– Что это за концерт-то такой? – угрюмо спросила Ирина, рассматривая очередное предложение системы, пёстрое платье с вырезом до пупа и оборванным подолом. – Может, если я такая зажатая и закомплексованная, мне туда идти не стоит?
– Да ты что! – возмутилась Кмеле. – Это же Фарго! Мой брат! Не знаешь? Ну, ты пень замшелый! Она быстро настроила музыку: Ирина позавидовала ловкости, с какой Кмеле общалась с электронным «домохозяином». Вот что значит дитя технологического мира!
Музыка обрушилась подобно морской волне. Какая-то инструменталка… очень похоже на… всплыли из пустой памяти слова «фортепиано, скрипка и оркестр»… Музыка будоражила, музыка звала, поднимала в полёт. Мир умер, переродившись в мир, где властвовала безраздельно лишь музыка…
Тишина упала внезапно и едва не раздавила своей тяжестью до смерти.
– Ну, нет, – заявила Кмеле. – Так ты до утра сидеть будешь с челюстью на полу! Это же Фарго!
– Знаешь, Кмеле, – сердито сказала Ирина, – давай-ка я подберу себе одежду сама.
– Ты выберешь что-то вроде купальника твоего! – фыркнула Кмеле. – Позор один!
– Это ты мне сплошной позор подбираешь! – возразила Ирина. – Всё, не вмешивайся! А то опоздаем!
Аргумент. Кмеле отстала. Ирина думала недолго. Её вполне устраивали широкие летние брюки, туника до середины бедра… материал назывался «древесный шёлк» – натуральное волокно, значилось в описании, гладкая, прочная, глянцевая поверхность, высокая износостойкость, не требует ежедневной обработки паром...
Кмеле заглянула через плечо, фыркнула и изменила цвет со светло-бежевого – «оттенок паучьего кала!» – на тёмно-вишнёвый, с алым краем.
– Стой! – спохватилась Ирина, но заказ уже ушёл. – Кмеле, твою мать!
Кмеле довольно хохотала:
– Ну у тебя и рож… лицо!
– Не смешно, – тихо сказала Ирина, поворачиваясь к девочке спиной.
Кмеле осторожно погладила её по плечу. Ирина отодвинулась. Кмеле снова погладила:
– Не сердись. Ирен, пожалуйста! Не сердись, что ты совсем уже обиделась.
Новый заказ уже не сделаешь, текущий интервал доставки завершён, следующий – только через полчаса… а это гарантированное опоздание. Весело. А вообще, не больно надо. Это же не сама место купила, это – чужое предложение, и то, только потому, что незнакомого сийта Маса под рукой не оказалось. Не заработала сама, нечего пасть и раскрывать. Обидно? Уймись.
По плечу вновь прошлись лёгкие пальчики.
– Ну, хочешь… хочешь, я с тобой останусь и не пойдём мы никуда…
– Кмеле! – не выдержала Ирина.
– Мир? – просияла Кмеле.
Ирина сдалась:
– Мир…
А наряд ей в итоге понравился. Насыщенный, глубокий, благородный цвет, и ткань приятно льнёт к телу. Бежевый действительно был слишком тусклым, и ни о чём.
Концерт. Слово будило в памяти смутные образы, расходящиеся по сознанию как круги по воде. Сцены с инструментами и артистами… Переполненные залы. Трансляция по телевидению. Что такое телевидение? Аналог информационной сети Анэйвалы. Уличный концерт – площадь под открытым небом, танцующая перед временно сооружённой сценой толпа. Концерт на набережной, концерт в летнем театре, поющие фонтаны, творческие вечера. Корпоратив. Что будет сейчас? Судя по тому отрывку, который дала прослушать Кмеле, этот Фарго – местный музыкальный гений. А может, не только местный, может, выступает с концертами по всей Галактике.
Ирина не догадывалась, насколько она близка к истине. И понятия не имела, насколько концертный зал окажется нестандартным по отношению ко всему, что ей только что вспомнилось.
Из города их вывез поезд – по другому назвать длинный состав из небольших, на два-четыре места, капсул было нельзя. Но он шёл не по рельсам, а по воздуху; Кмеле объяснила, что это такая вот трасса, специально для городского транспорта. Зарезервированное пространство, наполненное какими-то полями, Ирина не поняла, какими.
– Если влезешь сюда на индивидуальнике, тебя… ну, в общем… будут любить, – объяснила Кмеле. – Муниципальные службы и собственная родня. Долго и нежно! И права на год отберут.
Девочка явно делилась личным опытом, уж очень лицо у неё было выразительное. Ирина торжественно пообещала не лезть на общественные трассы без особенной нужды. Приникла к прозрачной стене, жадно смотрела.
Отсюда, с высоты, было видно, как далеко тянулся Лес – аж до самого горизонта. Зелёное море, овальные кроны – как волны, и в волнах поднимались к небу громадные цветы-блюдца. Что-то подсказывало, что это – не просто, скажем, посадочные площадки для транспорта, это действительно цветы, настолько прочные, что способны выдержать многотонные нагрузки. Река извивалась, огибая город с привычными – относительно – постройками. Пирамидальные кварталы, спиральные, наподобие Оранжевого городка, низкие длинные крыши каких-то складов, далёкая, сверкающая на солнце, башня-игла небоскрёба, пожалуй, единственного небоскрёба на весь город. От башни тянулись ввысь цветные столбы-колонны, синие, зелёные, красные, фиолетовые…
– Гражданский космопорт, – пояснила Кмеле. – Посадочные петли, их нарочно делают такими заметными – чтобы никто не впилился…
– Ты, наверное, гонять любишь? – предположила Ирина, вспомнив, что Кмеле учится на пилота.
– Ну-у… Только не говори мне, что я когда-нибудь разобьюсь насмерть и моих костей не соберёт никто!
– Твои кости – твоё дело, – сказала Ирина. – Но я всё же скажу: будешь гонять не по правилам, когда-нибудь разобьёшься насмерть.
Кмеле посмотрела на неё, и расхохоталась.
– Не делай серьёзное лицо, Ирен, тебе не идёт!
Поезд спустился вниз и теперь шёл по дну узкого ущелья. По дну ущелья бежал весёлый ручеек, вскипая темно-Розовой пеной на перекатах. А по скалам шли, чередуясь, белые, розовые, красные, синие, тёмно-фиолетовые, снова белые полосы. Вода проточила себе путь сквозь осадочные породы, а ветер поработал безумным скульптором, вытачивая из скал причудливые сюрреалистические фигуры. Поезд нырнул под свод и через время остановился.
Самая необычная платформа из всех – уходящие вверх полосатые скалы, падающий вниз дневной свет, разноцветный песок под ногами…
– Мы что, будем слушать музыку в пещере? – изумилась Ирина.
– Точно! – обрадовала её Кмеле. – Пошли.
Узкий извилистый коридор привёл в огромный зал потрясающей, невероятной, неземной красоты, какая бывает лишь только в пещерах. Пол плавно понижался, переходя в тёмное, подсвеченное изнутри розовым и рыжим, подземное озеро. В центре озера, на небольшом, скорее всего рукотворном, островке располагалась концертная площадка, с оборудованием и инструментами, какими именно – отсюда, сверху, где у Кмеле было место, – не разглядеть. На площадке пока никого не было, а вот в амфитеатр уже собирались люди.
Ирина погладила ладонью шершавый камень скамьи. Скамьёй, правда, можно было назвать лишь с натяжкой. Едва Ирина села, как «камень» потёк, подстраиваясь под форму её тела. Очень удобно, ничего не скажешь.
Кмеле рядом вдруг судорожно вздохнула.
– Эй, ты чего? – встревожилась Ирина.
Девочка из чёрной стала отчётливо серой, дышала через раз, цеплялась пальцами за каменные подлокотники, а на лбу проступила испарина. Приступ клаустрофобии? Похоже на то.
– Ты боишься пещер? – спросила Ирина, удерживая рвущиеся с языка определения.
– Не пещер, – слабо улыбнулась Кмеле.
– А чего?
– А вон…
Внизу, у самой воды, Ирина увидела несколько человек в чёрном и при оружии. Судя по тому, как они внимательно-внимательно оглядывали пещеру и входивших людей, это были сотрудники безопасности. Учитывая опасность терактов – Ирина вспомнила тот проклятый день, когда погибла несчастная Лилома, и поёжилась – Безопасность на таком лакомом для негодяев мероприятии присутствовала не для красивых глаз.
– Там Клаувераль, – назвала имя Кмеле, закрывая глаза. – Вот. Скажешь мне, когда он уйдёт?
– Я же его не знаю…
– Самый здоровый. Волосы самые яркие. Видишь? Вот. Уйдёт, ты мне скажи.
– Что он тебе сделал? – осторожно спросила Ирина.
– Не мне, а при мне, – объяснила Кмеле, сглатывая. – Па говорит, это пройдёт, – и она бледно улыбнулась, – но пока что-то не проходит.
Этот самый Клаувераль словно почувствовал, что на него смотрят. Вскинул голову, быстро нашёл источник повышенного интереса к своей персоне, и Ирина вздрогнула от его взгляда – как раскалённым железом ткнули! А казалось бы, расстояние – где верхние ряды амфитеатра, а где – озеро с концертной площадкой. Резкий жест , – иди, мол, сюда, есть вопросы. Ирина на всякий случай указала пальцем на себя – это вы мне? Тебе, тебе, кому ещё. Шевелись.
Кмеле сразу схватила её за руку:
– Ты куда?
– Я… мне надо…
– Клаув позвал? – догадалась девочка.
– Если не хочешь, то не пойду, – решила Ирина.
– Нет! – вскрикнула Кмеле, а Ирина виновата подумала, что глупость сказала – страшный Клаувераль тогда придёт сюда, и девчонка как бы вообще сознание не потеряла.
Психосоматика – страшная вещь.
Но Кмеле, как оказалось, думала не о себе:
– Не ссорься с ним, Ирен. Недобрый он…. Запомнит… Не ссорься!
– Не буду, – пообещала Ирина.
Крупный песок под ногами перекатывался, ноги вязли – слегка, не так, чтобы уже было неприятно, но всё же. Вблизи Клаувераль оказался ещё громаднее, чем казалось сверху, и Ирина его вспомнила наконец – именно он тогда разбирался со взрывом в парке и с тем нападением в больнице.
– Ты! – рыкнула он сразу, не тратя времени на приветствия. – Что ты здесь делаешь?
– Музыку пришла послушать, – тихо ответила Ирина. – Нельзя?
Приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо, и это бесило до невозможности. Но что поделать, Иринина макушка торчала где-то у безопасника в районе пояса. Здоровый же лоб, метра два с копейками. При оружии. И совершенно не хочется даже в мыслях стебать его внешность: яркие, насыщенного тёмно-розового оттенка волосы в мелкую кудряшку и чёрная форма. Не смешно совсем, друзья. Не смешно, а очень даже страшно.
– Откуда у тебя приглашение? – продолжил допрос Клаувераль.
– Кмеле позвала, – объяснила Ирина.
Клещи, которые он по ошибке звал своими пальцами, сомкнулись на запястье Ирины – ещё немного, кости хрустнут:
– Как ты её заставила?!
– Что вы себе позволяете! – возмутилась Ирина. – Отпустите меня сейчас же.
Клаувераль демонстративно разжал ладонь:
– Отвечай.
– Она сама меня позвала, – сказала Ирина, потирая пострадавшую руку. – Я не хотела идти, но Кмеле так просила…
– Случится с ней что-нибудь, и…
– Хватит! – рассердилась Ирина. – Я не убийца!
– Ты с ними одной крови. Ваши геномы идентичны. Что я тебе должен думать?
Ирина покачала головой, стиснула зубы, прикусила губу – до солоноватого противного привкуса; не помогло. Отвернулась. Всё равно кому надо, те увидели, но уж прямо в лицо смотреть – совершенно точно незачем. Что теперь оправдываться! Её приговорили, расстреляли, закопали, нагребли земли и на могиле сплясали. Что с того, что в памяти – пусто, как в безвоздушном пространстве!
Разрядом молнии пришло понимание – а ведь именно этого урода она, Ирина, толкнула тогда в аэропорту, спасая от смертельного выстрела в лоб! Предназначенное ему прилетело ей. Ирина давно уже забыла о ране, она никак не напоминала о себе, если не считать уродливого багрового шрама на плече, но тут заныло болью и обидой. Знала бы, кого спасает, не дёргалась бы тогда!
– Иди, – бросили ей свысока.
Ирина молча повернулась и пошла, остро жалея, что дала девчонке себя уговорить. Не надо было соглашаться!
– Что он? – спросила Кмеле сразу же.
– Ничего, – ответила Ирина, потирая запястье.
«Гад! – думала она про Клаувераля. – Синяк теперь будет!»
– Служба у него такая, – Кмеле словно подсмотрела мысли подруги. – Не сердись на него…
Она ещё его защищала! Ирина кивнула, чтобы не спорить.
Свет начал медленно угасать, – начиналось представление.
Звук родился в полной темноте, такой полной, что нельзя было разглядеть кончик собственного носа. Тонкий, тихий, вкрадчивый хрустальный шёпот капающей воды… А через секунду Ирина увидела эту воду – как она серебряными невесомыми струями спускается с потолка, и за нею тянутся, торопятся расти сталактиты. Ирина заворожено протянула руку и пальцы встретила холодноватая пустота. Иллюзия…
Вода текла, уходя под ноги, и вместе с нею текла музыка, ширясь, как река, вбирающая в себя родники, ручейки и речки помельче. Менялось и световое наполнение – не было слов, чтобы описать это волшебное действо точнее. Лазерное шоу, всплыло из далёкой памяти определение. Но те осколки былого не шли ни в какое сравнение: здесь световые иллюзии настолько гармонично обтекали и дополняли каменную сказку подземного мира, что оставалось лишь впитывать их в полном обалдении.
Свет стянулся на площадку, облил багрово-алым живым огнём фигуру в чёрном, и Кмеле тут же пихнула локтём: смотри, смотри! Ирина смотрела. Они сидели слишком далеко и высоко, рассмотреть толком знаменитого Фарго не получалось. А он вскинул руки и запел.
И снова не нашлось слов для сравнения. Незнакомый язык, сам по себе мелодичный и красивый, но голос… Невероятный, глубокий, проникающий в самую душу. Через время Ирина обнаружила, что, во-первых, безбожно ревёт, – щёки мокрые до самой шеи. А во-вторых, забыла дышать, и теперь училась дыханию заново.
Музыка и голос создавали иную реальность, волшебную, полную красочных иллюзий и тайн. Прежний мир отошёл куда-то вдаль, словно и не было его никогда. Музыка перетекала в иллюзии, иллюзии в музыку, и все вместе – в голос, и невозможно было угадать, что же случиться дальше, настолько непредсказуемой оказалась программа. Поэтому когда по залу прокатилась серия громких хлопков, Ирина не сразу поняла, что концерт окончен.
Вспыхнул свет, резкий, ударивший по глазам не хуже молнии. В пещере как-то вдруг и сразу оказалось очень много женщин в алом. Они шли с бездумными стеклянными глазами и стреляли во всё, что шевелится. Как в кино. Как в замедленном дурном кино! Выстрелы вязли в радужной плёнке защитного поля, каждый зрительский ряд накрыло своим щитом. Но плёнка прогибалась под выстрелами, дёргалась, и вдруг впереди на одном из рядов – порвалась. Началась паника, поднялся визг, кто-то из сийтов – тут и сийты были, оказывается! – взлетел под потолок и получил там своё, Ирина моргнула, отказываясь видеть, как падает вниз безжизненное тело, катится по проходу, подминая под себя хрупкие крылья. «Как у бабочки, – отстранённо отметило впавшее в какую-то столбнячную дурь сознание. – Крылья – как у бабочки…»
Прямо перед глазами пространство начало раздвигаться, выпуская ещё одну убийцу. И не раздвинулось до конца, зажало, стиснуло, перекрутило тело в алом шёлке, относительно не тронув лицо.
Ирина смотрела, отупело чувствуя, как усиливается звон в ушах. Её собственное лицо. Не выражающее ни-че-го! Ни ненависти, ни боли. Распахнутые пустые глаза, искривлённый рот и алая лента в коротких светлых волосах. Такая же, какую Ирина повязала себе, лента входила в комплект к заказанному костюму.
Система безопасности глушила пространственные переходы, но, очевидно, не все. Слишком много возникало проникновений, справиться со всеми оказалось невозможно. Рядом с неудавшимся прорывом вскрылся ещё один переход, выпуская биоробота с оружием в руках. Спиной к Ирине. У Ирины сдали нервы.
– Да ты что! – возмутилась Кмеле. – Это же Фарго! Мой брат! Не знаешь? Ну, ты пень замшелый! Она быстро настроила музыку: Ирина позавидовала ловкости, с какой Кмеле общалась с электронным «домохозяином». Вот что значит дитя технологического мира!
Музыка обрушилась подобно морской волне. Какая-то инструменталка… очень похоже на… всплыли из пустой памяти слова «фортепиано, скрипка и оркестр»… Музыка будоражила, музыка звала, поднимала в полёт. Мир умер, переродившись в мир, где властвовала безраздельно лишь музыка…
Тишина упала внезапно и едва не раздавила своей тяжестью до смерти.
– Ну, нет, – заявила Кмеле. – Так ты до утра сидеть будешь с челюстью на полу! Это же Фарго!
– Знаешь, Кмеле, – сердито сказала Ирина, – давай-ка я подберу себе одежду сама.
– Ты выберешь что-то вроде купальника твоего! – фыркнула Кмеле. – Позор один!
– Это ты мне сплошной позор подбираешь! – возразила Ирина. – Всё, не вмешивайся! А то опоздаем!
Аргумент. Кмеле отстала. Ирина думала недолго. Её вполне устраивали широкие летние брюки, туника до середины бедра… материал назывался «древесный шёлк» – натуральное волокно, значилось в описании, гладкая, прочная, глянцевая поверхность, высокая износостойкость, не требует ежедневной обработки паром...
Кмеле заглянула через плечо, фыркнула и изменила цвет со светло-бежевого – «оттенок паучьего кала!» – на тёмно-вишнёвый, с алым краем.
– Стой! – спохватилась Ирина, но заказ уже ушёл. – Кмеле, твою мать!
Кмеле довольно хохотала:
– Ну у тебя и рож… лицо!
– Не смешно, – тихо сказала Ирина, поворачиваясь к девочке спиной.
Кмеле осторожно погладила её по плечу. Ирина отодвинулась. Кмеле снова погладила:
– Не сердись. Ирен, пожалуйста! Не сердись, что ты совсем уже обиделась.
Новый заказ уже не сделаешь, текущий интервал доставки завершён, следующий – только через полчаса… а это гарантированное опоздание. Весело. А вообще, не больно надо. Это же не сама место купила, это – чужое предложение, и то, только потому, что незнакомого сийта Маса под рукой не оказалось. Не заработала сама, нечего пасть и раскрывать. Обидно? Уймись.
По плечу вновь прошлись лёгкие пальчики.
– Ну, хочешь… хочешь, я с тобой останусь и не пойдём мы никуда…
– Кмеле! – не выдержала Ирина.
– Мир? – просияла Кмеле.
Ирина сдалась:
– Мир…
А наряд ей в итоге понравился. Насыщенный, глубокий, благородный цвет, и ткань приятно льнёт к телу. Бежевый действительно был слишком тусклым, и ни о чём.
Концерт. Слово будило в памяти смутные образы, расходящиеся по сознанию как круги по воде. Сцены с инструментами и артистами… Переполненные залы. Трансляция по телевидению. Что такое телевидение? Аналог информационной сети Анэйвалы. Уличный концерт – площадь под открытым небом, танцующая перед временно сооружённой сценой толпа. Концерт на набережной, концерт в летнем театре, поющие фонтаны, творческие вечера. Корпоратив. Что будет сейчас? Судя по тому отрывку, который дала прослушать Кмеле, этот Фарго – местный музыкальный гений. А может, не только местный, может, выступает с концертами по всей Галактике.
Ирина не догадывалась, насколько она близка к истине. И понятия не имела, насколько концертный зал окажется нестандартным по отношению ко всему, что ей только что вспомнилось.
Из города их вывез поезд – по другому назвать длинный состав из небольших, на два-четыре места, капсул было нельзя. Но он шёл не по рельсам, а по воздуху; Кмеле объяснила, что это такая вот трасса, специально для городского транспорта. Зарезервированное пространство, наполненное какими-то полями, Ирина не поняла, какими.
– Если влезешь сюда на индивидуальнике, тебя… ну, в общем… будут любить, – объяснила Кмеле. – Муниципальные службы и собственная родня. Долго и нежно! И права на год отберут.
Девочка явно делилась личным опытом, уж очень лицо у неё было выразительное. Ирина торжественно пообещала не лезть на общественные трассы без особенной нужды. Приникла к прозрачной стене, жадно смотрела.
Отсюда, с высоты, было видно, как далеко тянулся Лес – аж до самого горизонта. Зелёное море, овальные кроны – как волны, и в волнах поднимались к небу громадные цветы-блюдца. Что-то подсказывало, что это – не просто, скажем, посадочные площадки для транспорта, это действительно цветы, настолько прочные, что способны выдержать многотонные нагрузки. Река извивалась, огибая город с привычными – относительно – постройками. Пирамидальные кварталы, спиральные, наподобие Оранжевого городка, низкие длинные крыши каких-то складов, далёкая, сверкающая на солнце, башня-игла небоскрёба, пожалуй, единственного небоскрёба на весь город. От башни тянулись ввысь цветные столбы-колонны, синие, зелёные, красные, фиолетовые…
– Гражданский космопорт, – пояснила Кмеле. – Посадочные петли, их нарочно делают такими заметными – чтобы никто не впилился…
– Ты, наверное, гонять любишь? – предположила Ирина, вспомнив, что Кмеле учится на пилота.
– Ну-у… Только не говори мне, что я когда-нибудь разобьюсь насмерть и моих костей не соберёт никто!
– Твои кости – твоё дело, – сказала Ирина. – Но я всё же скажу: будешь гонять не по правилам, когда-нибудь разобьёшься насмерть.
Кмеле посмотрела на неё, и расхохоталась.
– Не делай серьёзное лицо, Ирен, тебе не идёт!
Поезд спустился вниз и теперь шёл по дну узкого ущелья. По дну ущелья бежал весёлый ручеек, вскипая темно-Розовой пеной на перекатах. А по скалам шли, чередуясь, белые, розовые, красные, синие, тёмно-фиолетовые, снова белые полосы. Вода проточила себе путь сквозь осадочные породы, а ветер поработал безумным скульптором, вытачивая из скал причудливые сюрреалистические фигуры. Поезд нырнул под свод и через время остановился.
Самая необычная платформа из всех – уходящие вверх полосатые скалы, падающий вниз дневной свет, разноцветный песок под ногами…
– Мы что, будем слушать музыку в пещере? – изумилась Ирина.
– Точно! – обрадовала её Кмеле. – Пошли.
Узкий извилистый коридор привёл в огромный зал потрясающей, невероятной, неземной красоты, какая бывает лишь только в пещерах. Пол плавно понижался, переходя в тёмное, подсвеченное изнутри розовым и рыжим, подземное озеро. В центре озера, на небольшом, скорее всего рукотворном, островке располагалась концертная площадка, с оборудованием и инструментами, какими именно – отсюда, сверху, где у Кмеле было место, – не разглядеть. На площадке пока никого не было, а вот в амфитеатр уже собирались люди.
Ирина погладила ладонью шершавый камень скамьи. Скамьёй, правда, можно было назвать лишь с натяжкой. Едва Ирина села, как «камень» потёк, подстраиваясь под форму её тела. Очень удобно, ничего не скажешь.
Кмеле рядом вдруг судорожно вздохнула.
– Эй, ты чего? – встревожилась Ирина.
Девочка из чёрной стала отчётливо серой, дышала через раз, цеплялась пальцами за каменные подлокотники, а на лбу проступила испарина. Приступ клаустрофобии? Похоже на то.
– Ты боишься пещер? – спросила Ирина, удерживая рвущиеся с языка определения.
– Не пещер, – слабо улыбнулась Кмеле.
– А чего?
– А вон…
Внизу, у самой воды, Ирина увидела несколько человек в чёрном и при оружии. Судя по тому, как они внимательно-внимательно оглядывали пещеру и входивших людей, это были сотрудники безопасности. Учитывая опасность терактов – Ирина вспомнила тот проклятый день, когда погибла несчастная Лилома, и поёжилась – Безопасность на таком лакомом для негодяев мероприятии присутствовала не для красивых глаз.
– Там Клаувераль, – назвала имя Кмеле, закрывая глаза. – Вот. Скажешь мне, когда он уйдёт?
– Я же его не знаю…
– Самый здоровый. Волосы самые яркие. Видишь? Вот. Уйдёт, ты мне скажи.
– Что он тебе сделал? – осторожно спросила Ирина.
– Не мне, а при мне, – объяснила Кмеле, сглатывая. – Па говорит, это пройдёт, – и она бледно улыбнулась, – но пока что-то не проходит.
Этот самый Клаувераль словно почувствовал, что на него смотрят. Вскинул голову, быстро нашёл источник повышенного интереса к своей персоне, и Ирина вздрогнула от его взгляда – как раскалённым железом ткнули! А казалось бы, расстояние – где верхние ряды амфитеатра, а где – озеро с концертной площадкой. Резкий жест , – иди, мол, сюда, есть вопросы. Ирина на всякий случай указала пальцем на себя – это вы мне? Тебе, тебе, кому ещё. Шевелись.
Кмеле сразу схватила её за руку:
– Ты куда?
– Я… мне надо…
– Клаув позвал? – догадалась девочка.
– Если не хочешь, то не пойду, – решила Ирина.
– Нет! – вскрикнула Кмеле, а Ирина виновата подумала, что глупость сказала – страшный Клаувераль тогда придёт сюда, и девчонка как бы вообще сознание не потеряла.
Психосоматика – страшная вещь.
Но Кмеле, как оказалось, думала не о себе:
– Не ссорься с ним, Ирен. Недобрый он…. Запомнит… Не ссорься!
– Не буду, – пообещала Ирина.
Крупный песок под ногами перекатывался, ноги вязли – слегка, не так, чтобы уже было неприятно, но всё же. Вблизи Клаувераль оказался ещё громаднее, чем казалось сверху, и Ирина его вспомнила наконец – именно он тогда разбирался со взрывом в парке и с тем нападением в больнице.
– Ты! – рыкнула он сразу, не тратя времени на приветствия. – Что ты здесь делаешь?
– Музыку пришла послушать, – тихо ответила Ирина. – Нельзя?
Приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо, и это бесило до невозможности. Но что поделать, Иринина макушка торчала где-то у безопасника в районе пояса. Здоровый же лоб, метра два с копейками. При оружии. И совершенно не хочется даже в мыслях стебать его внешность: яркие, насыщенного тёмно-розового оттенка волосы в мелкую кудряшку и чёрная форма. Не смешно совсем, друзья. Не смешно, а очень даже страшно.
– Откуда у тебя приглашение? – продолжил допрос Клаувераль.
– Кмеле позвала, – объяснила Ирина.
Клещи, которые он по ошибке звал своими пальцами, сомкнулись на запястье Ирины – ещё немного, кости хрустнут:
– Как ты её заставила?!
– Что вы себе позволяете! – возмутилась Ирина. – Отпустите меня сейчас же.
Клаувераль демонстративно разжал ладонь:
– Отвечай.
– Она сама меня позвала, – сказала Ирина, потирая пострадавшую руку. – Я не хотела идти, но Кмеле так просила…
– Случится с ней что-нибудь, и…
– Хватит! – рассердилась Ирина. – Я не убийца!
– Ты с ними одной крови. Ваши геномы идентичны. Что я тебе должен думать?
Ирина покачала головой, стиснула зубы, прикусила губу – до солоноватого противного привкуса; не помогло. Отвернулась. Всё равно кому надо, те увидели, но уж прямо в лицо смотреть – совершенно точно незачем. Что теперь оправдываться! Её приговорили, расстреляли, закопали, нагребли земли и на могиле сплясали. Что с того, что в памяти – пусто, как в безвоздушном пространстве!
Разрядом молнии пришло понимание – а ведь именно этого урода она, Ирина, толкнула тогда в аэропорту, спасая от смертельного выстрела в лоб! Предназначенное ему прилетело ей. Ирина давно уже забыла о ране, она никак не напоминала о себе, если не считать уродливого багрового шрама на плече, но тут заныло болью и обидой. Знала бы, кого спасает, не дёргалась бы тогда!
– Иди, – бросили ей свысока.
Ирина молча повернулась и пошла, остро жалея, что дала девчонке себя уговорить. Не надо было соглашаться!
– Что он? – спросила Кмеле сразу же.
– Ничего, – ответила Ирина, потирая запястье.
«Гад! – думала она про Клаувераля. – Синяк теперь будет!»
– Служба у него такая, – Кмеле словно подсмотрела мысли подруги. – Не сердись на него…
Она ещё его защищала! Ирина кивнула, чтобы не спорить.
Свет начал медленно угасать, – начиналось представление.
Звук родился в полной темноте, такой полной, что нельзя было разглядеть кончик собственного носа. Тонкий, тихий, вкрадчивый хрустальный шёпот капающей воды… А через секунду Ирина увидела эту воду – как она серебряными невесомыми струями спускается с потолка, и за нею тянутся, торопятся расти сталактиты. Ирина заворожено протянула руку и пальцы встретила холодноватая пустота. Иллюзия…
Вода текла, уходя под ноги, и вместе с нею текла музыка, ширясь, как река, вбирающая в себя родники, ручейки и речки помельче. Менялось и световое наполнение – не было слов, чтобы описать это волшебное действо точнее. Лазерное шоу, всплыло из далёкой памяти определение. Но те осколки былого не шли ни в какое сравнение: здесь световые иллюзии настолько гармонично обтекали и дополняли каменную сказку подземного мира, что оставалось лишь впитывать их в полном обалдении.
Свет стянулся на площадку, облил багрово-алым живым огнём фигуру в чёрном, и Кмеле тут же пихнула локтём: смотри, смотри! Ирина смотрела. Они сидели слишком далеко и высоко, рассмотреть толком знаменитого Фарго не получалось. А он вскинул руки и запел.
И снова не нашлось слов для сравнения. Незнакомый язык, сам по себе мелодичный и красивый, но голос… Невероятный, глубокий, проникающий в самую душу. Через время Ирина обнаружила, что, во-первых, безбожно ревёт, – щёки мокрые до самой шеи. А во-вторых, забыла дышать, и теперь училась дыханию заново.
Музыка и голос создавали иную реальность, волшебную, полную красочных иллюзий и тайн. Прежний мир отошёл куда-то вдаль, словно и не было его никогда. Музыка перетекала в иллюзии, иллюзии в музыку, и все вместе – в голос, и невозможно было угадать, что же случиться дальше, настолько непредсказуемой оказалась программа. Поэтому когда по залу прокатилась серия громких хлопков, Ирина не сразу поняла, что концерт окончен.
Вспыхнул свет, резкий, ударивший по глазам не хуже молнии. В пещере как-то вдруг и сразу оказалось очень много женщин в алом. Они шли с бездумными стеклянными глазами и стреляли во всё, что шевелится. Как в кино. Как в замедленном дурном кино! Выстрелы вязли в радужной плёнке защитного поля, каждый зрительский ряд накрыло своим щитом. Но плёнка прогибалась под выстрелами, дёргалась, и вдруг впереди на одном из рядов – порвалась. Началась паника, поднялся визг, кто-то из сийтов – тут и сийты были, оказывается! – взлетел под потолок и получил там своё, Ирина моргнула, отказываясь видеть, как падает вниз безжизненное тело, катится по проходу, подминая под себя хрупкие крылья. «Как у бабочки, – отстранённо отметило впавшее в какую-то столбнячную дурь сознание. – Крылья – как у бабочки…»
Прямо перед глазами пространство начало раздвигаться, выпуская ещё одну убийцу. И не раздвинулось до конца, зажало, стиснуло, перекрутило тело в алом шёлке, относительно не тронув лицо.
Ирина смотрела, отупело чувствуя, как усиливается звон в ушах. Её собственное лицо. Не выражающее ни-че-го! Ни ненависти, ни боли. Распахнутые пустые глаза, искривлённый рот и алая лента в коротких светлых волосах. Такая же, какую Ирина повязала себе, лента входила в комплект к заказанному костюму.
Система безопасности глушила пространственные переходы, но, очевидно, не все. Слишком много возникало проникновений, справиться со всеми оказалось невозможно. Рядом с неудавшимся прорывом вскрылся ещё один переход, выпуская биоробота с оружием в руках. Спиной к Ирине. У Ирины сдали нервы.
