Кружка лопнула у него в руке. Просто потому, что кофе принести для меня попросил Лилайон. Если бы другой кто-нибудь попросил, я бы спасибо сказала. А от Лилайона мне было нужно всего лишь одно.
Чтобы он сгинул.
Желательно, без следа.
Прошло ещё сколько-то времени. Я сидела с закрытыми глазами, отслеживая пространство паранормальным зрением. На удивление легко получалось, как будто недавняя встряска со спасением Нохораи не обессилела меня, как обычно это бывало, а перебросила вверх, на две-три ступени сразу. Я чувствовала всех, кто находился в здании. Вверху, внизу, рядом. Их сердца бились не в такт, рождая глухую ударную мелодию. Я могла бы остановить их все, не сдвинувшись с места. Я чувствовала. Но и то так же чувствовала, что остановить одно, конкретное, сердце, я не могу. Или – все. Или ни одного.
Обидно.
Вот избавила бы Вселенную от одного настырного любопытника, глядишь, впоследствии не пришлось бы разгребать создаваемые им проблемы, на которые он был мастер.
Но остальные-то мне ничего не сделали. Да, посадили в клетку, но я сама виновата. Незачем было валить те деревья. Помочь решила тому, кто в помощи моей нуждался, как коллапсар в стоп-сигнале. Помогла. Так помогла, что хоть головой о стенку.
А потом появилась она.
Высокая женщина в сером брючном костюме, холёная, очень красивая.
– Так, – сказала она с раздражением, – Кетам, ты в своём репертуаре. Опять? И, как всегда, в последний раз?
– Разумеется, Алла, – мило улыбнулся он, поднимаясь одним кошачьим движением, я бы, отсидев столько в такой позе, не смогла бы, а он – пожалуйста. – Ты пришла вызволить меня из этого гнусного узилища? Рад, коли так.
– Может, оставить как есть? – фыркнула женщина, упирая руку в бок.
– Я готов чистить канализационные фильтры твоего лан-лейрана, – смиренно выговорил Лилайон, но в глазах у него плясали черти.
Забавляется, известное дело. Эта Алла, наверное, имеет здесь какой-то, весьма ощутимый, вес. Лан-лейран – столица, Олегопетровск – столица Олегопетровского края, следовательно, Алла – губернатор? Алла Шихралиа, вспомнилось мне наконец-то полное имя. Оно упоминалось в ознакомительном ролике про Олегопетровск... Да, и лицо то же самое было в том видео, может быть, чуть моложе, и без такой спеси во взгляде, но то же самое лицо.
– Готов он, – покачала головой госпожа губернатор. – Думаешь, я допущу, чтобы канализационная система Олегопетровска оказалась поражена твоими подслушивающими устройствами? Но это – в последний раз, Кетам. В самый последний.
Его выпустили из клетки. Протекционизм в чистом виде, понятное дело. Личные связи. "В Олегопетровске живёт моя женщина", – сказал Лилайон мне тогда, на своей яхте. Наверное, это она и есть. Весело. Что у Альянса со Службой Безопасности, если такая связь не просто дозволяется, ею разрешено пользоваться в личных целях?
– Алла, небольшая просьба...
– Нет.
– Пожалуйста.
– Что такое? Ты сказал "пожалуйста"? – не поверила она.
– Могу повторить.
– Ну?
– Пожалуйста, девочку забери тоже. Её надо отвести в госпиталь к доктору Шелёпину. Сделай доброе дело, отвези.
Меня снова пробрало злостью, но сил уже не оставалось никаких. Надо было взять кофе, когда мне предлагали. Не взяла. Получи спад паранормальной активности, и не жалуйся. Сейчас меня можно было легко скрутить в колечко. Положим, всё же не голыми руками, а щипцами, со всеми предосторожностями. И тем не менее...
Почему молчал Артём? Я не знала, и не бралась догадываться. Он молчал, он на меня не смотрел, как будто я была пустым местом, как будто меня не было вовсе. Что скрывалось за этим? Почему?
Ответа не было.
– Энн, – обратился ко мне Лилайон, – не делайте глупостей. Вашей девочке нужна помощь, вам самой нужна помощь. Не упрямьтесь.
– Вы отвезёте меня в госпиталь? – спросила я.
– Да, – вместо него ответила госпожа Шихралиа.
Секунду я смотрела на неё, и, хоть у неё не было телепатического ранга, возникшая между нами связь через взгляды не позволила моей паранойе возродиться.
– Вы говорите правду, – кивнула я. – Благодарю.
Я перевела кроватку со спящей Нохораи в мобильный режим и потянула её за собой. А на выходе из отделения не выдержала, обернулась.
Артём не смотрел мне вслед, как я как боялась и, в глубине души, надеялась.
Почему?
Кажется, я произнесла это вслух.
– Идите уже, – поторопила меня госпожа Шихралиа.
И я шагнула через порог.
В представительской машине госпожи губернатора я забилась в угол как можно дальше от Лилайона. Прижимала к себе Нохораи, молчала. Это – враги. Один – вполне конкретный враг, а вторая – враг потому, что друг первого врага. Если б я могла покинуть Радуару прямо сейчас, я бы сделала это, не оглядываясь. Делить одну планету с Лилайоном оказалось выше моих сил.
В Федерации его уж точно не будет. Нигде, ни в каком виде, кроме как в мёртвом. Мёртвому Лилайону я бы ещё порадовалась, живому – никогда.
– Девочка, я смотрю, тебя «любит», Кетам, – хмыкнула госпожа губернатор, вольготно устраиваясь на центральном сиденье.
Лилайон обошёлся подушкой, которую сунул себе под седалище, устроившись прямо на полу.
– Я привык, – мирно ответил он на слова губернатора и вздохнул сокрушённо: – Когда-нибудь моя доброта меня погубит…
Я стиснула зубы и решила молчать. Что бы он ни говорил, как бы ни цеплял меня, я буду молчать! Я ему не подопытный биоматериал! Не на базе он у себя. Не на Кратасе!
– Любопытство тебя погубит, Кетам, – хмыкнула госпожа Шихралиа, – как ту кошку…
– Ну, уж прямо и любопытство…
– А зачем ты сунул башку в огонь? Ради чего? Погоди, дай угадаю – ради неё? Ради этой цыпочки? Ну, Кетам, не ожидала, что тебя на детей потянет!
– Гнусные наветы, – с достоинством выговорил Лилайон. – Ваше воображение, госпожа губернатор, достойно глубокого порицания.
Я тихо бесилась, слушая, как они между собой пикируются. Меня не брали в расчёт. Обо мне при мне говорили, как о чём-то. Об объекте каком-то. Зная прекрасно, что я понимаю язык. Всплыл архаичный термин из докосмической практики тёмных веков Таммееша: движимое имущество. В смысле, саарбатаменан, человек-собственность. В груди ворохнулась тяжёлая злоба. Я им покажу собственность! Пусть только сначала довезут.
Путь для правительственной машины был открыт и свободен в любое время суток. До госпиталя мы не просто доехали, считай – долетели на сверхсвете. Там нас уже встречали. Линда и доктор Шелёпин лично.
– На два слова, Энн, – сказал вдруг Лилайон, осторожно придерживая меня за плечо.
Я дёрнулась, он меня отпустил. Но его пальцы словно бы оставили пылающий след, я долго носила его на себе, всё никак оттереть не могла. Мне казалось, будто меня так и держат. Всё давным давно закончилось, а меня держат. Неприятное чувство.
– Не делайте этого, – очень серьёзно сказал мне Лилайон. – Очень вас прошу – не надо.
Я хотела его обматерить, язык, прямо скажем, чесался. Но своим вопросом он сбил меня с толку.
– Чего именно? – не выдержала я.
– Не уходите из профессии. У вас огромный потенциал; не лишайте науку чести держать в своих рядах вас. Через двадцать-тридцать лет вы станете учёным с галактическим именем, из тех, чьи имена на слуху у каждого.
– Ненавижу, – сказала я ему. – Ненавижу вас, Кетам, – я впервые назвала его по имени. – Я вас ненавижу! Ненавижу вас! Не подходите ко мне больше! Не прикасайтесь ко мне больше! Не трогайте меня больше! Понятно вам?
– Понятно, – пожал он плечами, внимательно меня рассматривая.
Опять! Опять этот, полный хищного интереса, взгляд! Я дёрнула ворот, задыхаясь:
– Отстаньте от меня! Оставьте меня в покое! Неужели это так трудно сделать?!
– Трудно, – кивнул Лилайон. – Вам будет трудно понять, Энн. Но вы мне любопытны.
– Ненавижу, – одними губами прошептала я.
Крик не передал бы моего состояния с той точностью, с какой справился с нелёгкой это задачей шёпот.
– И всё-таки, – твёрдо сказал Лилайон, – послушайте старого циника, знающего жизнь: не делайте этого.
Я покачала головой, чувствуя, что сейчас расплачусь. Потянула кроватку с Нохораи за собой, и пошла, не оглядываясь, к Линде и доктору Шелёпину. Взгляд Лилайона жёг мне спину, точно лазерный прицел. Но когда я не выдержала и обернулась, машины губернатора Шихралиа уже не было.
Нигде не было.
Уехала. Успела уехать.
И увезла с собой этого страшного типа.
Я очень надеялась, что навсегда.
– Вы слишком нервно реагируете, Энн, – укоризненно говорит мне Лилайон ак-лидан.
– Да, – я не спорю, с чем тут спорить, с фактом, что ли? – Угадаете с одного раза, почему?
– Пожалуй, да. Но ваша несдержанность стоила мне системы климат-контроля в одной отдельно взятой релакс-зоне… не говоря уже о прочем.
– О прочем?
– А вы себе только представьте, Энн. Мы сейчас – в космосе. Даже больше скажу, в GV-канале. Теперь представьте, что с нами случилось бы, если бы ваша паранорма вскрыла яхту изнутри как консервную банку.
– Ой…
Я слишком живо представляю себе последствия. По Галактике ходят легенды о вывернутых наизнанку кораблях с останками пассажиров и экипажа в том же, вывернутом, виде – это случается, если судно по каким-то причинам повреждается в момент перехода и, опять же, по причинам невыясненным, его всё-таки выбрасывает в нормальный космос. Что из этого правда, а что нет, трудно разобраться. Носители разума любят приукрашивать. А часть из оных носителей – вешать гриф «секретно, перед прочтением сжечь» на по-настоящему страшные факты.
– Ой, – кивает мне Лилайон. – Вот именно что – ой… Впрочем, мы живы. И, пока живы, нужно заняться ремонтом. Иначе вам придётся худо уже через несколько часов…
Это он прав, в помещении уже начала подниматься температура. Как они живут в таком пекле? Судя по всему, живут прекрасно. Тогда я ещё не знала, что диапазон комфортных температур для ольра намного шире, чем для нас, а уж для таких тренированных по специальным программам, как Лилайон, подавно. Он мог прекрасно жить в наших условиях. Я, – в комфортных для него, – нет.
– А прививку вы сделаете себе сами, Энн. Надо.
Инъектор – в открытой коробочке, целый и невредимый. И чем дольше смотрю на него, тем хуже мне становится. Никакого самоконтроля, только страх. Ужас Разъедающий душу кошмар.
Я с криком вскинулась на собственной постели. Поморгала, соображая, где я… Да в коттедже своём, в жилом городке при госпитале Олегопетровска. Радуара. Радуарский Альянс.
– Опять кошмар? – сочувственно сказала Линда, беря меня за руку.
Её горячее, сухое прикосновение, исполненное паранормальной силы, подействовало: я сумела взять себя в руки.
– Что тебе снилось?
– Ты не видела?
– Нет… Расскажи. Даже – покажи, тебе необходимо тренировать телепатическую составляющую своей паранормы…
Ночью, очнувшись в холодном поту после кошмара, – именно так. Эмоциональное равновесие работает прекрасным ментальным щитом, его можно сбить извне, доводя жертву предстоящего взлома до белого каления – через испуг, злость, ярость, страх. Но есть и другой путь: осознанное управление через положенные третьему рангу протоколы, их внедряют в сознание после прохождения ранжирующего психотренинга.
Но если не пользоваться ими с достаточной регулярностью, навык утрачивается. Можешь потерять всё, что с таким трудом было обретено.
Так что Линда увидела всё, что так ярко мне вспомнилось. Как Лилайон чинил блок системы климат-контроля, а я подавала ему инструменты. Как он рассказывал о какой-то похожей ситуации, в которую попал по собственной глупости, и наши его едва не взяли. Деваться было некуда, сидел в подбитом курьерском кораблике, прятался в астероидном поле, всё накрылось железным деревом – по его собственному выражению! Всё, значит, всё, включая систему жизнеобеспечения. Сидел и мыслью не шевелил, чтобы телепаты не засекли нетипичную для этого участка пространства ментальную активность. Корабль остывал, отдавая космосу последнее тепло. Ещё немного, спасаться станет некому.
«Как же вы выжили?» – спросила я тогда.
На что он пожал плечами и ответил: «Жить хотел, вот и выжил. Но я много лет ждал случая похвастаться, не могу удержаться. Полагаю, полковнику Шанвирмиснови приятно будет узнать, что это я сделал её тогда в пространстве Новой России!»
– Какой! – качая головой, сказала Линда. – Тот тип, что разговаривал с тобой у машины – это был он?
– Да, – кивнула я, растирая ледяными пальцами лицо.
Хотелось стряхнуть, отбросить от себя пережитое. Может быть, даже вместе с кожей… Линда аккуратно придержала меня за запястья. Я кивнула, благодаря.
– Но я вот что думаю, – сказала она. – Тот момент, где он просил тебя о паранормальном исцелении…
– Нет, нет, – замотала я головой, – не хочу вспоминать, не сегодня, не сейчас!
– Тише, тише… Сегодня и не надо… Просто я его видела, понимаешь? Не стыкуется такая просьба с тем, что я увидела. И с тем, что о нём уже от тебя узнала.
– Ты думаешь… – начала было я, и осеклась.
– Может быть, у него действительно установился односторонний телепатический раппорт с тобой, когда ты была в том скафандре, – задумчиво выговорила доктор Римануой. – А может быть, и нет. Найти выброшенное в космос тело не так сложно, как кажется. Особенно если на скафандре дополнительно – заранее! – установлен маячок.
– Так он врал, что ли?
– Конечно, врал! – горячо воскликнула Линда. – Ну, конечно, врал! Ему надо было как-то зафиксировать твою работу… наверное, есть у них такие приборы… а может, приборчик был уникальный, экспериментальный… не знаю. Но ты думала, что искренне помогаешь ему. Из благодарности за спасение. А он…
– Ненавижу! – выдохнула я сквозь слёзы. – Ненавижу сволочь такую!
– Завтра утром будем разговаривать с Шанвирмиснови, – серьёзно предупредила Линда. – Тебе придётся вспомнить всё, касающееся этого эпизода.
– Господи, опять…
Она ласково погладила меня ладонью по волосам. Совсем как мама. Мама Толла, имею в виду. Вообще, у них внезапно обнаружилось немало общего. Линда Римануой заботилась обо мне почти так же. Удивительно даже, как это мы с нею ссорились когда-то. Какой глупостью это было. Как всё изменилось сейчас.
– Кофе? – предложила она.
– А заснуть потом получится? – засомневалась я.
– Получится, я знаю один паттерн. Покажу, пригодится. Пошли.
И мы пошли на пищеблок, готовить кофе. Попутно я заглянула к Нохораи: девочка спала в обнимку с плюшевой зверушкой, золотистые кудри разметались по подушке. И ничего нехорошего в её ауре больше не светилось.
Кажется, в олегопетровском околотке произошёл последний всплеск.
Прогерия, вызванная перенесённой в утробе матери зеркальной лихорадкой, ушла навсегда.
Наутро ко мне на терминал пришёл вердикт местной правоохранительной системы. Смешно, она называлась тут точно так же, как в Федерации – «Арбитраж». Хотя, если вдуматься, исполняла те же функции, и почему бы не назвать так же. Вот только, в отличие от федеральной, на Радуаре были свои особенности.
Во-первых, приговор меня умилил. Депортация с планеты, Севину, Шанвирмиснови и мне, первым двоим – пожизненная, мне на три года. Лилайон же типа искупил своё недостойное поведение сидением в полицейском участке временным интервалом аж в одну целую ночь. Ей-право, даже штраф ему не выписали. Логика? Справедливость? Вы шутите. Ольры – наши друзья до гроба, а федералы – ублюдки, вот и вся логика, вся справедливость.
Чтобы он сгинул.
Желательно, без следа.
Прошло ещё сколько-то времени. Я сидела с закрытыми глазами, отслеживая пространство паранормальным зрением. На удивление легко получалось, как будто недавняя встряска со спасением Нохораи не обессилела меня, как обычно это бывало, а перебросила вверх, на две-три ступени сразу. Я чувствовала всех, кто находился в здании. Вверху, внизу, рядом. Их сердца бились не в такт, рождая глухую ударную мелодию. Я могла бы остановить их все, не сдвинувшись с места. Я чувствовала. Но и то так же чувствовала, что остановить одно, конкретное, сердце, я не могу. Или – все. Или ни одного.
Обидно.
Вот избавила бы Вселенную от одного настырного любопытника, глядишь, впоследствии не пришлось бы разгребать создаваемые им проблемы, на которые он был мастер.
Но остальные-то мне ничего не сделали. Да, посадили в клетку, но я сама виновата. Незачем было валить те деревья. Помочь решила тому, кто в помощи моей нуждался, как коллапсар в стоп-сигнале. Помогла. Так помогла, что хоть головой о стенку.
А потом появилась она.
Высокая женщина в сером брючном костюме, холёная, очень красивая.
– Так, – сказала она с раздражением, – Кетам, ты в своём репертуаре. Опять? И, как всегда, в последний раз?
– Разумеется, Алла, – мило улыбнулся он, поднимаясь одним кошачьим движением, я бы, отсидев столько в такой позе, не смогла бы, а он – пожалуйста. – Ты пришла вызволить меня из этого гнусного узилища? Рад, коли так.
– Может, оставить как есть? – фыркнула женщина, упирая руку в бок.
– Я готов чистить канализационные фильтры твоего лан-лейрана, – смиренно выговорил Лилайон, но в глазах у него плясали черти.
Забавляется, известное дело. Эта Алла, наверное, имеет здесь какой-то, весьма ощутимый, вес. Лан-лейран – столица, Олегопетровск – столица Олегопетровского края, следовательно, Алла – губернатор? Алла Шихралиа, вспомнилось мне наконец-то полное имя. Оно упоминалось в ознакомительном ролике про Олегопетровск... Да, и лицо то же самое было в том видео, может быть, чуть моложе, и без такой спеси во взгляде, но то же самое лицо.
– Готов он, – покачала головой госпожа губернатор. – Думаешь, я допущу, чтобы канализационная система Олегопетровска оказалась поражена твоими подслушивающими устройствами? Но это – в последний раз, Кетам. В самый последний.
Его выпустили из клетки. Протекционизм в чистом виде, понятное дело. Личные связи. "В Олегопетровске живёт моя женщина", – сказал Лилайон мне тогда, на своей яхте. Наверное, это она и есть. Весело. Что у Альянса со Службой Безопасности, если такая связь не просто дозволяется, ею разрешено пользоваться в личных целях?
– Алла, небольшая просьба...
– Нет.
– Пожалуйста.
– Что такое? Ты сказал "пожалуйста"? – не поверила она.
– Могу повторить.
– Ну?
– Пожалуйста, девочку забери тоже. Её надо отвести в госпиталь к доктору Шелёпину. Сделай доброе дело, отвези.
Меня снова пробрало злостью, но сил уже не оставалось никаких. Надо было взять кофе, когда мне предлагали. Не взяла. Получи спад паранормальной активности, и не жалуйся. Сейчас меня можно было легко скрутить в колечко. Положим, всё же не голыми руками, а щипцами, со всеми предосторожностями. И тем не менее...
Почему молчал Артём? Я не знала, и не бралась догадываться. Он молчал, он на меня не смотрел, как будто я была пустым местом, как будто меня не было вовсе. Что скрывалось за этим? Почему?
Ответа не было.
– Энн, – обратился ко мне Лилайон, – не делайте глупостей. Вашей девочке нужна помощь, вам самой нужна помощь. Не упрямьтесь.
– Вы отвезёте меня в госпиталь? – спросила я.
– Да, – вместо него ответила госпожа Шихралиа.
Секунду я смотрела на неё, и, хоть у неё не было телепатического ранга, возникшая между нами связь через взгляды не позволила моей паранойе возродиться.
– Вы говорите правду, – кивнула я. – Благодарю.
Я перевела кроватку со спящей Нохораи в мобильный режим и потянула её за собой. А на выходе из отделения не выдержала, обернулась.
Артём не смотрел мне вслед, как я как боялась и, в глубине души, надеялась.
Почему?
Кажется, я произнесла это вслух.
– Идите уже, – поторопила меня госпожа Шихралиа.
И я шагнула через порог.
В представительской машине госпожи губернатора я забилась в угол как можно дальше от Лилайона. Прижимала к себе Нохораи, молчала. Это – враги. Один – вполне конкретный враг, а вторая – враг потому, что друг первого врага. Если б я могла покинуть Радуару прямо сейчас, я бы сделала это, не оглядываясь. Делить одну планету с Лилайоном оказалось выше моих сил.
В Федерации его уж точно не будет. Нигде, ни в каком виде, кроме как в мёртвом. Мёртвому Лилайону я бы ещё порадовалась, живому – никогда.
– Девочка, я смотрю, тебя «любит», Кетам, – хмыкнула госпожа губернатор, вольготно устраиваясь на центральном сиденье.
Лилайон обошёлся подушкой, которую сунул себе под седалище, устроившись прямо на полу.
– Я привык, – мирно ответил он на слова губернатора и вздохнул сокрушённо: – Когда-нибудь моя доброта меня погубит…
Я стиснула зубы и решила молчать. Что бы он ни говорил, как бы ни цеплял меня, я буду молчать! Я ему не подопытный биоматериал! Не на базе он у себя. Не на Кратасе!
– Любопытство тебя погубит, Кетам, – хмыкнула госпожа Шихралиа, – как ту кошку…
– Ну, уж прямо и любопытство…
– А зачем ты сунул башку в огонь? Ради чего? Погоди, дай угадаю – ради неё? Ради этой цыпочки? Ну, Кетам, не ожидала, что тебя на детей потянет!
– Гнусные наветы, – с достоинством выговорил Лилайон. – Ваше воображение, госпожа губернатор, достойно глубокого порицания.
Я тихо бесилась, слушая, как они между собой пикируются. Меня не брали в расчёт. Обо мне при мне говорили, как о чём-то. Об объекте каком-то. Зная прекрасно, что я понимаю язык. Всплыл архаичный термин из докосмической практики тёмных веков Таммееша: движимое имущество. В смысле, саарбатаменан, человек-собственность. В груди ворохнулась тяжёлая злоба. Я им покажу собственность! Пусть только сначала довезут.
Путь для правительственной машины был открыт и свободен в любое время суток. До госпиталя мы не просто доехали, считай – долетели на сверхсвете. Там нас уже встречали. Линда и доктор Шелёпин лично.
– На два слова, Энн, – сказал вдруг Лилайон, осторожно придерживая меня за плечо.
Я дёрнулась, он меня отпустил. Но его пальцы словно бы оставили пылающий след, я долго носила его на себе, всё никак оттереть не могла. Мне казалось, будто меня так и держат. Всё давным давно закончилось, а меня держат. Неприятное чувство.
– Не делайте этого, – очень серьёзно сказал мне Лилайон. – Очень вас прошу – не надо.
Я хотела его обматерить, язык, прямо скажем, чесался. Но своим вопросом он сбил меня с толку.
– Чего именно? – не выдержала я.
– Не уходите из профессии. У вас огромный потенциал; не лишайте науку чести держать в своих рядах вас. Через двадцать-тридцать лет вы станете учёным с галактическим именем, из тех, чьи имена на слуху у каждого.
– Ненавижу, – сказала я ему. – Ненавижу вас, Кетам, – я впервые назвала его по имени. – Я вас ненавижу! Ненавижу вас! Не подходите ко мне больше! Не прикасайтесь ко мне больше! Не трогайте меня больше! Понятно вам?
– Понятно, – пожал он плечами, внимательно меня рассматривая.
Опять! Опять этот, полный хищного интереса, взгляд! Я дёрнула ворот, задыхаясь:
– Отстаньте от меня! Оставьте меня в покое! Неужели это так трудно сделать?!
– Трудно, – кивнул Лилайон. – Вам будет трудно понять, Энн. Но вы мне любопытны.
– Ненавижу, – одними губами прошептала я.
Крик не передал бы моего состояния с той точностью, с какой справился с нелёгкой это задачей шёпот.
– И всё-таки, – твёрдо сказал Лилайон, – послушайте старого циника, знающего жизнь: не делайте этого.
Я покачала головой, чувствуя, что сейчас расплачусь. Потянула кроватку с Нохораи за собой, и пошла, не оглядываясь, к Линде и доктору Шелёпину. Взгляд Лилайона жёг мне спину, точно лазерный прицел. Но когда я не выдержала и обернулась, машины губернатора Шихралиа уже не было.
Нигде не было.
Уехала. Успела уехать.
И увезла с собой этого страшного типа.
Я очень надеялась, что навсегда.
ГЛАВА 3
– Вы слишком нервно реагируете, Энн, – укоризненно говорит мне Лилайон ак-лидан.
– Да, – я не спорю, с чем тут спорить, с фактом, что ли? – Угадаете с одного раза, почему?
– Пожалуй, да. Но ваша несдержанность стоила мне системы климат-контроля в одной отдельно взятой релакс-зоне… не говоря уже о прочем.
– О прочем?
– А вы себе только представьте, Энн. Мы сейчас – в космосе. Даже больше скажу, в GV-канале. Теперь представьте, что с нами случилось бы, если бы ваша паранорма вскрыла яхту изнутри как консервную банку.
– Ой…
Я слишком живо представляю себе последствия. По Галактике ходят легенды о вывернутых наизнанку кораблях с останками пассажиров и экипажа в том же, вывернутом, виде – это случается, если судно по каким-то причинам повреждается в момент перехода и, опять же, по причинам невыясненным, его всё-таки выбрасывает в нормальный космос. Что из этого правда, а что нет, трудно разобраться. Носители разума любят приукрашивать. А часть из оных носителей – вешать гриф «секретно, перед прочтением сжечь» на по-настоящему страшные факты.
– Ой, – кивает мне Лилайон. – Вот именно что – ой… Впрочем, мы живы. И, пока живы, нужно заняться ремонтом. Иначе вам придётся худо уже через несколько часов…
Это он прав, в помещении уже начала подниматься температура. Как они живут в таком пекле? Судя по всему, живут прекрасно. Тогда я ещё не знала, что диапазон комфортных температур для ольра намного шире, чем для нас, а уж для таких тренированных по специальным программам, как Лилайон, подавно. Он мог прекрасно жить в наших условиях. Я, – в комфортных для него, – нет.
– А прививку вы сделаете себе сами, Энн. Надо.
Инъектор – в открытой коробочке, целый и невредимый. И чем дольше смотрю на него, тем хуже мне становится. Никакого самоконтроля, только страх. Ужас Разъедающий душу кошмар.
Я с криком вскинулась на собственной постели. Поморгала, соображая, где я… Да в коттедже своём, в жилом городке при госпитале Олегопетровска. Радуара. Радуарский Альянс.
– Опять кошмар? – сочувственно сказала Линда, беря меня за руку.
Её горячее, сухое прикосновение, исполненное паранормальной силы, подействовало: я сумела взять себя в руки.
– Что тебе снилось?
– Ты не видела?
– Нет… Расскажи. Даже – покажи, тебе необходимо тренировать телепатическую составляющую своей паранормы…
Ночью, очнувшись в холодном поту после кошмара, – именно так. Эмоциональное равновесие работает прекрасным ментальным щитом, его можно сбить извне, доводя жертву предстоящего взлома до белого каления – через испуг, злость, ярость, страх. Но есть и другой путь: осознанное управление через положенные третьему рангу протоколы, их внедряют в сознание после прохождения ранжирующего психотренинга.
Но если не пользоваться ими с достаточной регулярностью, навык утрачивается. Можешь потерять всё, что с таким трудом было обретено.
Так что Линда увидела всё, что так ярко мне вспомнилось. Как Лилайон чинил блок системы климат-контроля, а я подавала ему инструменты. Как он рассказывал о какой-то похожей ситуации, в которую попал по собственной глупости, и наши его едва не взяли. Деваться было некуда, сидел в подбитом курьерском кораблике, прятался в астероидном поле, всё накрылось железным деревом – по его собственному выражению! Всё, значит, всё, включая систему жизнеобеспечения. Сидел и мыслью не шевелил, чтобы телепаты не засекли нетипичную для этого участка пространства ментальную активность. Корабль остывал, отдавая космосу последнее тепло. Ещё немного, спасаться станет некому.
«Как же вы выжили?» – спросила я тогда.
На что он пожал плечами и ответил: «Жить хотел, вот и выжил. Но я много лет ждал случая похвастаться, не могу удержаться. Полагаю, полковнику Шанвирмиснови приятно будет узнать, что это я сделал её тогда в пространстве Новой России!»
– Какой! – качая головой, сказала Линда. – Тот тип, что разговаривал с тобой у машины – это был он?
– Да, – кивнула я, растирая ледяными пальцами лицо.
Хотелось стряхнуть, отбросить от себя пережитое. Может быть, даже вместе с кожей… Линда аккуратно придержала меня за запястья. Я кивнула, благодаря.
– Но я вот что думаю, – сказала она. – Тот момент, где он просил тебя о паранормальном исцелении…
– Нет, нет, – замотала я головой, – не хочу вспоминать, не сегодня, не сейчас!
– Тише, тише… Сегодня и не надо… Просто я его видела, понимаешь? Не стыкуется такая просьба с тем, что я увидела. И с тем, что о нём уже от тебя узнала.
– Ты думаешь… – начала было я, и осеклась.
– Может быть, у него действительно установился односторонний телепатический раппорт с тобой, когда ты была в том скафандре, – задумчиво выговорила доктор Римануой. – А может быть, и нет. Найти выброшенное в космос тело не так сложно, как кажется. Особенно если на скафандре дополнительно – заранее! – установлен маячок.
– Так он врал, что ли?
– Конечно, врал! – горячо воскликнула Линда. – Ну, конечно, врал! Ему надо было как-то зафиксировать твою работу… наверное, есть у них такие приборы… а может, приборчик был уникальный, экспериментальный… не знаю. Но ты думала, что искренне помогаешь ему. Из благодарности за спасение. А он…
– Ненавижу! – выдохнула я сквозь слёзы. – Ненавижу сволочь такую!
– Завтра утром будем разговаривать с Шанвирмиснови, – серьёзно предупредила Линда. – Тебе придётся вспомнить всё, касающееся этого эпизода.
– Господи, опять…
Она ласково погладила меня ладонью по волосам. Совсем как мама. Мама Толла, имею в виду. Вообще, у них внезапно обнаружилось немало общего. Линда Римануой заботилась обо мне почти так же. Удивительно даже, как это мы с нею ссорились когда-то. Какой глупостью это было. Как всё изменилось сейчас.
– Кофе? – предложила она.
– А заснуть потом получится? – засомневалась я.
– Получится, я знаю один паттерн. Покажу, пригодится. Пошли.
И мы пошли на пищеблок, готовить кофе. Попутно я заглянула к Нохораи: девочка спала в обнимку с плюшевой зверушкой, золотистые кудри разметались по подушке. И ничего нехорошего в её ауре больше не светилось.
Кажется, в олегопетровском околотке произошёл последний всплеск.
Прогерия, вызванная перенесённой в утробе матери зеркальной лихорадкой, ушла навсегда.
Наутро ко мне на терминал пришёл вердикт местной правоохранительной системы. Смешно, она называлась тут точно так же, как в Федерации – «Арбитраж». Хотя, если вдуматься, исполняла те же функции, и почему бы не назвать так же. Вот только, в отличие от федеральной, на Радуаре были свои особенности.
Во-первых, приговор меня умилил. Депортация с планеты, Севину, Шанвирмиснови и мне, первым двоим – пожизненная, мне на три года. Лилайон же типа искупил своё недостойное поведение сидением в полицейском участке временным интервалом аж в одну целую ночь. Ей-право, даже штраф ему не выписали. Логика? Справедливость? Вы шутите. Ольры – наши друзья до гроба, а федералы – ублюдки, вот и вся логика, вся справедливость.
