– Ты Диего? – я протянул мальчику руку.
– Да, – он принял ее.
– Я здесь, чтобы выполнить обещание и спасти тебя. Ты доверишься мне?
– Да, – снова кратко отвечает он. Обычный с виду ребенок, темные волосы, карие глаза, худощав. Обычный. Но почему же он так спокойно реагирует? Неужели тлен жизни коснулся и его? Я думал, такое может случиться только с бродягами, вроде меня. С теми, кто привык иметь дело лишь со смертью.
– Тогда нам нужно выбираться отсюда. Иди за мной.
– Что с мамой? – карие глаза впиваются в меня.
– Мертва.
– Понятно, – маленькая вспышка скорби и огонек ненависти. Это все, чем этот мальчик отвечает на столь ужасную для любого человека новость. Я… был таким же.
Парнишка крепко держит меня за руку. Мы обязаны выжить.
Цена человечности, Маэстро
«93 год по календарю де Индра,
Охваченный гражданской войной Ин-де-Руин».
Весь город раздирает гражданская война. Уже несколько дней с утра до вечера слышна лишь стрельба. Улицы заполнены телами, а мирное население никого больше не волнует, игра в справедливость закончилась. На кону власть, самое противоречивое и желаемое каждым человеком приобретение. Можно долго спорить и отрицать нашу тягу к власти, но, в конечном счете, придешь только к тому, что это отрицание – суть подавление. Здоровый человек подавляет в себе эту бесконечную тягу к доминированию, а психопаты живут ей. Именно психопаты правят миром. Отсюда и миропорядок, построенный на хаосе и жажде забраться как можно выше в социальной иерархии.
И вот с такими мыслями я еду в полностью бронированном грузовике. Нас сопровождает конвой. Вооруженные люди наготове. Даже у таких, как я, бывают мимолетные взлеты. Весь этот парад в мою честь. Меня ждет дочь Дитриха. Настоящая она или нет, мне неведомо. Я знаю лишь то, что она может дать мне то, за чем я давно охочусь, – голову Римса. Этого вполне достаточно, чтобы заключить хрупкий союз со взбунтовавшимися наемниками, которые пытаются совершить невозможное: покорить столетнюю империю.
Мы проезжаем очередной блокпост, впереди уже виднеется фасад Правительственной башни. Не думал, что вернусь сюда таким образом. Но, возможно, оно и к лучшему? Во всем этом хаосе выполнить то, что я задумал, будет намного проще. Моя жизнь за жизнь Римса и истории конец. Все останутся в выигрыше. Новая императрица Ин-де-Руина посеет смуту в ряды противника, убрав столь значимую политическую фигуру, а я верну должок.
– Ты в норме? – Дохлый на соседнем кресле сверкает золотыми зубами. Из него вышел хороший напарник.
– Вполне. Размышляю о предстоящей встрече.
– По-твоему, мы поступаем правильно? – Дохлый щелкнул зажигалкой, и салон наполнил аромат табака.
– А у нас есть другие варианты?
– Хрен его знает, Маэстро. Я не особо шарю за планирование, но, если тебе кажется, что все гуд, я в теме.
– Все хорошо. Должно быть.
Грузовик въехал на подземную парковку, последние капли дождя лениво соскользнули с лобового стекла. Когда я получил это приглашение, то подумал, что меня разыгрывают. Взбунтовавшаяся императрица ищет услуг у наемника, вроде меня. Откуда она только обо мне узнала? Я сомневался ровно секунду. Моя цель важнее собственной шкуры. Любая возможность реализовать ее – подарок судьбы.
И вот мы снова входим в лифт этой проклятой башни. Только в этот раз нас сопровождают четверо громил, облаченных в броню с головы до ног. С такими лучше не связываться, обычными пулями их даже не поцарапаешь, нужно либо искать уязвимые места в защитных костюмах, либо бить по громилам из гаубицы. Может, она их и проймет. Это я к чему? Да к тому, что теперь мы в любом случае попали. Выбраться из башни живыми мы уже не сможем. То есть, если императрице что-то придется не по душе, шансов свалить у нас нет, так что нужно очень грамотно выбирать слова. Дохлый бы сказал «фильтровать базар».
Лифт звонко щелкнул и остановился. На этаже нас поджидал тот, кого я меньше всего ожидал здесь увидеть, – Рихтер. В костюмчике и с деловой улыбкой. Черт, да этого парня словно подменили. Что такого с ним успело приключиться за те несколько дней, что мы не виделись? А, вообще, должно ли это меня волновать? Его присутствие здесь – отличный признак. Если кто-то вроде него очутился в рядах приближенных бунтующей императрицы, то у нас с Дохлым тоже есть все шансы.
– Расслабьтесь, – Рихтер протянул нам свою маленькую ладонь. Вообще, он и сам по себе создает впечатление довольно слабого человека: худой, под глазами мешки, рукопожатие вялое, почти нежное. Манера говорить немного женственная, податливая. Да и после всего того, что приключилось с нами на том деле… в общем, я не понимаю, как этот парень тут оказался. И не сильно верю в слухи, что именно он убил НП. – Это я порекомендовал вас Валери. Я бы и сам занялся этим вопросом, но у меня сейчас много других задач. Пойдемте.
– Слушай, раз уж заговорили, ты сам-то тут, как оказался?
– Мне тоже офигеть, как интересно, – Дохлый оживился после того, как мы встретили Рихтера. Видимо, парнишка пришелся ему по душе. А душа у Дохлого чистая, так что ему вполне можно довериться в выборе союзников.
– Я? – Рихтер насупился, словно ребенок, которого забыли похвалить за хорошую оценку. – Так уж вышло, что именно я и предложил занять башню. Она что-то вроде символа власти. Тот, кто ее контролирует, воспринимается правителем. Чистая психология. Но подождите немного, остальное вам объяснит сам заказчик.
Почему-то мне радостно, что этот малец нашел себя хотя бы в чем-то. В нашем деле всего два исхода: умереть или примкнуть к кому-то, кто сильнее. Второй вариант, само собой, не исключает первого, но делает его намного менее вероятным. Мне неприятно это признать, но именно благодаря протекции НП мы с Дохлым смогли выйти сухими из многих передряг. Никогда не любил НП, но теперь ощущаю какую-то едва уловимую грусть, мне будет не хватать этого придурка.
Мы шагали по одинаковым коридорам Правительственной башни, терпеть ее не могу. Тут все пропитано какой-то гадкой пародией на порядок. Воздух слишком тяжелый, застойный, как в герметично закупоренной банке. Его не оживляет даже система вентиляции – она лишь нервно шелестит, что на фоне общей тишины вселяет какое-то противное ощущение вязкости. Еще и этот запах, с едва уловимой ноткой тления: то ли от ковров, ворс которых годами вбирал в себя страх обитателей башни перед сумасбродством Дитриха; то ли от самой идеи порядка, медленно разлагающейся под напором хаоса, вторгающегося сюда из внешнего мира.
А эти сраные бесконечные двери, которые словно имеют собственную бюрократическую душу и смотрят на тебя свысока. Они периодически открываются, выпуская наружу не людей, а каких-то одинаковых суетливых зомби. Эти фигуры движутся в одном направлении, как стая диких птиц. Их шаги почти бесшумны на толстых коврах, что нагоняет еще больше жути. Глаза, избегают встречных взглядов, скользят по стенам, потолку, отчаянно пытаясь что-то там высмотреть. Паранойей здесь пропитан каждый миллиметр. Новый режим формирует новую власть, где каждый встречный – потенциальный доносчик и соперник за место под солнцем; или в нашем случае, за место у ног императрицы. Валери, как ее называет Рихтер.
И все это приправлено гнетущей тишиной. Она не мирная, а удушающая, прерываемая только скрипами дверей и тихими, заговорщицки шепчущимися голосами. Все это напоминает мне вывернутые наружу кишки, забитые страхом и безнадежным стремлением поддерживать видимость жизни, когда за стенами башни сама жизнь истекает кровью и огнем. Порядок здесь возведен в абсолют и служит лишь прикрытием упадка.
Когда-то я и сам был частью системы. Одним из людей Стильного. Но… тогда все было совсем иначе. Мы были свободны от всех той вязкой гадости, в которую тебя окунает официоз. Мы были бойцами. Воинами. А Стильный, каким бы засранцем он ни был, вселял в каждого из нас веру в завтрашний день. Я не смог выполнить его последний приказ. Я все просрал. Буквально. Я отвечал за эвакуацию Лилии. Я должен был пожертвовать своей жизнью ради нее, но позорно сбежал. Будем называть вещи своими именами: я испугался и сбежал. Стоит, наконец, сказать себе правду, хватит от нее убегать. Теперь я должен вернуть долг ей, Байрону и даже самому Стильному. Моя жизнь, моя борьба – все это искупление того минутного замешательства и трусости. Я готов пожертвовать каждой клеточкой своего организма и самой душой, ради того, чтобы вернуть уважение тех, кто был мне близок.
– Прошу вас, – Рихтер запустил нас в уже знакомые мне покои министра. Еще недавно тут стоял сам Дитрих. Его аура словно еще витает в воздухе.
Мы вошли и нас сразу взяли в оборот:
– Приятно познакомиться, меня зовут Валерия, но я предпочитаю краткую версию своего имени, прошу называть меня просто Валери, – красивая девушка с пепельными волосами, грустными глазами и высоким лбом; она выглядит, как Дитрих, если бы тот был женщиной и не злоупотреблял алкоголем на протяжении тридцати с лишним лет.
Рихтер захлопнул за нами дверь. И с этим хлопком развеялись и мои сомнения: перед нами действительно дочка Дитриха. Даже манера говорить у них схожая, оба немного шепелявят и сильно растягивают букву «р».
– И мне, – Дохлый весь расплылся в улыбке, сверкая своими золотыми зубами. С ним такое происходит каждый раз, когда он видит красивую девушку, но дальше слов дело пока не заходило. Дохлый одинаково боится и девушек легкого поведения, и тех, кто сам проявляет к нему интерес. Такой вот стеснительный парень прячется под маской из золота, татуировок и идиотских покупок суперкаров. Точнее, всего одной машины на все сбережения.
– В приглашении вы говорили о Римсе, – я толкнул Дохлого в бок, чтобы тот не начал сыпать глупыми комплиментами в адрес Валери и предоставил вести диалог мне. – Я долго сомневался. Но теперь вижу, что вы действительно та, за кого себя выдаете. Я работал с вашим отцом. И почту за честь работать с вами.
Иногда без лести никуда. Если эта девушка сейчас прикажет мне упасть на колени и вылизать ее сапоги на высокой подошве – я это сделаю. Все, что угодно, лишь бы добраться до Римса. Моя гордость в таком деле излишня, поэтому я давно загнал ее в самый темный угол своей души. Да и в целом, гордость нужна лишь правителям и творцам. Обычному человеку быть гордым ни к чему, это лишь испортит и усложнит его жизнь. Я был творцом… или считал себя таковым. Мои музыкальные способности всегда казались мне чем-то, что я получил свыше. Я был чудовищно горд. Верил в свою музыкальную исключительность, а что теперь? Я не сыграю даже самого простого произведения для фортепиано. Мой разум словно отторгает все связанное с прошлой жизнью, в том числе и знание нотной грамоты.
– Именно Римс нас сейчас и волнует больше всего, – Валери сделала несколько шагов, ритмичный звук ее высоких каблуков эхом отдавался в пустом и одиноком кабинете Дитриха. Девушка поправила свое длинное красное платье и уселась за стол бывшего министра на мужской манер, закинув на него ноги. В ней достаточно гордости и самобытности, чтобы быть правителем. – Он уже в городе. Несколько часов. Ему поручили подавить сопротивление. И он прекрасно справится с этой задачей, если его не устранить. Пока Римс жив, эту войну не выиграть. Он единственный человек из окружения министра Тенебриса, которого действительно стоит бояться. Я бы даже сказала, что само по себе окружение министра и он сам, могут существовать только за счет стратегического гения Римса.
– Поэтому нам и понадобились люди со стороны, – Рихтер достал из угла чемодан и поставил его на стол, прямо рядом с каблуками императрицы Ин-де-Руина. – Основная проблема в борьбе с этим человеком состоит в том, что он уже не совсем человек. Весь его гений заключается в том факте, что он знает, как вы поступите наперед. Но решение у нас есть.
Рихтер открыл чемодан и извлек странную установку, размером с чайник. Внутри нее что-то ярко горело, переливаясь и маня.
– Эффективный радиус действия всего пятьдесят метров, – Валери пристально посмотрела на нас. – Без этой штуки вам к нему не подобраться. Но и использовать ее заранее вы тоже не сможете, он все поймет.
– И что делать? – я вздохнул, видимо, с такой досадой, что лицо Валери на секунду смягчилось и стало просто лицом девушки: в меру красивым, в меру сочувствующим.
– Не знаю, – императрица снова вернула себе самообладание. – Я дам вам координаты. Дам оружие. И все.
– Зачем тогда было рассказывать про эту хреновину? – вмешался Дохлый.
– Просто так, – Рихтер улыбнулся и закрыл чемодан.
Если бы у меня было побольше мозгов, я бы возможно и смог что-то вынести из произошедшего, но мозги никогда не были моим коньком, я всегда опирался на чувства. С самого детства верил только своим ощущениям. И сейчас они подсказывают мне, что нужно соглашаться. Каким бы странным ни казалось все произошедшее в кабинете, нужно просто сказать, что мы в деле.
– Координаты уже у вас. Оружие получите на выходе.
– И это все? – я посмотрел на Рихтера, но не увидел в его глазах насмешки, он говорил вполне серьезно.
– Да. Могу лишь сказать, что наши люди тоже будут в этом участвовать.
– А где нам их искать? – я уже совсем потерялся в мыслях этих двоих.
– Это не имеет особо значения. Действуйте на свое усмотрение.
– Рихтер, ты это серьезно?
– Вполне.
– Аудиенция закончена, – Валери внесла еще больше замешательства в и без того странную ситуацию. – Приятно было провести время вместе, но у нас есть и другие дела.
Я вышел из кабинета в довольно непонятном состоянии. С одной стороны, мой разум вопил о том, что надо мной сейчас просто посмеялись или сделали частью какого-то неизвестного плана; с другой стороны, сердцем я ощущал, что нужно положиться на императрицу и ее возлюбленного, последний вывод я сделал из того, как эти двое смотрят друг на друга, прям история о золушке и прекрасном принце. Или наоборот? Рихтер в данном случае больше походит на золушку. Смешная бы сказка вышла. Валери в доспехах, с мечом экскалибуром и Рихтер, с длинными каштановыми волосами, и в платье в горошек. Именно так мне видится их любовная история. Каждый имеет право на свою трактовку, так и рождаются новые произведения.
– Ты хоть что-то понял? – Дохлый шагал через несколько ступенек, в обратную сторону мы решили пойти по лестнице. – Я вот чего-то в этом, как его называют… в замешательстве, мать его за кривую ногу.
– Не забивай голову.
– Чуйка?
– Она самая, друг. Чувствую, что все сложится, как нужно.
– Ну, если так, то я спокоен, – Дохлый сплюнул на мраморные ступеньки и бросил бычок. – Значит, не один я в метафорах утонул. Ну, в том смысле, что мир мне видится, как один большой набор сказаний, сказок и головоломок. Делаешь все, как положено герою, и дела идут в гору. Где-то в штаны наложишь и отступишься от собственных ощущений – пиши пропало. Одна ошибка, и ты уже не герой, а второстепенный персонаж. А такие обычно заканчивают паршивенько.
Многие ошибочно воспринимают Дохлого только лишь через призму его необычного внешнего вида и странного способа выражать мысли, в которых он всегда путается, но, если копнуть немного глубже и понять его, как личность, то окажется, что парень он не то, что не глупый, а почти что гениальный.
