- Тогда я сделал ставку на Милисент – и всё бы получилось, Бланш! Но эта идиотка услышала про проклятье жен Конморов и взбрыкнула, отказавшись выходить замуж.
- И ты подал ей идею женить графа на ком-то другом…
- Да, надеялся, что Милли хватит двух месяцев, чтобы одуматься, но она настояла, чтобы брак продлился год. Если бы не ее глупость, все получилось бы. И у тебя был бы богатый и любящий муж.
- У меня?
- У тебя, - сказал он твердо. – Я хотел жениться на тебе тайно, Бланш, чтобы ты верила в мою любовь. А когда стал бы хозяином Конмора, то представил тебя всем, как хозяйку. Можешь представить, что я пережил, когда узнал, что Конмор выбрал тебя? Но потом поразмыслил и решил, что все складывается мне на руку. Это было знаком небес, что я на правильном пути. Ведь я всегда хотел только тебя, а Милисент, Эстер… Они красивые куклы без души и сердца. Таких пользуют, но не любят.
- Не верю, что слышу это, - медленно сказала я. – Ты хотел жениться на леди Милисент, уже будучи женатым на мне, а потом избавиться от неё, чтобы жить со мной?
- Отличный был план. Жаль только, что Милли всё испортила.
- Испортила?! На что ты рассчитывал, Реджи, затевая эту безумную подлость? Что я соглашусь подыграть тебе?
- Ты уже играешь по моим правилам, - сказал он ласково и потянулся потрепать меня по щеке, но я резко отвернулась. – Жена всегда и во всём должна поддерживать своего мужа.
- Мой муж – Ален де Конмор.
- Скоро он будет бывшим мужем, - спокойно пообещал Реджи.
- Ты сошел с ума. Одумайся, пока не поздно.
- Одуматься?! Когда я в шаге от цели?
В дверь постучали, и Реджи поспешил отойти от меня.
Вошла Барбетта с грелками, а следом за ней служанка внесла поднос с чашками и заварником.
- Миледи нужно уложить в постель, - сказала Барбетта.
- Оставь грелки – и уходите обе, - велел Реджинальд. – Миледи уже пришла в себя и в помощи не нуждается.
Служанки посмотрели на меня, но я сидела в кресле, ссутулившись, и лишь кивнула.
- Мы будем поблизости, - объявила Барбетта. – Если миледи что-то понадобится…
- Если миледи соизволит, то позовет вас, - Реджинальд выпроводил обеих служанок и запер двери.
- Тупые слуги, - прошипел он. – Но теперь нам никто не помешает.
- Они не тупые, - сказала я. – Они тоже люди, равные тебе и мне. Зачем ты так поступил с Пепе? За убийство благородной дамы его казнят.
- Всегда приходится кем-то жертвовать, - сказал Реджи мягко. – Он мог помешать – всё время крутился возле тебя. Не думай о нём, Бланш. Лучше думай о себе. И о Гюнебрет. И просто делай, как говорю.
Гюнебрет… Я не имею права рисковать ее жизнью. Ален не простит, если с ней что-то случится.
- Да, - прошептала я, - я всё сделаю, как ты хочешь… Только не причиняй ей зла…
- Вот это уже моя Бланш, - сказал Реджи с удовлетворением. – Добросердечная, которая заботится о других больше, чем о себе.
Он начал расстегивать верхние пуговицы камзола, и я испуганно вжалась в спинку кресла – нет, лучше умереть, чем…
Но Реджи не стал раздеваться. Он вытащил из-за подкладки крохотный стеклянный флакон, полный темно-красной жидкости – рубиновой на просвет. Опять опустился передо мной на колено и вложил флакон в мою ладонь.
- Приготовь шоколадные конфеты, - сказал он, - а в начинку добавишь вот это.
- Что это? – еле выговорила я.
- То, о чем ты догадалась. Этот яд – привет от Сильвани. Забавно, но он предоставил его мне совершенно бесплатно, едва узнал, для кого оно предназначено. Конечно, неслыханная щедрость с его стороны – этот яд продается по каплям, и за каждую платят золотой монетой, но Сильвани растерял всех своих клиентов в Ренне…
- Это из-за меня! – сказала я отчаянно. – Я пригрозила ему, что подам жалобу королю. Пусть мстит мне, а не милорду! Это ведь я помешала ему, а не милорд!
- Да, ты всегда мешалась под ногами… - произнес Реджи. - Кушанье лотофагов должно было убить графа медленно, и никто бы ни о чем не догадался, но ты сожгла все запасы – как безрассудно. И ещё постоянно таскалась за графом ночами, иначе я бы давно его прирезал.
- Однажды ты уже пытался это сделать и не смог, - сказала я. – Второй раз у тебя бы тоже ничего не вышло.
- В тот раз ему повезло, - сказал он, заставляя меня сжать в ладони флакон. – Но ты права – яд надежнее. Ну что? Пора помочь графу воссоединиться с его покойными жёнами и невестой? Ведь этот многоженец так всех любил! Наверное, скучает в разлуке. Тем более сладкой будет смерть от лакомства, которое приготовишь ты. Ведь он любит и тебя. Верно, Бланш?
- Ты не знаешь его, поэтому так говоришь, - я сделала последнюю попытку вразумить Реджи: - Отступись! Покайся! Граф не станет наказывать тебя жестоко, если отпустишь его дочь!
- Не обсуждается, - Реджи указал мне на дверь. – Готовь свои конфеты, Бланш. И пусть они будут самыми лучшими из того, что ты когда-либо готовила.
Я молчала, и слезы душили меня. Вот так всё закончится? Вот так?!
- Не будь таким жестоким, – попросила я. – Если у тебя хоть какие-то чувства ко мне, то пожалей, не разрушай мою сказку. Потому что только сейчас я начала жить, как в сказке.
- Причем тут сказки, Бланш? – спросил он, хмурясь.
- Неужели ты не видишь, что я люблю его? И что не буду без него счастлива?
Он молчал долго, бледнея и всё крепче сжимая губы. Надежда затеплилась в моем сердце: сейчас он одумается и откажется от очередного убийства…
- Не обсуждается, - он тряхнул головой и сделал знак, чтобы я поднялась из кресла. – Этой сказке конец, Бланш. Да и вообще – оставь сказки глупцам, пусть они обманываются. У нас с тобой будет счастливая настоящая жизнь, а наши дети наследуют Конмор, и не пытайся отговорить меня от этого. И препятствовать тоже не пытайся. Дороже выйдет.
Перемешивая какао и добавляя в него по капле сливки, я спиной чувствовала взгляд Реджи. Он лично наблюдал за тем, как я готовлю конфеты, проследил, чтобы вишни были замаринованы в вине, в которое я сама должна была добавить яд. Мне казалось, что он испытывал извращенное наслаждение от того, что Ален будет убит моими руками.
Готовя смертельное лакомство, я мучилась мыслью – что предпринять? Как спасти графа? Как подать ему знак, что над ним и его близкими нависла опасность? Неужели небеса будут столь жестоки, отобрав нас друг у друга?
Я могла разлить яд или выпить его сама, чтобы лишить Реджи оружия, которое он может использовать против графа. Но что это изменит? Гнев Реджи обрушится на бедняжку Гюнебрет. А если я выдам предателя местному судье – вдруг Реджи и под пытками промолчит о том, где прячет дочь графа? Тогда доказательств его вины не будет, а Гюнебрет… точно погибнет. Или моя смерть… я невольно замерла, облокотившись на стол и на секунду зажмурилась. Кого спасет моя смерть? Никого. Она только отсрочит месть Реджинальда, но вряд ли заставит от нее отказаться. Если я умру, то Ален так и не узнает, кто столько лет и такими хитрыми путями добивался его смерти. Пройдет время, Ален захочет жениться снова, и кто знает – вдруг следующая жена окажется идеальной сообщницей для Реджи? К тому же, Гюнебрет… С моей гибелью она станет всего лишь нежелательной свидетельницей предательства Реджи. И тогда он точно убьет её.
Нет, я должна придумать что-то другое.
Прозрение пришло неожиданно, и у меня даже задрожали руки от волнения и душевного напряжения.
Он должен понять, он увидит – и поймет.
Я залила конфеты в формы и поставила охлаждаться.
- Через час они будут готовы, - сказала я Реджинальду.
- Ты молодец, - он тепло мне улыбнулся. – Теперь можешь отдохнуть. Слишком много на тебя свалилось за последнее время.
В понимании Реджи, отдыхом было моё заключение в собственной спальне.
- Я очень рад, Бланш, что ты приняла разумное решение, - сказал он, проводив меня до комнаты. – Здравомыслие никогда тебе не изменяло, за это я тебя люблю ещё больше.
Кивнув в ответ, я молчала, сложив на животе руки и ожидая, когда Реджи уйдет. Он и в самом деле ушел, я услышала его голос, когда он распоряжался об охране для меня. Наверное, всё же, боялся, что здравомыслие может мне изменить.
Теперь мне оставалось только молиться и ждать спасения.
Несколько дней прошли, словно в кошмарном сне. Меня выпускали из комнаты, и Реджинальд самолично сопровождал меня везде и всюду, ревниво оберегая от внимания слуг. Когда я заговаривала про падчерицу, он кратко отвечал, что пока я послушна, Гюнебрет жива. Когда же я начинала разговоры о том, что лучше бы ему покаяться и оставить злые дела, Реджинальд смотрел на меня насмешливо и советовал вернуться к хозяйственным делам, как и подобает женщине.
- Ты ведь не каноник, Бланш, - говорил он. – Поэтому оставь проповеди. Не забудь сказать слугам, что леди Гюнебрет отправилась погостить в Ренн, с разрешения милорда графа, и вернется нескоро.
К исходу недели моё душевное волнение достигло пика. Я даже не могла молиться и всякий раз вскакивала с постели, когда слышала во дворе голоса или скрип полозьев. Но граф не ехал. Почему-то Ален не возвращался!..
Однажды утром, когда я ещё не успела причесаться, в комнату постучали, и Барбетта произнес: «Миледи, откройте».
Я бросилась к двери и распахнула ее. За порогом стояли управляющий, Барбетта, еще несколько слуг и Реджи. Лица у всех были торжественно-скорбные, и управляющий протянул мне свиток, перевязанный черным шнурком с новенькой печатью. Я осмотрела печать. На ней был королевский знак - три стилизованные пчелы. Сломав печать, я долго не могла прочитать несколько написанных в послании строк, потому что буквы прыгали перед глазами и роились, как настоящие пчелы. Но в конце концов они сложились в слова.
- Его величество выражает соболезнования, - сказала я и не узнала собственного голоса – как будто говорил совсем другой человек, не имевший к этой истории никакого отношения. – Милорд граф умер, сюда везут его тело, чтобы похоронить в семейном склепе.
Окна были затянуты чёрной камкой, и зеркала занавешены. У меня не было чёрного платья, поэтому я встречала тело мужа в красном домашнем платье, набросив на плечи чёрную шаль, которую одолжила мне Барбетта.
Реджи ходил рядом со мной, но не заговаривал. Да я бы ему и не ответила, потому что мною овладели неимоверная усталость и безучастие. Хотелось лечь и забыться, освободиться от всего – от душевной боли, от обязательств, от мысли о несбывшихся надеждах. Я ошиблась – милорд не разгадал моего знака. И я оказалась причастной к его смерти. К смерти человека, которого полюбила впервые, всем сердцем и навсегда.
Удивительно, но мое сердце не испытывало боли. В нем теперь была пустота. Как будто от Бланш осталась одна оболочка, которая двигалась, произносила слова, но душа улетела, оставив тело. К чему теперь жить? Видеть лицо Реджи, который с трудом сдерживал злую радость, оттого что его план, наконец-то удался – был исполнен моими руками. Я стала его сообщницей, соучастницей убийства.
Зачем теперь жить? Но оставалась Гюнебрет. Только она удерживала меня от богопротивного, отчаянного шага. Гюнебрет, которая по-прежнему была в руках предателя. Ален смотрит на нас с небес, он не простит, если я допущу, чтобы что-то случилось с его дочерью.
Закрытый гроб привезли к полудню. Я вышла встречать похоронные сани, и Реджи услужливо поддерживал меня под локоть.
Король отправил десять гвардейцев и десять монахов сопровождать в последний путь его верного подданного. Лица всех в знак глубокого траура, скрывали капюшоны. Мне тоже полагалось надеть вуаль, но вуали у меня не было. Я и подумать не могла, что стану вдовой.
Один из монахов встал на моем пути, когда я подошла к гробу.
- Лучше не открывать. Тело начало быстро портиться. Это зрелище не для женских глаз.
Я поспешно отступила. Но не потому, что испугалась увидеть труп. Просто всплеснула последняя надежда, что на самом деле Ален жив. На самом деле гроб пуст, а сам граф скоро появится, чтобы освободить нас.
Гроб пронесли в часовню и поставили у алтаря. Предстояла прощальная служба, а потом тело перенесут в склеп. Я стояла возле гроба, не решаясь уйти. Если бы рядом не было Реджи, я заглянула бы под крышку и – ах! – вдруг бы убедилась, что гроб на самом деле пуст!
- Выйдите все, пожалуйста, - попросил вдруг Реджинальд монахов, которые подготавливали церковь к приходу священника. – Дадим госпоже графине проститься с мужем наедине.
Монахи пошептались и покинули церковь, а Реджи и не подумал уйти за ними. Я разгадала его намерения, когда он решительно направился к гробу. Я бросилась ему наперерез и встала, раскинув руки:
- Ты и сейчас не можешь оставить его в покое! Не смей тревожить его останки!
Но Реджи оттолкнул меня и поднял крышку. От запаха гнили у меня потемнело в глазах, но я успела заметить в гробу, в крошке соли, знакомое лицо – бледное, покрытое темными пятнами. Ошибки быть не могло – в гробу лежал мой милый Ален. И впервые с тех пор, как я узнала о его смерти, слезы хлынули из глаз.
Реджи со стуком захлопнул крышку и отошел в сторону, тяжело дыша и хватаясь за горло.
- Говорят, все грешники пахнут падалью после смерти, - сказал он, продышавшись. – Похоже, этот был один из самых отъявленных грешников.
- Не смей оскорблять его, - сказала я, плача и не утирая слез. – Лучше подумай, что случится с твоим телом после смерти!
- Мне рано думать об этом, - Реджи достал платок и прижал его к лицу, спасаясь от гнилостного запаха. – Пойду, потороплю священника – пусть начинает отпевание. Де Конмору не место здесь, пусть воняет в склепе.
- Полагается три дня, чтобы все успели проститься!
- Три часа – и то много, - Реджи пошел к выходу. – Ты лучше бы переоделась, Бланш. Сразу после службы нас обвенчают.
- Обвенчает?! – я уже плакала навзрыд. – Хотя бы перед престолом божьим прояви милосердие, Реджинальд Оуэн! Я потеряла любимого, а ты требуешь, чтобы в этот же день…
- Ты всегда можешь отказаться, Бланш, - сказал он от порога. – Но только помни о последствиях своего отказа.
Он распахнул двери и пригласил монахов войти.
- Господа! – услышала я его твердый, звенящий голос. – Эти печальные события нанесли госпоже графине тяжелейшую душевную рану. Как преданный слуга его милости, покойного графа де Конмор, как лицо, которое он уполномочил оберегать его милую супругу, я обязан позаботиться о леди Бланш. После отпевания, когда тело милорда будет перенесено в семейный склеп, я и леди Бланш сочетаемся браком. Клянусь, что буду любить ее и оберегать до самой смерти.
В рыцарских романах, которые мы читали с сестрами, главная героиня, попадая в беду и будучи похищенной драконом, злобным герцогом или сарацинами, всегда падала в обморок, а приходила в себя уже в объятиях прекрасного рыцаря-спасителя.
Сейчас было самое время упасть в обморок, но я упорно не теряла сознания. Наоборот, мое сознание сейчас было как никогда ясное. Я замечала то, что прежде ускользало от моего взора – щелястый гроб (король поскупился даже обеспечить милорда достойным последним пристанищем), молодость монахов (один из них, проходя мимо меня, приподнял капюшон, посмотрев с интересом и легким сожалением, лицо у него было чисто выбритым – а ведь монахам нельзя бриться, и совсем не изможденным от постоянной аскезы), и даже капли воды с оттаявшего гроба ударялись о каменный пол, подобно свинцовым.
- И ты подал ей идею женить графа на ком-то другом…
- Да, надеялся, что Милли хватит двух месяцев, чтобы одуматься, но она настояла, чтобы брак продлился год. Если бы не ее глупость, все получилось бы. И у тебя был бы богатый и любящий муж.
- У меня?
- У тебя, - сказал он твердо. – Я хотел жениться на тебе тайно, Бланш, чтобы ты верила в мою любовь. А когда стал бы хозяином Конмора, то представил тебя всем, как хозяйку. Можешь представить, что я пережил, когда узнал, что Конмор выбрал тебя? Но потом поразмыслил и решил, что все складывается мне на руку. Это было знаком небес, что я на правильном пути. Ведь я всегда хотел только тебя, а Милисент, Эстер… Они красивые куклы без души и сердца. Таких пользуют, но не любят.
- Не верю, что слышу это, - медленно сказала я. – Ты хотел жениться на леди Милисент, уже будучи женатым на мне, а потом избавиться от неё, чтобы жить со мной?
- Отличный был план. Жаль только, что Милли всё испортила.
- Испортила?! На что ты рассчитывал, Реджи, затевая эту безумную подлость? Что я соглашусь подыграть тебе?
- Ты уже играешь по моим правилам, - сказал он ласково и потянулся потрепать меня по щеке, но я резко отвернулась. – Жена всегда и во всём должна поддерживать своего мужа.
- Мой муж – Ален де Конмор.
- Скоро он будет бывшим мужем, - спокойно пообещал Реджи.
- Ты сошел с ума. Одумайся, пока не поздно.
- Одуматься?! Когда я в шаге от цели?
В дверь постучали, и Реджи поспешил отойти от меня.
Вошла Барбетта с грелками, а следом за ней служанка внесла поднос с чашками и заварником.
- Миледи нужно уложить в постель, - сказала Барбетта.
- Оставь грелки – и уходите обе, - велел Реджинальд. – Миледи уже пришла в себя и в помощи не нуждается.
Служанки посмотрели на меня, но я сидела в кресле, ссутулившись, и лишь кивнула.
- Мы будем поблизости, - объявила Барбетта. – Если миледи что-то понадобится…
- Если миледи соизволит, то позовет вас, - Реджинальд выпроводил обеих служанок и запер двери.
- Тупые слуги, - прошипел он. – Но теперь нам никто не помешает.
- Они не тупые, - сказала я. – Они тоже люди, равные тебе и мне. Зачем ты так поступил с Пепе? За убийство благородной дамы его казнят.
- Всегда приходится кем-то жертвовать, - сказал Реджи мягко. – Он мог помешать – всё время крутился возле тебя. Не думай о нём, Бланш. Лучше думай о себе. И о Гюнебрет. И просто делай, как говорю.
Гюнебрет… Я не имею права рисковать ее жизнью. Ален не простит, если с ней что-то случится.
- Да, - прошептала я, - я всё сделаю, как ты хочешь… Только не причиняй ей зла…
- Вот это уже моя Бланш, - сказал Реджи с удовлетворением. – Добросердечная, которая заботится о других больше, чем о себе.
Он начал расстегивать верхние пуговицы камзола, и я испуганно вжалась в спинку кресла – нет, лучше умереть, чем…
Но Реджи не стал раздеваться. Он вытащил из-за подкладки крохотный стеклянный флакон, полный темно-красной жидкости – рубиновой на просвет. Опять опустился передо мной на колено и вложил флакон в мою ладонь.
- Приготовь шоколадные конфеты, - сказал он, - а в начинку добавишь вот это.
- Что это? – еле выговорила я.
- То, о чем ты догадалась. Этот яд – привет от Сильвани. Забавно, но он предоставил его мне совершенно бесплатно, едва узнал, для кого оно предназначено. Конечно, неслыханная щедрость с его стороны – этот яд продается по каплям, и за каждую платят золотой монетой, но Сильвани растерял всех своих клиентов в Ренне…
- Это из-за меня! – сказала я отчаянно. – Я пригрозила ему, что подам жалобу королю. Пусть мстит мне, а не милорду! Это ведь я помешала ему, а не милорд!
- Да, ты всегда мешалась под ногами… - произнес Реджи. - Кушанье лотофагов должно было убить графа медленно, и никто бы ни о чем не догадался, но ты сожгла все запасы – как безрассудно. И ещё постоянно таскалась за графом ночами, иначе я бы давно его прирезал.
- Однажды ты уже пытался это сделать и не смог, - сказала я. – Второй раз у тебя бы тоже ничего не вышло.
- В тот раз ему повезло, - сказал он, заставляя меня сжать в ладони флакон. – Но ты права – яд надежнее. Ну что? Пора помочь графу воссоединиться с его покойными жёнами и невестой? Ведь этот многоженец так всех любил! Наверное, скучает в разлуке. Тем более сладкой будет смерть от лакомства, которое приготовишь ты. Ведь он любит и тебя. Верно, Бланш?
- Ты не знаешь его, поэтому так говоришь, - я сделала последнюю попытку вразумить Реджи: - Отступись! Покайся! Граф не станет наказывать тебя жестоко, если отпустишь его дочь!
- Не обсуждается, - Реджи указал мне на дверь. – Готовь свои конфеты, Бланш. И пусть они будут самыми лучшими из того, что ты когда-либо готовила.
Я молчала, и слезы душили меня. Вот так всё закончится? Вот так?!
- Не будь таким жестоким, – попросила я. – Если у тебя хоть какие-то чувства ко мне, то пожалей, не разрушай мою сказку. Потому что только сейчас я начала жить, как в сказке.
- Причем тут сказки, Бланш? – спросил он, хмурясь.
- Неужели ты не видишь, что я люблю его? И что не буду без него счастлива?
Он молчал долго, бледнея и всё крепче сжимая губы. Надежда затеплилась в моем сердце: сейчас он одумается и откажется от очередного убийства…
- Не обсуждается, - он тряхнул головой и сделал знак, чтобы я поднялась из кресла. – Этой сказке конец, Бланш. Да и вообще – оставь сказки глупцам, пусть они обманываются. У нас с тобой будет счастливая настоящая жизнь, а наши дети наследуют Конмор, и не пытайся отговорить меня от этого. И препятствовать тоже не пытайся. Дороже выйдет.
Прода от 11.03.2022, 08:59
Глава 31
Перемешивая какао и добавляя в него по капле сливки, я спиной чувствовала взгляд Реджи. Он лично наблюдал за тем, как я готовлю конфеты, проследил, чтобы вишни были замаринованы в вине, в которое я сама должна была добавить яд. Мне казалось, что он испытывал извращенное наслаждение от того, что Ален будет убит моими руками.
Готовя смертельное лакомство, я мучилась мыслью – что предпринять? Как спасти графа? Как подать ему знак, что над ним и его близкими нависла опасность? Неужели небеса будут столь жестоки, отобрав нас друг у друга?
Я могла разлить яд или выпить его сама, чтобы лишить Реджи оружия, которое он может использовать против графа. Но что это изменит? Гнев Реджи обрушится на бедняжку Гюнебрет. А если я выдам предателя местному судье – вдруг Реджи и под пытками промолчит о том, где прячет дочь графа? Тогда доказательств его вины не будет, а Гюнебрет… точно погибнет. Или моя смерть… я невольно замерла, облокотившись на стол и на секунду зажмурилась. Кого спасет моя смерть? Никого. Она только отсрочит месть Реджинальда, но вряд ли заставит от нее отказаться. Если я умру, то Ален так и не узнает, кто столько лет и такими хитрыми путями добивался его смерти. Пройдет время, Ален захочет жениться снова, и кто знает – вдруг следующая жена окажется идеальной сообщницей для Реджи? К тому же, Гюнебрет… С моей гибелью она станет всего лишь нежелательной свидетельницей предательства Реджи. И тогда он точно убьет её.
Нет, я должна придумать что-то другое.
Прозрение пришло неожиданно, и у меня даже задрожали руки от волнения и душевного напряжения.
Он должен понять, он увидит – и поймет.
Я залила конфеты в формы и поставила охлаждаться.
- Через час они будут готовы, - сказала я Реджинальду.
- Ты молодец, - он тепло мне улыбнулся. – Теперь можешь отдохнуть. Слишком много на тебя свалилось за последнее время.
В понимании Реджи, отдыхом было моё заключение в собственной спальне.
- Я очень рад, Бланш, что ты приняла разумное решение, - сказал он, проводив меня до комнаты. – Здравомыслие никогда тебе не изменяло, за это я тебя люблю ещё больше.
Кивнув в ответ, я молчала, сложив на животе руки и ожидая, когда Реджи уйдет. Он и в самом деле ушел, я услышала его голос, когда он распоряжался об охране для меня. Наверное, всё же, боялся, что здравомыслие может мне изменить.
Теперь мне оставалось только молиться и ждать спасения.
Несколько дней прошли, словно в кошмарном сне. Меня выпускали из комнаты, и Реджинальд самолично сопровождал меня везде и всюду, ревниво оберегая от внимания слуг. Когда я заговаривала про падчерицу, он кратко отвечал, что пока я послушна, Гюнебрет жива. Когда же я начинала разговоры о том, что лучше бы ему покаяться и оставить злые дела, Реджинальд смотрел на меня насмешливо и советовал вернуться к хозяйственным делам, как и подобает женщине.
- Ты ведь не каноник, Бланш, - говорил он. – Поэтому оставь проповеди. Не забудь сказать слугам, что леди Гюнебрет отправилась погостить в Ренн, с разрешения милорда графа, и вернется нескоро.
К исходу недели моё душевное волнение достигло пика. Я даже не могла молиться и всякий раз вскакивала с постели, когда слышала во дворе голоса или скрип полозьев. Но граф не ехал. Почему-то Ален не возвращался!..
Однажды утром, когда я ещё не успела причесаться, в комнату постучали, и Барбетта произнес: «Миледи, откройте».
Я бросилась к двери и распахнула ее. За порогом стояли управляющий, Барбетта, еще несколько слуг и Реджи. Лица у всех были торжественно-скорбные, и управляющий протянул мне свиток, перевязанный черным шнурком с новенькой печатью. Я осмотрела печать. На ней был королевский знак - три стилизованные пчелы. Сломав печать, я долго не могла прочитать несколько написанных в послании строк, потому что буквы прыгали перед глазами и роились, как настоящие пчелы. Но в конце концов они сложились в слова.
- Его величество выражает соболезнования, - сказала я и не узнала собственного голоса – как будто говорил совсем другой человек, не имевший к этой истории никакого отношения. – Милорд граф умер, сюда везут его тело, чтобы похоронить в семейном склепе.
Окна были затянуты чёрной камкой, и зеркала занавешены. У меня не было чёрного платья, поэтому я встречала тело мужа в красном домашнем платье, набросив на плечи чёрную шаль, которую одолжила мне Барбетта.
Реджи ходил рядом со мной, но не заговаривал. Да я бы ему и не ответила, потому что мною овладели неимоверная усталость и безучастие. Хотелось лечь и забыться, освободиться от всего – от душевной боли, от обязательств, от мысли о несбывшихся надеждах. Я ошиблась – милорд не разгадал моего знака. И я оказалась причастной к его смерти. К смерти человека, которого полюбила впервые, всем сердцем и навсегда.
Удивительно, но мое сердце не испытывало боли. В нем теперь была пустота. Как будто от Бланш осталась одна оболочка, которая двигалась, произносила слова, но душа улетела, оставив тело. К чему теперь жить? Видеть лицо Реджи, который с трудом сдерживал злую радость, оттого что его план, наконец-то удался – был исполнен моими руками. Я стала его сообщницей, соучастницей убийства.
Зачем теперь жить? Но оставалась Гюнебрет. Только она удерживала меня от богопротивного, отчаянного шага. Гюнебрет, которая по-прежнему была в руках предателя. Ален смотрит на нас с небес, он не простит, если я допущу, чтобы что-то случилось с его дочерью.
Закрытый гроб привезли к полудню. Я вышла встречать похоронные сани, и Реджи услужливо поддерживал меня под локоть.
Король отправил десять гвардейцев и десять монахов сопровождать в последний путь его верного подданного. Лица всех в знак глубокого траура, скрывали капюшоны. Мне тоже полагалось надеть вуаль, но вуали у меня не было. Я и подумать не могла, что стану вдовой.
Один из монахов встал на моем пути, когда я подошла к гробу.
- Лучше не открывать. Тело начало быстро портиться. Это зрелище не для женских глаз.
Я поспешно отступила. Но не потому, что испугалась увидеть труп. Просто всплеснула последняя надежда, что на самом деле Ален жив. На самом деле гроб пуст, а сам граф скоро появится, чтобы освободить нас.
Гроб пронесли в часовню и поставили у алтаря. Предстояла прощальная служба, а потом тело перенесут в склеп. Я стояла возле гроба, не решаясь уйти. Если бы рядом не было Реджи, я заглянула бы под крышку и – ах! – вдруг бы убедилась, что гроб на самом деле пуст!
- Выйдите все, пожалуйста, - попросил вдруг Реджинальд монахов, которые подготавливали церковь к приходу священника. – Дадим госпоже графине проститься с мужем наедине.
Монахи пошептались и покинули церковь, а Реджи и не подумал уйти за ними. Я разгадала его намерения, когда он решительно направился к гробу. Я бросилась ему наперерез и встала, раскинув руки:
- Ты и сейчас не можешь оставить его в покое! Не смей тревожить его останки!
Но Реджи оттолкнул меня и поднял крышку. От запаха гнили у меня потемнело в глазах, но я успела заметить в гробу, в крошке соли, знакомое лицо – бледное, покрытое темными пятнами. Ошибки быть не могло – в гробу лежал мой милый Ален. И впервые с тех пор, как я узнала о его смерти, слезы хлынули из глаз.
Реджи со стуком захлопнул крышку и отошел в сторону, тяжело дыша и хватаясь за горло.
- Говорят, все грешники пахнут падалью после смерти, - сказал он, продышавшись. – Похоже, этот был один из самых отъявленных грешников.
- Не смей оскорблять его, - сказала я, плача и не утирая слез. – Лучше подумай, что случится с твоим телом после смерти!
- Мне рано думать об этом, - Реджи достал платок и прижал его к лицу, спасаясь от гнилостного запаха. – Пойду, потороплю священника – пусть начинает отпевание. Де Конмору не место здесь, пусть воняет в склепе.
- Полагается три дня, чтобы все успели проститься!
- Три часа – и то много, - Реджи пошел к выходу. – Ты лучше бы переоделась, Бланш. Сразу после службы нас обвенчают.
- Обвенчает?! – я уже плакала навзрыд. – Хотя бы перед престолом божьим прояви милосердие, Реджинальд Оуэн! Я потеряла любимого, а ты требуешь, чтобы в этот же день…
- Ты всегда можешь отказаться, Бланш, - сказал он от порога. – Но только помни о последствиях своего отказа.
Он распахнул двери и пригласил монахов войти.
- Господа! – услышала я его твердый, звенящий голос. – Эти печальные события нанесли госпоже графине тяжелейшую душевную рану. Как преданный слуга его милости, покойного графа де Конмор, как лицо, которое он уполномочил оберегать его милую супругу, я обязан позаботиться о леди Бланш. После отпевания, когда тело милорда будет перенесено в семейный склеп, я и леди Бланш сочетаемся браком. Клянусь, что буду любить ее и оберегать до самой смерти.
В рыцарских романах, которые мы читали с сестрами, главная героиня, попадая в беду и будучи похищенной драконом, злобным герцогом или сарацинами, всегда падала в обморок, а приходила в себя уже в объятиях прекрасного рыцаря-спасителя.
Сейчас было самое время упасть в обморок, но я упорно не теряла сознания. Наоборот, мое сознание сейчас было как никогда ясное. Я замечала то, что прежде ускользало от моего взора – щелястый гроб (король поскупился даже обеспечить милорда достойным последним пристанищем), молодость монахов (один из них, проходя мимо меня, приподнял капюшон, посмотрев с интересом и легким сожалением, лицо у него было чисто выбритым – а ведь монахам нельзя бриться, и совсем не изможденным от постоянной аскезы), и даже капли воды с оттаявшего гроба ударялись о каменный пол, подобно свинцовым.
