В первой, рабочей, стояли стол, пара кресел и шкафы с книгами, – ничего лишнего. Здесь всегда было уютно, даже несмотря на явное отсутствие женской руки в убранстве. Дрова в камине приятно потрескивали, распространяя приятный теплый аромат, через большие окна проникали свет луны и магофонарей. Чем не укромный уголок уставшего после любовных подвигов мужчины?
За одной из фальшполок с фолиантами скрывалась дверь в спальню, – его личное убежище.
Ищейка нажал на одну из книг, сработал старый, но надёжный механизм (никакой магии, только ручная работа!), и шкаф бесшумно отъехал в сторону, открывая проход. Мебель в спальню он выбирал сам: старую, антикварную. Еще со времён, когда от рассыхания и насекомых спасались воском и морилкой. Ему нравился этот аромат, – чистый, без вездесущего запаха канифоли от артефактов. Постельное бельё из некрашеного льна с нитями шёлка, – мягкое, приятное телу, – манило, обещая отдых. Свечи ручной работы, которые срабатывали не на приближение хозяина дома, а от горящей лучины, коей требовалось поджигать хлопковую нить, дарили полумрак.
Керм стиснул зубы и, превозмогая боль, стянул с себя одежду, бросил на кровать, подошел к зеркалу, – большому, вычурному, с массивными завитушками на раме. Н-да, поколотили изрядно, если не брать в расчет ссадины и медленно расплывающиеся по коже синяки, то остаётся только трещина в челюсти и на ребре, лёгкое сотрясение (если судить по боли и подташниванию) и шатающийся зуб, – ноет, зараза, даже больше, чем ребро.
– Одеваться не пробовал? – Недовольно огрызнулась Белинда, вплывая в комнату. В одной руке она несла пропитанное маслом полотенце, в другой – пиалу. В пиале плескалась вода, постукивали друг о друга кубики льда; Спальня тут же наполнилась ароматами ромашки, подорожника и зверобоя – зелье. Лечебное. Ведьма всегда заботилась о нём. Естественно, он же её «работа».
– Если бы тебя это смущало, ты бы без стука не входила. – Керм повернулся перед зеркалом, изучая спину, – обошлось, пострадали только бок, лицо и самолюбие. Какого Лешего на него набросились маги? Совсем сдурели от своих амулетов?!
– Твоё слово. – Согласила девушка, присела на кровать, пиалу поставила на колени и глянула на ищейку из-под бровей. – Долго тебя ждать?
Керм вздохнул. На языке так и вертелось едкое «я дольше жду», но он промолчал. Закрытая тема. Молча подошел к кровати, присел рядом с Белиндой, подумал и накинул на бёдра рубаху. Она его не хотела, бесполезно прыгать перед ней что в одежде, что без. Может, она просто фригидна? Надо бы покопаться в архивах, узнать о ведьмах побольше.
– Рассказывай. – Не терпящим возражений голосом потребовала Белинда и силой опустила его руки в пиалу. Тут же заныли отбитые костяшки пальцев. Лекарственный отвар оказался приятным – теплым и маслянистым.
Боль стихала. Керм чувствовал, как нежные колдовские нити текут по его венам, исцеляя, излечивая раны и ссадины. В голове и мыслях будто рассеивался туман, а боль в челюсти превращалась в обычный зуд.
Ищейка посмотрел на Белинду, а она против обыкновения не фыркнула, не отвернулась, выдержала взгляд. Керм прищурился, – что-то новенькое сверкало в её глазах. Эта девчонка с длинной косой была тайной, запретной книгой, единственной, кого он не мог «прочитать». Во всех смыслах. И только с ней он чувствовал себя неопытным, неуверенным мальчишкой.
– Что рассказывать? – Наконец вспомнил он.
– Всё. Ты меня несколько удивил своим внешним видом.
«Несколько удивил?!»
– На меня напали! – Ошалел Керм, сообразив, на что намекает ведьма.
– Понимаю.
– Белинда, на меня напали маги! Три мага. Ты реально решила, что меня такое интересует?
– От тебя пахнет Весёлым домом. Даже я чувствую. – Максимально небрежно заметила девушка. – Ты пропадаешь там почти каждую ночь, а сейчас заявился… вот таким. Что я должна подумать?
– Всё что угодно, кроме того, что я садист!
– Мазохист. – Поправила Белинда.
– Одна копна. Ну ты даё-ошь!
Девушка посмотрела в круглые от удивления глаза парня и озорно рассмеялась:
– Не моё это дело, осуждать предпочтения друга. А вот заботиться о сохранности его тела, – очень даже моё! Каламбур. – Белинда взяла полотенце и осторожно провела им по руке Керма, смывая чужую кровь. Оба знали, – лечить внешние раны так же обязательно, как и внутренние. А ещё, что смыть с себя грязь влажным полотенцем парень может и сам.
– Белинда..?
– Я рада, что ты хорошо проводишь время, Керм. – Строго отрезала ведьма.
Рада она. Ему бы её радость!
Тряпка скользила по его плечу, спине, пояснице, оставляя на коже мокрые дорожки. Они приносили телу прохладу, но выворачивали наизнанку почему-то душу. Они могли бы быть вместе! Эти прикосновения, взгляды могли быть общими. Он сделал бы всё, чтобы Белинда была довольна. Им. Ими. Перед глазами вспыхнули образы: извивающееся в его руках податливое от желания тело, запрокинутая голова, стон, переходящий в крик, её ногти впиваются ему в руку… Уж он бы постарался, чтобы она…
– Ах ты, зараза! – Мокрая тряпка хлестанула по плечу и грохнулась на рубашку. Керм охнул и согнулся, инстинктивно закрывая пах.
– С ума сошла?!
– Я его лечу, а он… он… поднимается весь из себя! – Кипела праведным гневом Белинда. – Извращенец!
– А то ты не знала! Чего ты хочешь от меня? Хорошо, в следующий раз броню надену, устроит тебя?
– Достаточно штаны напялить! Это вежливость!
– Это ты вломилась ко мне в спальню! Уж извини, что был не одет, я не ждал гостей!
– Мог бы так не реагировать!
– Я?! Я не реагировать? Ты меня маслом натираешь, как я должен еще реагировать?
– Как-то! Но …не так! – Белинда всучила тряпку с пиалой Керму и, махнув косой, умчалась. Ищейка переставил ледяную воду на кровать и растерянно почесал переносицу: ладно, теперь он будет одеваться даже в собственной спальне. Не проблема.
Пижаму купить, что ли?
– И не сопи так сердито! – Проворчала Белинда откуда-то из глубины дома. – Лучше делом займись. Тебя пытались убить, между прочим!
– Хотели бы убить, использовали магию. – Керм переставил пиалу на прикроватную тумбочку и вышел в кабинет, попутно прыгая на одной ноге, влезая в штаны. – Просто поколотили, отвели душу.
– Попытались, да. – В голосе Белинды проскользнула улыбка, но недовольство осталось. – Мои мальчики горячие и не думают головой. Зато кое-каким другим местом думают часто. Да, Керм?
Да!
Шкаф с лёгким шелестом встал на место, скрывая спальню. Керм задержался у магопринтера, отправляя несрочный вызов знакомому магу: может, Бродяга подскажет, кому из его коллег он перешёл дорогу, – и направился на кухню. Оттуда уже тянуло ароматом свежих пирожков и ведовским сбором, – прекрасно! Скоро его нюх притупится, и можно будет дышать почти полной грудью, без риска задохнуться от сонма городских запахов.
Кухня встретила его светом магосвечей, пляской пламени в печи (хозяйка не признавала артефакты и готовила только на открытом огне, дай волю, развела бы костёр прямо на столе!) и мучным облаком. Бодро стучала скалка, расплющивая пушистое тесто, хозяйка бурчала что-то себе под нос, щедро перекладывая начинку на подготовленный блин.
Вот так, да?! Всё еще дуется, значит.
Ищейка осторожно опустился на свободный стул, заглянул в глаза старушке, но та отвела взгляд. Ну, точно, обижается. И без того тошно.
Со стороны он сейчас выглядел просто монстром каким-то: взял и расстроил пухлую милую старушку с добрыми-добрыми глазами. Древнее солнышко, которое все его знакомые называли коротко Ба, стояло перед ним в вязаных носках, пушистых тапочках и… кожаных штанах; В рубахе с металлическими вставками (иногда охота за травами может быть опасной и от укуса бешеной белки спасут только они – шипы на рукавах!); Широкий ремень придерживал круглое пузо, седые лохматые волосы ловко прижимал к голове сложенный в несколько раз платок. Милота, одним словом. Недаром эту Ба любили все без исключения: начиная парнями из его стаи и заканчивая боевыми магами Йиландера. Любили и побаивались, потому что она с одинаковым усердием кормила выпечкой чуть ли не весь ковен и раздавала тумаки тапком за любой проступок. Парни боялись не получить оплеуху мягким тапочком, скорее, переживали за любимую Ба и берегли её нервы. Знали бы они правду…
Керм вдруг вспомнил, как Ба огрела генерала по затылку меховой обувью за сравнение девки из Весёлого дома с очень страшной лошадью, и еле сдержал улыбку. Тогда ошалевшему генералу пришлось извиняться перед Ба сразу за две ошибки и учесть, что:
1. Никогда не следует говорить даже о самой безобразной женщине, что она некрасива! Женщина может отомстить – раз, «мои мальчики так не выражаются», – два.
2. «Никогда не обижать лошадок, потому что все животные прекрасны! Нашёл с кем сравнить прекрасное создание, эта ж баба страшная что ужас!»
По мнению Ба, рассуждать о внешности женщин может только другая женщина. И точка.
– Ешь. – Морщинистая рука подвинула ему блюдо с пирожками – румяными, ароматными. В животе тут же заурчало, напоминая о пропущенном ужине. Ну да, он заменил кусок жареного мяса Жанной. В принципе, разница небольшая, но от еды всё же был толк, – голод он притуплял.
Керм взял пирожок, откусил побольше и запил сладким горячим чаем. Блаженство! Чистое блаженство!
– Не обижайся. – С набитым ртом попросил ищейка.
Скалка замерла в воздухе и почти сразу с силой опустилась на новую порцию теста. Керм смотрел, как расплющивается податливый шарик под нажимом деревянного валика и думал о том, что знает, кого Ба представляет сейчас на месте этого куска теста. Его!
– Сам дурак. – Наконец откликнулась она.
– Я повел себя некрасиво. Согласен. Учту.
– Перед девчонкой телесами трясти, – эко чего удумал, негодник… – Бурчала старушка. Но уже беззлобно, скорее, нравоучительно.
– Я случайно.
Скалка впечаталась в стол, приплющивая тесто.
– Вот еще раз, Керм! Еще раз такое себе позволишь… И я… – Скалка взвилась в воздух и замерла у носа ищейки. – Понял?
– Понял.
– И с Весёлым домом завязывай. Подумай о том, что опосля твоих приключений, твои вещи стираю я. Или сам стирай, ежели орясину свою в штанах держать не умеешь!
– Да понял.
– Что-то сомневаюсь я сейчас!
Керм вдруг нахмурился. Отодвинул чай и полупустую тарелку пирожков. По загривку пробежал холодок, – будь там шерсть, встала бы дыбом. Старушка на него даже не взглянула, только скалку сильнее сжала: допетрил, наконец, тугодум рыжий!
Ищейка поднялся со стула и вышел в коридор. Принюхался. И впервые за прошедшие сутки пожалел, что сорвался и наелся пирожков: ароматы смазывались, запахи терялись. Он был бесполезен для неё прямо здесь и сейчас!
– Керм?
– Я понял, я же сказал! – Недовольно рыкнул ищейка.
Он должен был сообразить сразу, как только она заговорила, расслышать в её голосе узнаваемые скрипучие нотки! Или потом, как только зашёл на кухню! Потому что Ба появлялась только по двум причинам: она была очень зла – во-первых, и в доме посторонний – во-вторых.
Керм снова принюхался: канифоль, аромат выпечки, металла от сваленного в кучу барахла и… Ищейка замер посередине коридора, медленно вдохнул, закрыл глаза, сортируя ароматы…. Вот он, чужой запах. Еле уловимый, но такой знакомый. Прямиком из детства. Но не распознаешь вот так сразу, не вытащишь из памяти.
Керм взял след, осторожно сделал шаг вперед. Не потерять бы, не упустить.
Еще шаг. Зайти в кабинет.
Странно. Он же только недавно здесь был и ничего не учуял. Как он умудрился проворонить чужака?
След привел его к столу. Затем к серебряному подносу с ажурными бортами. К чашке с кофе. Чуть тёплого кофе. К аромату которого примешивался тот самый запах. И ведь не вспомнишь что за запах-то! В памяти всплывают обрывками только смех, радость и тот самый армат.
Не понял сейчас?!
– Ба?!
– Чего орёшь, оголтелый? – Донеслось из кухни.
А голос-то дрожит! Волнуется, значит. За него или просто за компанию?
– Кто в доме, Ба?
– Кто-то. Был. Сейчас …уже нет. Точно нет. Наверно.
– В мой кофе что-то подлили.
– Бывает.
– Ты уверена, что мы одни?
– Вот сейчас мозг включи: будь я уверена, стояла бы перед тобой в таком виде?
Керм вышел в коридор одновременно со старушкой. Оба поняли друг друга без слов: она ринулась на второй этаж, вооруженная скалкой и плохим настроением, Крем – на обыск в дальние комнаты.
Ищейка проверил все закутки и укромные места, обшарил подвал и шкафы, посмотрел под кроватями и столами. Пусто. Безрезультатно. По запахам он тоже ничего толкового сказать не мог, потому что прекрасные пирожки Ба подействовали как всегда отлично. И впервые он был этому не рад.
Ищейка только хрустнул пальцами, скрывая ярость: кто-то зашёл в его дом. Без приглашения! И напакостил здесь от всей души. Что ж, этот «кто-то» сам напросился.
– Ба, иди спать. – Коротко бросил Керм, застав старушку на лестнице. – Я завтра разберусь.
– Вот токмо тебя спросить забыла, ага! – Окрысилась ведьма. Но к себе вернулась. Ищейка знал, она глаз не сомкнёт, пока заговоры на окнах не перепроверит. Больше потому, что ненавидела притворяться. Керм был единственным (если не считать еще двух ведьм), кто видел её истинный лик, для всех остальных его Белинда была просто милой Ба. «Так проще», – любила повторять ведьма. Для чего и кого проще Керм так и не узнал. И очень надеялся, что молодая девчонка с чёрной длинной косой, его единственная любовь, – это и есть «правильная» внешность ведьмы, потому как иначе было бы …очень нехорошо! Для мужской психики.
Завтра же нужно переговорить с Бродягой и навестить магов: попытаться начистить ему физиономию в Веселом доме – одно дело, но покуситься на его кров и женщину – совсем другое! За это маги поплатятся!
Ищейка проверил дверь, долго стоял у лестницы, прислушиваясь к звукам со второго этажа: тишина. Будто в доме жил он один. Какие заговоры Белинда наложила на дом – загадка, но с момента её заселения, он ни разу не слышал никаких посторонних звуков. Будто она была привидением, а не молодой ведьмой! Что там делают женщины, когда остаются одни? Песни поют в ванной, ругаются с ножкой стола, покусившейся на ее мизинец, трещат с подружками о мужиках, – хоть какие-то звуки должны исходить от этого тела, кроме недовольных воплей?! Но ведь тишина! Просто идеальная соседка получается!
Керм вернулся в спальню и упал в кровать. По потолку змеились трещины, – старый дом разваливался на глазах. Скрипели половицы, падала краска со стен, чадил дымоход камина. Но ремонт он делать не собирался, берёг нос. Не выдержат его пазухи и нервы реставрационных амулетов!
А с магами, одна копна, ничего не выходило: завтра можно было бы прогуляться в ковен магов и найти нападавших самому, – поставленные им синяки он сразу узнает, да и сломанное ребро выдаст, но… Если маги обратятся к лекарю, следов на них не останется. За ночь эти кудесники даже ребро срастят, что уж говорить об обычных синяках и отбитых костяшках?!
Перед глазами вспыхнули образы: обнаженная Белинда, гладкая кожа, её волосы путаются в его пальцах, стон, ногти впиваются ему в кожу…
– ***!!! – Керм перевернулся на живот, сбил подушку и закрыл глаза: одна овца, две овцы, три овцы, четыре…
Уже на пороге сна Керм услышал, как щелкнул в кабинете магопринтер, выплюнул в лоток лист бумаги. Утром надо проверить. Сейчас спать. Не думать.
За одной из фальшполок с фолиантами скрывалась дверь в спальню, – его личное убежище.
Ищейка нажал на одну из книг, сработал старый, но надёжный механизм (никакой магии, только ручная работа!), и шкаф бесшумно отъехал в сторону, открывая проход. Мебель в спальню он выбирал сам: старую, антикварную. Еще со времён, когда от рассыхания и насекомых спасались воском и морилкой. Ему нравился этот аромат, – чистый, без вездесущего запаха канифоли от артефактов. Постельное бельё из некрашеного льна с нитями шёлка, – мягкое, приятное телу, – манило, обещая отдых. Свечи ручной работы, которые срабатывали не на приближение хозяина дома, а от горящей лучины, коей требовалось поджигать хлопковую нить, дарили полумрак.
Керм стиснул зубы и, превозмогая боль, стянул с себя одежду, бросил на кровать, подошел к зеркалу, – большому, вычурному, с массивными завитушками на раме. Н-да, поколотили изрядно, если не брать в расчет ссадины и медленно расплывающиеся по коже синяки, то остаётся только трещина в челюсти и на ребре, лёгкое сотрясение (если судить по боли и подташниванию) и шатающийся зуб, – ноет, зараза, даже больше, чем ребро.
– Одеваться не пробовал? – Недовольно огрызнулась Белинда, вплывая в комнату. В одной руке она несла пропитанное маслом полотенце, в другой – пиалу. В пиале плескалась вода, постукивали друг о друга кубики льда; Спальня тут же наполнилась ароматами ромашки, подорожника и зверобоя – зелье. Лечебное. Ведьма всегда заботилась о нём. Естественно, он же её «работа».
– Если бы тебя это смущало, ты бы без стука не входила. – Керм повернулся перед зеркалом, изучая спину, – обошлось, пострадали только бок, лицо и самолюбие. Какого Лешего на него набросились маги? Совсем сдурели от своих амулетов?!
– Твоё слово. – Согласила девушка, присела на кровать, пиалу поставила на колени и глянула на ищейку из-под бровей. – Долго тебя ждать?
Керм вздохнул. На языке так и вертелось едкое «я дольше жду», но он промолчал. Закрытая тема. Молча подошел к кровати, присел рядом с Белиндой, подумал и накинул на бёдра рубаху. Она его не хотела, бесполезно прыгать перед ней что в одежде, что без. Может, она просто фригидна? Надо бы покопаться в архивах, узнать о ведьмах побольше.
– Рассказывай. – Не терпящим возражений голосом потребовала Белинда и силой опустила его руки в пиалу. Тут же заныли отбитые костяшки пальцев. Лекарственный отвар оказался приятным – теплым и маслянистым.
Боль стихала. Керм чувствовал, как нежные колдовские нити текут по его венам, исцеляя, излечивая раны и ссадины. В голове и мыслях будто рассеивался туман, а боль в челюсти превращалась в обычный зуд.
Ищейка посмотрел на Белинду, а она против обыкновения не фыркнула, не отвернулась, выдержала взгляд. Керм прищурился, – что-то новенькое сверкало в её глазах. Эта девчонка с длинной косой была тайной, запретной книгой, единственной, кого он не мог «прочитать». Во всех смыслах. И только с ней он чувствовал себя неопытным, неуверенным мальчишкой.
– Что рассказывать? – Наконец вспомнил он.
– Всё. Ты меня несколько удивил своим внешним видом.
«Несколько удивил?!»
– На меня напали! – Ошалел Керм, сообразив, на что намекает ведьма.
– Понимаю.
– Белинда, на меня напали маги! Три мага. Ты реально решила, что меня такое интересует?
– От тебя пахнет Весёлым домом. Даже я чувствую. – Максимально небрежно заметила девушка. – Ты пропадаешь там почти каждую ночь, а сейчас заявился… вот таким. Что я должна подумать?
– Всё что угодно, кроме того, что я садист!
– Мазохист. – Поправила Белинда.
– Одна копна. Ну ты даё-ошь!
Девушка посмотрела в круглые от удивления глаза парня и озорно рассмеялась:
– Не моё это дело, осуждать предпочтения друга. А вот заботиться о сохранности его тела, – очень даже моё! Каламбур. – Белинда взяла полотенце и осторожно провела им по руке Керма, смывая чужую кровь. Оба знали, – лечить внешние раны так же обязательно, как и внутренние. А ещё, что смыть с себя грязь влажным полотенцем парень может и сам.
– Белинда..?
– Я рада, что ты хорошо проводишь время, Керм. – Строго отрезала ведьма.
Рада она. Ему бы её радость!
Тряпка скользила по его плечу, спине, пояснице, оставляя на коже мокрые дорожки. Они приносили телу прохладу, но выворачивали наизнанку почему-то душу. Они могли бы быть вместе! Эти прикосновения, взгляды могли быть общими. Он сделал бы всё, чтобы Белинда была довольна. Им. Ими. Перед глазами вспыхнули образы: извивающееся в его руках податливое от желания тело, запрокинутая голова, стон, переходящий в крик, её ногти впиваются ему в руку… Уж он бы постарался, чтобы она…
– Ах ты, зараза! – Мокрая тряпка хлестанула по плечу и грохнулась на рубашку. Керм охнул и согнулся, инстинктивно закрывая пах.
– С ума сошла?!
– Я его лечу, а он… он… поднимается весь из себя! – Кипела праведным гневом Белинда. – Извращенец!
– А то ты не знала! Чего ты хочешь от меня? Хорошо, в следующий раз броню надену, устроит тебя?
– Достаточно штаны напялить! Это вежливость!
– Это ты вломилась ко мне в спальню! Уж извини, что был не одет, я не ждал гостей!
– Мог бы так не реагировать!
– Я?! Я не реагировать? Ты меня маслом натираешь, как я должен еще реагировать?
– Как-то! Но …не так! – Белинда всучила тряпку с пиалой Керму и, махнув косой, умчалась. Ищейка переставил ледяную воду на кровать и растерянно почесал переносицу: ладно, теперь он будет одеваться даже в собственной спальне. Не проблема.
Пижаму купить, что ли?
– И не сопи так сердито! – Проворчала Белинда откуда-то из глубины дома. – Лучше делом займись. Тебя пытались убить, между прочим!
– Хотели бы убить, использовали магию. – Керм переставил пиалу на прикроватную тумбочку и вышел в кабинет, попутно прыгая на одной ноге, влезая в штаны. – Просто поколотили, отвели душу.
– Попытались, да. – В голосе Белинды проскользнула улыбка, но недовольство осталось. – Мои мальчики горячие и не думают головой. Зато кое-каким другим местом думают часто. Да, Керм?
Да!
Шкаф с лёгким шелестом встал на место, скрывая спальню. Керм задержался у магопринтера, отправляя несрочный вызов знакомому магу: может, Бродяга подскажет, кому из его коллег он перешёл дорогу, – и направился на кухню. Оттуда уже тянуло ароматом свежих пирожков и ведовским сбором, – прекрасно! Скоро его нюх притупится, и можно будет дышать почти полной грудью, без риска задохнуться от сонма городских запахов.
Кухня встретила его светом магосвечей, пляской пламени в печи (хозяйка не признавала артефакты и готовила только на открытом огне, дай волю, развела бы костёр прямо на столе!) и мучным облаком. Бодро стучала скалка, расплющивая пушистое тесто, хозяйка бурчала что-то себе под нос, щедро перекладывая начинку на подготовленный блин.
Вот так, да?! Всё еще дуется, значит.
Ищейка осторожно опустился на свободный стул, заглянул в глаза старушке, но та отвела взгляд. Ну, точно, обижается. И без того тошно.
Со стороны он сейчас выглядел просто монстром каким-то: взял и расстроил пухлую милую старушку с добрыми-добрыми глазами. Древнее солнышко, которое все его знакомые называли коротко Ба, стояло перед ним в вязаных носках, пушистых тапочках и… кожаных штанах; В рубахе с металлическими вставками (иногда охота за травами может быть опасной и от укуса бешеной белки спасут только они – шипы на рукавах!); Широкий ремень придерживал круглое пузо, седые лохматые волосы ловко прижимал к голове сложенный в несколько раз платок. Милота, одним словом. Недаром эту Ба любили все без исключения: начиная парнями из его стаи и заканчивая боевыми магами Йиландера. Любили и побаивались, потому что она с одинаковым усердием кормила выпечкой чуть ли не весь ковен и раздавала тумаки тапком за любой проступок. Парни боялись не получить оплеуху мягким тапочком, скорее, переживали за любимую Ба и берегли её нервы. Знали бы они правду…
Керм вдруг вспомнил, как Ба огрела генерала по затылку меховой обувью за сравнение девки из Весёлого дома с очень страшной лошадью, и еле сдержал улыбку. Тогда ошалевшему генералу пришлось извиняться перед Ба сразу за две ошибки и учесть, что:
1. Никогда не следует говорить даже о самой безобразной женщине, что она некрасива! Женщина может отомстить – раз, «мои мальчики так не выражаются», – два.
2. «Никогда не обижать лошадок, потому что все животные прекрасны! Нашёл с кем сравнить прекрасное создание, эта ж баба страшная что ужас!»
По мнению Ба, рассуждать о внешности женщин может только другая женщина. И точка.
– Ешь. – Морщинистая рука подвинула ему блюдо с пирожками – румяными, ароматными. В животе тут же заурчало, напоминая о пропущенном ужине. Ну да, он заменил кусок жареного мяса Жанной. В принципе, разница небольшая, но от еды всё же был толк, – голод он притуплял.
Керм взял пирожок, откусил побольше и запил сладким горячим чаем. Блаженство! Чистое блаженство!
– Не обижайся. – С набитым ртом попросил ищейка.
Скалка замерла в воздухе и почти сразу с силой опустилась на новую порцию теста. Керм смотрел, как расплющивается податливый шарик под нажимом деревянного валика и думал о том, что знает, кого Ба представляет сейчас на месте этого куска теста. Его!
– Сам дурак. – Наконец откликнулась она.
– Я повел себя некрасиво. Согласен. Учту.
– Перед девчонкой телесами трясти, – эко чего удумал, негодник… – Бурчала старушка. Но уже беззлобно, скорее, нравоучительно.
– Я случайно.
Скалка впечаталась в стол, приплющивая тесто.
– Вот еще раз, Керм! Еще раз такое себе позволишь… И я… – Скалка взвилась в воздух и замерла у носа ищейки. – Понял?
– Понял.
– И с Весёлым домом завязывай. Подумай о том, что опосля твоих приключений, твои вещи стираю я. Или сам стирай, ежели орясину свою в штанах держать не умеешь!
– Да понял.
– Что-то сомневаюсь я сейчас!
Керм вдруг нахмурился. Отодвинул чай и полупустую тарелку пирожков. По загривку пробежал холодок, – будь там шерсть, встала бы дыбом. Старушка на него даже не взглянула, только скалку сильнее сжала: допетрил, наконец, тугодум рыжий!
Ищейка поднялся со стула и вышел в коридор. Принюхался. И впервые за прошедшие сутки пожалел, что сорвался и наелся пирожков: ароматы смазывались, запахи терялись. Он был бесполезен для неё прямо здесь и сейчас!
– Керм?
– Я понял, я же сказал! – Недовольно рыкнул ищейка.
Он должен был сообразить сразу, как только она заговорила, расслышать в её голосе узнаваемые скрипучие нотки! Или потом, как только зашёл на кухню! Потому что Ба появлялась только по двум причинам: она была очень зла – во-первых, и в доме посторонний – во-вторых.
Керм снова принюхался: канифоль, аромат выпечки, металла от сваленного в кучу барахла и… Ищейка замер посередине коридора, медленно вдохнул, закрыл глаза, сортируя ароматы…. Вот он, чужой запах. Еле уловимый, но такой знакомый. Прямиком из детства. Но не распознаешь вот так сразу, не вытащишь из памяти.
Керм взял след, осторожно сделал шаг вперед. Не потерять бы, не упустить.
Еще шаг. Зайти в кабинет.
Странно. Он же только недавно здесь был и ничего не учуял. Как он умудрился проворонить чужака?
След привел его к столу. Затем к серебряному подносу с ажурными бортами. К чашке с кофе. Чуть тёплого кофе. К аромату которого примешивался тот самый запах. И ведь не вспомнишь что за запах-то! В памяти всплывают обрывками только смех, радость и тот самый армат.
Не понял сейчас?!
– Ба?!
– Чего орёшь, оголтелый? – Донеслось из кухни.
А голос-то дрожит! Волнуется, значит. За него или просто за компанию?
– Кто в доме, Ба?
– Кто-то. Был. Сейчас …уже нет. Точно нет. Наверно.
– В мой кофе что-то подлили.
– Бывает.
– Ты уверена, что мы одни?
– Вот сейчас мозг включи: будь я уверена, стояла бы перед тобой в таком виде?
Керм вышел в коридор одновременно со старушкой. Оба поняли друг друга без слов: она ринулась на второй этаж, вооруженная скалкой и плохим настроением, Крем – на обыск в дальние комнаты.
Ищейка проверил все закутки и укромные места, обшарил подвал и шкафы, посмотрел под кроватями и столами. Пусто. Безрезультатно. По запахам он тоже ничего толкового сказать не мог, потому что прекрасные пирожки Ба подействовали как всегда отлично. И впервые он был этому не рад.
Ищейка только хрустнул пальцами, скрывая ярость: кто-то зашёл в его дом. Без приглашения! И напакостил здесь от всей души. Что ж, этот «кто-то» сам напросился.
– Ба, иди спать. – Коротко бросил Керм, застав старушку на лестнице. – Я завтра разберусь.
– Вот токмо тебя спросить забыла, ага! – Окрысилась ведьма. Но к себе вернулась. Ищейка знал, она глаз не сомкнёт, пока заговоры на окнах не перепроверит. Больше потому, что ненавидела притворяться. Керм был единственным (если не считать еще двух ведьм), кто видел её истинный лик, для всех остальных его Белинда была просто милой Ба. «Так проще», – любила повторять ведьма. Для чего и кого проще Керм так и не узнал. И очень надеялся, что молодая девчонка с чёрной длинной косой, его единственная любовь, – это и есть «правильная» внешность ведьмы, потому как иначе было бы …очень нехорошо! Для мужской психики.
Завтра же нужно переговорить с Бродягой и навестить магов: попытаться начистить ему физиономию в Веселом доме – одно дело, но покуситься на его кров и женщину – совсем другое! За это маги поплатятся!
Ищейка проверил дверь, долго стоял у лестницы, прислушиваясь к звукам со второго этажа: тишина. Будто в доме жил он один. Какие заговоры Белинда наложила на дом – загадка, но с момента её заселения, он ни разу не слышал никаких посторонних звуков. Будто она была привидением, а не молодой ведьмой! Что там делают женщины, когда остаются одни? Песни поют в ванной, ругаются с ножкой стола, покусившейся на ее мизинец, трещат с подружками о мужиках, – хоть какие-то звуки должны исходить от этого тела, кроме недовольных воплей?! Но ведь тишина! Просто идеальная соседка получается!
Керм вернулся в спальню и упал в кровать. По потолку змеились трещины, – старый дом разваливался на глазах. Скрипели половицы, падала краска со стен, чадил дымоход камина. Но ремонт он делать не собирался, берёг нос. Не выдержат его пазухи и нервы реставрационных амулетов!
А с магами, одна копна, ничего не выходило: завтра можно было бы прогуляться в ковен магов и найти нападавших самому, – поставленные им синяки он сразу узнает, да и сломанное ребро выдаст, но… Если маги обратятся к лекарю, следов на них не останется. За ночь эти кудесники даже ребро срастят, что уж говорить об обычных синяках и отбитых костяшках?!
Перед глазами вспыхнули образы: обнаженная Белинда, гладкая кожа, её волосы путаются в его пальцах, стон, ногти впиваются ему в кожу…
– ***!!! – Керм перевернулся на живот, сбил подушку и закрыл глаза: одна овца, две овцы, три овцы, четыре…
Уже на пороге сна Керм услышал, как щелкнул в кабинете магопринтер, выплюнул в лоток лист бумаги. Утром надо проверить. Сейчас спать. Не думать.
