Сае исполнил моё шутливое пожелание с пугающей скрупулёзностью.
– Это оамарие, – объяснил он. – Я не смог подобрать точное слово ни на одном из человеческих языков, извините... Оамарие у нас носят дети Огня. Ваш огонь очень слаб, Дес. Но всё же это огонь. И я решил, что подарок придётся вам по нраву.
У его народа тоже есть пирокинетики, поняла я. Дети Огня, как он их поэтически назвал. Вот только вряд ли он мог купить эту вещь, у нас на Аркадии ничего подобного нет, иначе я бы слышала об этом, может быть, носила бы сама. Или носила бы мама, она любит украшения. Она – военная, на службе у них там никаких вольностей не допускается, но дома-то, в увольнении, на планете, где праздник жизни идёт круглый год, не останавливаясь ни на минуту. Аркадия – богатый и хорошо обустроенный мир, может себе позволить…
Изумрудное сияние так и тянуло прикоснуться. Мы совпадали с ним как лучи одного спектра, если можно так сказать. Какое-то тайное, странное, будоражащее родство, которому не было названия. Почему-то оно ещё и причиняло боль, природу которой я не смогла понять, хоть и пыталась. Такая… как тоска по несбыточному. Как расколовшаяся мечта о расколотой мечте. Как то, чем никогда не владела, но вот-вот потеряю.
– Вам не нравится? – обречённо-покорно спросил Сае, заглядывая мне в лицо. – Я справился?
– Что вы! – поспешила я его заверить. – Очень нравится… погодите, а что значит, «не справился»? Неужели вы сделали эту вещицу сами?
– Конечно, я сделал сам, – серьёзно сказал Сае. – Взял мастер-класс в общественной ювелирной, по правилам пользования инструментами… Моя семья, они настоящие, признанные мастера, и хотели, чтобы я повторил их путь. Я был прилежным учеником в детстве и юности, но потом меня увела за собой другая дорога. А навык остался… Хотя не работал уже много лет. И руки, кхм… В общем, отвыкли руки от тонкой работы совсем. Возьмите, Дес. Возьмёте?
Как я могла отказать ему? Сделал сам! Да он художник, как и я, только по камню. Может, на какой-нибудь выставке его работу сочли бы неумелой поделкой дилетанта, там, в том пространстве, где обитает его раса. Может, даже и наши профи забраковали бы. Но главное ведь не в идеальной форме! Главное – внутри. В самой сути, если можно так выразиться.
А суть была в том, что ради этого подарка Сае потратил целый день своей жизни в мастерской. Как отмахнуться от такого искреннего чувства?
Никак.
Вот и я не смогла.
Я осторожно взяла цепочку, надела через голову на шею. Приятное солнечное тепло впиталось в кожу и осталось со мной навсегда.
– Благодарю, – сказала я. – Но вряд ли я смогу отдариться… Слишком дорогая вещь, да ещё – своими руками…
– Не дороже вовремя поданной чашечки кофе, – улыбнулся Сае. – Может быть, вы заварите мне ещё кофе, Дес? Ваша планета чтит традицию кофеварения, но лучший кофе можно получить здесь только из ваших рук.
Льстец. Но… эта изумительная волшебная улыбка... Люди так не умеют. Во всяком случае, знакомые мне люди. Ты хочешь кофе, мой звёздный гость? Я заварю тебе кофе…
Подаренный кулон источал приятное тепло.
Потом мы пили кофе, и молчали. Нам оказалось хорошо молчать друг с другом обо всём на свете. Тишина вслушивалась в нас вкрадчивым шёпотом осеннего дождя, смотрела сквозь воду на дорожках оранжевыми отражениями фонарей, и, казалось, само время замкнулось вокруг нас непроницаемым коконом.
Я тогда очень хорошо запомнила, как пахнет счастье: дождём и кофе.
Непогода ушла на третий день, и снова над океаном горело солнце, рождая на горбах волн ослепительные блики. Я смотрела, как идут друг за другом алые, зелёные и фиолетовые паруса Алополянской школы юниоров, и внезапно мне захотелось вновь попробовать ветер на вкус, как когда-то давно.
В нижних гаражах хранилось несколько виндсерфов, я когда-то любила их. А теперь руки сами горели, вспоминая былую науку. Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз выходила в море? Я не помнила этого. Да оно уже было неважно.
Я оформила запрос в нейросеть МЧС. Проверила маячки. Разрешение задержалось, и я уже думала, что сейчас возьмут и запретят, они такие. Но нет, терминал принял сообщение с зелёным заголовком. Гидрокостюм оказался мне слегка тесен, но я решила, что и так сойдёт. Утонуть или смертельно переохладиться не получится, да и ладно. Я же не на гонку собралась! Я же – здесь, рядышком, вдоль берега…
Просто ради того, чтобы поймать в лицо ветер вместе с брызгами солёной воды и вновь освежить в памяти, как идёт навстречу волна, вся в белой пене. Я непременно её нарисую тогда, может быть, даже сегодня.
Сае подошёл посмотреть.
– На вас смотреть холодно, Дес, – заметил он.
– Сегодня хорошая погода, – возразила я. – Холода придут только через десять дней, может, даже через двенадцать… Стопроцентной точности они не дают никогда. А, – внезапно поняла я, – вы из жаркого мира? Вам холодно?
Сае снова прятал руки под плащом, и я удивилась, почему он не сменил одежду, ему явно холодно было стоять на ветру. Не сменил потому, что он бродяга и у него ничего нет? А про нашу Аркадию толком не знает, что здесь и как. В частности, понятия не имеет, что одежда по сезону предоставляется безо всяких условий, просто по запросу…
– Вы можете воспользоваться службой доставки нашего дома, – предложила я. – Закажите себе тёплые вещи, вы же мёрзнете, я вижу.
– Мне не холодно…
– Врёте ведь, – убеждённо заявила я.
– Вру, – легко согласился он.
– И к чему эта глупая гордость? – сердито спросила я. – Замёрзну насмерть, но запрос не дам… Назло – кому?
– Я не хочу обременять вас, Дес.
– Вы не обременяете, – отмахнулась я. – Вы просто не знаете Аркадию! Мы – не фронтир, суровая жизнь осталась далеко в прошлом. Сезонная одежда входит в безусловный социальный пакет жизненной необходимости, который предоставляется каждому, туристу в том числе.
– Безусловный, – задумчиво повторил Сае. – А что, есть условный?
– Конечно! По безусловному вы можете заказать обычный набор одежды, созданный на автоматической фабрике. А вот за что-нибудь модное, дизайнерское, сделанное вручную, – одним словом, нестандартное, тут, конечно, придётся заплатить, причём немало.
Я знала об этом потому, что летом у нас гостили мамины сослуживцы, двое, оба родом откуда-то из дальних рубежей. И вот они тоже всё удивлялись, как на Аркадии хорошо жить. Их послушать – у них там чуть ли не пещерный век. И, тем не менее, они не остались у нас. Вернулись домой. Я спросила, почему они не хотят жить на Аркадии, если на их родной планете так всё плохо. А они сказали, что Родина – это нечто большее, чем безусловное базовое обеспечение, на которое можно безбедно жить едва ли не всю жизнь. Я их не очень поняла, но они объяснять не стали.
Военные люди. Для них любые гражданские – не то, чтобы второй сорт, а, как бы сказать, что-то на уровне ребёнка, даже если и есть персонкод полноправного гражданина. Что уже обо мне говорить!
Ребёнка же необходимо защищать и оберегать, и хватит с него.
– От стандартного набора с автоматической фабрики я, пожалуй, не откажусь, – сказал Сае. – Благодарю вас, Дес. Вы спасаете меня снова. Почему?
– Не знаю, – честно сказала я. – Вы – добрый…
– Вы меня совсем не знаете.
– Хотите сказать, что вы злой? – заинтересовалась я.
Сае усмехнулся, покрутил в воздухе пальцами, а потом сказал:
– Возможно. Повторяю, вы совсем меня не знаете, Десима.
– Ладно, – не стала я спорить. – Спрошу по-другому. Вы собираетесь причинить мне какое-нибудь зло?
Он хотел что-то сказать, но я подняла ладонь и мягко добавила:
– Вы, конечно, можете причинить мне зло, вы старше и вы мужчина, и вот у вас там ещё какое-то оружие есть. Точно есть, моя паранорма хоть и слабенькая, но источники питания высокой ёмкости всё же распознаёт. Но я ведь не про возможность. Я – про намерение. Желание. Не знаю, как ещё сформулировать. Вы здесь затем, чтобы причинить мне зло? Можете даже не отвечать вслух. Ответьте себе, мысленно. Только честно.
– А вы точно человек, Десима? – вдруг спросил Сае.
Новости. Я очень удивилась.
– А кто же я, по-вашему?
– Я не знаю, – серьёзно ответил он. – Но я давно уже путешествую по мирам Земной Федерации. Я видел людей… представителей Человечества, то есть. Самых разных. Вы ни на одного из них не похожи совершенно. Не внешне, конечно же. Внутри. Ваш разум… он другой совсем.
– Ещё скажите, что я – искусственный интеллект, – фыркнула я. – Нет, я человек, конечно же, и разум у меня вполне человеческий. Но – со странностями. Я – художник, мне можно. Вы много художников видели, Сае?
– Нет… – задумчиво ответил он. – Как-то я не посещал выставки изобразительного искусства … и не общался с художниками…
– Упущение! – воздела я палец. – Посмотрите расписание, у нас на Аркадии регулярно они проводятся.
– Вот опять, Десима. Странно, что вы – художник, а про местные выставки ничего не знаете!
– Я их не люблю, – объяснила я. – Картины ведь приходится отдавать. И кто знает, в какие руки. Да, да, знаю, иначе нельзя, иначе у меня весь дом очень скоро окажется завален моими картинами по самую крышу… Но не люблю.
– Понимаю… Вы покажете мне ваши картины, Дес?
– Покажу, – согласилась я. – Да вы можете и сами посмотреть, поднимайтесь по лестнице на второй этаж, там большая терраса, она же моя студия. Можете посмотреть, там самые последние работы. Я вам птицу хотела показать и не показала, так она стоит внизу, где мы кофе пили, у стенки… Пока вы смотрите, я пойду в море. Вернусь, сварим кофе. И вы расскажете, что вам понравилось, а что нет…
– Как скажете, – согласился Сае.
Но он не ушёл сразу. Остался смотреть, и это предопределило дальнейшие события. Иногда будущее выстраивается вокруг такой незначительной мелочи, что диву даёшься. Выдерни эту крохотную песчинку – сойдёт лавина. Но вначале её необходимо заметить. А вот это уже в моменте дано не каждому. Большинство понимают только через призму долгих , застоявшихся за давностью лет, воспоминаний. А иногда не происходит даже этого. И вопрос «почему?» повисает в воздухе без ответа…
… Волна сегодня была не такой сильной, как обычно в это время года. Тело и руки легко вспомнили, как управлять доской. Как будто и не прекращала никогда. Ветер и волны, волны и солнце. Убрать шверт, увалить доску влево, прибрать парус… и доска выходит на глиссирование, и память вбрасывает в сознание прошлый восторг, и он смешивается с нынешним, и хочется орать от избытка чувств…
Только воздух, только бескрайнее пространство, только бесконечный полёт.
Парус рвёт из рук, сказывается долгое отсутствие тренировок… короткий, обидный полёт в холодную воду… брызги на полнеба, горький вкус океанической соли на губах… эх, ты, Десима, великая звезда виндсерфа!
Я бы выбралась, что тут сложного. Холод для носителей «горячей» паранормы не проблема, да и какой там холод в середине осени, так, ерунда, детские ясли. А уж утонуть в гидрокостюме со встроенной системой спасения (других на Аркадии просто не производят) невозможно в принципе.
Но я не успела ничего понять, я даже «мама» пискнуть не успела! Небо закрыла на мгновение синяя пелена, сквозь которую, словно сквозь неплотное облако, просвечивала таблетка солнца, неопасная для глаз. Затем неведомая сила выхватила меня из воды. Два удара сердца, и я на берегу. А моя несчастная доска с упавшим на воду парусом – где-то там, во власти течения. Барьер пропустит её, он нацелен на источники энергии и на крупные белковые организмы…
– Вы тонули, Дес.
Сае… Я проглотила прыгнувшие на язык слова: «я не тонула ничуть, сама бы справилась, спасибо – но зачем, не надо было напрягаться… » Потому что синий дурацкий плащик, шёлковый на вид, развернулся за спиной моего странного знакомца в полноценные крылья.
Не такие изысканно-прекрасные, с резным краем, как у крылатых гентбарцев. Скорее, как у летучей вроделисицы с Туманного Архипелага, и даже коготь на верхнем сгибе имелся, иссиня-чёрный, внезапно пославший в глаз колкий солнечный блик. И то, гентбарцы – насекомые, а крылатые лисицы – млекопитающие, и раса Сае, скорее всего, тоже. Ближе к нам, чем гентбарцы, однозначно.
Сае повёл плечами, стряхивая с крыльев воду, – радужным веером полетели наземь прозрачные капли, – и крылья снова свернулись в плащ, но теперь меня уже было не обмануть. Я больше не могла вновь разглядеть в них одежду! И удивлялась сама себе, как могла так ошибиться. Ведь видно же, сразу видно, что это – не мёртвая фабричная ткань, это – живое. Где были мои глаза?!
– Что с вами, Дес? – тревожно спросил Сае, заглядывая мне в лицо. – Вам плохо? Может быть, вызвать врача?
– Н-нет, – заикаясь, ответила я. – Не надо врача… Всё в порядке…
Он заботился обо мне! Он искренне испугался за меня, решил, что я утонула, полетел, спас… вытащил на берег, а теперь заботился обо мне.
Дорогого стоит, знаете ли.
– А вы? – спросила я у него, меня всё ещё трясло. – Как себя чувствуете вы?
Что-то с ним было не так, а что именно, я не могла понять. Я чувствовала неладное обострившимся паранормальным восприятием, но на сознание оно не выходило никак.
– Неплохо, – отозвался на мой вопрос Сае, но при этом не пошевелился.
Сидел мокрым воронёнком, уморительное, и вместе с тем очень тревожное зрелище.
И наконец-то вломилось в разум, что на самом деле ему плохо, очень плохо, но Сае скорее умрёт, чем признается в этом. Я коснулась его руки, уже зная, что получу. И точно, ладонь обдало влажным жаром.
Да он попросту болен! У него температура! Перемёрз на ветру. Зачем, зачем я вылезла с этой проклятой доской в море! Сае же нырял за мной! В холодную воду. Он же не знал, что для меня такая вода несмертельна вовсе! Паранорму пирокинеза создавали на Старой Терре, под условия ледяного века, именно с той целью, чтобы Человечество могло пережить надвигающуюся долгую зиму. Я даже зимой купаться могу. И купаюсь! Самая прекрасная вода у нас на Аркадии именно зимняя, с битым льдом…
Но Сае об этом не знал.
Нырнул, не рассуждая. Бросился спасать – не рассуждая! С высокой температурой, огосподи. Может, у него там воспаление лёгких. Запущенное. Может, ещё что-нибудь.
Паника поджигала мысли быстрее, чем они обретали форму.
– Ну-ка, пойдёмте со мной! Пойдёмте в дом!
Сае неожиданно оказался тяжёлым, как поглотивший стократную перегрузку гравикомпенсатор. Каждый шаг давался ему огромным трудом. Да как он вообще из воды вылетел! Да ещё со мной в руках.
Дальше веранды пройти не удалось. Я уложила Сае на длинную лавку, которая шла вдоль бортика, он уже не очень-то соображал, где он и что происходит, но при этом верил мне… доверял… несмотря на жар, в его руках жила страшная сила, я чувствовала. Стиснет мне запястье в беспамятстве – прощай, косточки. Но он всё же себя ещё контролировал.
Что же делать, что же мне делать, а если Сае умрёт, и всё из-за меня… Надо… что надо… что надо сделать, что…
И я вдруг вспомнила о докторе Дженкинсе. Резко, будто меня хлестнуло водяной плетью. Я торопливо вызвала его. И едва ли не влезла в развернувшийся над личным терминалом голографический экран
– Доктор Дженкинс! Дядя Эл! Помогите!
Доктор Дженкинс не стал долго расспрашивать, в чём дело. Видно, мой встрёпанный вид сказал ему, что дело плохо, лучше всяких слов.
– Это оамарие, – объяснил он. – Я не смог подобрать точное слово ни на одном из человеческих языков, извините... Оамарие у нас носят дети Огня. Ваш огонь очень слаб, Дес. Но всё же это огонь. И я решил, что подарок придётся вам по нраву.
У его народа тоже есть пирокинетики, поняла я. Дети Огня, как он их поэтически назвал. Вот только вряд ли он мог купить эту вещь, у нас на Аркадии ничего подобного нет, иначе я бы слышала об этом, может быть, носила бы сама. Или носила бы мама, она любит украшения. Она – военная, на службе у них там никаких вольностей не допускается, но дома-то, в увольнении, на планете, где праздник жизни идёт круглый год, не останавливаясь ни на минуту. Аркадия – богатый и хорошо обустроенный мир, может себе позволить…
Изумрудное сияние так и тянуло прикоснуться. Мы совпадали с ним как лучи одного спектра, если можно так сказать. Какое-то тайное, странное, будоражащее родство, которому не было названия. Почему-то оно ещё и причиняло боль, природу которой я не смогла понять, хоть и пыталась. Такая… как тоска по несбыточному. Как расколовшаяся мечта о расколотой мечте. Как то, чем никогда не владела, но вот-вот потеряю.
– Вам не нравится? – обречённо-покорно спросил Сае, заглядывая мне в лицо. – Я справился?
– Что вы! – поспешила я его заверить. – Очень нравится… погодите, а что значит, «не справился»? Неужели вы сделали эту вещицу сами?
– Конечно, я сделал сам, – серьёзно сказал Сае. – Взял мастер-класс в общественной ювелирной, по правилам пользования инструментами… Моя семья, они настоящие, признанные мастера, и хотели, чтобы я повторил их путь. Я был прилежным учеником в детстве и юности, но потом меня увела за собой другая дорога. А навык остался… Хотя не работал уже много лет. И руки, кхм… В общем, отвыкли руки от тонкой работы совсем. Возьмите, Дес. Возьмёте?
Как я могла отказать ему? Сделал сам! Да он художник, как и я, только по камню. Может, на какой-нибудь выставке его работу сочли бы неумелой поделкой дилетанта, там, в том пространстве, где обитает его раса. Может, даже и наши профи забраковали бы. Но главное ведь не в идеальной форме! Главное – внутри. В самой сути, если можно так выразиться.
А суть была в том, что ради этого подарка Сае потратил целый день своей жизни в мастерской. Как отмахнуться от такого искреннего чувства?
Никак.
Вот и я не смогла.
Я осторожно взяла цепочку, надела через голову на шею. Приятное солнечное тепло впиталось в кожу и осталось со мной навсегда.
– Благодарю, – сказала я. – Но вряд ли я смогу отдариться… Слишком дорогая вещь, да ещё – своими руками…
– Не дороже вовремя поданной чашечки кофе, – улыбнулся Сае. – Может быть, вы заварите мне ещё кофе, Дес? Ваша планета чтит традицию кофеварения, но лучший кофе можно получить здесь только из ваших рук.
Льстец. Но… эта изумительная волшебная улыбка... Люди так не умеют. Во всяком случае, знакомые мне люди. Ты хочешь кофе, мой звёздный гость? Я заварю тебе кофе…
Подаренный кулон источал приятное тепло.
Потом мы пили кофе, и молчали. Нам оказалось хорошо молчать друг с другом обо всём на свете. Тишина вслушивалась в нас вкрадчивым шёпотом осеннего дождя, смотрела сквозь воду на дорожках оранжевыми отражениями фонарей, и, казалось, само время замкнулось вокруг нас непроницаемым коконом.
Я тогда очень хорошо запомнила, как пахнет счастье: дождём и кофе.
***
Непогода ушла на третий день, и снова над океаном горело солнце, рождая на горбах волн ослепительные блики. Я смотрела, как идут друг за другом алые, зелёные и фиолетовые паруса Алополянской школы юниоров, и внезапно мне захотелось вновь попробовать ветер на вкус, как когда-то давно.
В нижних гаражах хранилось несколько виндсерфов, я когда-то любила их. А теперь руки сами горели, вспоминая былую науку. Сколько лет прошло с тех пор, как я в последний раз выходила в море? Я не помнила этого. Да оно уже было неважно.
Я оформила запрос в нейросеть МЧС. Проверила маячки. Разрешение задержалось, и я уже думала, что сейчас возьмут и запретят, они такие. Но нет, терминал принял сообщение с зелёным заголовком. Гидрокостюм оказался мне слегка тесен, но я решила, что и так сойдёт. Утонуть или смертельно переохладиться не получится, да и ладно. Я же не на гонку собралась! Я же – здесь, рядышком, вдоль берега…
Просто ради того, чтобы поймать в лицо ветер вместе с брызгами солёной воды и вновь освежить в памяти, как идёт навстречу волна, вся в белой пене. Я непременно её нарисую тогда, может быть, даже сегодня.
Сае подошёл посмотреть.
– На вас смотреть холодно, Дес, – заметил он.
– Сегодня хорошая погода, – возразила я. – Холода придут только через десять дней, может, даже через двенадцать… Стопроцентной точности они не дают никогда. А, – внезапно поняла я, – вы из жаркого мира? Вам холодно?
Сае снова прятал руки под плащом, и я удивилась, почему он не сменил одежду, ему явно холодно было стоять на ветру. Не сменил потому, что он бродяга и у него ничего нет? А про нашу Аркадию толком не знает, что здесь и как. В частности, понятия не имеет, что одежда по сезону предоставляется безо всяких условий, просто по запросу…
– Вы можете воспользоваться службой доставки нашего дома, – предложила я. – Закажите себе тёплые вещи, вы же мёрзнете, я вижу.
– Мне не холодно…
– Врёте ведь, – убеждённо заявила я.
– Вру, – легко согласился он.
– И к чему эта глупая гордость? – сердито спросила я. – Замёрзну насмерть, но запрос не дам… Назло – кому?
– Я не хочу обременять вас, Дес.
– Вы не обременяете, – отмахнулась я. – Вы просто не знаете Аркадию! Мы – не фронтир, суровая жизнь осталась далеко в прошлом. Сезонная одежда входит в безусловный социальный пакет жизненной необходимости, который предоставляется каждому, туристу в том числе.
– Безусловный, – задумчиво повторил Сае. – А что, есть условный?
– Конечно! По безусловному вы можете заказать обычный набор одежды, созданный на автоматической фабрике. А вот за что-нибудь модное, дизайнерское, сделанное вручную, – одним словом, нестандартное, тут, конечно, придётся заплатить, причём немало.
Я знала об этом потому, что летом у нас гостили мамины сослуживцы, двое, оба родом откуда-то из дальних рубежей. И вот они тоже всё удивлялись, как на Аркадии хорошо жить. Их послушать – у них там чуть ли не пещерный век. И, тем не менее, они не остались у нас. Вернулись домой. Я спросила, почему они не хотят жить на Аркадии, если на их родной планете так всё плохо. А они сказали, что Родина – это нечто большее, чем безусловное базовое обеспечение, на которое можно безбедно жить едва ли не всю жизнь. Я их не очень поняла, но они объяснять не стали.
Военные люди. Для них любые гражданские – не то, чтобы второй сорт, а, как бы сказать, что-то на уровне ребёнка, даже если и есть персонкод полноправного гражданина. Что уже обо мне говорить!
Ребёнка же необходимо защищать и оберегать, и хватит с него.
– От стандартного набора с автоматической фабрики я, пожалуй, не откажусь, – сказал Сае. – Благодарю вас, Дес. Вы спасаете меня снова. Почему?
– Не знаю, – честно сказала я. – Вы – добрый…
– Вы меня совсем не знаете.
– Хотите сказать, что вы злой? – заинтересовалась я.
Сае усмехнулся, покрутил в воздухе пальцами, а потом сказал:
– Возможно. Повторяю, вы совсем меня не знаете, Десима.
– Ладно, – не стала я спорить. – Спрошу по-другому. Вы собираетесь причинить мне какое-нибудь зло?
Он хотел что-то сказать, но я подняла ладонь и мягко добавила:
– Вы, конечно, можете причинить мне зло, вы старше и вы мужчина, и вот у вас там ещё какое-то оружие есть. Точно есть, моя паранорма хоть и слабенькая, но источники питания высокой ёмкости всё же распознаёт. Но я ведь не про возможность. Я – про намерение. Желание. Не знаю, как ещё сформулировать. Вы здесь затем, чтобы причинить мне зло? Можете даже не отвечать вслух. Ответьте себе, мысленно. Только честно.
– А вы точно человек, Десима? – вдруг спросил Сае.
Новости. Я очень удивилась.
– А кто же я, по-вашему?
– Я не знаю, – серьёзно ответил он. – Но я давно уже путешествую по мирам Земной Федерации. Я видел людей… представителей Человечества, то есть. Самых разных. Вы ни на одного из них не похожи совершенно. Не внешне, конечно же. Внутри. Ваш разум… он другой совсем.
– Ещё скажите, что я – искусственный интеллект, – фыркнула я. – Нет, я человек, конечно же, и разум у меня вполне человеческий. Но – со странностями. Я – художник, мне можно. Вы много художников видели, Сае?
– Нет… – задумчиво ответил он. – Как-то я не посещал выставки изобразительного искусства … и не общался с художниками…
– Упущение! – воздела я палец. – Посмотрите расписание, у нас на Аркадии регулярно они проводятся.
– Вот опять, Десима. Странно, что вы – художник, а про местные выставки ничего не знаете!
– Я их не люблю, – объяснила я. – Картины ведь приходится отдавать. И кто знает, в какие руки. Да, да, знаю, иначе нельзя, иначе у меня весь дом очень скоро окажется завален моими картинами по самую крышу… Но не люблю.
– Понимаю… Вы покажете мне ваши картины, Дес?
– Покажу, – согласилась я. – Да вы можете и сами посмотреть, поднимайтесь по лестнице на второй этаж, там большая терраса, она же моя студия. Можете посмотреть, там самые последние работы. Я вам птицу хотела показать и не показала, так она стоит внизу, где мы кофе пили, у стенки… Пока вы смотрите, я пойду в море. Вернусь, сварим кофе. И вы расскажете, что вам понравилось, а что нет…
– Как скажете, – согласился Сае.
Но он не ушёл сразу. Остался смотреть, и это предопределило дальнейшие события. Иногда будущее выстраивается вокруг такой незначительной мелочи, что диву даёшься. Выдерни эту крохотную песчинку – сойдёт лавина. Но вначале её необходимо заметить. А вот это уже в моменте дано не каждому. Большинство понимают только через призму долгих , застоявшихся за давностью лет, воспоминаний. А иногда не происходит даже этого. И вопрос «почему?» повисает в воздухе без ответа…
… Волна сегодня была не такой сильной, как обычно в это время года. Тело и руки легко вспомнили, как управлять доской. Как будто и не прекращала никогда. Ветер и волны, волны и солнце. Убрать шверт, увалить доску влево, прибрать парус… и доска выходит на глиссирование, и память вбрасывает в сознание прошлый восторг, и он смешивается с нынешним, и хочется орать от избытка чувств…
Только воздух, только бескрайнее пространство, только бесконечный полёт.
Парус рвёт из рук, сказывается долгое отсутствие тренировок… короткий, обидный полёт в холодную воду… брызги на полнеба, горький вкус океанической соли на губах… эх, ты, Десима, великая звезда виндсерфа!
Я бы выбралась, что тут сложного. Холод для носителей «горячей» паранормы не проблема, да и какой там холод в середине осени, так, ерунда, детские ясли. А уж утонуть в гидрокостюме со встроенной системой спасения (других на Аркадии просто не производят) невозможно в принципе.
Но я не успела ничего понять, я даже «мама» пискнуть не успела! Небо закрыла на мгновение синяя пелена, сквозь которую, словно сквозь неплотное облако, просвечивала таблетка солнца, неопасная для глаз. Затем неведомая сила выхватила меня из воды. Два удара сердца, и я на берегу. А моя несчастная доска с упавшим на воду парусом – где-то там, во власти течения. Барьер пропустит её, он нацелен на источники энергии и на крупные белковые организмы…
– Вы тонули, Дес.
Сае… Я проглотила прыгнувшие на язык слова: «я не тонула ничуть, сама бы справилась, спасибо – но зачем, не надо было напрягаться… » Потому что синий дурацкий плащик, шёлковый на вид, развернулся за спиной моего странного знакомца в полноценные крылья.
Не такие изысканно-прекрасные, с резным краем, как у крылатых гентбарцев. Скорее, как у летучей вроделисицы с Туманного Архипелага, и даже коготь на верхнем сгибе имелся, иссиня-чёрный, внезапно пославший в глаз колкий солнечный блик. И то, гентбарцы – насекомые, а крылатые лисицы – млекопитающие, и раса Сае, скорее всего, тоже. Ближе к нам, чем гентбарцы, однозначно.
Сае повёл плечами, стряхивая с крыльев воду, – радужным веером полетели наземь прозрачные капли, – и крылья снова свернулись в плащ, но теперь меня уже было не обмануть. Я больше не могла вновь разглядеть в них одежду! И удивлялась сама себе, как могла так ошибиться. Ведь видно же, сразу видно, что это – не мёртвая фабричная ткань, это – живое. Где были мои глаза?!
– Что с вами, Дес? – тревожно спросил Сае, заглядывая мне в лицо. – Вам плохо? Может быть, вызвать врача?
– Н-нет, – заикаясь, ответила я. – Не надо врача… Всё в порядке…
Он заботился обо мне! Он искренне испугался за меня, решил, что я утонула, полетел, спас… вытащил на берег, а теперь заботился обо мне.
Дорогого стоит, знаете ли.
– А вы? – спросила я у него, меня всё ещё трясло. – Как себя чувствуете вы?
Что-то с ним было не так, а что именно, я не могла понять. Я чувствовала неладное обострившимся паранормальным восприятием, но на сознание оно не выходило никак.
– Неплохо, – отозвался на мой вопрос Сае, но при этом не пошевелился.
Сидел мокрым воронёнком, уморительное, и вместе с тем очень тревожное зрелище.
И наконец-то вломилось в разум, что на самом деле ему плохо, очень плохо, но Сае скорее умрёт, чем признается в этом. Я коснулась его руки, уже зная, что получу. И точно, ладонь обдало влажным жаром.
Да он попросту болен! У него температура! Перемёрз на ветру. Зачем, зачем я вылезла с этой проклятой доской в море! Сае же нырял за мной! В холодную воду. Он же не знал, что для меня такая вода несмертельна вовсе! Паранорму пирокинеза создавали на Старой Терре, под условия ледяного века, именно с той целью, чтобы Человечество могло пережить надвигающуюся долгую зиму. Я даже зимой купаться могу. И купаюсь! Самая прекрасная вода у нас на Аркадии именно зимняя, с битым льдом…
Но Сае об этом не знал.
Нырнул, не рассуждая. Бросился спасать – не рассуждая! С высокой температурой, огосподи. Может, у него там воспаление лёгких. Запущенное. Может, ещё что-нибудь.
Паника поджигала мысли быстрее, чем они обретали форму.
– Ну-ка, пойдёмте со мной! Пойдёмте в дом!
Сае неожиданно оказался тяжёлым, как поглотивший стократную перегрузку гравикомпенсатор. Каждый шаг давался ему огромным трудом. Да как он вообще из воды вылетел! Да ещё со мной в руках.
Дальше веранды пройти не удалось. Я уложила Сае на длинную лавку, которая шла вдоль бортика, он уже не очень-то соображал, где он и что происходит, но при этом верил мне… доверял… несмотря на жар, в его руках жила страшная сила, я чувствовала. Стиснет мне запястье в беспамятстве – прощай, косточки. Но он всё же себя ещё контролировал.
Что же делать, что же мне делать, а если Сае умрёт, и всё из-за меня… Надо… что надо… что надо сделать, что…
И я вдруг вспомнила о докторе Дженкинсе. Резко, будто меня хлестнуло водяной плетью. Я торопливо вызвала его. И едва ли не влезла в развернувшийся над личным терминалом голографический экран
– Доктор Дженкинс! Дядя Эл! Помогите!
***
Доктор Дженкинс не стал долго расспрашивать, в чём дело. Видно, мой встрёпанный вид сказал ему, что дело плохо, лучше всяких слов.
