- Она у меня уже сделана, - пожала плечами девочка, - и дополнительное задание по Лжедмитрию Первому я тоже подготовила. Показать?
- В понедельник, - двумя руками, как поп от лукавого, отмахнулась Елена, - я твою тетрадь вместе со всеми остальными проверю.
- Как хотите, - обиженно поджала губки девочка, - до свидания, Елена Павловна.
- Всего доброго! – Лена устало опустилась на стул, с отвращением посмотрев на стопку тетрадей, громоздящихся на столе а-ля Пизанская башня.
Проверять тетради в пятницу после работы не хотелось, но тащить их домой и разбирать каракули учеников в законные выходные хотелось ещё меньше.
- Ладно, - пробурчала девушка, жестом доведённого до отчаяния пациента, решившегося-таки на визит к стоматологу, придвигая к себе первую тетрадь. – Как говорят папины знакомые, раньше сядешь, раньше выйдешь. А судя по количеству и качеству татуировок у них на теле, они явно знают, о чём говорят.
Отец Лены был военным врачом, долгое время мотавшимся по всем горячим и раскалённым точкам земного шара, где люди уничтожали себе подобных, прикрываясь громогласными лозунгами и благородными целями. Потом, нажив седины в волосах, набив шишек, потеряв многих близких друзей и любимую супругу, которая сбежала, бросив маленькую дочь, Павел Иванович решил остепениться и устроился на работу хирургом в поликлинику. Через два года перешёл из хирургии в морг, заявив, что покойникам, по крайней мере, наплевать, как их будут резать, почему и не останется ли на теле шрамов. Связей у Павла Ивановича было если и не больше, чем звёзд на небе, то, по меньшей мере, столько же, друзья и знакомые чуть ли не дрались за право повозиться с Леной, а потому девушка прекрасно разбиралась в оружии, могла открыть любой замок невидимкой, обожала историю, не боялась крови и была свято убеждена, что мужчиной может называться только тот, кто хотя бы год отслужил в армии. Характер у Лены с детства был боевой, с девчонками, оживлённо обсуждающими кукол и девчачьи комиксы, а потом косметику и поклонников, девушке было невыносимо скучно. Единственной близкой подругой Елены стала одноклассница Катя, которую девушка сначала просто пожалела. Потом оказалось, что Катька умна, упорна до упрямства, ну а после того, как она назвала красавцем маршала СССР Константина Константиновича Рокоссовского (после отца, идеал настоящего мужчины), Лена окончательно прикипела к Кате и даже подарила ей на день рождения роман «Белый вождь». Прочитав книгу, Катя решительно переименовала себя в Каталину и, получая в четырнадцать лет паспорт, добилась, чтобы её записали именно Каталиной. Ленка к смене подругой имени отнеслась спокойно, часто шутила, что они теперь как сёстры: Лена и Лина. Сестринская дружба продлилась до выпускного, точнее, до подачи документов в университет. Лена, с раннего детства обожавшая историю и не засыпавшая без рассказов Сергея Алексеева, естественно выбрала исторический факультет педагогического университета, так как не планировала покидать отца и родной город. Каталина же поступила в престижный университет на факультет журналистики, обидевшись на подругу, что та не стала поступать вместе с ней.
Как всегда, вспомнив подругу, Елена печально вздохнула. Конечно, найти Линку труда бы не составило, с папиными связями можно и убийцу Кеннеди при желании отыскать, но сначала мешала детская обида, потом дурная гордость, потом закрутила студенческая жизнь, а потом… Потом опять вспыхнула обида. Ленка-то ведь в отличие от Каталины никуда из родного городка не уезжала, даже адрес не меняла, и раз подруга за все эти годы даже не удосужилась ей пару строк написать, хотя бы в Интернете, то и не стоит навязываться. Как в песне: «Ухарь-купец позвенел серебром: «Нет, так не надо, другую найдём»». Другие подруги у Лены появились, но такой близкой и задушевной больше не было. Всё-таки правду люди говорят, настоящая дружба, как первая любовь, бывает редко и не забывается никогда.
- Всё, хватит хандрить, - приказала себе Лена, решительно тряхнула головой, окончательно расплетая косу, в которую всегда забирала волосы на работе и, включив на плеере любимые песни, с головой ушла в проверку тетрадей.
Через час Лена с довольной улыбкой потянулась, разминая плечи, с гордостью полководца, одержавшего блестящую победу, оглядывая перекочевавшую на другую сторону стола стопку тетрадей. Да, что и говорить, она молодец. И определённо заслужила мороженое. Бананово-шоколадный «Экстрем», который продаётся в магазине на конечной автобусной остановке. Девушка посмотрела на часы, ещё раз с наслаждением потянулась и, быстро запихнув в сумку пенал и телефон и на ходу натягивая на себя куртку, направилась из школы.
- Никак, домой побежала? – завхоз Зоя Васильевна, работавшая в школе едва ли не с момента её открытия, улыбнулась и одобрительно закивала. – И правильно, нечего молодой девке до полуночи на работе засиживаться, а то так в девках и просидишь всю жизнь. Тебе и так замуж пора.
- Я была замужем, - терпеливо напомнила Елена и с усмешкой добавила. – Целый год. Как в армию сходила.
- Ну, год это несерьёзно, - отмахнулась Зоя Васильевна, - вот у меня соседка двадцать лет с мужем прожила.
- А потом утюгом его зашибла, - пробурчала девушка себе под нос и уже громко произнесла. – До свидания, Зоя Васильевна! Удачных выходных!
Завхоз улыбнулась девушке и медленно поковыляла по коридору, бдительно осматриваясь и прислушиваясь.
На улице ярко светило солнце, пели птицы, громогласно возвещая о приходе весны. Лена с наслаждением втянула носом чистый прохладный воздух, закинула на плечо сумку и широким шагом направилась за мороженым, вспоминая, остался ли в холодильнике пакетик кошачьего корма.
У шедшей впереди Лены сухонькой благообразной старушки внезапно лопнул большой пакет, на землю с пылом десантников-отличников выскочили яблоки и раскатились в разные стороны.
- Ох ты ж, горе-то какое, - запричитала бабушка, неловко пытаясь поднять фрукты, но вместо этого роняя палку, на которую опиралась при ходьбе, - ах, ты ж…
- Давайте я вам помогу, бабушка, - Лена протянула старушке палку, а потом вытащила из сумки пакет и принялась складывать туда яблоки. – Ну вот и всё.
- Спасибо тебе, добрая девушка, - старушка поправила кончики спускающегося на грудь платка. – Даже и не знаю, чем мне тебя отблагодарить?
- Не стоит, - усмехнулась Лена, улыбнулась старушке и привычным широким шагом направилась дальше, сразу выбросил из головы маленькое приключение.
Девушка не видела, как по бледным, выцветшим от времени губам старушки скользнула улыбка, не слышала приглушённого бормотания:
- Иди, красавица, иди. Лето настанет, бегать придётся.
Урок первый. Герой не нашего времени
Каждое время года для Лены имело свой цвет, запах и чёткую ассоциацию. Зима была белой, пахла морозной ёлкой, мандаринами и была связана с праздничной суматохой, а ещё обязательным в феврале смотром строя и песни. Осень отливала всеми оттенками оранжевого, пахла прелой листвой, букетами хризантем и, естественно, ассоциировалась с началом нового учебного года. Новыми надеждами и ожиданиями, школьной формой с белыми пышными бантами трепещущих от волнения первоклассников. Весна кружила голову горьковатым запахом мимозы и первых нежных листочков, была зелёного цвета, накрепко связываваясь с тремя самыми важными для Лены праздниками: днём рождения, наступающим Восьмым марта (Лена родилась седьмого марта) и Днём Победы. Весна проходила для Лены под звуки марша, с букетами тюльпанов и красным флагом, а вот лето… О, лето было пёстрым, чаще всего, конечно, жёлто-белым, оглушающим птичьим пением и воплями детей в летних оздоровительных лагерях. Лето пахло сеном, малиной, свежей краской и прогретой на солнце пылью, а связано оно было с блаженной отпускной негой, которой предшествовал аврал работы в июне воспитателем на школьной площадке.
Лена. Утро у меня началось как в анекдоте: старенький будильник, верой и правдой служивший нам с отцом многие годы, почему-то именно сегодня решил, что с него достаточно, и не стал звонить, замерев словно солдат в почётном карауле на пяти часах утра. Сама я проснулась вместо без пятнадцати семь в половину восьмого и с воплями забегала по квартире, поминутно то спотыкаясь о радостно скачущую рядом кошку, то лихорадочно разыскивая куда-то запропастившуюся расчёску, то стаскивая с себя джинсы, которые я вчера порвала во время прогулки.
- Ты чего скачешь, коза-дереза? – недовольно прогудел отец, который, в очередной раз расплевавшись с главным врачом, окончательно и бесповоротно решил уйти с работы и опять остался, получив вместо увольнения месячный отпуск.
- Опаздываю! – крикнула я, в очередной раз спотыкаясь о кошку. – Будильник не сработал, я проспала!
- Нашла о чём переживать, - пожал плечами отец, - помню, лейтенант Свиридов в атаку опоздал, так один и уцелел от целого взвода.
- Ага, а потом его чуть под суд не отдали, сначала за предательство, а потом дезертирство, - пробурчала я, наскоро собирая волосы в простой хвост.
- Завтракать будешь? – отец выглянул из кухни.
- Некогда! – крикнула я, уворачиваясь от кошки и распахивая входную дверь. – Всё, пап, я побежала, Веську покормить не забудь!
- Её, паразитку, не покорми, так она весь день сиреной противовоздушной орать будет, - отец в самый последний момент цепко ухватил меня за руку, окинул придирчивым взглядом и легонько потрепал по голове. – Беги, Ленок. Удачного дня!
Я чмокнула отца в морщинистую колючую щёку и выскочила на крыльцо. Под ноги, естественно, не смотрела, а потому не заметила лежащего у дверей мужчину, споткнулась и с громким возмущённым воплем рухнула вниз, лицом прямо в оставшуюся после ночного ливня лужу.
- Да чтоб вас всех! – крикнула я, с силой шлёпнув ладонью по грязи и ещё больше измазавшись. – Теперь точно опоздала!
Приняв собственное поражение в битве со временем как печальный, но неумолимый факт, я моментально успокоилась и обратила внимание на того, кто стал причиной моего поражения.
На крыльце, залитый лучами солнца, лицом вниз лежал крепкого телосложения, про таких говорят, плечи не в каждую дверь пролезут, светловолосый мужчина. Из одежды на нём были, если не считать причудливой татуировки под левой лопаткой, лишь чёрные обтягивающие, вроде кожаных штаны. Рубашки и обувь отсутствовали, но судя по чистым, не запылённым и не забрызганным грязью ступням, ботинки у него были. Причём не так и давно, ещё до дождя.
- Эй, - на всякий случай отодвинувшись от мужчины подальше, окликнула я, - эй, мужчина, вы живы?
С тем же успехом я могла взывать к духам предков.
«Вот только жмурика на крыльце мне для полного счастья не хватает», - мысленно ругнулась я, вытерла руки о загаженные брюки (всё равно их теперь только выбрасывать), поднялась на крыльцо и потрясла мужчину за плечо:
- Эй, красавец спящий, ты сам очнёшься или тебя поцелуем будить?
Мужчина не реагировал, или надеясь на поцелуй, или, что вероятнее, уже ни на что не надеясь по причине своей окончательной и бесповоротной кончины. Чуть дрожащими от волнения пальцами я нашарила на мощной шее сонную артерию. Уф-ф-ф, пульс есть, живой всё-таки. Ладно, переходим к сердечно-легочной реанимации.
- Па-а-а-ап, - закричала я, перешагнув безвольное тело на крыльце и распахнув дверь, - пап, у нас тут мужик на крыльце валяется.
- Хорошие мужики не валяются, - наставительно произнёс отец, выходя из дома с маленьким чемоданчиком в руках, - а лёжа размышляют о судьбах Отечества.
- Ага, - не стала спорить я, - ты тут с ним сделай чего-нибудь, а то я на работу опаздываю.
- Ладно уж беги, - махнул рукой отец и натужно закряхтел, пытаясь перевернуть тело лицом вверх. – Ишь ты, тяжёлый, бугай.
Я бросила взгляд на часы на правой руке, тяжело вздохнула и полезла за телефоном, скороговоркой бросив отцу:
- Погоди, не таскай, сейчас помогу.
- Пока ты соберёшься, пациент богу душу отдаст, - фыркнул отец, в очередной раз пытаясь перевернуть незнакомца.
- Туда и дорога, - проворчала я, но тут на вызов наконец-то ответили, и я защебетала:
- Ой, Маринуль, слушай, я поскользнулась и вся уляпалась, сейчас мухой лечу домой переодеваться. Ты без меня детей примешь-отметишь? Всё, спасибо огромное, я минут через… - я бросила взгляд на лежащее на крыльце тело, затем на часы, - через двадцать, самое большее через полчаса буду. Ещё раз спасибо!
Я нажала отбой и бросилась к отцу, который уже громко пыхтел от натуги, словно рассерженный ёжик. Вместе мы с трудом перевернули незнакомца на спину, и пока отец суетился вокруг него, я изучающе смотрела на правильные аристократические черты, ровный нос и завитки волос, отливающие золотом в солнечном свете. Красивый мужчина. Не женственно-смазливый, а благородно-мужественный, в духе былинных витязей, от которых веяло спокойной всепобеждающей силой.
- Отомри, - отец брызнул мне в лицо прохладной водой, которой старательно смачивал виски незнакомца, - можно подумать, мужиков никогда не видела!
- Таких – нет, - я вытерла лицо, бросила взгляд на руки и рванула в дом со скоростью лыжника, случайно попавшего на трассу биатлонистов. – Па, я мыться!
Собралась я как солдат пограничной службы по сигналу тревоги, даже быстрее, уже у самой двери благоразумно сбавив скорость, чтобы опять не кувыркнуться через неподвижное тело на крыльце. Интересно, папа сможет его откачать? Ой, чёрт, надо же «скорую» вызвать!
- Па, «скорая» нужна? – выпалила я, появляясь на крыльце.
- Да не, - отец махнул рукой, придерживая за плечи уже пытающегося сесть, но всё ещё не открывающего глаз мужчину, - сами справились. Беги давай, а то опоздаешь.
- Ага, - я чмокнула отца в щёку и широким шагом, который все мои знакомые называли «бреющий полёт», направилась на работу.
Школьная площадка, или как её официально именуют во всех документах «детский лагерь дневного пребывания», для человека непосвящённого представляет собой что-то среднее между штурмом Пулковских высот, Ходынкой и масленичным гулянием. На каникулах даже самые тихие и незаметные в обычное время ребята обзаводятся моторчиками в попах, а некоторые вообще получают способность к телепортации и, подобно маленьким котятам и пыли, порой обнаруживаются в самых неожиданных местах. Честное слово, мне иногда кажется, что основная цель детей на площадке – это убиться или покалечиться самым оригинальным способом!
Стоит ли удивляться тому, что к двум часам, когда, наконец, наступил обед, я чувствовала себя выжатым лимоном. И не только я одна. Моя напарница по отряду, коллега по работе и подруга по жизни Марина выглядела ожившим умертвием, а Павел Васильевич, единственный мужчина в нашем женском коллективе, устало вытирал пот и громогласно заявлял, что лучше на экзаменах под прицелом камер сидеть.
- Да ладно вам, - отмахивалась Вика, учительница начальных классов, сама выглядящая сущей девчонкой, даром, что уже почти сорок стукнуло, - сегодня хоть Пети с Ваней не было. И Лиза хорошо себя вела.
Учителя негромко согласно загудели. Петя с Ваней начинали каждый день с того, что лупили друг друга, а потом с оглушительным рёвом бегали жаловаться друг на друга. Потом мирились лишь для того, чтобы уже вдвоём налупить кого-нибудь третьего, как правило, гораздо старше и сильнее, а потом с громогласным рёвом опять бежали жаловаться.
- В понедельник, - двумя руками, как поп от лукавого, отмахнулась Елена, - я твою тетрадь вместе со всеми остальными проверю.
- Как хотите, - обиженно поджала губки девочка, - до свидания, Елена Павловна.
- Всего доброго! – Лена устало опустилась на стул, с отвращением посмотрев на стопку тетрадей, громоздящихся на столе а-ля Пизанская башня.
Проверять тетради в пятницу после работы не хотелось, но тащить их домой и разбирать каракули учеников в законные выходные хотелось ещё меньше.
- Ладно, - пробурчала девушка, жестом доведённого до отчаяния пациента, решившегося-таки на визит к стоматологу, придвигая к себе первую тетрадь. – Как говорят папины знакомые, раньше сядешь, раньше выйдешь. А судя по количеству и качеству татуировок у них на теле, они явно знают, о чём говорят.
Отец Лены был военным врачом, долгое время мотавшимся по всем горячим и раскалённым точкам земного шара, где люди уничтожали себе подобных, прикрываясь громогласными лозунгами и благородными целями. Потом, нажив седины в волосах, набив шишек, потеряв многих близких друзей и любимую супругу, которая сбежала, бросив маленькую дочь, Павел Иванович решил остепениться и устроился на работу хирургом в поликлинику. Через два года перешёл из хирургии в морг, заявив, что покойникам, по крайней мере, наплевать, как их будут резать, почему и не останется ли на теле шрамов. Связей у Павла Ивановича было если и не больше, чем звёзд на небе, то, по меньшей мере, столько же, друзья и знакомые чуть ли не дрались за право повозиться с Леной, а потому девушка прекрасно разбиралась в оружии, могла открыть любой замок невидимкой, обожала историю, не боялась крови и была свято убеждена, что мужчиной может называться только тот, кто хотя бы год отслужил в армии. Характер у Лены с детства был боевой, с девчонками, оживлённо обсуждающими кукол и девчачьи комиксы, а потом косметику и поклонников, девушке было невыносимо скучно. Единственной близкой подругой Елены стала одноклассница Катя, которую девушка сначала просто пожалела. Потом оказалось, что Катька умна, упорна до упрямства, ну а после того, как она назвала красавцем маршала СССР Константина Константиновича Рокоссовского (после отца, идеал настоящего мужчины), Лена окончательно прикипела к Кате и даже подарила ей на день рождения роман «Белый вождь». Прочитав книгу, Катя решительно переименовала себя в Каталину и, получая в четырнадцать лет паспорт, добилась, чтобы её записали именно Каталиной. Ленка к смене подругой имени отнеслась спокойно, часто шутила, что они теперь как сёстры: Лена и Лина. Сестринская дружба продлилась до выпускного, точнее, до подачи документов в университет. Лена, с раннего детства обожавшая историю и не засыпавшая без рассказов Сергея Алексеева, естественно выбрала исторический факультет педагогического университета, так как не планировала покидать отца и родной город. Каталина же поступила в престижный университет на факультет журналистики, обидевшись на подругу, что та не стала поступать вместе с ней.
Как всегда, вспомнив подругу, Елена печально вздохнула. Конечно, найти Линку труда бы не составило, с папиными связями можно и убийцу Кеннеди при желании отыскать, но сначала мешала детская обида, потом дурная гордость, потом закрутила студенческая жизнь, а потом… Потом опять вспыхнула обида. Ленка-то ведь в отличие от Каталины никуда из родного городка не уезжала, даже адрес не меняла, и раз подруга за все эти годы даже не удосужилась ей пару строк написать, хотя бы в Интернете, то и не стоит навязываться. Как в песне: «Ухарь-купец позвенел серебром: «Нет, так не надо, другую найдём»». Другие подруги у Лены появились, но такой близкой и задушевной больше не было. Всё-таки правду люди говорят, настоящая дружба, как первая любовь, бывает редко и не забывается никогда.
- Всё, хватит хандрить, - приказала себе Лена, решительно тряхнула головой, окончательно расплетая косу, в которую всегда забирала волосы на работе и, включив на плеере любимые песни, с головой ушла в проверку тетрадей.
Через час Лена с довольной улыбкой потянулась, разминая плечи, с гордостью полководца, одержавшего блестящую победу, оглядывая перекочевавшую на другую сторону стола стопку тетрадей. Да, что и говорить, она молодец. И определённо заслужила мороженое. Бананово-шоколадный «Экстрем», который продаётся в магазине на конечной автобусной остановке. Девушка посмотрела на часы, ещё раз с наслаждением потянулась и, быстро запихнув в сумку пенал и телефон и на ходу натягивая на себя куртку, направилась из школы.
- Никак, домой побежала? – завхоз Зоя Васильевна, работавшая в школе едва ли не с момента её открытия, улыбнулась и одобрительно закивала. – И правильно, нечего молодой девке до полуночи на работе засиживаться, а то так в девках и просидишь всю жизнь. Тебе и так замуж пора.
- Я была замужем, - терпеливо напомнила Елена и с усмешкой добавила. – Целый год. Как в армию сходила.
- Ну, год это несерьёзно, - отмахнулась Зоя Васильевна, - вот у меня соседка двадцать лет с мужем прожила.
- А потом утюгом его зашибла, - пробурчала девушка себе под нос и уже громко произнесла. – До свидания, Зоя Васильевна! Удачных выходных!
Завхоз улыбнулась девушке и медленно поковыляла по коридору, бдительно осматриваясь и прислушиваясь.
На улице ярко светило солнце, пели птицы, громогласно возвещая о приходе весны. Лена с наслаждением втянула носом чистый прохладный воздух, закинула на плечо сумку и широким шагом направилась за мороженым, вспоминая, остался ли в холодильнике пакетик кошачьего корма.
У шедшей впереди Лены сухонькой благообразной старушки внезапно лопнул большой пакет, на землю с пылом десантников-отличников выскочили яблоки и раскатились в разные стороны.
- Ох ты ж, горе-то какое, - запричитала бабушка, неловко пытаясь поднять фрукты, но вместо этого роняя палку, на которую опиралась при ходьбе, - ах, ты ж…
- Давайте я вам помогу, бабушка, - Лена протянула старушке палку, а потом вытащила из сумки пакет и принялась складывать туда яблоки. – Ну вот и всё.
- Спасибо тебе, добрая девушка, - старушка поправила кончики спускающегося на грудь платка. – Даже и не знаю, чем мне тебя отблагодарить?
- Не стоит, - усмехнулась Лена, улыбнулась старушке и привычным широким шагом направилась дальше, сразу выбросил из головы маленькое приключение.
Девушка не видела, как по бледным, выцветшим от времени губам старушки скользнула улыбка, не слышала приглушённого бормотания:
- Иди, красавица, иди. Лето настанет, бегать придётся.
Урок первый. Герой не нашего времени
Каждое время года для Лены имело свой цвет, запах и чёткую ассоциацию. Зима была белой, пахла морозной ёлкой, мандаринами и была связана с праздничной суматохой, а ещё обязательным в феврале смотром строя и песни. Осень отливала всеми оттенками оранжевого, пахла прелой листвой, букетами хризантем и, естественно, ассоциировалась с началом нового учебного года. Новыми надеждами и ожиданиями, школьной формой с белыми пышными бантами трепещущих от волнения первоклассников. Весна кружила голову горьковатым запахом мимозы и первых нежных листочков, была зелёного цвета, накрепко связываваясь с тремя самыми важными для Лены праздниками: днём рождения, наступающим Восьмым марта (Лена родилась седьмого марта) и Днём Победы. Весна проходила для Лены под звуки марша, с букетами тюльпанов и красным флагом, а вот лето… О, лето было пёстрым, чаще всего, конечно, жёлто-белым, оглушающим птичьим пением и воплями детей в летних оздоровительных лагерях. Лето пахло сеном, малиной, свежей краской и прогретой на солнце пылью, а связано оно было с блаженной отпускной негой, которой предшествовал аврал работы в июне воспитателем на школьной площадке.
***
Лена. Утро у меня началось как в анекдоте: старенький будильник, верой и правдой служивший нам с отцом многие годы, почему-то именно сегодня решил, что с него достаточно, и не стал звонить, замерев словно солдат в почётном карауле на пяти часах утра. Сама я проснулась вместо без пятнадцати семь в половину восьмого и с воплями забегала по квартире, поминутно то спотыкаясь о радостно скачущую рядом кошку, то лихорадочно разыскивая куда-то запропастившуюся расчёску, то стаскивая с себя джинсы, которые я вчера порвала во время прогулки.
- Ты чего скачешь, коза-дереза? – недовольно прогудел отец, который, в очередной раз расплевавшись с главным врачом, окончательно и бесповоротно решил уйти с работы и опять остался, получив вместо увольнения месячный отпуск.
- Опаздываю! – крикнула я, в очередной раз спотыкаясь о кошку. – Будильник не сработал, я проспала!
- Нашла о чём переживать, - пожал плечами отец, - помню, лейтенант Свиридов в атаку опоздал, так один и уцелел от целого взвода.
- Ага, а потом его чуть под суд не отдали, сначала за предательство, а потом дезертирство, - пробурчала я, наскоро собирая волосы в простой хвост.
- Завтракать будешь? – отец выглянул из кухни.
- Некогда! – крикнула я, уворачиваясь от кошки и распахивая входную дверь. – Всё, пап, я побежала, Веську покормить не забудь!
- Её, паразитку, не покорми, так она весь день сиреной противовоздушной орать будет, - отец в самый последний момент цепко ухватил меня за руку, окинул придирчивым взглядом и легонько потрепал по голове. – Беги, Ленок. Удачного дня!
Я чмокнула отца в морщинистую колючую щёку и выскочила на крыльцо. Под ноги, естественно, не смотрела, а потому не заметила лежащего у дверей мужчину, споткнулась и с громким возмущённым воплем рухнула вниз, лицом прямо в оставшуюся после ночного ливня лужу.
- Да чтоб вас всех! – крикнула я, с силой шлёпнув ладонью по грязи и ещё больше измазавшись. – Теперь точно опоздала!
Приняв собственное поражение в битве со временем как печальный, но неумолимый факт, я моментально успокоилась и обратила внимание на того, кто стал причиной моего поражения.
На крыльце, залитый лучами солнца, лицом вниз лежал крепкого телосложения, про таких говорят, плечи не в каждую дверь пролезут, светловолосый мужчина. Из одежды на нём были, если не считать причудливой татуировки под левой лопаткой, лишь чёрные обтягивающие, вроде кожаных штаны. Рубашки и обувь отсутствовали, но судя по чистым, не запылённым и не забрызганным грязью ступням, ботинки у него были. Причём не так и давно, ещё до дождя.
- Эй, - на всякий случай отодвинувшись от мужчины подальше, окликнула я, - эй, мужчина, вы живы?
С тем же успехом я могла взывать к духам предков.
«Вот только жмурика на крыльце мне для полного счастья не хватает», - мысленно ругнулась я, вытерла руки о загаженные брюки (всё равно их теперь только выбрасывать), поднялась на крыльцо и потрясла мужчину за плечо:
- Эй, красавец спящий, ты сам очнёшься или тебя поцелуем будить?
Мужчина не реагировал, или надеясь на поцелуй, или, что вероятнее, уже ни на что не надеясь по причине своей окончательной и бесповоротной кончины. Чуть дрожащими от волнения пальцами я нашарила на мощной шее сонную артерию. Уф-ф-ф, пульс есть, живой всё-таки. Ладно, переходим к сердечно-легочной реанимации.
- Па-а-а-ап, - закричала я, перешагнув безвольное тело на крыльце и распахнув дверь, - пап, у нас тут мужик на крыльце валяется.
- Хорошие мужики не валяются, - наставительно произнёс отец, выходя из дома с маленьким чемоданчиком в руках, - а лёжа размышляют о судьбах Отечества.
- Ага, - не стала спорить я, - ты тут с ним сделай чего-нибудь, а то я на работу опаздываю.
- Ладно уж беги, - махнул рукой отец и натужно закряхтел, пытаясь перевернуть тело лицом вверх. – Ишь ты, тяжёлый, бугай.
Я бросила взгляд на часы на правой руке, тяжело вздохнула и полезла за телефоном, скороговоркой бросив отцу:
- Погоди, не таскай, сейчас помогу.
- Пока ты соберёшься, пациент богу душу отдаст, - фыркнул отец, в очередной раз пытаясь перевернуть незнакомца.
- Туда и дорога, - проворчала я, но тут на вызов наконец-то ответили, и я защебетала:
- Ой, Маринуль, слушай, я поскользнулась и вся уляпалась, сейчас мухой лечу домой переодеваться. Ты без меня детей примешь-отметишь? Всё, спасибо огромное, я минут через… - я бросила взгляд на лежащее на крыльце тело, затем на часы, - через двадцать, самое большее через полчаса буду. Ещё раз спасибо!
Я нажала отбой и бросилась к отцу, который уже громко пыхтел от натуги, словно рассерженный ёжик. Вместе мы с трудом перевернули незнакомца на спину, и пока отец суетился вокруг него, я изучающе смотрела на правильные аристократические черты, ровный нос и завитки волос, отливающие золотом в солнечном свете. Красивый мужчина. Не женственно-смазливый, а благородно-мужественный, в духе былинных витязей, от которых веяло спокойной всепобеждающей силой.
- Отомри, - отец брызнул мне в лицо прохладной водой, которой старательно смачивал виски незнакомца, - можно подумать, мужиков никогда не видела!
- Таких – нет, - я вытерла лицо, бросила взгляд на руки и рванула в дом со скоростью лыжника, случайно попавшего на трассу биатлонистов. – Па, я мыться!
Собралась я как солдат пограничной службы по сигналу тревоги, даже быстрее, уже у самой двери благоразумно сбавив скорость, чтобы опять не кувыркнуться через неподвижное тело на крыльце. Интересно, папа сможет его откачать? Ой, чёрт, надо же «скорую» вызвать!
- Па, «скорая» нужна? – выпалила я, появляясь на крыльце.
- Да не, - отец махнул рукой, придерживая за плечи уже пытающегося сесть, но всё ещё не открывающего глаз мужчину, - сами справились. Беги давай, а то опоздаешь.
- Ага, - я чмокнула отца в щёку и широким шагом, который все мои знакомые называли «бреющий полёт», направилась на работу.
Школьная площадка, или как её официально именуют во всех документах «детский лагерь дневного пребывания», для человека непосвящённого представляет собой что-то среднее между штурмом Пулковских высот, Ходынкой и масленичным гулянием. На каникулах даже самые тихие и незаметные в обычное время ребята обзаводятся моторчиками в попах, а некоторые вообще получают способность к телепортации и, подобно маленьким котятам и пыли, порой обнаруживаются в самых неожиданных местах. Честное слово, мне иногда кажется, что основная цель детей на площадке – это убиться или покалечиться самым оригинальным способом!
Стоит ли удивляться тому, что к двум часам, когда, наконец, наступил обед, я чувствовала себя выжатым лимоном. И не только я одна. Моя напарница по отряду, коллега по работе и подруга по жизни Марина выглядела ожившим умертвием, а Павел Васильевич, единственный мужчина в нашем женском коллективе, устало вытирал пот и громогласно заявлял, что лучше на экзаменах под прицелом камер сидеть.
- Да ладно вам, - отмахивалась Вика, учительница начальных классов, сама выглядящая сущей девчонкой, даром, что уже почти сорок стукнуло, - сегодня хоть Пети с Ваней не было. И Лиза хорошо себя вела.
Учителя негромко согласно загудели. Петя с Ваней начинали каждый день с того, что лупили друг друга, а потом с оглушительным рёвом бегали жаловаться друг на друга. Потом мирились лишь для того, чтобы уже вдвоём налупить кого-нибудь третьего, как правило, гораздо старше и сильнее, а потом с громогласным рёвом опять бежали жаловаться.
