На первичный отчёт уйдёт немало часов… но оно того стоит.
– Какова гарантия, что вы справитесь, уважаемая Лада? – спросила Софрау Алашен.
Она сохраняла поразительное спокойствие. Как будто вовсе не ей угрожала скорая гибель от смертельной болезни. Как будто не от неё отказались все врачи планеты, и человеческие и Чужие, признав безнадёжным случаем.
– Никакой, – Лада не могла врать этой удивительной женщине. – Но шанс есть…
– Вы унаследовали мощь вашего отца в полной мере? – спросила Софрау.
– Я – врач. Я не умею прожигать взглядом стены, если вы об этом…
– Оу, нет, – мягко возразила Чужая. – Стены – прах, поверьте. Я спрашиваю не о стенах!
– О чём же? – не поняла Лада.
– О том, что у нас зовётся а-соувергормайам, вариацией реальностей.
Ладу словно прошило насквозь ударом электрического тока. На неё снова дохнула Вечность, от которой она с детства пряталась в строгие правила и рамки инструкций. Но – почему сейчас? Почему забытое ожило именно сейчас? На миг возникло дикое ощущение падения сквозь бездну, и тут же пропало, но послевкусие оставило дрожь в пальцах. И Лада постаралась взять себя в руки.
– Я не понимаю, о чём вы говорите, простите, – тихо сказала девушка.
Смотреть в глаза Софрау Алашен после такого ответа стало совсем невыносимо. Лада не выдержала, отвела взгляд. И услышала добивающее:
– Жаль, если так.
– Софрау а-свери, я же вас просил, – укоризненно выговорил Олег Ольгердович.
– Мои извинения, – с достоинством кивнула она.
Но никакого раскаяния в голосе не прозвучало. Тонкая понимающая улыбка, внимательный, оценивающий взгляд, напряжение, почти грозовое… Ладе стало не по себе.
Чужие взрослеют примерно так же, как и люди. Но, видно, как и у людей, бывали исключения и у них. Одарённые дети, дети с высоким индексом интеллектуального развития, те, кого принято называть вундеркиндами…
Софрау Алашен, похоже, была из таких. Судя по диагностике, ей недавно исполнилось двадцать два года, но вела она себя совсем не как юная девушка. Царские манеры, острый ум, какой-то сильный подвох во всём, что касалось Олега Ольгердовича. Как будто наставник, несмотря на возраст, опыт, первый телепатический ранг и высокий интеллект, сестре Умвераля проигрывает, причём с разгромным счётом. И он это понимает, и она это понимает, и все вокруг понимают, включая врача, чья кислая рожа не вызывала ровно никакого энтузиазма насчёт дальнейшего сотрудничества.
Лада активировала терминал:
– Мне нужно заполнить форму, это займёт какое-то время. Пожалуйста, не уходите, уважаемая госпожа Алашен…
– Зовите меня по имени, пожалуйста, – с улыбкой предложила Чужая.
Лада вопросительно посмотрела на Олега Ольгердовича. То, что пациентка не из простых, ясно было давно. А можно ли звать птиц такого высокого полёта просто по имени? Даже если они сами предлагают.
– Софрау а-свери, так будет лучше, – подсказал наставник.
– А-свери – это титул? – осторожно поинтересовалась Лада.
– Можно сказать и так, – тонко улыбнулась Чужая. – И титул, и должность, и что-то ещё… У людей нет прямого аналога. Но я изучала вашу историю. Когда-то, в докосмическую эпоху, на вашей материнской планете существовали короли. Императоры. Они передавали… – она покрутила в воздухе пальцами, вспоминая нужное слово, – трон. Верно? Да, передавали по наследству своим детям. Вот только у нас наследие Старших проявляет себя не у каждого потомка. Титул – и должность! – получает лишь тот, кто становится корнем рода…
– Без обучения? – спросила Лада. – Потомки наших королей, скажем так, не всегда годились в правители…
– Разница между нашими расами в том, что вы, люди, начинаете с чистого листа, – пояснила Софрау терпеливо. – Ваших детей приходится учить буквально всему. Как держать ложку, надевать одежду, даже – говорить и разумно мыслить. Если вашего ребёнка принципиально ничему не учить, рассудочная деятельность останется у него на очень низком уровне. После определённого возраста такой ребёнок уже никогда не сможет вернуться в социум полноценной личностью. Удивительный факт, как подумаешь. Но нам уже встречались беспамятные расы раньше, поэтому то, что вы совершенно не помните ни своего отца, ни его поступков, не вызывает удивления.
«Кто здесь пациент, она или я?» Лада стиснула зубы, чувствуя себя отпрепарированной лягушкой. Зарезали, освежевали и сейчас зальют ещё трепещущие части формалином…
– Софрау а-свери, – Олег Ольгердович слегка повысил голос, напоминая об уговоре.
– Я знаю, знаю, – подняла она ладони. – Я помню. Но это нужно было сказать не для того, чтобы чем-то задеть вас, уважаемая Лада. Если задело, приношу извинения. Я говорю для моего брата. Он плохо понимает людей. Он не верит.
Лада быстро взглянула на Умвераля. Он мгновенно надел на лицо каменную маску, но что-то там мелькнуло такое, неуловимое. Была бы телепатическая паранорма… хотя у него же защита, чем бы телепатия помогла…
Олегу Ольгердовичу объяснение не понравилось. Но формально прицепиться было не к чему, а хитрая ответная улыбочка не в счёт. Лада подавила вспышку злости, которую уже по счёту, и взялась старательно заполнять форму.
В паранормальной медицине давно уже был выработан стандарт безопасности, по которому проводились коррекции. Отступления от стандарта могли позволить себе лишь опытные доктора, и то, с ограничениями. Каждый запрет, каждое правило писались кровью целителей, не вытянувших пациента. Конфликт между долгом, повелевавшем заботиться о своей безопасности в первую очередь, и совестью особенно сильно бил по юным, едва познавшим сладость собственной мощи. Как это, не спасти больного?! Спасать надо в любом случае же! Но скольких ты сможешь спасти после того, как надорвёшься на безнадёжном случае и умрёшь не самой приятной смертью?
Безнадёжными, не подлежащими паранормальной коррекции ни в коем случае, случаями признавались практически все генетические нарушения, – Лада радовалась, что у Софрау Алашен с генами всё в порядке. Неприятно и больно сознавать собственное бессилие; здесь случай был сложным, очень сложным, но не безнадёжным.
– Простите, можно мне взглянуть?
– Вы не поймёте, – мягко сказала Лада.
– И всё же.
Лада развернула экран. На взгляд необученного человека скан пациента казался переплетением толстых и тонких разноцветных линий: сухая проекция паранормального зрения на медицинский визуализатор.
– Вот характерные для вашего заболевания пики, – показала Лада. – Я уже встречала похожие…
– Успешно излечивали?
– Не всегда, – честно призналась Лада. – Мне нужна консультация с другими, более опытными, целителями, одна я могу не справиться. Мне нужны наблюдения за похожими случаями у ваших соплеменников. Я ведь работала до сегодняшнего дня только с людьми.
– Мой скан отличается от человеческого?
– Разумеется, – кивнула Лада. – Видите, у меня здесь даже нет шаблона, пришлось перевести терминал в режим «свободная графика». А ещё, судя по насыщенности вот этих и этих областей, у вас может начаться кризис в ближайшее время. И я бы хотела в этот момент оказаться рядом с вами. То есть, не тратить время на согласования, разрешения и…
– … и дорогу ко мне, – подсказала Софрау, и обернулась на брата.
– Через какое время наступит этот самый кризис? – хмуро поинтересовался тот.
– Не могу сказать точно, – развела ладонями Лада. – От семи до пятидесяти дней. В этом интервале. Точнее я, увы, сказать не могу. Вы можете лечь к нам в больницу…
– Исключено, – категорично отрезал Умвераль.
– Тогда обеспечьте мне доступ, – Лада свернула экран.
– Я полагал, вы проведёте коррекцию прямо сейчас…
– Нет, что вы, – ответила Лада. – Это невозможно.
– Но я видел сам, как ваши целители одним пассом ладони сращивают самые страшные переломы!
– Перелом, особенно свежий, не представляет особой сложности, – ответила Лада. – Здесь существуют наработанные, проверенные за столетие использования, схемы, их изучают все, имеющие паранорму по психокинетическому спектру, не только врачи. Срастить кость пострадавшей конечности способен даже школьник. При условии, что у пациента нет болезни «хрустального человека». Каковая является генетическим нарушением, запрещена к паранормальному воздействию любой степени и довольно успешно лечится традиционными методами. Онкология – вопрос уже совсем другой. Да и сломанную спину я бы школьнику уже не доверила...
– Мы найдём приемлемый вариант, – сказала Софрау Алашен, вставая.
Приём окончен, поняла Лада. Королева изволит покинуть помещение и желает, чтобы все остальные тоже отсюда куда-нибудь испарились.
Назад Лада и Олег Ольгердович возвращались без сопровождения. Чужой лес остался позади, Лада ощущала его паранормальным чувством как больное пятно в общем фоне планеты. Человеческий город впереди, впрочем, выглядел хуже. Даже не больной, а чужой этому миру полностью.
Вот почему такие проблемы с адаптацией. Вот откуда столько мертворождённых или больных младенцев. Несоответствие местному фону. Система «ключ-замок» не работает, потому что «ключ» – люди – не подходит к «замку» – планете. А как это исправить, вариантов всего два.
Либо ключ подгонять под форму замка. Либо замок под ключ. Чужие пошли по первому варианту. Люди, как ни странно это осознавать, по второму. При развитой биоинженерии. При принципиальной готовности – и возможности! – менять геном, подстраивая себя под окружающую среду.
Или что-то с Человечеством случилось за эти двадцать лет? Что? Лада не находила ответа. Но она чувствовала, что это как-то связано. Что выжить в одиночку здесь не получится ни у одной из рас… И ключом к будущему была Софрау Алашен.
Множество вероятностей открывалось при паранормальном восприятии. Множество дорог, и на большинстве из них Лада видела труп Софрау или свой собственный труп, а за ними – всепожирающее слепящее пламя взаимной войны на истребление.
Как пройти по тонкой грани и не свалиться в пропасть, полную адова огня?
Лада где-то даже понимала отца. Он видел намного больше. И точно так же ничего не мог изменить. Или мог, но боялся навредить ещё больше. Или надеялся со временем найти какой-то другой, отдельный от базовых вариантов, путь…
– Что такое вариация реальностей, Олег Ольгердович? – спросила Лада, отвлекаясь от собственных мыслей.
Он помолчал, потом ответил – с досадой, неохотно, но всё же ответил ей:
– Лучше бы тебе не знать…
– Я имею право знать! – возразила она.
– Мы так не думаем.
Мы. Когда перворанговый говорит «мы», это означает, что через него говорит с тобой вся инфосфера либо та её часть, что посчитала нужным с тобой заговорить.
– Вы боитесь, что я сорвусь как мой отец. Не так ли? Но этого не будет!
– Тимофей Флаконников когда-то считал точно так же.
– Он не учился на врача! Тогда вообще мало что было известно о таких паранормах. Не было обучающих программ, да чёрт возьми, ничего не было!
– Тимофей прошёл военную подготовку. Тогда, если ты помнишь уроки истории, на Старой Земле шла война между Союзом Стран Северо-Восточного региона и Лигой Южных Территорий. Так что контролем над своей мощью он владел в полной мере. Мы не знаем, когда именно что-то пошло не так. С какого дня изменения стали необратимыми. Ты можешь повторить этот путь, Лада.
– Я не… – начала было она.
И замолчала. Она вдруг очень остро поняла, что почти не помнит детства. Не помнит маму, бабушку и деда. Знает их по фотографиям и по записям, но не помнит совсем.
У генномодифицированных целителей и пирокинетиков паранорма включается после четырнадцати лет, плюс-минус полгода-год. Тогда, когда уже есть разум, и в этот разум уже вдолблены правила безопасности и инструкции, что делать, когда, например, твоя ладонь превращается в огненный шар. Спонтанно включившийся дар – головная и зубная боль всех, кто имеет с ним дело. Особенно если такое случается с ребёнком.
Доверите пятилетнему малышу ядерную бомбу? А пистолет?
– Почему ты закрылась во время диагностики? Очень оригинальным способом, мы оценили. Ментальное зеркало в сочетании с отражённым от защиты Чужих потоком. Откуда ты знаешь об этом приёме?
– А почему вы вмешались, Олег Ольгердович? – сердито спросила Лада. – Или даже не столько вы сами, учитель, сколько вы! Остальные! Я видела решение! А вы запретили мне рассматривать его!
– Ты могла бы сгореть…
– Не сгорела же!
– А откуда нам было об этом знать? Мы не умеем провидеть будущее. Предсказать, исходя из логического анализа текущих и прошлых событий – да, но не провидеть.
Лада стушевалась. Стала смотреть в окно, машина как раз закладывала вираж над Столицей.
Центральный купол, охваченный внешними Кольцами, каждое из которых представляло собой набор автономных куполов-модулей с переходными галереями между ними, транспортными, пешеходными, с туннелями вспомогательных служб. И оранжевое солнце, расплескавшее закат по изломанному горизонту. Там, на западе, поднимались к чужому небу чёрные вершины гор, туда уходила дорога, ведущая к дальним поселениям, а от них – на северо-запад, в Олегопетровск, второй по величине город, выстроенный людьми в этом чужом мире. За Олегопетровском, насколько Лада помнила карту планеты, начинались уже владения Чужих.
Километров так двести от города. Может быть, чуть меньше…
– Лада, – Олег Ольгердович осторожно коснулся пальцами её руки. – Софрау Алашен очень важна для нас. На ней многое завязано, очень многое. На сегодняшний день она – единственный мостик, который связывает оба наших народа. Но если ты увидишь, что не справляешься… Если всё безнадёжно… если тебе будет грозить срыв… остановись! Твоя жизнь дороже.
– Из-за моего отца? – спросила Лада, не оборачиваясь.
– Из-за тебя самой. Ты отличный врач и способна лечить большинство отказников…
Всё это политические игры, понятно даже и ежу. Каждая сторона хочет обвести вокруг пальца другую. Если Тимофея Флаконникова невозможно контролировать, то вот вам его дочь, в добром здравии и твёрдой памяти… и с той же самой паранормой, которую вы, дорогие братья по разуму, уже отведали и вам не понравилось. Даже обидно стало на то, что инфосфера держит за дуру, готовую съесть такую отчаянную лесть.
Дома, уже готовясь ко сну, Лада вдруг увидела пакет с курткой Умвераля и горько рассмеялась над собой же. Не отдала сразу, а потом забыла, а потом стало не до того, и просто рефлекторно забрала пакет с собой обратно. Это кому рассказать, не поверят! Привет, Альцгеймер. Не рановато ли? Двадцать пять лет – не тот возраст, да и не болеют целители деменциями. Вообще почти ничем не болеют, кроме преждевременной стремительной старости после паранормального срыва…
Лада вытащила куртку из пакета и повесила на спинку стула. Что вещи зря лежать в свёрнутом виде, помнётся ещё. Чёрная ткань вбирала в себя цвет как портативная чёрная дыра, и лишь вышитый по вороту сложный рисунок горел алым колким огнём, окрашивая ночные сумерки в красные полутона.
И запах. Тонкий, горьковатый, полынный. Запах города-леса, чужого мужчины, грядущих бед…
– Понимаю, – сказала заведующая отделением. – Интересный случай, исследовательский азарт… а вы погрязли в рутине, Лада Тимофеевна.
Лада молчала. Она понимала начальство, ещё как понимала. Целителей мало, пациентов, которым требуется именно паранормальное лечение, много, и поток не уменьшается.
– Какова гарантия, что вы справитесь, уважаемая Лада? – спросила Софрау Алашен.
Она сохраняла поразительное спокойствие. Как будто вовсе не ей угрожала скорая гибель от смертельной болезни. Как будто не от неё отказались все врачи планеты, и человеческие и Чужие, признав безнадёжным случаем.
– Никакой, – Лада не могла врать этой удивительной женщине. – Но шанс есть…
– Вы унаследовали мощь вашего отца в полной мере? – спросила Софрау.
– Я – врач. Я не умею прожигать взглядом стены, если вы об этом…
– Оу, нет, – мягко возразила Чужая. – Стены – прах, поверьте. Я спрашиваю не о стенах!
– О чём же? – не поняла Лада.
– О том, что у нас зовётся а-соувергормайам, вариацией реальностей.
Ладу словно прошило насквозь ударом электрического тока. На неё снова дохнула Вечность, от которой она с детства пряталась в строгие правила и рамки инструкций. Но – почему сейчас? Почему забытое ожило именно сейчас? На миг возникло дикое ощущение падения сквозь бездну, и тут же пропало, но послевкусие оставило дрожь в пальцах. И Лада постаралась взять себя в руки.
– Я не понимаю, о чём вы говорите, простите, – тихо сказала девушка.
Смотреть в глаза Софрау Алашен после такого ответа стало совсем невыносимо. Лада не выдержала, отвела взгляд. И услышала добивающее:
– Жаль, если так.
– Софрау а-свери, я же вас просил, – укоризненно выговорил Олег Ольгердович.
– Мои извинения, – с достоинством кивнула она.
Но никакого раскаяния в голосе не прозвучало. Тонкая понимающая улыбка, внимательный, оценивающий взгляд, напряжение, почти грозовое… Ладе стало не по себе.
Чужие взрослеют примерно так же, как и люди. Но, видно, как и у людей, бывали исключения и у них. Одарённые дети, дети с высоким индексом интеллектуального развития, те, кого принято называть вундеркиндами…
Софрау Алашен, похоже, была из таких. Судя по диагностике, ей недавно исполнилось двадцать два года, но вела она себя совсем не как юная девушка. Царские манеры, острый ум, какой-то сильный подвох во всём, что касалось Олега Ольгердовича. Как будто наставник, несмотря на возраст, опыт, первый телепатический ранг и высокий интеллект, сестре Умвераля проигрывает, причём с разгромным счётом. И он это понимает, и она это понимает, и все вокруг понимают, включая врача, чья кислая рожа не вызывала ровно никакого энтузиазма насчёт дальнейшего сотрудничества.
Лада активировала терминал:
– Мне нужно заполнить форму, это займёт какое-то время. Пожалуйста, не уходите, уважаемая госпожа Алашен…
– Зовите меня по имени, пожалуйста, – с улыбкой предложила Чужая.
Лада вопросительно посмотрела на Олега Ольгердовича. То, что пациентка не из простых, ясно было давно. А можно ли звать птиц такого высокого полёта просто по имени? Даже если они сами предлагают.
– Софрау а-свери, так будет лучше, – подсказал наставник.
– А-свери – это титул? – осторожно поинтересовалась Лада.
– Можно сказать и так, – тонко улыбнулась Чужая. – И титул, и должность, и что-то ещё… У людей нет прямого аналога. Но я изучала вашу историю. Когда-то, в докосмическую эпоху, на вашей материнской планете существовали короли. Императоры. Они передавали… – она покрутила в воздухе пальцами, вспоминая нужное слово, – трон. Верно? Да, передавали по наследству своим детям. Вот только у нас наследие Старших проявляет себя не у каждого потомка. Титул – и должность! – получает лишь тот, кто становится корнем рода…
– Без обучения? – спросила Лада. – Потомки наших королей, скажем так, не всегда годились в правители…
– Разница между нашими расами в том, что вы, люди, начинаете с чистого листа, – пояснила Софрау терпеливо. – Ваших детей приходится учить буквально всему. Как держать ложку, надевать одежду, даже – говорить и разумно мыслить. Если вашего ребёнка принципиально ничему не учить, рассудочная деятельность останется у него на очень низком уровне. После определённого возраста такой ребёнок уже никогда не сможет вернуться в социум полноценной личностью. Удивительный факт, как подумаешь. Но нам уже встречались беспамятные расы раньше, поэтому то, что вы совершенно не помните ни своего отца, ни его поступков, не вызывает удивления.
«Кто здесь пациент, она или я?» Лада стиснула зубы, чувствуя себя отпрепарированной лягушкой. Зарезали, освежевали и сейчас зальют ещё трепещущие части формалином…
– Софрау а-свери, – Олег Ольгердович слегка повысил голос, напоминая об уговоре.
– Я знаю, знаю, – подняла она ладони. – Я помню. Но это нужно было сказать не для того, чтобы чем-то задеть вас, уважаемая Лада. Если задело, приношу извинения. Я говорю для моего брата. Он плохо понимает людей. Он не верит.
Лада быстро взглянула на Умвераля. Он мгновенно надел на лицо каменную маску, но что-то там мелькнуло такое, неуловимое. Была бы телепатическая паранорма… хотя у него же защита, чем бы телепатия помогла…
Олегу Ольгердовичу объяснение не понравилось. Но формально прицепиться было не к чему, а хитрая ответная улыбочка не в счёт. Лада подавила вспышку злости, которую уже по счёту, и взялась старательно заполнять форму.
В паранормальной медицине давно уже был выработан стандарт безопасности, по которому проводились коррекции. Отступления от стандарта могли позволить себе лишь опытные доктора, и то, с ограничениями. Каждый запрет, каждое правило писались кровью целителей, не вытянувших пациента. Конфликт между долгом, повелевавшем заботиться о своей безопасности в первую очередь, и совестью особенно сильно бил по юным, едва познавшим сладость собственной мощи. Как это, не спасти больного?! Спасать надо в любом случае же! Но скольких ты сможешь спасти после того, как надорвёшься на безнадёжном случае и умрёшь не самой приятной смертью?
Безнадёжными, не подлежащими паранормальной коррекции ни в коем случае, случаями признавались практически все генетические нарушения, – Лада радовалась, что у Софрау Алашен с генами всё в порядке. Неприятно и больно сознавать собственное бессилие; здесь случай был сложным, очень сложным, но не безнадёжным.
– Простите, можно мне взглянуть?
– Вы не поймёте, – мягко сказала Лада.
– И всё же.
Лада развернула экран. На взгляд необученного человека скан пациента казался переплетением толстых и тонких разноцветных линий: сухая проекция паранормального зрения на медицинский визуализатор.
– Вот характерные для вашего заболевания пики, – показала Лада. – Я уже встречала похожие…
– Успешно излечивали?
– Не всегда, – честно призналась Лада. – Мне нужна консультация с другими, более опытными, целителями, одна я могу не справиться. Мне нужны наблюдения за похожими случаями у ваших соплеменников. Я ведь работала до сегодняшнего дня только с людьми.
– Мой скан отличается от человеческого?
– Разумеется, – кивнула Лада. – Видите, у меня здесь даже нет шаблона, пришлось перевести терминал в режим «свободная графика». А ещё, судя по насыщенности вот этих и этих областей, у вас может начаться кризис в ближайшее время. И я бы хотела в этот момент оказаться рядом с вами. То есть, не тратить время на согласования, разрешения и…
– … и дорогу ко мне, – подсказала Софрау, и обернулась на брата.
– Через какое время наступит этот самый кризис? – хмуро поинтересовался тот.
– Не могу сказать точно, – развела ладонями Лада. – От семи до пятидесяти дней. В этом интервале. Точнее я, увы, сказать не могу. Вы можете лечь к нам в больницу…
– Исключено, – категорично отрезал Умвераль.
– Тогда обеспечьте мне доступ, – Лада свернула экран.
– Я полагал, вы проведёте коррекцию прямо сейчас…
– Нет, что вы, – ответила Лада. – Это невозможно.
– Но я видел сам, как ваши целители одним пассом ладони сращивают самые страшные переломы!
– Перелом, особенно свежий, не представляет особой сложности, – ответила Лада. – Здесь существуют наработанные, проверенные за столетие использования, схемы, их изучают все, имеющие паранорму по психокинетическому спектру, не только врачи. Срастить кость пострадавшей конечности способен даже школьник. При условии, что у пациента нет болезни «хрустального человека». Каковая является генетическим нарушением, запрещена к паранормальному воздействию любой степени и довольно успешно лечится традиционными методами. Онкология – вопрос уже совсем другой. Да и сломанную спину я бы школьнику уже не доверила...
– Мы найдём приемлемый вариант, – сказала Софрау Алашен, вставая.
Приём окончен, поняла Лада. Королева изволит покинуть помещение и желает, чтобы все остальные тоже отсюда куда-нибудь испарились.
Назад Лада и Олег Ольгердович возвращались без сопровождения. Чужой лес остался позади, Лада ощущала его паранормальным чувством как больное пятно в общем фоне планеты. Человеческий город впереди, впрочем, выглядел хуже. Даже не больной, а чужой этому миру полностью.
Вот почему такие проблемы с адаптацией. Вот откуда столько мертворождённых или больных младенцев. Несоответствие местному фону. Система «ключ-замок» не работает, потому что «ключ» – люди – не подходит к «замку» – планете. А как это исправить, вариантов всего два.
Либо ключ подгонять под форму замка. Либо замок под ключ. Чужие пошли по первому варианту. Люди, как ни странно это осознавать, по второму. При развитой биоинженерии. При принципиальной готовности – и возможности! – менять геном, подстраивая себя под окружающую среду.
Или что-то с Человечеством случилось за эти двадцать лет? Что? Лада не находила ответа. Но она чувствовала, что это как-то связано. Что выжить в одиночку здесь не получится ни у одной из рас… И ключом к будущему была Софрау Алашен.
Множество вероятностей открывалось при паранормальном восприятии. Множество дорог, и на большинстве из них Лада видела труп Софрау или свой собственный труп, а за ними – всепожирающее слепящее пламя взаимной войны на истребление.
Как пройти по тонкой грани и не свалиться в пропасть, полную адова огня?
Лада где-то даже понимала отца. Он видел намного больше. И точно так же ничего не мог изменить. Или мог, но боялся навредить ещё больше. Или надеялся со временем найти какой-то другой, отдельный от базовых вариантов, путь…
– Что такое вариация реальностей, Олег Ольгердович? – спросила Лада, отвлекаясь от собственных мыслей.
Он помолчал, потом ответил – с досадой, неохотно, но всё же ответил ей:
– Лучше бы тебе не знать…
– Я имею право знать! – возразила она.
– Мы так не думаем.
Мы. Когда перворанговый говорит «мы», это означает, что через него говорит с тобой вся инфосфера либо та её часть, что посчитала нужным с тобой заговорить.
– Вы боитесь, что я сорвусь как мой отец. Не так ли? Но этого не будет!
– Тимофей Флаконников когда-то считал точно так же.
– Он не учился на врача! Тогда вообще мало что было известно о таких паранормах. Не было обучающих программ, да чёрт возьми, ничего не было!
– Тимофей прошёл военную подготовку. Тогда, если ты помнишь уроки истории, на Старой Земле шла война между Союзом Стран Северо-Восточного региона и Лигой Южных Территорий. Так что контролем над своей мощью он владел в полной мере. Мы не знаем, когда именно что-то пошло не так. С какого дня изменения стали необратимыми. Ты можешь повторить этот путь, Лада.
– Я не… – начала было она.
И замолчала. Она вдруг очень остро поняла, что почти не помнит детства. Не помнит маму, бабушку и деда. Знает их по фотографиям и по записям, но не помнит совсем.
У генномодифицированных целителей и пирокинетиков паранорма включается после четырнадцати лет, плюс-минус полгода-год. Тогда, когда уже есть разум, и в этот разум уже вдолблены правила безопасности и инструкции, что делать, когда, например, твоя ладонь превращается в огненный шар. Спонтанно включившийся дар – головная и зубная боль всех, кто имеет с ним дело. Особенно если такое случается с ребёнком.
Доверите пятилетнему малышу ядерную бомбу? А пистолет?
– Почему ты закрылась во время диагностики? Очень оригинальным способом, мы оценили. Ментальное зеркало в сочетании с отражённым от защиты Чужих потоком. Откуда ты знаешь об этом приёме?
– А почему вы вмешались, Олег Ольгердович? – сердито спросила Лада. – Или даже не столько вы сами, учитель, сколько вы! Остальные! Я видела решение! А вы запретили мне рассматривать его!
– Ты могла бы сгореть…
– Не сгорела же!
– А откуда нам было об этом знать? Мы не умеем провидеть будущее. Предсказать, исходя из логического анализа текущих и прошлых событий – да, но не провидеть.
Лада стушевалась. Стала смотреть в окно, машина как раз закладывала вираж над Столицей.
Центральный купол, охваченный внешними Кольцами, каждое из которых представляло собой набор автономных куполов-модулей с переходными галереями между ними, транспортными, пешеходными, с туннелями вспомогательных служб. И оранжевое солнце, расплескавшее закат по изломанному горизонту. Там, на западе, поднимались к чужому небу чёрные вершины гор, туда уходила дорога, ведущая к дальним поселениям, а от них – на северо-запад, в Олегопетровск, второй по величине город, выстроенный людьми в этом чужом мире. За Олегопетровском, насколько Лада помнила карту планеты, начинались уже владения Чужих.
Километров так двести от города. Может быть, чуть меньше…
– Лада, – Олег Ольгердович осторожно коснулся пальцами её руки. – Софрау Алашен очень важна для нас. На ней многое завязано, очень многое. На сегодняшний день она – единственный мостик, который связывает оба наших народа. Но если ты увидишь, что не справляешься… Если всё безнадёжно… если тебе будет грозить срыв… остановись! Твоя жизнь дороже.
– Из-за моего отца? – спросила Лада, не оборачиваясь.
– Из-за тебя самой. Ты отличный врач и способна лечить большинство отказников…
Всё это политические игры, понятно даже и ежу. Каждая сторона хочет обвести вокруг пальца другую. Если Тимофея Флаконникова невозможно контролировать, то вот вам его дочь, в добром здравии и твёрдой памяти… и с той же самой паранормой, которую вы, дорогие братья по разуму, уже отведали и вам не понравилось. Даже обидно стало на то, что инфосфера держит за дуру, готовую съесть такую отчаянную лесть.
Дома, уже готовясь ко сну, Лада вдруг увидела пакет с курткой Умвераля и горько рассмеялась над собой же. Не отдала сразу, а потом забыла, а потом стало не до того, и просто рефлекторно забрала пакет с собой обратно. Это кому рассказать, не поверят! Привет, Альцгеймер. Не рановато ли? Двадцать пять лет – не тот возраст, да и не болеют целители деменциями. Вообще почти ничем не болеют, кроме преждевременной стремительной старости после паранормального срыва…
Лада вытащила куртку из пакета и повесила на спинку стула. Что вещи зря лежать в свёрнутом виде, помнётся ещё. Чёрная ткань вбирала в себя цвет как портативная чёрная дыра, и лишь вышитый по вороту сложный рисунок горел алым колким огнём, окрашивая ночные сумерки в красные полутона.
И запах. Тонкий, горьковатый, полынный. Запах города-леса, чужого мужчины, грядущих бед…
ГЛАВА 3
– Понимаю, – сказала заведующая отделением. – Интересный случай, исследовательский азарт… а вы погрязли в рутине, Лада Тимофеевна.
Лада молчала. Она понимала начальство, ещё как понимала. Целителей мало, пациентов, которым требуется именно паранормальное лечение, много, и поток не уменьшается.
