Один осёл со страху даже штаны обмочил… Кузя белкой слетел с дерева в материнские объятья и разревелся от облегчения. А Матвей просто сел на землю, обессилено привалился саднящей спиной к стволу и закрыл глаза. Всё-таки живой…
- Братан, тебе плохо?
- Не, нормуль. Сейчас отпустит.
- Ага, заметно. Жалко, что ты себя не видишь, кошмар ходячий! То есть сидячий.
- И только поэтому я ему от себя не добавлю, - проворчала Кузькина мать. – Чуть не угробил мне ребёнка, поганец!
- Согласен. Я не поганец, я хуже… Называйте меня как хотите, только воды дайте! А то я точно сдохну…
- На, держи. О, так у тебя отходняк! – подёргав носом, определил Прошка.
- От чего это?
- Не от чего, а от кого – от Шмакозявки вестимо!
- Так вы его что, знаете?
- Знаем, - переглянулись братья. – Это ж наш бывший конкурент. Громко сказано, конечно, в нашу бытность под его началом всего пара-тройка морд была. Тогда они гораздо дальше по тракту грабили, к нам, само собой, не совались. Точнее, Вошик раз припёрся, с Федотом перетёр, но тот его своим замом брать отказался, сказал – методы его работы не понравились.
- Что за методы? И почему «Вошик»?
- Так фамилия у него Вошкогон. Ясное дело, для атамана такая никаким боком не катит, вот он и придумал новую, устрашающую. Хотел с самим Ёжкиным потягаться, салага. Всегда был завистливым и мечтал ни много ни мало – всю Сказявь под себя подмять и в столице воцариться. Кстати, не смешно, - Силантий задумчиво поскрёб клюв. – Проха, сам же видишь, как его банда разрослась. И насколько близко к нашей территории. Уж не замыслил ли он и к нам вскоре в гости пожаловать??
Под его удавьим взглядом козлы-бараны сжались и нестройно замемекали – ничего подобного, мол, кто ж в своём уме на такое покусится?!
Силантий им явно не поверил, но предпочёл пока снова повернуться к Моте.
- Ты уже понял, что Козька не только раздуваться умел, но и вонять по своему желанию? И ведь не только из вредности воздух портить, а оказывать на окружающих особое воздействие. Дурманное. Вспомни, что ты почувствовал, когда надышался этой гадости?
- Захотелось порвать всех вокруг на тряпочки… - понимающе хмыкнул Быков. – Даже удивился, откуда вдруг силы взялись. Нет, я, конечно, люблю подраться, но к тому моменту чётко понимал, что резерв на нуле, и был готов в меру героически сдохнуть… Выходит, этот клоп просто наркотик ходячий! Да уж, с таким козырем в рукаве можно на многое замахнуться. Прийти, навонять, подождать, пока враги сами друг друга перебьют – и дело в шляпе! Вот ведь зараза, вша имбецильная!
- Была вошка, стала лепёшка. Здорово вы его расплющили, уважаемая, искренне восхищён, - поклонился Силантий. Кузькина мать слегка порозовела и небрежно махнула рукой – подумаешь, мол, невелика заслуга.
- А зачем он тогда рядом с тобой завонял? – спросил Мотю Кузька. – Я так за тебя испугался, а он на самом деле не хотел тебя убивать?
- Да хотел, хотел, - вздохнул тот. – Думаю, он просто не смог сдержаться, очень уж разозлился, когда я над ним ржать начал.
- И дразнилку спел. Спой ещё, а? А то они все не слышали!
- Нет уж, - открестился Быков. – Во-первых, я её и сам уже не помню, как в угаре был, а во-вторых… Народ, ни у кого случаем аптечки нет?
Народ опомнился, проникся и засуетился. Аптечки в Мотином понимании, само собой, ни у кого не нашлось, но бинты с перекисью успешно заменила собой порванная на лоскуты запасная женская сорочка и фляга самогону. Спасибо Кузькиной матери, оторвала от сердца!
Само собой, и внутрь употребили, для той же «дезинфекции». Попутно братья рассказали, как к ним во двор влетел перепуганный Сивка, и они поняли, что с недавними постояльцами стряслась беда. Хорошо хоть, недалеко ушли, вовремя успели! И ступа так вовремя подвернулась!
- Не подвернулась, а навернулась, - ворчливо поправила «Яга». – Что ж я, совсем бессердечная, наплюю на свою кровиночку и одного в чужой стороне брошу? Ну, не одного, а с этим охламоном, что ещё хуже. Я б вас ещё вчера догнала, да только рухлядь эта совсем с курса сбилась, не в ту сторону улетела. А сейчас ещё и движок почти заглох, ещё чуть-чуть – и было бы у вас две лепёшки вместо одной...
- Мам!
- А что «мам»?! Я о тебе думаю, волнуюсь за тебя, это тебе на мать плевать…
- Прости, - виновато засопел Кузька и ткнулся носом в её грудь. – Ничего мне не наплевать, я как лучше хотел, тебе не мешаться, я бы потом вернулся, честно! И дядь Мотю не ругай, он же не виноват, что так детей любит, что им ни в чём отказать не может!
Баба-Яга кинула на офигевшего от такой характеристики чадолюбца скептический взгляд, но язвить не стала.
- Ступу мы вам починим, - пообещал Силантий. – В сарае точно такой же движок валяется, переставим без проблем. А рогатые дотащат. Пусть им Федя какую-нибудь общественно-полезную работёнку придумает и заодно наставит на путь истинный. Уж он-то сумеет! (Козлиная масса снова испуганно замемекала.) А можно…
Удода прервал громкий треск и не менее громкое пыхтенье, раздавшееся из близлежащих кустов. Не тех, что ознаменовали собой встречу мужиков и козлов, а других, сразу за ёлкой. Все невольно насторожились и подобрались – что там за новая напасть – но потом так же слаженно выдохнули и захихикали. Потому что из кустов вылез не какой-нибудь местный монстр, а здоровенный, но вполне себе благообразный заспанный хомяк с огромными, туго набитыми защёчными мешками. Он даже лапками их поддерживал, знать, тяжёлые.
- О, Фома, и ты здесь!
- Какими судьбами?!
Хомяк радостно выпучился на братьев, жестом показал, что говорить пока не может, окинул внимательным взглядом поляну и, заметив торчащие из-под ступы членистые усики, облегчённо вздохнул. Так же знаками попросил расстелить на траве какую-нибудь тряпку, удовлетворился Мотиным походным одеялом и торжественно вывернул свои закрома. Из правой щеки высыпалась внушительная горка самых разнообразных монет и весело раскатилась по одеялу. Из левой на свет появилась не менее шокирующая кучка драгоценностей.
- Тьфу, наконец-то, забодай меня комар! Спасибо, братцы, век не забуду!!
Неудивительно, что и с этим колоритным персонажем ёжкинцы уже пересекались. Фома Казначеев благодаря неудачному стечению обстоятельств оказался в шайке Вырвиглота, а благодаря фамилии и наличию собственных закромов стал в ней бессменным казначеем. Сбежать не мог – куда, при такой комплекции?! Вот и таскался за воинственной букашкой, и таскал на себе все его «боевые трофеи», то есть, попросту говоря, награбленное. Живой сейф на ножках…
- Да, похудел ты знатно от такой жизни, бедняга! – посочувствовали братья, а Матвей невольно переглянулся с Кузькой. Сколько ж до этого было в жиртресте?!
- Разбирайте добычу, избавители! Я на всё это уже смотреть не могу…
- А чьё это? Может, надо вернуть? – предложил честный мальчик, но взрослые объяснили, что, к сожалению, ничего не выйдет. Награбленное-де давнишнее и не из этого района, не ходить же им по миру и приставать ко всем с вопросами, твоя или не твоя эта денежка? Как сам думаешь, сколько ответит «нет, не моя»? Кузя подумал и согласился, что он и сам бы в таком случае соврал, и на этом тема была исчерпана.
Деньги поделили поровну; хомяка взяли в долю, как он ни отказывался. За драгоценности тоже не разодрались, каждый нашёл себе то, что пришлось по душе. Баба-Яга – длиннющее жемчужное ожерелье, её сынок – похожий на янтарь круглый камень с застывшей в нём яркой бабочкой, Прошка взвизгнул от радости, выхватывая из кучи увесистую брошь в виде цветка. Все лепестки разного цвета, листочки по краям зелёные, как глаза зазнобушки…
- Муся точно оценит! – уверил Матвей. – И подарок, и рассказ о твоём героическом подвиге. Силантий, ты там подыграй ему, скажи – он первый всех раскидал и меня спас.
- Не вопрос!
- И вот ещё что, - осенило Мотю. – У нас принято за подвиги звания и медали давать, а тебе, Прошка, давай, что ли, новое имя дадим, а?
Глаза енота от восторга едва не вылезли из орбит.
- Давай!! А какое?!
- Ээ… Билайн, во! Крутое имя, иностранное, означает – мировой парень! – подмигнул тот. Соврал, конечно, маленько, но ассоциация с полосатым с момента знакомства была только такая. Если понравится – почему нет?
Понравилось – это ещё слабо сказано. Прошка едва не разревелся от счастья. Бывший Прошка, а с этого момента Билайн Терентьевич Мухоедов, извольте более не ошибаться, уважаемые!
М-да, если бы Матвей знал, что у него такая фамилия, подумал бы подольше. Ну, не засмеялся – и то достижение. Муська, в конце концов, может себе и папашину фамилию оставить.
Самому Моте достался самый козырный, по его мнению, трофей – массивный перстень из чернёного серебра. Весь в затейливых узорах, вместо камня – чеканка с «жутко-страшной» оскаленной мордой… ежа. Ну а кем ещё мог быть этот монстрик, при таких-то иголках?! Суеверные сказявцы дружно отказались от такого сурового украшения, это попаданцу всё нипочём – на его исторической родине вообще черепушки носят, и ничего. Тем более, размер подошёл. Хоть какая-то память будет, когда домой вернётся. Блин, не «когда», а «если»…
В разгар делёжки Кузя неожиданно насторожился и завертел головой по сторонам.
- Ты чего?
- Показалось, наверное. Будто плачет кто-то.
- Да брось! Не иначе какой баран со страху бебекнул, или…
- Ох я, голова – два уха! Совсем про Олюшку забыл!! – всплеснул лапками Хомяк. – Пойдёмте скорее, поможете!
Он, как мог быстро, закосолапил по направлению к кустам, из которых давеча вылез; любопытствующий народ дружно двинулся за ним. И так же дружно замер, раскрыв рты.
За полосой кустов пряталась отдельная, закрытая со всех сторон маленькая полянка. Пара старых одеял в тени большой плакучей ивы – не иначе лежбище проспавшего всю заваруху бывшего казначея. Но всеобщего внимания удостоилась куда более загадочная конструкция – огромный высокий ящик на колёсах, укрытый свисающим до земли узорчатым покрывалом. Фома рывком сорвал его, и оказалось, что это никакой не ящик. А клетка. Обитаемая.
Матвей обогнул замерших в шоке братьев и подошёл к ней первым.
- Ключ был только у Вырвиглота. Будем ступу поднимать, или ты сможешь сбить замок? – спросил Хомяк, обеспокоенно глядя на неподвижный комок перьев в дальнем углу.
- Смогу, пожалуй, - кивнул Быков. – А чего это на всех резко столбняк напал? Думают, сдохла птичка?
- Тише ты, не накаркай! – шикнул Фома. – Не видишь, что ли, это же не просто «птичка», а настоящая голубоногая птица счастья!
Пока Матвей ковырял ножом замок, Хомяк поведал, что покойному атаману каким-то образом удалось заполучить себе это редчайшее и почти мифическое существо. Как известно, кто владеет птицей счастья, тому всегда сопутствует удача, а кто удачлив – у того дела идут как минимум хорошо. Бедную Олюшку амбициозный Шмакозявка всё время держал в клетке и берёг пуще глаза – ведь это она, а вовсе не его эксклюзивное «оружие» обеспечивало его шайке безбедное существование. А вот сама птица счастья чем дальше, тем больше слабела и хирела. Сейчас, похоже, её дела совсем плохи. Успеют ли они помочь? И что для этого надо делать??
Ржавый замок в конце концов поддался, и Матвей с великой осторожностью извлёк птицу из её тюрьмы и положил на хомячьи одеяла. Кузькина мать решительно оттеснила мужиков и попыталась нащупать на её тоненькой шейке пульс. Видимо, удачно. Вслед за ней выдохнули и остальные.
- Не стойте столбами, принесите воды, живо! Кузька, метнись до ступы, тащи плетёную сумку, только аккуратно, не разбей ничего!
Всё было исполнено в мгновение ока. Женщина цыкнула, чтоб не лезли под руку, и смешала в кружке воду и резко пахнущее травами зелье. Потом приоткрыла болезной клюв и медленно, по чуть-чуть, споила лекарство. Прошло несколько томительных минут – и птица счастья, наконец, слабо шевельнулась и распахнула ярко-голубые, в тон лапкам, глаза. Изумлённо оглядела всю честную компанию, заметила Фому и снова обречённо зажмурилась.
- Не бойся, мы не разбойники, мы его тоже освободили! – торопливо зачастил Силантий. – И Вырвиглота раздавили, правда-правда, не сомневайся! Ты теперь свободна, Олюшка…
Енот украдкой покосился на брата, удивлённый его неожиданной горячностью. Кузькина мать тихонько фыркнула и закивала, подтверждая.
- Ты действительно свободна, лети, куда хочешь, хоть сейчас.
Бывшая пленница так и подскочила на месте. И тут же со вздохом опустилась обратно на одеяла.
- Спасибо вам. Я вижу, что вы меня не обманываете. Видит небо, как я хочу снова оказаться в родной стихии… Да вот только нескоро это будет, если вообще возможно. Крылья ослабли, я их почти не чувствую… Чему ты радуешься?! – возмущённо накинулась она на Силантия. – Ты же лучше них знаешь, что птице нельзя не летать! А ты…
- Я не сомневаюсь, что ты поправишься, - твёрдо ответил он. – И обязательно будешь снова летать. А для этого тебе нужно набраться сил. Вот я и радуюсь, потому что знаю, где можно это сделать. Ёжкин Кот будет счастлив тебе помочь. И мы все тоже…
Олюшка смерила его задумчивым взглядом, словно сканируя на предмет скрытых мыслей, и вдруг ни с того ни с сего заметно покраснела. Силантий резко отвернулся и, пробормотав что-то о пригляде за козлами, ломанулся в кусты. У Енота медленно отвисла челюсть.
- Он чего, в неё влюбился? – громко поинтересовался Кузя.
- А что, незаметно? – ехидно улыбнулась его маман. – Видишь, сынок, как иной раз жизнь поворачивается! Не думаешь - не гадаешь, и вдруг своё счастье встретишь. Только что с ним делать – вот в чём вопрос…
- А чего делать? Жениться! – не увидел проблемы Кузька.
- Разве можно?! Она ведь…
- Что?? Раз я птица счастья, что же, сама никакого счастья не достойна?! – неожиданно всхлипнула Олюшка. – Я что, не женщина?! Все вокруг только и думают, как бы с моей помощью обогатиться да обудачиться, а сама по себе я и не нужна никому! А я тоже, может, хочу и замуж по любви, и гнездо свить, и птенцов высидеть… Ой!
Последнее слово прозвучало одновременно с негромким «шлёп!» – это вернувшийся Силантий уронил мешок с припасами. Воцарилось минутное молчание, а потом Баба-Яга решительно встала и поманила мужиков за собой.
- Пусть покормит. А вы помогите ступу сдвинуть. Поставим заместо клетки на колёса, запряжём козлов – доставят Федоту гостью в лучшем виде.
Матвею идея очень понравилась, и он при активном участии новоявленного Билайна взялся её осуществить. Силантий же был для общества безнадёжно потерян.
«Эк припечатало парня! – поглядывая на него, качал головой Мотя. – Из всех самый адекватный был, а теперь стоит – дурак дураком… Блин, тогда почему я ему сейчас так завидую?! Сам дурак, что ли??»
Другого ответа на этот вопрос у него не было…
Командовал сборами всё ж таки Силантий. Озабоченный состоянием бывшей пленницы («и просто озабоченный» – хихикнул про себя Мотя), он заметно спешил и потому немилосердно гонял козлиное стадо и в хвост, и в гриву. Под его удавьим взглядом самые дюжие рогачи послушно впряглись в поставленную на колёса ступу; на её дно братья постелили хомяковские одеяла и в получившемся гнёздышке удобно устроили Олюшку.
- А вы верхом поедете? – подошёл Матвей к Кузьке и его матери. – Давайте подсажу тогда.
- Чего, и не поцелуешь на прощанье? – с явной иронией осведомилась женщина. И невольно отпрянула, когда Быков решительно шагнул в её сторону. – Ты что, пошутила я, пошутила, не надо!
- Братан, тебе плохо?
- Не, нормуль. Сейчас отпустит.
- Ага, заметно. Жалко, что ты себя не видишь, кошмар ходячий! То есть сидячий.
- И только поэтому я ему от себя не добавлю, - проворчала Кузькина мать. – Чуть не угробил мне ребёнка, поганец!
- Согласен. Я не поганец, я хуже… Называйте меня как хотите, только воды дайте! А то я точно сдохну…
- На, держи. О, так у тебя отходняк! – подёргав носом, определил Прошка.
- От чего это?
- Не от чего, а от кого – от Шмакозявки вестимо!
- Так вы его что, знаете?
- Знаем, - переглянулись братья. – Это ж наш бывший конкурент. Громко сказано, конечно, в нашу бытность под его началом всего пара-тройка морд была. Тогда они гораздо дальше по тракту грабили, к нам, само собой, не совались. Точнее, Вошик раз припёрся, с Федотом перетёр, но тот его своим замом брать отказался, сказал – методы его работы не понравились.
- Что за методы? И почему «Вошик»?
- Так фамилия у него Вошкогон. Ясное дело, для атамана такая никаким боком не катит, вот он и придумал новую, устрашающую. Хотел с самим Ёжкиным потягаться, салага. Всегда был завистливым и мечтал ни много ни мало – всю Сказявь под себя подмять и в столице воцариться. Кстати, не смешно, - Силантий задумчиво поскрёб клюв. – Проха, сам же видишь, как его банда разрослась. И насколько близко к нашей территории. Уж не замыслил ли он и к нам вскоре в гости пожаловать??
Под его удавьим взглядом козлы-бараны сжались и нестройно замемекали – ничего подобного, мол, кто ж в своём уме на такое покусится?!
Силантий им явно не поверил, но предпочёл пока снова повернуться к Моте.
- Ты уже понял, что Козька не только раздуваться умел, но и вонять по своему желанию? И ведь не только из вредности воздух портить, а оказывать на окружающих особое воздействие. Дурманное. Вспомни, что ты почувствовал, когда надышался этой гадости?
- Захотелось порвать всех вокруг на тряпочки… - понимающе хмыкнул Быков. – Даже удивился, откуда вдруг силы взялись. Нет, я, конечно, люблю подраться, но к тому моменту чётко понимал, что резерв на нуле, и был готов в меру героически сдохнуть… Выходит, этот клоп просто наркотик ходячий! Да уж, с таким козырем в рукаве можно на многое замахнуться. Прийти, навонять, подождать, пока враги сами друг друга перебьют – и дело в шляпе! Вот ведь зараза, вша имбецильная!
- Была вошка, стала лепёшка. Здорово вы его расплющили, уважаемая, искренне восхищён, - поклонился Силантий. Кузькина мать слегка порозовела и небрежно махнула рукой – подумаешь, мол, невелика заслуга.
- А зачем он тогда рядом с тобой завонял? – спросил Мотю Кузька. – Я так за тебя испугался, а он на самом деле не хотел тебя убивать?
- Да хотел, хотел, - вздохнул тот. – Думаю, он просто не смог сдержаться, очень уж разозлился, когда я над ним ржать начал.
- И дразнилку спел. Спой ещё, а? А то они все не слышали!
- Нет уж, - открестился Быков. – Во-первых, я её и сам уже не помню, как в угаре был, а во-вторых… Народ, ни у кого случаем аптечки нет?
Народ опомнился, проникся и засуетился. Аптечки в Мотином понимании, само собой, ни у кого не нашлось, но бинты с перекисью успешно заменила собой порванная на лоскуты запасная женская сорочка и фляга самогону. Спасибо Кузькиной матери, оторвала от сердца!
Само собой, и внутрь употребили, для той же «дезинфекции». Попутно братья рассказали, как к ним во двор влетел перепуганный Сивка, и они поняли, что с недавними постояльцами стряслась беда. Хорошо хоть, недалеко ушли, вовремя успели! И ступа так вовремя подвернулась!
- Не подвернулась, а навернулась, - ворчливо поправила «Яга». – Что ж я, совсем бессердечная, наплюю на свою кровиночку и одного в чужой стороне брошу? Ну, не одного, а с этим охламоном, что ещё хуже. Я б вас ещё вчера догнала, да только рухлядь эта совсем с курса сбилась, не в ту сторону улетела. А сейчас ещё и движок почти заглох, ещё чуть-чуть – и было бы у вас две лепёшки вместо одной...
- Мам!
- А что «мам»?! Я о тебе думаю, волнуюсь за тебя, это тебе на мать плевать…
- Прости, - виновато засопел Кузька и ткнулся носом в её грудь. – Ничего мне не наплевать, я как лучше хотел, тебе не мешаться, я бы потом вернулся, честно! И дядь Мотю не ругай, он же не виноват, что так детей любит, что им ни в чём отказать не может!
Баба-Яга кинула на офигевшего от такой характеристики чадолюбца скептический взгляд, но язвить не стала.
- Ступу мы вам починим, - пообещал Силантий. – В сарае точно такой же движок валяется, переставим без проблем. А рогатые дотащат. Пусть им Федя какую-нибудь общественно-полезную работёнку придумает и заодно наставит на путь истинный. Уж он-то сумеет! (Козлиная масса снова испуганно замемекала.) А можно…
Удода прервал громкий треск и не менее громкое пыхтенье, раздавшееся из близлежащих кустов. Не тех, что ознаменовали собой встречу мужиков и козлов, а других, сразу за ёлкой. Все невольно насторожились и подобрались – что там за новая напасть – но потом так же слаженно выдохнули и захихикали. Потому что из кустов вылез не какой-нибудь местный монстр, а здоровенный, но вполне себе благообразный заспанный хомяк с огромными, туго набитыми защёчными мешками. Он даже лапками их поддерживал, знать, тяжёлые.
- О, Фома, и ты здесь!
- Какими судьбами?!
Хомяк радостно выпучился на братьев, жестом показал, что говорить пока не может, окинул внимательным взглядом поляну и, заметив торчащие из-под ступы членистые усики, облегчённо вздохнул. Так же знаками попросил расстелить на траве какую-нибудь тряпку, удовлетворился Мотиным походным одеялом и торжественно вывернул свои закрома. Из правой щеки высыпалась внушительная горка самых разнообразных монет и весело раскатилась по одеялу. Из левой на свет появилась не менее шокирующая кучка драгоценностей.
- Тьфу, наконец-то, забодай меня комар! Спасибо, братцы, век не забуду!!
Неудивительно, что и с этим колоритным персонажем ёжкинцы уже пересекались. Фома Казначеев благодаря неудачному стечению обстоятельств оказался в шайке Вырвиглота, а благодаря фамилии и наличию собственных закромов стал в ней бессменным казначеем. Сбежать не мог – куда, при такой комплекции?! Вот и таскался за воинственной букашкой, и таскал на себе все его «боевые трофеи», то есть, попросту говоря, награбленное. Живой сейф на ножках…
- Да, похудел ты знатно от такой жизни, бедняга! – посочувствовали братья, а Матвей невольно переглянулся с Кузькой. Сколько ж до этого было в жиртресте?!
- Разбирайте добычу, избавители! Я на всё это уже смотреть не могу…
- А чьё это? Может, надо вернуть? – предложил честный мальчик, но взрослые объяснили, что, к сожалению, ничего не выйдет. Награбленное-де давнишнее и не из этого района, не ходить же им по миру и приставать ко всем с вопросами, твоя или не твоя эта денежка? Как сам думаешь, сколько ответит «нет, не моя»? Кузя подумал и согласился, что он и сам бы в таком случае соврал, и на этом тема была исчерпана.
Деньги поделили поровну; хомяка взяли в долю, как он ни отказывался. За драгоценности тоже не разодрались, каждый нашёл себе то, что пришлось по душе. Баба-Яга – длиннющее жемчужное ожерелье, её сынок – похожий на янтарь круглый камень с застывшей в нём яркой бабочкой, Прошка взвизгнул от радости, выхватывая из кучи увесистую брошь в виде цветка. Все лепестки разного цвета, листочки по краям зелёные, как глаза зазнобушки…
- Муся точно оценит! – уверил Матвей. – И подарок, и рассказ о твоём героическом подвиге. Силантий, ты там подыграй ему, скажи – он первый всех раскидал и меня спас.
- Не вопрос!
- И вот ещё что, - осенило Мотю. – У нас принято за подвиги звания и медали давать, а тебе, Прошка, давай, что ли, новое имя дадим, а?
Глаза енота от восторга едва не вылезли из орбит.
- Давай!! А какое?!
- Ээ… Билайн, во! Крутое имя, иностранное, означает – мировой парень! – подмигнул тот. Соврал, конечно, маленько, но ассоциация с полосатым с момента знакомства была только такая. Если понравится – почему нет?
Понравилось – это ещё слабо сказано. Прошка едва не разревелся от счастья. Бывший Прошка, а с этого момента Билайн Терентьевич Мухоедов, извольте более не ошибаться, уважаемые!
М-да, если бы Матвей знал, что у него такая фамилия, подумал бы подольше. Ну, не засмеялся – и то достижение. Муська, в конце концов, может себе и папашину фамилию оставить.
Самому Моте достался самый козырный, по его мнению, трофей – массивный перстень из чернёного серебра. Весь в затейливых узорах, вместо камня – чеканка с «жутко-страшной» оскаленной мордой… ежа. Ну а кем ещё мог быть этот монстрик, при таких-то иголках?! Суеверные сказявцы дружно отказались от такого сурового украшения, это попаданцу всё нипочём – на его исторической родине вообще черепушки носят, и ничего. Тем более, размер подошёл. Хоть какая-то память будет, когда домой вернётся. Блин, не «когда», а «если»…
В разгар делёжки Кузя неожиданно насторожился и завертел головой по сторонам.
- Ты чего?
- Показалось, наверное. Будто плачет кто-то.
- Да брось! Не иначе какой баран со страху бебекнул, или…
- Ох я, голова – два уха! Совсем про Олюшку забыл!! – всплеснул лапками Хомяк. – Пойдёмте скорее, поможете!
Он, как мог быстро, закосолапил по направлению к кустам, из которых давеча вылез; любопытствующий народ дружно двинулся за ним. И так же дружно замер, раскрыв рты.
За полосой кустов пряталась отдельная, закрытая со всех сторон маленькая полянка. Пара старых одеял в тени большой плакучей ивы – не иначе лежбище проспавшего всю заваруху бывшего казначея. Но всеобщего внимания удостоилась куда более загадочная конструкция – огромный высокий ящик на колёсах, укрытый свисающим до земли узорчатым покрывалом. Фома рывком сорвал его, и оказалось, что это никакой не ящик. А клетка. Обитаемая.
Матвей обогнул замерших в шоке братьев и подошёл к ней первым.
- Ключ был только у Вырвиглота. Будем ступу поднимать, или ты сможешь сбить замок? – спросил Хомяк, обеспокоенно глядя на неподвижный комок перьев в дальнем углу.
- Смогу, пожалуй, - кивнул Быков. – А чего это на всех резко столбняк напал? Думают, сдохла птичка?
- Тише ты, не накаркай! – шикнул Фома. – Не видишь, что ли, это же не просто «птичка», а настоящая голубоногая птица счастья!
Пока Матвей ковырял ножом замок, Хомяк поведал, что покойному атаману каким-то образом удалось заполучить себе это редчайшее и почти мифическое существо. Как известно, кто владеет птицей счастья, тому всегда сопутствует удача, а кто удачлив – у того дела идут как минимум хорошо. Бедную Олюшку амбициозный Шмакозявка всё время держал в клетке и берёг пуще глаза – ведь это она, а вовсе не его эксклюзивное «оружие» обеспечивало его шайке безбедное существование. А вот сама птица счастья чем дальше, тем больше слабела и хирела. Сейчас, похоже, её дела совсем плохи. Успеют ли они помочь? И что для этого надо делать??
Ржавый замок в конце концов поддался, и Матвей с великой осторожностью извлёк птицу из её тюрьмы и положил на хомячьи одеяла. Кузькина мать решительно оттеснила мужиков и попыталась нащупать на её тоненькой шейке пульс. Видимо, удачно. Вслед за ней выдохнули и остальные.
- Не стойте столбами, принесите воды, живо! Кузька, метнись до ступы, тащи плетёную сумку, только аккуратно, не разбей ничего!
Всё было исполнено в мгновение ока. Женщина цыкнула, чтоб не лезли под руку, и смешала в кружке воду и резко пахнущее травами зелье. Потом приоткрыла болезной клюв и медленно, по чуть-чуть, споила лекарство. Прошло несколько томительных минут – и птица счастья, наконец, слабо шевельнулась и распахнула ярко-голубые, в тон лапкам, глаза. Изумлённо оглядела всю честную компанию, заметила Фому и снова обречённо зажмурилась.
- Не бойся, мы не разбойники, мы его тоже освободили! – торопливо зачастил Силантий. – И Вырвиглота раздавили, правда-правда, не сомневайся! Ты теперь свободна, Олюшка…
Енот украдкой покосился на брата, удивлённый его неожиданной горячностью. Кузькина мать тихонько фыркнула и закивала, подтверждая.
- Ты действительно свободна, лети, куда хочешь, хоть сейчас.
Бывшая пленница так и подскочила на месте. И тут же со вздохом опустилась обратно на одеяла.
- Спасибо вам. Я вижу, что вы меня не обманываете. Видит небо, как я хочу снова оказаться в родной стихии… Да вот только нескоро это будет, если вообще возможно. Крылья ослабли, я их почти не чувствую… Чему ты радуешься?! – возмущённо накинулась она на Силантия. – Ты же лучше них знаешь, что птице нельзя не летать! А ты…
- Я не сомневаюсь, что ты поправишься, - твёрдо ответил он. – И обязательно будешь снова летать. А для этого тебе нужно набраться сил. Вот я и радуюсь, потому что знаю, где можно это сделать. Ёжкин Кот будет счастлив тебе помочь. И мы все тоже…
Олюшка смерила его задумчивым взглядом, словно сканируя на предмет скрытых мыслей, и вдруг ни с того ни с сего заметно покраснела. Силантий резко отвернулся и, пробормотав что-то о пригляде за козлами, ломанулся в кусты. У Енота медленно отвисла челюсть.
- Он чего, в неё влюбился? – громко поинтересовался Кузя.
- А что, незаметно? – ехидно улыбнулась его маман. – Видишь, сынок, как иной раз жизнь поворачивается! Не думаешь - не гадаешь, и вдруг своё счастье встретишь. Только что с ним делать – вот в чём вопрос…
- А чего делать? Жениться! – не увидел проблемы Кузька.
- Разве можно?! Она ведь…
- Что?? Раз я птица счастья, что же, сама никакого счастья не достойна?! – неожиданно всхлипнула Олюшка. – Я что, не женщина?! Все вокруг только и думают, как бы с моей помощью обогатиться да обудачиться, а сама по себе я и не нужна никому! А я тоже, может, хочу и замуж по любви, и гнездо свить, и птенцов высидеть… Ой!
Последнее слово прозвучало одновременно с негромким «шлёп!» – это вернувшийся Силантий уронил мешок с припасами. Воцарилось минутное молчание, а потом Баба-Яга решительно встала и поманила мужиков за собой.
- Пусть покормит. А вы помогите ступу сдвинуть. Поставим заместо клетки на колёса, запряжём козлов – доставят Федоту гостью в лучшем виде.
Матвею идея очень понравилась, и он при активном участии новоявленного Билайна взялся её осуществить. Силантий же был для общества безнадёжно потерян.
«Эк припечатало парня! – поглядывая на него, качал головой Мотя. – Из всех самый адекватный был, а теперь стоит – дурак дураком… Блин, тогда почему я ему сейчас так завидую?! Сам дурак, что ли??»
Другого ответа на этот вопрос у него не было…
Командовал сборами всё ж таки Силантий. Озабоченный состоянием бывшей пленницы («и просто озабоченный» – хихикнул про себя Мотя), он заметно спешил и потому немилосердно гонял козлиное стадо и в хвост, и в гриву. Под его удавьим взглядом самые дюжие рогачи послушно впряглись в поставленную на колёса ступу; на её дно братья постелили хомяковские одеяла и в получившемся гнёздышке удобно устроили Олюшку.
- А вы верхом поедете? – подошёл Матвей к Кузьке и его матери. – Давайте подсажу тогда.
- Чего, и не поцелуешь на прощанье? – с явной иронией осведомилась женщина. И невольно отпрянула, когда Быков решительно шагнул в её сторону. – Ты что, пошутила я, пошутила, не надо!
