, он злопамятен, потому ему на глаза лучше не попадаться, он хитёр и изобретателен. Особенно в пытках. Он – бог смерти. И раз уж мне суждено умереть, то пусть это будет на моих условиях.
– Умереть быстро, справедливый суд Маат и свободу от завещания Хагера. – Быстро перечислила я.
В глазах Атума сверкнуло что-то холодное и тут же исчезло. Я слишком многое прошу и вконец обнаглела? Возможно. Но мне и терять особо нечего.
«Как взбесить Анубиса!»
От автора:
Во Вселенной нет ничего постоянного кроме самого Времени!
Никто не знает, как всё было на самом деле, как строились пирамиды, как выглядел Сфинкс до разрушения и потопа, какие законы и правила действовали до и во времена фараонов. Есть только гипотезы: скорее всего, вполне возможно, очевидно что…
Я расскажу вам одну историю. Она не приоткроет тайны прошлого, не заставит переосмыслить уже открытое. Эта история бездоказательна и ничем не подтверждена, но и опровергающих фактов вы тоже не найдёте, – пески давно поглотили правду и очень неохотно раскрывают тайны археологам.
Итак, хотите – верьте, хотите – нет, но дело было так…
Пролог.
Зал Двух Истин. Вход в Дуат.
В зале Двух Истин царил полумрак. Тени плясали на каменных статуях Маат, заставляя ожидавшего суда человека нервно прикусывать губу. Если бы не рука Анубиса, крепко сжимавшая его плечо, он бы, наверно, уже давно свалился на пол. Ужас, сковавший тело, оказался сильнее осознания того, что он умер. Совсем умер. Окончательно. Бесповоротно. Вот он жил, дышал, веселился, а потом резко заболело в груди, и наступила чернота. Следующее, что он помнил – огромный зал с колоннами, люди в одеждах богов и боль в руке от крепкой хватки Анубиса.
Боги говорили. Но как бы человек ни старался, понять ничего не мог: их голоса будто звучали и одновременно не существовали, напоминали мелодию, но казалось, звуки можно было потрогать руками. Он не мог даже толком разглядеть самих богов, понимал, что прекрасная Маат сияет ярче солнца, а сереброволосый Тот лучится магическим светом, но стоило только задуматься, попытаться приглядеться и перед глазами будто начинала кружиться вода, смазывая изображение. И только эбонитово-черный Анубис был реален. Человек чувствовал железную хватку его пальцев и даже слышал дыхание под маской пустынного золотого волка.
Знания поступали частями. Человек осознавал только то, что ему дозволено было узнать, то, что мог воспринять крошечный неразвитый мозг: его погребение прошло успешно; Родственники сделали всё по правилам, – подготовили тело, прошли похоронной процессией по мосту, собрали для загробной жизни все нужные для загробной жизни вещи, – начиная от одежды с посудой и заканчивая оружием, золотыми украшениями, мебелью, животными и… Человек закрутил головой: а где его жена? Где молодая жена, с которой он только-только скрепил узы брака?! Они даже до кровати дойти не успели, сердце прихватило где-то у спальни. Но по его последней воле, девчонку должны были замуровать в саркофаге с его телом, чтобы он мог насладиться ею после смерти. Где она? Где его ясноокая красавица?
Человек только краем глаза заметил очертания женской фигуры, успел даже облизнуться, но потом в его сознании вспыхнул образ весов – тонкой работы, с двумя чашами и письменами языка богов на основании. На одной чаше лежало сердце. Его сердце. Оно всё еще билось – тук-тук, тук-тук. Биение эхом разносилось по зале Двух Истин, отмеряя его время. Время, которое уже кончилось.
Медленно спланировало на вторую чашу тончайшее белое перо. Невесомое. Лёгкое. Прекрасное. Спланировало и осталось лежать. Весы даже не покачнулись.
– И что это значит? – Забеспокоился человек.
– Что ты был очень плохим мальчиком, Хагер. – Еле слышно выдохнул Анубис ему в спину. – Очень плохим.
Вопль ужаса заглушил шепот бога мертвых. Что будет с человеком дальше, Анубиса не интересовало: Аммут сожрёт его сердце раньше, чем несчастный осознает весь ужас этого действа. Хотя, положа руку на сердце, для Анубиса это наказание казалось даже мягким: человечишко оказался мерзким. С такими похотями, что даже у него сердце холодом обливалось. Дары для Хагера он видел своими глазами: несчастных животных, которых тащили на убой, игрушки для удовлетворения низменных желаний и его последнюю жену – совсем молодую девушку. Вернее, её тело: несчастная ушла в Дуат на своих условиях. Хотя по воле Хагера, её должны были запечатать с ним в саркофаге ещё живую.
– Анубис? – Голос Тота был тихим, но встревоженным. – Это ты провожал его жену?
– Разве не ты? – Анубис отвернулся от весов и потрясённо уставился на маску ибиса, за которой прятались синие глаза бога мудрости.
– Я взвешивал девушку. Но она не было женой …этого.
– Но была в мастабе* (*гробница для зажиточных людей) с его телом?
Тот не ответил. Да и не надо было: Аммут разберется с мужской половиной новобрачных, а …узнать, как получилось, что под видом жены в Чертоги Осириса попала другая душа, – задача Анубиса.
– Твои не могли что-то напутать?
Анубис сжал кулаки: его остолопы могли! Ещё как могли! Иногда складывалось ощущение, что у жрецов под капюшонами звенели только пустые черепа без мозгов.
– Разберемся. – Твёрдо произнёс Анубис и, развернувшись, покинул зал.
Накладки случались крайне редко, но всё же случались. Главное, удержать равновесие. Надо устроить взбучку жрецам, найти пропавшую девчонку и передать ее на суд Маат. Тогда всё встанет на свои места.
Ему было даже жаль бедную душу несостоявшейся жены старого развратника, она попыталась обмануть смерть, и у неё почти получилось сбежать.
Но Анубиса не обманешь. И от него не сбежишь.
Глава 1.
Та-Кемет. Некрополь.
Анубис вышел на улицу, выдохнул, сдерживая ярость, и, пройдя вверх по ступеням, остановился на каменной площадке входа в некрополь. Солнце горячими лучами, казалось, подсвечивало сам воздух. Свет слепил, отражался от травы и отполированных плит дороги. В синем небе носились птицы, шумели листьями деревья, качали бутонами цветущие кустарники. Та-Кемет радовался новому дню, а Анубис был мрачнее тучи. Эбонитовая тьма магии загробного мира покрывала его кожу и будто даже сейчас, в полдень, ехидно ухмылялась – смотрите, люди, и не забывайте кто перед вами. И пусть не отвлекают вас золотые пластины на доспехах и маске, что сверкают чуть ли не ярче солнца, он – проводник самой Смерти!
Анубис мельком взглянул на вход в некрополь, до хруста сжал пальцы в кулак, – пустоголовые жрецы всё же что-то напутали! Никто из них не сознался в подмене тела, но факт оставался фактом – невеста оказалась с душком. Во всех смыслах. Тело, помещенное в мастабу усопшего Хагера, уже подверглось мумификации. Кривой, надо сказать, сделанной наспех, хоть и с заметным старанием. Даже неопытному жрецу хватило бы одного взгляда, чтобы заметить ошибки. Но ведь не взглянули, не обратили внимания!
Анубис закрыл глаза. Надо найти пропажу. Девчонка не могла далеко уйти, она где-то здесь, в Та-Кемет.
– От твоих воплей разве что земля не вздрагивала. – Раздался слева от него спокойный знакомый голос.
Анубис посмотрел на Атума и еле заметно оскалился: смотрит прямо на солнце своими синющими глазами и даже не щурится. И ходит тише кошки. Не того бога назвали Бастет.
– За дело. – Отозвался он. Потому что знал, – Атум его не обвиняет, не придирается, просто констатирует факт. У всех богов есть недостатки, у Атума – отсутствие эмоций. Он при всём желании не смог бы понять ярость Анубиса, как и посочувствовать ему. Непрошибаемая безэмоциональная скала! Будь у него хотя бы вполовину такие стальные нервы, может, учить жрецов было бы проще. Пока его окружали только безрукие болваны с пустыми канопами (*канопы – сосуды для хранения органов при мумификации) вместо черепов, никаких нервов не хватит на их обучение!
Так они и стояли: один вглядывался прямо в полыхавшую на небе звезду, второй скрывал лицо под маской шакала. Они были разные, – свет и тьма, жизнь и смерть, но всегда смотрели в одном направлении.
– За дело… – Задумчиво повторил Атум. – Твои эмоции тебе мешают.
Анубис хрустнул пальцами, но огрызаться не стал. Он всегда понимал бога мудрости, прощал ему многое, особенно – непрошеные советы. Атум влезал в его жизнь не со зла, а ради любопытства, может, где-то в недрах души он даже испытывал к нему что-то похожее на привязанность. Тьма задери, Атум едва ли знает, что такое злиться, о какой привязанности может идти речь?!
– Иногда только хорошая порка их стимулирует. – Попытался оправдаться Анубис. – Они не развиваются без давления.
Атум глянул на маску шакала. В синих глазах сверкнуло солнце и любопытство:
– Не согласен. Информация, поданная спокойным тоном, снижает стресс и запоминается лучше.
– Уж согласись, – усмехнулся Анубис. – Это я учу людей. И некоторых из них хочется мумифицировать вживую, настолько они тупы.
– Пари! – Оживился вдруг Атум. – Десять… Нет, четырнадцать восходов солнц, что ты не выдержишь и сорвешься на какого-нибудь человечка.
– Чего? Пари? Ты серьезно?
– Принимаешь? Или согласен, что из тебя отвратный учитель?
Анубис застыл. Рука дёрнулась ущипнуть себя же за руку: Атум предложил пари? Это как если бы он решил поиграть? Он же никогда не лез в дела пантеона, с чего вдруг такая заинтересованность?
– Четырнадцать солнц? – На всякий случай переспросил Анубис.
– Четырнадцать. – Кивнул Атум.
– Пари на то, что я не прибью кого-то из учеников?
– Из людей. Всех людей. Не прибьешь, не разорвешь, не наорешь. Будешь душкой, милым и спокойным. Как я.
Тишина. Только жарило солнце да шумели пальмы. Где-то в листве хохотал ибис.
– И что мне за это будет? – Отмер Анубис.
– Проиграешь, отдашь мне что-то своё на мой выбор. Выиграешь, возьмешь что-то моё.
Анубис рассмеялся. В маске его смех казался глухим и зловещим. Будь сейчас здесь жрецы, попадали бы на колени с писком.
– На что мне твои игрушки, Атум? Мудрыми книгами завалена и моя библиотека.
– Я так и знал, – твои эмоции управляют тобой, и ты не в силах с ними совладать. – С горечью произнёс синеглазый гигант и снова уставился прямо на солнце. Если бы не маска шакала, он увидел бы, как нехорошо в этот момент улыбнулся Анубис, как заполыхала в его глазах ярость. Атум никогда и ничего не делал просто так, им двигал только холодный расчёт. Если ему нужен какой-то камень из его сокровищницы, мог бы просто попросить. На кой такая сложная схема?
– Согласен. – Анубис протянул руку. Атум схватил его за предплечье, сжал, заглянул в глаза через прорези в маске. Ого, сколько предвкушения в его взгляде! Не знай он, что бог мудрости – бесчувственный истукан, решил бы, что всё это время он просто скрывал свои эмоции.
– Четырнадцать солнц, Анубис.
– Четырнадцать солнц, Атум.
– Что-то моё или твое на выбор победителя.
– На выбор.
Пари было заключено. Апофеозом стал невероятный грохот: внутри некрополя что-то взорвалось, из дверей повалил густой черный дым. Заорали люди.
Атум посмотрел на Анубиса. Анубис на Атума.
– Наорёшь на безруких людишек? – С усмешкой спросил бог мудрости.
– Ну что ты, – сквозь зубы прошипел шакал. – Как можно? Я же сама доброта…
И потопал в некрополь, до хруста сжимая пальцы в кулак. И зачем он согласился подыграть этому синеглазому пройдохе? Не позеленеть бы от ярости за четырнадцать-то дней!
Атум проводил взглядом взбешенного Анубиса, поманил слугу пальцем и тихо приказал:
– Вели прислать в мои покои Табию. Игра началась.
***
Иуну – Город Столбов. Покои Атума.
Я – Табия: пятьдесят килограмм авантюризма и невнимательности, волосы темные, глаза карие, худая как росток финиковой пальмы. Когда боги раздавали женские прелести и округлости, я, видимо, стояла в очереди за любопытством или обчищала чужой сад с финиками. Мое имя чаще всего переводится как «талантливая». Что есть, то есть – я талантливо бешу людей и вляпываюсь в неприятности. Если мы с ребятами лезли в чужой сад, то ловили только меня. Не потому что я медленнее всех бегаю, просто обязательно провалюсь в яму или платье запутается в ветках. Если ибис решит пролететь над площадью, то именно надо мной он выронит из когтей дохлую лягушку. Лягушка попадёт мне по макушке, я свалюсь на какого-нибудь торгаша, торгаш перевернет лоток с фруктами, фрукты покатятся по земле и прямо под паланкин* (*паланкин – крытые носилки на двух жердях) какого-нибудь уважаемого человека; Уважаемый оскорбится и велит всыпать мне пять плетей, я побегу (а кто бы ни побежал?!) и …провалюсь в яму с таким содержимым, что даже верные шемсу* (*спутники/охрана/слуги) меня пожалеют. Я – ходячая катастрофа! Я выбешиваю людей по щелчку пальцев. И я попала…
Всё случилось месяц назад. Я бродила по рынку, когда Хагер пришел описывать товар. Писец – хорошая должность, уважаемая. И если такой уважаемый человек чего-то хотел, он это получал. Захотел он меня. Что сказала родня, когда в наш дом пришла сваха? Табия, это шанс, – вот что сказали мне они, – шанс стать уважаемой женщиной, шанс обрести власть, поумнеть и сменить, наконец, штаны на мягкий калазирис. А еще это шанс обеспечить образование младшему брату. Я не согласилась. Но и не отказалась. Просто приняла свадьбу как нечто неотвратимое.
А потом Хагер умер. Схватился за грудь на пороге нашей спальни, посинел, выплюнул пену и умер. Я плохо помню тот вечер. Только черное небо и яркие звёзды, круглые от ужаса глаза брата и его шепот: «Я читал его завещание! Я не позволю! Слышишь меня, не позволю!»
Потом были меджаи, допросы и процессия переноса тела в некрополь, слова сочувствия и шепотки за спиной. Гьяси сделал так, чтобы для всех я считалась мертвой. Где мой брат взял тело, откуда выкопал и кого положили в саркофаг вместо меня, я не знаю. Но я очень старалась провести ритуал мумификации для этой бедняжки как можно тщательнее. Я действительно старалась. И я думала, что спаслась. Все, кроме брата, считали меня мёртвой, впереди была целая жизнь под новым именем и зелёные просторы Та-Кемет!
Есть старая поговорка: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Мне даже рассказывать не пришлось, – Атум знал всё. И вот я стою в его покоях и думаю лишь о том, что подвела всех. И в первую очередь брата. Он пошел на немыслимое ради меня, – подтасовка улик, замена тела, осквернение мастабы. Двух, если предположить, что одну он разграбил ради подменного тела. Хорошо будет, если его просто изгонят с позором!
– У меня к тебе будет небольшое поручение. – Мягко произнёс Атум. Сам Атум, Бог мудрости, великий, могущественный и… от страха я даже забыла, как правильно обращаться к синеокому владыке. Мне упасть ниц прямо тут? Я бы с удовольствием, только ноги не слушаются. Одеревенели и даже не сгибаются! Как кивнула-то, понять не могу!
– Тебе нужно вывести Анубиса из себя. Любыми способами.
– К-как? – Попыталась спросить я.
– Просто будь собой. – Спокойно подсказал он. – А взаме-ен… Чего ты хочешь, Табия?
– Брата! – Словно очнулась я. – Защиту для брата и семьи. Они не виноваты, это всё я!
– Интересно. А для себя что-то хочешь попросить?
– Умереть быстро. – Определилась я. Потому что вывести из себя бога мумификации – последнее, что можно сделать в жизни. Про Анубиса говорят одно и то же: он безобразен, потому постоянно ходит в маске шакала, он злопамятен, потому ему на глаза лучше не попадаться, он хитёр и изобретателен. Особенно в пытках. Он – бог смерти. И раз уж мне суждено умереть, то пусть это будет на моих условиях.
– Умереть быстро, справедливый суд Маат и свободу от завещания Хагера. – Быстро перечислила я.
В глазах Атума сверкнуло что-то холодное и тут же исчезло. Я слишком многое прошу и вконец обнаглела? Возможно. Но мне и терять особо нечего.
