Яков Платонович обошёл едва ли не все известные в городе притоны, побывал даже в трёх публичных домах, вызвав ажитацию среди девиц, но никто ничего не мог сказать ни об Анне, ни о господине Увакове, они словно в воду канули или растворились, не оставив следа. Время подходило к семи вечера, а потому Яков Платонович решил направиться на место встречи. Рискованно? Без сомнения, но это единственный шанс найти Анну. Что за дикая идея пришла Увакову в голову, зачем ему понадобилось играть на Аню? На что он рассчитывает? Штольман крепко сжал губы, подавляя стон боли. Господи, только бы Аня была жива…
- Яков Платонович, Яков Платонович, да погодите же, - раздался за спиной прерывистый мальчишеский тенорок. – Постойте, я же не успеваю!
Штольман повернулся и увидел Карлушу, ещё более встрёпанного и чумазого, чем утром. Паренёк рукавом вытирал пот со лба и шумно, как маленький самовар, пыхтел.
- Ох, и шибко ж Вы ходите, - устало выдохнул мальчуган и покачал головой, - чисто бесы за Вами гонятся.
- Ты чего хотел-то? – до места встречи оставалось недалеко и Яков Платонович решил как можно быстрее отправить мальчугана домой, а то мало ли, вдруг посыльный Увакова решит, что Штольман не выполнил условий и пришёл не один.
Карл ещё протёр рукавом лоб, опасливо огляделся и выдохнул:
- Я знаю, где пани, которую увезли. Я за посыльным проследил, он от старших шарахался, а меня, кура слепая, даже не приметил.
Известию о рождении братьев и сестры Яков радовался и то меньше, чем этому сообщению. Казалось, над потемневшим городом даже радуга засияла, разогнав сгустившийся в душе Штольмана мрак.
- Где она?
Карл облизнул пересохшие губы, махнул рукой:
- Я покажу. А Томаш заместо Вас пока побудет, чтобы никто ничего не заподозрил, и мы успели добраться. А те трое, что с Томашем, они с нами поедут, тамотки, где барышню держат, помимо цивильного господина ещё трое головорезов. Один меня едва не застукал, да я успел сбежать.
Мальчишка, неожиданно ставший самым настоящим героем, продолжал сбивчиво рассказывать обо всём на свете, перескакивая с одного на другое и размахивая руками, но его никто не перебивал, что тоже было весьма приятно и удивительно. Томаш, бесшумно вынырнувший из сгущающихся сумерек, быстро поменялся с Яковом Платоновичем одеждой, взмахом руки подозвал трёх своих спутников и на польском приказав им сопровождать Якова Платоновича и охранять его.
Под предводительством Карла, с самого начала пути притихшего и построжевшего, Штольман добрался до невысокого дома, чьи наглухо заколоченные окна не пропускали ни единого лучика света.
- Туточки, - прошептал Карлуша, вытирая рукавом нос. – Он тот ставешек чутка отходит, тамотки можно барышню узреть.
Яков Платонович легко перемахнул через невысокий забор, вызвав ободрительный присвист у мальчишки и приглушённое одобрительно ворчание у старших спутников, и припал к указанному ставню. Случайно ли так совпало, или же Анна что-то почувствовала, но в тот самый миг, как Яков заглянул в окно, она подняла голову, и их взгляды встретились.
- Яков, - ахнула Анна Викторовна, вскакивая на ноги и бросаясь к окну, - Яша, Яшенька…
Пронзительный скрип двери ринул барышню с небес счастия на грешную землю, заставив испуганно вздрогнуть и отпрянуть от окна. К сожалению, не слишком поспешно, потому как Илья Петрович поставил на стол принесённую лампу, настороженно осмотрелся и тоже подошёл к окну, заглянул в щёлку, постоял так некоторое время, а потом озадаченно хмыкнул:
- И кого это Вы, сударыня, там увидели?
Анна пожала плечами:
- Никого. Просто скучала и смотрела в окно.
Глухой шум, донёсшийся с улицы, заставил Увакова хищно оскалиться и нервно схватиться за револьвер:
- Предупреждаю сразу: если Вас попытаются освободить силой, я буду стрелять. И рука у меня не дрогнет.
- Зато голос дрожит, словно заячий хвост, - Яков Платонович, как всегда, спокойный и невозмутимый, появился на пороге комнаты, смахивая с рукава незримую пыль.
- Вы?! – Илья Петрович резко повернулся к нежданному визитёру, от растерянности даже позабыв про оружие. – Как… что…
- Вы сами пригласили меня на карты, - Штольман достал из внутреннего кармана колоду, покрутил её в пальцах. – Приступим?
Уваков зачарованно уставился на карты, нервно облизывая разом пересохшие губы и часто сглатывая.
«А ведь был хорошим следователем, - мрачно подумал Штольман, - и что с ним стало? Прав отец, все беды в этом мире происходят из-за жадности и глупости».
- Вы проиграли, господин Уваков, - холодно отчеканил Яков Платонович, - игра закончена.
- Ошибаетесь, - прошипел Илья Петрович, раздвигая губы в хищной усмешке, - всё только начинается.
Уваков отпрянул к столу, схватил лампу и швырнул её себе под ноги, бешено проорав:
- Сгорите в аду!
Пламя с треском и рёвом взвилось вверх, старый дом, несколько дней самым тщательным образом пропитываемый маслом и прочими горючими жидкостями стремительно превращался в огненную ловушку. Яков схватил Анну за руку и бросился к выходу, Уваков метнулся им наперерез, но оступился и рухнул на пол, не выронив оружия. Грохнул выстрел, Анна испуганно взвизгнула и тут же закашлялась от едкого дыма.
- На улицу, быстрее, - приказал Штольман, стреляя в ответ и тут же отшатываясь за угол, дабы защититься от ответного залпа.
Дом разгорался всё быстрее, уже начали угрожающе трещать балки. Илья Петрович, грубо ругаясь сквозь зубы, кое-как поднялся на ноги, направился к выходу из комнаты, и тут ему навстречу прямо из пламени шагнула девушка. Та самая, кою замучила для того, чтобы увидеть хозяина Карт Судьбы. Уваков испуганно отпрянул, судорожно нашаривая защищающий от духов амулет и не находя его. Видимо, шнурок оборвался, а Илья Петрович этого даже не заметил. Призрачная девица продолжала наступать, а потом вскинула руки и буквально швырнула своего погубителя в языки пламени. Раздался отчаянный, полный животной боли вопль, затем ещё один, ещё, а потом всё стихло. Уваков Илья Петрович перестал существовать, приняв мучительную, обещанную Картами Судьбы, смерть.
Анна и Яков, задыхаясь и отчаянно кашляя, выбрались из дома и успели отбежать к воротам, когда здание протяжно застонало, словно смертельно раненый зверь, и рухнуло, обдав всё вокруг снопом искр.
- Всё живы? – хрипло спросил Штольман, глядя на своих спутников. – Аня, как ты?
Анна Викторовна нашла в себе силы слабо улыбнуться и погладить мужа по измазанной сажей щеке:
- Всё хорошо, я цела. А у тебя рукав мокрый, ты ранен?
- До годовщины свадьбы заживёт, - усмехнулся Яков Платонович, чувствуя, как у него от облегчения начинает кружиться голова. – Главное, ты цела, всё остальное ерунда.
Анна горестно всхлипнула, прижалась к мужу:
- Прости. Я правда не хотела, оно само так получилось, я не нарочно.
- Я уже говорил: неприятности ходят за тобой по пятам. И я начинаю к этому привыкать, - прошептал Яков, нежно вытирая одинокую слезинку со щеки жены.
Обо всём случившемся, а самое главное, о Картах Судьбы, разговор в семействе Штольманов зашёл лишь через три дня. Лизхен, всё ещё немного слабая после ранения, отложила в сторону модный журнал, поправила укрывающий ноги плед и спросила, хитро покосившись на Анну:
- Яков, а что бы ты сделал, если бы Карты Судьбы были у тебя?
Яков Платонович, передвинул ладью, ознаменовав тем самым победу в шахматной баталии с Андришем, и ответил не раздумывая:
- Спалил бы их в камине, чтобы они никому больше жизнь не портили.
Анна и Лизхен опять переглянулись, после чего Елизавета Платоновна покачала головой и вздохнула:
- Что ж… Остаётся порадоваться тому что Карты Судьбы – это всего лишь легенда. Да, Аннушка?
- Да, - подтвердила Анна Викторовна, грея руки о тёплые, даже горячие, карты, кои взяла у мужа, - это всего лишь легенда.
Когда-нибудь позже, когда чуть позабудется история с поисками Карт, Анна непременно расскажет Якову Платоновичу обо всём, а пока пусть это будет их с Лизхен маленьким женским секретом.
- Кстати, Яша, маменька телеграмму прислала, приглашает нас в Затонск. Поедем?
Штольман обнял жену, зарылся лицом в пушистые тёплые завитки на макушке и прошептал:
- Обязательно. С тобой хоть на край земли.
Анна обняла мужа, Карты, кои она держала в руках упали причудливым раскладом, обещая дорогу, любовь, друзей и новые приключения, но на них никто не обратил внимания.
Дело № 3. Достойный наследник
За то время, что Анна Викторовна и Яков Платонович провели вдали от Затонска, в тихом городке ничего не изменилось, может, лишь чуть облупилась краска на вокзале, да поседели усы станционного смотрителя, а так всё осталось прежним, словно и не было этих наполненных то тревогой, то счастием дней. Два носильщика, с ярко надраенными номерными бляхами на груди, лениво перебрасывались фразами, щедро сдабривая речь солёными шутками, под навесом, построенным на случай непогоды, стояли три брички, на козлах коих дремали возницы.
«Совсем как в день моего приезда, - подумал Яков Платонович, невольно потирая раненое во время дуэли с князем плечо, хотя оно давно уже не болело – ничего не изменилось».
- Яша, смотри, - Анна, с широкой улыбкой оглядывающаяся по сторонам, затеребила мужа за рукав, - маменька нас встречает. А с ней дядюшка! – барышня восторженно захлопала в ладоши. – Как здорово, что он приехал, а ведь уверял, что в Затонск больше не вернётся!
- Annettе, ты стала ещё прекрасней, - Пётр Иванович подошёл к племяннице, расцеловал её в обе щёки, вежливо и даже чуточку старомодно поклонился Штольману, - Яков Платонович, рад, очень рад встрече.
- Аннушка, - замешкавшаяся из-за нового платья, привезённого Петром Ивановичем из Парижа, Мария Тимофеевна радостно обняла дочь, не преминув придирчивым материнским оком изучить: не похудела ли дочурка, не покраснели ли её глаза, да не ввалились ли щёчки. – Аннушка, как же я рада тебя видеть! Яков Платонович, добро пожаловать.
- Благодарю, - Штольман поцеловал протянутую ему руку, вежливо поклонился. – Мария Тимофеевна, Вы прекрасно выглядите.
- Благодарю, - женщина слегка кокетливо улыбнулась, по привычке взбивая тонкими пальцами волосы на виске.
- Карета уже подана, - шутливо провозгласил Пётр Иванович, не большой охотник до всех великосветских куртуазностей, - предлагаю направиться домой, пока нас дождём не накрыло.
- А папенька где? – Анна ещё раз окинула взглядом перрон, но Виктора Ивановича нигде не было.
Мария Тимофеевна досадливо поджала губы, чуть нахмурившись, а Пётр Иванович вздохнул и громким театральным шёпотом произнёс:
- Тузя… Или Кузя…
- Что? – Анна Викторовна озадаченно посмотрела на дядюшку.
Мария Тимофеевна досады с держать не смогла, произнесла резче, чем того приличия предполагали:
- К Аверьяновой он поехал, Елизавете Ильиничне. В очередной раз завещание переписывать.
- В очередной – это в какой? – полюбопытствовал Яков Платонович.
Пётр Иванович поднял глаза к небу, губами зашевелил и пальцы стал загибать, что-то подсчитывая:
- Если я ничего не упустил, то уже в пятый.
- Седьмой, - резко поправила родственника Мария Тимофеевна, - ещё два раза переписывали завещание, когда Вы в Париже жили.
Господин Штольман выразительно приподнял бровь. Его родители к последней воле относились ответственно, оно и понятно, семейство-то немалое, нужно всё расписать и самым тщательным образом подготовить, дабы никого не обидеть, отец тоже завещание переписывал, но всего один раз. А ещё любящие родители, предчувствуя свой конец, написали каждому из своих отпрысков прощальные письма, своего рода последний завет и привет, причём каждому свой, сообразно характеру и роду деятельности чада. Послания, адресованные ему, Яков открыл и прочитал только в Лондоне у Вильгельма, до тех пор не мог, тщательно спрятав их в стопке книг и утаив на самом дне сердца.
- Что же в этот раз приключилось, что Елизавета Ильинична решила духовную переделать? – спросила Аннушка, горя желанием узнать обо всех новостях родного городка. Пожалуй, она даже соскучилась немного по размеренности Затонска и прозрачности жизни его жителей.
Пётр Иванович развёл руками:
- Так я же говорю: Тузю почтенная вдова вспомнила. Или Кузю, котика своего… очередного.
Яков невольно усмехнулся:
- И сколько же их?
Пётр Иванович опять руками развёл:
- Сие есть тайна, неведомая даже хозяйке. Каждый раз, как новый любимец обнаруживается, почтенная госпожа Аверьянова посылает за Виктором Ивановичем и велит его включить в завещание очередного пушистого наследника.
- А что же, иных родственников у Елизаветы Ильиничны нет? – Яков Платонович не знал обсуждаемой дамы и очень надеялся, что судьба будет милостива и убережёт его от знакомства с этой оригиналкой, но привычка следователя во всём и всегда добираться до сути не оставляла.
Мария Тимофеевна всплеснула руками:
- Да как не быть, есть, конечно! Сын с супругой и их пятилетней дочкой, но они в Затонск только на праздники приезжают, малышка от шерсти задыхаться начинает. Затем ещё племянник, сын покойного брата, тот постоянно в доме живёт. Был студентом столичного университета да, говорят, принял участие в каком-то бунте, его и отчислили.
Пётр Иванович кашлянул. Он прекрасно знал, что молодой Аверьянов просто спустил в карты оставленные ему отцом деньги, работать не захотел и предпочёл поселиться у тётки, алкая богатого наследства. Версия с политическим мотивом ссылки звучала не в пример благороднее, поэтому как оно было на самом деле племянник никому в Затонске не рассказывал.
- Затем ещё в доме проживает сестрица Елизаветы Ильиничны с воспитанницей, - продолжала перечислять Мария Тимофеевна, опять вызвав короткий, под кашель замаскированный, смешок у Петра Ивановича, коий был очень хорошо осведомлён, что дама, которую в Затонске все считали старой девой, мужа никогда не имевшей, долгое время была содержанкой одного богатого банкира в Париже. Потом старик умер, и его родственники указали любовнице и её малютке дочери на дверь. Дама перебралась в Петербург, какое-то время послужила там в доме терпимости, а затем, когда дочка подросла, приехала в Затонск, сказав, что взяла себе воспитанницу дабы не коротать старость в одиночестве.
- Ещё Елизавета Ильинична дала кров своей старой тётке, у коей дом в Саратовской губернии при пожаре сгорел, - Мария Тимофеевна мысленно посчитала обывателей дома госпожи Аверьяновой, - да вот, пожалуй, и всё. Слуг я не считаю, Елизавета Ильинична и сама не знает, сколько их у неё.
«Бедлам», - подумал Яков Платонович, невольно вспомнив дом родителей, в коем всё и всегда располагалось на своих, единожды установленных, местах. Конечно, пятеро мальчишек и одна, ни в чём братьям не уступающая, девчонка регулярно являлись камнями, запускаемыми в тихий пруд, то громко о чём-то споря то проводя какие-то опыты с экспериментами, а то и подравшись, кулаками доказывая правоту собственных предположений. Но их возня, взбаламучивая на краткий миг покой в доме, не могла расшатать устои порядка и спокойствия, основой коего являлась сама Марта Васильевна.
Штольман вздохнул, вспомнив мягкий негромкий голос матери, её светлые глаза, взирающие на супруга и чад с безграничной нежностью и любовью.
- Яков Платонович, Яков Платонович, да погодите же, - раздался за спиной прерывистый мальчишеский тенорок. – Постойте, я же не успеваю!
Штольман повернулся и увидел Карлушу, ещё более встрёпанного и чумазого, чем утром. Паренёк рукавом вытирал пот со лба и шумно, как маленький самовар, пыхтел.
- Ох, и шибко ж Вы ходите, - устало выдохнул мальчуган и покачал головой, - чисто бесы за Вами гонятся.
- Ты чего хотел-то? – до места встречи оставалось недалеко и Яков Платонович решил как можно быстрее отправить мальчугана домой, а то мало ли, вдруг посыльный Увакова решит, что Штольман не выполнил условий и пришёл не один.
Карл ещё протёр рукавом лоб, опасливо огляделся и выдохнул:
- Я знаю, где пани, которую увезли. Я за посыльным проследил, он от старших шарахался, а меня, кура слепая, даже не приметил.
Известию о рождении братьев и сестры Яков радовался и то меньше, чем этому сообщению. Казалось, над потемневшим городом даже радуга засияла, разогнав сгустившийся в душе Штольмана мрак.
- Где она?
Карл облизнул пересохшие губы, махнул рукой:
- Я покажу. А Томаш заместо Вас пока побудет, чтобы никто ничего не заподозрил, и мы успели добраться. А те трое, что с Томашем, они с нами поедут, тамотки, где барышню держат, помимо цивильного господина ещё трое головорезов. Один меня едва не застукал, да я успел сбежать.
Мальчишка, неожиданно ставший самым настоящим героем, продолжал сбивчиво рассказывать обо всём на свете, перескакивая с одного на другое и размахивая руками, но его никто не перебивал, что тоже было весьма приятно и удивительно. Томаш, бесшумно вынырнувший из сгущающихся сумерек, быстро поменялся с Яковом Платоновичем одеждой, взмахом руки подозвал трёх своих спутников и на польском приказав им сопровождать Якова Платоновича и охранять его.
Под предводительством Карла, с самого начала пути притихшего и построжевшего, Штольман добрался до невысокого дома, чьи наглухо заколоченные окна не пропускали ни единого лучика света.
- Туточки, - прошептал Карлуша, вытирая рукавом нос. – Он тот ставешек чутка отходит, тамотки можно барышню узреть.
Яков Платонович легко перемахнул через невысокий забор, вызвав ободрительный присвист у мальчишки и приглушённое одобрительно ворчание у старших спутников, и припал к указанному ставню. Случайно ли так совпало, или же Анна что-то почувствовала, но в тот самый миг, как Яков заглянул в окно, она подняла голову, и их взгляды встретились.
- Яков, - ахнула Анна Викторовна, вскакивая на ноги и бросаясь к окну, - Яша, Яшенька…
Пронзительный скрип двери ринул барышню с небес счастия на грешную землю, заставив испуганно вздрогнуть и отпрянуть от окна. К сожалению, не слишком поспешно, потому как Илья Петрович поставил на стол принесённую лампу, настороженно осмотрелся и тоже подошёл к окну, заглянул в щёлку, постоял так некоторое время, а потом озадаченно хмыкнул:
- И кого это Вы, сударыня, там увидели?
Анна пожала плечами:
- Никого. Просто скучала и смотрела в окно.
Глухой шум, донёсшийся с улицы, заставил Увакова хищно оскалиться и нервно схватиться за револьвер:
- Предупреждаю сразу: если Вас попытаются освободить силой, я буду стрелять. И рука у меня не дрогнет.
- Зато голос дрожит, словно заячий хвост, - Яков Платонович, как всегда, спокойный и невозмутимый, появился на пороге комнаты, смахивая с рукава незримую пыль.
- Вы?! – Илья Петрович резко повернулся к нежданному визитёру, от растерянности даже позабыв про оружие. – Как… что…
- Вы сами пригласили меня на карты, - Штольман достал из внутреннего кармана колоду, покрутил её в пальцах. – Приступим?
Уваков зачарованно уставился на карты, нервно облизывая разом пересохшие губы и часто сглатывая.
«А ведь был хорошим следователем, - мрачно подумал Штольман, - и что с ним стало? Прав отец, все беды в этом мире происходят из-за жадности и глупости».
- Вы проиграли, господин Уваков, - холодно отчеканил Яков Платонович, - игра закончена.
- Ошибаетесь, - прошипел Илья Петрович, раздвигая губы в хищной усмешке, - всё только начинается.
Уваков отпрянул к столу, схватил лампу и швырнул её себе под ноги, бешено проорав:
- Сгорите в аду!
Пламя с треском и рёвом взвилось вверх, старый дом, несколько дней самым тщательным образом пропитываемый маслом и прочими горючими жидкостями стремительно превращался в огненную ловушку. Яков схватил Анну за руку и бросился к выходу, Уваков метнулся им наперерез, но оступился и рухнул на пол, не выронив оружия. Грохнул выстрел, Анна испуганно взвизгнула и тут же закашлялась от едкого дыма.
- На улицу, быстрее, - приказал Штольман, стреляя в ответ и тут же отшатываясь за угол, дабы защититься от ответного залпа.
Дом разгорался всё быстрее, уже начали угрожающе трещать балки. Илья Петрович, грубо ругаясь сквозь зубы, кое-как поднялся на ноги, направился к выходу из комнаты, и тут ему навстречу прямо из пламени шагнула девушка. Та самая, кою замучила для того, чтобы увидеть хозяина Карт Судьбы. Уваков испуганно отпрянул, судорожно нашаривая защищающий от духов амулет и не находя его. Видимо, шнурок оборвался, а Илья Петрович этого даже не заметил. Призрачная девица продолжала наступать, а потом вскинула руки и буквально швырнула своего погубителя в языки пламени. Раздался отчаянный, полный животной боли вопль, затем ещё один, ещё, а потом всё стихло. Уваков Илья Петрович перестал существовать, приняв мучительную, обещанную Картами Судьбы, смерть.
Анна и Яков, задыхаясь и отчаянно кашляя, выбрались из дома и успели отбежать к воротам, когда здание протяжно застонало, словно смертельно раненый зверь, и рухнуло, обдав всё вокруг снопом искр.
- Всё живы? – хрипло спросил Штольман, глядя на своих спутников. – Аня, как ты?
Анна Викторовна нашла в себе силы слабо улыбнуться и погладить мужа по измазанной сажей щеке:
- Всё хорошо, я цела. А у тебя рукав мокрый, ты ранен?
- До годовщины свадьбы заживёт, - усмехнулся Яков Платонович, чувствуя, как у него от облегчения начинает кружиться голова. – Главное, ты цела, всё остальное ерунда.
Анна горестно всхлипнула, прижалась к мужу:
- Прости. Я правда не хотела, оно само так получилось, я не нарочно.
- Я уже говорил: неприятности ходят за тобой по пятам. И я начинаю к этому привыкать, - прошептал Яков, нежно вытирая одинокую слезинку со щеки жены.
***
Обо всём случившемся, а самое главное, о Картах Судьбы, разговор в семействе Штольманов зашёл лишь через три дня. Лизхен, всё ещё немного слабая после ранения, отложила в сторону модный журнал, поправила укрывающий ноги плед и спросила, хитро покосившись на Анну:
- Яков, а что бы ты сделал, если бы Карты Судьбы были у тебя?
Яков Платонович, передвинул ладью, ознаменовав тем самым победу в шахматной баталии с Андришем, и ответил не раздумывая:
- Спалил бы их в камине, чтобы они никому больше жизнь не портили.
Анна и Лизхен опять переглянулись, после чего Елизавета Платоновна покачала головой и вздохнула:
- Что ж… Остаётся порадоваться тому что Карты Судьбы – это всего лишь легенда. Да, Аннушка?
- Да, - подтвердила Анна Викторовна, грея руки о тёплые, даже горячие, карты, кои взяла у мужа, - это всего лишь легенда.
Когда-нибудь позже, когда чуть позабудется история с поисками Карт, Анна непременно расскажет Якову Платоновичу обо всём, а пока пусть это будет их с Лизхен маленьким женским секретом.
- Кстати, Яша, маменька телеграмму прислала, приглашает нас в Затонск. Поедем?
Штольман обнял жену, зарылся лицом в пушистые тёплые завитки на макушке и прошептал:
- Обязательно. С тобой хоть на край земли.
Анна обняла мужа, Карты, кои она держала в руках упали причудливым раскладом, обещая дорогу, любовь, друзей и новые приключения, но на них никто не обратил внимания.
Прода от 24.03.2021, 13:24
Дело № 3. Достойный наследник
За то время, что Анна Викторовна и Яков Платонович провели вдали от Затонска, в тихом городке ничего не изменилось, может, лишь чуть облупилась краска на вокзале, да поседели усы станционного смотрителя, а так всё осталось прежним, словно и не было этих наполненных то тревогой, то счастием дней. Два носильщика, с ярко надраенными номерными бляхами на груди, лениво перебрасывались фразами, щедро сдабривая речь солёными шутками, под навесом, построенным на случай непогоды, стояли три брички, на козлах коих дремали возницы.
«Совсем как в день моего приезда, - подумал Яков Платонович, невольно потирая раненое во время дуэли с князем плечо, хотя оно давно уже не болело – ничего не изменилось».
- Яша, смотри, - Анна, с широкой улыбкой оглядывающаяся по сторонам, затеребила мужа за рукав, - маменька нас встречает. А с ней дядюшка! – барышня восторженно захлопала в ладоши. – Как здорово, что он приехал, а ведь уверял, что в Затонск больше не вернётся!
- Annettе, ты стала ещё прекрасней, - Пётр Иванович подошёл к племяннице, расцеловал её в обе щёки, вежливо и даже чуточку старомодно поклонился Штольману, - Яков Платонович, рад, очень рад встрече.
- Аннушка, - замешкавшаяся из-за нового платья, привезённого Петром Ивановичем из Парижа, Мария Тимофеевна радостно обняла дочь, не преминув придирчивым материнским оком изучить: не похудела ли дочурка, не покраснели ли её глаза, да не ввалились ли щёчки. – Аннушка, как же я рада тебя видеть! Яков Платонович, добро пожаловать.
- Благодарю, - Штольман поцеловал протянутую ему руку, вежливо поклонился. – Мария Тимофеевна, Вы прекрасно выглядите.
- Благодарю, - женщина слегка кокетливо улыбнулась, по привычке взбивая тонкими пальцами волосы на виске.
- Карета уже подана, - шутливо провозгласил Пётр Иванович, не большой охотник до всех великосветских куртуазностей, - предлагаю направиться домой, пока нас дождём не накрыло.
- А папенька где? – Анна ещё раз окинула взглядом перрон, но Виктора Ивановича нигде не было.
Мария Тимофеевна досадливо поджала губы, чуть нахмурившись, а Пётр Иванович вздохнул и громким театральным шёпотом произнёс:
- Тузя… Или Кузя…
- Что? – Анна Викторовна озадаченно посмотрела на дядюшку.
Мария Тимофеевна досады с держать не смогла, произнесла резче, чем того приличия предполагали:
- К Аверьяновой он поехал, Елизавете Ильиничне. В очередной раз завещание переписывать.
- В очередной – это в какой? – полюбопытствовал Яков Платонович.
Пётр Иванович поднял глаза к небу, губами зашевелил и пальцы стал загибать, что-то подсчитывая:
- Если я ничего не упустил, то уже в пятый.
- Седьмой, - резко поправила родственника Мария Тимофеевна, - ещё два раза переписывали завещание, когда Вы в Париже жили.
Господин Штольман выразительно приподнял бровь. Его родители к последней воле относились ответственно, оно и понятно, семейство-то немалое, нужно всё расписать и самым тщательным образом подготовить, дабы никого не обидеть, отец тоже завещание переписывал, но всего один раз. А ещё любящие родители, предчувствуя свой конец, написали каждому из своих отпрысков прощальные письма, своего рода последний завет и привет, причём каждому свой, сообразно характеру и роду деятельности чада. Послания, адресованные ему, Яков открыл и прочитал только в Лондоне у Вильгельма, до тех пор не мог, тщательно спрятав их в стопке книг и утаив на самом дне сердца.
- Что же в этот раз приключилось, что Елизавета Ильинична решила духовную переделать? – спросила Аннушка, горя желанием узнать обо всех новостях родного городка. Пожалуй, она даже соскучилась немного по размеренности Затонска и прозрачности жизни его жителей.
Пётр Иванович развёл руками:
- Так я же говорю: Тузю почтенная вдова вспомнила. Или Кузю, котика своего… очередного.
Яков невольно усмехнулся:
- И сколько же их?
Пётр Иванович опять руками развёл:
- Сие есть тайна, неведомая даже хозяйке. Каждый раз, как новый любимец обнаруживается, почтенная госпожа Аверьянова посылает за Виктором Ивановичем и велит его включить в завещание очередного пушистого наследника.
- А что же, иных родственников у Елизаветы Ильиничны нет? – Яков Платонович не знал обсуждаемой дамы и очень надеялся, что судьба будет милостива и убережёт его от знакомства с этой оригиналкой, но привычка следователя во всём и всегда добираться до сути не оставляла.
Мария Тимофеевна всплеснула руками:
- Да как не быть, есть, конечно! Сын с супругой и их пятилетней дочкой, но они в Затонск только на праздники приезжают, малышка от шерсти задыхаться начинает. Затем ещё племянник, сын покойного брата, тот постоянно в доме живёт. Был студентом столичного университета да, говорят, принял участие в каком-то бунте, его и отчислили.
Пётр Иванович кашлянул. Он прекрасно знал, что молодой Аверьянов просто спустил в карты оставленные ему отцом деньги, работать не захотел и предпочёл поселиться у тётки, алкая богатого наследства. Версия с политическим мотивом ссылки звучала не в пример благороднее, поэтому как оно было на самом деле племянник никому в Затонске не рассказывал.
- Затем ещё в доме проживает сестрица Елизаветы Ильиничны с воспитанницей, - продолжала перечислять Мария Тимофеевна, опять вызвав короткий, под кашель замаскированный, смешок у Петра Ивановича, коий был очень хорошо осведомлён, что дама, которую в Затонске все считали старой девой, мужа никогда не имевшей, долгое время была содержанкой одного богатого банкира в Париже. Потом старик умер, и его родственники указали любовнице и её малютке дочери на дверь. Дама перебралась в Петербург, какое-то время послужила там в доме терпимости, а затем, когда дочка подросла, приехала в Затонск, сказав, что взяла себе воспитанницу дабы не коротать старость в одиночестве.
- Ещё Елизавета Ильинична дала кров своей старой тётке, у коей дом в Саратовской губернии при пожаре сгорел, - Мария Тимофеевна мысленно посчитала обывателей дома госпожи Аверьяновой, - да вот, пожалуй, и всё. Слуг я не считаю, Елизавета Ильинична и сама не знает, сколько их у неё.
«Бедлам», - подумал Яков Платонович, невольно вспомнив дом родителей, в коем всё и всегда располагалось на своих, единожды установленных, местах. Конечно, пятеро мальчишек и одна, ни в чём братьям не уступающая, девчонка регулярно являлись камнями, запускаемыми в тихий пруд, то громко о чём-то споря то проводя какие-то опыты с экспериментами, а то и подравшись, кулаками доказывая правоту собственных предположений. Но их возня, взбаламучивая на краткий миг покой в доме, не могла расшатать устои порядка и спокойствия, основой коего являлась сама Марта Васильевна.
Штольман вздохнул, вспомнив мягкий негромкий голос матери, её светлые глаза, взирающие на супруга и чад с безграничной нежностью и любовью.
