Но нынче ночью, в ее сне, он умолял свою Аню не отчаиваться, постараться выдержать это посланное Богом тяжкое испытание и продолжать жить ради матери и сестры. Она обещала ему вынести все невзгоды, обещала жить — жить, несмотря ни на что. И должна сдержать свое обещание. Ведь в детстве, она всегда держала данное отцу слово.
Разве что… лишь однажды его нарушила, когда обещала не трогать шоколадные конфеты до обеда, ведь они были куплены на десерт, а так хотелось попробовать! За тот случай, он ее, конечно, уже давно простил. Но, если нынче она нарушит слово, то он уже не простит никогда. В этом Анна была уверена.
Задумавшись, она не заметила, как кружка с молоком выскользнула из слабых пальцев и упала на деревянный пол. Благо, молоко было уже почти допито, кто знает, какое наказание последовало бы за разлитое по полу молоко? Два удара кнутом или больше?
— Простите… — тихо проговорила Анна. — Или же Вы собираетесь наказать меня и за это?
— Небось. Будешь слухать нас — никто тебя не накажет. — Аникей ласково провел рукой по ее спутавшимся черным волосам, пристально взглянул в темно-карие глубокие глаза.
— Что ж… Я буду Вас слушаться, Аникей Андрианович, — тяжело вздохнула Анна. — И Вашу жену тоже. Я не могу умереть под вашим кнутом.
— Добре, любушка. До разу бы так. Моя Дуняша часто хворает, а ты ей подсоблять будешь.
— Вы, наверное ее очень любите? — сама не зная зачем, спросила Анна. — Вашей жене повезло, что у нее такой заботливый муж.
— Ато! Дюже люблю. Детишек вот токмо у нас нет, — грустно улыбнулся Аникей.
Пару минут спустя, в спальню вошла Евдокия и отвела Анну на баз — показывать хозяйство.
— А что это за девка с Дунькой по Аникушкиному базу ходила? — заинтересованно спросила юная черноглазая девушка у изящной женщины с насурьмленными бровями, развешивающей белье на базу.
— А я почем знаю? — в ответ та лишь пожала плечами. — Мне какое дело? Слыхала надысь, гутарили, что Аникей привез ее с войны, что красная она.
— Да как же энто? — удивленно распахнула свои черные глаза девушка. — Себе привез?
— Ай, отстань, Дуняша! Нам-то что с того? Нехай живут себе, как хотят. Хучь батрачка ихняя будет, хучь любушка Аникушкина. — Лукаво хохотнула Дарья Мелехова — соседка Аникея и Евдокии, сноха Григория Мелехова, жена его старшего брата Петра.
Она и сама мельком видела на соседнем базу молодую черноволосую незнакомку, о чем-то беседовавшую с Евдокией возле плетня. На мгновение их взгляды встретились и Дарья увидела, что в темных, глубоких глазах девушки плескалась грусть.
Поспешив отвести взгляд, Дарья быстрым шагом направилась в курень.
Ей стало жаль эту девушку, оказавшуюся в незавидном положении, привезенную против воли в их хутор, но думать об этом не было ни сил, ни желания. Да и как можно было о ком-либо думать, когда муж на войне, деверь тоже, неизвестно, вернуться ли они живыми, а хозяйство легло на женские плечи.
Помимо Дарьи в курене проживали: мать Петра и Григория — Василиса Ильинична, их отец — Пантелей Прокофьевич, жена Григория — Наталья с двумя маленькими ребятишками и юная Дуняша — их младшая сестра. Им вполне хватало своих забот и переживаний.
— А я зайду до них нонче вечером, проведаю. — Задумчиво сказала Дуняша.
Ее и впрямь заинтересовала история загадочной незнакомки. Она слышала о подобных историях — о привезенных из военных походов пленницах. Да и зачем далеко ходить — ее родная бабка, мать отца была турчанкой, дед привез ее из очередного военного похода в качестве трофея.
Но то было в давние времена, неужели и нынче поступают точно так же? К тому же, Аникей Антипов женат и жена ему не нужна.
Дуняше неодолимо захотелось взглянуть на эту девушку, рассмотреть ее повнимательнее. В глубине души она ей сочувствовала, ведь жить в неволе несладко.
— Не мешалась бы ты в их дела, Дунька, — усмехнулась Дарья. — Мы ей ничем не подсобим, так и не лезь.
Но Дуняша твердо решила вызнать больше, девичье любопытство взяло вверх, и вечером она все же отправилась в гости к соседям.
— Здарово вечеривали, соседушка, — отворяя дверь и пропуская Дуняшу в сени, приветливо улыбнулась Евдокия.
— Слава Богу, — ответила Дуняша, с интересом оглядываясь по сторонам, ища глазами темноволосую девушку.
— Проходи, Дуняш, ты чего встала, как неродная. Проходи, зараз вечерять будем, — взяла ее за руку Евдокия.
Сев за стол, Дуняша поняла, что есть совершенно не хочет, ей было интересно лишь одно — выяснить все об этой привезенной с поля боя незнакомке.
Интереснее еще оттого, что она и сама была внучкой пленницы, приневоленной жить в казачьей станице. Правда, ей хотелось верить, что ее бабка искренне полюбила ее деда и они жили в согласии.
А нынче же, Дуняше казалось, будто она своими глазами наблюдает картину из далекого прошлого, где оживают герои рассказов старых служивых казаков.
Но оказалось, что соседи вовсе и не пытались ничего скрывать:
— Нюра! — громко крикнула Евдокия, повернув голову в сторону горницы. — Поди сюда, собери на стол.
Через минуту, оттуда вышла молодая девушка в белом платке и зеленой юбке, которая была ей явно не по росту и, похоже, была отдана хозяйкой. Дуняша пристально вгляделась в ее красивые, глубокие карие глаза.
— Добрый вечер, — глядя на нее, поздоровалась девушка и принялась накрывать на стол.
— Здарово вечеривали, — улыбнулась Дуняша.
— Это Анна. Будет с нами жить, подсоблять мне в хозяйстве. — Представила ее Евдокия. — Садись с нами, повечеряй, зараз Аникуша придет, — обратилась она к Анне.
— Простите, Евдокия Степановна, но я не голодна. Позвольте мне поесть завтра. — Тихо ответила она, комкая в руках полотенце.
— Что ж так? Ну иди, коли не охоча. Токмо не гутарь, что голодом морем, — усмехнулась Евдокия.
Удивленно наблюдая за этим, Дуняша ощутила в своем сердце жалость и сочувствие к этой девушке, которая была разлучена со своими родными и близкими, вынужденно прислуживая в чужом курене.
— Ну, Дуняша? — весело посмотрела на нее Евдокия. — Гляжу, тебе не терпится все разведать. За энтим видать и пришла.
— Не, я не за энтим… — смутилась Дуняша.
— А нам скрывать нечего. Ее взяли у Каргинской, где твой братушка командовал. Всех красных постреляли, а ей жизню оставили. Спаси Христос Григорию Пантелеевичу и моему Аникуше.
— Да как же Гришка мог… — вспыхнула Дуняша.
Теперь она поняла, что пленница Анна оказалась на их хуторе из-за Григория. Ведь именно он позволил Аникею забрать ее к себе в курень. Но, все же, она полагала, что лучше было бы просто отпустить молодую девушку, а не обрекать на жизнь в неволе.
Сама мысль о том, что совсем рядом, по соседству живет взятая в плен девушка, ее коробила, но вместе с тем странно волновала. Дуняша подумала об Аникее, который вполне мог использовать свою власть над несчастной Анной. Жалость смешивалась с необъяснимым томлением.
Внезапно, она представила на месте Анны себя: как она попадает в плен к красноармейцам и какая судьба ее там ждет. А ведь нравившийся Дуняше еще с детства парень — Мишка Кошевой, как говаривали, перешел на сторону красных. Хотела бы она стать его пленницей?
Ответ был очевиден — конечно хотела бы, но она никому и никогда в этом не признается.
— А чего он мог? — сердито прервала ее мысли Евдокия. — Али должно было стрельнуть красную жидовку? У нее из сродственников токмо мать и сестра, а у нас будет и сыта, и в тепле.
— Она еврейка? — спросила Дуняша. — Ну хучь бы и так. Наша бабка была туркой, а дед ее дюже любил. А коли твой Аникуша эту Анну… — не успела она договорить, как в курень вошел Аникей.
Продолжать свою мысль, Дуняша, естественно не стала. Распрощавшись с соседями, она вышла на баз и отправилась домой.
На следующее утро, идя на Дон мимо их куреня и заметив подметавшую баз Анну, она негромко окликнула ее:
— Анна. Анна, подойди на час.
— На час? — переспросила Анна. — Ах да, сейчас. — Положив метлу на землю, она подошла к плетню.
— Небось, я — ваша соседка. Я — Дуня Мелехова. Ты надысь меня видала, я вчерась приходила, помнишь?
— Конечно помню. Я рада с тобой познакомиться, — улыбнулась Анна. — Подожди… ты сказала Мелехова?
— Да, Гриша Мелехов — мой братушка. Ты ить его знаешь, он вас под Каргинской разбил. Ну да он у нас добрый, хучь и взгальный. — Рассмеялась Дуняша.
— Твой брат был очень добр ко мне. Очень. — При воспоминании о Григории Мелехове глаза Анны потеплели.
Именно благодаря ему и Аникею ее не постигла участь расстрелянных товарищей. И теперь Анна была этому рада. Отец желал бы, чтобы она жила, вряд ли он был бы счастлив видеть свою дочь убитой и похороненной в братской могиле.
Нынче же, впереди была жизнь, и быть может, не худшая. Работа, которую она должна была выполнять, оказалась не тяжелее работы на фабрике, а даже легче. Кормить скотину, прибирать курень и баз, помогать стряпать и собирать созревший урожай не казалось Анне тяжелым трудом.
Наоборот, ей стало интересно узнавать что-то новое, ведь она всю жизнь прожила в городе и деревенской жизни почти не знала, за исключением редких поездок к другу отца, жившему в станице. Да и в этих поездках отец практически никогда не отпускал Анну от себя, боясь, что может случиться нечто ужасное.
Что ж, его страхи оказались не беспочвенны, случилось то, чего он так опасался. Она оказалась в руках казаков. Теперь оставалось лишь смириться, тем более, что к подобной жизни вполне можно было привыкнуть.
— Ну, как тебе у нас? Не крушись, тебе здеся добре будет. — Дуняша участливо положила ей руку на плечо. — А я тебе одежи дам — юбок, кофту. Мы с тобой, кажись одного роста. Может и у Наташки чего-нибудь сыщется. Она вона тоже как мы с тобой, трошки повыше будет.
— Что ты, Дуня, спасибо тебе большое, не нужно. У меня будет одежда. Не беспокойся обо мне. — Благодарно улыбнулась Анна. — А кто такая Наташка? — не сдержав любопытства, спросила она.
— Гришкина жена. Хорошая бабочка, добрая.
— Значит, он женат. — Невольно вырвалось у Анны.
— Ой, да он кажись тебе к сердцу пришелся, — весело засмеялась Дуняша. — А он всем по сердцу.
— Нет, Дуня, — покраснела Анна. — Ты не так поняла. Просто, я думаю, что он очень хороший человек. И вся ваша семья тоже. Спасибо тебе за доброту.
— Об чем гутарите, девоньки? — заговорившись, девушки не заметили, как из куреня вышел Аникей.
— Простите, Аникей Андрианович. — Улыбка мгновенно сошла с лица Анны. — Я немедленно приступлю к работе. До свидания, Дуня. Была очень рада с тобой поговорить, — обратилась она к Дуняше.
— Ну, с Богом. Вскоре свидимся. — Взмахнув черной косой, Дуняша быстрым шагом пошла к Дону.
Но от нее не укрылось то, каким взглядом смотрел на Анну Аникей.
Медленно тянулись жаркие июльские дни, сменялись неделями, золотистое солнце вставало и заходило над хутором, окрашивая лазоревое небо нежно-розовыми рассветами и ярко-красными закатами, в воздухе витал пряный запах степных трав.
Прошел уже почти месяц, с тех пор, как Анну привезли в станицу, а ей казалось, что время будто бы застыло, замерло в своей неподвижности.
И, как ни странно ей было себе в этом признаться, жизнь на хуторе нравилась Анне все больше. Больше, чем жизнь в городе, где она должна была давать частные уроки и работать на фабрике, чтобы помочь матери с сестрой, даже больше, чем ее прошлая революционная деятельность.
Анна все больше убеждалась, что женщине не место на фронте, что на женских плечах и так лежит огромная ноша повседневных забот, вполне соизмеримая с участием в военных действиях. Нет, она бы вовсе не назвала жизнь казаков легкой, люди здесь испокон веков выживали за счет тяжелого каждодневного труда.
Им просто некогда было думать об идеях справедливости, братства и всеобщего равенства, когда нужно сеять хлеб, ухаживать за скотиной, собирать урожай и растить детей.
Благополучие семей достигалось лишь их собственными усилиями и все, что они наживали, было нажито потом и кровью. В подобных условиях просто невозможно расточать комплименты, читать стихи и обсуждать философские течения.
Нынче, Анна могла понять и истоки их необузданной, быть может, чрезмерной жестокости. На протяжении нескольких веков казаки защищали границы Империи от посягательств врагов. В любой момент готовые взяться за оружие, они не задумываясь убивали и проливали кровь, вставая на защиту своей земли, семьи, куреня.
Но понять — не значит принять. Сможет ли она это принять? Ответа на этот вопрос Анна не знала, но так же, она убедилась в том, что далеко не все жители Обдонья являются звероподобными чудовищами, которыми когда-то пугал отец.
Соседи Мелеховы казались Анне добросердечными людьми, они проявили к ней доброту и участие. Дуняша отдала ей кое-какую одежду, а сноха Григория, жена его брата Петра — Дарья подарила бусы из бисера.
А еще они помогли ей отправить весточку матери о том, что она жива и находится на хуторе Татарском. Вряд ли мать могла ей чем-нибудь помочь, но она должна была знать, что ее дочь жива и здорова. Да и сама мысль о работе на фабрике Анну не радовала. Уже не радовала. А частные уроки теперь стали никому не нужны.
Аникей с Евдокией обращались с ней ласково, даже хвалили за усердие в работе, за то, что быстро учится.
Когда, в очередное утро Анна, покормив скотину, собиралась идти завтракать ее окликнула Дарья:
— Эй, соседушка! Анюта!
— Здарово заревали, Даша, — улыбнувшись, поприветствовала ее Анна. — Я правильно сказала?
— Ага. Слава Богу.
— Что у вас слышно? Есть ли… новости? — спросила Анна.
— А какие такие новости? — Дарья кокетливо поправила завиток у виска. — Али Гришку ждешь? Что, в сердце запал? — усмехнулась она.
— Нет, конечно нет, — опустила глаза Анна. — Я просто хотела поблагодарить его за проявленную ко мне доброту.
— Успеется ишо. А об Гришке зазря не думай. У него вон Наталья, да ишо и энта… Аникушка-то как на тебя глядит, кубыть живьем бы съел! — лукаво подмигнула Дарья.
— Ну что ты, Даша, — нахмурилась Анна. — Аникей Андрианович тоже женат и любит Евдокию Степановну.
— Аникей Андрианович? — расхохоталась Дарья. — Эка важная птица! А кохать и двух можно.
Смутившись от слов Дарьи и быстро попрощавшись с ней, Анна поспешила в курень.
— Добре стряпаешь, Нюра. — Кладя деревянную ложку на стол, улыбнулся Анне Аникей.
— Благодарю, Аникей Андрианович. — Уголки ее губ чуть тронула ответная улыбка. — Когда отец был еще жив, мы держали кухарку. А вот после его смерти пришлось научиться. — Анна и сама не знала, зачем так разоткровенничалась с хозяином.
Вероятно, ему не было до этого никакого дела. Но Аникей слушал внимательно, встав из-за стола, он подошел к ней, вгляделся в ее темные глаза:
— Глаза-то у тебя как омуты. Нонче припомнил, где их ранее видал. Мы с односумами по степи ехали; гляжу, а там в ковыле девчонка сидит, сама темненькая и глаза чернющие. Они мне в душу запали, да ты была дюже мала. Не то посватался бы! — рассмеялся Аникей. — Я без жены ишо был.
— К кому посватался бы? Ко мне? — Анну тоже начал душить смех.
Разве что… лишь однажды его нарушила, когда обещала не трогать шоколадные конфеты до обеда, ведь они были куплены на десерт, а так хотелось попробовать! За тот случай, он ее, конечно, уже давно простил. Но, если нынче она нарушит слово, то он уже не простит никогда. В этом Анна была уверена.
Задумавшись, она не заметила, как кружка с молоком выскользнула из слабых пальцев и упала на деревянный пол. Благо, молоко было уже почти допито, кто знает, какое наказание последовало бы за разлитое по полу молоко? Два удара кнутом или больше?
— Простите… — тихо проговорила Анна. — Или же Вы собираетесь наказать меня и за это?
— Небось. Будешь слухать нас — никто тебя не накажет. — Аникей ласково провел рукой по ее спутавшимся черным волосам, пристально взглянул в темно-карие глубокие глаза.
— Что ж… Я буду Вас слушаться, Аникей Андрианович, — тяжело вздохнула Анна. — И Вашу жену тоже. Я не могу умереть под вашим кнутом.
— Добре, любушка. До разу бы так. Моя Дуняша часто хворает, а ты ей подсоблять будешь.
— Вы, наверное ее очень любите? — сама не зная зачем, спросила Анна. — Вашей жене повезло, что у нее такой заботливый муж.
— Ато! Дюже люблю. Детишек вот токмо у нас нет, — грустно улыбнулся Аникей.
Пару минут спустя, в спальню вошла Евдокия и отвела Анну на баз — показывать хозяйство.
Прода от 14.02.2024, 13:26
— А что это за девка с Дунькой по Аникушкиному базу ходила? — заинтересованно спросила юная черноглазая девушка у изящной женщины с насурьмленными бровями, развешивающей белье на базу.
— А я почем знаю? — в ответ та лишь пожала плечами. — Мне какое дело? Слыхала надысь, гутарили, что Аникей привез ее с войны, что красная она.
— Да как же энто? — удивленно распахнула свои черные глаза девушка. — Себе привез?
— Ай, отстань, Дуняша! Нам-то что с того? Нехай живут себе, как хотят. Хучь батрачка ихняя будет, хучь любушка Аникушкина. — Лукаво хохотнула Дарья Мелехова — соседка Аникея и Евдокии, сноха Григория Мелехова, жена его старшего брата Петра.
Она и сама мельком видела на соседнем базу молодую черноволосую незнакомку, о чем-то беседовавшую с Евдокией возле плетня. На мгновение их взгляды встретились и Дарья увидела, что в темных, глубоких глазах девушки плескалась грусть.
Поспешив отвести взгляд, Дарья быстрым шагом направилась в курень.
Ей стало жаль эту девушку, оказавшуюся в незавидном положении, привезенную против воли в их хутор, но думать об этом не было ни сил, ни желания. Да и как можно было о ком-либо думать, когда муж на войне, деверь тоже, неизвестно, вернуться ли они живыми, а хозяйство легло на женские плечи.
Помимо Дарьи в курене проживали: мать Петра и Григория — Василиса Ильинична, их отец — Пантелей Прокофьевич, жена Григория — Наталья с двумя маленькими ребятишками и юная Дуняша — их младшая сестра. Им вполне хватало своих забот и переживаний.
— А я зайду до них нонче вечером, проведаю. — Задумчиво сказала Дуняша.
Ее и впрямь заинтересовала история загадочной незнакомки. Она слышала о подобных историях — о привезенных из военных походов пленницах. Да и зачем далеко ходить — ее родная бабка, мать отца была турчанкой, дед привез ее из очередного военного похода в качестве трофея.
Но то было в давние времена, неужели и нынче поступают точно так же? К тому же, Аникей Антипов женат и жена ему не нужна.
Дуняше неодолимо захотелось взглянуть на эту девушку, рассмотреть ее повнимательнее. В глубине души она ей сочувствовала, ведь жить в неволе несладко.
— Не мешалась бы ты в их дела, Дунька, — усмехнулась Дарья. — Мы ей ничем не подсобим, так и не лезь.
Но Дуняша твердо решила вызнать больше, девичье любопытство взяло вверх, и вечером она все же отправилась в гости к соседям.
***
— Здарово вечеривали, соседушка, — отворяя дверь и пропуская Дуняшу в сени, приветливо улыбнулась Евдокия.
— Слава Богу, — ответила Дуняша, с интересом оглядываясь по сторонам, ища глазами темноволосую девушку.
— Проходи, Дуняш, ты чего встала, как неродная. Проходи, зараз вечерять будем, — взяла ее за руку Евдокия.
Сев за стол, Дуняша поняла, что есть совершенно не хочет, ей было интересно лишь одно — выяснить все об этой привезенной с поля боя незнакомке.
Интереснее еще оттого, что она и сама была внучкой пленницы, приневоленной жить в казачьей станице. Правда, ей хотелось верить, что ее бабка искренне полюбила ее деда и они жили в согласии.
А нынче же, Дуняше казалось, будто она своими глазами наблюдает картину из далекого прошлого, где оживают герои рассказов старых служивых казаков.
Но оказалось, что соседи вовсе и не пытались ничего скрывать:
— Нюра! — громко крикнула Евдокия, повернув голову в сторону горницы. — Поди сюда, собери на стол.
Через минуту, оттуда вышла молодая девушка в белом платке и зеленой юбке, которая была ей явно не по росту и, похоже, была отдана хозяйкой. Дуняша пристально вгляделась в ее красивые, глубокие карие глаза.
— Добрый вечер, — глядя на нее, поздоровалась девушка и принялась накрывать на стол.
— Здарово вечеривали, — улыбнулась Дуняша.
— Это Анна. Будет с нами жить, подсоблять мне в хозяйстве. — Представила ее Евдокия. — Садись с нами, повечеряй, зараз Аникуша придет, — обратилась она к Анне.
— Простите, Евдокия Степановна, но я не голодна. Позвольте мне поесть завтра. — Тихо ответила она, комкая в руках полотенце.
— Что ж так? Ну иди, коли не охоча. Токмо не гутарь, что голодом морем, — усмехнулась Евдокия.
Удивленно наблюдая за этим, Дуняша ощутила в своем сердце жалость и сочувствие к этой девушке, которая была разлучена со своими родными и близкими, вынужденно прислуживая в чужом курене.
— Ну, Дуняша? — весело посмотрела на нее Евдокия. — Гляжу, тебе не терпится все разведать. За энтим видать и пришла.
— Не, я не за энтим… — смутилась Дуняша.
— А нам скрывать нечего. Ее взяли у Каргинской, где твой братушка командовал. Всех красных постреляли, а ей жизню оставили. Спаси Христос Григорию Пантелеевичу и моему Аникуше.
— Да как же Гришка мог… — вспыхнула Дуняша.
Теперь она поняла, что пленница Анна оказалась на их хуторе из-за Григория. Ведь именно он позволил Аникею забрать ее к себе в курень. Но, все же, она полагала, что лучше было бы просто отпустить молодую девушку, а не обрекать на жизнь в неволе.
Сама мысль о том, что совсем рядом, по соседству живет взятая в плен девушка, ее коробила, но вместе с тем странно волновала. Дуняша подумала об Аникее, который вполне мог использовать свою власть над несчастной Анной. Жалость смешивалась с необъяснимым томлением.
Внезапно, она представила на месте Анны себя: как она попадает в плен к красноармейцам и какая судьба ее там ждет. А ведь нравившийся Дуняше еще с детства парень — Мишка Кошевой, как говаривали, перешел на сторону красных. Хотела бы она стать его пленницей?
Ответ был очевиден — конечно хотела бы, но она никому и никогда в этом не признается.
— А чего он мог? — сердито прервала ее мысли Евдокия. — Али должно было стрельнуть красную жидовку? У нее из сродственников токмо мать и сестра, а у нас будет и сыта, и в тепле.
— Она еврейка? — спросила Дуняша. — Ну хучь бы и так. Наша бабка была туркой, а дед ее дюже любил. А коли твой Аникуша эту Анну… — не успела она договорить, как в курень вошел Аникей.
Продолжать свою мысль, Дуняша, естественно не стала. Распрощавшись с соседями, она вышла на баз и отправилась домой.
На следующее утро, идя на Дон мимо их куреня и заметив подметавшую баз Анну, она негромко окликнула ее:
— Анна. Анна, подойди на час.
— На час? — переспросила Анна. — Ах да, сейчас. — Положив метлу на землю, она подошла к плетню.
— Небось, я — ваша соседка. Я — Дуня Мелехова. Ты надысь меня видала, я вчерась приходила, помнишь?
— Конечно помню. Я рада с тобой познакомиться, — улыбнулась Анна. — Подожди… ты сказала Мелехова?
— Да, Гриша Мелехов — мой братушка. Ты ить его знаешь, он вас под Каргинской разбил. Ну да он у нас добрый, хучь и взгальный. — Рассмеялась Дуняша.
— Твой брат был очень добр ко мне. Очень. — При воспоминании о Григории Мелехове глаза Анны потеплели.
Именно благодаря ему и Аникею ее не постигла участь расстрелянных товарищей. И теперь Анна была этому рада. Отец желал бы, чтобы она жила, вряд ли он был бы счастлив видеть свою дочь убитой и похороненной в братской могиле.
Нынче же, впереди была жизнь, и быть может, не худшая. Работа, которую она должна была выполнять, оказалась не тяжелее работы на фабрике, а даже легче. Кормить скотину, прибирать курень и баз, помогать стряпать и собирать созревший урожай не казалось Анне тяжелым трудом.
Наоборот, ей стало интересно узнавать что-то новое, ведь она всю жизнь прожила в городе и деревенской жизни почти не знала, за исключением редких поездок к другу отца, жившему в станице. Да и в этих поездках отец практически никогда не отпускал Анну от себя, боясь, что может случиться нечто ужасное.
Что ж, его страхи оказались не беспочвенны, случилось то, чего он так опасался. Она оказалась в руках казаков. Теперь оставалось лишь смириться, тем более, что к подобной жизни вполне можно было привыкнуть.
— Ну, как тебе у нас? Не крушись, тебе здеся добре будет. — Дуняша участливо положила ей руку на плечо. — А я тебе одежи дам — юбок, кофту. Мы с тобой, кажись одного роста. Может и у Наташки чего-нибудь сыщется. Она вона тоже как мы с тобой, трошки повыше будет.
— Что ты, Дуня, спасибо тебе большое, не нужно. У меня будет одежда. Не беспокойся обо мне. — Благодарно улыбнулась Анна. — А кто такая Наташка? — не сдержав любопытства, спросила она.
— Гришкина жена. Хорошая бабочка, добрая.
— Значит, он женат. — Невольно вырвалось у Анны.
— Ой, да он кажись тебе к сердцу пришелся, — весело засмеялась Дуняша. — А он всем по сердцу.
— Нет, Дуня, — покраснела Анна. — Ты не так поняла. Просто, я думаю, что он очень хороший человек. И вся ваша семья тоже. Спасибо тебе за доброту.
— Об чем гутарите, девоньки? — заговорившись, девушки не заметили, как из куреня вышел Аникей.
— Простите, Аникей Андрианович. — Улыбка мгновенно сошла с лица Анны. — Я немедленно приступлю к работе. До свидания, Дуня. Была очень рада с тобой поговорить, — обратилась она к Дуняше.
— Ну, с Богом. Вскоре свидимся. — Взмахнув черной косой, Дуняша быстрым шагом пошла к Дону.
Но от нее не укрылось то, каким взглядом смотрел на Анну Аникей.
***
Медленно тянулись жаркие июльские дни, сменялись неделями, золотистое солнце вставало и заходило над хутором, окрашивая лазоревое небо нежно-розовыми рассветами и ярко-красными закатами, в воздухе витал пряный запах степных трав.
Прошел уже почти месяц, с тех пор, как Анну привезли в станицу, а ей казалось, что время будто бы застыло, замерло в своей неподвижности.
И, как ни странно ей было себе в этом признаться, жизнь на хуторе нравилась Анне все больше. Больше, чем жизнь в городе, где она должна была давать частные уроки и работать на фабрике, чтобы помочь матери с сестрой, даже больше, чем ее прошлая революционная деятельность.
Анна все больше убеждалась, что женщине не место на фронте, что на женских плечах и так лежит огромная ноша повседневных забот, вполне соизмеримая с участием в военных действиях. Нет, она бы вовсе не назвала жизнь казаков легкой, люди здесь испокон веков выживали за счет тяжелого каждодневного труда.
Им просто некогда было думать об идеях справедливости, братства и всеобщего равенства, когда нужно сеять хлеб, ухаживать за скотиной, собирать урожай и растить детей.
Благополучие семей достигалось лишь их собственными усилиями и все, что они наживали, было нажито потом и кровью. В подобных условиях просто невозможно расточать комплименты, читать стихи и обсуждать философские течения.
Нынче, Анна могла понять и истоки их необузданной, быть может, чрезмерной жестокости. На протяжении нескольких веков казаки защищали границы Империи от посягательств врагов. В любой момент готовые взяться за оружие, они не задумываясь убивали и проливали кровь, вставая на защиту своей земли, семьи, куреня.
Но понять — не значит принять. Сможет ли она это принять? Ответа на этот вопрос Анна не знала, но так же, она убедилась в том, что далеко не все жители Обдонья являются звероподобными чудовищами, которыми когда-то пугал отец.
Соседи Мелеховы казались Анне добросердечными людьми, они проявили к ней доброту и участие. Дуняша отдала ей кое-какую одежду, а сноха Григория, жена его брата Петра — Дарья подарила бусы из бисера.
А еще они помогли ей отправить весточку матери о том, что она жива и находится на хуторе Татарском. Вряд ли мать могла ей чем-нибудь помочь, но она должна была знать, что ее дочь жива и здорова. Да и сама мысль о работе на фабрике Анну не радовала. Уже не радовала. А частные уроки теперь стали никому не нужны.
Аникей с Евдокией обращались с ней ласково, даже хвалили за усердие в работе, за то, что быстро учится.
Когда, в очередное утро Анна, покормив скотину, собиралась идти завтракать ее окликнула Дарья:
— Эй, соседушка! Анюта!
— Здарово заревали, Даша, — улыбнувшись, поприветствовала ее Анна. — Я правильно сказала?
— Ага. Слава Богу.
— Что у вас слышно? Есть ли… новости? — спросила Анна.
— А какие такие новости? — Дарья кокетливо поправила завиток у виска. — Али Гришку ждешь? Что, в сердце запал? — усмехнулась она.
— Нет, конечно нет, — опустила глаза Анна. — Я просто хотела поблагодарить его за проявленную ко мне доброту.
— Успеется ишо. А об Гришке зазря не думай. У него вон Наталья, да ишо и энта… Аникушка-то как на тебя глядит, кубыть живьем бы съел! — лукаво подмигнула Дарья.
— Ну что ты, Даша, — нахмурилась Анна. — Аникей Андрианович тоже женат и любит Евдокию Степановну.
— Аникей Андрианович? — расхохоталась Дарья. — Эка важная птица! А кохать и двух можно.
Смутившись от слов Дарьи и быстро попрощавшись с ней, Анна поспешила в курень.
***
— Добре стряпаешь, Нюра. — Кладя деревянную ложку на стол, улыбнулся Анне Аникей.
— Благодарю, Аникей Андрианович. — Уголки ее губ чуть тронула ответная улыбка. — Когда отец был еще жив, мы держали кухарку. А вот после его смерти пришлось научиться. — Анна и сама не знала, зачем так разоткровенничалась с хозяином.
Вероятно, ему не было до этого никакого дела. Но Аникей слушал внимательно, встав из-за стола, он подошел к ней, вгляделся в ее темные глаза:
— Глаза-то у тебя как омуты. Нонче припомнил, где их ранее видал. Мы с односумами по степи ехали; гляжу, а там в ковыле девчонка сидит, сама темненькая и глаза чернющие. Они мне в душу запали, да ты была дюже мала. Не то посватался бы! — рассмеялся Аникей. — Я без жены ишо был.
— К кому посватался бы? Ко мне? — Анну тоже начал душить смех.
