- Будет бал, вкусное угощение, - расписывала я, - а на следующий день – охота на лис. Приезжайте, повеселимся на славу.
- Мы посетим Конмор непременно, - заверила нас леди Чендлей. - Как весело проходит эта зима в Ренне!
Оглянувшись, я увидела, что они сразу развернули экипаж в торговые кварталы – несомненно, торопились заказать новые наряды.
Мы посетили ещё несколько домов, чтобы самолично передать приглашении, а потом остановились на площади.
- Там на наших санях не проехать, улица узкая, - сказал граф. – Прогуляйтесь пешком, тут недалеко. Пойти с вами?
Но я заверила, что мы с Гюнебрет справимся с покупкой шоколада и без него, а также сделаем заказ к празднику.
- Возьмите хотя бы слугу, - предложил де Конмор. – Он понесет покупки.
Но я отказалась и от сопровождающего. Мне хотелось пройтись вместе с Гюнебрет, чтобы окончательно увериться, что все недопонимания между нами исчезли.
Граф кивнул и остался возле саней, а мы с Гюнебрет держась под руку, отправились прямиком к лавке господина Маффино.
Прозвенел знакомый колокольчик, и я окунулась в привычное облако запахов – ванили, корицы и кардамона. Девиц на подхвате прибавилось, и господин Маффино важно указывал им, проверяя сладость миндальной массы, густоту теста и твердость цукатов.
При нашем появлении он бросился к дверям и услужливо кланяясь высказал несколько витиеватых комплиментов, упомянул о погоде, а затем начал ненавязчиво расхваливать товар:
- Сегодня у нас чудесные ромовые конфеты и перечные треугольники! Если угодно, есть свежие бисквиты! И слоёный торт, что мы сделали вчера. Сегодня он уже пропитался кремом и будет нежен и мягок, как ангельский поцелуй!
- Господин Маффино, оставьте ваше красноречие, - ответила с улыбкой. – Мы возьмем слоеный торт, и немного бисквитов, и очень много конфет. А ещё закажем десерты на Двенадцатую ночь, примерно, на сто персон. Только никакого безе, умоляю! Оно не доедет до замка!
Маффино оценил шутку, понятную нам двоим, засмеялся и погрозил мне пальцем.
Пока мы с Маффино оговаривали меню, а Гюнебрет следила за упаковкой сладостей в двуручную корзину, в лавку заглянули новые посетители. Леди Алария с подругами вошли, изящно сбивая с каблучков снег. Мы раскланялись с преувеличенной любезностью, после чего я взяла Гюнебрет за руку и сказала:
- Познакомьтесь, это – леди Алария, дочь лорда судьи, это - леди Сюзон и леди Рене. А это – леди Гюнебрет де Конмор. Мы уже передали приглашение на бал и охоту и вашим родителям, леди Алария, и вашим, леди Сюзон и леди Рене.
Две девицы поклонились Гюнебрет, щебеча любезности, а Алария спросила громким шёпотом, который, естественно, услышали все:
- Очередная леди де Конмор?! Но ведь вы ещё живы, дорогая Бланш!
Выпад был лишен деликатности, и я предупредительно сжала руку своей падчерицы, потому что Гюнебрет воинственно выпятила нижнюю губу, готовясь ринуться в бой.
- Это дочь милорда де Конмора, - с улыбкой поправила я Аларию, - но так мило с вашей стороны, что вы волнуетесь о моём добром самочувствии.
- Как же может быть иначе, дорогая Бланш? – пропела в ответ Алария. – Весь город молится о вашем добром здравии…
- Очень великодушно, - вставила я.
- …чтобы вы не повторили злую судьбу прежних семи леди де Конмор, - закончила Алария с самым невиннейшим видом.
Леди Рене испуганно подтолкнула её локтем, и красавица поспешила исправить оплошность, которую допустила:
- О! Я ни в коем случае не имела ничего плохого в мыслях! Просто доброе пожелание, ничего больше!
- Слухи о семи женах милорда де Конмора весьма преувеличены, - сказала я спокойно. – Мне жаль, что вы озвучиваете… непроверенные слухи, дорогая Алария.
- Конечно, вам-то обо всём известно из первых уст, - промурлыкала Алария. – Мы возьмем леденцы, любезный Маффино. Лакричные, пожалуйста. И еще засахаренных орешков.
Мы вышли из лавки одновременно, раскланялись на прощанье и разошлись в разные стороны.
- Она мерзкая! – выпалила Гюнебрет, когда мы отошли шагов на двадцать.
- Она глупая, - сказала я. – Никогда не показывай, что чужие слова чем-то тебя задели. Люди поймут, где ты уязвима и будут бить именно по больному месту.
- Поняла, - кивнула дочь графа. – Это как на охоте – если покажешь зверю, что боишься – он нападет сразу, даже если меньше тебя…
Я смотрела вперёд и несла перед собой корзину, обхватив ее двумя руками, и в какой-то момент потеряла Гюнебрет из виду - всего на долю секунды, но сзади вдруг раздался глухой стук, а затем вопль.
Испуганно оглянувшись, я увидела, что шагах в двадцати от нас барахтается в снегу леди Алария, а ее подруги хлопочут вокруг, пытаясь поднять. Капюшон свалился Аларии на лицо, и был весь запорошен снегом… как от удара крепким снежком. Я посмотрела на Гюнебрет – та невозмутимо стряхивала с перчаток крупинки снега.
- Что? – спросила она меня, вскинув брови совсем как ее отец.
- Вобще-то, юным леди не подобает так себя вести, - сказала я, с трудом удерживаясь от смеха.
- Да это просто с руки сорвалось, - тут же ответила Гюнебрет, тараща глаза, - клянусь-клянусь! Я здесь ни при чем!
- Ты невозможна, - поругала её, прилагая все усилия, чтобы не расхохотаться.
Граф ждал нас на площади, и вышел из саней, глядя, как мы приближаемся. Один из сопровождавших нас слуг принял у меня корзинку со сладостями, и Ален подал мне руку, чтобы помочь сесть в сани, но в это время к нам подошел старик – я видела его много раз, он торговал овощами и зеленью вразнос, и летом я часто покупала у него петрушку и мяту. Обычно он не торговал зимой, но в этот раз тащил за собой тележку, на которой сиротливо стоял плетеный короб.
- Не купите ли сушеный шпинат, миледи? – спросил старик.
- Нет, благодарю… - ответила я с улыбкой, но повернула голову и увидела глаза торговца – покрасневшие, тоскливые, и запнулась.
Нашарив рукой кошелек, я вспомнила, что у меня не осталось ни монетки – кроме покупок я оплатила господину Маффино и задаток.
Гюнебрет не стала дожидаться и запрыгнула в сани, сразу запустив руку в корзину со сладостями. Мне надо было сказать, что сушеный шпинат мне без надобности и следом за падчерицей сесть на скамью, застланную пуховой периной, тем более что Ален держал меня за руку, поглаживая мои пальцы слишком уж нежно. Но что-то удержало меня.
- Милорд, - обратилась я к графу. – Одолжите мне немного, я хочу купить этот шпинат…
- Зачем? – спросил он. - Я закажу тебе свежий, из королевской оранжереи.
- Милорд, - почти шёпотом попросила я, - прошу, купите этот шпинат.
Больше ничего не говоря, он достал из поясного кошелька два золотых и протянул старику. Тот подхватил монеты и стал благодарить, но граф не слушал его благодарностей. Короб со шпинатом перекочевал на запятки саней, мы уселись, укрывшись потеплее, и кони дружно тронулись по направлению к воротам из Ренна.
До замка мы добрались уже в сумерках, и Гюнебрет то и дело клевала носом. Нас встретила Барбетта, помогла снять накидку Гюнебрет и повела её в комнату, где уже был затоплен камин, и ждали чашки с чаем и мясными пирожками. Я хотела пойти следом, но Ален придержал меня, явно желая что-то сказать.
- Объясни, для чего ты купила столько сушёного шпината? – спросил он, говоря слишком уж тихо, и наклоняясь слишком уж близко ко мне.
- Не знаю, - смущённо засмеялась я, глядя в сторону. – Примите это, как каприз.
- Ты пожалела того старика? Он был так благодарен, что чуть не потерял шапку, кланяясь тебе.
- Ему следовало кланяться вам, милорд. Это ведь вы заплатили ему столь щедро.
- Потому что ты меня попросила.
- Вы поступили очень милосердно, - сказала я искренне.
- Как же я могу быть другим, если ты так мило просишь? – спросил он, вдруг взяв меня за подбородок. – Посмотри-ка в мои глаза, Бланш…
Я непонимающе вскинула на него взгляд.
Лицо его было близко – обветренное, обожженное солнцем, но такое притягательное для меня.
- Тебе хотелось бы улететь? – спросил он. – В мир моей души?
- Гюнебрет… - пробормотала я, не в силах отвести взгляда.
- Она, болтушка, - сказал граф с улыбкой. – Она тебя выдала. Но я ей за это благодарен.
- Она не так поняла…
- В самом деле? – прошептал он, обнимая меня.
Губы наши соединились, и я потеряла счет времени в головокружительном поцелуе.
- Вы идете есть? – крикнула сверху Гюнебрет. – Или вам ничего не достанется!
Граф не дал мне отпрянуть, хотя я пыталась освободиться из его объятий.
- Как бы мне хотелось, чтобы ты позволила себе настоящий полет, - прошептал он мне на ухо, опаляя жарким дыханием, - со мной... Но я не смею настаивать, Бланш. Разреши хотя бы целовать тебя, это самое огромное блаженство…
Собрав всю свою волю, я разжала его руки и поспешила ускользнуть в гостиную, где Гюнебрет уже приступила к уничтожению пирожков. Ален не стал меня преследовать, и в этот вечер между нами были сказаны только самые обыкновенные слова, но я всё время чувствовала его взгляд, и понимала, что погибла в замке Синей Бороды окончательно и безвозвратно.
Последние дни перед приёмом прошли в дикой суматохе. Дни мои были заполнены до предела хозяйственными делами – я присматривала, как убирают замок, превращая его в сверкающее великолепие, следила за приготовлением кушаний, успевала протанцевать с Гюнебрет все фигуры всех известных мне танцев, а вечером – устроить ванну и массаж мужу. Мне очень нравились эти вечерние часы. А ещё нравилось (что уж тут лукавить?) прикасаться к мужу. Массаж, как средство излечения, разрешал делать то, что было запрещено нашим устным договором – я могла гладить плечи, спину, шею мужа, ощущать пальцами и ладонями игру его мускулов. И это ничуть не было похоже на доброту или сочувствие. Да, я сочувствовала ему, желала ему добра, но ещё я желала его самого.
Он попросил моих поцелуев.
Хотя бы поцелуев.
Всё во мне сладко замирало, когда я вспоминала его голос. Но для Алена это были всего лишь поцелуи, а для меня небо и земля менялись местами. И мне казалось страшной несправедливостью, что мы чувствуем так по-разному.
Обычно Ален рассказывал, как прошел его день, спрашивал, как прошел мой, иногда вспоминал что-то из детства Гюнебрет или своего детства. Эти рассказы были очень дороги мне. Так я лучше узнавала его, и мне казалось, что какие-то невидимые узы все крепче связывают нас.
Накануне праздника пришли наряды для дочери графа. Мы устроили примерку и провозились в комнате Гюнебрет несколько часов. Мадам Левелье была совершенно права – желтый шёл девушке необыкновенно, освежая смуглый цвет лица и придавая коже настоящее волшебное сияние.
Хороши были и остальные платья. Мы отобрали наряд для приёма, платье для охоты, а появиться на балу Гюнебрет должна была в жёлтом – струящемся, легком, похожем на солнечный дождь.
С досадой я вспомнила, что не заказала платья для себя. Ну что ж, гостей я вполне могу встретить в своем домашнем, темно-красном платье, а для торжества надену белое венчальное. По этикету мне разрешалось носить его в течение полугода после свадьбы. Так я буду выглядеть не хуже остальных, и предоставлю другим дамам возможность продемонстрировать новые наряды.
В очередной раз вбежав в кухню, я оказалась свидетельницей того, как Барбетта чуть не упала через короб с сухим шпинатом, который мы привези из Ренна. Разразившись проклятиями, Барбетта с ожесточением поволокла короб к печке:
- Я выкину его, миледи! Сил моих больше нет об него спотыкаться!
- Подожди, - остановила я её, когда она уже схватила щипцы, чтобы открыть заслонку. – Мы найдем ему другое применение.
Идея была проста. Я уже готовила бисквиты с добавлением ужасно дорогого и редкого зеленого чая, придававшего тесту нежно-зеленый цвет. А что если вместо чая добавить шпинат?
Результат не порадовал – коржи получились темно-зеленые. Не очень-то аппетитно. Но тут я увидела чашку замороженных болотных ягод – их собирали после первых морозов, тогда ягоды приобретали особую прозрачность и становились сладкими.
- Испеки много коржей, - поручила я Барбетте. – Завтра сделаем сливочный крем, и я сама украшу этот торт.
- Как по мне, так не слишком красиво получится, - засомневалась служанка.
- Будет очень красиво, - пообещала я. – Только оставь немного этих мороженных ягод. Они тоже пригодятся.
- Вам виднее, - пробормотала Барбетта, но лицо у нее вытянулось.
В ночь перед приемом я спала очень плохо. Опять, как и раньше, мне слышались шорохи и голоса под сводами замка. Несколько раз я вскакивала и выглядывала в коридор, опасаясь, что Ален снова страдает от придуманной им самим боли. Но все было тихо, и я падала в постель, чтобы забыться коротким, тревожным сном.
Гости начали прибывать с самого утра, хотя ждали их не раньше обеда. Это прибавило мне хлопот, а ещё ждал торт, который мне надо было привести в надлежащий вид, и ещё я хотела помочь Гюнебрет нарядиться. На мужа совсем не оставалось времени, но я посчитала, что он справится со всем сам – бывал же он на королевских приемах, и на собственном, в графском доме в Ренне, и не оплошал.
Устроив лорда Обсли с семейством в гостиной, я помчалась в кухню и там с помощью верной Барбетты закончила приготовление торта.
Служанка лишь открыла рот, увидев, что у нас получилось.
- Никогда не видела такого, миледи… - пробормотала она. – Его же примут за настоящий…
- Вот и получится – настоящее праздничное «удивление»! – пошутила я, сбросила фартук и поспешила в комнату падчерицы.
- Гости уже едут, ты готова, Гюнебрет? – я влетела к ней в комнату без стука и остановилась, как вкопанная.
Девушка уже нарядилась в желтое платье, и сейчас… обнималась с незнакомым мне молодым человеком, одетым в синий, расшитый серебром камзол с модными укороченными рукавами, и ослепительно-белую рубашку. Причем, он гладил Гюнебрет по голове, а когда появилась я – ничуть не смутился, а лишь покрепче прижал девушку к себе и приосанился, словно предлагая мне полюбоваться на них.
- Как ты можешь, Гюнебрет! – ахнула я.
Но негодница только захихикала.
- Немедленно отойдите от нее, сэр! – приказала я. – Ее отец прихлопнет вас, как муху, когда узнает! – и так как наглец не сдвинулся с места, я подбежала, чтобы оттолкнуть его.
Он вдруг схватил меня за талию и притиснул к себе. Я попыталась освободиться, хотела говорить гневности, но когда вскинула голову и посмотрела ему в глаза – то потеряла дар речи.
Глаза были серые, прозрачные, как льдинки. И сейчас они смеялись, просто искрились весельем.
- Неужели я так изменился, Бланш? – спросил очень знакомый голос, который невозможно было спутать ни с каким другим. – Всего-то побрился.
- Ален?.. – спросила я, не веря своим глазам.
Я несмело протянула руку, погладив его по щеке. Он сбрил усы и бороду, и помолодел лет на десять. Теперь ему можно было дать не больше двадцати пяти, и праздничный яркий наряд, совершенно непохожий на то, что граф носил раньше, придавал ему юношеского задора.
- Тебе нравится? – спросил он, перехватывая мою руку, чтобы задержать её на своей щеке.
- Нравится, - признала я, не в силах удержать улыбку, - но ваше лицо, милорд, смотрится странно – загорелое сверху, а подбородок совсем белый.
- Это мы с Пепе помогали, - вмешалась в разговор Гюнебрет. – Целый час промучились.
- Мы посетим Конмор непременно, - заверила нас леди Чендлей. - Как весело проходит эта зима в Ренне!
Оглянувшись, я увидела, что они сразу развернули экипаж в торговые кварталы – несомненно, торопились заказать новые наряды.
Мы посетили ещё несколько домов, чтобы самолично передать приглашении, а потом остановились на площади.
- Там на наших санях не проехать, улица узкая, - сказал граф. – Прогуляйтесь пешком, тут недалеко. Пойти с вами?
Но я заверила, что мы с Гюнебрет справимся с покупкой шоколада и без него, а также сделаем заказ к празднику.
- Возьмите хотя бы слугу, - предложил де Конмор. – Он понесет покупки.
Но я отказалась и от сопровождающего. Мне хотелось пройтись вместе с Гюнебрет, чтобы окончательно увериться, что все недопонимания между нами исчезли.
Граф кивнул и остался возле саней, а мы с Гюнебрет держась под руку, отправились прямиком к лавке господина Маффино.
Прозвенел знакомый колокольчик, и я окунулась в привычное облако запахов – ванили, корицы и кардамона. Девиц на подхвате прибавилось, и господин Маффино важно указывал им, проверяя сладость миндальной массы, густоту теста и твердость цукатов.
При нашем появлении он бросился к дверям и услужливо кланяясь высказал несколько витиеватых комплиментов, упомянул о погоде, а затем начал ненавязчиво расхваливать товар:
- Сегодня у нас чудесные ромовые конфеты и перечные треугольники! Если угодно, есть свежие бисквиты! И слоёный торт, что мы сделали вчера. Сегодня он уже пропитался кремом и будет нежен и мягок, как ангельский поцелуй!
- Господин Маффино, оставьте ваше красноречие, - ответила с улыбкой. – Мы возьмем слоеный торт, и немного бисквитов, и очень много конфет. А ещё закажем десерты на Двенадцатую ночь, примерно, на сто персон. Только никакого безе, умоляю! Оно не доедет до замка!
Маффино оценил шутку, понятную нам двоим, засмеялся и погрозил мне пальцем.
Пока мы с Маффино оговаривали меню, а Гюнебрет следила за упаковкой сладостей в двуручную корзину, в лавку заглянули новые посетители. Леди Алария с подругами вошли, изящно сбивая с каблучков снег. Мы раскланялись с преувеличенной любезностью, после чего я взяла Гюнебрет за руку и сказала:
- Познакомьтесь, это – леди Алария, дочь лорда судьи, это - леди Сюзон и леди Рене. А это – леди Гюнебрет де Конмор. Мы уже передали приглашение на бал и охоту и вашим родителям, леди Алария, и вашим, леди Сюзон и леди Рене.
Две девицы поклонились Гюнебрет, щебеча любезности, а Алария спросила громким шёпотом, который, естественно, услышали все:
- Очередная леди де Конмор?! Но ведь вы ещё живы, дорогая Бланш!
Выпад был лишен деликатности, и я предупредительно сжала руку своей падчерицы, потому что Гюнебрет воинственно выпятила нижнюю губу, готовясь ринуться в бой.
- Это дочь милорда де Конмора, - с улыбкой поправила я Аларию, - но так мило с вашей стороны, что вы волнуетесь о моём добром самочувствии.
- Как же может быть иначе, дорогая Бланш? – пропела в ответ Алария. – Весь город молится о вашем добром здравии…
- Очень великодушно, - вставила я.
- …чтобы вы не повторили злую судьбу прежних семи леди де Конмор, - закончила Алария с самым невиннейшим видом.
Леди Рене испуганно подтолкнула её локтем, и красавица поспешила исправить оплошность, которую допустила:
- О! Я ни в коем случае не имела ничего плохого в мыслях! Просто доброе пожелание, ничего больше!
- Слухи о семи женах милорда де Конмора весьма преувеличены, - сказала я спокойно. – Мне жаль, что вы озвучиваете… непроверенные слухи, дорогая Алария.
- Конечно, вам-то обо всём известно из первых уст, - промурлыкала Алария. – Мы возьмем леденцы, любезный Маффино. Лакричные, пожалуйста. И еще засахаренных орешков.
Мы вышли из лавки одновременно, раскланялись на прощанье и разошлись в разные стороны.
- Она мерзкая! – выпалила Гюнебрет, когда мы отошли шагов на двадцать.
- Она глупая, - сказала я. – Никогда не показывай, что чужие слова чем-то тебя задели. Люди поймут, где ты уязвима и будут бить именно по больному месту.
- Поняла, - кивнула дочь графа. – Это как на охоте – если покажешь зверю, что боишься – он нападет сразу, даже если меньше тебя…
Я смотрела вперёд и несла перед собой корзину, обхватив ее двумя руками, и в какой-то момент потеряла Гюнебрет из виду - всего на долю секунды, но сзади вдруг раздался глухой стук, а затем вопль.
Испуганно оглянувшись, я увидела, что шагах в двадцати от нас барахтается в снегу леди Алария, а ее подруги хлопочут вокруг, пытаясь поднять. Капюшон свалился Аларии на лицо, и был весь запорошен снегом… как от удара крепким снежком. Я посмотрела на Гюнебрет – та невозмутимо стряхивала с перчаток крупинки снега.
- Что? – спросила она меня, вскинув брови совсем как ее отец.
- Вобще-то, юным леди не подобает так себя вести, - сказала я, с трудом удерживаясь от смеха.
- Да это просто с руки сорвалось, - тут же ответила Гюнебрет, тараща глаза, - клянусь-клянусь! Я здесь ни при чем!
- Ты невозможна, - поругала её, прилагая все усилия, чтобы не расхохотаться.
Граф ждал нас на площади, и вышел из саней, глядя, как мы приближаемся. Один из сопровождавших нас слуг принял у меня корзинку со сладостями, и Ален подал мне руку, чтобы помочь сесть в сани, но в это время к нам подошел старик – я видела его много раз, он торговал овощами и зеленью вразнос, и летом я часто покупала у него петрушку и мяту. Обычно он не торговал зимой, но в этот раз тащил за собой тележку, на которой сиротливо стоял плетеный короб.
- Не купите ли сушеный шпинат, миледи? – спросил старик.
- Нет, благодарю… - ответила я с улыбкой, но повернула голову и увидела глаза торговца – покрасневшие, тоскливые, и запнулась.
Нашарив рукой кошелек, я вспомнила, что у меня не осталось ни монетки – кроме покупок я оплатила господину Маффино и задаток.
Гюнебрет не стала дожидаться и запрыгнула в сани, сразу запустив руку в корзину со сладостями. Мне надо было сказать, что сушеный шпинат мне без надобности и следом за падчерицей сесть на скамью, застланную пуховой периной, тем более что Ален держал меня за руку, поглаживая мои пальцы слишком уж нежно. Но что-то удержало меня.
- Милорд, - обратилась я к графу. – Одолжите мне немного, я хочу купить этот шпинат…
- Зачем? – спросил он. - Я закажу тебе свежий, из королевской оранжереи.
- Милорд, - почти шёпотом попросила я, - прошу, купите этот шпинат.
Больше ничего не говоря, он достал из поясного кошелька два золотых и протянул старику. Тот подхватил монеты и стал благодарить, но граф не слушал его благодарностей. Короб со шпинатом перекочевал на запятки саней, мы уселись, укрывшись потеплее, и кони дружно тронулись по направлению к воротам из Ренна.
До замка мы добрались уже в сумерках, и Гюнебрет то и дело клевала носом. Нас встретила Барбетта, помогла снять накидку Гюнебрет и повела её в комнату, где уже был затоплен камин, и ждали чашки с чаем и мясными пирожками. Я хотела пойти следом, но Ален придержал меня, явно желая что-то сказать.
- Объясни, для чего ты купила столько сушёного шпината? – спросил он, говоря слишком уж тихо, и наклоняясь слишком уж близко ко мне.
- Не знаю, - смущённо засмеялась я, глядя в сторону. – Примите это, как каприз.
- Ты пожалела того старика? Он был так благодарен, что чуть не потерял шапку, кланяясь тебе.
- Ему следовало кланяться вам, милорд. Это ведь вы заплатили ему столь щедро.
- Потому что ты меня попросила.
- Вы поступили очень милосердно, - сказала я искренне.
- Как же я могу быть другим, если ты так мило просишь? – спросил он, вдруг взяв меня за подбородок. – Посмотри-ка в мои глаза, Бланш…
Я непонимающе вскинула на него взгляд.
Лицо его было близко – обветренное, обожженное солнцем, но такое притягательное для меня.
- Тебе хотелось бы улететь? – спросил он. – В мир моей души?
- Гюнебрет… - пробормотала я, не в силах отвести взгляда.
- Она, болтушка, - сказал граф с улыбкой. – Она тебя выдала. Но я ей за это благодарен.
- Она не так поняла…
- В самом деле? – прошептал он, обнимая меня.
Губы наши соединились, и я потеряла счет времени в головокружительном поцелуе.
- Вы идете есть? – крикнула сверху Гюнебрет. – Или вам ничего не достанется!
Граф не дал мне отпрянуть, хотя я пыталась освободиться из его объятий.
- Как бы мне хотелось, чтобы ты позволила себе настоящий полет, - прошептал он мне на ухо, опаляя жарким дыханием, - со мной... Но я не смею настаивать, Бланш. Разреши хотя бы целовать тебя, это самое огромное блаженство…
Собрав всю свою волю, я разжала его руки и поспешила ускользнуть в гостиную, где Гюнебрет уже приступила к уничтожению пирожков. Ален не стал меня преследовать, и в этот вечер между нами были сказаны только самые обыкновенные слова, но я всё время чувствовала его взгляд, и понимала, что погибла в замке Синей Бороды окончательно и безвозвратно.
Прода от 11.03.2022, 08:55
Глава 23
Последние дни перед приёмом прошли в дикой суматохе. Дни мои были заполнены до предела хозяйственными делами – я присматривала, как убирают замок, превращая его в сверкающее великолепие, следила за приготовлением кушаний, успевала протанцевать с Гюнебрет все фигуры всех известных мне танцев, а вечером – устроить ванну и массаж мужу. Мне очень нравились эти вечерние часы. А ещё нравилось (что уж тут лукавить?) прикасаться к мужу. Массаж, как средство излечения, разрешал делать то, что было запрещено нашим устным договором – я могла гладить плечи, спину, шею мужа, ощущать пальцами и ладонями игру его мускулов. И это ничуть не было похоже на доброту или сочувствие. Да, я сочувствовала ему, желала ему добра, но ещё я желала его самого.
Он попросил моих поцелуев.
Хотя бы поцелуев.
Всё во мне сладко замирало, когда я вспоминала его голос. Но для Алена это были всего лишь поцелуи, а для меня небо и земля менялись местами. И мне казалось страшной несправедливостью, что мы чувствуем так по-разному.
Обычно Ален рассказывал, как прошел его день, спрашивал, как прошел мой, иногда вспоминал что-то из детства Гюнебрет или своего детства. Эти рассказы были очень дороги мне. Так я лучше узнавала его, и мне казалось, что какие-то невидимые узы все крепче связывают нас.
Накануне праздника пришли наряды для дочери графа. Мы устроили примерку и провозились в комнате Гюнебрет несколько часов. Мадам Левелье была совершенно права – желтый шёл девушке необыкновенно, освежая смуглый цвет лица и придавая коже настоящее волшебное сияние.
Хороши были и остальные платья. Мы отобрали наряд для приёма, платье для охоты, а появиться на балу Гюнебрет должна была в жёлтом – струящемся, легком, похожем на солнечный дождь.
С досадой я вспомнила, что не заказала платья для себя. Ну что ж, гостей я вполне могу встретить в своем домашнем, темно-красном платье, а для торжества надену белое венчальное. По этикету мне разрешалось носить его в течение полугода после свадьбы. Так я буду выглядеть не хуже остальных, и предоставлю другим дамам возможность продемонстрировать новые наряды.
В очередной раз вбежав в кухню, я оказалась свидетельницей того, как Барбетта чуть не упала через короб с сухим шпинатом, который мы привези из Ренна. Разразившись проклятиями, Барбетта с ожесточением поволокла короб к печке:
- Я выкину его, миледи! Сил моих больше нет об него спотыкаться!
- Подожди, - остановила я её, когда она уже схватила щипцы, чтобы открыть заслонку. – Мы найдем ему другое применение.
Идея была проста. Я уже готовила бисквиты с добавлением ужасно дорогого и редкого зеленого чая, придававшего тесту нежно-зеленый цвет. А что если вместо чая добавить шпинат?
Результат не порадовал – коржи получились темно-зеленые. Не очень-то аппетитно. Но тут я увидела чашку замороженных болотных ягод – их собирали после первых морозов, тогда ягоды приобретали особую прозрачность и становились сладкими.
- Испеки много коржей, - поручила я Барбетте. – Завтра сделаем сливочный крем, и я сама украшу этот торт.
- Как по мне, так не слишком красиво получится, - засомневалась служанка.
- Будет очень красиво, - пообещала я. – Только оставь немного этих мороженных ягод. Они тоже пригодятся.
- Вам виднее, - пробормотала Барбетта, но лицо у нее вытянулось.
В ночь перед приемом я спала очень плохо. Опять, как и раньше, мне слышались шорохи и голоса под сводами замка. Несколько раз я вскакивала и выглядывала в коридор, опасаясь, что Ален снова страдает от придуманной им самим боли. Но все было тихо, и я падала в постель, чтобы забыться коротким, тревожным сном.
Гости начали прибывать с самого утра, хотя ждали их не раньше обеда. Это прибавило мне хлопот, а ещё ждал торт, который мне надо было привести в надлежащий вид, и ещё я хотела помочь Гюнебрет нарядиться. На мужа совсем не оставалось времени, но я посчитала, что он справится со всем сам – бывал же он на королевских приемах, и на собственном, в графском доме в Ренне, и не оплошал.
Устроив лорда Обсли с семейством в гостиной, я помчалась в кухню и там с помощью верной Барбетты закончила приготовление торта.
Служанка лишь открыла рот, увидев, что у нас получилось.
- Никогда не видела такого, миледи… - пробормотала она. – Его же примут за настоящий…
- Вот и получится – настоящее праздничное «удивление»! – пошутила я, сбросила фартук и поспешила в комнату падчерицы.
- Гости уже едут, ты готова, Гюнебрет? – я влетела к ней в комнату без стука и остановилась, как вкопанная.
Девушка уже нарядилась в желтое платье, и сейчас… обнималась с незнакомым мне молодым человеком, одетым в синий, расшитый серебром камзол с модными укороченными рукавами, и ослепительно-белую рубашку. Причем, он гладил Гюнебрет по голове, а когда появилась я – ничуть не смутился, а лишь покрепче прижал девушку к себе и приосанился, словно предлагая мне полюбоваться на них.
- Как ты можешь, Гюнебрет! – ахнула я.
Но негодница только захихикала.
- Немедленно отойдите от нее, сэр! – приказала я. – Ее отец прихлопнет вас, как муху, когда узнает! – и так как наглец не сдвинулся с места, я подбежала, чтобы оттолкнуть его.
Он вдруг схватил меня за талию и притиснул к себе. Я попыталась освободиться, хотела говорить гневности, но когда вскинула голову и посмотрела ему в глаза – то потеряла дар речи.
Глаза были серые, прозрачные, как льдинки. И сейчас они смеялись, просто искрились весельем.
- Неужели я так изменился, Бланш? – спросил очень знакомый голос, который невозможно было спутать ни с каким другим. – Всего-то побрился.
- Ален?.. – спросила я, не веря своим глазам.
Я несмело протянула руку, погладив его по щеке. Он сбрил усы и бороду, и помолодел лет на десять. Теперь ему можно было дать не больше двадцати пяти, и праздничный яркий наряд, совершенно непохожий на то, что граф носил раньше, придавал ему юношеского задора.
- Тебе нравится? – спросил он, перехватывая мою руку, чтобы задержать её на своей щеке.
- Нравится, - признала я, не в силах удержать улыбку, - но ваше лицо, милорд, смотрится странно – загорелое сверху, а подбородок совсем белый.
- Это мы с Пепе помогали, - вмешалась в разговор Гюнебрет. – Целый час промучились.
