— Мы и сейчас легко находим общий язык, иначе ты бы сюда не прилетала каждый день, — с улыбкой возразил Руэдхи.
«Возможно, ему нужно время, — рассуждала Касайрис. — Как только он поймёт, что жена больше не вернётся, он снова станет прежним!»
Вот только и в этом плане обнаружилась дыра. В один из жарких душных летних дней на пороге дома Руэдхи вновь появилась Дэйми. Вся в слезах и совершенно растерянная, она тряслась то ли от страха, то ли от нервного срыва. Касайрис осторожно коснулась сознания волшебницы и чуть не вскрикнула от неожиданности. Дэйми ждала ребёнка. И беда заключалась в том, что как только она забеременела, ей стало сложно поддерживать драконий облик. Первые месяца два Дэйми ещё справлялась, но на третий была вынуждена бежать. Но куда? Домой её никто не примет, рассказать Дархинэлю о предательстве — слишком опасно. Прожив в драконьем поселении совсем немного, Дэйми с ужасом узнала, как там относятся к полукровкам.
— Едва мой малыш родится, они сбросят его со скалы или пожертвуют древним богам! Ведь он проклят драконьими небесами! — зашептала Дэйми, начиная раскачиваться на пороге дома и глотая вновь наворачивающиеся слёзы.
«И что в этом такого? — Касайрис искренне не понимала проблемы. — Пусть бросают, в следующий раз надо будет подготовить зелье, чтобы не случилось больше неприятностей!»
— Что?! — Дэйми резко встала. — Кто это сказал?! Кто здесь?
«Это нечто противоестественное её природе», — вынуждена была признать Касайрис. Однако придумать что-то ещё она попросту не успела. К дому приближался Руэдхи, и, не задавая никаких вопросов, молча впустил свою жену. Это было сродни ножа в спину, ещё никогда прежде Касайрис не чувствовала себя столь униженной и раздавленной.
«К цели можно приходить разными путями, если выбранный вдруг уткнулся в тупик или чересчур отдалился от маршрута, не стоит отступать и сдавать, лучше перейти на какой-нибудь другой», — некогда вещал наставник. Тогда Касайрис казались его слова жалкими. Хитрый демон не отступается от своего плана. Теперь же её мнение изменилось. Поначалу она вновь пыталась воздействовать на Дэйми, пугая её различными драконьими страшилками. Касайрис уверяла волшебницу, что ту могут выследить и убить, чтобы не дать родиться полукровке. В конце концов, она так застращала Дэйми, что та потеряла всякий покой. А однажды, трясясь от ужаса, вбежала в спальню Руэдхи и с тех пор ночевала исключительно подле своего мужа. Там её не мучили кошмары, зато они стали досаждать Касайрис. Она каждый день видела, как наглая волшебница всё сильнее сближается с Руэдхи. И это выводило из себя. Касайрис тщетно пыталась вразумить друга, но тот оставался непреклонен и расставаться с Дэйми решительно не собирался. После того, как очередной разговор с Руэдхи закончился ссорой, Касайрис вспомнила слова наставника.
Да, она была чрезвычайно зла, и ей точно двигали далеко не лучшие мотивы, но именно они и привели её к Дархинэлю. Появление в ночи получилось эффектным. Касайрис предстала перед драконом в облике его возлюбленной. Дархинэль, завидев её, издал трубный счастливый возглас и понесся навстречу. И внезапно затормозил. Ветер донёс до него аромат. Чужак! Большие светящиеся глаза мигом превратились в бушующие огненные глубины:
«Что ты забыл в землях драконов, демон?!» — грубо потребовал ответа Дархинэль, дракон явно не любил церемониться.
— Не гневайся, предводитель Красного Крыла, — Касайрис вернула себе излюбленный облик и заговорила приторно-сладким голосом: — Я всего лишь хотела передать тебе новости от твоей несравненной возлюбленной!
«Где она?! Где Дэймииль?!»
— Там, где ей и положено быть, дома со своим мужем волшебником! — с коварной улыбкой сообщила Касайрис, и едва не попала под огненный залп, выпущенный разозлённым драконом.
«Что за чушь?! Дэймииль не может жить с волшебником, она же дракон!»
— О, мне жаль тебя разочаровывать, Дархинэль, но Дэйми — не дракон!
Он ей не поверил, и тогда они вместе отправились к дому Руэдхи, чтобы Дархинэль мог лично убедиться в правоте Касайрис. Он узнал запах Дэйми, хотя и отказывался верить тому, что видели его глаза. Дархинэль был в ужасе и в ярости. Он кружил по небу волчком, и Касайрис наблюдала за страданиями дракона с милой полуулыбкой. Она хорошо понимала причину его бешенства и отчаяния. Сам того не ведая, Дархинэль нарушил жёсткое табу — не скрещиваться с представителями других рас. Если совет старейшин проведает о том, амбициозному Дархинэлю грозило изгнание. Дитя-полукровку отправят на проклятые острова, где возложат на алтарь в Храм Трехликого Ю. Что именно там происходит с младенцами никому не было известно, но из тех, кого оставили в Храме, ещё никто и никогда не возвращался. Впрочем, существовало ещё одно решение…
Касайрис продолжала наблюдать за беснующимся в небе Дархинэлем, в ожидании его выбора. Наконец, дракон замедлил кружение и стал подготавливаться к посадке. Он приземлился в нескольких шагах от довольной Касайрис.
— Ну что? Заключим сделку? — предложила она, сразу переходя к делу. — С меня молчание, ты же отдаёшь мне своё дитя!
«Нет! — прогремел Дархинэль. — Твоего молчания мало! Кто-то из моего крыла может узнать Дэймииль, и тогда я лишусь всего!»
«Надо же, какой предусмотрительный», — хмыкнула про себя Касайрис, вслух же спросила:
— Тогда какие у тебя условия?
«Ты можешь сделать меня старейшиной? Если я стану самым главным драконом, то никто не посмеет меня изгнать!»
— Что ж, как пожелаешь! — Касайрис была довольна. Сделка удалась на славу. О последствиях в тот момент никто не думал вовсе.
«Так как мне стать старейшиной, демон?» — вопросил Дархинэль.
— Ты уже нарушил одно табу, так почему не нарушить другое? Убей старейшину О’хима и займи его место по праву сильнейшего!
И Дархинэль послушал совета. Он действительно убил главного старейшину, что послужило причиной самой масштабной и разрушительной войны в мире, оставшейся в истории, как Последняя Война Драконов. Касайрис же мысленно поздравляла себя с тем, что к тому времени у неё уже не было наставника, потому никто не мог задать ей положенную трёпку и посадить в карцер. Хотя, кажется, она сама наказала себя, причём гораздо строже и сильнее.
Пальцы Касайрис вновь погладили дневник. Оказалось, Руэдхи знал, что именно Дархинэль продал своё дитя демону, потому и учил малыша спасаться от драконов, в том числе и от красных. Он также догадывался, что волшебники подменили защитный медальон у мальчика. Бедняжку хотели отравить. Спокойная, лёгкая смерть, которая должна была принести мир. Руэдхи даже написал об этом Дэйми, но лучше бы он сообщил ей, что выменял свою жизнь на спасение ребёнка! Малыш не умер, его заморозила демоническая сила. Увы, Дэйми поверила лишь своим глазам и, оказавшись в плену у заблуждений, уничтожила всех волшебников. О силе её гнева до сих пор свидетельствовали чёрные пустыни, рассеянные по миру. Когда-то вместо пыли там стояли города или деревни волшебников.
— Если бы я знала всё это раньше, была бы внимательнее… — У Касайрис неприятно заныло под ложечкой. — И никогда бы не допустила той проклятой свадьбы!
Солнце, поднявшееся в зенит, озарило тёплым уютным светом гостиную. Касайрис поднялась с роскошного широкого кресла, оставив дневник на массивном столе. Дархинэль выделил ей хорошие покои с чудесным видом на драконий город. Завтра она заберёт его дитя, согласно давней сделке. Сегодня же пусть насладятся обществом друг друга. Широкий жест за давние заслуги.
— Виргуэль или всё-таки Вири? — вслух начала размышлять Касайрис, решая как лучше называть нового полукровку, и раздражённо хмыкнула. Мальчишка никогда не заменит ей Руэдхи. Напротив, он вечно будет служить напоминаем о нём. Хотя… Судя по тому, что уже успела увидеть Касайрис, мальчик не впитал в себя благородных наставления приёмного отца, так что вполне возможно, с ним будет интересно.
Глава 10. Шаг 10. Узы
Рена:
— Рена-с-с-с…
О чём шумит предгорный лес? Куда зовёт грохочущий в долине водопад? Что так настойчиво повторяет усиливающийся ветер? Откуда они все знают её имя?
— Рена-с-с-с…
Голоса. Снова голоса. И ещё! Их так много! Все разные: грубые и глубокие, тихие и хрипящие, высокие и звонкие. Им не было числа, но все они настойчиво звали:
— С-с-следуй за нами-с-с…
Вокруг плотной пеленой стоял туман, но в нём больше не кружились перья и не проявлялись картинки из чужого прошлого. Не было ни несчастного заледеневшего малыша Вири, ни погибшего Руэдхи, который вовсе не являлся юному волшебнику отцом, ни обезумевшей Дэймиды, безжалостно превращающей в пыль всё, что появлялось на её пути, ни осознавшего свою чудовищную ошибку О’дара, согласившегося на сделку с демонами, лишь бы спасти погибающий мир, ценой смерти возлюбленной. Все они растворились в густой мгле, и лишь в отдалении ещё смутно различались их неясные, полные горечи и скорби отголоски. Но если прошлое меркло и угасало, то настоящее замерло, затаилось, словно выжидая какого-то момента или шага. Туман будто бы нарочно не выпускал, желая поведать о чём-то ещё. О чём-то, нуждающемся в Истине не менее запутанного прошлого шамана.
Бестелесные голоса всё манили и тянули за собой, и Рена уступила. Она устремилась за ними, как щепка, подхваченная бурным течением реки. И её несло всё дальше и дальше, и от этого вдруг стало невероятно легко. Она ощутила, что узнала ответ на свой невысказанный вопрос, куда раньше, чем увидела подтверждение сквозь дымку рассеивающегося тумана. Ей не нужно было прятать свои радость и ликование, когда стали проявляться знакомые очертания. Её ждали, она чувствовала это каждой клеточкой своего тела, возможно, именно потому Рену вовсе не пугал собственный порыв слиться воедино с великим божеством. Разве не этого желала каждая змея и наг, не это ли было конечной целью их жизней? Рена отчётливо видела его перед собой: гигантскую змею с горящими жёлтым пламенем глазами, туго скрутившуюся кольцами в подобие башни, на вершине которой возлежало священное яйцо. Вездесущие голоса тоже обрели материальный облик, превратившись в собратьев. Тысячи и тысячи змей спешили добраться до Полоза и раствориться в разноцветном море, окружавшим его. И Рена была среди них, она была одной из них, она была ими. Лишь клочья тумана, всё ещё встречающиеся на её пути, невольно отвлекали. В дымчатых облачках пролетали знакомые лица и фигуры. В одном она различила девчонок, с которыми училась в Храме, в другом — жителей ближайших деревень, собирающихся на ежегодные праздники на капище. Потом пролетели подобно стайке птиц картинки прошлого, добрые и уютные встречи за одним семейным столом, увлекательные прогулки с Рэлом и поездки во Дворец Совета с отцом. А потом появилась матушка, и острое желание остановиться, свернуть с пути, хоть на время, обрушилось на Рену. Оно было оглущающе невыносимым. Руки матушки тянулись к ней сквозь туманную пелену, и Рена буквально разрывалась пополам. Часть её жаждала вновь оказаться в объятьях любимой матери, другая же мечтала только о Полозе. «Хоть на миг, на краткий миг!» — стучало в сознание и, казалось, одна часть почти победила. Чуть отклонившись, Рена устремилась к туманным рукам, но… те истаяли, подобно миражу, оставив после себя тупую ноющую боль. Нет, увы, материнским объятьям её уже не спасти. Быть может, когда-то раньше, в дни детства, когда мать казалось целым миром, а не только его, пусть и очень важной частью. И теперь эта часть отмирала. Образ матери мерк, обещая вскоре затеряться с теми, другими, что проскальзывали почти мимолётно и стремительно исчезали. Заботливая тётушка и озорной и отчасти наивный брат, горячо любимый отец, а ещё всякие мелочи: дорогая сердцу рианта, уютная скамейка в саду, книги, ноты, безделушки и украшения — всё, что составляло её прежнюю жизнь, казалось, уходило в небытиё. Становилось не таким важным и значимым, как когда-то прежде. Вновь и вновь перед Реной представали призрачные образы, будто надеясь, что хоть один из них поможет остановиться, зацепиться и удержаться. На секунду, на минуту, на жизнь… Но все они рассыпались, растворялись и таяли, каждый раз заставляя ощущать лишь короткие уколы сожаления. Впрочем, эти чувства почти мгновенно пропадали, подавляемые тем невероятным наслаждением и счастьем, ощущаемым от близости Полоза. Ещё чуть-чуть, оставалось совсем немного, где-то с хвост дракона, когда неясный образ вновь преградил дорогу. Рена с удивлением уставилась на него. «Этьен?» — пожалуй, его присутствие здесь, в заветном месте нагов и змей, её удивило. Разве этот эльф что-то значил в её жизни? Ответ заставил Рену смутиться. Она не желала признавать ни странных чувств, что прятались где-то глубоко внутри, ни того, что образ эльфа с каждым мгновением становился всё яснее и плотнее, заслоняя собой Полоза. В какой-то момент она ощутила, как Этьен берёт её за руку, как водит пальцами по коже. Слишком реально, почти по-настоящему! Его образ уже казался плотным и вполне реальный. Она даже слышала его учащённое обрывистое дыхание. Он склонился над ней, и сердца, которые прежде только ликовали от ожидания встречи с Полозом, вдруг болезненно сжались, а в следующий миг оглушили набатом. Губы Этьена припали к её губам. Невозможно! Это всего лишь сон, глупое бестолковое видение, которое следовало отогнать прочь! Рена резко зажмурилась и открыла глаза.
Она ожидала увидеть перед собой всего лишь туманную дымку и тёмную величественную фигуру Полоза вдали, но вместо этого упёрлась в зелёные, нахальные глаза. Так что же из этого реальность? Краткий миг Рена осознавала себя, но новый, более смелый и яркий поцелуй расставил всё на свои места. В груди стало тесно и жарко, тело как-то разом напряглось, но было в этом напряжении что-то необычное. Скорее, даже приятное и от того ещё более волнительное. И, возможно, именно поэтому она не спешила отстраниться от этого бесцеремонного поцелуя, хотя нечто внутри, вероятно, голос совести или разума, твердил, что подобное — полное безумие! Вот только это безумие нагло поглощало её, распространяя жар по всему телу и зарождая новое, пока ещё невнятное желание. Рена не до конца понимала, с чего вдруг ей так отчаянно захотелось прильнуть к Этьену поближе, самой коснуться его кожи, пройтись ладонью по гладким шелковистым волосам. Но она не могла не заметить, что эти её неосознанные вялые порывы приводят его в восторг. В зелёных глазах плясали искры, а движения Этьена становились настойчивее. Это были уже не осторожные, несмелые прикосновения, а вполне осознанные, хоть и сдержанные ласки. И ни один из них не пытался остановить другого, и неизвестно, к чему бы это привело, если бы двери спальни резко не распахнулись, являя на порог крылатый отряд стражников.
— Младший принц Этьен эн Ламар, вы должны немедленно предстать перед королём О’даром! — заявил старший из стражи — самый высокий и статный. Его вид чуть заметно выделялся на фоне всего отряда золочённой кирасой, наручами и поножами. У прочих воинов обмундирование выглядело несколько бледнее и проще, скорее всего, вместо дорогостоящего золота использовали бронзу.
— Зачем? — Этьен уже успел вскочить с кровати и теперь стоял посреди комнаты в напряжённой позе, будто бы готовился отразить вероятный удар.
«Возможно, ему нужно время, — рассуждала Касайрис. — Как только он поймёт, что жена больше не вернётся, он снова станет прежним!»
Вот только и в этом плане обнаружилась дыра. В один из жарких душных летних дней на пороге дома Руэдхи вновь появилась Дэйми. Вся в слезах и совершенно растерянная, она тряслась то ли от страха, то ли от нервного срыва. Касайрис осторожно коснулась сознания волшебницы и чуть не вскрикнула от неожиданности. Дэйми ждала ребёнка. И беда заключалась в том, что как только она забеременела, ей стало сложно поддерживать драконий облик. Первые месяца два Дэйми ещё справлялась, но на третий была вынуждена бежать. Но куда? Домой её никто не примет, рассказать Дархинэлю о предательстве — слишком опасно. Прожив в драконьем поселении совсем немного, Дэйми с ужасом узнала, как там относятся к полукровкам.
— Едва мой малыш родится, они сбросят его со скалы или пожертвуют древним богам! Ведь он проклят драконьими небесами! — зашептала Дэйми, начиная раскачиваться на пороге дома и глотая вновь наворачивающиеся слёзы.
«И что в этом такого? — Касайрис искренне не понимала проблемы. — Пусть бросают, в следующий раз надо будет подготовить зелье, чтобы не случилось больше неприятностей!»
— Что?! — Дэйми резко встала. — Кто это сказал?! Кто здесь?
«Это нечто противоестественное её природе», — вынуждена была признать Касайрис. Однако придумать что-то ещё она попросту не успела. К дому приближался Руэдхи, и, не задавая никаких вопросов, молча впустил свою жену. Это было сродни ножа в спину, ещё никогда прежде Касайрис не чувствовала себя столь униженной и раздавленной.
«К цели можно приходить разными путями, если выбранный вдруг уткнулся в тупик или чересчур отдалился от маршрута, не стоит отступать и сдавать, лучше перейти на какой-нибудь другой», — некогда вещал наставник. Тогда Касайрис казались его слова жалкими. Хитрый демон не отступается от своего плана. Теперь же её мнение изменилось. Поначалу она вновь пыталась воздействовать на Дэйми, пугая её различными драконьими страшилками. Касайрис уверяла волшебницу, что ту могут выследить и убить, чтобы не дать родиться полукровке. В конце концов, она так застращала Дэйми, что та потеряла всякий покой. А однажды, трясясь от ужаса, вбежала в спальню Руэдхи и с тех пор ночевала исключительно подле своего мужа. Там её не мучили кошмары, зато они стали досаждать Касайрис. Она каждый день видела, как наглая волшебница всё сильнее сближается с Руэдхи. И это выводило из себя. Касайрис тщетно пыталась вразумить друга, но тот оставался непреклонен и расставаться с Дэйми решительно не собирался. После того, как очередной разговор с Руэдхи закончился ссорой, Касайрис вспомнила слова наставника.
Да, она была чрезвычайно зла, и ей точно двигали далеко не лучшие мотивы, но именно они и привели её к Дархинэлю. Появление в ночи получилось эффектным. Касайрис предстала перед драконом в облике его возлюбленной. Дархинэль, завидев её, издал трубный счастливый возглас и понесся навстречу. И внезапно затормозил. Ветер донёс до него аромат. Чужак! Большие светящиеся глаза мигом превратились в бушующие огненные глубины:
«Что ты забыл в землях драконов, демон?!» — грубо потребовал ответа Дархинэль, дракон явно не любил церемониться.
— Не гневайся, предводитель Красного Крыла, — Касайрис вернула себе излюбленный облик и заговорила приторно-сладким голосом: — Я всего лишь хотела передать тебе новости от твоей несравненной возлюбленной!
«Где она?! Где Дэймииль?!»
— Там, где ей и положено быть, дома со своим мужем волшебником! — с коварной улыбкой сообщила Касайрис, и едва не попала под огненный залп, выпущенный разозлённым драконом.
«Что за чушь?! Дэймииль не может жить с волшебником, она же дракон!»
— О, мне жаль тебя разочаровывать, Дархинэль, но Дэйми — не дракон!
Он ей не поверил, и тогда они вместе отправились к дому Руэдхи, чтобы Дархинэль мог лично убедиться в правоте Касайрис. Он узнал запах Дэйми, хотя и отказывался верить тому, что видели его глаза. Дархинэль был в ужасе и в ярости. Он кружил по небу волчком, и Касайрис наблюдала за страданиями дракона с милой полуулыбкой. Она хорошо понимала причину его бешенства и отчаяния. Сам того не ведая, Дархинэль нарушил жёсткое табу — не скрещиваться с представителями других рас. Если совет старейшин проведает о том, амбициозному Дархинэлю грозило изгнание. Дитя-полукровку отправят на проклятые острова, где возложат на алтарь в Храм Трехликого Ю. Что именно там происходит с младенцами никому не было известно, но из тех, кого оставили в Храме, ещё никто и никогда не возвращался. Впрочем, существовало ещё одно решение…
Касайрис продолжала наблюдать за беснующимся в небе Дархинэлем, в ожидании его выбора. Наконец, дракон замедлил кружение и стал подготавливаться к посадке. Он приземлился в нескольких шагах от довольной Касайрис.
— Ну что? Заключим сделку? — предложила она, сразу переходя к делу. — С меня молчание, ты же отдаёшь мне своё дитя!
«Нет! — прогремел Дархинэль. — Твоего молчания мало! Кто-то из моего крыла может узнать Дэймииль, и тогда я лишусь всего!»
«Надо же, какой предусмотрительный», — хмыкнула про себя Касайрис, вслух же спросила:
— Тогда какие у тебя условия?
«Ты можешь сделать меня старейшиной? Если я стану самым главным драконом, то никто не посмеет меня изгнать!»
— Что ж, как пожелаешь! — Касайрис была довольна. Сделка удалась на славу. О последствиях в тот момент никто не думал вовсе.
«Так как мне стать старейшиной, демон?» — вопросил Дархинэль.
— Ты уже нарушил одно табу, так почему не нарушить другое? Убей старейшину О’хима и займи его место по праву сильнейшего!
И Дархинэль послушал совета. Он действительно убил главного старейшину, что послужило причиной самой масштабной и разрушительной войны в мире, оставшейся в истории, как Последняя Война Драконов. Касайрис же мысленно поздравляла себя с тем, что к тому времени у неё уже не было наставника, потому никто не мог задать ей положенную трёпку и посадить в карцер. Хотя, кажется, она сама наказала себя, причём гораздо строже и сильнее.
Пальцы Касайрис вновь погладили дневник. Оказалось, Руэдхи знал, что именно Дархинэль продал своё дитя демону, потому и учил малыша спасаться от драконов, в том числе и от красных. Он также догадывался, что волшебники подменили защитный медальон у мальчика. Бедняжку хотели отравить. Спокойная, лёгкая смерть, которая должна была принести мир. Руэдхи даже написал об этом Дэйми, но лучше бы он сообщил ей, что выменял свою жизнь на спасение ребёнка! Малыш не умер, его заморозила демоническая сила. Увы, Дэйми поверила лишь своим глазам и, оказавшись в плену у заблуждений, уничтожила всех волшебников. О силе её гнева до сих пор свидетельствовали чёрные пустыни, рассеянные по миру. Когда-то вместо пыли там стояли города или деревни волшебников.
— Если бы я знала всё это раньше, была бы внимательнее… — У Касайрис неприятно заныло под ложечкой. — И никогда бы не допустила той проклятой свадьбы!
Солнце, поднявшееся в зенит, озарило тёплым уютным светом гостиную. Касайрис поднялась с роскошного широкого кресла, оставив дневник на массивном столе. Дархинэль выделил ей хорошие покои с чудесным видом на драконий город. Завтра она заберёт его дитя, согласно давней сделке. Сегодня же пусть насладятся обществом друг друга. Широкий жест за давние заслуги.
— Виргуэль или всё-таки Вири? — вслух начала размышлять Касайрис, решая как лучше называть нового полукровку, и раздражённо хмыкнула. Мальчишка никогда не заменит ей Руэдхи. Напротив, он вечно будет служить напоминаем о нём. Хотя… Судя по тому, что уже успела увидеть Касайрис, мальчик не впитал в себя благородных наставления приёмного отца, так что вполне возможно, с ним будет интересно.
Глава 10. Шаг 10. Узы
Рена:
— Рена-с-с-с…
О чём шумит предгорный лес? Куда зовёт грохочущий в долине водопад? Что так настойчиво повторяет усиливающийся ветер? Откуда они все знают её имя?
— Рена-с-с-с…
Голоса. Снова голоса. И ещё! Их так много! Все разные: грубые и глубокие, тихие и хрипящие, высокие и звонкие. Им не было числа, но все они настойчиво звали:
— С-с-следуй за нами-с-с…
Вокруг плотной пеленой стоял туман, но в нём больше не кружились перья и не проявлялись картинки из чужого прошлого. Не было ни несчастного заледеневшего малыша Вири, ни погибшего Руэдхи, который вовсе не являлся юному волшебнику отцом, ни обезумевшей Дэймиды, безжалостно превращающей в пыль всё, что появлялось на её пути, ни осознавшего свою чудовищную ошибку О’дара, согласившегося на сделку с демонами, лишь бы спасти погибающий мир, ценой смерти возлюбленной. Все они растворились в густой мгле, и лишь в отдалении ещё смутно различались их неясные, полные горечи и скорби отголоски. Но если прошлое меркло и угасало, то настоящее замерло, затаилось, словно выжидая какого-то момента или шага. Туман будто бы нарочно не выпускал, желая поведать о чём-то ещё. О чём-то, нуждающемся в Истине не менее запутанного прошлого шамана.
Бестелесные голоса всё манили и тянули за собой, и Рена уступила. Она устремилась за ними, как щепка, подхваченная бурным течением реки. И её несло всё дальше и дальше, и от этого вдруг стало невероятно легко. Она ощутила, что узнала ответ на свой невысказанный вопрос, куда раньше, чем увидела подтверждение сквозь дымку рассеивающегося тумана. Ей не нужно было прятать свои радость и ликование, когда стали проявляться знакомые очертания. Её ждали, она чувствовала это каждой клеточкой своего тела, возможно, именно потому Рену вовсе не пугал собственный порыв слиться воедино с великим божеством. Разве не этого желала каждая змея и наг, не это ли было конечной целью их жизней? Рена отчётливо видела его перед собой: гигантскую змею с горящими жёлтым пламенем глазами, туго скрутившуюся кольцами в подобие башни, на вершине которой возлежало священное яйцо. Вездесущие голоса тоже обрели материальный облик, превратившись в собратьев. Тысячи и тысячи змей спешили добраться до Полоза и раствориться в разноцветном море, окружавшим его. И Рена была среди них, она была одной из них, она была ими. Лишь клочья тумана, всё ещё встречающиеся на её пути, невольно отвлекали. В дымчатых облачках пролетали знакомые лица и фигуры. В одном она различила девчонок, с которыми училась в Храме, в другом — жителей ближайших деревень, собирающихся на ежегодные праздники на капище. Потом пролетели подобно стайке птиц картинки прошлого, добрые и уютные встречи за одним семейным столом, увлекательные прогулки с Рэлом и поездки во Дворец Совета с отцом. А потом появилась матушка, и острое желание остановиться, свернуть с пути, хоть на время, обрушилось на Рену. Оно было оглущающе невыносимым. Руки матушки тянулись к ней сквозь туманную пелену, и Рена буквально разрывалась пополам. Часть её жаждала вновь оказаться в объятьях любимой матери, другая же мечтала только о Полозе. «Хоть на миг, на краткий миг!» — стучало в сознание и, казалось, одна часть почти победила. Чуть отклонившись, Рена устремилась к туманным рукам, но… те истаяли, подобно миражу, оставив после себя тупую ноющую боль. Нет, увы, материнским объятьям её уже не спасти. Быть может, когда-то раньше, в дни детства, когда мать казалось целым миром, а не только его, пусть и очень важной частью. И теперь эта часть отмирала. Образ матери мерк, обещая вскоре затеряться с теми, другими, что проскальзывали почти мимолётно и стремительно исчезали. Заботливая тётушка и озорной и отчасти наивный брат, горячо любимый отец, а ещё всякие мелочи: дорогая сердцу рианта, уютная скамейка в саду, книги, ноты, безделушки и украшения — всё, что составляло её прежнюю жизнь, казалось, уходило в небытиё. Становилось не таким важным и значимым, как когда-то прежде. Вновь и вновь перед Реной представали призрачные образы, будто надеясь, что хоть один из них поможет остановиться, зацепиться и удержаться. На секунду, на минуту, на жизнь… Но все они рассыпались, растворялись и таяли, каждый раз заставляя ощущать лишь короткие уколы сожаления. Впрочем, эти чувства почти мгновенно пропадали, подавляемые тем невероятным наслаждением и счастьем, ощущаемым от близости Полоза. Ещё чуть-чуть, оставалось совсем немного, где-то с хвост дракона, когда неясный образ вновь преградил дорогу. Рена с удивлением уставилась на него. «Этьен?» — пожалуй, его присутствие здесь, в заветном месте нагов и змей, её удивило. Разве этот эльф что-то значил в её жизни? Ответ заставил Рену смутиться. Она не желала признавать ни странных чувств, что прятались где-то глубоко внутри, ни того, что образ эльфа с каждым мгновением становился всё яснее и плотнее, заслоняя собой Полоза. В какой-то момент она ощутила, как Этьен берёт её за руку, как водит пальцами по коже. Слишком реально, почти по-настоящему! Его образ уже казался плотным и вполне реальный. Она даже слышала его учащённое обрывистое дыхание. Он склонился над ней, и сердца, которые прежде только ликовали от ожидания встречи с Полозом, вдруг болезненно сжались, а в следующий миг оглушили набатом. Губы Этьена припали к её губам. Невозможно! Это всего лишь сон, глупое бестолковое видение, которое следовало отогнать прочь! Рена резко зажмурилась и открыла глаза.
Она ожидала увидеть перед собой всего лишь туманную дымку и тёмную величественную фигуру Полоза вдали, но вместо этого упёрлась в зелёные, нахальные глаза. Так что же из этого реальность? Краткий миг Рена осознавала себя, но новый, более смелый и яркий поцелуй расставил всё на свои места. В груди стало тесно и жарко, тело как-то разом напряглось, но было в этом напряжении что-то необычное. Скорее, даже приятное и от того ещё более волнительное. И, возможно, именно поэтому она не спешила отстраниться от этого бесцеремонного поцелуя, хотя нечто внутри, вероятно, голос совести или разума, твердил, что подобное — полное безумие! Вот только это безумие нагло поглощало её, распространяя жар по всему телу и зарождая новое, пока ещё невнятное желание. Рена не до конца понимала, с чего вдруг ей так отчаянно захотелось прильнуть к Этьену поближе, самой коснуться его кожи, пройтись ладонью по гладким шелковистым волосам. Но она не могла не заметить, что эти её неосознанные вялые порывы приводят его в восторг. В зелёных глазах плясали искры, а движения Этьена становились настойчивее. Это были уже не осторожные, несмелые прикосновения, а вполне осознанные, хоть и сдержанные ласки. И ни один из них не пытался остановить другого, и неизвестно, к чему бы это привело, если бы двери спальни резко не распахнулись, являя на порог крылатый отряд стражников.
— Младший принц Этьен эн Ламар, вы должны немедленно предстать перед королём О’даром! — заявил старший из стражи — самый высокий и статный. Его вид чуть заметно выделялся на фоне всего отряда золочённой кирасой, наручами и поножами. У прочих воинов обмундирование выглядело несколько бледнее и проще, скорее всего, вместо дорогостоящего золота использовали бронзу.
— Зачем? — Этьен уже успел вскочить с кровати и теперь стоял посреди комнаты в напряжённой позе, будто бы готовился отразить вероятный удар.
