– И снова здравствуй, Рихтер, – по моему телу пробежали мурашки, этот голос. Какого хрена? Римс стоял рядом с водительской дверью и держал мою голову на прицеле. – Отдай мне ту вещь. Chose incroyable54 - Невероятную вещь (фр.).! Только ее, больше мне не нужно от тебя ничего. Не заставляй меня нажимать на курок. Мы же с тобой не дикари, право!
Я вытащил из кармана сраный чайник Михаила и протянул его Римсу; эта вещь мне все равно больше не нужна, от нее больше вреда, чем пользы. Хотя двухметровый, судя по всему, считает иначе.
– Спасибо, это очень мудро с твоей стороны. Сделаю ответный жест доброй воли. Все-таки ты смог так далеко убежать, это заслуживает уважения. Подожди пару минут перед тем, как трогаться. Это спасет тебе жизнь.
– Почему? Почему ты отпускаешь меня, почему предупреждаешь?
– Цель? – Римс насупился. – В сущности, мои поступки продиктованы не ожиданием результата, а виденьем общей картины. Живым ты еще способен принести мне пользу. Et id est omne55 - И это все (лат.).. Других причин нет. А сейчас внимательно смотри на небо, молодой человек, такого ты еще точно не видел.
Стоило Римсу договорить, как все небо покрылось заревом, а после раздались взрывы. Огромные здания рушились, как детские крепости из картона, даже сама Правительственная башня пала под натиском ракет. Я впервые в жизни увидел нечто настолько разрушительное. Стекла в машине лопнули, как и мои барабанные перепонки. Насчет последнего я не до конца уверен, потому что вскоре после того, как взрывы утихли, и весь Ин-де-Руин охватил огонь, я снова услышал голос Римса:
– Приказ его Императорского Высочества. Чудесная картина, не так ли? Что-то я замечтался. Подарю тебе еще одну любезность, ты все-таки отлично сегодня мне послужил. Я отметил на карте единственный маршрут, по которому ты сможешь добраться до уцелевшей части города, миновав все точки боевых столкновений. А теперь прошу меня простить, спасибо за прекрасно проведенное время. Je ne dis pas au revoir56 - Не прощаюсь (фр.)..
Когда я оглянулся, Римс исчез. Я снова был в полном одиночестве. На плечо упала капля крови: то ли из уха, то ли из пореза на щеке; это, в сущности, теперь не имело для меня совершенно никакого значения. Я был растоптан и раздавлен. Человек, которого я сегодня пришел убить, воспринимая его, как врага… как мишень, этот человек видел во мне лишь игрушку. Не равного противника, а просто очередную забаву. Теперь я понял причину столь жгучей ненависти Маэстро; понял, почему тот так хочет расправиться с Римсом. Это вопрос чести. Есть несколько типов вражды между двумя живыми существами: классовые, вопросы мести, идеологические… Но ни один из известных мне типов не может описать то, что происходит между Римсом и теми, кто считает его своим врагом. Римс взирает на этих людей с такой вершины, с такой недосягаемой высоты, что возникает лишь одно сравнение: вражда с Римсом похожа на борьбу с богом. Человек может бесконечно проклинать свою судьбу и сыпать в адрес своих божеств оскорблениями, но это не изменит совершенно ничего. Как можно навредить тому, кто смотрит на тебя с небес? Как можно победить того, кто не видит в тебе врага? Не видит равного? Это не борьба, это слепой акт неповиновения. То же самое, что обидеться на бога дождя за то, что тот долго не дает ливни и урожай сохнет.
И, если Римс способен на такое, то тот, кто стоит за его спиной, наш новоиспеченный император, должен быть и вовсе не победим. Невозможно контролировать силу, подобную стихийному бедствию, не будучи при этом самому способным вызывать еще более ужасные стихийные бедствия. И подтверждением моих слов служит зарево, полностью захватившее весь Ин-де-руин. Тот, кто способен уничтожать города, должен быть во сто крат страшнее Римса. И что же с этим делать? Я всегда хотел выбиться в люди и быть кем-то, но цена, которую судьба заставляет меня за это платить, слишком высока. Я принял предложение Михаила, я стал более совершенной версией себя, но я не думал, что с первых же дней мне предстоит очутиться в настоящем аду, придется противостоять кому-то вроде Римса. Кому-то вроде императора. Даже сам мой разум более не позволяет мне называть этого человека по имени, я боюсь назвать имя правителя мира. И причиной этому служит мой глубокий, быстро въевшийся в разум страх, перед его слугой. Всего одним слугой. Одним из множества. А что, если есть кто-то еще более сильный и жуткий? Мой мозг просто отказывается принимать факт существования таких существ. Маэстро правильно сказал, они не люди.
Я сверился с картой, данной мне Римсом, сомнений в том, что он может меня обмануть, не возникает совершенно. Я принял за аксиому тот факт, что это существо не может лгать. Маршрут мне более-менее понятен, он выведен таким аккуратным, почти каллиграфическим почерком и предназначен словно для неразумного ребенка, все подчеркнуто, помечено стрелочками, а зоны, которые стоит избегать, и вовсе зачеркнуты. Когда Римс успел сделать карту? Неужели он с самого начала знал, чем все закончится?
Хватит. Сначала выберусь отсюда, а потом буду рассуждать. Ехать нужно сразу в лабораторию. Если Валери и Михаил успели сбежать, а я почти на сто процентов уверен, что успели, иначе быть и не может, значит их сейчас можно найти там. Мне нужно какое-то утешение. Я хочу услышать, что все еще не потеряно, что враг наш не так силен, как мне показалось. Мне нужен кто-то, кто развеет мои сомнения, потому что сам я больше не в силах сдерживать эту гнетущую тьму в сознании.
Машина плавно скользила по разрушенному Ин-де-Руину, месту, которое было моим домом. Только сейчас я почувствовал всю боль, что легла на плечи этого города. И… мне стало очень гадко от того, что я принял в этом участие. Мой дом пылал, он не заслужил того, что мы сделали с ним. Я выехал на шоссе, тут меня настигла апокалиптическая картина: десятки брошенных машин и сотни мертвых тел. Нужно отвлечься.
Моя мама была очень религиозной женщиной, а отец, кажется, не верил совершенно ни во что, он был материалистом и пытался свою любовь к материальному привить и мне. Но мне всегда думалось, что за таким большим и интересным миром должно стоять какое-то создание. Возможно, создание это неразумно, возможно, недружелюбно, но оно точно должно существовать. Так я думал, будучи ребенком.
У мамы же на все, что происходило в мире, был свой особый взгляд. Я перенимал многие идеи у нее, заражался ими и даже иногда старался донести до других. Она говорила мне, что мы рождаемся в чистилище. И это вовсе не плохо, а, напротив, так задумано. Есть уроки, которые нам еще нужно пережить. Душа всегда начинает свой путь с чистилища. Если путь этот преодолевается успешно, то ей открывают врата рая и пускают в мир осознанности. Туда, где каждое существо преисполнено понимания. Если не очень успешно, то с новым набором уроков душу снова отправляют в чистилище, давая шанс взять реванш и исправить свой образ мысли. Те, кто систематически не справляются с задачей, нарушают права других существ на свободную волю и бесконечную жизнь, отправляются в ад. Это не место с чертями и демонами. Там просто очень пусто и одиноко. Душа скитается в пустоте и одиночестве до тех пор, пока не прозреет и не будет готова исправить собственные ошибки. Так говорила мама, и я ей верил.
Машина плавно спустилась с моста, я направил ее через свой родной район к лаборатории Михаила. Мог ли Римс осознанно избрать для меня такой маршрут? Для того, чтобы показать мне, насколько я был неправ или просто посмеяться? Пожалуй, я слишком обожествляю этого человека. Сейчас, когда между нами довольно приличное расстояние, страх мой почти полностью отступил, и я могу смотреть на вещи более трезво. Я проиграл. Это факт. Но Римс не божество, он умен, силен, бесконечно хитер, но божеством не является. Если хорошо постараться, то и его можно победить. Мама говорила, что Бога… впервые, говоря о Боге, я выделил его в своем сознании с большой буквы… Так вот, мама говорила, что Бог – это концепция, сам мир. На земле и на небе нет никого, кто мог бы претендовать на титул божества или его посланника. Все решает воля самой вселенной, а вселенная подобна живому существу. Так она говорила. И теперь, когда я вспоминаю ее слова, то еще более ясно осознаю, что мой страх перед Римсом безоснователен. Я найду способ взять реванш. Если это и есть путь, уготованный моей душе, то я пройду его с честью.
Я проехал мимо своего любимого кинотеатра, точнее, мимо того, что от него осталось. Груда руин. После того, как к власти пришел наш текущий правитель, не хочу называть его имени, он провел реформу образования, и мир вновь наполнили школы. Восемь лет обязательного обучения для детей. Мне тогда уже было пятнадцать, но меня все равно обязали отучиться два года. Для того, кто не привык к системному образованию, это была крайне трудная задачка: вставать каждое утро и уходить из дома на большую часть дня. Я никогда не блистал умом и прилежностью, поэтому основную часть учебного времени проводил в кинотеатре. «Персей», когда-то он так назывался, но теперь это место – просто груда руин. Да и я сам потихоньку перестаю быть похожим на себя.
Неутолимое желание доказать всему миру, что я чего-то стою, продолжает шириться во мне и разбухать, я уже практически его не контролирую; оно заняло весь мой разум собой и не собираться исчезать – нет, желание это подобно личинке, что все глубже и глубже вгрызается в мозг, деформируя его, покрывая сетью странных туннелей и ходов, которые, в свою очередь, прячут самые черные, отвергаемые всей моей сутью мысли, но… однажды, личинка полностью изменит мою личность и подчинит все мои стремления лишь одной цели – доказать свое превосходство. Это судьба всех маленьких и слишком амбициозных людей. Я труслив, я слаб, иногда и вовсе бессилен, и последний факт не заставляет меня пригнуться к земле и просить пощады; напротив, он вызывает во мне жгучее желание возвыситься надо всеми, чтобы никогда больше не быть бессильным.
Скоро буду на месте. Когда занимаешь голову мыслями, намного проще смотреть на обугленные тела и разрушенные здания, намного проще увиливать от того факта, что частично к трагедии привели и твои действия. Плевать. Я что всю жизнь должен был оставаться курьером? Всю жизнь работать за подачки и радоваться тому, что есть? Дешевой машине, арендованной квартире? На хрен это все! Да, люди гибнут, да, это отчасти и моя вина, но без жертв невозможно построить ничего нового. Это факт. И хватит об этом думать.
Пришлось сделать небольшой крюк из-за того, что часть здания обрушилась прямо на дорогу. И я поехал по более-менее «живой» улице. Тут, в основном, мне встречались живые люди. Разбитые, растерянные и иногда раненные, но живые. Какова же все-таки цена наших амбиций? Если бы это были не мы, то кто-нибудь другой. Какая разница? Я свернул в переулок, проехал мимо горящего неоном стриптиз-клуба, такие места всегда остаются нетронутыми. Думаю, что обстрел унес жизни только простых людей, ни одно злачное место или нарколаборатория не пострадали – это закон жанра. Очередной закон, с которыми все вынуждены мириться.
А вот и Храмовый квартал. Полностью оцепленный нашими людьми. Однако, наш военный потенциал сильно сдулся. С почти целого города до одного-единственного квартала. Если ничего не придумать, то история наша закончится крайне плачевно. Я пережил слишком много дерьма, чтобы позволить своей последней надежде так глупо угаснуть. Мне нужен Михаил. Я бы с удовольствием пустил ему пулю в лоб, но это окончательно уничтожит нас. Придется некоторое время мириться с его способами достижения целей.
Собор возвышался над кучкой людей и военной техники, как солнце над жаркой пустыней. Солнцу-то ничего не будет, а вот всем, кто под ним ходит, рано или поздно наступит каюк… и еще какой, если мы с Михаилом что-нибудь не придумаем. Я высунулся из машины и показал свою морду, два тяжелых грузовика, с пулеметными гнездами, разъехались в стороны, давая мне небольшое пространство для маневра. Я с благодарностью махнул рукой и нажал на педаль газа. Два поворота, еще парочка импровизированных блокпостов, и я оказался у входа в собор.
Никто не вышел, чтобы встретить меня, или проверить, кто я вообще такой. Безопасность на уровне, однако. Даже такой мелкий уголовник… давай признаемся честно, признаемся самому себе: я просто мелкий уголовник, которому повезло очутиться в подходящее время в подходящем месте и не более. На душе стало немного легче. Стоит иногда говорить с самим собой. А теперь в сторону рассуждения о жизни, нужно думать о стратегии.
Мне пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы тяжелые двери собора пришли в движение. Внутри все было забито ящиками с оружием и нервно бегающими людьми, которые отдавали приказы, принимали приказы и выглядели настолько же растерянными, как и те несчастные у разрушенных домов и завалов. Только сейчас я вспомнил, что после смерти Герцога, должен был принять командование. По сути, я оставил основную часть наших сил в районе аэропорта без поддержки. Хреновый из меня командир, буду снова откровенен сам с собой. Может, оно и к лучшему, что я там в штаны наложил и забыл обо всем на свете.
А вот и наглая морда Михаила. Он тут, наверное, единственный, кто действительно ждал меня. Этот упырь хочет получить от меня сведения о том, как прошла встреча с Римсом. Я больше чем в этом уверен. По-другому и быть не может.
– Ты жив, – Михаил был одновременно и удивлен и, кажется, доволен, – это хорошо. После того, как от вас с Герцогом перестали поступать приказы, мне пришлось взять все под свой контроль. Я успел вывести часть наших сил из аэропорта, еще часть из разрушенных районов города. В целом, все не так плохо. В таких условиях, преимущества нет ни у кого.
– У них есть ракеты. У них есть Римс. Но… не это меня сейчас волнует…
– Валери внизу, по этому поводу можешь не беспокоиться. Ракеты? Больше их нет. Это был акт устрашения. Поверь мне, я работал с верхушкой правительства Тенебриса. Так что можешь убрать из своего списка один пункт. А что до Римса, надеюсь, ты мне сейчас поднимешь настроение. Как все прошло? – Михаил даже не пытался скрыть ухмылку, он с самого начала знал, что Римс нам не по зубам. Знал и, тем не менее, отправил умирать. Кому не доверишься в этом мире, в конечном счете, всегда оказывается, что снова наступил в кучу собачьего дерьма.
Я решил ничего не отвечать Михаилу, просто прошел мимо него, немного оттолкнув плечом; пусть утырок сам придумывает себе красивую сказочку, для таких людей неведение – самое страшное наказание. Противная ухмылка Михаила на мгновение сползла с лица, сменившись удивлением, а затем этот сноб взял себя в руки и снова натянул на морду привычный холодный взгляд. Он что-то крикнул мне вслед, но я не расслышал или не хотел слышать; тем более, что даже самые громкие слова тут тонули в гуле генераторов и чужих разговоров. Так что на этот счет у меня есть вполне сносное оправдание.
Мне срочно нужно увидеть Валери, поговорить с ней, почувствовать ее тепло. Только мысли о ее лице, губах, волнистых волосах и пылком, полном противоречий сердце… удерживают меня сейчас от того, чтобы развернуться и всадить всю обойму в самодовольную физиономию Михаила.
