Наконец, на вторую неделю моего заточения мне было объявлено, что теперь я могу отправиться на занятия в «Иву». Вернее, сегодня же отправляюсь и попадаю опять на интернатное проживание.
- Всё ясно? – уточнил Кош Невмертич, прочитав мне маленькое, но очень выразительное наставление по поводу того, как мне следует и как не следует себя вести.
- Поняла, поняла, - проворчала я. – Пошла собирать сумки.
- Трофим вас отвезет, Краснова, - сказал ректор, даже не глядя на меня.
- И не сомневалась, что Трофим, - произнесла я почти шепотом.
«Лексус» подъехал к зданию Института Волшебства и Архимагии уже в сумерках. До десятого этажа в окнах горел свет, выше – где были учебные классы и лаборатории – было темно. Трофим помог занести мои сумки и коробки. На входе – в крохотной проходной, меня привычно проверили металлоискателем и деревянными рогульками – на предмет проноса запрещенных снадобий, волшебных предметов или прочих колдовских штучек.
- Чисто, - сказал Семен Кузьмич - охранник в синей униформе. – Проходите, Краснова, - и посмотрел на меня с неодобрением.
Я постаралась не заметить этого взгляда и дернула кольцо на двери в противоположной от входа стене.
За дверью меня уже ждали – Бориска Анчуткин стоял сгорбившись и сунув руки в карманы мешковатых штанов, но стоило мне появиться – бросился навстречу, забирая мои сумки у Трофима.
- Привет! – радостно сказал Анчуткин. – Я тут тебя уже час жду!
Он был рад меня видеть – улыбался до ушей, и даже глаза за бифокальными стеклами круглых очков улыбались.
- Зачем ждал? – спросила я, направляясь уже знакомыми хитросплетениями коридоров и лестниц к комнатам общежития.
- Ну как… встретить… - Анчуткин смешался.
- Или ректор велел?
По его лицу я поняла, что так оно и было. Это разозлило меня еще больше. Похоже, Кош Невмертич и правда считал меня безмозглой малолеткой, раз поручил недотепе Бориске за мной приглядывать.
- Василиса, я… - начал Анчуткин извиняющимся тоном, и тут из-за поворота на нас вывернула толпа девиц.
Все – модно и изящно одетые, с распущенными волосами, они смеялись и чуточку жеманились, а впереди, во главе этого яркого отряда, танцующей походкой шла незнакомая мне красивая девушка – черноволосая, с чуть раскосыми синими глазами.
Она шла в центре, а остальные тянулись за ней, как верные слуги за своей королевой. Ей что-то рассказывали взахлеб, а она лишь слушала, кивала и смотрела на меня.
Одета она была почти так же, как я – в узкую джинсовую юбку-карандаш, черные сапожки на тонких каблучках, в нежно-голубую кофту, открывающую плечи.
Казалось бы, что такого – какая-то там красотка, которая умудрилась купить те же тряпки, что и я. Но я позабыла про Анчуткина, про то, что его приставили присматривать за мной, и уставилась в лицо синеглазой девице.
Что-то странное, непонятное произошло, едва наши взгляды встретились. Мне вдруг почудилось, что в этом мире стало пусто и серо, и осталась единственная яркость – синие глаза на белом личике в обрамлении черных волос. Девица улыбнулась мне, как старой знакомой, и изящным движением перебросила волосы с плеча на спину. Пряди словно заструились по ветру – гладкие, блестящие, как шелк. И все остальные по сравнению с ней показались серыми тенями – бледным, неясным отражением ее яркой, экзотической красоты.
Мы шли навстречу, не сбавляя шага, и разминулись, едва не задев друг друга. Девушка чуть повернула голову и лукаво прищурилась, подмигнув мне, а я почувствовала сильный приторный запах роз – словно нырнула носом в букет.
Через два шага я не вытерпела и обернулась.
Девушки удалялись по коридору, оживленно беседуя и не обратив на нас внимания, только синеглазая оглянулась. Взгляды наши на секунду встретились опять, а потом пестрая стайка модниц исчезла за поворотом.
- Это что за королева? – спросила я с удивлением.
- Это Вольпина с первого курса… - ответил Анчуткин каким-то странным тоном – с придыханием и чуть ли не шепотом.
Я посмотрела на него и обнаружила, что он продолжает таращиться в ту сторону, куда ушла синеглазая девица, и выражение лица у него совершенно идиотское.
- Эй! – я толкнула его в плечо. – Очнись!
Анчуткин вздрогнул, непонимающе уставился на меня, а потом смущенно засмеялся.
- Если тебе поручили за мной следить, так не отвлекайся, - сказала я сердито, потому что и сама ощущала себя распоследней идиоткой, что так разглядывала какую-то первогодку.
- Не следить! – переполошился Анчуткин. – Просто… приглядывать.
- Значит, приглядывай, - огрызнулась я. – За мной.
Нет, я и раньше замечала, что Бориска очень не дурак поглазеть на красивых студенток, но такое неприкрытое внимание к Вольпиной меня почему-то обидело.
Внимание… Кош Невмертич сказал, что только в «Иве» ко мне будут внимательны. И что? Вот, я – Жар-птица, особь класса «Эс», явилась в свой институт, а меня встречает только Анчуткин. И тот – по приказу.
Настроение совсем испортилось, и хотя Бориска болтал без остановки, я слушала вполуха, переживая разочарование и… злость.
Моя прежняя комната была заперта, но Анчуткин достал из кармана ключ и протянул мне. Это еще больше вывело меня – даже о ключах позаботился!
- Знаешь что, Боря, - сказала я, открывая двери и забирая свои сумки, - шел бы ты. Я устала, рано лягу спать. Завтра увидимся.
- До завтра… - сказал он растерянно, а я закрыла двери перед самым его носом.
Конечно, это была неправда, и я совсем не устала. Но разговаривать с Анчуткиным сейчас совсем не хотелось. Ни с кем не хотелось, если честно. Я расстегнула сумку, чтобы достать и развешать одежду, и в это время в дверь снова постучали. Наверное, Бориске не понравилось, как скучно мы расстались.
- Чего тебе ещё? – спросила я недовольно, открывая двери.
Но это был не Анчуткин. На пороге стоял Царёв и смотрел на меня радостно и виновато.
- Привет, - сказал он и смущенно хмыкнул. – Ты как? Сильно песочили на попечительском?
- Привет, - ответила я кисло. – Ты о чем?
- Как – о чем? О попечительском совете. Сильно тебя ругали? Я войду? – и он протиснулся мимо меня в комнату, не дожидаясь разрешения. – Только приехала? – он достал из открытой коробки учебник по боевой магии и перелистал. – А меня тоже на интернат посадили. Отец грозился выпороть, но мать заступилась, - он засмеялся, но тут же оборвал смех. – Ты извини, что я тебя… того… из огнетушителя.
- Забей, - ответила я резко, подошла и забрала у него учебник. – Самой надо было думать.
Я вообще не понимала, зачем Царёв притащился. Пожаловаться, что его из-за меня наказали? Так и ему надо было думать. Притащил меня в какую-то забегаловку, где приличной девушке появиться опасно…
- А получилось ничего себе так, - преувеличенно-весело продолжал Царёв. – Ты вся как вспыхнешь!.. И красным, и желтым, и синим!.. Прямо фейерверк устроила!
- После апельсинового сока с водкой и не такое устроишь, - перебила я его веселье. – Так и знала, что не надо ходить в твои «Небеса» недоделанные. Топай, давай. Я спать хочу, а мне ещё вещи разобрать.
- Не сердись, пожалуйста, - примирительно сказал Царёв. – Я же волновался. Боялся, что тебя попечительский совет отчислит. Сказал, что я во всем виноват…
- Молодец, хвалю! – совсем разозлилась я. – Лучше бы ты в конце прошлого года своему папочке сказал, что будешь выступать на конкурсе от института, а не прятался в кустах. Вот тогда я твое геройство оценила бы.
Он потупился, закусив губу, а я безжалостно его добила:
- Этот ваш попечительский совет – мне на него плевать так же, как на твои «Небеса». За что им меня отчислять? Я что, спецом напилась? Так что мог смело свалить всё на меня. Чтобы папочка не рассердился.
- Зря ты так, - сказал он тихо. – Тут всё очень серьезно. Хорошо, что ректор за тебя поручился, иначе рассмотрение передали бы в Восточный совет… А у них там сильно разбираться не любят – запрут для изучения или в Особую тюрьму отправят, как неконтролирующего свои силы…
- Да при чем тут Особая тюрьма?! – не выдержала я и дала волю гневу. – Какой Восточный совет, какие неконтролирующие?! При чем тут – ректор за меня поручился?
Царёв несколько секунд смотрел на меня, непонимающе хмурясь, а потом неуверенно спросил:
- Ты не знаешь, что ли?
- О чем?!
- Тебя вызывали на собрание Попечительского совета?
- Да никуда меня не вызывали, - ответила я с досадой. – Просидела, как балда, дома под замком, теперь здесь сидеть буду.
Тут я немного покривила против правды – ни под каким замком я не сидела. Просто… временная самоизоляция.
- Отец сказал, что пришел вызов из Совета, - Царёв смотрел на меня во все глаза, как будто не верил тому, что я серьезно. – Требовали передать тебя им, но ректор отказал… И поручился… Под личную ответственность…
«Лучше бы ты отдал её нам», - вспомнила я скрипучий голос, говоривший с Кошем Невмертичем, и вдоль позвоночника пробежал холодок.
- Что за Восточный совет? – спросила я, припоминая – слышала ли что-то о нём. Анчуткин как-то упоминал про Южный ковен…
- Краснова, ну ты даешь, - изумился Царёв. – Мы это еще не проходили, это программа третьего курса, но об этом даже малолетки знают.
Упоминание о малолетках подействовало на меня, как хороший пинок.
- Вот что, вершок-голова-с-горшок, - сказала я громко и раздельно, припомнив Царёву его прошлогодние «подвиги» по разделению студентов на высших и низших – «вершков» и «корешков», - я не википедия, что бы обо всем знать. Не можешь объяснить нормально – иди отсюда, пока по шее не получил.
- Ну что ты пылишь? – он огорченно развел руками. – Я же не знал, что ты не знаешь…
- Дверь там! – повысила я голос и указала в сторону выхода.
- Ладно-ладно, сейчас объясню, - он уселся на стол, болтая ногами, и начал рассказывать, пока я доставала книги и расставляла их на полке.
- Восточный совет – высший совет волшебников, - Царёв как будто рассказывал сказку, и мне, ещё не совсем привыкшей к реалиям колдовского мира, было немного странно это слышать, - туда входят тринадцать самых уважаемых и сильных магов нашей страны. В Европе действует Западный ковен, в Америке – Южный ковен. Есть еще Всемирное Древо или Великий Ковен, куда входят по три волшебника с Южного и Западного ковенов, и три – с Восточного совета. Есть еще азиатские триады, но их к мировому управлению не допускают…
- Почему не допускают? – тут же спросила я.
- Так они же – варвары, - очень искренне изумился Царёв. – Как можно брать их в расчёт?
- Смотри-ка, у вас и на высшем уровне деление на вершки и корешки, - процедила я сквозь зубы. – Ну, давай. Дальше рассказывай. Чем там занимается твой совет.
- Собственно, не сам он, - объяснил Царёв, - а особый отдел. Особисты.
- Да, слышала, - пробормотала я.
- Если на волшебника приходит запрос из Восточного совета, значит особь уже на контроле. Обычно таких долго на свободе не держат. Особенно, если они опасны.
- Я – опасна, по-твоему?! – развернувшись к нему лицом, я прижала к груди пухлый учебник по лекарским снадобьям.
- Ну… - протянул этот паршивец, - в какой-то мере – да. Ты – жар-птица. О них мало что известно. Последняя особь такого уровня была зафиксирована в середине девятнадцатого века. И с ней не очень всё хорошо получилось.
- Нехорошо? А что с ней получилось? – я позабыла про вещи и книги и встала перед Царёвым, уперев кулаки в бока.
Мажорчик много чего знал – наверное, подслушивал папочку. Но сейчас это пришлось как раз кстати. Почему-то я никогда раньше не задумывалась – какими были прежние жар-птицы? Как они жили, сохранились ли о них какие-то воспоминания, легенды?
- Точно я ничего не знаю, потому что все сведения об особях класса «Эс» засекречены, - признался Царёв, - но вроде как она сильно начудила, и Восточный совет наказал её.
- Закрыли в Особой тюрьме? – я навострила уши, вспоминая драгоценные яйца Фаберже из коллекции ректора. Неужели, где-то в них томится моя предшественница? И что она такого натворила?
- Скорее всего, - кивнул Царёв. – Всем отступникам – только туда дорога.
Я молчала, обдумывая то, что услышала.
Отступники, неконтролирующие силу… В магическом мире явно не любили тех, кто не вписывался в общую систему. Значит, прежняя жар-птица нарушила правила и… попалась. А я… Сколько правил я нарушила?.. И если этот совет уже запрашивал обо мне, а ректор отказал…
Я вздрогнула, будто меня ужалила пчела, и спросила у Царёва, желая проверить догадку:
- Тебя вызывали на собрание Попечительского совета? Когда это было?
- На следующий день после пожара. Такие дела быстро решаются. Не успел ещё толком накосячить – а особисты уже всё знают.
- И… Кош Невмертич тоже там был?
- Конечно, был. Он меня туда и привез. Он же ректор «Ивы», его это напрямую касается.
- Что ты там говорил?
- Рассказал всё, как было, - он пожал плечами. – Что гуляли, выпили немного… Кто знал, что ты спиртное не перевариваешь? Кош Невмертич сказал, это на генетическом уровне, и раньше о таком известно не было. Василиса, я – честно! - не хотел тебя спаивать…
Он забормотал что-то покаянное, а я с размаху села на аккуратно застланную постель и несколько раз ударила кулаком в подушку, поставленную в изголовье «треугольником». Значит, пока я сидела дома, страдая с похмелья, Кош Невмертич притащил на заседание попечительского совета мажорчика Царёва, чтобы тот дал показания в мою пользу. Генетическая непереносимость спиртного… И этого раньше никто не знал… Стоп. А сказочка про Конька-Горбунка, которую читала мне в детстве бабушка? Там жар-птицу поймали, накормив пшеном, вымоченным в вине. На мне провернули почти тот же самый трюк. Если я знаю эту сказку, неужели, про нее забыл ректор? Или умышленно не вспомнил?
Выставить вон Царёва оказалось потруднее, чем избавиться от Анчуткина, но я справилась, а потом долго ворочалась в чистенькой, пахнущей морозной свежестью постели. Ворочалась и мучилась от угрызений совести. Как-то по-дурацки получается. Вернее, совсем не получается. Что же я за бомба ходячая? Почему от меня всегда одни проблемы? И ладно бы – проблемы у меня. Но я доставляю неприятности всем вокруг. Например, ректору.
Сгорая от стыда, я засунула голову под подушку, представив, как ректор с подбитым глазом защищал меня перед советом попечителей, убеждая, что это не я не преступница, а всего лишь пустоголовая птаха. Птенчик.
И ведь ни слова мне не сказал.
На собрание не пустил, прятал дома. Я уверена, что прятал. Чтобы со мной не поступили так, как с прошлой жар-птицей. Тоже, наверное, была дурра дурой.
Я заснула только под утро и опять видела во сне злополучный клуб, бесконечные бокалы с апельсиновым соком и девиц, бешено отплясывающих канкан.
Разбудил меня громкий стук в дверь, и я вскочила, не понимая, где нахожусь. Ах, да… «Ива». И в дверь молотил Анчуткин, потому что было почти восемь – я чуть не проспала.
Первыми лентами были занятия по истории магии у Облачара, и под его бормотание я могла еще подумать о собственном поведении. Подумать – и пообещать, что больше не совершу ни единой глупости.
В обеденный перерыв Анчуткин потащил меня в новую лабораторию, хотя я была страшно голодная и с большим удовольствием сходила бы в институтскую столовую. Теперь в лаборатории стояли микроволновая печь, маленький холодильник и электрический
- Всё ясно? – уточнил Кош Невмертич, прочитав мне маленькое, но очень выразительное наставление по поводу того, как мне следует и как не следует себя вести.
- Поняла, поняла, - проворчала я. – Пошла собирать сумки.
- Трофим вас отвезет, Краснова, - сказал ректор, даже не глядя на меня.
- И не сомневалась, что Трофим, - произнесла я почти шепотом.
«Лексус» подъехал к зданию Института Волшебства и Архимагии уже в сумерках. До десятого этажа в окнах горел свет, выше – где были учебные классы и лаборатории – было темно. Трофим помог занести мои сумки и коробки. На входе – в крохотной проходной, меня привычно проверили металлоискателем и деревянными рогульками – на предмет проноса запрещенных снадобий, волшебных предметов или прочих колдовских штучек.
- Чисто, - сказал Семен Кузьмич - охранник в синей униформе. – Проходите, Краснова, - и посмотрел на меня с неодобрением.
Я постаралась не заметить этого взгляда и дернула кольцо на двери в противоположной от входа стене.
За дверью меня уже ждали – Бориска Анчуткин стоял сгорбившись и сунув руки в карманы мешковатых штанов, но стоило мне появиться – бросился навстречу, забирая мои сумки у Трофима.
- Привет! – радостно сказал Анчуткин. – Я тут тебя уже час жду!
Он был рад меня видеть – улыбался до ушей, и даже глаза за бифокальными стеклами круглых очков улыбались.
- Зачем ждал? – спросила я, направляясь уже знакомыми хитросплетениями коридоров и лестниц к комнатам общежития.
- Ну как… встретить… - Анчуткин смешался.
- Или ректор велел?
По его лицу я поняла, что так оно и было. Это разозлило меня еще больше. Похоже, Кош Невмертич и правда считал меня безмозглой малолеткой, раз поручил недотепе Бориске за мной приглядывать.
- Василиса, я… - начал Анчуткин извиняющимся тоном, и тут из-за поворота на нас вывернула толпа девиц.
Все – модно и изящно одетые, с распущенными волосами, они смеялись и чуточку жеманились, а впереди, во главе этого яркого отряда, танцующей походкой шла незнакомая мне красивая девушка – черноволосая, с чуть раскосыми синими глазами.
Она шла в центре, а остальные тянулись за ней, как верные слуги за своей королевой. Ей что-то рассказывали взахлеб, а она лишь слушала, кивала и смотрела на меня.
Одета она была почти так же, как я – в узкую джинсовую юбку-карандаш, черные сапожки на тонких каблучках, в нежно-голубую кофту, открывающую плечи.
Казалось бы, что такого – какая-то там красотка, которая умудрилась купить те же тряпки, что и я. Но я позабыла про Анчуткина, про то, что его приставили присматривать за мной, и уставилась в лицо синеглазой девице.
Что-то странное, непонятное произошло, едва наши взгляды встретились. Мне вдруг почудилось, что в этом мире стало пусто и серо, и осталась единственная яркость – синие глаза на белом личике в обрамлении черных волос. Девица улыбнулась мне, как старой знакомой, и изящным движением перебросила волосы с плеча на спину. Пряди словно заструились по ветру – гладкие, блестящие, как шелк. И все остальные по сравнению с ней показались серыми тенями – бледным, неясным отражением ее яркой, экзотической красоты.
Мы шли навстречу, не сбавляя шага, и разминулись, едва не задев друг друга. Девушка чуть повернула голову и лукаво прищурилась, подмигнув мне, а я почувствовала сильный приторный запах роз – словно нырнула носом в букет.
Через два шага я не вытерпела и обернулась.
Девушки удалялись по коридору, оживленно беседуя и не обратив на нас внимания, только синеглазая оглянулась. Взгляды наши на секунду встретились опять, а потом пестрая стайка модниц исчезла за поворотом.
- Это что за королева? – спросила я с удивлением.
- Это Вольпина с первого курса… - ответил Анчуткин каким-то странным тоном – с придыханием и чуть ли не шепотом.
Я посмотрела на него и обнаружила, что он продолжает таращиться в ту сторону, куда ушла синеглазая девица, и выражение лица у него совершенно идиотское.
- Эй! – я толкнула его в плечо. – Очнись!
Анчуткин вздрогнул, непонимающе уставился на меня, а потом смущенно засмеялся.
- Если тебе поручили за мной следить, так не отвлекайся, - сказала я сердито, потому что и сама ощущала себя распоследней идиоткой, что так разглядывала какую-то первогодку.
- Не следить! – переполошился Анчуткин. – Просто… приглядывать.
- Значит, приглядывай, - огрызнулась я. – За мной.
Нет, я и раньше замечала, что Бориска очень не дурак поглазеть на красивых студенток, но такое неприкрытое внимание к Вольпиной меня почему-то обидело.
Внимание… Кош Невмертич сказал, что только в «Иве» ко мне будут внимательны. И что? Вот, я – Жар-птица, особь класса «Эс», явилась в свой институт, а меня встречает только Анчуткин. И тот – по приказу.
Настроение совсем испортилось, и хотя Бориска болтал без остановки, я слушала вполуха, переживая разочарование и… злость.
Моя прежняя комната была заперта, но Анчуткин достал из кармана ключ и протянул мне. Это еще больше вывело меня – даже о ключах позаботился!
- Знаешь что, Боря, - сказала я, открывая двери и забирая свои сумки, - шел бы ты. Я устала, рано лягу спать. Завтра увидимся.
- До завтра… - сказал он растерянно, а я закрыла двери перед самым его носом.
Конечно, это была неправда, и я совсем не устала. Но разговаривать с Анчуткиным сейчас совсем не хотелось. Ни с кем не хотелось, если честно. Я расстегнула сумку, чтобы достать и развешать одежду, и в это время в дверь снова постучали. Наверное, Бориске не понравилось, как скучно мы расстались.
- Чего тебе ещё? – спросила я недовольно, открывая двери.
Но это был не Анчуткин. На пороге стоял Царёв и смотрел на меня радостно и виновато.
- Привет, - сказал он и смущенно хмыкнул. – Ты как? Сильно песочили на попечительском?
- Привет, - ответила я кисло. – Ты о чем?
- Как – о чем? О попечительском совете. Сильно тебя ругали? Я войду? – и он протиснулся мимо меня в комнату, не дожидаясь разрешения. – Только приехала? – он достал из открытой коробки учебник по боевой магии и перелистал. – А меня тоже на интернат посадили. Отец грозился выпороть, но мать заступилась, - он засмеялся, но тут же оборвал смех. – Ты извини, что я тебя… того… из огнетушителя.
- Забей, - ответила я резко, подошла и забрала у него учебник. – Самой надо было думать.
Я вообще не понимала, зачем Царёв притащился. Пожаловаться, что его из-за меня наказали? Так и ему надо было думать. Притащил меня в какую-то забегаловку, где приличной девушке появиться опасно…
- А получилось ничего себе так, - преувеличенно-весело продолжал Царёв. – Ты вся как вспыхнешь!.. И красным, и желтым, и синим!.. Прямо фейерверк устроила!
- После апельсинового сока с водкой и не такое устроишь, - перебила я его веселье. – Так и знала, что не надо ходить в твои «Небеса» недоделанные. Топай, давай. Я спать хочу, а мне ещё вещи разобрать.
- Не сердись, пожалуйста, - примирительно сказал Царёв. – Я же волновался. Боялся, что тебя попечительский совет отчислит. Сказал, что я во всем виноват…
- Молодец, хвалю! – совсем разозлилась я. – Лучше бы ты в конце прошлого года своему папочке сказал, что будешь выступать на конкурсе от института, а не прятался в кустах. Вот тогда я твое геройство оценила бы.
Он потупился, закусив губу, а я безжалостно его добила:
- Этот ваш попечительский совет – мне на него плевать так же, как на твои «Небеса». За что им меня отчислять? Я что, спецом напилась? Так что мог смело свалить всё на меня. Чтобы папочка не рассердился.
- Зря ты так, - сказал он тихо. – Тут всё очень серьезно. Хорошо, что ректор за тебя поручился, иначе рассмотрение передали бы в Восточный совет… А у них там сильно разбираться не любят – запрут для изучения или в Особую тюрьму отправят, как неконтролирующего свои силы…
- Да при чем тут Особая тюрьма?! – не выдержала я и дала волю гневу. – Какой Восточный совет, какие неконтролирующие?! При чем тут – ректор за меня поручился?
Царёв несколько секунд смотрел на меня, непонимающе хмурясь, а потом неуверенно спросил:
- Ты не знаешь, что ли?
- О чем?!
- Тебя вызывали на собрание Попечительского совета?
- Да никуда меня не вызывали, - ответила я с досадой. – Просидела, как балда, дома под замком, теперь здесь сидеть буду.
Тут я немного покривила против правды – ни под каким замком я не сидела. Просто… временная самоизоляция.
- Отец сказал, что пришел вызов из Совета, - Царёв смотрел на меня во все глаза, как будто не верил тому, что я серьезно. – Требовали передать тебя им, но ректор отказал… И поручился… Под личную ответственность…
«Лучше бы ты отдал её нам», - вспомнила я скрипучий голос, говоривший с Кошем Невмертичем, и вдоль позвоночника пробежал холодок.
- Что за Восточный совет? – спросила я, припоминая – слышала ли что-то о нём. Анчуткин как-то упоминал про Южный ковен…
- Краснова, ну ты даешь, - изумился Царёв. – Мы это еще не проходили, это программа третьего курса, но об этом даже малолетки знают.
Упоминание о малолетках подействовало на меня, как хороший пинок.
- Вот что, вершок-голова-с-горшок, - сказала я громко и раздельно, припомнив Царёву его прошлогодние «подвиги» по разделению студентов на высших и низших – «вершков» и «корешков», - я не википедия, что бы обо всем знать. Не можешь объяснить нормально – иди отсюда, пока по шее не получил.
- Ну что ты пылишь? – он огорченно развел руками. – Я же не знал, что ты не знаешь…
- Дверь там! – повысила я голос и указала в сторону выхода.
- Ладно-ладно, сейчас объясню, - он уселся на стол, болтая ногами, и начал рассказывать, пока я доставала книги и расставляла их на полке.
- Восточный совет – высший совет волшебников, - Царёв как будто рассказывал сказку, и мне, ещё не совсем привыкшей к реалиям колдовского мира, было немного странно это слышать, - туда входят тринадцать самых уважаемых и сильных магов нашей страны. В Европе действует Западный ковен, в Америке – Южный ковен. Есть еще Всемирное Древо или Великий Ковен, куда входят по три волшебника с Южного и Западного ковенов, и три – с Восточного совета. Есть еще азиатские триады, но их к мировому управлению не допускают…
- Почему не допускают? – тут же спросила я.
- Так они же – варвары, - очень искренне изумился Царёв. – Как можно брать их в расчёт?
- Смотри-ка, у вас и на высшем уровне деление на вершки и корешки, - процедила я сквозь зубы. – Ну, давай. Дальше рассказывай. Чем там занимается твой совет.
- Собственно, не сам он, - объяснил Царёв, - а особый отдел. Особисты.
- Да, слышала, - пробормотала я.
- Если на волшебника приходит запрос из Восточного совета, значит особь уже на контроле. Обычно таких долго на свободе не держат. Особенно, если они опасны.
- Я – опасна, по-твоему?! – развернувшись к нему лицом, я прижала к груди пухлый учебник по лекарским снадобьям.
- Ну… - протянул этот паршивец, - в какой-то мере – да. Ты – жар-птица. О них мало что известно. Последняя особь такого уровня была зафиксирована в середине девятнадцатого века. И с ней не очень всё хорошо получилось.
- Нехорошо? А что с ней получилось? – я позабыла про вещи и книги и встала перед Царёвым, уперев кулаки в бока.
Мажорчик много чего знал – наверное, подслушивал папочку. Но сейчас это пришлось как раз кстати. Почему-то я никогда раньше не задумывалась – какими были прежние жар-птицы? Как они жили, сохранились ли о них какие-то воспоминания, легенды?
- Точно я ничего не знаю, потому что все сведения об особях класса «Эс» засекречены, - признался Царёв, - но вроде как она сильно начудила, и Восточный совет наказал её.
- Закрыли в Особой тюрьме? – я навострила уши, вспоминая драгоценные яйца Фаберже из коллекции ректора. Неужели, где-то в них томится моя предшественница? И что она такого натворила?
- Скорее всего, - кивнул Царёв. – Всем отступникам – только туда дорога.
Я молчала, обдумывая то, что услышала.
Отступники, неконтролирующие силу… В магическом мире явно не любили тех, кто не вписывался в общую систему. Значит, прежняя жар-птица нарушила правила и… попалась. А я… Сколько правил я нарушила?.. И если этот совет уже запрашивал обо мне, а ректор отказал…
Я вздрогнула, будто меня ужалила пчела, и спросила у Царёва, желая проверить догадку:
- Тебя вызывали на собрание Попечительского совета? Когда это было?
- На следующий день после пожара. Такие дела быстро решаются. Не успел ещё толком накосячить – а особисты уже всё знают.
- И… Кош Невмертич тоже там был?
- Конечно, был. Он меня туда и привез. Он же ректор «Ивы», его это напрямую касается.
- Что ты там говорил?
- Рассказал всё, как было, - он пожал плечами. – Что гуляли, выпили немного… Кто знал, что ты спиртное не перевариваешь? Кош Невмертич сказал, это на генетическом уровне, и раньше о таком известно не было. Василиса, я – честно! - не хотел тебя спаивать…
Он забормотал что-то покаянное, а я с размаху села на аккуратно застланную постель и несколько раз ударила кулаком в подушку, поставленную в изголовье «треугольником». Значит, пока я сидела дома, страдая с похмелья, Кош Невмертич притащил на заседание попечительского совета мажорчика Царёва, чтобы тот дал показания в мою пользу. Генетическая непереносимость спиртного… И этого раньше никто не знал… Стоп. А сказочка про Конька-Горбунка, которую читала мне в детстве бабушка? Там жар-птицу поймали, накормив пшеном, вымоченным в вине. На мне провернули почти тот же самый трюк. Если я знаю эту сказку, неужели, про нее забыл ректор? Или умышленно не вспомнил?
Выставить вон Царёва оказалось потруднее, чем избавиться от Анчуткина, но я справилась, а потом долго ворочалась в чистенькой, пахнущей морозной свежестью постели. Ворочалась и мучилась от угрызений совести. Как-то по-дурацки получается. Вернее, совсем не получается. Что же я за бомба ходячая? Почему от меня всегда одни проблемы? И ладно бы – проблемы у меня. Но я доставляю неприятности всем вокруг. Например, ректору.
Сгорая от стыда, я засунула голову под подушку, представив, как ректор с подбитым глазом защищал меня перед советом попечителей, убеждая, что это не я не преступница, а всего лишь пустоголовая птаха. Птенчик.
И ведь ни слова мне не сказал.
На собрание не пустил, прятал дома. Я уверена, что прятал. Чтобы со мной не поступили так, как с прошлой жар-птицей. Тоже, наверное, была дурра дурой.
Я заснула только под утро и опять видела во сне злополучный клуб, бесконечные бокалы с апельсиновым соком и девиц, бешено отплясывающих канкан.
Разбудил меня громкий стук в дверь, и я вскочила, не понимая, где нахожусь. Ах, да… «Ива». И в дверь молотил Анчуткин, потому что было почти восемь – я чуть не проспала.
Первыми лентами были занятия по истории магии у Облачара, и под его бормотание я могла еще подумать о собственном поведении. Подумать – и пообещать, что больше не совершу ни единой глупости.
В обеденный перерыв Анчуткин потащил меня в новую лабораторию, хотя я была страшно голодная и с большим удовольствием сходила бы в институтскую столовую. Теперь в лаборатории стояли микроволновая печь, маленький холодильник и электрический
