Теперь же надо запугивать военачальников и правителей, внушать им ужас и страх, а так же распространять леность и апатию — до чего утомительное и скучное занятие! Может, ей и вправду обзавестись малышом-полукровкой, чтобы тот занимался такой ерундой? Касайрис фыркнула: «Ну что за мысли? Да проще придумать, как обойти этот проклятый Танец, чем связываться с детьми!»
Да и какие могли быть дети от такого строптивца! К концу второго месяца Касайрис начала терять терпение.
— Мои желания ты учитывать совсем не хочешь? — откровенно спросила она, окончательно поняв, что привычные методы соблазнения совершенно не работают. Подумать только, Филипп остался равнодушен, несмотря на все уловки, а ведь Касайрис старалась. Она перепробовала бесчисленные роли: от трепетной, беззащитной лани до коварной соблазнительницы. Но ни лёгкий флирт, ни роскошные изгибы её идеального тела так и не возымели на Филиппа никакого воздействия. Он был, как несокрушимая крепость.
«Да он так же упрям, как монах или волшебник! — злилась Касайрис, а потом ехидно вспоминала, что те и другие канули в воспоминания ещё во времена Последней Войны Драконов. — И вообще, воздержание до добра не доводит!»
Возможно, Филипп бы с радостью с ней поспорил, но точно бы проиграл, потому как, чем больше он показывал свой характер, тем сильнее напоминал Касайрис другого мужчину, о котором она предпочитала не вспоминать. Он тоже отличался упрямством и излишним благородством. Пожалуй, их единственное отличие заключалась в наличие магии. Руэдхи, а именно так звали последнего Главу Гильдии волшебников, обладал невероятной силой и умом. И, пожалуй, это был единственный мужчина, который ей так и не покорился.
«Ну уж нет, второго такого я не допущу!» — твёрдо решила Касайрис, продумывая новую тактику. Иногда приходилось играть не только по своим правилам.
— А тебя не пугает возможность стать мужем демоницы? — завела она разговор за одним тёплым осенним ужином. Филипп едва не поперхнулся от этих слов. Он как раз отхлебнул немного целебного чая, того самого, что Касайрис собрала ему в своём саду, чтобы бедняжка больше не страдал от бессонницы. Надо же было как-то проявлять заботу!
«Как будто у меня есть какой-то выбор», — прочитала его мысли Касайрис, но вслух он произнёс совсем иное:
— Брак подразумевает ответственность, а мужчина, бегущий от неё, не имеет права называться мужчиной. Если демонам понятна эта истина, то я не вижу причин бояться серьёзных отношений.
«Тебе бы занудные трактаты писать в каком-нибудь монастыре, святоша», — фыркнула про себя Касайрис, вновь расплываясь в улыбке.
— Знаешь, я тут подумала, может, нам заключить помолвку?
Глаза Филиппа расширились. Он с недоумением уставился на Касайрис. О да, он давно уже не отводил взгляда, правда всё больше изучал хрупкую шею. Не знай она его мыслей, точно решила бы, что он задумал её придушить.
— Всё-таки, это как-то неправильно, что мы уже так долго живём вместе, и твоя репутация… — Касайрис притворно вздохнула, после чего исподволь взглянула на Филиппа.
Мальчишка резко побледнел, в его мыслях начался сумбур, в котором почти ничего невозможно было разобрать. И всё же Касайрис чувствовала уверенность, она, наконец, нашла, чем подловить этого приверженца высокой морали. Осознание медленно подступало и к Филиппу. До Касайрис долетали его эмоции: раздражение, злость, чувство беспомощности. «Да-да, мой дорогой, добро пожаловать в тупик из собственных правил», — она наслаждалась его страданиями, прекрасно понимая, что выбора у мальчишки просто нет. Ну не предаст же он свои идеалы!
— И как у демонов заключается помолвка? — спустя пару минут выдавил из себя Филипп. — Кому и как я должен сделать официальное предложение?
— Ну… — удовлетворённо начала Касайрис, — по традиции нам стоило бы организовать приём, но… — она вновь притворно осеклась и потупила смущенно взгляд: — Но, боюсь, это лишь навредит твоей репутации. В нашем непростом случае правильнее было бы заключить тайную помолвку.
Филипп, кажется, стал ещё бледнее. Его мысли выдавали его с головой. Он прекрасно понимал, что Касайрис припёрла его к стенке.
— Так что для этого требуется? — Голос Филиппа слегка дрогнул, выдавая беспокойство.
— Совсем немного. Написать клятву в семейной книге и обменяться кольцами…
Филипп ещё сильнее загрустил, к своему изумлению Касайрис ощутила исходящее от него чувство глубокого презрения к самому себе, потому поспешила добавить:
— Вот только кольца у нас принимаются самодельные. Подойдут любые, из дерева, свинца или меди…
Лицо Филиппа озарилось догадкой: он уже мысленно состригал пуговицы со своего старого камзола. Касайрис же с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза к потолку. Вот чего-чего, а грубых украшений, состряпанных в собственном камине, она носить не собиралась. Впрочем, у неё насчёт кольца тоже родился отличный план. В её саду росло старое агаровое дерево, которое кланы оборотней считала деревом страсти. Достаточно пары капель смолы, чтобы мужчина перестал себя контролировать. Касайрис улыбнулась своим коварным мыслям. Эта игра в тайную помолвку, несомненно, обещала привести её к успеху.
Едва Филипп сумел сделать кольцо, Касайрис, не теряя ни секунды, отправила его одеваться к церемонии. Сама она облачилась в просто невероятно соблазнительное платье. Серебряное, как и полагается невесте, из светящихся полупрозрачных демонических тканей. Оно так плотно облегало фигуру, что был виден каждый изгиб и выпуклость. Лицо Касайрис прикрыла вуалью, чтобы у её замкнутого чопорного кавалера оставалось хоть немного возможностей для проявления фантазии. Как знать, может, не видя её лица, он сможет представить себе настоящую помолвку. Для Филиппа она выбрала довольно простой костюм: синий камзол с белой рубашкой, вышитой серебряными нитями, и узкие бриджи, идеально подчеркивающие его мускулистые ноги. Банальная клятва, завещающая уважать и заботиться о партнёре, была написана временными чернилами, и к закату следующего дня обещала испариться без следа. Потому Касайрис для должного эффекта расписалась собственной кровью. Филиппа этот жест весьма растрогал. Он даже пожелал сделать тоже, но Касайрис убедила его не торопиться:
— Ты же не демон, потому твоя кровь ценнее, и понадобиться нам на свадьбе, — ворковала она, впервые видя в его глазах нечто отдалённо напоминающее страсть. Кольцо из ветвей и смолы агарового дерева начинало действовать.
— Ты должен меня поцеловать, — напомнила Касайрис, когда вопрос с подписью был улажен. Филипп послушно подошёл. Его глаза стремительно туманились. Мысли путались, а в теле просыпался жар.
— Мне… мне, кажется, не стоит, — слабо попытался отказаться он, но Касайрис состроила опечаленную гримасу:
— Ты не признаешь нашу помолвку? — Ещё чуть-чуть и фальшивая слеза сорвётся с её кроваво-алых глаз.
— П-п-признаю, — Под действием аромата бедняга начал заикаться. Касайрис с печалью констатировала, что переборщила с дозировкой. Похоже, особо бурной ночи ей не светит. Хотя, много от девственника она и не ожидала. Главное, чтобы не уснул ненароком раньше времени.
Филипп продолжал колебаться. Видя эту борьбу, Касайрис решительно взяла ситуацию в свои умелые руки. Она сама поцеловала «жениха», и стоило ей только коснуться его губ, как всё тело мальчишки задрожала от нетерпения.
— Нет… нет, мы не должны, — рассеяно бормотал он, пока Касайрис его раздевала.
— Почему же? Ты что же, хочешь бросить меня у алтаря? Разве твоя сегодняшняя клятва ничего не значит? — соблазнительно шептала Касайрис, и бастион пал. Руки Филиппа крепко сжали её в объятьях, чтобы затем с порывистой неистовостью стянуть с неё почти невесомое и податливое платье. В тот момент он напоминал своего отца: такой же страстный и самоуверенный. Его явно не смущало собственное отсутствие опыта, он действовал инстинктивно, и это ещё сильнее возбуждало Касайрис. Конечно, у неё были любовники и поискусней, но в этой первозданной страсти таилось особое очарование, да и собственный триумф пьянил не хуже афродизиака. Уже многим позже, когда Филипп устало сомкнул глаза, она перенесла его в комнату для медитаций и устроилась рядом. До самого рассвета Касайрис разглядывала любовника, отмечая его преображение. Как и ожидалось, после ночи с демоном, у Филиппа раскрылась вся красота и соблазнительность. Прежде блёклые черты лица постепенно наливались краской, в волосах появился характерный блеск, кажется, даже мускулы и те стали рельефней. Теперь он напоминал древнюю статую какого-то божества. И Касайрис уже мало было только смотреть, нестерпимо хотелось всецело обладать. С предвкушением она ожидала его пробуждения, но что-то явно пошло не так…
Когда Филипп зашевелился, просыпаясь, Касайрис застыла неподвижно в позе медитации. Она вовсе не хотела спугнуть юнца, потому предпочла осторожно подглядывать за ним из-под ресниц. Филипп довольно резко вскочил, осмотрев себя, он покосился на Касайрис и… взял ближайшую подушку. Поставив её между ними, мальчишка потянулся за следующей. Медленно, но верно, он возводил некое подобие баррикады. Когда из подушек уже сформировалась небольшая стена, Касайрис не выдержала:
— Что ты делаешь? — недоумённо спросила она.
— Строю крепость, — невозмутимо ответил Филипп. — И ты не можешь сюда заходить!
— Что?! — Касайрис даже рассмеялась. Что за детский лепет?!
— Это моё личное пространство, — заявил Филипп, ни капли не тушуясь. — Ведь это комната для медитаций, верно? И, насколько я понял, медитировать нужно в тишине и покое. Так вот, это моя зона покоя! — обведя руками небольшой уголок, выдал он.
— Зачем тебе это? — снисходительно поинтересовалась Касайрис. Филипп в тот момент напоминал ей нахохлившегося цыплёнка. Вроде и милый, но в то же время недовольный. — Разве у нас не всё хорошо? Ты чем-то недоволен?
— А ты считаешь, что должен быть доволен и всё прекрасно? — Голос Филиппа резко изменился. В нём появились совсем несвойственные ему саркастические нотки. — Чему же мне радоваться? Тому, что я угодил в золотую клетку, где меня кормят и лелеют, как породистого птенца ради того, чтобы я радовал красивыми песнями?
— Ну… в какой-то мере… — Однако Касайрис не дали договорить.
— В какой-то мере? — усмехнулся Филипп. — Ты правда думаешь, что попав сюда, я согласился стать послушным пёсиком, который спит и видит, как угодить своей хозяйке? Ну и что мне теперь делать? Попрыгать? Полаять или сделать парочку занятных выкрутасов?
— Слушай, ты немного утрируешь, — мягко попробовала поправить его Касайрис и сделала шаг вперёд, столкнув ближайшую подушку.
— Стой! — окрикнул Филипп. — Ты не можешь сюда заходить!
Касайрис послушно замерла: да, детские игры не сильно её занимали, но давить и принуждать свою игрушку сейчас казалось глупо и неразумно.
— Прости-прости, — насмешливо извинилась она, и движение пальцев вернула упавшую подушку на прежнее место. Маленькая демонстрация силы — не более того! Однако в глазах Филиппа вместо понимания или страха она заметила презрение. «Да что с ним не так?! Нахальный, заигравшийся мальчишка!» — Касайрис почувствовала, как гнев заполняет её. Одного вдоха хватило для того, чтобы все подушки разметало по комнате. Филипп остался стоять на голом деревянном полу в растрёпанной ночной рубашке и шёлковых штанах. Касайрис мысленно пожалела, что одела мальчишку ночью, стоило оставить его обнажённым. Её взгляд жадно пробежался по оголившемуся упругому животу и гладкой груди. С каким бы удовольствием она бы сейчас набросилась на этого строптивца, но тот явно был не в настроении. Более того, он пылал гневом столь же сокрушительным, как и секунду назад она сама. Будь в его власти те силы, какими обладала Касайрис, от её замка не осталось бы и следа. У Филиппа заходили желваки, он резко одернул рубашку, разом закрывая своё соблазнительное тело.
— Итак, — начал он. Злость буквально душила его, заставляя голос дрожать, а дыхание сбиваться. — Сейчас всё вернётся, как было или я за себя не отвечаю!
В глазах промелькнула решимость, та самая решимость, которая не оставляет сомнений, и Касайрис отступила. Она слишком хорошо знала этот взгляд. Он всегда предшествовал поломке. Игрушка либо теряла всякий интерес к жизни и превращалась в живую куклу, от которой не было никакого толка, либо совершала суицид. И того и другого в жизни Касайрис уже хватало с лихвой, потому она просто махнула рукой, возвращая подушки, и поспешила выйти из комнаты. Недавний гнев уступил место печальному осознанию. Вчера была вовсе не победа: взаимоотношения окончательно зашли в тупик, и каждый новый шаг лишь плотнее припирал их к глухой стене.
Глава 2. Шаг 2. Зов крови
Даркал:
Небесное пламя бушевало за спиной, когда верный Глаз донёс его до дома Аулуса и приземлился на балконе. Демон уже стоял там, опершись на перила, и с интересом наблюдал за чем-то вдали.
— Пропускаешь самое интересное, Дюлан, — промурлыкал он.
Дарк спешно преобразился и, отпуская птицу, удивленно воззрился на небо. Огненные тучи собирались прямо над эльфийским дворцом.
— Какого демона происходит?
— Похоже, твоя бывшая невеста, — Аулус специально сделал акцент на слове «бывшая», — решила явить нам чудо. Давненько наги не исполняли Великих Танцев, должен признать, выглядит захватывающе! Не жалеешь, что разорвал помолвку?
— Жалею? — хмыкнул Дарк, заворожённо наблюдая за разрастающимся в небе огнём. О той, что призвала это пламя, думать решительно не хотелось. — После того, как она кинулась защищать своего любовника?
— Однако, в итоге выбрала она не его, — насмешливо заметил Аулус.
— Вот и пусть катится к Полозу! — Дарк поморщил нос. Огненное зарево уже разлилось над их головами, отчего становилось весьма неуютно. Дарк ощутил, как внутри него защемило от неприятного пронзительного чувства тоски и горечи. Он считал, что давно выжег в себе подобные эмоции, и теперь был весьма раздосадован: противостоять силам Полоза ему не удалось. Конечно, Килара, его первая жена, предупреждала об этой слабости, но Дарк лелеял скромную надежду, что окажется менее восприимчив. Зато теперь он гораздо яснее понимал выбор новой невесты. Килара не ошиблась, у девчонки был большой потенциал, впрочем, это уже не имело никакого значения. После Великих Танцев редко кто доживал до утра следующего дня, но даже если случалось подобное чудо, то либо разум, либо сила навсегда покидали Жрицу. Дарк предпочёл бы первое. Хотя бы потому, что это избавляло его от каких-либо объяснений, да и не так больно било по самолюбию. Мысль о том, что девчонку соблазнил эльф, и особенно то, что это именно Этьен, просто выводила из себя!
Эльф не понравился ему сразу, ещё в момент самой первой встречи. Их взяли на обучение демоны Фацуки. Агни Найлус, в дом которого и были приглашены иноземные гости, предупредил Дарка о неприятном соседстве за пару минут до того, как в его гостиной нарисовался этот эн Ламар. Заносчивый, высокомерный, с явными признаками глубокого нарциссизма. Мерзкий цветочный аромат мгновенно заполонил собой всё помещение, и Дарк ощутил, как к горлу подступает тошнота. По сравнению с ним, появившийся следом вампир, от которого нещадно разило кровью, вызывал куда меньше отвращения. А уж эти манеры! Дарк был преисполнен презрением, завидев, как эльф заигрывал со служанкой. Сам агни Найлус отнесся к подобному поведению с изрядной долей иронии.
Да и какие могли быть дети от такого строптивца! К концу второго месяца Касайрис начала терять терпение.
— Мои желания ты учитывать совсем не хочешь? — откровенно спросила она, окончательно поняв, что привычные методы соблазнения совершенно не работают. Подумать только, Филипп остался равнодушен, несмотря на все уловки, а ведь Касайрис старалась. Она перепробовала бесчисленные роли: от трепетной, беззащитной лани до коварной соблазнительницы. Но ни лёгкий флирт, ни роскошные изгибы её идеального тела так и не возымели на Филиппа никакого воздействия. Он был, как несокрушимая крепость.
«Да он так же упрям, как монах или волшебник! — злилась Касайрис, а потом ехидно вспоминала, что те и другие канули в воспоминания ещё во времена Последней Войны Драконов. — И вообще, воздержание до добра не доводит!»
Возможно, Филипп бы с радостью с ней поспорил, но точно бы проиграл, потому как, чем больше он показывал свой характер, тем сильнее напоминал Касайрис другого мужчину, о котором она предпочитала не вспоминать. Он тоже отличался упрямством и излишним благородством. Пожалуй, их единственное отличие заключалась в наличие магии. Руэдхи, а именно так звали последнего Главу Гильдии волшебников, обладал невероятной силой и умом. И, пожалуй, это был единственный мужчина, который ей так и не покорился.
«Ну уж нет, второго такого я не допущу!» — твёрдо решила Касайрис, продумывая новую тактику. Иногда приходилось играть не только по своим правилам.
— А тебя не пугает возможность стать мужем демоницы? — завела она разговор за одним тёплым осенним ужином. Филипп едва не поперхнулся от этих слов. Он как раз отхлебнул немного целебного чая, того самого, что Касайрис собрала ему в своём саду, чтобы бедняжка больше не страдал от бессонницы. Надо же было как-то проявлять заботу!
«Как будто у меня есть какой-то выбор», — прочитала его мысли Касайрис, но вслух он произнёс совсем иное:
— Брак подразумевает ответственность, а мужчина, бегущий от неё, не имеет права называться мужчиной. Если демонам понятна эта истина, то я не вижу причин бояться серьёзных отношений.
«Тебе бы занудные трактаты писать в каком-нибудь монастыре, святоша», — фыркнула про себя Касайрис, вновь расплываясь в улыбке.
— Знаешь, я тут подумала, может, нам заключить помолвку?
Глаза Филиппа расширились. Он с недоумением уставился на Касайрис. О да, он давно уже не отводил взгляда, правда всё больше изучал хрупкую шею. Не знай она его мыслей, точно решила бы, что он задумал её придушить.
— Всё-таки, это как-то неправильно, что мы уже так долго живём вместе, и твоя репутация… — Касайрис притворно вздохнула, после чего исподволь взглянула на Филиппа.
Мальчишка резко побледнел, в его мыслях начался сумбур, в котором почти ничего невозможно было разобрать. И всё же Касайрис чувствовала уверенность, она, наконец, нашла, чем подловить этого приверженца высокой морали. Осознание медленно подступало и к Филиппу. До Касайрис долетали его эмоции: раздражение, злость, чувство беспомощности. «Да-да, мой дорогой, добро пожаловать в тупик из собственных правил», — она наслаждалась его страданиями, прекрасно понимая, что выбора у мальчишки просто нет. Ну не предаст же он свои идеалы!
— И как у демонов заключается помолвка? — спустя пару минут выдавил из себя Филипп. — Кому и как я должен сделать официальное предложение?
— Ну… — удовлетворённо начала Касайрис, — по традиции нам стоило бы организовать приём, но… — она вновь притворно осеклась и потупила смущенно взгляд: — Но, боюсь, это лишь навредит твоей репутации. В нашем непростом случае правильнее было бы заключить тайную помолвку.
Филипп, кажется, стал ещё бледнее. Его мысли выдавали его с головой. Он прекрасно понимал, что Касайрис припёрла его к стенке.
— Так что для этого требуется? — Голос Филиппа слегка дрогнул, выдавая беспокойство.
— Совсем немного. Написать клятву в семейной книге и обменяться кольцами…
Филипп ещё сильнее загрустил, к своему изумлению Касайрис ощутила исходящее от него чувство глубокого презрения к самому себе, потому поспешила добавить:
— Вот только кольца у нас принимаются самодельные. Подойдут любые, из дерева, свинца или меди…
Лицо Филиппа озарилось догадкой: он уже мысленно состригал пуговицы со своего старого камзола. Касайрис же с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза к потолку. Вот чего-чего, а грубых украшений, состряпанных в собственном камине, она носить не собиралась. Впрочем, у неё насчёт кольца тоже родился отличный план. В её саду росло старое агаровое дерево, которое кланы оборотней считала деревом страсти. Достаточно пары капель смолы, чтобы мужчина перестал себя контролировать. Касайрис улыбнулась своим коварным мыслям. Эта игра в тайную помолвку, несомненно, обещала привести её к успеху.
Едва Филипп сумел сделать кольцо, Касайрис, не теряя ни секунды, отправила его одеваться к церемонии. Сама она облачилась в просто невероятно соблазнительное платье. Серебряное, как и полагается невесте, из светящихся полупрозрачных демонических тканей. Оно так плотно облегало фигуру, что был виден каждый изгиб и выпуклость. Лицо Касайрис прикрыла вуалью, чтобы у её замкнутого чопорного кавалера оставалось хоть немного возможностей для проявления фантазии. Как знать, может, не видя её лица, он сможет представить себе настоящую помолвку. Для Филиппа она выбрала довольно простой костюм: синий камзол с белой рубашкой, вышитой серебряными нитями, и узкие бриджи, идеально подчеркивающие его мускулистые ноги. Банальная клятва, завещающая уважать и заботиться о партнёре, была написана временными чернилами, и к закату следующего дня обещала испариться без следа. Потому Касайрис для должного эффекта расписалась собственной кровью. Филиппа этот жест весьма растрогал. Он даже пожелал сделать тоже, но Касайрис убедила его не торопиться:
— Ты же не демон, потому твоя кровь ценнее, и понадобиться нам на свадьбе, — ворковала она, впервые видя в его глазах нечто отдалённо напоминающее страсть. Кольцо из ветвей и смолы агарового дерева начинало действовать.
— Ты должен меня поцеловать, — напомнила Касайрис, когда вопрос с подписью был улажен. Филипп послушно подошёл. Его глаза стремительно туманились. Мысли путались, а в теле просыпался жар.
— Мне… мне, кажется, не стоит, — слабо попытался отказаться он, но Касайрис состроила опечаленную гримасу:
— Ты не признаешь нашу помолвку? — Ещё чуть-чуть и фальшивая слеза сорвётся с её кроваво-алых глаз.
— П-п-признаю, — Под действием аромата бедняга начал заикаться. Касайрис с печалью констатировала, что переборщила с дозировкой. Похоже, особо бурной ночи ей не светит. Хотя, много от девственника она и не ожидала. Главное, чтобы не уснул ненароком раньше времени.
Филипп продолжал колебаться. Видя эту борьбу, Касайрис решительно взяла ситуацию в свои умелые руки. Она сама поцеловала «жениха», и стоило ей только коснуться его губ, как всё тело мальчишки задрожала от нетерпения.
— Нет… нет, мы не должны, — рассеяно бормотал он, пока Касайрис его раздевала.
— Почему же? Ты что же, хочешь бросить меня у алтаря? Разве твоя сегодняшняя клятва ничего не значит? — соблазнительно шептала Касайрис, и бастион пал. Руки Филиппа крепко сжали её в объятьях, чтобы затем с порывистой неистовостью стянуть с неё почти невесомое и податливое платье. В тот момент он напоминал своего отца: такой же страстный и самоуверенный. Его явно не смущало собственное отсутствие опыта, он действовал инстинктивно, и это ещё сильнее возбуждало Касайрис. Конечно, у неё были любовники и поискусней, но в этой первозданной страсти таилось особое очарование, да и собственный триумф пьянил не хуже афродизиака. Уже многим позже, когда Филипп устало сомкнул глаза, она перенесла его в комнату для медитаций и устроилась рядом. До самого рассвета Касайрис разглядывала любовника, отмечая его преображение. Как и ожидалось, после ночи с демоном, у Филиппа раскрылась вся красота и соблазнительность. Прежде блёклые черты лица постепенно наливались краской, в волосах появился характерный блеск, кажется, даже мускулы и те стали рельефней. Теперь он напоминал древнюю статую какого-то божества. И Касайрис уже мало было только смотреть, нестерпимо хотелось всецело обладать. С предвкушением она ожидала его пробуждения, но что-то явно пошло не так…
Когда Филипп зашевелился, просыпаясь, Касайрис застыла неподвижно в позе медитации. Она вовсе не хотела спугнуть юнца, потому предпочла осторожно подглядывать за ним из-под ресниц. Филипп довольно резко вскочил, осмотрев себя, он покосился на Касайрис и… взял ближайшую подушку. Поставив её между ними, мальчишка потянулся за следующей. Медленно, но верно, он возводил некое подобие баррикады. Когда из подушек уже сформировалась небольшая стена, Касайрис не выдержала:
— Что ты делаешь? — недоумённо спросила она.
— Строю крепость, — невозмутимо ответил Филипп. — И ты не можешь сюда заходить!
— Что?! — Касайрис даже рассмеялась. Что за детский лепет?!
— Это моё личное пространство, — заявил Филипп, ни капли не тушуясь. — Ведь это комната для медитаций, верно? И, насколько я понял, медитировать нужно в тишине и покое. Так вот, это моя зона покоя! — обведя руками небольшой уголок, выдал он.
— Зачем тебе это? — снисходительно поинтересовалась Касайрис. Филипп в тот момент напоминал ей нахохлившегося цыплёнка. Вроде и милый, но в то же время недовольный. — Разве у нас не всё хорошо? Ты чем-то недоволен?
— А ты считаешь, что должен быть доволен и всё прекрасно? — Голос Филиппа резко изменился. В нём появились совсем несвойственные ему саркастические нотки. — Чему же мне радоваться? Тому, что я угодил в золотую клетку, где меня кормят и лелеют, как породистого птенца ради того, чтобы я радовал красивыми песнями?
— Ну… в какой-то мере… — Однако Касайрис не дали договорить.
— В какой-то мере? — усмехнулся Филипп. — Ты правда думаешь, что попав сюда, я согласился стать послушным пёсиком, который спит и видит, как угодить своей хозяйке? Ну и что мне теперь делать? Попрыгать? Полаять или сделать парочку занятных выкрутасов?
— Слушай, ты немного утрируешь, — мягко попробовала поправить его Касайрис и сделала шаг вперёд, столкнув ближайшую подушку.
— Стой! — окрикнул Филипп. — Ты не можешь сюда заходить!
Касайрис послушно замерла: да, детские игры не сильно её занимали, но давить и принуждать свою игрушку сейчас казалось глупо и неразумно.
— Прости-прости, — насмешливо извинилась она, и движение пальцев вернула упавшую подушку на прежнее место. Маленькая демонстрация силы — не более того! Однако в глазах Филиппа вместо понимания или страха она заметила презрение. «Да что с ним не так?! Нахальный, заигравшийся мальчишка!» — Касайрис почувствовала, как гнев заполняет её. Одного вдоха хватило для того, чтобы все подушки разметало по комнате. Филипп остался стоять на голом деревянном полу в растрёпанной ночной рубашке и шёлковых штанах. Касайрис мысленно пожалела, что одела мальчишку ночью, стоило оставить его обнажённым. Её взгляд жадно пробежался по оголившемуся упругому животу и гладкой груди. С каким бы удовольствием она бы сейчас набросилась на этого строптивца, но тот явно был не в настроении. Более того, он пылал гневом столь же сокрушительным, как и секунду назад она сама. Будь в его власти те силы, какими обладала Касайрис, от её замка не осталось бы и следа. У Филиппа заходили желваки, он резко одернул рубашку, разом закрывая своё соблазнительное тело.
— Итак, — начал он. Злость буквально душила его, заставляя голос дрожать, а дыхание сбиваться. — Сейчас всё вернётся, как было или я за себя не отвечаю!
В глазах промелькнула решимость, та самая решимость, которая не оставляет сомнений, и Касайрис отступила. Она слишком хорошо знала этот взгляд. Он всегда предшествовал поломке. Игрушка либо теряла всякий интерес к жизни и превращалась в живую куклу, от которой не было никакого толка, либо совершала суицид. И того и другого в жизни Касайрис уже хватало с лихвой, потому она просто махнула рукой, возвращая подушки, и поспешила выйти из комнаты. Недавний гнев уступил место печальному осознанию. Вчера была вовсе не победа: взаимоотношения окончательно зашли в тупик, и каждый новый шаг лишь плотнее припирал их к глухой стене.
Глава 2. Шаг 2. Зов крови
Даркал:
Небесное пламя бушевало за спиной, когда верный Глаз донёс его до дома Аулуса и приземлился на балконе. Демон уже стоял там, опершись на перила, и с интересом наблюдал за чем-то вдали.
— Пропускаешь самое интересное, Дюлан, — промурлыкал он.
Дарк спешно преобразился и, отпуская птицу, удивленно воззрился на небо. Огненные тучи собирались прямо над эльфийским дворцом.
— Какого демона происходит?
— Похоже, твоя бывшая невеста, — Аулус специально сделал акцент на слове «бывшая», — решила явить нам чудо. Давненько наги не исполняли Великих Танцев, должен признать, выглядит захватывающе! Не жалеешь, что разорвал помолвку?
— Жалею? — хмыкнул Дарк, заворожённо наблюдая за разрастающимся в небе огнём. О той, что призвала это пламя, думать решительно не хотелось. — После того, как она кинулась защищать своего любовника?
— Однако, в итоге выбрала она не его, — насмешливо заметил Аулус.
— Вот и пусть катится к Полозу! — Дарк поморщил нос. Огненное зарево уже разлилось над их головами, отчего становилось весьма неуютно. Дарк ощутил, как внутри него защемило от неприятного пронзительного чувства тоски и горечи. Он считал, что давно выжег в себе подобные эмоции, и теперь был весьма раздосадован: противостоять силам Полоза ему не удалось. Конечно, Килара, его первая жена, предупреждала об этой слабости, но Дарк лелеял скромную надежду, что окажется менее восприимчив. Зато теперь он гораздо яснее понимал выбор новой невесты. Килара не ошиблась, у девчонки был большой потенциал, впрочем, это уже не имело никакого значения. После Великих Танцев редко кто доживал до утра следующего дня, но даже если случалось подобное чудо, то либо разум, либо сила навсегда покидали Жрицу. Дарк предпочёл бы первое. Хотя бы потому, что это избавляло его от каких-либо объяснений, да и не так больно било по самолюбию. Мысль о том, что девчонку соблазнил эльф, и особенно то, что это именно Этьен, просто выводила из себя!
Эльф не понравился ему сразу, ещё в момент самой первой встречи. Их взяли на обучение демоны Фацуки. Агни Найлус, в дом которого и были приглашены иноземные гости, предупредил Дарка о неприятном соседстве за пару минут до того, как в его гостиной нарисовался этот эн Ламар. Заносчивый, высокомерный, с явными признаками глубокого нарциссизма. Мерзкий цветочный аромат мгновенно заполонил собой всё помещение, и Дарк ощутил, как к горлу подступает тошнота. По сравнению с ним, появившийся следом вампир, от которого нещадно разило кровью, вызывал куда меньше отвращения. А уж эти манеры! Дарк был преисполнен презрением, завидев, как эльф заигрывал со служанкой. Сам агни Найлус отнесся к подобному поведению с изрядной долей иронии.
