- Живой осел лучше дохлого льва,1 - сказала она резко.
- О! Вспомнили святое Писание! – делано восхитилась я. – И правда, вам цитатник ни к чему, как и сказал господин дракон!
- Довольно, Виенн, - приказала мне настоятельница. – Ты столько прожила у нас, прочла столько монастырских книг, но так и не научилась главному – смирению. Подумай, не в этом ли промысел небес, что у тебя будет шанс наставить на путь спасения дракона?
- Наставить на путь спасения?! Да вы с ума сошли! – заявила я совсем неуважительно. – Как вы себе это представляете? Цитировать ему Писание в постели?
- Виенн! – ахнула мать Бетариса.
Но я уже не могла остановиться:
- Все знают, что драконы – противники небес, проклятые существа, ненавидящие людской род. И вы рассказываете, что я могу обратить их на путь добра? Оставьте лживые сказки при себе. Я лучше вас знаю, на что способны драконы… и на что они не способны.
- Возможно! – оборвала она меня так резко, как никогда не разговаривала со мной раньше. – Но если ты знаешь о чем-то больше меня, то все равно твои знания не сравнятся со знаниями небес. И если они распорядились отдать тебя дракону, то в этом есть высший промысел. Все, не желаю больше ничего слушать. До завтра ты останешься здесь, тебя будут охранять, а завтра тобой будет владеть милорд де Венатур. Если желаешь – сбегай от него, моей вины в этом уже не будет.
Она вышла, хлопнув дверью, и я осталась одна.
Страшно хотелось швырнуть чем-нибудь вслед настоятельнице – подсвечником, глиняной чашкой с водой, но я сдержалась. Буйством горю не поможешь.
Я села на постель, подтянув колени к груди, и задумалась.
Когда-то жизнь моя пошла прахом. Я была беззаботной и глупой. Думала, что отец найдет мне красивого и доброго мужа, и я буду весело проводить время на праздниках, слушая песни менестрелей и баллады сказочников, и держаться за руки с прекрасным рыцарем, который станет нашептывать мне о своей любви и дарить розы в заснеженном январе.
Все вздор.
Когда отец и брат сбежали, мне пришлось взвалить на плечи все хозяйство замка. Какие праздники, какие менестрели и розы в январе, когда надо было решать, что делать с должниками по ренте, как пережить зиму, не имея достаточного запаса дров, как умолить королевского сборщика налогов, чтобы предоставил отсрочку по выплатам, как починить провалившийся потолок и отбить у соседа коровье стадо, которое он самовольно загнал на свои выпасы. И еще я увидела, как на самом деле живут замужние женщины – ведь после бегства отца и брата мне пришлось общаться с соседями на правах хозяйки огромных земель.
Потом явились драконы, и бежать пришлось мне. Нет, я могла бы остаться. Поплакать, упрашивая их не конфисковывать земли и замок, понадеяться на их благородство – что не посягнут на честь знатной девицы, но я посчитала, что слишком горда для этого. И сбежала у драконов из-под носа.
Три года я пряталась за монастырскими стенами, и меня не очень-то тянуло в прежний мир. Наоборот. Теперь я думала, что именно монастырь даст мне ту свободу, к которой я стремилась. Свободу, когда женщина не обязана заниматься домом, рожать каждый год по ребенку и ублажать мужа, покорно снося побои, измены и скуку – обязательную спутницу жизни любой благородной дамы. Монастырь разрешал женщине читать, рисовать миниатюры и переписывать тексты интереснейших книг, вести переписку с вельможами, учеными и главными лицами церкви на равных. Да, я лишала себя мирских радостей, но кто сказал, что быть любимой мужчиной – это радость? Сегодня они любят тебя, а завтра бросают, а мои знания и книги никогда меня не бросят, до самой смерти.
И вот теперь жизнь моя снова пошла прахом.
Пленница дракона! Конкубина! Наложница! Игрушка! – подобные мысли пронзали мозг, как раскаленные металлические прутья. Мои цели, стремления, желания никого не интересовали. «Небеса распорядились… прояви смирение», - самое жалкое утешение, если это было утешением.
За ночь я не сомкнула глаз, и когда утром надо было отправляться в путь, выглядела я, наверняка, просто ужасно, но приводить себя в порядок и украшаться для нового хозяина не хотелось. Дракон посмотрел на меня и приказал сесть в повозку, в которой везли провиант и палатки. Я забралась в уголок, не желая ни с кем прощаться, и даже не подошла к настоятельнице за благословением.
Монахини стояли вдоль стены, опустив глаза, и боялись пошевелиться, пока драконы со своими людьми не покинут монастырь, но сестра Летиция все-таки подбежала к повозке, прижимая к животу мешок из вощеной кожи.
- Возьми, Виенн, - сказала она, с трудом перекидывая мешок через борт.
- Что это? – спросила я безо всякого выражения.
- Там медовые пастилки и книги, - сказала Летиция и тайком благословила меня. – Я положила те, которые ты читала чаще всего. Матушка-настоятельница разрешила.
Я пощупала сквозь мешок – и в самом деле, книги. В любой другой день меня бы обрадовала возможность стать обладательницей таких сокровищ, но сегодня я только равнодушно поблагодарила монахиню. Она обиженно надула губы, но больше со мной не заговаривала и вернулась к сестрам.
Раздался звонкий голос рога, и караван двинулся. Я схватилась за борт, потому что повозку тут же подбросило на кочке.
Это путешествие мне суждено было запомнить, как одно из самых мучительных. Всякий раз, когда к повозке подъезжали рыцари, чтобы поглазеть на меня, я испытывала стыд и ужас, а когда мимо проезжал дракон, имевший обыкновение каждые два часа осматривать караван от головы до хвоста, я испытывала самую настоящую панику.
Первую ночь я опять не смогла уснуть – сидела в уголке палатки, где расположились дракон и его брат, и старалась слиться с кожаным пологом. Но нападать на меня никто не собирался, драконы, словно позабыли обо мне – поужинали сухим пайком, поделившись со мной хлебом, сыром и изюмом, а потом завалились спать. Дважды за ночь старший дракон выходил из палатки, и я слышала его голос – он проверял караульные посты, а младший дракон за всю ночь даже не пошевелился, только храпел.
То же повторилось и во вторую ночь, и в третью. Маркграф словно позабыл обо мне. Похоже, у него доставало в дороге развлечений и без цитатника.
На третий день мы прибыли к жилищу драконов. Я уже знала, что замок называется Гранд-Мелюз, и что он находится на острове посреди реки, но лишь увидев его, осознала, что замок и в самом деле – гранд, огромный.
Синие крыши отражались в гладкой водной поверхности, три башни с узкими бойницами грозно возвышались над крепостными стенами. В четвертый угол так и просилась четвертая башня, но эта сторона была пустой, отчего замок казался недостроенным. Нас ждали, и мост был уже опущен. Подъезжая к воротам, я увидела каменный барельеф на самом верху – старинный, в щербинах от ветра и солнца. Он изображал странную фигуру – женщину от макушки до пояса, и змею от пояса до кончика извивающегося хвоста. Перепончатые крылья, как у летучей мыши, были обозначены за плечами фигуры, а упругие кольца распущенных локонов вились, как скопище змей. Лицо ее, с грубо высеченными чертами, казалось улыбчиво-безмятежным, и именно это выражение безмятежности пугало больше всего.
- Это моя прародительница, ее звали Мелюзина, - произнес вдруг маркграф Гидеон, незаметно подъехав к повозке, в которой я устроилась. – Она построила этот замок. Посредством колдовства. Милая женщина, верно?
Я отшатнулась от него, как от прокаженного, и лицо мое совершенно ясно отобразило отношение к «милой» женщине – я испытала страх, самый настоящий ужас, и дракон, захохотав, подхлестнул коня, заставляя его умчаться вперед.
Дилан де Венатур направил коня следом за братом, бросив на меня темный, презрительный взгляд.
Повозка въехала во двор замка последней, и позади со скрипом опустилась решетка. Я оглянулась, с отчаянием и тоской посмотрев на алые кроны кленов, растущих по берегам рек. Теперь мне и вправду не было пути обратно. Забрав мешок с книгами, я неуклюже выбралась из повозки, путаясь в подоле платья.
Рыцарей и господ встречали слуги, и на меня никто не обратил внимания. К маркграфу бросились три очень красивые женщины, одетые богато и нарядно. Шелковые платья ярких оттенков, золотые шнуры и булавки, ожерелья с драгоценными камнями – женщины так и сияли красотой и богатством.
1 Перифраз высказывания из Екклесиаста (гл. 9, ст. 4)
Две женщины были очень похожи – с золотистыми волосами, заплетенными в толстые косы, голубоглазые, пухлогубые, пышнобедрые, руки у них были белые и холеные, непривычные к работе. Казавшаяся на вид постарше, поднесла маркграфу чашу с вином и хлебец. Он принял благосклонно, выпил и закусил, а потом спрыгнул с коня, привычно бросая поводья слуге.
- Ингунда, - дракон небрежно погладил по щеке женщину, поднесшую ему вино и хлеб, - я привез там монашку, позаботься о ней.
Госпожа Ингунда повернулась к воротам, соизволив заметить меня. Я поклонилась, но успела заметить, как голубые глаза стали неприязненными.
- Куда велишь определить ее, господин? – спросила она, оборачиваясь к Гидеону. – На кухню или в часовню, или в другое место?
- Пока не пристраивай ее к работе, - сказал дракон, не глядя на меня. – Посели ее в комнате со змеями.
- В комнату со змеями? – спросила вторая белокурая дама, вскинув брови.
- А тебе никто слова не давал, - осадил ее дракон и подошел к третьей даме, легко поцеловав ее в лоб. – Как ты жила, Нантиль?
- Благодарю, господин, все хорошо, - ответила она, кланяясь и не смея поднять на него глаз.
Она была самая молодая, темноволосая, с тонкими чертами и смуглой кожей. Я обратила внимание на ее руки – не слишком ухожены, как будто она лишь недавно избавилась от тяжелой работы. Пальцы сильные, натруженные.
- Тебе подарок, - сказал Гидеон и кивнул кому-то из слуг.
К женщине тут же подтащили толстолапого щенка – он был величиной со среднюю собаку, серый, мохнатый и ужасно уродливый, на мой взгляд. Но дама так и вспыхнула от радости, увидев его.
- Это волкодав! – прошептала она восхищенно. – Благодарю тысячу раз, господин!
Она опустилась на колени, ничуть не заботясь о богатом платье, и занялась щенком, поглаживая его по голове и ласково окликая. Щенок сразу же признал в ней хозяйку и ластился, облизывая руки. Женщина засмеялась, и Гидеон тоже засмеялся.
Я посмотрела на белокурых дам. Лица обоих хранили абсолютно одинаковое выражение – легкое презрение, легкая зависть, легкое недовольство.
- Что смотрите? – обернулся к ним Гидеон, и дамы тут же изобразили радостные улыбки. – Ваши подарки в повозке, белые мешки с красными клеймами.
Они чинно поклонились и пошли к повозке, в которой я приехала, но едва маркграф зашел в двери, бросились наперегонки, толкая друг друга локтями. Про меня они благополучно забыли, и я не знала, что делать – пойти за драконом, остаться на месте или обратиться к кому-нибудь из слуг.
Темноволосая дама, которую дракон назвал Нантиль, самозабвенно играла со щенком. К ней подошел мужчина – седой, высокий. Когда-то он, наверное, был в прекрасной форме, и до сих пор сохранил подтянутую фигуру и военную стать, но желтоватая кожа и изможденное лицо указывали на застарелую болезнь.
- Смотри, папа, - обратилась к нему Нантиль, хвастаясь щенком, - он чудо, как хорош!
- Отличный пес, - согласился седой мужчина. – Милорд щедр с тобой.
Женщина вдруг перестала улыбаться и словно замкнулась. Она подняла глаза и посмотрела на меня, стоявшую у стены.
- Он привез новую женщину, - сказала Нантиль просто.
Мужчина тоже посмотрел на меня, но ничего не сказал.
В глазах Нантиль промелькнуло что-то вроде жалости, и она остановила проходившую мимо служанку – уже немолодую, но очень шуструю. Глаза у нее так и бегали из стороны в сторону. Я сразу вспомнила сестру Базину, которая воровала орехи из кладовой. Когда она вот так же шныряла глазами, все знали, что карманы ее передника набиты ворованными лакомствами.
- Фрида, милорд сказал устроить девушку в комнате со змеями, - сказала дама служанке, - и не приставлять пока ни к какой работе.
- А! – многозначительно сказала служанка и окинула меня таким взглядом, что я покраснела.
- Устрой ее, - продолжала Нантиль, - и расскажи, что надо.
- Конечно, госпожа, - Фрида поклонилась, и теперь краска залила лицо дамы Нантиль.
- Какая я тебе госпожа? – пробормотала она, не без труда подняла на руки щенка, который тут же радостно облизал ей лицо, и пошла прочь, переговариваясь с отцом.
Было слышно, как она рассуждает, чем лучше кормить собаку – кашей или мясной похлебкой.
- Госпожа Нантиль любит собак, - сказала служанка, и мне послышалось злорадство в ее голосе. – Но милорду уже надоела. Пока он добр с ней, но скоро она ему совсем наскучит.
Наскучит! Я вздрогнула, когда раздалось это слово.
- А тебя как зовут? – служанка окинула красноречивым взглядом мой наряд и сразу определила, что я не отношусь к знатным особам.
- Виенн, - ответила я.
- Что у тебя в мешке? – последовал следующий вопрос.
- Книги…
- Книги? – изумилась Фрида. – Ты грамотная?
- Да, - подобные расспросы были унизительны, но я понимала, что нет смысла требовать к себе уважения. Похоже, все уже поняли, для каких развлечений их хозяин привез меня сюда.
- Если грамотная, то не нищенка, - выдала глубокую мысль Фрида и позвала меня за собой. - Пойдем, покажу, где будешь жить. Давай мешок, я понесу. Ты такая тоненькая, - сказала она, почти обвиняющее, - как будто тебя год не кормили.
- Я три года жила в монастыре, - сказала я. – Там не растолстеешь.
- В монастыре? – изумилась Фрида. – Ты – монахиня?
Я промолчала, не желая лгать, но и не желая развенчивать легенду. Может, статус монахини хоть как-то оградит меня.
- Милорд совсем с ума сошел, если хватает монашенок, - сказала служанка, понизив голос и опасливо оглянувшись. - Но ему нравятся женщины в теле, он будет тебя откармливать…
Откармливать, чтобы потом съесть? Я рассмеялась, но не весело, а нервно. Фрида посмотрела на меня с удивлением.
- Прости, - сказала я, - просто вспомнила, как в сказках драконы откармливают пленников, чтобы потом их съесть.
- Милорд не ест человечину! – заявила она оскорблено.
- Это просто счастье, - пробормотала я себе под нос, поднимаясь по винтовой лестнице на третий этаж.
- Здесь комната милорда, - Фрида кивнула на дверь из красного дерева и подвела меня к соседней двери, - а здесь будет твоя комната.
Она прошла вперед и с размаха бросила мешок с книгами на стол, после чего открыла ставни. Солнечный свет хлынул в окно, осветив пыльный стол с письменными принадлежностями, кровать под балдахином, комод, три стула на витых ножках. Я осторожно прошла к кровати, коснувшись выцветшей ткани балдахина. На ней еще можно было рассмотреть змеек, вышитых поблекшим зеленым шелком.
- Я пришлю сюда кого-нибудь, чтобы помогли тебе убраться, - сказала Фрида, распахивая раму. Здесь давно никто не жил. Мы называем эту комнату Промежуточной.
- Промежуточной? – переспросила я. – Почему?
- Потому что здесь живут те, с кем милорд еще не знает, как поступить. Понравишься - переедешь в южную башню. Там теперь живут госпожа Ингунда, госпожа Арнегунда и госпожа Нантиль. Не понравишься – отправят к слугам. Или еще куда-нибудь.
- О! Вспомнили святое Писание! – делано восхитилась я. – И правда, вам цитатник ни к чему, как и сказал господин дракон!
- Довольно, Виенн, - приказала мне настоятельница. – Ты столько прожила у нас, прочла столько монастырских книг, но так и не научилась главному – смирению. Подумай, не в этом ли промысел небес, что у тебя будет шанс наставить на путь спасения дракона?
- Наставить на путь спасения?! Да вы с ума сошли! – заявила я совсем неуважительно. – Как вы себе это представляете? Цитировать ему Писание в постели?
- Виенн! – ахнула мать Бетариса.
Но я уже не могла остановиться:
- Все знают, что драконы – противники небес, проклятые существа, ненавидящие людской род. И вы рассказываете, что я могу обратить их на путь добра? Оставьте лживые сказки при себе. Я лучше вас знаю, на что способны драконы… и на что они не способны.
- Возможно! – оборвала она меня так резко, как никогда не разговаривала со мной раньше. – Но если ты знаешь о чем-то больше меня, то все равно твои знания не сравнятся со знаниями небес. И если они распорядились отдать тебя дракону, то в этом есть высший промысел. Все, не желаю больше ничего слушать. До завтра ты останешься здесь, тебя будут охранять, а завтра тобой будет владеть милорд де Венатур. Если желаешь – сбегай от него, моей вины в этом уже не будет.
Она вышла, хлопнув дверью, и я осталась одна.
Страшно хотелось швырнуть чем-нибудь вслед настоятельнице – подсвечником, глиняной чашкой с водой, но я сдержалась. Буйством горю не поможешь.
Я села на постель, подтянув колени к груди, и задумалась.
Когда-то жизнь моя пошла прахом. Я была беззаботной и глупой. Думала, что отец найдет мне красивого и доброго мужа, и я буду весело проводить время на праздниках, слушая песни менестрелей и баллады сказочников, и держаться за руки с прекрасным рыцарем, который станет нашептывать мне о своей любви и дарить розы в заснеженном январе.
Все вздор.
Когда отец и брат сбежали, мне пришлось взвалить на плечи все хозяйство замка. Какие праздники, какие менестрели и розы в январе, когда надо было решать, что делать с должниками по ренте, как пережить зиму, не имея достаточного запаса дров, как умолить королевского сборщика налогов, чтобы предоставил отсрочку по выплатам, как починить провалившийся потолок и отбить у соседа коровье стадо, которое он самовольно загнал на свои выпасы. И еще я увидела, как на самом деле живут замужние женщины – ведь после бегства отца и брата мне пришлось общаться с соседями на правах хозяйки огромных земель.
Потом явились драконы, и бежать пришлось мне. Нет, я могла бы остаться. Поплакать, упрашивая их не конфисковывать земли и замок, понадеяться на их благородство – что не посягнут на честь знатной девицы, но я посчитала, что слишком горда для этого. И сбежала у драконов из-под носа.
Три года я пряталась за монастырскими стенами, и меня не очень-то тянуло в прежний мир. Наоборот. Теперь я думала, что именно монастырь даст мне ту свободу, к которой я стремилась. Свободу, когда женщина не обязана заниматься домом, рожать каждый год по ребенку и ублажать мужа, покорно снося побои, измены и скуку – обязательную спутницу жизни любой благородной дамы. Монастырь разрешал женщине читать, рисовать миниатюры и переписывать тексты интереснейших книг, вести переписку с вельможами, учеными и главными лицами церкви на равных. Да, я лишала себя мирских радостей, но кто сказал, что быть любимой мужчиной – это радость? Сегодня они любят тебя, а завтра бросают, а мои знания и книги никогда меня не бросят, до самой смерти.
И вот теперь жизнь моя снова пошла прахом.
Пленница дракона! Конкубина! Наложница! Игрушка! – подобные мысли пронзали мозг, как раскаленные металлические прутья. Мои цели, стремления, желания никого не интересовали. «Небеса распорядились… прояви смирение», - самое жалкое утешение, если это было утешением.
За ночь я не сомкнула глаз, и когда утром надо было отправляться в путь, выглядела я, наверняка, просто ужасно, но приводить себя в порядок и украшаться для нового хозяина не хотелось. Дракон посмотрел на меня и приказал сесть в повозку, в которой везли провиант и палатки. Я забралась в уголок, не желая ни с кем прощаться, и даже не подошла к настоятельнице за благословением.
Монахини стояли вдоль стены, опустив глаза, и боялись пошевелиться, пока драконы со своими людьми не покинут монастырь, но сестра Летиция все-таки подбежала к повозке, прижимая к животу мешок из вощеной кожи.
- Возьми, Виенн, - сказала она, с трудом перекидывая мешок через борт.
- Что это? – спросила я безо всякого выражения.
- Там медовые пастилки и книги, - сказала Летиция и тайком благословила меня. – Я положила те, которые ты читала чаще всего. Матушка-настоятельница разрешила.
Я пощупала сквозь мешок – и в самом деле, книги. В любой другой день меня бы обрадовала возможность стать обладательницей таких сокровищ, но сегодня я только равнодушно поблагодарила монахиню. Она обиженно надула губы, но больше со мной не заговаривала и вернулась к сестрам.
Раздался звонкий голос рога, и караван двинулся. Я схватилась за борт, потому что повозку тут же подбросило на кочке.
Это путешествие мне суждено было запомнить, как одно из самых мучительных. Всякий раз, когда к повозке подъезжали рыцари, чтобы поглазеть на меня, я испытывала стыд и ужас, а когда мимо проезжал дракон, имевший обыкновение каждые два часа осматривать караван от головы до хвоста, я испытывала самую настоящую панику.
Первую ночь я опять не смогла уснуть – сидела в уголке палатки, где расположились дракон и его брат, и старалась слиться с кожаным пологом. Но нападать на меня никто не собирался, драконы, словно позабыли обо мне – поужинали сухим пайком, поделившись со мной хлебом, сыром и изюмом, а потом завалились спать. Дважды за ночь старший дракон выходил из палатки, и я слышала его голос – он проверял караульные посты, а младший дракон за всю ночь даже не пошевелился, только храпел.
То же повторилось и во вторую ночь, и в третью. Маркграф словно позабыл обо мне. Похоже, у него доставало в дороге развлечений и без цитатника.
На третий день мы прибыли к жилищу драконов. Я уже знала, что замок называется Гранд-Мелюз, и что он находится на острове посреди реки, но лишь увидев его, осознала, что замок и в самом деле – гранд, огромный.
Синие крыши отражались в гладкой водной поверхности, три башни с узкими бойницами грозно возвышались над крепостными стенами. В четвертый угол так и просилась четвертая башня, но эта сторона была пустой, отчего замок казался недостроенным. Нас ждали, и мост был уже опущен. Подъезжая к воротам, я увидела каменный барельеф на самом верху – старинный, в щербинах от ветра и солнца. Он изображал странную фигуру – женщину от макушки до пояса, и змею от пояса до кончика извивающегося хвоста. Перепончатые крылья, как у летучей мыши, были обозначены за плечами фигуры, а упругие кольца распущенных локонов вились, как скопище змей. Лицо ее, с грубо высеченными чертами, казалось улыбчиво-безмятежным, и именно это выражение безмятежности пугало больше всего.
- Это моя прародительница, ее звали Мелюзина, - произнес вдруг маркграф Гидеон, незаметно подъехав к повозке, в которой я устроилась. – Она построила этот замок. Посредством колдовства. Милая женщина, верно?
Я отшатнулась от него, как от прокаженного, и лицо мое совершенно ясно отобразило отношение к «милой» женщине – я испытала страх, самый настоящий ужас, и дракон, захохотав, подхлестнул коня, заставляя его умчаться вперед.
Дилан де Венатур направил коня следом за братом, бросив на меня темный, презрительный взгляд.
Повозка въехала во двор замка последней, и позади со скрипом опустилась решетка. Я оглянулась, с отчаянием и тоской посмотрев на алые кроны кленов, растущих по берегам рек. Теперь мне и вправду не было пути обратно. Забрав мешок с книгами, я неуклюже выбралась из повозки, путаясь в подоле платья.
Рыцарей и господ встречали слуги, и на меня никто не обратил внимания. К маркграфу бросились три очень красивые женщины, одетые богато и нарядно. Шелковые платья ярких оттенков, золотые шнуры и булавки, ожерелья с драгоценными камнями – женщины так и сияли красотой и богатством.
1 Перифраз высказывания из Екклесиаста (гл. 9, ст. 4)
Глава 5. Замок и змеи
Две женщины были очень похожи – с золотистыми волосами, заплетенными в толстые косы, голубоглазые, пухлогубые, пышнобедрые, руки у них были белые и холеные, непривычные к работе. Казавшаяся на вид постарше, поднесла маркграфу чашу с вином и хлебец. Он принял благосклонно, выпил и закусил, а потом спрыгнул с коня, привычно бросая поводья слуге.
- Ингунда, - дракон небрежно погладил по щеке женщину, поднесшую ему вино и хлеб, - я привез там монашку, позаботься о ней.
Госпожа Ингунда повернулась к воротам, соизволив заметить меня. Я поклонилась, но успела заметить, как голубые глаза стали неприязненными.
- Куда велишь определить ее, господин? – спросила она, оборачиваясь к Гидеону. – На кухню или в часовню, или в другое место?
- Пока не пристраивай ее к работе, - сказал дракон, не глядя на меня. – Посели ее в комнате со змеями.
- В комнату со змеями? – спросила вторая белокурая дама, вскинув брови.
- А тебе никто слова не давал, - осадил ее дракон и подошел к третьей даме, легко поцеловав ее в лоб. – Как ты жила, Нантиль?
- Благодарю, господин, все хорошо, - ответила она, кланяясь и не смея поднять на него глаз.
Она была самая молодая, темноволосая, с тонкими чертами и смуглой кожей. Я обратила внимание на ее руки – не слишком ухожены, как будто она лишь недавно избавилась от тяжелой работы. Пальцы сильные, натруженные.
- Тебе подарок, - сказал Гидеон и кивнул кому-то из слуг.
К женщине тут же подтащили толстолапого щенка – он был величиной со среднюю собаку, серый, мохнатый и ужасно уродливый, на мой взгляд. Но дама так и вспыхнула от радости, увидев его.
- Это волкодав! – прошептала она восхищенно. – Благодарю тысячу раз, господин!
Она опустилась на колени, ничуть не заботясь о богатом платье, и занялась щенком, поглаживая его по голове и ласково окликая. Щенок сразу же признал в ней хозяйку и ластился, облизывая руки. Женщина засмеялась, и Гидеон тоже засмеялся.
Я посмотрела на белокурых дам. Лица обоих хранили абсолютно одинаковое выражение – легкое презрение, легкая зависть, легкое недовольство.
- Что смотрите? – обернулся к ним Гидеон, и дамы тут же изобразили радостные улыбки. – Ваши подарки в повозке, белые мешки с красными клеймами.
Они чинно поклонились и пошли к повозке, в которой я приехала, но едва маркграф зашел в двери, бросились наперегонки, толкая друг друга локтями. Про меня они благополучно забыли, и я не знала, что делать – пойти за драконом, остаться на месте или обратиться к кому-нибудь из слуг.
Темноволосая дама, которую дракон назвал Нантиль, самозабвенно играла со щенком. К ней подошел мужчина – седой, высокий. Когда-то он, наверное, был в прекрасной форме, и до сих пор сохранил подтянутую фигуру и военную стать, но желтоватая кожа и изможденное лицо указывали на застарелую болезнь.
- Смотри, папа, - обратилась к нему Нантиль, хвастаясь щенком, - он чудо, как хорош!
- Отличный пес, - согласился седой мужчина. – Милорд щедр с тобой.
Женщина вдруг перестала улыбаться и словно замкнулась. Она подняла глаза и посмотрела на меня, стоявшую у стены.
- Он привез новую женщину, - сказала Нантиль просто.
Мужчина тоже посмотрел на меня, но ничего не сказал.
В глазах Нантиль промелькнуло что-то вроде жалости, и она остановила проходившую мимо служанку – уже немолодую, но очень шуструю. Глаза у нее так и бегали из стороны в сторону. Я сразу вспомнила сестру Базину, которая воровала орехи из кладовой. Когда она вот так же шныряла глазами, все знали, что карманы ее передника набиты ворованными лакомствами.
- Фрида, милорд сказал устроить девушку в комнате со змеями, - сказала дама служанке, - и не приставлять пока ни к какой работе.
- А! – многозначительно сказала служанка и окинула меня таким взглядом, что я покраснела.
- Устрой ее, - продолжала Нантиль, - и расскажи, что надо.
- Конечно, госпожа, - Фрида поклонилась, и теперь краска залила лицо дамы Нантиль.
- Какая я тебе госпожа? – пробормотала она, не без труда подняла на руки щенка, который тут же радостно облизал ей лицо, и пошла прочь, переговариваясь с отцом.
Было слышно, как она рассуждает, чем лучше кормить собаку – кашей или мясной похлебкой.
- Госпожа Нантиль любит собак, - сказала служанка, и мне послышалось злорадство в ее голосе. – Но милорду уже надоела. Пока он добр с ней, но скоро она ему совсем наскучит.
Наскучит! Я вздрогнула, когда раздалось это слово.
- А тебя как зовут? – служанка окинула красноречивым взглядом мой наряд и сразу определила, что я не отношусь к знатным особам.
- Виенн, - ответила я.
- Что у тебя в мешке? – последовал следующий вопрос.
- Книги…
- Книги? – изумилась Фрида. – Ты грамотная?
- Да, - подобные расспросы были унизительны, но я понимала, что нет смысла требовать к себе уважения. Похоже, все уже поняли, для каких развлечений их хозяин привез меня сюда.
- Если грамотная, то не нищенка, - выдала глубокую мысль Фрида и позвала меня за собой. - Пойдем, покажу, где будешь жить. Давай мешок, я понесу. Ты такая тоненькая, - сказала она, почти обвиняющее, - как будто тебя год не кормили.
- Я три года жила в монастыре, - сказала я. – Там не растолстеешь.
- В монастыре? – изумилась Фрида. – Ты – монахиня?
Я промолчала, не желая лгать, но и не желая развенчивать легенду. Может, статус монахини хоть как-то оградит меня.
- Милорд совсем с ума сошел, если хватает монашенок, - сказала служанка, понизив голос и опасливо оглянувшись. - Но ему нравятся женщины в теле, он будет тебя откармливать…
Откармливать, чтобы потом съесть? Я рассмеялась, но не весело, а нервно. Фрида посмотрела на меня с удивлением.
- Прости, - сказала я, - просто вспомнила, как в сказках драконы откармливают пленников, чтобы потом их съесть.
- Милорд не ест человечину! – заявила она оскорблено.
- Это просто счастье, - пробормотала я себе под нос, поднимаясь по винтовой лестнице на третий этаж.
- Здесь комната милорда, - Фрида кивнула на дверь из красного дерева и подвела меня к соседней двери, - а здесь будет твоя комната.
Она прошла вперед и с размаха бросила мешок с книгами на стол, после чего открыла ставни. Солнечный свет хлынул в окно, осветив пыльный стол с письменными принадлежностями, кровать под балдахином, комод, три стула на витых ножках. Я осторожно прошла к кровати, коснувшись выцветшей ткани балдахина. На ней еще можно было рассмотреть змеек, вышитых поблекшим зеленым шелком.
- Я пришлю сюда кого-нибудь, чтобы помогли тебе убраться, - сказала Фрида, распахивая раму. Здесь давно никто не жил. Мы называем эту комнату Промежуточной.
- Промежуточной? – переспросила я. – Почему?
- Потому что здесь живут те, с кем милорд еще не знает, как поступить. Понравишься - переедешь в южную башню. Там теперь живут госпожа Ингунда, госпожа Арнегунда и госпожа Нантиль. Не понравишься – отправят к слугам. Или еще куда-нибудь.
